Когда враг предложил отдать сильмарили в обмен на сына

— Ты не понимаешь, — пожаловался он атто. — Враг чем-то отравил меня. Но Келегорм не дождался снисхождения от Феанаро. — Сдается мне, ты просто напал на его винную кладовую и полностью опустошил её за рекордные несколько месяцев. — Вовсе нет! Напротив, вала Мэлько запер её от меня, — и Келегорм, не сдерживаясь, пожаловался на зачарованную лестницу, что в глазах его атто стало лишним подтверждением его собственной вины. — Вот видишь! Стал бы он так делать, если б ты не угрожал его коллекционным винам уничтожением, а? — усмехнулся Пламенный. Келегорм сидел рядом, бледный, со страдальческим выражением на лице. Впрочем, к вечеру тошнота отступила и он смог поужинать в кругу семьи, наслаждаясь забытым весельем. Возвращаться к Морготу совсем не хотелось, так что он провел в Тирионе с огромным удовольствием месяца два, в течение которых неприятные приступы вовсе сошли на нет, и оставался бы под крылом семьи ещё и дольше, если бы не дракон. Зловредная тварь ничуть не смущалась тем, что создана Мелькоровым искажением, и под конец норовила ухватить его за край одежд и утащить с собой. как неразумного дракончика, выпавшего из гнезда. — Ай! — Келегорм напрасно пытался отбиться от умного змея, невзирая на все призывы лететь обратно. — Вот я упаду, расшибусь и вала Мэлько накажет тебя за столь непочтительное обращение. — Вот вала Мэлько вспомнит, что тебя нет подле него уже несколько недель, скажет "за что я отдавал кристаллы" и пойдет за тобой самолично. Или ты забыл о данной тобою клятве и об обязательствах? Нет, Келегорм не забыл. В Эндорэ в сравнении с благословенным краем стояли мрак и холод: в суровый край успела прийти зима и покрыла все земли белым покрывалом. Голые остовы деревьев на его фоне казались особенно черными и цеплялись за небо своими ветками. Зато зимой особенно хороша была в этих краях охота — Келегорм особенно любил выследить зверя по следам на снегу, и если бы не мороз, пропал бы снова. Впрочем, крепость в Ангамандо отапливалась хорошо. Вала Мэлько приветствовал его благосклонно и, казалось, ничуть не злился за долгое отсутствие. — Вот лишнее доказательство того, что здесь я был отравлен: в Амане я исцелился, и последнюю неделю тошнота меня почти не беспокоила. Так что если она возвратится снова, придётся уехать назад! Моргот снисходительно кивал и не возражал. Он обнял своевольного нолдо и острым крючковатым носом уткнулся в светлые пряди его волос. — Как ты хорош собой, сын Феанаро, как светло твоё лицо, как блестят на зимнем солнце холодным сиянием твои волосы. Прошу об одном: не отлучайся на охоту подолгу, ночами в здешних лесах властвуют волколаки... Пришлось согласиться. Но сидеть безвылазно на одном месте, не отлучаясь далеко, Келегорму уже через неделю стало скучно, а потому он довольно скоро пожелал участвовать хотя бы в смотре войск, чтобы подать пример местным оркам о том, как должно держать себя в строю, несмотря на все заверения Моргота и Гортхаура о том, что это ненужно и будет совершенно лишним, а орки, в силу низости происхождения, и вовсе не будут способны постичь его наставления. Он отправился в их с Морготом общие покои, чтобы облачиться в выкованный перед исходом доспех и отыскать свой меч. Тут его ждал очередной удар, поскольку в серебряные латы он попросту не втиснулся. Нет, наручи и оплечья сходились как надо, а вот цельнокованая кираса... И почему он не предусмотрел на ней шнуровки или ремня, как советовал Атаринкэ? Вместо них сбоку была металлическая защелка, которую он, надо признать, никак не мог привести в закрытое положение. Холодный ужас охватил эльфа при одной мысли о том, что он потерял форму и чересчур расслабился. Пожалуй, не напрасно ругал его атто за неумеренность в еде. Но раньше ведь такого никогда не бывало! Сын Феанаро решил поступить радикально и отказаться от еды вовсе, что довольно скоро (то есть, уже за обедом) не укрылось от пристального взора темного майа. А хуже всего было то, что он, ощущая приятные ароматы, и сам едва сдерживал желание наконец поесть. — Прелесть моя, так нельзя, — зловредный майа Гортхаур был, как назло, сама любезность. — Есть надо, хотя бы понемногу. — Я толстый, — простонал Келегорм. — Меня никто не любит! — Вала Мэлько выбрал тебя одного из аж целых семерых остолопов, — утешал его майа Гортхаур как мог. — Что-то же он нашёл особенного? — Никогда такого не бывало, я всегда был... — конец речи потонул во всхлипываниях. Здесь Майа Гортхаур догадался приглядеться к эльфу на ином, нематериальном уровне, и обнаружил затеплившийся огонек ещё одной фэар, что тот носил в себе. — Тем более, что в твоём случае это естественный, как я понимаю, процесс. Потом всё придет в норму, — продолжил утешать Келегорма он. — Может быть... Надеюсь. А то терпеть твои стоны день за днём будет невыносимо, знаешь ли. — Естественный процесс? — удивленно приподнял одно остренькое ушко Келегорм. — То есть, ты так ничего и не понял? И тут темный майа открыл эльфу всё то, что не удосужился объяснить его собственный повелитель. Надо сказать, сделал он это на свою же голову, поскольку эльф немедля вновь упал в обморок, его пришлось отнести в покои, уложить на постель, и как минимум несколько последующих часов ему пришлось успокаивать в эльфе сперва отрицание, потом гнев, потом торг и депрессию. — Но почему именно я? Я же не приспособлен, — восклицал нолдо. — Это же отвратительно! Как на меня посмотрит атто и братья? — Ну, насколько мне известно, он и до этого был о тебе не слишком высокого мнения, — холодно ответил Гортхаур, порядком уставший. — Эльф, наделенный чертами нис — что может быть отвратительнее и противнее природе? — "Эльф, наделенный чертами нис — что может быть отвратительнее и противнее природе?" — передразнил его Гортхаур. — Кажется, я догадываюсь, почему ты так и не женился. Сообразив, насколько женитьба могла бы его спасти от вынужденного союза с Морготом, эльф как раз и погрузился в мрачное самобичевание. К счастью вспыльчивого майа, настроение его быстро перешло к стадии смирения, и от усталости и перенесенных тревог он бы вновь уснул, но тут на ум ему пришло ещё нечто, явно его испугавшее. Он снова в страхе распахнул глаза и схватился за руку Гортхаура. "Ну чего тебе ещё, надоедливое создание?" — как бы говорил оранжевый кошачий взгляд. Нолдо поверил ему свои страхи — заключались они в том, что состояние его, как он верно догадывался, не будет вечным и рано или поздно ему придется разрешиться от бремени, что решительно невозможно и окончится не иначе как самой мучительной смертью и для него, и для ребёнка. Майа кое-как убедил его в том, что темный вала искусен в преобразовании природы эльдар и что-нибудь придумает. — Могу себе представить, — тоскливо проронил Келегорм, — особенно вспоминая облик орков... Но Гортхаур уже его покинул, а эльф, все ещё отходя от пережитого потрясения и всхлипывая в подушку, понемногу утих, а потом уснул. Осознание вновь зарождающейся в нем жизни постепенно наполнило его умиротворением, и он, как всякий эльф, понемногу начал проникаться всяческой нежностью к будущему дитя. Проснувшись ближе к вечеру, он обнаружил подле себя поднос с ужином, что, естественно, тут же заставило его вскочить и отправиться на поиски своего супруга. К счастью, ему не пришлось слишком долго плутать по коридорам цитадели в Ангамандо, поскольку Мелькор сам шел ему навстречу. — Ты, ты... Сильнее всего Келегорму хотелось стереть довольную улыбку с обычно хмурого лица темного вала. Впрочем, удары его кулаков не причинили тому ни малейшего урона, и неудивительно: Мелькор был облачён в кольчугу и доспех, и это в очередной раз напомнило Келегорму, что сам-то он отныне лишён подобной возможности. — Обещай мне, что потом все станет как было, и я вернусь к прежнему облику! — непримиримо потребовал он у Моргота. — Если ты сам того захочешь, — примирительно отвечал темный вала, уворачиваясь от очередного удара: забрало шлема было открыто, а до лица его Келегорм вполне дотягивался. — Быть может, тебе самому понравится. — Что? Ты в своем уме? Как может понравиться такое? Мне целыми днями хочется только спать и иногда есть. — Ни в чем себе не отказывай, — щедро ответил Мелькор. — Обещай, что когда все кончится, то мой собственный доспех вновь подойдёт мне! — Нет, ну уж это решительно зависит лишь от самого тебя, — отвечал темный вала — словом, он позволял себе говорить самые возмутительные вещи, но зато под конец довольно нежно утешил эльфа, сообщив, что сделает сами роды по возможности безболезненными. Они вернулись в его покои, и Мелькор ненадолго заключил нолдо в объятия, наслаждаясь его теплом, пока тот пробовал по паре кусочков от каждого принесенного блюда, — ровно пока он не позволил себе лишнего и не позволил залезть ладонью слишком далеко, и эльф сперва отодвинулся, а потом и вовсе выказал явное намерение вскочить и отправиться куда-то. — Для охоты слишком поздно! — Мелькору волей-неволей пришлось подняться и последовать за ним. — Я выйду на галереи. Душно. — Ты же только что говорил, что хочешь только есть и спать! — возмутился Мелькор. — Ну, относительно моего обычного состояния я хочу этого чересчур часто! — возразил эльф, и темный вала, подхватив его на руки, вынес на балкон, немного покружив. Над ними синел небосвод, и на фоне его глубокой синевы ярко сверкали звёзды.