Души народов(Одинокие уперты)

Кантриболс (Страны-шарики) Персонификация (Антропоморфики) Hetalia: Axis Powers
Джен
Завершён
NC-17
Души народов(Одинокие уперты)
Karakosh666
автор
Описание
Всю свою жизнь он провел в боях, на лошади, с тяжелым колчаном за спиной, натягивая лук в сторону очередного противника.Часть его жизни была опасная близость лезвия у горла, стремительное копье, пытающее пробить кольчугу. Сколько ран легло на его спину, сколько раз пришлось лежать в душных юртах, пахнущих пряной травой и лекарствами, умоляя Всевышнего не забирать его так рано. Рано ли?
Примечания
Скоро перепишу фанфик. Под нынешний сюжет, эти персонажи теперь не действительны. Но фанфик пущу в отдельный фанфик, мне дорога эта работа
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 6 "Ночные размышления'

Однажды ранним утром неизвестный всадник нарушил покой кипчакского кочевья. На возгласы и ругань с главной юрты выскочила женщина и ахнула. Не обращая внимания на натянутые в его сторону стрелы и направленные копьями центре кочевья на вороном коне гордо восседал воин с пушистой шапке и в синим халате. Его пронзительный взгляд ярко зеленых глаз словно гипнотизировал. - Чего тебе нужно, Батырхан- прошипела Тансылу, не зная, чего ожидать от бывшего возлюбленного. Батырхан слегка улыбнулся, сверкнув изумрудом глаз, и тронул поводья. Кочевники закричали, бросали угрозы, но лошадь медленно двинулась вперед. Не отвечать на вопросы было обычной манерой олицетворения народа башкурд. Тансылу это знала, ведь именно она столько сладких ночей провела с доблестным воином. А ведь они практически поженились, но сейчас отдаваться этому высокомерному кочевнику, называвшим себя Баш Корт(Предводитель Волков) не собиралась. Олицетворение племени кипчак обнажила саблю, однако, не к ней пришел воинственный тархан. Малыш, выскочивший из главной юрты узнать, что таково интересного творилось на улице и почему кричат взрослые. Его мать не заметила, что сын сбежал с юрты и спрятался за пустой телегой, предвкушая момент, когда сможет вмешаться в битву. А вот Батырхан заметил, что за спиной Тансылу колыхнуло полотно юрты и мальчишка, топая не твердыми ногами, забрался под телегу. Он сразу понял, кто это малыш. - Мне нужен мой наследник- хищно улыбнулся Батырхан. - Ты о себе не можешь позаботиться! А еще и о ребенке заикаешься- вспыхнула кочевница. - Я заберу его, хочешь ты этого или нет. - Не посмеешь ты...-начал было Тансылу, но внезапно Батырхан встрепенулся и хлестнул своего коня кнутом. Тот встал на дыбы, в него полетело несколько стрел и копье. Воину стрелы не доставили вреда, а копье он перехватил и метнул на Тансылу. Та закричала и отпрыгнула. С широко распахнутыми глазами повертела головой и поняла, что копье не повредило юрту, а значит и его сына. Но... В это время Батырхан взметнулся в бок, свесился с лошади и вытянул за шкирку из-под телеги ребенка и был таков. За ними сразу же ушла погоня. А Тансылу, осознав, кого так ловко похитил Батырхан, без сил опустилась на землю, не отрывая глаз с уменьшающегося силуэта всадника, с ее горла вырвался крик и несчастная мать вжалась в землю, пытаясь справиться с горем. " Юлай, прижимаясь к плечу похитителя, просто наблюдал, как уменьшались силуэты родных людей, утихают голоса всадников, не понимая, что происходит. Он еще не догадывался, как поменяется его жизнь. И не думал о том, что его отлучили от матери, но когда до его ушей дошел крик, он вздрогнул и зарыдал. - Тихо сиди! Не до тебя сейчас - рявкнул незнакомец. Юлай пытался было вырваться, но был прижат сильной рукой к пахнувшим степной травой и лошадью мокрой рубашке и морщил носик. Ему было неприятно и страшно, он все надеялся, что его мать, грозная своенравная кочевница догонит их и отберёт его. Спасет и унесет обратно с тихую и теплую юрту с меховыми одеялами… Юлай мотнул головой и протер усталые глаза. Давно его не посещали детские воспоминания. Настолько детские. Уже стерлись с памяти лица родителей кочевников. Юлай помнил лишь ярко зеленые глаза и теплые, но шершавые руки отца. И его халат, когда он спал за пазухой у отца во время дальних дорог. А маму не помнил почти, только голос, тот самый крик и чувство чего-то родного. Батырхан забрал его у матери,когда тот был совсем маленьким, чтоб воспитать из него настоящего воина. Но судьба сложилась по-другому: он не смог вырастить сына. Славный воин Батырхан пал в бою еще до расспада Золотой Орды. Мать сбежала в Волжскую Булгарию, к сестре, которая была женой хана. Она и была, кстати, матерью его «любимого» братца Камиля и исчезла еще в доордынское время, как и все булгары. И оставшегося одного Юлая передавали из рук в руки родственники. Опекали мягкая задумчивая киргизка, мудрый Казахское ханство, Сибирское Ханство, Ногайская Орда. После распада он остался у последнего. Где надолго застрял в детстве. Свое совершеннолетие он отпраздновал уже в России, но, конечно, не сказал об этом. Лучше, если окружающие считают тебя старше, чем являешься. Вместе с этим склеил осколки распавшегося народа, собрал под одно начало и остановил свою гибель. Михаил был хорош, после того как уничтожил Камиля, он предложил Юлаю присоединение. А Башкир только избавился от влияния Исмаила, Ногайской Орды, но был еще слаб, чтобы не допустить очередную дележку его территорий. Нурали он был нужен подчиненным, Исмаилу верным солдатом, а Калмыкии нужен был раб. Что же было лучшим? Точно не последнее. Так что предложение дружбы от Михаила было как раз кстати. Он действительно был хорош. Обещанное выполнял, был добр, шел на уступки. А вот Петр, подлый и жестокий. Это он хочет стереть Юлая с лица земли, это он отправил этих шакалов на его землю. - В тяжелое время я родился! Всевышний неблагосклонен ко мне.- прошептал Юлай и прикрыл глаза. Сколько себя он помнил, ему приходилось выживать, отстаивать права и земли и барахтаться, чтобы жить. Его отец был беззаботен, рядом не было врагов, и он без опаски оставлял сына в городище окруженным частоколом и уходил в походы, кочевал, занимался ремеслом и совсем не заботился о том, что происходило вокруг. А зря… Сзади на койке беспокойно заворочался мищар, отдыхавший после приезда из Казани. Юлай медленно оглянулся, надеясь, что не разбудил братишку своими причитаниями. Ночевали восстаники в деревне, добротной избе, в котором, обычно Юлай останавливался по пути к братьям в Среднюю Азию. Сейчас эта милая деревенька-военный лагерь. "Единоличник и одиночка, весь в отца."- вспомнились слова Казахского Ханства, ненароком брошенный в сторону сидящего в сторонке под юртой маленького башкира, когда казахско-ногайская малышня резвилась на солнышке с радостными криками и возгласами. Юлай это тронуло: с одной стороны ему нравилось быть похожим на отца, с другой... он будет одинок? Детскую душу сковала тоска, он и так чувствовал себя чужим, совсем другим. И привык наблюдать за жизнью только со стороны. Роственники хорошо заботились о нем, даже не скупились на ласку. Но Юлай твердо знал, что не может назвать папой этого мудрого Больших Ногаев и мамой тетю Ассель, половецкую красавицу и мать будущих Жузов. Ведь иначе он предаст память своих родителей: Тансылу- кипчакскую кочевницу и Батырхана- сына Тюркского Каганата, своевольного и упрямого воина. Хотя оба были не самыми лучшими родителями. "Замкнутый и свободолюбивый, благородный и честный. Сильным очень был. Вот только с нами не общался особо, сам по себе жил и пропадал частенько на месяцы, с нами почти не разговаривал"- описывали дяди и тети маленькому олицетворению Батырхана. "Ты характером в него пошел, не мудрено, ведь ты его продолжение, храни память о нем. Батырхан был достоиным войном, не хорошо будет, если его память канет в лету." Прижимаясь к ногайцам и чувствуя, как большие теплые ладони гладят того по спине, он осознавал, что его могли так любить его родители и едва сдерживал слезы. То есть ему от их ласки становилось только хуже на душе, больно. А, повзрослев, он понял, что еще и вызывает чувство жалости. Это мелькало в выражении лица, во взгляде и в шепоте за спиной. Его просто жалели! Задетый за гордость Юлай стал колючим и увиливал, когда к нему тянули руки, чтоб погладить по голове. Но родню свою он любил, просто не мог это показать и был привязан к Жузам, с которыми он еще больше сблизился, когда ногайцы ушли на запад. Хотя и чувствовал себя чужим среди двоюрдных братьев, но при этом так сильно желал войти в их семью, обсуждать дела, делиться с секретами, говорить о наболевшем. Но не мог перебороть себя. Стеснялся и сидел с тихой улыбкой. Поэтому обсуждали только общее, не затрагивая личное. Нет, Жузы, конечно, не отвергали его, даже наоборот, всегда тянули его к себе, неприступного и холодного и всегда были готовы прийти на помощь. Юлай был благодарен им за это. Казахи принимали его таким, какой он есть на самом деле. Замкнутого, неприветливого, гордого и обидчивого. Благодарен за заботу. Ведь именно они по очереди дежурили у его кровати, когда его смертельно ранили. Даже там он сдерживал себя и делал вид, что ему относительно неплохо. Но в тело словно впивались тысячи осколков, рвали на части, жгли в огне. А душа сжималась от горечи поражения. "Ох, как бы я выжил, если бы меня не вынесли в казахские степи. Если бы не было рядом Нурали и Аблая?"- Юлай улыбнулся в умилении, вспоминая заботу своих братьев. И снова взглянул на мищара, умудрившегося скинуть одеяло и сжавшегося от холода в подушку. Осторожно встал со стула и, незаметно приблизившись, накрыл спящего, подобранным с пола, одеялом Айтугана. Умаялся бедолага."- вздохнул Юлай, вспоминая дрожащий голос и потухшие глаза мищара, когда тот пересказывал их диалог. Айтуган был подавлен словами Камиля. А Юлай на другое и не надеялся. Татарина он хорошо знал. И почему его так все любят? Он ведь только на речи и способен, а о его настоящем говорят поступки. Как я должен называть его братом, если он только и делает, что вредит. Пусть мы одни в Империи и приходится все же иметь с ним дело, пусть он живет очень близко, пусть в нас течет одна кыпчакская кровь, пусть мы похожи, но как же он меня раздражает. Юлай вышел во двор, сполоснул сонное лицо холодной водой, осмотрелся и зашел обратно в теплую избу. Бесшумно приготовил себе постель на нарах и задул свечу. …Избу освещала только луна, заглядывающий в окно, освещал он две темные головушки, выглядывающие из под одеяла, уставших от тяжелого дня. Завтра ждет снова непростой денек, завтра снова в бой.
Вперед