Души народов(Одинокие уперты)

* «Бурзянский бунт» был самым ничтожным из всех башкирских восстаний, однако его историческое значение трудно переоценить. Призрак общемусульманского восстания настолько напугал власти, что они решили изменить свою религиозную политику. Как пишет американский исследователь Аллен Франк, «восстание Батырши 1755 года было самым важным событием, которое привело к переоценке отношений между российскими властями и улемами…». Сенатским указом от 23 августа 1756 года вновь было разрешено строительство мечетей в Казанской, Нижегородской и Сибирской губерниях. Ислам перешел из разряда гонимых конфессий в «терпимые» именно в правление Елизаветы Петровны. Екатерина II лишь закрепила его новый статус учреждением в 1788 году Оренбургского (первоначально Уфимского) магометанского духовного собрания в историческом центре Башкирии городе Уфе. За равноправие исламской религии в Российской империи башкиры заплатили десятками тысяч своих жизней.- https://realnoevremya.ru/articles/127839-bashkiry-roda-burzyan-kolonka-salavata-hamidullina-ch2 С гор веяло холодом. Здесь уже сухо. Но в лес и горы еще не пройдешь. Закрытые от весеннего солнца деревьями, мрачные леса, да горы все еще покрыты снегом, вперемешку с грязью и прошлогодней гнилой листвой. Пойдешь туда, обязательно провалишься в густую грязную лужу, земля прилипнет к кожаным сапогам, от которого они тяжелеют. Это в лучшем случае. Можно ведь совсем не достать сапоги из земляной смесивы. А халат, весь промокнет, отяжелеет и легче купить новый, нежели вычистить ее. Да еще и звери. Начинается гон. Весна все-таки. Звери становятся агрессивными и могут напасть на неудачного путника, какими-то судьбами занесенного в лес. Вообщем , Айтуган, душа мищарского народа, увы безземельного, лес не любил. И считал, что ходить туда без лишней нужды не надо. Он как типичный житель степей, привыкший в просторам с немилосердному ветру и солнцу,в лесах и горах чувствовал себя не уютно. Тесно, что ли. А душа этих земель, так не думал. Месяц назад он ушел в лес, чтобы позаботиться о своих пчелках. Так он сказал, а чем он там занимается на самом деле, Айтуган не знал. И где он тоже. Но его не покидало ощущение, что сам Юлай таки знает, чем занят Айтуган. Мищару все время казалось, что он чувствует тяжелый взгляд каре зелёных глаз за спиной или даже ощущает его присутствие, хотя тот уходил куда-то далеко, а может и не уходил. Юлай не доверял Айтугану. Мищар это знал и побаивался его. После того, что произошло в 1735-1740 годы их общение практически сошло на нет, то есть он вообще пропал. Появился Юлай некоторое время спустя после восстания на вид здоровый, правда, изрядно похудевший, побледневший, обросший, кутающийся в теплый широкий казахский халат. Но ненадолго, покопался с документацией и снова ушел на юг. Недавно так же: пришел, поздоровался, сказал, что все нормально, забрал свои приспособления для бортничества и ушел. А мищар сидел в Уфе, много читал, познавал религию. Юлай в своем городе бывал редко, предпочитая больше сельскую жизнь или теплые юрты в компании кочевых воинов. А Айтуган просиживал в особняке башкира за письменным столом и ждал новостей от Камиля(Татарстан). Последнее время ему было не спокойно. Были крещены чуваши, марийцы, татары массово переходили в христианство. Камиль не сопротивлялся, а более религиозному Айтугану это не нравиться. Его шокировало то, что крестились его племяшки, двое сыновей казанца. Скоро эти православные доберутся до Башкирии, до зализывающего раны после последнего восстания Юлая. И оставаться один в городе не хотел. Мищар уже отправлял своих людей с письмом вслед за башкиром. Но все вернулись с этим же письмом в руках. Его нигде не было. А старшины не желали делиться с местоположением олицетворения их народа. Айтуган тяжело вздохнул. Скоро то, что происходит в соседних губерниях, доберется до них. А Юлай, еще не оправившийся от шока, бездействовал, этого и добивались казаки, а религиозные фанатики уже приближались к границам. В один прекрасный день Айтуган увидел через окно, что к дому разбрызгивая весеннюю грязь, приближался всадник. Сторож худощавый, но шустрый старичок, заранее открыл ему ворота. И во двор ворвался Юлай на вороном коне, одетый в теплый бесформенный елян синего цвета и красном колпаке. Только оружие, висящее на шикарно выделанном ремне и вместе с ним стоящий целое состояние, указывало на то, что перед нами не отнюдь простой кочевник. Грациозно вскочив с лошади, он бросил узды к конюху и направился в сторону крыльца, исчезнув с поля зрения мищара. Хлопнула дверь, Айтуган спустился встретить пчеловода. - Добрый вечер- растянул губы в улыбке Юлай, снимая елян. Оставшись в черном вышитом золотыми нитями камзоле и в зеленой шелковой рубашке с красными кисточками. "Дорого-богато"- промелькнуло в голове у Айтугана- "А сейчас еще скажет, что в шелках и золоте по деревьям за медом лез" - Здравствуй, тебя долго не было. - Дела затянулись - Я не верю, что ты месяц в лесу жил. - Слушай, вместо того, чтоб докапываться до меня, лучше бы приготовил чай, баню и позволил бы отдохнуть. "Не выглядит он уставшим'- мысленно вздыхал мищар, наблюдая, как Юлай уплетает казылык вместе с бишбармаком сдобренный курутом. Айтугану не терпелось начать разговор. Но этикет требовал к важным разговорам переходить после трапезы. Когда был выпит чай и съеден сладкий баурсак, олицетровения переместились в гостинную. - Ну? Ты хочешь, что-то со мной обсудить? Айтуган тяжело вздохнул, готовый начать тяжелый разговор. - Народы чувашия и племя черемисов приняли христианство, а еще сыновья Камиля - Ты про касимовского? Так он давно уже. - Не Касим, а Хасан и Ильяс. (кряшены, нагайбаки) Айтуган ожидал увидеть удивление на лице Юлая, но он даже бровью не повел. - Это их выбор. - Нет! Ты не понимаешь их заставили! Чувашку и черемиску заставили отказаться от язычества, они не хотели этого, а Хасан и Илья они же мусульмане! - Были мусульманами. - А после того, как разберутся с Камилем, они доберутся до нас. - Думаешь Камиль примет христианство? - Он не сможет сопротивляться, мы должны что-то сделать. - Айтуган, не переживай, Камиль не зря так старательно шаркается перед Михаилом. Уж он точно сможет увильнуть от церкви и креста. - А если не сможет? - Что ты предлагаешь? - Юлай надо забыть разногласия, ради нашего будущего. Это ведь и тебя касается тоже. Мы не справимся в одиночку. - Забыть то, что он сделал тот раз? Он сжег меня! Айтуган опустил глаза, чувствуя, как вскипает Юлай. Вот этого он боялся: что поднимется вопрос о том, что произошло в 1740 годы. "Слава Всевышнему, он не знает, что я тоже причастен" - Мне жаль, Юлай, это все было ужасно. Я рад, что ты быстро оправился от ран. Ты ведь оправился? - Ты что? Я потерял больше 20 тысяч воинов, около 40 тысяч людей угнаны в ссылку за какие-то 4 года. Я потерял сильнейшего хана, моего Карасакала. И ты предлагаешь мне снова идти в бой? Так еще ради чего? Видите ли, бедняжку Камиля там ущемляют. "А я сам мог подумать. Мало времени прошло после последнего восстания и Юлай много потерял больше трети населения. Помниться Самара говорила, что Юлай уже повержен окончательно и больше не сможет поднять ни одного восстания. " Его тяжело раненого спрятали в своих степях казахи. Мишар с Камилем искали его, но Нурали, Младший Жуз, довольно нецензурно посоветовал им уйти к себе домой. А потом он сам вернулся и вроде не калекой. «Хотя в головой у Юлая явно не порядок» - Юлай, я понимаю, ты еще не набрался сил для боев. Но если мы повременим, то будет хуже. Я свяжусь со всеми братьями в округе, мы будем не одни. Я позабочусь о том, чтобы тебя не сильно трепало. Нам важно, чтобы ты поддержал восстание. Ты воин, хороший стратег. Мы начнем Священную Войну во имя защиты нашей религии. Юлай расхохотался: - Ты серьезно? Восстание? С тобой!? Священная война, ты где таких слов набрался? - Юлай! Ты тоже мусульманин, разве мы не должны защищать то, во что мы верим. Разве не этому нас учит Коран - Ты это племяшкам скажи. - Юлай! Разве ты будешь гордо называть себя башкиром, если позволишь крестить себя. Ты начнешь ходить в церковь? И восхвалять чужую религию…- Айтуган не щадил слов, чтобы уговорить башкира, красочно расписывал альтернативный мир, где Юлай бы сносил мечети, отверг священный коран и тд. А Юлай сидел, задумчиво прикрыв глаза. Довольно поздно Камиль понял, что, вероятно, башкир уже давно не вникает в его слова, а думает о своем. Это его разозлило - Ты меня слушаешь! - Знаешь, ты тут так расписываешь, в принципе, не вижу в православии ничего плохого. - Что? Так ты как нация погибнешь! - А сейчас я не погибаю? - Ты так просто сдашься? - Айтуган, если тебе так неймется, пиши родственникам письма. Только меня не упоминай. Не хочу, чтоб и в меня пальцем тыкали как на умалишенного. Если откликнуться, то я поддержу насколько смогу. Юлай вскочил на ноги и резво поскакал по лестнице на второй этаж, словно это не он только, что говорил, что все еще ранен и болен. - Я спать!