Маска: Кузница (книга вторая)

Леру Гастон «Призрак Оперы»
Гет
Перевод
Заморожен
NC-17
Маска: Кузница (книга вторая)
PriGvozdika
переводчик
Кольский Аметист
бета
Автор оригинала
Оригинал
Описание
Смерть шествует по Парижу. Тела найдены по всему городу. Полиция прозвала убийцу Парижская Плеть. Перс знает, что единственный путь остановить эту кровавую бойню есть у Кристины Даае. Сможет ли он продолжать жить в мире с собой, если он передаст ingénue сумасшедшему, дабы спасти Париж?
Примечания
Мне стало интересно, что дальше. Не зря же прочитала на сайте перевод первой части https://ficbook.net/readfic/8218731 1) В описании на амазоне пользователи жалуются на логику произведения. Что ж. Потерпим. Язык написания довольно деревянный (и были замечены опечатки даже на английском), поэтому буду чуть отступать от текста в "более художественную" сторону. 2) Рауль здесь отморозок, Эрик весь чокнутый, но на белом коне (это ясно из первой части, но всё же). Я уважаю ваше мнение, но мне интересно сделать продолжение-перевод. Сквикает сильно – читайте что-нибудь другое (не факт, что не сквикнет меня при переводе). 3) Пожалуйста, если видите ошибки – есть публичная бета. Не стесняйтесь :) 4) Если вы хотите как-либо отредактировать язык повествования\ускорить перевод (посредством перевода текста) – стучите в личку
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 9.

Взгляни в лицо       Ну почему это всегда связано с его лицом? Он понял по тому, как она боролась с естественным желанием отпрянуть: напряглась спиной, нацепила на лицо выражение спокойствия, пока он расстёгивал ремень за головой. Затем задержала дыхание, подтянула живот и сумела изобразить на губах крошечную улыбку, так и не достигшую её отведённого взгляда.       Она испытывает отвращение, и у неё есть на это право.       Это неестественное лицо, а теперь ещё и с этой гнилью, разрастающейся на нём… Он вполне мог позаботиться о своём лице. Это был не первый раз, когда появлялись язвы. В прошлом так случалось регулярно, когда он был вынужден слишком долго находиться в фарфоровой маске под жарким солнцем Персии. Однако она настаивала, чтобы именно она мыла ему лицо и наносила мазь. Он терпел это унижение дважды в день.       Она должно быть любит меня, если готова делать это.       Даже мягкая кожаная маска, носимая теперь, причиняла ему боль, прижимаясь к коже, но он отказывался снимать и эту в её присутствии, если только это не происходило во время процедуры, что Кристина заставляла проходить каждую ночь.       Я не хочу, чтобы она лишалась еды из-за моего внешнего вида. Нет, нет, так не пойдёт. Ей нужна пища, и она не сможет ни есть, ни оставаться тут, внизу, если только взглянет на это. Процедура всегда происходила после того, как, по его расчётам, переваривание пищи заканчивалось.       Оставлять маску днём было мучением, потому как через несколько минут лицо начинало отчётливо болеть. И занимало всего пару часов, прежде чем он пульсирующая боль бралась за дело всерьёз. Когда Эрик больше не мог терпеть, он уходил прочь и запирался в комнате для музицирования, освобождая себя. Он сидел за пианино с открытым лицом и расслаблялся, сочиняя музыку для ангела, любящего его в заботах о его чудовищной голове.       Перед сном, после своих приготовлений, Кристина клала его маску на маленький столик, отвернувшись обнимала его за плечи. Эта доброта с её стороны утешала и радовала его сердце. Никто другой не смог бы так приблизиться. И, хотя она никогда не просила его не делать этого, он старался никогда не прикасаться лицом к какой-либо части её тела. Он не засыпал, пока её дыхание не выравнивалось, а затем отодвигался спать на свою сторону кровати.       Одним вечером она, по обыкновению, сняла с него маску для вечерней процедуры. Когда маска сошла, он почувствовал, как её руки дёрнулись. После небольшой паузы маска выпала из женских пальцев на пол. Кристина бросилась в ванную. И он услышал, как она опорожняет желудок. Эрик вновь надел маску, приблизился и придержал её волосы.       — Мне жаль, — проговорила она. — О, мне так… жаль. — она подавилась и выплюнула желчь.       — Тише. — Эрик помог ей сделать несколько глотков воды и прополоскать рот. Кристина снова поперхнулась, но сдержалась. Он отнес её в кровать и пошёл заваривать для неё чай. Вернувшись, он обнаружил, что она плачет. Из зажмуренных женских глаз текли слёзы. Она наощупь нашла его руки и уткнулась в них. Когда он спросил, что случилось,Кристина заплакала громче и в конце концов прошептала.       — Волдырь вскрылся… и… засочилось. Я люблю тебя. Я так слаба! Я пыталась… прости меня.       — Не позволяй своей реакции расстраивать себя. Никто и никогда не мог быть со мной лицом к лицу надолго. И тем более с недугом сейчас. Уродство моё безгранично. — Он грустно покачал головой. — Ты была ангелом, сделав это для меня. Хоть ты и знаешь, как выгляжу, ты позволяешь мне спать с тобой без маски! Я никогда и не мечтал, что кто-то способен на это. Я не смею просить даже об этом.       Она пила чай, а Эрик держал Кристину на руках. И с тех пор, как бы ему ни претило смотреться в зеркало, он сам заботился о своём лице, как делал раньше. Он был благодарен, что она не попыталась снова взять это на себя.

~

      Перед сном голос Эрика прорезал темноту спальни.       — Как смотришь на то, чтоб завтра совершить дальний выезд?       Небольшое оживление прокралось в её голос.       — Я хотела бы. Но куда? В парк?       — Бретань. Мы могли бы навестить… твою матушку Валериус. Тебе хотелось бы?             Она села в кровати.       — Действительно? Ты бы сделал это для меня?       — Конечно, любовь моя. Я сделаю всё возможное, чтобы ты развеялась.       — О, Эрик, спасибо! — произнесла Кристина, обнимая его. Она повернулась и, поколебавшись, поцеловала его в висок, где на его коже не было язв. Он отвернул её от себя.       — Нам нужно будет встать довольно рано. Ты не против? — он спросил.       Кристина быстро свернулась в положение для сна и обняла его за плечи.       — Давай, Эрик, погаси лампу.       Он почувствовал её волнение, и его губы изогнулись в ухмылке.       Кристина не дала ему возможности купить ей новый гардероб, но Эрик привёз покупки, сделанные ею во время пребывания у мадам Жири. Он не смог войти в салон мадам Жири, где видел её в объятиях виконта: сердце ещё ныло при воспоминании об увиденном. Даже зная, что восприятие было не точным, Эрик носил рану, которая, возможно, никогда не заживёт. Когда он не вошёл в квартиру после вопроса о покупках Кристины, мадам Жири поднесла пакеты к двери.       На следующее утро Эрик с нетерпением ожидал Кристину. Он слышал звуки, доносившиеся из её комнаты: девушке было нелегко одеться одной. Тем не менее утром Кристина с упорством требовала, чтобы он не входил в комнату. Наконец она вышла к нему. Помимо чистого изящества, он отметил, что под полуночно-синим платьем для выезда она носит корсет, усовершествованный им для её удобства и здоровья. Ее талия от природы была миниатюрной, и она выглядела идеально.       — Ты просто бальзам для моих измученных нервов, — довольно рявкнул он. Ему мог бы позавидовать каждый мужчина, взглянувший на неё. Его жена выглядела прекраснее, чем когда-либо.       После полудня было не по сезону холодно и пасмурно. Несмотря на это, Кристина настояла взять с собой зонтик, подходивший к её платью. Он же взял с собой скрипку.       Они сидели вместе в карете, её рука переплеталась с его. Он повернулся и настороженно встретил взгляд, затем погладил её по руке и посмотрел в окно.       — Эрик, ты действительно простил меня? За прошлую ночь?       — Тут и нечего прощать, Кристин. Моё уродство не поддаётся человеческому пониманию и, следовательно, не поддаётся человеческому состраданию. Несмотря на это, ты проявляла сострадание и даже научилась любить меня. Если бы я умер…       — Не надо, Эрик! — перебила она. — Не начинай снова. Не будем искушать судьбу.       — Ещё одно суеверие из Швеции? У тебя, должно быть, голова переполнена шведскими мифами, — сказал он и добавил, — но должен отметить, что я благодарен твоему отцу за рассказы об Ангеле Музыки, они пришлись как нельзя кстати.

~

      Поездка на карете в Бретань была долгой и насыщенной событиями. Они уже совершали такой выезд, когда он возил её на могилу отца и играл реквием в честь покойника. Эрик надел теперь чёрную маску, закрывавшую лицо от бровей до подбородка, поэтому она не могла понять по его выражению, нравится ли ему поездка. Кристине приходилось догадываться о чувствах по тону голоса.       Чем ближе они подъезжали к Перрос-Гиреку, тем больше менялись их роли, и рассказывала уже она. Кристина указала на несколько мест её детства: школу, где училась, пока отец не забрал её для участия в странствующих ярмарках. Показала пекарню, где готовили мадлены с помадкой, обожаемые ею в детстве. Он хмыкнул и ущипнул её нос. Она скорчила рожицу и легонько ударила его по руке. Девушка улыбнулась и положила голову ему на плечо, чувствуя кость сквозь ткань и набивку.       Когда миновали береговую линию, она указала на обрывистый край скалы, ведущий в море. Кристина не стала упоминать, что когда-то давно именно в этом месте Рауль спас из моря её красный шарф. Она подумала, что Эрик, возможно, каким-то образом слышал об этом инциденте, потому как тот быстро отвёл взгляд от моря, когда они приблизились, и спросил о коттедже вдали на другой стороне дороги. Она с радостью сообщила о скором прибытии к дому матушки Валериус. Карета остановилась, и кучер объявил об их остановке. Прежде чем они сошли с кареты, он отвернулся.       — Кристина, позволь сменить маску. Я не хотел бы напугать твою матушку.       — Эрик, ты не обязан этого делать! Мама Валериус ослепла в последние два года. Она обращалась к нескольким врачам, но они мало помогли — сказали, что это старость. Твоя маска её не испугает.       — Моё лицо даже слепой может увидеть и испугаться. Я не хочу, чтобы здоровье твоей матушки ухудшилось из-за меня, — печально ответил он.       Повернувшись к ней спиной, он снял повседневную и заменил на маску под цвет кожи, издалека делавшим его похожим на любого другого человека. Эрик влез в неё и сделал все необходимые поправки. Такую маску он надевал при поездках в карете в Париже. Типичное, обычное лицо незнакомца. Завершала образ фетровая широкополая шляпа. Эта маска с резиновой кожей всегда заставляла немного нервничать от ощущения, что мужчина рядом с ней больше не Эрик. Он выглядел как те друзья, которых он пригласил на свадьбу.       Они прошли по гравийной дорожке, и Кристина постучала в дверь. Их впустила служанка. Внутри дома было темно и мрачно. Она вспомнила, как в эти комнаты проникало гораздо больше света, а в воздухе витал запах свежеиспечённого хлеба. Музыка наполняла воздух, а смех доносился из семьи, собранную вместе Богом. Сиделка провела их в мамину спальню.       Матушка Валериус полусидела на кровати. За последние несколько месяцев она почти не изменилась: короткие вьющиеся белые волосы, обрамляли голову, а на морщинистом лице были наиболее заметны морщины от смеха. Увядшие глаза щурились в сторону голосов в бесплотной попытке разглядеть их обладателей. Она встретила Кристину с распростёртыми руками, обняла её и поцеловала. Сощурившись и устремив взгляд на отдалённую фигуру, она предложила им ближайшие стулья. Эрик поблагодарил её и сел, не пошевелившись больше. Ещё сильнее прищурившись, мамаша Валериус перевела взгляд на Кристину.       — Кого ты взяла с собой на этот раз, Кристина? Того самого виконта де Шаньи?       — Нет, матушка.       Она повернулась к Эрику и произнесла беззвучно «прости».       — Ну и славно! Этот вздорный молодой человек был здесь совсем недавно. Я так хотела разузнать о ваших делах, что я позволила ему говорить, — продолжала старуха. — И он заговорил, забив мне голову всевозможными идеями. После его ухода я почувствовала такую тревогу, что не могла спокойно спать.       Кристина посмотрела на Эрика, но маска закрывала всё лицо и шею. Она не могла определить его реакцию на рассказ матушки. Она посмотрела на его руки, и он с напряженным видом уложил их на колени как пару деревяшек.       — Рауль не имел права беспокоить вас, — сказала она, рассердившись на Рауля. — Ты теперь замужем и должна поставить его на место, Кристина.       Кристина бросила взгляд на Эрика и увидела, что его пальцы начали разжиматься.       — Мама, позвольте представить моего мужа. Помните, я писала о нём? Это Эрик.       — Так вот кто забрал у меня девочку и прислал вместо неё сиделку. — Она говорила серьёзно, но тёплая улыбка скрадывала серьёзность слов.       Эрик поспешно вскочил на ноги:       — Enchanté, мадам. Мы были очень заняты, иначе я бы привел её к вам раньше. В мои намерения никогда не входило скрывать от вас Кристину.       — Присядьте и не прыгайте так, вы меня настораживаете, — сказала мадам Валериус, прищурившись. — Я не такая уж и слепая и вижу вашу фигуру. Вы высоки и стройны.       — Да, мадам, я и то, и другое, — сказал Эрик, снова садясь на свое место и не сводя глаз с полуслепой женщины.       — Если вы думаете, что я вас вижу — это не так. Я вижу только формы и цвета. Исключение — моя маленькая Кристина: её я вижу ясно в воображении.       — Он также и лучший в мире музыкант.       Эрик горделиво приосанился на её комментарий.       — Она преувеличивает: меня совсем не знают.       — Потому что он предпочитает так. Но он лучший, — возразила Кристина.       — Я уверена, что ты права насчёт таланта. У твоего мужа прекрасный голос. Мне кажется, я могла бы упасть в обморок, — хихикнула старушка. — Уж де Шаньи заставил меня поволноваться, говоря всякую чушь, что тебя похитят и заставят выйти замуж за чудовище. Ты должна избегать общества этого молодого человека, даже если он был другом детства. Представьте себе! А муж твой просто ангел.       — О, мамочка, это Ангел Музыки, обещанный мне отцом. Хотя он утверждает, что он всего лишь мужчина, — сказала она, улыбаясь ему. Эрик ответил ей предостерегающим взглядом.       — Подойди сюда, — сказала мама, ткнув пальцем в Эрика. Он придвинулся ближе к старухе. — Ближе, — приказала она. — Я почти ослепла, и мне нужно видеть тебя вблизи.       Он удивился, какой властью обладает эта старая слепая женщина, что даже он поспешил подчиниться её приказу. Он взглянул на Кристину, и та нервно пожала плечами. Нехотя придвинулся ближе, перегнувшись через кровать. Старуха коснулась щекой полностью закрытого маской лица, и он невольно отпрянул назад.       — Итак об этом чудовище болтал мне глупый мальчишка. В следующий раз я намерена запретить мальчишке въезд, виконт он или нет! Значит, вы Эрик?       Все ещё ошеломлённый комплиментом старухи, он сумел произнести:       — Да, мадам.       — Вы — муж моей маленькой Кристины, поэтому должны называть меня матушкой Валериус, как и она. — Она откинулась на подушки и глубоко вздохнула. — Отец Кристины играл на скрипке. Месье Дааэ и маленькая Кристина приносили в этот дом столько радости. О какие истории, мифы своей родины он рассказывал. Мы с профессором Валериусом никогда не были одарены детьми. А потом наша семья увеличилась, вот так просто. Вы когда-нибудь встречались с ним? С мсье Дааэ, я имею в виду?       — Мне выпала честь однажды услышать его игру.       — Эрик, ты никогда не упоминал. — Лицо Кристины омрачилось вопросами, на которые он будет отвечать всю дорогу домой.       Он проигнорировал её замечание:       — Я взял с собой скрипку. Хотите, я сыграю для вас?             — Я бы очень этого хотела, — ответила мама Валериус, сидя и наклонившись вперёд, готовая уловить каждую ноту.       Эрик был удивлён ее нетерпеливым ответом.       — С удовольствием.       Успокоившись, что может избежать любопытства, он вскочил, открыл футляр и принялся настраивать инструмент.       — Мама, слышали бы вы, как он поёт, — с гордостью воскликнула Кристина. Эрик поднёс скрипку к подбородку и начал играть. За секунды он погрузился в музыку: глаза были закрыты, тело раскачивалось и напрягалось, как будто он стал единым целым со скрипкой. Это была часть его новой композиции.       — Когда закончит, мы попросим спеть, — шепнула Кристина маме.       Когда он закончил играть и получил похвалу, Эрик согласился спеть одну короткую песню. И он запел старую французскую колыбельную.       — Вы слышите моего Ангела Музыки?       Когда к скрипке в пару вступил его голос, обе женщины оказались под чарами и говорили о нём короткими повторяющимися фразами. Кристина склонила голову набок и полузакрыла глаза. Её рот расслабился, когда она говорила о нём, пока слова не стали неразборчивыми. Мамаша Валериус полностью закрыла глаза и глубоко дышала, снова и снова давая Кристине один и тот же монотонный ответ. Когда он закончил, они пробудились, словно от дремоты. Обе женщины заморгали и смущённо огляделись по сторонам.       — Он обладает волшебным инструментом в горле, — низким шёпотом объявила мамаша Валериус, хотя не было никаких причин для того, чтобы сохранять тишину.       — Он самый превосходный из музыкантов и мужей, — присоединилась Кристина.       — Ты права, моя малышка, он тот самый Ангел Музыки, о котором рассказывал твой отец. Твой отец… Как я сожалею, что никогда больше не услышу, как он играет. Но теперь Бог послал мне твоего Эрика.       Завидев моё лицо и узнав о моём прошлом, она запела бы совсем другую песню.

~

      Старуха утёрла свои слёзы.       — Я стара и более чем наполовину ослепла, иначе я бы дала тебе бой за этого твоего мужа, — проворчала старуха. — И что, каждый день играет для тебя? Что за жизнь ты ведёшь, моя драгоценная. Какую радость принёс нам твой отец, когда переехал к нам со скрипкой и с тобой! Ты для меня — ребёнок, которого у меня никогда не было. Это было счастье, что ты появилась такой малюткой.       Обе женщины начали рассказывать о старых знакомых, которые уже умерли или вышли замуж и разъехались. Когда они перешли к гардеробу Кристины, Эрик откланялся, сказав, что пойдёт прогуляться.       — Никогда не подводят платья, чтобы избавляться от мужчин. — Старуха рассмеялась. — У меня уже не глаза младенца, но я настолько слепа, как кажется. В одном молодой Рауль был прав: у вашего мужа, должно быть, сильное уродство. Он носит маску на всё лицо.              — Да, но для меня это не имеет значения.       — Это действительно качественная маска, но всё же маска. Что он под ней скрывает?       — Эрик родился с уродством и всю жизнь прятался. Если бы он только позволил миру узнать о своём таланте…       — По крайней мере, он не прячется от тебя. Жаль, что он считает нужным прятаться от меня, старой женщины.       — Больше не прячется от меня, но поначалу прятался. У него была тяжёлая жизнь из-за лица. И только некоторые из историй, что он мне рассказал. Даже его мать сторонилась его.       — Несчастная женщина, с очернённой душой она должно быть отвергнула собственное дитя.       — Я… я тоже отвергла его, когда впервые встретила. Я была влюблена в титул и красоту Рауля.       — Но ты выросла и увидела, что такое настоящая любовь. Я вижу, что Эрик делает тебя счастливой. Голос меняется, когда ты говоришь о нём.       — Да, это так. — Она вздохнула. — Бог всё же не мог даровать своему самому чувствующему музыку Ангелу всё, поэтому Он забрал лицо.       — Подумать только, Ангел Музыки был в моём доме и играл для меня.       — Мамочка, я собираюсь оставить посылку здесь, в моей старой комнате.       — Это твоя комната, и ты можешь поступать как нравится.
Вперед