Гэрликграунд–Имперский Охотник

      Открыв тяжелые двойные двери, Охотник решительно шагнул в темноту узкого коридора. В конце, уходя в ещё более темную пропасть, находилась широкая кривая лестница.       Пыльные ступени скрипели, нарушая гробовую тишину. Спускаясь вниз, Эридий даже не удивился, что не слышит ни единого звука от Тэнебриса, идущего вслед за ним.       Ступая по лестнице, Охотник погружался в давящую, затхлую темноту. Он не любил столь тихие и мрачные подземелья. Находясь в подобных местах Эридий оставался наедине с собой. Он не боялся собственного разума, но мрачные места пробуждали мрачные мысли.       Вспоминая событие, предшествующее стычке с бандитами, Охотник выудил из озера памяти свой страх.       Не оценив своих противников, Эридий побоялся вступать с ними в схватку. Он почти позволил собственному страху и неуверенности встать на пути истины. А если бы Тэнебрис не согласился помочь ему? Стал бы он атаковать бандитов? Почему в столь важный момент Охотник был так слаб? Почему дрогнул перед бандитами, хотя не побоялся сразиться с круором? Почему в тот момент, когда у него был выбор, он почти что решил не сражаться, почти что уступил злу дорогу?       Что-то внутри него надломилось тогда, когда все его друзья умерли. Когда Магистр Абелард предал их, он потерял частицу себя.       Эридий легко одолел бандитов, но, так или иначе, тогда он дрогнул. Словно где-то в нем оборвалась нить, ведь раньше Охотник никогда бы не стал задумываться о том, чтобы отступить и дать бандитам вершить свой бесчестный суд над бедной женщиной.       Это начало терзать его ещё больше, чем смерть друзей и предательство Абеларда. Охотники умерли, исполняя свой долг, но он, получивший ещё одну жизнь, чуть не опозорил Орден и наследие своих предков.       Необходимо уничтожить колдуна и защитить людей. Он просто не имеет права опорочить Орден и свой род.       Нет, чернокнижнику не получится сломить его. Одно оставалось вечным– воля человека.       Но все же нечто не давало Охотнику покоя. То, с какой легкостью он одолел бандитов, тревожило и пугало его. Да и в противостоянии с круором Эридий показал невиданную для него самого силу и скорость. Даже когда он был моложе, Охотник не имел такой энергии, силы и реакции. Исходя из опыта, знаний и наблюдений он понимал, что, несмотря на многие факторы, бандиты и, особенно, круор, должны были двигаться намного быстрее. Сам же Охотник, напротив, впервые достиг такой скорости. Эридий до сих пор не мог понять, как у него получилось уклониться от жгучего, ядовитого плевка ящероподобного чудовища и его смертоносных ударов.       Он так же смог одним, казалось бы, обычным движением пробить жесткую чешую и стальные кости руки круора, отрубив её.       Оценивая свое состояние, Эридий осознал, что не может понять многих вещей. Почему в последнее время, даже несмотря на раны и проклятие Колдуна, он чувствовал себя превосходно? Почему стал сильнее и быстрее, чем был раньше?       Может быть, в водовороте событий Охотник потерял частицу здравомыслия, и теперь даже не может грамотно оценить свои силы? А если ему это кажется?       Он знал, что произошедшее во время штурма пошатнуло его. Не перестал ли Эридий верить в свои силы из-за этого? Может быть, он и раньше был настолько же силен, как и сейчас?       Определённого ответа Охотник дать не мог. Помятуя о своих прошлых размышлениях, сейчас он даже не был уверен в том, что ему нужна сила, большая, чем у него есть. Это было бы хорошо для защиты невинных, но все же Эридий оставался человеком. Люди склонны меняться. В глубине души Охотник боялся, что под тяжестью мира он сломается, потеряет моральный облик и все ориентиры, а затем–даст волю гневу и печали. Если он обретёт большую силу, что тогда станет с миром и с людьми, которых он должен оберегать?       Сейчас это было особенно актуально. Эридий понимал, что пройдёт ещё долгое время до того, как он восстановит свое внутреннее равновесие.       И все же, интересный парадокс. Не так давно Охотник сетовал на то, что ему не хватает силы, но сейчас, когда впереди замаячил расплывчатый призрак того, чего он так сильно желал–Эридий боялся.       Мужчина покачал головой, разочаровавшись в себе и собственных мыслях. Внутренний нерушимый стержень надломился, дав трещину. Хоть он и чувствовал необычайно сильную энергию, одновременно с этим множество сомнений терзало Охотника. Мысли, бывшие некогда прямыми линиями и чёткими, последовательными фигурами, обратились в скомканную, изломатую мешанину.       В мастерстве Охоты очень многое зависело от душевного равновесия и состояния разума. Эридий опасался, что не сможет выполнить свой долг. Так или иначе, он должен был приложить все усилия, ибо главным было не опорочить память павших собратьев и честь Ордена. Для него это было не менее важно, чем защита людей.       Он продолжал идти вперёд, черпая уверенность и силы в этом простом и понятном убеждении. Да, наверное, сейчас стоило отринуть все терзания и двигаться к цели.       Бесконечный, наполненный лишь тьмой и тишиной, спуск казался давящим, высасывающим силы.       Чтобы отвлечься от гнетущего чувства опасности, Эридий посмотрел на Тэнебриса. Юноша тихо, но уверенно шагал вслед за Охотником.       Интересно было то, что, исходя из расчётов Эридия, юноше было столько же лет, сколько и ему. По словам Тэнебриса, он попал в Апокриф на свой восемнадцатый день рождения, это было в 1853 году. Если сейчас и правда 1880 год от основания Империи ферапонтис, то с его восемнадцатилетия прошло 27 лет. Хоть Тэнебрис и сказал, что в Апокрифе время течёт иначе, и он не изменился "ни телом, ни обликом", но так или иначе, юноша... Было ли правильным называть его так? Он ведь был ровесником Охотника.       Внезапно Эридий задумался, что он почти ничего не знает о Тэнебрисе. Почему он попал в Апокриф? Юноша сказал, что его семья была занята призывом врат в Альфирвистур, но их уничтожили призраки.       Охотник напрягся, пытаясь вспомнить события тех лет. А ведь в 1853 ему самому было не больше восемнадцати.       Он не очень хорошо знал, что происходило в Даркморе. Эта провинция никогда не нуждалась в помощи Охотников Ордена Аэльдольнской башни, поскольку местные маги были очень сильны и многочисленны, и на удивление хорошо заботились о народе.       Насколько знал Эридий, в те годы тёмные энергии Даркморы вышли из-под контроля, из-за чего в тех землях расплодилась различного рода нежить. Тогда все маги провинции собрались, чтобы решить проблему и, судя по всему, даже открыли портал в Апокриф, пытаясь найти там необходимое знание. Но как так получилось, что множество волшебников, хорошо знающих магию, были побеждены призраками?       Род Даркмора был одним из самых могущественных. Эридий мало знал о магии, но нежить можно было отпугивать простыми ритуалами. На это был способен и сам Охотник.       Ему всегда казалось подозрительным, что тогда призраки смогли пробиться через защиту многих магов, но теперь все стало ещё более странным. Как Тэнебрису удалось выжить? Как он, один, даже не будучи магом, смог избежать участи, постигшей многих могущественных волшебников?       Тэнебрис, казалось, был готов в одиночку пойти против Колдуна, при этом сам он даже не был магом. Самому Охотнику это казалось безрассудным. Вспоминая собственный опыт, Эридий понимал, что эта Охота была особенно сложна и опасна. Он сам охотился на магов лишь несколько раз, и всегда имел поддержку местных волшебников, которым тоже было невыгодно иметь на своей территории неподвластного закону заклинателя.       Эридий вновь взглянул на идущего за ним юношу. Тэнбрис оставался загадкой и не был надежным союзником.       Вспомнив о своих братьях по Ордену, Эридий задумался. Может быть, стоит освободить пленного эльфа и отступить? Ведь тогда в Штурме вампирского замка участвовали не все Охотники. Осталось около десяти, может, двадцати человек. Правда, и времени прошло много. Где теперь сыщешь хотя бы кого-то из них? Нет, как бы ему не хотелось заручиться помощью верных братьев, уничтожить угрозу Колдуна нужно было прямо сейчас.       Нужно было признать, что он ошибся. Тогда, в таверне, заклятие чернокнижника подавило его надежду. Не мог Орден развалиться, даже потеряв самых сильных и опытных Охотников. Государство ни за что не покинуло бы их, ведь они никогда не оставляли свою страну. Наверняка в Орден послали подкрепление и оставшиеся Охотники реорганизовали его. Эридий уничтожит Колдуна, не посрамив честь павших, а затем вернётся к своим собратьям и вместе с ними продолжит их дело. Так все и должно быть.       Даже уходя в непроглядную тьму, Охотник все больше укреплял веру в себя и свои идеалы. Пускай ему не хватает сил. Мужчина был уверен в том, что даже если следующий шаг заведёт его в бездну Корхиды, он не дрогнет.       Хоть Эридий и был достаточно выносливым человеком, он все же слегка утомился, идя по темному, пыльному коридору со скрипучими ступеньками и низким потолком.       Медленно тянулось время. Из-за темноты и монотонного спуска внутреннее ощущение времени принялось сбоить. Сколько они шли? Десять минут, может быть, половину часа? Этого Охотник не знал.       Но вскоре Эридий возрадовался, поскольку проклятое нисхождение во тьму закончилось.       Коридор расширился до размеров небольшого зала, в конце которого находились настоящие, окованные железом, дубовые ворота. По двум сторонам от них горели две тусклых масляных лампы, слегка освещая тьму подземелья.       Тэнебрис выскользнул из темноты и, пройдя мимо мужчины, прошёл вперёд, а затем постучал в небольшое окошко, расположенное на створе ворот.       Окошко отворилось. В зал полился свет, а с той стороны ворот послышался приглушенный гомон, смех, звук разговоров и прочий шум.       Не говоря ни слова, Тэнебрис просто раскрыл бумагу, показав её человеку лихого вида, чье кривое лицо появилось в прямоугольнике света.       Ворота медленно отворились. Множество звуков, создаваемых большим количеством людей, словно волной накрыли Эридия.       Последовав за Тэнебрисом, юркнувшим в приоткрытые ворота, Охотник отчаянно пытался проморгаться. Яркий свет и громкий шум ударили по глазам и ушам, на мгновение дезориентировав мужчину.       Закашлявшись от пыльного, пропитанного влажностью и запахом гнили и плесени воздуха, Эридий еле нашёл в себе силы распрямиться и посмотреть на место, в котором ему довелось оказаться.       В широких каменных залах, чьи высокие арочные потолки были почти не видны в далёкой тьме, расположились многочисленные дома. Кое-где жилища были искусно вырезаны в самом камне стен, а рядом, в большом канале неподалеку, постройки были расположены на деревянных плотах и столбах, вбитых в дно. Сами дома зачастую были выше трех этажей, и доставали почти до самого потолка. Среди таких высоких строений, опираясь на каменные колонны, цепями и веревками цепляясь за крыши жилищ и купола залов, висели многочисленные мосты и перекладины. Даже над их головами были свои улицы и переулки! Все это было похоже на невероятно хаотичное переплетение из разных зданий, архитектурных стилей, приёмов и решений, понатыканных кучей без какого-либо смысла. Всё это освещалось множеством ламп, фонарей и факелов, создавая картину из смеси непроглядной тьмы и тусклых пятен света. Лишь улица, на которой они сейчас стояли, была ярко освещена.       Эридий остолбенел. Он ожидал увидеть гнездо отпетых головорезов, но узрел настоящий подземный город. Всюду сновали люди. Многие разговаривали друг с другом, иные же торговались в лавках, другие заседали в тавернах и пабах. Самое главное было то, что лишь в некотрых из них Охотник мог бы признать людей нечистой руки.       Собрав всё свое удивление в одну кучку, Эридий усилием воли выбросил её из головы. Нужно было сосредоточится на деле.       Тэнебрис, увидев, что Охотник пришёл в себя, как ни в чем не бывало свернул в ближайший переулок, и мужчине не оставалось ничего больше, чем последовать за ним.       Надо сказать, что в Норе коридоры улиц и дворов были ещё более запутанными, чем в Свардгарде на поверхности. И, как будто этого было мало, во многих местах улица оканчивалась пропастью, поскольку оказывалось, что мостовая являлась лишь потолком самого высокого этажа улицы снизу.       За минуты, проведённые в подземном городе, Эридий успел повидать многое. В одном месте стоял деревянный помост и на нем, скованный тяжёлой цепью, стоял десяток рабов на продажу. В другом несколько юнцов лежали прямо на улице, одурманенные дымом из позолоченного сосуда с длинной трубкой, а неподалеку от них какие-то люди, похожие на стражников, раздавали горожанам еду.       Вскоре столь странная прогулка по не менее странному подземному городу окончилась. Остановившись у высокого каменного здания, Эридий вопросительно посмотрел на Тэнебриса. Тот лишь пожал плечами и, опустив голову в капюшоне, слегка прислонился спиной к стене, а затем тихо заговорил: –Я понимаю, почему тебе не нравится этот город. Это место существует на противоречиях и контрастах. Так или иначе, после Даркморы этот город– место величайшей свободы в Альвдарварде, но так же и великих мучений. Сюда бегут от непосильных налогов, а так же несправедливого уклада и законов нашей... Точнее, правильнее будет сказать, твоей родины. Попадают же в место хаоса и власти, основанной лишь на силе. На самом деле этот город не спасение, а такое же проклятие, но здесь есть и хорошие стороны. Хотя, думаю, что никому в этой стране нет счастья, что под солнцем, что под землёй. Кроме Даркморы конечно. Здесь самое важное не чистота крови и ума. Самое главное– деньги, даже больше, чем на поверхности. Думаю, что хотя бы здесь мы с тобой едины во мнении. Если мир наверху ещё можно как-то терпеть, то здесь все ещё отвратительнее. Хуже всего то, что ложь здесь ещё сильнее, чем в мире под солнцем.       Эридий был слегка удивлён подобной откровенностью. Он никак не мог ожидать, что Тэнебрис будет вести подобные речи, поэтому задал простой и прямой вопрос: –Зачем ты говоришь это, с чего бы такая откровенность? И чем так сильно отличается Даркомора от всего Альвдарварда?       Юноша поднял голову и встретился своими зелёными глазами с голубыми очами Охотника. –Мне противно это место. Ты можешь думать обо мне что угодно, но все же я представитель великого Рода. Я могу соврать своему врагу, но я не вру обычным людям и союзникам. У нас в Даркморе социум и политика шагнули далеко вперёд, поэтому все устроено иначе. Я сказал тебе, что мне отвратительно все это потому, чтобы ты видел, что я, тем не менее, держу себя в руках. Людям мы помочь не можем, да и мне, если честно, на самом деле плевать на тех, кто не является жителями МОЕЙ родины. Они сбежали из одной клетки в другую. Но мы ещё можем спасти эльфийку и, раз уж тебе нужно, людей здесь.       Эридий огляделся вокруг, вспоминая увиденное. И правда, на самом деле ничего необычного в Норе не было. Кроме рабства, здесь были такие же люди и те же порядки. И в отношении к ним, Тэнебрис, судя по всему, недалеко ушёл от многих людей их времени. Он мог любить и уважать своих соотечественников, но при этом наплевательски относился к остальным. Но Эридий, в противовес юноше, всегда считал, что люди, в каких бы землях и странах они не жили, остаются людьми, а значит и отношение к ним должно быть человеческим. –И чем же, скажи, жители Даркморы отличаются от людей здесь? Чем они заслужили твою похвалу, а иные–безразличие?       Тэнебрис серьёзно посмотрел на Эридия, словно оценивая его, а затем ответил: –Люди в Даркморе смелы и умны. У них есть воля и чувство собственного достоинства. Они никогда не дадут втаптывать себя в грязь. Человечество нашего времени по-своему больное, хотя бы потому, что для того, чтобы пробудить его боевой дух, зачастую нужно совершить с ним нечто немыслимое. А до поры до времени подобные люди будут терпеть и сносить удары судьбы и других людей. К сожалению, так или иначе, жители этого места частично находятся под моей ответственностью. Поэтому советую быть тише следопытов Урдавела и магов Роксофа, если ты конечно хочешь спасти невинную и помешать колдуну призвать ту сущность.       Эридий кивнул. Он мог понять, почему Тэнебрису не нравятся их современники, но был иного мнения насчет людей и все же был здравомыслящим человеком, поэтому прекрасно понимал, что, как бы не хотелось, здесь он не может вмешаться в положение дел. Люди в Норе создали систему и идти против нее было настоящим самоубийством. Не хотелось признавать, но сейчас у него просто не было сил, чтобы поменять местный порядок.       Понимая это, Эридий вновь кивнул, показывая, что осознает и, более того, принимает то, о чем говорит Тэнебрис. Юноша же, в свою очередь, слегка качнул головой. Он, как всегда, выражал свои эмоции очень сдержанно и лаконично. –Останься здесь. Я поговорю с Кривым Джоном и узнаю, где пленница.       Сказав это, Тэнебрис вошёл в дверь высокого каменного дома и исчез. Эридию оставалось лишь покорно ждать, ведь сейчас именно юноша руководил порядком их действий.       Охотник был рад, что часть его мыслей подтвердилась. Тэнебрис был странным, но последние события показали, что и он не был лишен человечности. Конечно, Даркморец не очень хорошо относился к другим людям за пределами своей родины, но в их реалиях это было нормальным делом. Эридий знал, что многие обычные люди могли относиться с пренебрежением даже к жителям других регионов и стран, но Охотнику подобное было чуждо. Конечно, каждый из народов Гэрликграунда был уникален, но в сущности своей они оставались людьми. Даже здесь, в краю ложной свободы, под властью бандитов жил тот же народ. Было удивительно, что при всем своём уме Тэнебрис превозносил одних и принижал других.       Время тянулось медленно, но вскоре юноша вернулся и, по обыкновению своему пошёл вниз по улице в полном безмолвии.       Их путь возобновился. Двигаясь вслед за Тэнебрисом, Эридий лишь удивлялся, как тот ухитрялся находить путь среди бесконечных лестниц, веревочных мостов и полутьмы лабиринта воровского подземного города.       Заинтересованный этим, Охотник решился спросить Тэнебриса: –Как у тебя получается так легко ориентироваться в незнакомом городе? Ты нашёл дом мага, вход в Нору, а сейчас двигаешься так уверенно без карты или знания ориентиров.       Тэнебрис остановился, оглядевшись вокруг. Сейчас дуэт находился на перекрёстке двух узких улиц. Дома нависали сверху, а множественные мосты и карнизы перекрывали большинство источников света.       Постояв несколько секунд, юноша решительно направился в левую часть развилки. –Это всего лишь предположение. Если учесть психологию, а так же многочисленные аспекты, такие как закономерность, политический и социальный уклад, теорию архитектуры и... Иные многие вещи, я могу сделать несколько расчётов, узнав, где примерно находится нужное мне место. На самом деле, любой человек проделывает подобные вещи неосознанно, при этом теряя в точности.       Охотник встал, как вкопанный, покачал головой и, сделав усилие, заставил себя двигаться вперёд. Он, конечно, мог предположить, что метод Тэнебриса необычен, но даже вообразить подобное было сложно. Его не столько поразила предположительная сложность расчётов, а уверенность, с которой Тэнебрис шёл по пути, проложенному его разумом.       Пожалуй, именно уверенность Тэнебриса больше всего поражала Эридия. Стоило признать, что в последнее время Охотник был не так уж уверен в себе и в собственных силах и, естественно, для него это было проблемой. Юноша же, казалось, был уверен абсолютно во всем, что он делает.       Охотнику это казалось странным. Он считал, что умный человек всегда сомневается, подвергая все, даже себя, критике, находясь в бесконечном поиске. Конечно, существовали нерушимые истины, но если бы Эридий не сомневался, то не пришёл бы к мысли о том, что некоторые чудовища на самом деле ничем не хуже обычных людей. Если бы он не подвергал сомнению привычный уклад, то многие невинные существа погибли бы ужасной смертью.       Такая самоуверенность была чертой гения или безумца, что не противоречило друг другу. Тэнебрис вообще представлялся Эридию человеком, полным противоречий, но столь сильная уверенность в своих силах чем-то притягивала к себе. Наверное, именно поэтому ему было так легко вести Охотника за собой.       Дуэт шёл по узким улицам в туманной тьме нависающих верхних этажей и карнизов, спускался по закрученным винтовым лестницам и веревочным мостам, в итоге оказавшись перед простым механическим лифтом, представлявшим из себя деревянную платформу, приводимую в движение системой рычагов и противовесов. Около нее стояли двое рослых, коренастых, кое-как защищенных кольчугами, смуглых бандита с алебардами.       Показав бумагу и небольшой металлический значок, Тэнебрис ступил на платформу. Эридий, хоть и жутко не любил подобные устройства, последовал за ним.       Заскрипели веревки и блоки, забряцали цепи, и платформа начала свой спуск во тьму.       Эридий держался за поручень, стараясь не смотреть вниз. Каждый раз, находясь на высоте, он неожиданно начинал беспокоиться. Мысль о том, что его жизнь может оборваться столь быстро и внезапно была невыносимой. Не славная битва, в которой он защищал бы людей, не мирная старость, отнимающая последние силы. Падение с высоты могло стать результатом глупой оплошности или же недостаточной осторожности, и было по-настоящему безжалостно. Рану можно было исцелить, яд вывести. Но падение было подобно непобедимому монстру, с которым обычному человеку было не совладать. Одно мгновение и ты уже летишь навстречу смерти.       Охотник вздрогнул. Иногда ему было стыдно за это, но он не мог ничего с этим поделать. Даже умирая от ран он почти не испытывал страха и сожалений. Может быть, сейчас, осознавая свою ценность для Ордена и для людей в полной мере, Эридий боялся бессмысленной смерти.       Невыносимо медленно лифт двигался вниз, но в итоге остановился. Перед дуэтом предстал длинный коридор, освещаемый единственным факелом, висящим на стене.       И вновь возобновились блуждания по подземному лабиринту.       Держа в руках факел, Эридий шёл мимо рядов камер с проржавевшими прутьями клеток. В каждой из них лежали исхудавшие, грязные люди в оборванных одеждах. Кто-то смотрел с ненавистью, иные с надеждой, но больше всего было тех, в чьих безжизненных глазах потух огонь воли и разума.       Полумрак, запах отходов и гнетущая атмосфера подземной тюрьмы давили на Охотника. Пожалуй, подобные места, лишённые надежды и радости, он ненавидел даже больше, чем наполненные тихой смертью и пылью подземелья.       В скором времени их путь подошёл к концу. Охотник и Тэнебрис стояли перед тяжёлой железной дверью.       Юноша вышел вперед и, достав из полы плаща покрытый ржавчиной ключ, отворил проход и кивнул Эридию.       Мужчина зашёл внутрь и поднял факел вверх, освещая низкий потолок, испачканный в кроваво-красных пятнах пол и стол с изогнутыми, проржавевшими пыточными инструментами.       В центре комнаты стоял деревянный столб, а на нем висела одетая в порваную тунику и кожаные штаны фигура, скованная цепями по рукам и ногам. Её голова была склонена вниз и длинные иссиня-черные волосы закрывали лицо. Из-за обилия цепей и полумрака Эридий не мог полностью увидеть фигуру, но чувствовал странную, таинственную силу, исходящую от неё.       Обогнув мужчину, Тэнебрис подошел к ней. Встав на цыпочки, он поднял голову и, к удивлению Охотника, что-то прошептал фигуре.       До этого недвижимое тело оживилось и слегка кивнуло.       Вслед за этим открылась дверь с другой стороны и в комнату вошёл низкий, отвратительного вида лысый толстоватый мужчина в штанах и в одеянии, напоминающем кузнеческий фартук.       Тотчас Тэнебрис отошёл от фигуры, распрямился и твердым, решительным голосом приказал мужчине: –Господин отправил нас выяснить кое-что у пленницы. Приготовьте инструменты.       Палач улыбнулся мерзкой улыбкой и отошёл к столу, повернувшись спиной к юноше.       Эридий вздохнул, понимая, что хочет сделать Тэнебрис. Удивительно, но уверенность Даркморца была столь велика, что люди сразу верили в ложь, сказанную им, потому что даже не могли представить, что возможно лгать с такой железной уверенностью в себе.       Опустив факел, Охотник отвернулся, чтобы в комнате стало темнее. В этот же миг юноша лёгким и тихим шагом приблизился к палачу и быстрым движением кинжала перерезал ему горло.       И все же наблюдение, совершенное Охотником в Альфирвистуре, было верным. Тэнебрис был не только дворянином и оккультистом. Нет, он так же был убийцей, убивающим без малейшего колебания или промедления.       Сделав это, молодой человек направился к фигуре. Послышался лязг и звон цепей, когда юноша один за другим открывал многочисленные замки, державшие железные путы.       Освободившись, фигура упала, а Тэнебрис, порывавшийся её поддержать, сам чуть не рухнул под непосильной для него тяжестью.       Эридий подошёл ближе и обомлел, осветив факелом поднявшуюся с пола фигуру.       Это была очень высокая, длинноволосая женщина. По человеческим меркам рост Эридия считался больше обычного, но фигура была выше него на полголовы. Атлетичного, жилистого, пропорционального телосложения, она, словно статуя богини войны, созданная гениальным скульптором, возвышалась над двумя людьми.       Махнув гривой густых иссиня-черных волос, женщина откинула их назад, открывая свое лицо взгляду людей.       Никогда в своей жизни Эридий не видел такой благородной, изящной, но в то же время холодной красоты.       Темные соболиные брови. Большие, темно-синие сапфировые широко открытые глаза, казалось, были глубокими озерами, способными поглотить все сущее; Скульптурное, словно вырезанное из мрамора, белое, без кровинки, худое лицо с острым подбородком, высокой и узкой нижней челюстью и высокими, острыми скулами было, наверное, самым прекрасным ликом, которое Эридий видел в своей жизни, и даже шрам, проходящий от левого виска к глазу, не портил ощущение; Тонкие, изогнувшиеся в язвительной полуубке, губы и, конечно же, заостренные, изящные уши.       Под стать Тэнебрису, женщина держалась стойко, как будто бы и не было часов, проведённых в заточении. Столь величественными были её осанка и внешний вид, что в данный миг Охотник ощущал, словно стоит перед древней княжной и богиней в одном лице.       Но кое-что заставило Эридия обратить ещё большее внимание на эту женщину. За невероятной красотой скрывалась великая опасность. В одной только непринужденной, спокойной стойке с опущенными вниз руками было столько угрозы, что Охотнику захотелось выхватить шпагу. К тому же, на удивление мужчины, эльфийка была сильно похожа на Тэнебриса, больше, чем могла бы быть из-за случайности или совпадения.       Взглянув сверху вниз на юношу, эльфийка заговорила звучным, чистым голосом, больше подходящим древней владычице, а не юной деве.       Но Эридию этот язык был незнаком. Он походил на наречие жителей Альвдарварда, но был более плавным, да и слова были другие, хотя отличались той же твёрдостью звуков, что и родная речь Охотника.       Тэнебрис в ответ сделал небольшой жест рукой и ответил сам. И его слова показались Охотнику иными, не похожими на то наречие, на котором говорила эльфийка.       Женщина не подала виду, но Эридий заметил, как одна из ее бровей дрогнула и слегка приподнялась.       Вслед за этим они перешли на иной, певучий и мягкий, мелодичный язык. Обмен репликами продолжался некоторое время. Судя по всему, эльфийка задавала вопросы, а Тэнебрис чётко и уверенно отвечал на них.       Вскоре диалог окончился тем, что эльфийка кивнула, указав на Охотника, но Тэнебрис отрицательно покачал головой.       Женщина презрительно хмыкнула и сделала несколько шагов навстречу Эридию.       Как и в Апокрифе, разум и восприятие Охотника среагировали без какого-либо усилия с его стороны.       Один раз, будучи в Альфаргарде– столице Альвдарварда, Эридий посетил зверинец одного графа, коллекционировавшего животных с разных уголков Гэрликграунда. Там, среди прочих существ, была огромная, чёрная кошка. Несмотря на свои размеры, этот зверь двигался очень плавно и красиво.       Сейчас, наблюдая за приближением эльфийки, Эридий вспомнил ту большую кошку. Её движения были изящными, но в них была своя, по-странному грациозная, плавная сила. Так двигались акробаты, танцоры и фехтовальщики, а так же умелые воины.       Сосредоточив всего себя, Охотник, казалось, узрел наяву, как эльфийская воительница сражается с врагами. Видел, как тело, разум и душа становятся единым, воплощая собой плавный, переливчатый, смертоносный танец. Видел, как меч рассекает и пронзает врагов, а эльфийка скользит среди них, ни разу не позволив вражескому оружию задеть её.       Подойдя ближе, женщина оценивающе оглядела Охотника, а затем движением правой руки указала на его шпагу, висящую на поясе.       Охотник, понимая, чего она хочет, положил левую руку на эфес оружия и, сперва посмотрев на Тэнебриса, перевел взгляд на воительницу, обратившись к ней: –Я такой же воин, как и вы, и не могу отдать свое оружие. Без него я не смогу защитить ни вас, ни себя.       На самом деле Эридий сильно сомневался, что эльфийке нужна будет его защита, но все равно опасался отдавать свое оружие. Будучи безоружным, он не мог контролировать ситуацию, а значит, оставался ведомым обстоятельствами.       Конечно, если судить по тому, что он видел, воительница во многом превосходила его. Но в последнее время он и так допустил множество странных вещей. Оставшись без шпаги, он сразу терял свою силу. Для Эридия его оружие было символом воплощенного могущества правосудия, дисциплины и самоконтроля, а так же самой возможностью того, что он может вмешаться в происходящее зло.       Эльфийка отошла и, в ответ на его заявление, презрительно усмехнулась, а затем отправилась к выходу.       Эридий выдохнул. К своему удивлению, он, хоть и не боялся эльфийку, но испытывал трепет перед ней.       Тихим и лёгким шагом Тэнебрис прошествовал за воительницей. Снова Охотнику не оставалось ничего более, чем следовать за ними.       В этот момент мужчина поймал себя на мысли о том, что слишком уж он полагается на своих спутников. Конечно, Эридий был человеком компании, но раньше, ещё до своей смерти, он чаще всего был лидером среди Охотников. Что изменилось? Куда делась его уверенность в собственных силах? Неужели и правда события штурма вампирского замка столь сильно подкосили его? Как он мог вернуть свою личную силу? Охотнику это было неведомо.       Поднимаясь все выше по лабиринту тюремных коридоров вслед за Тэнебрисом и эльфийкой, Эридий ощущал невероятное давление. Словно некая колючая, острая, ощетинившаяся многочисленными клыками, тьма со всех сторон облекала его разум.       Выйдя в большой круглый зал, служивший, судя по всему, своеобразным перекрестком между множеством отвлетвлений, Эридий встал, как вкопанный.       Неподвластные разуму руки выхватили кинжал и шпагу. Вслед за этим неподалеку послышался лязг доспехов и оружия.       Открывая двери и ворота, со всех сторон на них выбежала целая орава бандитов, закутанных в кольчуги, тёмные одежды и серые плащи. С каждой стороны на троицу смотрело множество жестоких, кровожадных взглядов. Невероятное множество оружия было направлено на каждого из них. Алебарды, мечи, дубинки, кинжалы, булавы.       Эльфийка, которой пришлось сгибаться, двигаясь по узким коридорам с низкими потолками, расправила плечи, распрямилась и, как ни в чем не бывало, начала разминать шею.       Один из бандитов, закутанный в рваное тряпье, с озверевшим взглядом сделал шаг к воительнице, намереваясь разрубить её голову надвое лезвием своей алебарды.       Зрачки эльфийки сузились, став похожими на кошачьи глаза. Сделав невероятно быстрое рубящее движение прямой ладонью, она раскрошила древко оружия.       Послышался лязг, когда отломленное лезвие алебарды упало на каменный пол. Вслед за этим эльфийка совершила широкий удар ногой, сшибив наземь сразу нескольких головорезов.       Начался бой. Стоя плечом к плечу с Тэнебрисом, Эридий отбивался от дюжины бандитов. Юноша мелькал тут и там, с невероятной скоростью метая ножи, позволяя Охотнику ранить тех, кто поддался боли и дрогнул от попадания мерцающих в воздухе лезвий.       Работая шпагой и кинжалом, Эридий метался из стороны в сторону, уклоняясь и отбивая многочисленные выпады. При все этом он, к своему величайшему удивлению, ухитрялся наносить удары по своим противникам, обрывая одну жизнь за другой.       Изредка у него получалось взглянуть на то, как сражается эльфийская воительница.       Та двигалась с невероятной скоростью и грацией, уходя от множества выпадов, не давая ни одному серьёзному удару достичь её тела. В момент, когда, казалось бы, один из бандитов уже почти нанёс ей страшное ранение своим длинным клинком, эльфийка выкинула кулак в направлении локтя противника. Послышался хруст, после чего рука, держащая меч, обмякла.       Подхватив падающее оружие, эльфийка улыбнулась злой, кровожадной улыбкой.       В следующие десять секунд около дюжины человек рухнули на пол, но эльфийка не остановилась на этом. Хоть бандиты и продолжали прибывать, воительница не дрогнула.       Сразу четверо человек атаковали её, но эльфийка лишь крутанула мечом.       Оружие воительницы метнулось влево, с силой отбивая клинок бандита в сторону, а затем ударило вправо, отталкивая лезвие противника с правой стороны. Затем меч эльфийки снова прочертил дугу, перерезая горло левого головореза. Следом за этим, несколько поменяв направление и стойку, эльфийка пронзила острием сердце бандита с правой стороны.       Отпрыгнув в сторону от следующего выпада, эльфийка остановилась. Кинжал ещё одного душегуба метнулся в сторону воительницы. То, что произошло далее, заставило Охотника не поверить своим глазам. Клинок, что на полной скорости должен был вонзиться в её бок, прошёл сквозь тунику и остановился, а затем и вовсе соскользнул в сторону.       Оскалившись, воительница взяла меч одной рукой и высоко подняла, а затем резко опустила вниз, рассекая головореза от головы до паха.       Это было все, что успел увидеть Эридий за несколько секунд. Бой продолжался, и Охотник чувствовал, что начинает выдыхаться. Бандиты все прибывали, на место каждого упавшего приходило несколько головорезов.       Эридий поднял оружие вверх, встречая новых противников.       Всё это время внутри него пробуждалась известная ему тёмная, клокочущая сила. Медленно и неторопливо она выползала из глубин его сознания. Яростная, притягивающая, сжирающая все мощь.       Внезапно и молниеносно, словно полет стрелы, в его разуме вспыхнул яркий огонь.       Непримиримый, яростный дух Охоты взревел внутри Эридия, охватывая все его естество от кончиков пальцев до самых дальних струн души и закоулков разума. Жгучая, черная ярость обволакивала мужчину, затягивая его в самые мрачные глубины личности. Больше всех монстров, всех ужасов мира он ненавидел подобных людей. Кровожадность и ужас были естественны для вампиров, оборотней, круоров и прочих. Но зло было лишь одной стороной людей, так же, как и добро. Люди, по сути своей, изначально являются неким средним, серым существом. Охотник считал, что те, кто позволяет чаше баланса сойти на сторону зла, виноваты в этом сами. Разные вещи и события влияют на это, но окончательное решение всегда принимает человек. Охотник верил в это всей душой, ибо ему хотелось думать, что люди властны над собой. Иначе зачем нужна Охота, ограждающая людей от чужеродного, сверъхестественного зла, не давая ему влиять на человеческий выбор?       Слишком долго он сдерживал его. Тёмный, жестокий дух Охоты, словно вторая личность Эридия, иногда пробуждался ото сна, сбрасывая оковы самоконтроля. У каждого из Охотников было это странное, пугающее существо внутри. Некоторые сходили с ума, превращаясь в бешеных зверей, но большинство умело контролировали его.       Теорий было множество. Самая последняя гласила о том, что в разуме каждого Охотника пробуждалась своя, особая часть, представляющая из себя тёмную, первобытную сторону любого человека. Кто-то считал это иным режимом работы мозга. Так или иначе, Дух Охоты, хоть и был пробужден желанием выжить и защитить близкое людскому сердцу, становился отражением деструктивной и жестокой стороны человека, желавшей уничтожить все непонятное и пугающее.       Эридий предпочитал видеть в Духе Охоты особый инструмент, оружие последнего шанса. В ту роковую ночь, когда Абелард предал Охотников, мужчина не позволил своей тёмной стороне вмешаться, поскольку хотел одолеть Магистра силой человеческого естества, доказав ему, что люди могут быть сильны и без тёмных частей своей личности, победив лишь отвагой и мастерством.       Его железная воля и самоконтроль обычно держали Дух Охоты спящим и скованным, но сейчас, когда каждая уходящая минута была важна, он собирался задействовать все свои силы. В данный момент Эридий не хотел думать о том, что бандиты могли сохранить свет в своей душе. Перед ним стояли опустившиеся, жестокие без меры отбросы, готовые терзать мирных людей. Так он хотел думать.       Эридий вдохнул полной грудью и закрыл глаза, погружаясь в бурлящую бездну ненависти. Он боялся этого. Эридию не хотелось раскрывать душу Духу Охоты, поскольку он представлял из себя всю его ненависть и страх, которые он сдерживал и контролировал, но знал, что это может помочь ему спасти невинных. И такую цену он был готов заплатить.       Охотник открыл глаза. Осмотрев свою добычу, он шагнул вперёд. Лишь жгучая, черная ненависть была его естеством. Каждый из головорезов был уже мёртв с того самого момента, как Эридий выпустил Охотника наружу. Невероятная сила наполнила тело и сосредоточила разум, заостряя его, словно клинок

***

      Тэнебрис отшатнулся и отошёл. Что-то изменилось в Эридие. Сейчас его окружала тёмная, пугающая аура ярости. От спокойного, уравновешенного человека ничего не осталось. Сейчас чувство Тэнебриса видело лишь чёрную, засасывающую в себя всю энергию, бездну.       Эридий и до этого удивил юношу, когда смог противостоять множеству бандитов, но то, что Охотник делал сейчас было больше похоже на резню.       Мужчина двигался с поражающей разум скоростью, сравнимой с быстротой эльфийской воительницы. Отрубив руку бандиту с булавой шпагой, Охотник сократил дистанцию и вонзил кинжал в сердце противника, затем сильным ударом ноги толкнул его тело, заставив другого головореза упасть. Метнув короткий клинок, Эридий сделал несколько быстрых выпадов, выкалывая глаза и перерезая горла своих врагов.       Крича от ужаса, многие бандиты бросали оружие и бежали. Иные же падали на колени и поднимали руки, прося пощады. Другие дрожали и съеживались, не вынося пугающей ауры.       Сейчас на место спокойного, уравновешенного и стойкого Эридия пришёл ужасающий, агрессивный, яростный Охотник. Тэнебрису казалось, что сейчас его спутник стал настоящим воплощением Охоты. Словно справедливая, но бесстрастная, не знающая жалости кара.       Медленно и тихо эльфийка, окончившая свой бой, подошла к Тэнебрису, встав рядом с ним, а затем презрительно посмотрела на Охотника и, насмешливо хмыкнув, спросила: –Люди стали доводить себя до такого состояния? Он словно безумный зверь, это же просто смешно. Не знала, что у людей бывает такой цвет глаз.       Юноша присмотрелся к Охотнику, когда тот обернулся добить раненого. Глаза Эридия из серо-голубого стали серебряно-голубыми.       Тэнебрис помотал головой. Этого не могло быть... Просто невозможно.       Юноша посмотрел на собственные руки, а затем отошёл подальше и обратился к эльфийке: –Госпожа, это может быть и смешно, но при этом смертельно опасно. В нормальном состоянии у него почти получилось победить круора. Не могу знать, на что он способен сейчас. Из двух дюжин людей, что противостояли ему, осталось лишь пятеро, да и те не долго проживут.–Тэнебрис опустил руки открытыми ладонями вперёд и встал сбоку от эльфийки.–Советую опустить оружие, госпожа. Когда он закончит, то вполне может приняться за нас.       Эльфийка сузила глаза и язвительно усмехнулась, но опустила свой меч.       В скором времени оставшиеся бандиты пали. Тяжело дыша, Охотник обернулся к ним. Постояв несколько секунд, мужчина опустил руки с оружием и упал на колени.       Серебряно-голубые глаза потухли, возвратившись к своему изначальному цвету.

***

      Эридий открыл глаза. Всё тело болело от мелких ран и казалось невероятно тяжёлым. Каждая мышца и кость отзывались болью. Голова кружилась, в глазах двоилось.       Казалось бы, нужно было привыкнуть к этому, но Охотник нечасто выпускал дух Охоты на волю. Он ненавидел его, но понимал, что в некоторых ситуациях это было необходимо.       Моргнув, Эридий привёл зрение в норму и, медленно поднявшись, огляделся.       Повсюду, куда не глянь, лежало несколько дюжин изрубленных и исколотых, обезображенных трупов. Да и сам Охотник выглядел просто ужасно. Все его тело покрывали царапины и мелкие раны, а эльфийская зелёная туника, кожаные штаны и синяя мантия были порваны и испачканы пятнами крови.       Сознание Эридия помутилось. А ведь многие из них наверняка были простыми жителями Норы, что служили Кривому Джону как наблюдатели и стражи его территории. Наверняка многие из них имели свои семьи, друзей и любимых.       Он не захотел думать об этом тогда, но был ли у него выбор? Мог ли он спасти и этих людей? Наверное, нет, но как же ужасна была бойня, что он учинил...       Эридий поднялся на ноги, но покачнулся, вспоминая, что не пощадил никого из тех, с кем сражался. Даже тех, кто попытался убежать, он догнал и убил.       Нужно было взять себя в руки и убираться отсюда. Вновь оступившись, Охотник сделал несколько шагов, словно заново привыкая к ходьбе, и затем, постепенно ускоряясь, пошёл вперёд.       Оглянувшись, Эридий увидел эльфийку и Тэнебриса. Точно, они же пришли сюда, чтобы освободить воительницу и спасти её жизнь от колдовства чернокнижника.       Стоило ли это такой резни? Дороже ли жизнь невинного жизни отъявленного негодяя? Была ли вообще разница между эльфийкой, что кровожадно улыбается, сражая десятки людей, и озлобленным бандитом?       Этого Эридий не знал, да и не находил в себе силы выяснять это сейчас.       Отвернувшись от юноши и эльфийки, Эридий уже собирался пойти, куда глаза глядят, но внезапно услышал тихие шаги.       Обернувшись, он увидел Тэнебриса. Кое-что показалось ему странным. И понимание того, что именно это было, удивило Охотника.       Сам факт того, что он услышал шаги юноши, указывал на то, что Тэнебрис невероятно устал или, что было ещё более необычным, чувствовал себя в безопасности.       С тех пор, как они покинули Апокриф, Тэнебрис постоянно скрывался за чем-либо. Будь то плащ, темнота переулка или сам Эридий, он всегда прятался за чем-то, но сейчас юноша, не скрывая свое тело даже за накидкой, был полностью открыт.       Сам факт этого ввёл Охотника в ступор. Остановившись, он тупо смотрел на Тэнебриса, не зная, как реагировать и что сказать юноше, но тот, в естественной для него требовательной манере спросил: –Насколько хорошо ты контролируешь это?       Эридий тяжело вздохнул и взглянул на шпагу, которую он все это время держал в руках.       Возвратив оружие в ножны, Охотник помотал головой, силясь пробудиться от усталости и сонливости, в которой он сейчас пребывал.       Конечно, после того, что он сделал, такой вопрос был логичен даже от Тэнебриса. Стремясь развеять его страхи, Эридий ответил: –Нас учили этому, поэтому я могу в любой момент вернуть себе контроль, а без моего ведома Он не может вырваться наружу.       Тэнебрис кивнул и отошёл, затем сказал пару слов эльфийке и, обойдя Охотника, направился к одному из выходов, но вдруг резко остановился.       Эридий почувствовал нечто странное, словно он, беспомощный и слабый, лежит в объятиях колец гигантского змея.       Неожиданное давление ощущалось не только в теле, но и в разуме. Словно кто-то закрепил на голове множество стальных обручей, сжимающих его череп.       Волна необычной, физически ощутимой энергии прокатилась по залу, заставив Охотника поднять голову.       Ощущение было подобно тому, как если бы Эридий находился посреди моря, стоя на ветхом, малом суденышке в тот миг, когда тяжёлая, необычайно огромная волна готова была обрушиться на него.       Под влиянием этой чужеродной силы Охотник упал на колени. Невероятная мощь давила на его разум и тело, словно собираясь расщепить сознание и физическую оболочку на мелкие фрагменты.       Неподалёку от него Тэнебрис, шепча что-то, нашёл в себе силы подняться с колен. Чуть ли не падая, он вытащил длинный, изогнутый кинжал и, порезав им свою левую руку, поднял её вверх.       Это было последнее, что увидел Эридий, прежде чем погрузился в непроглядную, глухую тьму.

***

      Открыв глаза, Эридий не увидел ничего, кроме чёрного каменного потолка и дверного проема. Повернув голову, он, к своему удивлению, увидел полки и стеллажи, уставленные невероятным множеством книг.       Резко сев, Охотник огляделся. Сейчас он находился в широком и невероятно длинном, уходящем до самого горизонта, коридоре. В стенах слева и справо, даже на потолке были двери, а так же книжные полки. Невероятное множество дверей и книг. Но самым необычным было то, что тени, отбрасываемые благодаря призрачному белому свету неизвестного происхождения, медленно двигались, удлинялись и сокращались, словно неестественные, но живые организмы.       Встав с пола, Охотник осознал, что не испытывает боли. Оглядев себя, он не увидел ни ран, ни повреждений своей одежды.       В следующий момент нечто странное мелькнуло на краю восприятия Эридия, заставив того припасть к полу и обернуться.       Наблюдая за коридором, Охотнику почудилось, что он видит острую, словно пасть с тысячей рядов зубов-кинжалов, фигуру. Почти наяву Эридий узрел бесформенное, безобразное нечто.       Странным было то, что он больше ощущал это, нежели видел. Так часто бывало, когда Охотнику доводилось почувствовать тёмную и пугающую энергию вампира или оборотня ещё до того, как он успевал заметить чудовище своим взглядом.       Тотчас же тени взметнулись и, приобретая форму шипов, пронзили нечто. В этот же миг Эридий перестал чувствовать необычную, острую энергию неизвестного существа.       Вслед за этим из теней неподалеку взметнулось абсолютно чёрное пламя.       В ближайшие секунды две огненные стены, подобные этому необычному огню, появились с двух сторон от Охотника, перекрывая коридор.       Тихо, не издавая ни единого звука, ближайшая к Эридию дверь открылась сама собой, словно приглашая его войти.       Вздрогнув, Охотник посмотрел на извивающиеся языки черного, словно беззвездное ночное небо, пламени, и шагнул в проход.       Услышав, как захлопнулась за спиной дверь, Эридий пошёл вперёд. Невидимые ветви деревьев хлестали его. Охотник ощущал приятную ночную прохладу и неожиданное спокойствие.       Продравшись через непонятно откуда взявшиеся деревья и кусты, мужчина преодолел последний ряд стволов и глубоко вздохнул от удивления.       Стоило выйти из тёмного леса, как Эридию открылся необычайный вид, поражающий своей красотой.       Под взором полной, огромной белой луны и тысячи синих звезд, раскинувшихся на чёрном небе, находилось идеально круглое, абсолютно прозрачное, невероятно чистое озеро. На белом, незапятнанным грязью, песке, сидел, сняв капюшон и раскинув длинные волосы по плечам, Тэнебрис, а рядом с ним, прислонившись к стволу изящного, тонкого дерева, стояла эльфийка.       Почувствовав приближение Охотника, юноша оглянулся и кивнул, а затем отвернулся, продолжая чертить нечто кинжалом на песке. Охотник заметил, что его левая ладонь кровоточила.       Подойдя к нему, Эридий взглянул на неизвестные письмена и символы, отдалённо похожие на те, что когда-то были начерчены в их комнате в таверне. –Что это за место?–осведомился Охотник.–Что вообще произошло?       Всё продолжая чертить что-то, Тэнебрис ответил тихим и спокойным, неожиданно умиротворенным голосом: –У каждого человека есть свои плохие и хорошие стороны. Все это отражено в душе и разуме. Маги называют это Внутренним Миром. Они умеют развивать части своей личности, отражая их в своей магии. Это место– мистическое зеркало моих ментальных и душевных частей. Я спроецировал энергию своего естества, чтобы затянуть вас сюда и защитить от опасности.–Тэнебрис вновь посмотрел на Эридия.–Скоро появится духовная проекция колдуна. Я сражусь с ним и попробую истощить его силы. После этого наши души вернуться в родные тела и твоим делом будет уничтожить физическую оболочку нашего врага. А пока что испей воды из озера, это придаст тебе сил.       Пытаясь осознать все то, что Тэнебрис сказал ему, Охотник опустился на колени и сделал так, как сказал юноша.       Холодная, свежая, невероятно вкусная, вода оказала на мужчину бодрящее действие. Весь он, от кончиков волос до внутренностей наполнился невероятной энергией.       Пока Эридий проделывал это, юноша поднялся с песка и повернулся в сторону леса. –А вот и он.       Из-под прикрытия теней, отбрасываемых ветвями деревьев, вышел высокий и статный старик, одетый в богатую красную мантию. Его короткие, черные с проседью, волосы были изящно зализаны, но серая борода, словно в противовес благородному облику, топорщилась. Длинный нос с горбинкой и жестокие, карие глаза с янтарным отливом вкупе с бородой так же придавали мужчине слегка дикий облик.       Не говоря ни слова, он стукнул по белому песку посохом с оголовьем в виде змеи. От удара от красного дерева полетели зеленые искры.       Упав на песок, они удлинились, превратившись в множество малахитовых змей с острыми, словно лезвия, гребневыми пластинами на спинах.       С поразительной скоростью орда тварей поползла в сторону Тэнебриса. Юноша лишь спокойно махнул рукой и, с некоторой театральностью, присущей скорее жрецам, нежели актёрам, произнес: –Глупо использовать их. Одно из моих имён означен "победитель змей". Я и победитель, и змееносец. Побеждая, я покоряю и обладаю ими.       Из-за взмаха, с руки слетело множество капель крови. Пролетев по воздуху алым веером, каждая из них попала на одну из змей.       В следующий миг тени со стороны деревьев неестественно удлинились и притянулись к ползучим тварям.       Прямо на глазах змеи засохли, почернели, рассыпались и исчезли.       Подняв обе руки вверх, Тэнебрис словно вознес молитву серебряной королеве неба, восхваляя её. Было похоже, что юноша хотел охватить светило своими конечностями.       И, к шоку Эридия, луна не осталась равнодушной. Медленно и величественно лунный диск поплыл по небу.       Становясь ближе к Тэнебрису, она, словно вечная защитница, встала за его спиной.       Под воздействием серебряного света тень Тэнебриса постепенно меняла свое направление, в итоге став клинком, направленным на Колдуна.       Припав к земле, молодой человек положил кровоточащую левую ладонь на песок, и закрыл глаза.       Как другие тени до этого, Тень юноши удлинилась и достигла ног старика, смешавшись с его теневым отражением.       И вновь взметнулось тёмное пламя, пожирая чернокнижника с рвением дикого животного.       Это было последнее, что увидел Эридий. Непроглядная тьма вновь пала на его чувства, мешая видеть, слышать и осязать.

***

      Эридий вновь открыл глаза. Теперь он снова лежал в полном тел большом зале.       Вскочив на ноги, Охотник увидел Тэнебриса, лежащего неподалеку от него.       Юноша тихо и часто дышал. Раз в несколько секунд он открывал глаза, но лишь за тем, чтобы через мгновение снова закрыть их.       Подбежав к Тэнебрису, Эридий склонился над ним, вглядываясь в полное страданий лицо.       Молодой человек открыл глаза, обратив свой взор на Охотника. Очень тихо, делая частые паузы, он произнес: –Колдун не сможет... Долго держать барьер... Задавите его числом выпадов...       Открыв глаза несколько раз, Тэнебрис силился побороть слабость, но вскоре сдался и закрыл их.       Что-то внутри Охотника отозвалось болью, похожей на чувство друга или брата, увидевшего тяготы родного ему человека. То же самое Эридий чувствовал, когда его братья по Ордену попадали в беду.       Поднявшись с пола, Эридий обнажил шпагу и кинжал, и только тогда он заметил Колдуна.       Тот выглядел точно так же, как и во Внутреннем Мире Тэнебриса. Покачнувшись, старик оперся на посох и взглянул на Охотника диким, полным ненависти взглядом.       Подняв оружие, Эридий шагнул навстречу чернокнижнику. Долгие мгновения они смотрели друга на друга, но в конце их немого противостояния нечто стремительное и смазанное пронеслось мимо мужчины.       Вытянув вперед руку, старик воздвигнул над собой куполообразный щит, состоящий из красных и зелёных молний.       Из-за искр, отлетающих от барьера, Охотник не сразу увидел высокий силуэт эльфийки, раз за разом ударяющей купол колдовского щита.       Старик сложил пальцы в странный жест и барьер взорвался целым пластом искр, отбросив эльфийку в сторону.       От тела воительницы пошёл дым, но, оскалившись, она поднялась с пола и, сжав меч двумя руками, ринулась на колдуна, на бегу уклоняясь от каскада бардово-малахитовых молний, брошенных в её сторону.       Добежав до чернокнижника, эльфийка обрушилась на него настоящим ураганом ударов. С поразительной скоростью меняя положение тела и стойки, женщина атаковала своего противника со всех возможных углов, заставляя его отступить.       Сейчас, имея возможность наблюдать, Эридий ещё больше поражался мастерству воительницы. Конечно, он и сам умел сражаться этим видом оружия, но никогда не видел, чтобы кто-либо так умело обращался с длинным мечом.       Используя одну руку, как основу для рычага, эльфийка держала навершие рукояти второй рукой, вращая оружие, часто меняя позиции и углы атаки. Каждый её выпад плавно перетекала в новый удар или защитную позицию, составляя собой неприрывную цепь движений.       И, учитывая это, Охотник ещё больше поражался проворству и стойкости колдуна. С большой скоростью раскручивая свой посох, старик отбивал каждый молниеносный удар и хитрый укол.       Отразив очередной удар, чернокнижник резво отпрыгнул, а затем стукнул по земле оголовьем своего оружия. Прыгая и извиваясь, по каменной кладке побежали изумрудно-алые молнии.       Метнувшись в сторону эльфийки, они вонзились в её тело. Лишь на пару мгновений воительница прекратила атаковать, но чернокнижнику хватило и этого.       Выбросив посох вперёд, старик с силой ткнул воительницу навершием. Послышался раскат грома, и вслед за этим эльфийка отлетела назад, ударившись о каменную стену круглого зала.       Эридий моргнул, проследив взглядом за полётом женщины. Всё это произошло так быстро, что мужчина даже не успел вмешаться в их бой.       И вновь он остался один, наедине со своим врагом.       Подбросив ногой лежащий на земле топор, Охотник поймал его и метнул в Колдуна.       Пригнувшись, старик уклонился и, прорычав нечто, пустил в мужчину несколько молний.       Перекатившись, Эридий подхватил липкий от крови короткий меч, покоившийся на полу, и так же пустил его в сторону Колдуна.       Старик вновь поднял руку и клинок отскочил от молниевого барьера.       Но, пока он проделывал это, Охотник уже бежал в его сторону, вместе с этим размышляя над ходом битвы.       Враг не мог долго защищать себя барьером, а значит, у Эридия есть небольшой шанс победить его. Конечно, Охотник не понимал, что можно сделать с невероятной скоростью его противника. Мог ли он позволить Духу Охоты вступить в бой? Имел ли он силы на это? Так или иначе, нужно было попробовать все, что было возможно.       Когда Охотник уже почти добежал до колдуна, тот перехватил посох двумя руками и сделал короткое, хлесткое движение.       Повинуясь инстинктам, прямо на бегу Эридий присел, прокатившись по мокрым от крови камням.       Вновь послышался раскат грома–рассекая воздух, над головой Охотника пронесся бардово-желтый хлыст из переплетенных молний.       Вскочив на ноги, Эридий отпрыгнул назад, уходя от ещё одного удара. В воздухе словно разлилась злая, агрессивная, живая сила.       Подняв шпагу в горизонтальную позицию, Охотник сосредточил все свое восприятие. Чаще всего на Охоте погибал тот, кто был недостаточно внимателен.       Успокоив разум, Эридий открыл все свои чувства, стараясь уловить любой намёк на атаку противника.       И его чутье не подвело. Полная ненависти и неудержимого могущества, сила сгустилась в воздухе с левой стороны от Эридия.       Рассудив, что агрессивной силе противостоит стойкая и уверенная мощь, Охотник сосредоточился.       Представляя, как солнце пылает на месте его сердца, а затем позволяет своим лучам перетечь в его правую руку, а вслед за этим и в шпагу, мужчина очертил клинком широкую дугу, ударяя пространство перед собой.       В этот же миг из конца посоха появился молниевидный хлыст. Прорезая воздух, он направился в сторону Охотника, но словно притянулся к его клинку, а затем и соскользнул в сторону, уйдя в каменный пол.       Очерчивая изогнутые линии своим оружием, Эридий отражал одну атаку за другой.       Но вдруг Колдун вытянул свою левую руку вперед. С кончиков пальцев сорвался целый поток грозовых разрядов.       Отчаянно махнув шпагой, Эридий попытался отразить атаку, но сильная, жгучая боль обездвижила тело, разрывая его сущность на тысячи мелких кусочков. Тьма вновь опустилась на сознание мужчины, увлекая его за собой.

***

      Плывя в вязкой, тяжёлой темноте, Эридий не понимал, где он находится.       Разум отказывался подчиняться. Мысли путались, завихряясь в скомканный, хаотичный клубок.       Но одна, единственно яркая, больше похожая на символ, идея загорелась в его сознании.       Неужели он был мертв? Неужели не смог победить колдуна?       Вся его душа обратилась в протест. Как бы не было тяжело, он не хотел умирать. Ему необходимо было жить... для чего?       Этот вопрос тяжелым крестом рухнул на спину Охотника. Конечно же, он помнил о долге, но... За последнее время он увидел столько человеческой боли и жестокости...       Смогут ли люди когда-нибудь измениться? Зачем он защищает их от сверъхестественного зла? Люди заслужили это? Конечно, среди них было множество хороших, честных, но... Как Эридий может защищать их, когда тысячи тех, кого он оберегает, пользуются этим, чтобы угнетать других подобных себе? Ведь он, если можно так выразиться, защищал и этого Колдуна, и бандитов в Норе. И они пользуются этим, чтобы творить такое зло?       Некая внутренняя тьма ненависти медленно поглощала Эридия, но, в противовес ей, странный свет озарил его душу. Казалось, прошла целая вечность, но сквозь неё, размышляя над этим, Охотника осветила одна идея.       Нет, он ведь делал это не только для других людей. Ему самому нравилось защищать невинных и обездоленных, и не только их.       Как же он мог об этом забыть? Ведь на самом деле это приносило ему радость, даже когда Эридий понимал, что в мире существует все то зло, о котором он знал. Да, пускай тираны и злодеи существуют, но тысячи людей будут жить. Да разве их численность важна? Даже если один человек будет жить по-настоящему мирной, человеческой жизнью, его дело уже не будет напрасным.       Открыв глаза, Эридий обнаружил себя все в той же темноте. Он знал, для чего он хотел жить, и готов был сделать все, что угодно, чтобы продлить свою жизнь.       Ему нужна была сила.       Эта мысль, словно яркая молния, взрезала сознание Эридия. Да, в последнее время он и правда думал над этим, но...Даже видя необходимость и понимая, что ему её не хватает, Эридий боялся. И страшился он не Охотника, а самого себя.       Люди меняются. Вдруг он забудет свою суть? Свою мораль и идеалы? Свои помыслы и стремления?       Недостаток силы и слабость, казалось, были его вечным клеймом. Он спас множество невинных жизней, но почти стольких же он не смог оградить от страданий. Он не спас своего отца. На своём пути он не смог защитить многих мирных людей и нелюдей. Не смог остановить Абеларда. Многие его собратья погибали в боях, и он не смог защитить их от этой судьбы.       Эридия разрывало между болью потерь и страхом силы.       Что будет, если он все-таки сломается? Разве такой человек, имеющий силу, не сможет принести многие блага и великое зло?       В один момент мысли Эридия остановились, а затем пошли в иное русло.       А был ли он когда-либо по-настоящему уверен в себе и своих силах? Наверное нет.       Может быть, именно из неуверенности и брали исток все его беды?       Вдохнув, он представил солнце, как всегда делал, когда боролся со страхом.       А был ли сейчас смысл думать о страхе? Прямо сейчас его, наверное, одолевают молнии Колдуна.       Это возвратило Эридия к мысли о том, что ему ужасно не хотелось умирать. Если сейчас он погибнет, то никогда больше никого не спасёт.       Нет, он хотел жить. И сейчас, ради этого, ради своего долга и даже ради самого себя ему нужна сила. И не важно, что будет потом, прямо сейчас, получив ее, он сможет изменить что-то. Разве до этого он прогнулся или сломался под тяжестью мира? Так почему, имея силу, он должен сделать это? Даже погружаясь в пучину ненависти, именуемой Духом Охоты, он ни разу не тронул невинное существо. Что же сможет изменить и сломать его?       Вспоминая все свои ошибки, всех умерших по его вине, Эридий возвращался к Силе.       Ему нужна Сила и он получит её. Иначе все закончится прямо здесь и сейчас, и у него не будет иного шанса все исправить и улучшить. Иначе сама его жизнь оборвется, и это станет настоящим концом.       Сосредоточив свое тело, заострив разум и заставляя душу воспылать, Эридий инстинктивно сконцентрировался на образе яркого, ослепляще белого Солнца. Живительные лучи светила наполнили все его естество, выжигая сомнения и страхи.       В этот миг, когда Солнце озарило все аспекты его бытия, Эридий почувствовал Нечто.       Словно все его силы, вся его энергия всегда были частью чего-то иного, невероятно огромного и всеобъемлющего. Сейчас он словно увидел всеохватывающую паутину исполинского вселенского паука, состоящую из нитей энергии, соединяющую все Бытие в единую Систему.       Эридий словно заново открыл глаза. Постепенно он начинал видеть, нет, чувствовать всем своим естеством абсолютно весь мир.       Эридий ощущал неодолимую, невероятно могущественную энергию Изменения и Статичности всего живого и неживого. Видел белую, пылающую силу Света и тёмную, поглощающую, холодную энергию Тьмы. Он узрел яркое, высеченное в ткани мира Прошлое, а так же многочисленное, словно мелкие осколки разбитого стекла, Будущее. Почувствовал мощь пылающих Душ и пульсирующих Разумов. Увидел могущество Сил и Энергии, пронзающих все сущее, воплощенных в молнии, огне, движении, неподвижности и силе, притягивающей все сущее к земле.       Эридий узрел, как все эти невероятные вещи, являясь частью мира, так же были едины с огромной Системой, которая, в свою очередь, была связана со всем Миром.       Его душа и разум были поражены и ошарашены этим открытием. Так вот каков был мир на самом деле!       Ликование наполнило Охотника. Чувствуя и, самое главное, понимая все это, он мог защитить себя и одолеть Колдуна!       Инстинктивно сконцентрировавшись на Энергии, Охотник попытался почувствовать её.       Тотчас же, начиная с ног и заканчивая головой, по телу прокатилась волна силы.       Он вновь увидел, как по невидимым нитям и путям Системы переливается Сила. Почувствовал энергию земли, неба, огня, молнии, и даже движения.       Её волны прибывали и уходили, пульсируя в такт с его энергией, но с каждым разом Эридий захватывал в себя все больше Силы. Он продолжал делать это, пока наконец не осознал, что теперь он полон.       Сейчас Охотник ощущал себя живой, искрящейся, пламенеющей молнией. Переполнененный этим ощущением...

***

      Эридий открыл глаза. Падая назад, он ударил землю ногой, твёрдо и уверенно закрепившись на месте.       Решительно вытянув руку вперёд, Охотник направил свои ликующие разум и душу, представляя воплощенную, могущественную и нерушимую Силу, становящуюся преградой, щитом и крепостью.       Живая, необузданная и дикая, искрящаяся, пламенеющая сила внутри подчинилась.       Единый, чувствующий её, словно самого себя... Да он же и был ею! Эридий проецировал собственную Энергию, превращая её в нерушимый барьер воплощенной Силы.       Тотчас же каскад изумрудно-алых снарядов ударил в белоснежный барьер. Искрясь, молнии отскакивали от несломимой Воли, не в силах противостоять ей.       Подняв шпагу, Охотник сосредоточился на ней. В едином порыве он соединил свои тело, разум и душу, словно нанося энергию всего своего естества на оружие. Все его могущество, сосредоточенное на плоскости клинка, было готово к удару.       Взмахнув оружием, Эридий словно ударил самим собой. Его воплощенная в Барьер Сила взорвалась множеством сияющих, прозрачных белых клинков, вонзившихся в Колдуна.       Увидев, как его противник буквально растворяется на глазах, Эридий покачнулся, выронил шпагу, а затем медленно опустился на пол и погрузился в глубокую, необъятную пустоту.