Гэрликграунд–Имперский Охотник

      Холод. Пронзающий плоть, кости и душу, настолько могущественный, что, воплотившись цепями из льда, сковал все естество Человека. Окованный ими, он судорожно вздохнул, силясь сбросить с себя ледяные оковы, охватившие всю его сущность.       Первый вздох– символ жизни. Вслед за ним пришло тепло и энергия, яркой волной сорвав когти смерти с обледеневшего тела. Человек вздрогнул и распахнул глаза, но тут же белый, непроглядный туман бельмом пал на них, сокрыв реальность от его взора.       Ослеплённый и потерянный, он тщетно пытался воспрять, подняться с каменного пола и освободиться из мертвенной могилы непроглядного мрака.       Покачиваясь и оступаясь, мужчина слепо брёл по монолитным каменным плитам. Конечности дрожали и подгибались, отказываясь повиноваться своему хозяину. Пришлось приложить немалые силы, чтобы снова подчинить их своей воле. Глаза застилал белый туман. Ничто, кроме светлого разума не могло указать ему путь.       В этом и заключалась вся глубина бедственного положения, в коем довелось пребывать человеку. Его разум был чист и бел, как лист бумаги, что ни разу не ощущал касание пера и чернил. Сознание превратилось в спутанный, хаотичный комок мыслей и обрывков воспоминаний.       Река его мыслей окаменела и застыла. Много ли прошёл он, безрассудно блуждая по холодному каменному полу? Этого человек не знал. Он был лишь пустой оболочкой без помыслов и побуждений, что слепо брела навстречу судьбе.       Но и она имела другие планы на потерянную душу. Споткнувшись, мужчина сделал несколько неуклюжих шагов и в очередной раз натолкнулся на что-то. В этот же миг нечто, подобное каре богов, обрушилось на его голову, напрочь смыв с глаз странный туман.       Слабое тело, кое не согревал огонь силы духа, дрогнуло. Вслед за ним подкосились и ноги. В миг человек рухнул на пол.       Опустив голову, он стоял на коленях и ошеломлённо смотрел вниз. Там, в кристально-белых плитах отражалось лицо. Лицо, чьи черты не были знакомы заблудшему разуму, полному сомнений и противоречий.       В скором времени взгляд мужчины скользнул по странному предмету, что ранее упал на его голову, а ныне спокойно лежал на полу. Переплёт из чёрной кожи, серебряные, отливающие загадочным, призрачным светом буквы на обложке и миниатюрный замок сбоку, боле напоминающий украшение, нежели настоящую защиту– все это должно было сделать оную примечательной для глаз. Но человек, отчётливо видевший её контур, тем не менее стал замечать, что предмет постепенно погружается в пол, сливаясь ним в одну целую, однородную массу.       Содрогнувшись, мужчина вскочил на ноги и потерянно огляделся. Сплошь и рядом его окружал настоящий лабиринт книжных полок неописуемой высоты. Их вершины пронзали небесный свод, внося в этот высший порядок свои, чуждые ему законы. А небо...       Абсолютно-белое, пугающе чистое и пустое небо куполом накрыло человека и неестественные, запутанные коридоры странной библиотеки. Солнце не освещало его, облака не выстраивались в причудливые фигуры. Даже драгоценные и прекрасные, словно утренняя роса, звезды, исчезли.       Он не знал ни своего прошлого, ни настоящего, не помышлял о будущем и не понимал, кем или чем был в этом безумном, пугающем мире белого пола, бездушного неба и загадочного лабиринта из тысяч, миллионов книг.       Страх сковал его душу, уподобившись камню, брошенному в озеро. И словно круги на воде, ужас отразился во всем, многократно преобразив и без того странный мир.       Высокие и прямые полки скривились, нависая над ним. Пол расплывался, становясь похожим на озеро расплавленного металла. Белое, ужасное небо странным образом стало ближе. Отвратительная, хищная пустота заполнила всю реальность, высасывая сущность потерянной, одинокой души.       Крича, человек бросился прочь, ибо воля его была сломлена и не имела сил сопротивляться ужасам этого чужого, непонятного мира. Но, сколько бы он не бежал, запутанный, кривой лабиринт полок кружился и извивался, заставляя его спотыкаться, подскальзываться и биться о каменные колонны и книжные стеллажи, обрушивая на себя град тяжелых книг. Рассерженные гримуары камнепадом падали на мужчину, грозясь раздавить тело и сломать кости. Зачастую даже пол кренился и уходил из-под ног, и испуганное существо, с трудом помнившее свое человеческое начало, катилось вниз, получая многочисленные синяки и ссадины, в конце концов приземляясь в то место, где некогда ровно стояло на ногах. Обессилев, оно двигалось дальше, но лишь до тех пор, пока башни полок тисками не сдавливали ничтожную и слабую оболочку. Казалось, они были близки к тому, чтобы окончательно раздавить создание, но внезапно оступали, оставляя его посреди огромного, пустынного пространства. Тогда над ним оставалось лишь безумное белое небо, вторившее пустоте его разума. В тот нелёгкий час оно чувствовало себя малым животным, что пытается спастись от сокола посреди чистого поля. Испуганное и беспомощное, существо порывалось вырваться из неразрывного круга книжных полок. Но те, в свою очередь, вставали перед ним монолитной стеной, а затем бросались в полоумную пляску, ураганом кружась и скользя по полу округ него.       Испуганный взгляд и дрожащее сердце– вот все, что осталось у ничтожного создания. Измученное, оно пыталось отыскать путь к спасению из безумного вихря, и не иначе, как по велению чуда, на краткий миг ему удалось узреть нечто.       Благодатным солнцем белокаменная лестница возвышалась над безумием искривлённого лабиринта. Ярким, спасительным маяком её образ отпечатался в сознаниии существа.       Из последних сил оно, влекомое этим видением, ковыляло вперед, отбросив усталость и боль. Каменные таблички, свитки и книги полоумной стаей налетели на существо, могучим потоком стремясь сбить его с ног, но, оно несмотря на их старания, упорно следовало за спасительным образом.       И, когда лишь один шаг отделял его от удивительного строения, мимолётная случайность не преминула вмешаться в ход событий, насмехаясь над одинокой душой.       Удар тяжёлого, окованного железом фолианта обрушился на создание, сбивая его с ног. Скользя по жемчужному полу, оно в последней, отчаянной попытке протянуло руку к лестнице.       Обратившись к ничтожным остаткам своих сил, существо мертвой хваткой вцепилось в поручень и подтянулось вверх, ухватившись за ограду и белые ступени.       Невиданного могущества вихрь свистел и ярился вокруг создания. С каждым его движением некогда удобная и ровная лестница все больше кренилась. Ныне её ступени походили на отвесные скальные выступы. Словно горовосходитель, существо сантиметр за сантиметром лезло вверх по искривлённой лестнице. Повсеместно, напоминая мертвецов, вырвавшихся из земных уз, из-под поверхности белого камня всплывали различные объекты. Теперь же строение изказилось, став жутким гибридом многочисленных книжных полок, ступеней и поручней. Тут и там вместо твёрдых ступеней его руки натыкались на книги, полки и свитки. Сгибаясь, фолианты выскальзывали из-под его ног, заставляя испуганную душу содрогаться. Подменившие собой перила свитки с треском рвались, не выдерживая веса создания. Сама же лестница наклонилась, став для него горным склоном. Гневаясь, бушевал ветер, порываясь сорвать пустое тело с изуродованного строения.       Обливаясь потом и кровью, оно преодолело последнюю ступень, что слилась с гигантским фолиантом. Ухватившись за его огромный корешок, существо с трудом перевалилось на белокаменную площадку.       Кое-как откатившись от обрыва, усталое тело замерло на холодном полу. Безумная, ужасная пародия на лестницу, на деле оказавшаяся лишь запутанным калейдоскопом, вырвала из него последние, жалкие крохи живительной энергии.       Тяжело дыша, существо распласталось на полу, медленно погружаясь в царство сна, распростершегося в его измученном сознании сонливым, удушающе-сладким туманом. Умиротворение и загадочное, непонятное чувство уюта заполнили создание. Вслед за ним явились и сны, окутав измученный разум беззаботными обрывками образов и мыслей, которых ему так не хватало.       Но в скором времени мягкая, затягивающая нега благословенного забытия оказалась потревожена. До ушей создания донёсся отдалённый, тихий шелест страниц. Вслед за этим слепую тьму его сна пронзил подкатывающийся, раздающийся звонким эхом звук чётких и уверенных шагов.       Встрепенувшись, измученное существо пробудилось от сна. Странным образом резонируя с памятью, щелчки шагов встревожили его, наполняя разум двойственными образами. То и дело в сознании всплывали различные воспоминания, но вскоре и они исчезали, оставаясь потерянными и неузнанными.       Звук шагов утих, но на смену им пришел странный скрип и сухой шелест страниц– незваный гость был совсем рядом. —Неужели и такие жалкие, убогие существа попадают сюда?       Из самых, казалось бы, забытых глубин поднялось нечто, всколыхнув, пробудив и приподняв со дна истерзанную душу. Необычный, новый для этого места звук затронул последние, неразорванные струны в естестве его духа. С давно уже позабытым чувством надежды и радости существо открыло глаза.       И тотчас же содрогнулось в ужасе. Волосы его встали дыбом, а взгляд безумно заметался, стремясь найти путь к спасению.       Затуманенному взору существа открылось настоящее чудовище. Одним своим видом оно повергло создание в тёмный, непроглядный морок.       Огромный ворон, чьи темно-синие перья тут и там покрывали бессчисленные пластинки змеиной чешуи, настоящим воплощением ужаса предстал перед ним. По-рептильему длинную, гибкую шею венчала полузмеиная, полуворонья голова. С изогнутых клыков, торчащих из чёрного птичьего клюва, медленно скатывался ярко-зеленый яд, в мгновение ока прожигая белокаменные плиты пола.       Пронзительный крик разорвал тишину мистической библиотеки. Обливаясь холодным потом, существо в ужасе вскочило на ноги, но, бросив преисполненный ужасом взгляд на чудовище, вновь рухнуло на пол. Каждое мгновение отдавалось ужасом в разуме создания, пожирая и иссушая его изнутри.       В это время ужасный гибрид ворона и змеи завибрировал, став расплывчатым и неуловимым для его глаз. Чудовище завертелось, крутанулось вокруг своей оси и вывернулось наизнанку, приняв новый, не менее отвратительный облик.       Покрытый слизью и собственным ядом, огромный, окрылённый тёмно-синими крыльями змей хищно оскалился и медленно поскользил к нему. Ужасная, сдвоенная голова каркала и шипела. Взгляд трех тёмно-зеленых, демонически-глубоких глаз гипнотизировал и внушал страх. Теперь уже собственные глаза существа закрылись, не в силах стерпеть сковывающий, безжизненный и мрачный ужас этой злой, насмешливой реальности.       С каждым мгновением ослеплённое страхом создание явственнее чувствовало склизкие, гибкие кольца змеиного тела, удушливо обвивающие его. Весь мир наполнился ядовитым шипением и клацаньем вороньего клюва, желавшего выклевать глаза существа. Ребра, ноги и торс попеременно отзывались колющей и жгучей, словно раскалённые иглы, тупой болью.       Но, секундой позже, всё исчезло– страх, боль, звуки, холод и усталость растворились в пустоте, заполнившей всю суть существа. Постепенно оно растворялось в бесцветном, тупом небытие, ставшем для него телом и душой. Время, самосознание—в мгновение ока все это обратилось в пыль.       Минуты, часы и столетия пустоты проносились мимо существа. Осколки его личности потускнели, разлетевшись на мельчайшие песчинки. Вечность— вот имя его страдания. Создание было едино с пустотой, стало всем и ничем в одном лице.       Но и в пугающей, пустой вечности нашлось место для тьмы и света. Нечто страшное, неправильное зашевелилось на краю пустоты, коснувшись самого последнего, нетронутого уголка разума. Воспротивившись этому влиянию, единственный оплот его эго ухватил осколки личности. Цепями света и мысли он притянул их к себе и, подобно тому, как сшивают края раны, сцепил и соединил воедино.       Задыхаясь, словно утопающий, чудом избежавший смерти, Эридий открыл глаза. Схватившись за голову, мужчина тяжело и прерывисто дышал, не в силах вернуть контроль над своим телом и разумом.       С небывалой ясностью он ощутил себя. Вспомнил свое прошлое, жизнь, помыслы и мечты. Внутренним взором увидел своих друзей и их гибель, свои идеалы и их крах. Триумф, окрашенный в цвета печали и ужаса.       Немыслимым потоком воспоминаний память возвратилась к нему. Гнев и печаль переполняли Эридия, разрывая разум и притупляя чувства, но вскоре его взгляд прояснился. Обомлев, мужчина в смятении взглянул на абсолютно пустой, белый небосвод       Сев на таком же жемчужном, как и небо, полу, Охотник в недоумении осмотрел себя, облаченного в белые штаны и рубаху. В разуме плавали обрывки воспоминаний о лихорадочном путешествии по безумному, ужасающему месту, но теперь, оглядевшись, Эридий впал в ступор. Может быть, его рассудок помутился от пережитого? До этого мига мужчине казалось, что он и вовсе не бродил среди лабиринта искривлённых полок. Разве не было это кошмаром в бреду, порождённом тяжестью его ран? Что за наваждение возымело власть над ним, заставляя корчиться и кричать от ужаса? Ему вспомнилось, что зачастую вампиры ткали пугающие иллюзии—он сам не раз испытывал это, но разве возможно было создать настолько реальный, пугающий морок? И был ли тот отвратительный змее-ворон, готовившийся попировать его плотью, частью этого наваждения?       Все это время Эридий, поглощённый мрачными размышлениям, лицезрел своё угрюмое и откровенно растерянное лицо, словно в насмешку отражённое зеркально-чистыми белокаменными плитами. До этого он лишь раз мельком оглядел окрестности, но, сам не понимая этого, вскоре стал жертвой задумчивого и мрачного смятения и, охваченный им, взглядом уткнулся в пол, отказавшись смотреть на безумное небо. Осознав это, Охотник сжал зубы и тряхнул головой–нужно было делать хоть что-то, а прозябать в пучине апатии– все равно, что добровольно лечь на плаху.       В тот самый миг, когда Эридий вскинул голову для того, чтобы взглянуть в лицо ужасному, мистически–искривлённому миру... он увидел его. Не чудовище или очередной мираж, а человека.       Поскрипывая пером о бумагу, над мужчиной стоял худощавый и жилистый юноша. Облаченный в мантию, рубаху и штаны черного цвета, он был похож на тучу посреди ясного неба. На его худом и бледном лице особенно сильно выделялись высокие, хорошо заметные скулы и острый подбородок, придававшие юноше схожесть с представителем эльфийского народа. Он так же был обладателем прямого носа, тонких губ и очень длинных и прямых тёмных волос, плавно ниспадающих на плечи и ниже. На первый вид ему было не больше восемнадцати, может быть двадцати лет, но слегка нахмуренные соболиные брови и серьёзный, пронзительный, подобный брошенному лезвию взгляд темно-зеленых глаз наталкивал на мысль о мудрости и остроте ума, приобретаемой лишь по прошествии десятилетий.       Во всем его облике, движениях и поведении была заметна некая властность. Окончив писать, молодой человек закрыл книгу и, развернувшись спиной к Охотнику, прошествовал к небольшому креслу у круглого столика. Сев, он, как ни в чем не бывало, открыл другую книгу, прежде лежавшую на столе. Больше не обращая на Эридия ни малейшего внимания, юноша тщательно вчитывался в страницы, время от времени делая заметки в пергаменте.       Мужчина ошеломлённо моргнул. Было ли то чудовище реальным, или же это все лишь часть его кошмара? Почему вслед за ним не исчезла и эта мистическая библиотека? Что за странный человек, столь непринуждённо существующий в этом ужасном месте?       Медленно и осторожно Эридий попытался подняться с пола, но неожиданная слабость, распространившаяся по всему телу, заставила его ухватиться за изящное ограждение. Опираясь на вычурные, завитые поручни, Охотник всмотрелся вдаль.       Перед его взором предстал запутанный лабиринт книжных полок, простиравшийся вплоть до самого горизонта. Раньше ему казалось, что их верхушки почти что царапают небо, но сейчас, в большинстве своём, часть стеллажей была ниже или на уровне возвышения. Оно же, в свою очередь, представляло из себя башню с плоской крышей, неизвестным образом возведенную над уровнем лабиринта.       Тряхнув головой, Эридий сосредоточился и оглянулся. Терзаемый сомнениями, Охотник предпринял попытку осмыслить свое местоположение. Хотелось бы думать, что все это– лишь затянувшийся кошмар, но с каждой секундой он все больше убеждался в неправоте своего первоначального вывода. В этот момент Эридий все больше жалел, что воздержался от изучения магии. Два века назад род Латйорн был проклят и отрезан от магии, но, кто знает, может быть, и само знание могло принести пользу? Мог ли он предположить, что попадёт в столь хитроумную, магическую ловушку?       Это выходило за пределы его опыта. Сегодня Охотник лицом к лицу столкнулся с тем, чего не понимал и, хуже того, не представлял, как справиться с этим. На границе сознания все время грызлись и извивались мысли о вероломном предательстве Абеларда, сводя на нет все попытки сосредоточиться на решении проблемы.       Было очевидно, что престарелый Магистр поддался точно тому же безумию, что и предыдущий глава их Ордена. О нем ходили разные слухи, а современники утверждали, что он и вправду был безумен– жертвой его подозрений пало много невинных и мирных людей. Все закончилось, когда бывший Магистр попытался в одиночку поохотиться на могущественного вампира и погиб. Абелард нашёл Магистра и заявил, что был назначен его приёмником. Поскольку наставник Эридия имел прекрасную репутацию в Ордене, ни у кого не возникло возражений.       Эридию вспомнилась битва на острове посреди подземного озера. Если исходя из реакции Абеларда предположить, что сказанное высшим вампиром было правдиво, то перед ним открывалась неприятная правда. Магистр уже давно спелся с вампирами, с того самого мига, как убил бывшего главу Братства. Под управлением Абеларда их Орден процветал, но кто знает, какой ценой далось это процветание? Он обезумел и втянул Орден в безрассудный, обречённый штурм, а Охотник и его собраться попали на перепутье, встав на пути как Абеларда, так и вампиров, и позже пали жертвами их амбиций.       Эридий глубоко вздохнул и обратил свой взор к небосводу, словно искал у него правду, столь необходимую его душе. Но пустое, чужеродное небо оставалось равнодушным к боли потерянного человека.       Охотник жаждал узнать правду. Что заставило Абеларда стать вампиром и возжелать власти? Причины, озвученные Магистром, казались Эридию крайне странными и безумными. Должно быть, нечто большее лишило его надежды и сломило разум, подтолкнув к предательству.       Так бы мысли и вились в изнурённом разуме, но одна из них, утомлённая бесконечным мельтешением, бесстыдливо остановилась и зависла посреди раздумий. "Я абсолютно не понимаю, где я и как мне отсюда выбраться."       Единственный вывод поставил крест на дальнейших размышлениях— разве есть смысл рассуждать о поиске истины и восстановлении чести, если он сам был заперт в изощрённой ловушке?       Отступившись от ограждения, Эридий взглянул в сторону человека в мантии. Было ли разумно искать помощи у того, кто живёт в этом месте с поразительным, безмятежным спокойствием? Сохранил ли юноша разум и живое сердце, если смог существовать посреди пустого неба и искривлённого лабиринта полок?       Мужчина вздохнул и погладил подбородок большим и указательным пальцами правой руки. Он всегда почесывал бороду, когда приходило время нелегких раздумий.       Покачав головой, Эридий горько улыбнулся своей нерешительности и шагнул вперёд, а затем еще, и еще раз. Пройдя некоторое расстояние, он с удивлением осознал, насколько же легко ему даются эти небольшие, размеренные шаги. Словно само его тело стало лёгким и молодым, не обремененным тяжестью всего, что непременно сопровождает человеческую жизнь.       Осознание неестественности происходящего остановило шаг мужчины. До этого момента мысль о внезапном исцелении не приходила ему в голову. Неужели вампиры снизошли до него и исцелили силой своих древних таинств? Какой смысл им было помогать своему противнику? Разум кольнуло подозрение. И правда, откуда бы взяться этой необычной легкости?       Охотник поднял руку и ощупал живой и здоровый глаз, ранее повреждённый в битве против Магистра. Вдохнул полной грудью, не почувствовав резкой боли от сломанных ребр, пронзивших его лёгкие.       Остановившись неподалеку от молодого человека, мужчина задумался. На время Охотник забыл об ужасах этого места, но подозрение вновь овладело им, заставив вспомнить все свои опасения насчёт природы хозяев бесконечной библиотеки. Здравый смысл диктовал ему проявить осторожность       Глубоко дыша, Эридий зажмурился и сосредоточился на привычном образе солнца. Медленно, словно выплывающее из-за туч светило, разум Охотника воссиял светом–энергия тела пульсировала и наполняла мозг, обостряя его восприятие.       Открыв глаза, Эридий вновь взглянул на юношу, чьи черты теперь приобрели иное, необычное значение.       Молодой человек восседал за столом, старательно записывая нечто в небольшой гримуар. Бледное, без кровинки, лицо было абсолютно непроницаемым, одна лишь холодная сосредоточенность была выражена легким сдвигом бровей. Подобный контроль был присущ только высокородным дворянам, шпионам или вампирам. Под глазами расплывались чёрные круги–символ пережитых опасностей и невзгод. Плавные движения руки с пером были до боли точны и сбалансированы, хотя подчерк, отраженный на бумаге, был просто ужасен. Перед ним тренированный, умеющий контролировать свое тело человек. Отвратительный почерк мог быть свидетельством быстрого мышления–при всем невероятном контроле телу было невозможно поспеть за разумом.       Несмотря на кривизну букв и нестройность цифр, строчки и столбцы данных были прекрасно систематизированны. Высокая внимательность к бумагам выдавала в нем образованного человека, возможно, учёного или...Эридий взглянул на изящный, но крайне странный способ, которым молодой человек держал перо. Подобное он неоднократно видел лишь у двух людей– у Вилфрида и Ульяма, магов его Ордена. Помниться, один из них объяснил ему, что все маги обучены держать перо подобным образом, поскольку это тренирует пальцы для сложения магических символов.       В этот момент юноша поднял взгляд на Эридия. Охотник слегка прищурился–ему с трудом удалось заметить презрение и обиду в глазах молодого человека. Нет, было ещё что-то. Взор черноволосого незнакомца пронзал Охотника словно брошенный кинжал. Мужчина вздрогнул и чуть было не попятился назад. Загадочный юноша оценивал Эридия, ловил каждое движение и жест, но настолько незаметно, что Охотник чудом заметил это.       Несомненно, это был удивительный человек. Мало у кого Эридий видел такой самоконтроль и железную волю в глазах. Точность и контроль убийцы в нем совмещались с усердием и аккуратностью учёного мужа. Охотнику не верилось, что кто-то подобный мог жить в этом ужасном месте и служить вампирам.       Холодный, властный голос разорвал тишину, окатив Эридия волной презрительных нот. –Значит, ты все-таки не безумен. Прискорбно. Придётся выделить под тебя ещё одну страницу.–Он опустил глаза и возвратился к своему труду.       Эридий опешил. Молодой человек определённо заметил его, но сейчас Охотник ощущал себя надоедливой мухой–Юноша просто отмахнулся от него, не проявляя ни малейшего интереса к последующему разговору. Он проявлял безразличие, а не агрессию. Стоило попытаться снова. –Могу ли я узнать, что это за место и кому я обязан столь нетипичным гостеприимством?       Незнакомец медленно поднял голову, его левая бровь еле заметно приподнялась, губы поджались, выдавая презрение. –Не вижу в этом ни малейшего смысла. Так или иначе, ты покинешь это место, как и многие до этого. Единственная польза, которую ты можешь принести– рассказать, кем и как прожил свою жизнь.       Эридий подошёл поближе и заглянул в гримуар юноши. Строчки повествовали о его безумном путешествии через бесконечную библиотеку, а в столбцах с невероятной точностью были описаны его рост, вес и прочие вещи. Неужели незнакомец был кем-то вроде тюремщика? Так или иначе, стоило попытаться договориться. –Мне хотелось бы знать, с кем я говорю. Мало кто способен жить в этом безумном, кишащем чудовищам месте.       Молодой человек слегка прищурился. Его мимка в принципе имела незаметный, невыразительный характер. Мимолетное презрение сменилось выражением скуки и раздражения. –Когда я отвечу, ты покинешь это место и перестанешь прерывать мои исследования.–он сцепил тонкие пальцы домиком, затем разнял их и взял перо.–Внесём долю порядка в этот беспорядочный разговор. Я отвечаю на твой вопрос, а затем ты–на мой.       Эридий кивнул. Не хотелось плясать под дудочку тёмноволосого незнакомца–он явно дал понять, что контролирует ситуацию, но выбора не оставалось. –Я Эридий Латйорн, капитан Ордена Охотников Аэльдольнской крепости,–Охотнику показалось, что при этих словах на лице юноши пролегла тень презрения, смешавшаяся с лёгкой, ироничной улыбкой.–Полагаю, я ответил на твой вопрос? –Род Латйорн. Слышал, вы утеряли свою магию и влияние. Я предполагал, что последний из вас закончит именно так. Что же, прискорбно видеть развалины на месте великой крепости,–человек позволил уголкам рта подняться ещё выше, проявив свое настоящее отношение к ситуации.–Задай свой вопрос, я верну ответ, как и обещал.       Эридий задумался. Ему жутко хотелось узнать личность незнакомца, но осознание долга заставило его возвратиться к загадке бесконечной библиотеки. –Что это за место? Как я попал сюда и как отсюда выбраться? Кто заточил меня здесь?       Юноша немного сжал челюсти, в зелёных глазах заплясали гневные огоньки. –Разве мы не договорились о единичных вопросах и ответах? Прояви терпение или уходи. Я отвечу только на один вопрос, ведь ценой моего ответа был твой.       Эридий вновь кивнул, задержав свои вопросы и внимательно присмотрелся к молодому человеку. Даже малейшее отступление от установленных правил разозлило его. Неужели ему настолько нравится владеть ситуацией, или он просто играет с ним? Или же, наоборот, тянет время для своих нечистых хозяев? Так или иначе, нужно было использовать шанс. –Я спешу, ибо меня беспокоит это место и мои собственные обязательства. –Поверь, тебе уже некуда торопиться. Ты в Альфаре, а точнее, в Альфирвистуре. Кто-то так же называет его Апокрифом, хотя лично я не люблю это название. Сюда попадают все книги, письма и бессчисленные бумаги, написанные рукой человека или эльфа.       Охотник моргнул. Память подводила его, отказываясь раскрывать местонахождение данного места. Он уже хотел задать следующий вопрос, но вовремя одернул себя и вдохнул полной грудью. Необходимо было вернуться в Аэльдольнскую башню как можно скорее, но приходилось мириться с правилами юноши. Эридий взглянул в глаза своего собеседника. –Задавай свой вопрос.       Наклонившись над бумагой, юноша занёс перо и замер, а затем взглянул на мужчину своими зелёными, колдовскими глазами. –Как ты провел свою жизнь? Был ли ты связан со знанием? Жаждал ли ты его?       Эридий нахмурился. Незнакомец точно не был слугой вампиров, иначе бы знал всё это. Да и виноваты ли кровопийцы в том, что он оказался здесь? Мог ли этот странный человек быть таким же пленником, как и он сам? Эти вопросы имели свою, неизвестную Охотнику логику. Это начинало раздражать. Он должен был вернуться в Орден, поведать о предательстве Абеларда и оплакать павших, а затем с новой силой вернуться к их делу. –Можно сказать и так. Знание было неотъемлемой частью моей жизни. Я не был магом или ученым, но именно знание помогало мне защищать порядок людей от монстров, подобных вампирам. Это было целью всей моей жизни.       Наблюдая, как юноша записывает что-то, Эридий задумался над своими словами. Несомненно, он верил в это, но отражало ли данное высказывание его истинные мотивы? Нет, за этим стояло нечто большее.       Всю свою жизнь он наблюдал за людьми, злыми и добрыми, отважными и трусливыми. И правда, люди делали много зла, так много, что зачастую Эридию казалось, что они недостойны жертв, которые приносятся во имя их благополучия. Иногда ему становилось сложно помнить о своей любви к людям. В такие моменты ему думалось, что мир человеческого добра и зла подобен переполненной чаше с ядом. Что будет, если позволить яду монстров капать в этот бурлящий сосуд? Выдержат ли люди иное, другое зло? Человечество согбенно под тяжестью своих личных переживаний, зол и невзгод, разве сможет оно пережить чужую ненависть и злость? Поэтому, несмотря на человеческие грехи, Эридий жил мечтой не позволить монстрам переполнить этот незримый сосуд, ведь он хотел дать людям шанс усмирить зло в себе. Он понимал, что его мечта утопия, но жил ей всю свою жизнь, ибо по-другому просто не умел. Заблуждался ли он? Определённо. Наверное, мир людей всегда будет представлять из себя переполненную чашу, но это не было поводом бросить все и опустить руки. Он должен был использовать всю свою силу и возможности, чтобы дать людям шанс. Именно поэтому предательство Абеларда сокрушило его внутренний, живой дух и привело к такому состоянию. Эридий просто не хотел верить в то, что Магистр оказался столь слаб, что позволил чужому злу совратить себя.       Ему было необходимо вернуться обратно. С новой силой в голосе он задал свой вопрос: –Как мне покинуть это место и вернуться в Альвдарвард?       Юноша зло улыбнулся и с легким весельем в глазах взглянул на Охотника. –Вернуться? Забавно, что ты думаешь, что ещё можешь уйти отсюда. Твоё заблуждение смехотворно. Это загробный мир. Позволь последний вопрос–как и где ты умер?       Эридий остолбенел. Ранее закрытые туманом разума части памяти вспыхнули и соединились в единую картину. Нет, этого не должно было произойти. Он помнил свои раны, ощущал, как угасало сознание. Неужели это была смерть? Юноша сказал, что это загробный мир. А как же воля Грэйльтейльмаса, бога перерождения?       От переполнявших разум чувств Эридий рухнул на колени. Из глубины души поднималась удушливая, огненная злость. Гнев охватил всё его существо. Он не мог умереть тогда. Просто не имел права покидать этот мир после того, как Абелард своим предательством ослабил весь Орден. Вслед за падением Аэльдольнской башни в Альвдарвард хлынут бесчисленные чудовища, скрытые от глаз смертных. Они почувствуют уязвимость людей и станут терзать его родину и другие, приграничные Альвдарварду страны.       Эридий жалел не о своей смерти, а о том, чего он не успел и уже не успеет сделать. Невыносимо было осознавать все это и оставаться безмолвным наблюдателем. Перед взором его разума вставали видения смерти и разрушений, человеческого отчаяния и страха.       Казалось, безумная, тупая пустота снова поглотила его сущность, но вдруг холодный, бесчувственный голос ледяной иглой вонзился в сознание Охотника. –Прекрати. Твой гнев опаляет мои книги. Кончай это самобичевание, если не хочешь познать нечто за пределами смерти. И да, ты так и не сказал, как погиб.       Открыв глаза, Эридий увидел сеть чёрных трещин, покрывших пол вокруг него. Книги и листы бумаги, лежащие неподалеку, обуглились и почернели. Воздух еле заметно дрожал, словно отзываясь на его гнев.       Неужели он обречён вечно скитаться в этом безумном, нестабильном в сути своей месте? Придётся ли ему превратиться в холодное, почти бесчувственное существо, чтобы эта безумная библиотека не погубила его? И сколько лет он проведёт здесь, прежде чем его душа истончится и растает?       Потерянный и опустошенный, Эридий бродил среди лабиринта книжных полок. Позабыв об обещании, данном юноше, он спустился с башни и начал свой путь посреди бесконечных башен фолиантов и гримуаров       Блуждая, Охотник корил свою судьбу и самого себя. Теперь все окончено. Он уже не сможет вернуться в Альвдарвард и защитить его, не воспитает новое поколение Охотников, что встанет на пути тьмы. Конечно, он не жалел, что погиб, выполняя свой долг, ведь он смог одолеть Абеларда, но Эридий собирался и дальше защищать людей. Слишком многое он не успел сделать. Охотник с усмешкой вспомнил о своём желании "создать систему" и заключить мир с вампирами. Учитывая слова того кровопийцы, Магистр давно воплощал эту идею, но до чего это довело его? Возможно ли было сделать все иначе, получилось бы у него, Эридия, воплотить эту утопию в жизнь? Этого он не знал и впредь не узнает.       Нечто иное так же беспокоило Охотника. Всю жизнь это терзало его душу, наполняя её болью и сомнениями. Орден испытывал преданность их делу, и один раз этой проверке подвергся и Эридий. При посвящении его заставили убить ребёнка, девочку вампира. Невинное дитя, лишь из-за своей природы проклятое приносить людям боль. Мог ли он убедить Абеларда не убивать ее? Мог ли контролировать, давать кровь животных вместо крови людей? Этого Эридий не ведал, но знал, что мог хотя бы попытаться спасти невинное дитя. Тогда он струсил и подчинился Абеларду, лишив девочку тёмной, но все-таки жизни. Именно это побудило его щадить каждого невиновного "монстра", будь то семья оборотней, или вампир, пьющий лишь кровь животных или обречённых на смерть преступников. Искупил ли он свой грех? Охотник не знал этого.       Сам того не замечая, Эридий начал читать. Сначала ему под руку случайно подвернулся исторический манускрипт, потом эльфийский трактат о боевом искусстве. Шло время, а он все читал, ибо не желал прозябать в пучине бездействия. На самом деле мужчина любил читать. При жизни Охотник зачастую покупал в городах книги, чтобы скрасить свое путешествие по Альвдарварду, а позже, когда приходило время возвращаться в Аэльдольнскую башню, отдавал их в библиотеку Ордена.       Путешествуя по Апокрифу, он иногда встречал иных людей. Многие из них были заняты чтением книг или бессмысленными метаниями. Сам Эридий был спокоен–за долгое время он смирился со своим положением и теперь лишь отдыхал, ожидая, когда сможет отправиться на круг перерождения, положеный божественным законом.       Во время своего путешествия по Апокрифу он наткнулся на уютную, импровизированную комнату, чьими стенами и потолком были изогнутые, похожие на деревья книжные полки. За столом сидела девочка. На вид ей было не больше тринадцати лет. Сама она была очень худой и мертвенно бледной. Из-за белого оттенка кожи особенно ярко выделялись тёмные круги под глазами. Сами глаза были крайне необычны. Один из них был фиалково голубым, а второй–зеленым, словно лист дуба. Больше всего его удивили волосы–очень длинные и абсолютно белые. Одета она была в такую же белую тунику и штаны. Девчушка сидела за столом и читала книгу с таким меланхоличным видом, что у Эридия екнуло сердце. Конечно, и дети смертны, но вид ребёнка в таком странном и пустом месте наполнял душу Охотника печалью.       Медленно и осторожно он подошёл к столу и кашлянул, привлекая внимание девчушки. Подняв глаза, она оглядела его своим задумчивым, немного испуганным взглядом. Взглянув в её лицо, душа Эридия вновь преисполнилась печалью. Осознание того, что где-то смерть забрала ребёнка было страшнее искривленных полок и змее-воронов.       Он соскучился по обычному человеческому общению. Немногие люди, встреченные им ранее, были безумны или слишком заняты своими переживаниями.       Словно извиняясь за вторжение, Эридий показал на стопку книг, несомую им. Дождавшись кивка девочки, Охотник положил их на стол и огляделся в поисках стула, но, не обнаружив ничего, остался стоять.       Девчонка закрыла глаза. В это время Эридий, искавший, куда бы присесть, внезапно наткнулся на изящное кресло, стоящее у стола. От разума Охотника не укрылось его странное появление. Оно словно всегда стояло здесь, насмехаясь над его невнимательностью.       Эридий задумчиво кивнул девушке и сел напротив. Она создала кресло. Была ли и комната воплощением её воли? Охотнику вспомнился собственный ужас, извративший мистический лабиринт, а затем и его гнев, опаливший книги. Неужто и правда это место может быть управляемо мыслью и чувством?       Тихий и мягкий, не похожий на холодный и властный тон черноволосого незнакомца, голос обратился к Охотнику. –Ты не такой, как многие. Большая часть здесь озлоблены или безумны, тебя же по-настоящему интересуют книги.       Девчушка говорила об этом спокойно, но в её голосе слышалось сожаление и горечь. Эридий кивнул, соглашаясь с ней. –Твоя правда. Уже долгое время я не могу найти живого и разумного человека, с которым можно было бы поговорить. Был лишь один, да и тот крайне неприятный и, как мне думается, жестокий тип. –Черноволосый? Он и мне показался очень холодным. Его словно не волнует это место, лишь книги. В нем нет сочувствия к людям. Что хорошего в простой информации и дотошных расспросах, если внутри лёд?       Эридий взглянул не девчушку по новому. Она не просто согласилась с его суждением, а была достаточно наблюдательна и умна, если смогла увидеть все это в почти непроницаемом, холодном ученом, ведь самому Охотнику пришлось напрячь все свои чувства, чтобы услышать и увидеть эмоции юноши. –Слушай, а ты не знаешь, что это за место? Я до сих пор не могу понять, как я попала сюда. Помню лишь, как сражалась со злыми людьми, но потом они схватили меня.       Эридий тяжело вздохнул. Стоило ли рассказывать девчушке о том, что это странное место было последним пристанищем перед колесом перерождения, которое сотрёт всю её память и личность? Охотник не хотел стать тем, кто повергнет её разум в пучину беспросветного ужаса. –Я слышал, что это место называется Апокриф. Вроде бы сюда попадают все книги, написанные людьми и эльфами. Больше я ничего не знаю.       Девчушка снова нахмурилась и серьезно посмотрела на Эридия. –Ты не врёшь, но чего-то не договариваешь. Это же так очевидно. Зачем ты это делаешь?       Охотник цокнул языком от огорчения. Конечно, Эридий предполагал, что она провидит его обман, но до конца надеялся на свои навыки. –На самом деле это загробный мир. Я тоже сражался и, судя по всему, погиб, если тот черноволосый не врёт. Не знаю, можно ли выбраться отсюда, хотя я ещё намерен попытаться. –Понятно,–на лице девчушки не отражалось ничего, кроме глубокой задумчивости, скрашенной мимолетной грустью.–Я думаю, что если мы оказались здесь, то можно и выбраться. В конце концов, не может же это быть путь в один конец?       Эридий кивнул, задумавшись над её словами. Могла ли его душа вернуться на Гэрликграунд? Хватит ли у него духу возвратиться к смертной жизни, наполненной страданиями и невзгодами? Охотник не знал, сколько времени провел здесь, но уже успел привыкнуть к мирному существованию. Он читал книги и, размышляя о прочитанном, изредка мирно засыпал посреди лабиринта мистической библиотеки. Но все же сама возможность получить второй шанс ярким пламенем зажгла огонь его души и оживила умиротворенный разум.       Какое-то время они говорили о разных вещах, обсуждая прочитанные книги и свою жизнь. Эридий рассказал о своем прошлом, о долге, отваге и мудрости, но вскоре Охотник почувствовал, что за этими разговорами он лишь прячется от важного, единственного решения, с которым его душа согласилась бы. Поблагодарив за разговор. Эридий встал и произнес: –Я отправлюсь к тому юноше и поговорю с ним. Он жесток, но умен и знает больше нас с тобой. Тебе же советую остаться здесь. Это место опасно, а люди безумны. Узнаю больше и вернусь к тебе.       Девчушка благодарно кивнула и вернулась к чтению. Идя по коридорам, Эридий ещё долго вспоминал её. Печально было осознавать, что ребёнок с таким светлым умом погиб в столь юном возрасте. Охотник твёрдо вознамерился докопаться до истины. В проповедях жрецов Ульера он слышал о чудесных воскрешениях, так почему бы не попробовать бросить вызов этому странному месту? Если божественное колесо не забрало их, может быть, еще не все потеряно?

***

      Возвышаясь над Апокрифом, Тэнебрис Даркмора стоял на краю белокаменной башни. Разум, подобный исполинскому механизму, созидал и ширился. Каждая из сотен шестерёнок, поршней и других частей проводила энергию и информацию. Десятки ячеек его разделенного разума обрабатывали её. Размышляя и создавая, его мозг преисполнялся ликованием.       Позволив себе вздох, юноша посмотрел вниз и сжал губы. К сожалению, когда придёт время покинуть Апокриф, он будет вынужден отказаться от этого блаженства. Просто неоткуда будет взять энергию, необходимую на подобный феномен. И почему разум всегда сравнивали с часами? Слишком примитивный, цикличный и негибкий механизм не мог отобразить мощь и величие его ума.       Сосредоточившись, Тэнебрис перенёс свой внутренний взор к десятку частей его разума. Соединив их воедино, он лицезрел результат своих трудов. Невероятно сложная, огромная формула была готова. Усилием воли юноша заставил руны и символы многоступенчатого сигила проявится, отпечатавшись на белом полу его башни.       Удовлетворённо кивнув, Тэнебрис почувствовал укол на грани сознания. Закрыв глаза, он обратился к видению дальнего предела.       Искривляя пространство и отравляя материю, некий незримый хаос ураганом прошёлся по дальней части Апокрифа. Значит, оно снова было здесь. Не в первый раз это существо попытается извратить его суть, но юноша знал, что и последним он тоже не будет.       Вытянув руку, Тэнебрис закрыл глаза. Держа в руках книгу, он сосредоточил свой разум на словах, буквах и информации. Их образ отозвался многочисленным эхом. Воздух задрожал, когда Апокриф отозвался на зов юноши.       Власть над энергией, пространством и материей была столь захватывающа. Тэнебрис был готов стонать и кричать от переполнявшего его удовольствия. Растворяясь в этом ощущении, молодой человек словно стал живым, невероятным сгустком энергии.       Чёткость формулы, ясность пространства и материи, уравнение и баланс, непрерываемый, бесконечный цикл энергии. Всё это воплотилось в его разуме, и Апокриф отозвался.       В неисчеслимом количестве иглы воли пронзили Апокриф, покоряя его сущность и укрепляя её. Лабиринт принял форму чётких, упорядоченных коридоров и фигур. Сама суть Альфирвистура покорилась, став бастионом железного порядка и воли.       Взглянув вниз, Тэнебрис заметил мужчину, идущего по улице книжных полок. Зло улыбнувшись, юноша позволил малому обрывку хаоса проникнуть в свое царство.

***

      Эридий продвигался через коридоры мистической библиотеки. Чем ближе Охотник подходил к белокаменному возвышению, тем упорядоченнее и прямее становился его путь. Коридоры расширялись, приобретая вид широких улиц, а все повороты и фигуры, выстраивающиеся из книжных полок, были невероятно выверены и близки к геометрическому совершенству. Остановившись, Эридий и сам поразился, что заметил это. Судя по всему, его зрение обострилось от пребывания в Апокрифе. Он чувствовал себя освеженным, здоровым и помолодевшим.       Охотник уже хотел было отправиться дальше, но застыл, как вкопанный. Нечто на самом краю сознания заставило его остановиться и оглянуться назад. Разум пронзила жгучая, отвратительная боль, внутренности словно вывернуло на изнанку. Пошатнувшись, Эридий увидел, как полки вдалеке искривляются и рушатся. Невнятный, гулкий вой прокатился по округе. Пол дрожал, покрываясь мелкими трещинами.       Еле волоча ноги, Охотник направил свои стопы к белой лестнице. Неестественная боль пронзала разум и выворачивала конечности. Мозг наполняли видения энтропии и странных, перекрученных, уродливых и бесформенных созданий. Словно насмехаясь, существа плясали по просторам его сознания, извращая мысли и заставляя чувства перемешиваться и вспыхивать, подобно алхимическому вареву.       Обливаясь потом, посмеивась и плача, Эридий, поглощенный хаосом, упал на белокаменные ступени. Противостоя этому, усилием воли Охотник собрал всю свою силу, сосредоточившись на упорядоченных, привычных образах. Простота и предсказуемость геометрических форм возникли в его разуме. Следуя за этими мыслями, он вспомнил кодекс своего Ордена. Вновь и вновь Эридий обращался к нерушимому закону, десятки раз повторяя привычные строчки. Он представлял их закованными в стальные квадраты. Перед правилом и привычной, твёрдой формой создания начали отступать. Охотник воздвинул в своём разуме образ каменной, нерушимой башни, в тверди своей не уступающей божественному закону.       Не прерывая концентрации, Эридий медленно поднимался по белым ступеням. Медленно и осторожно, не давая хаотичным видениям разрушить образ тверди и правил, он поднялся на самый верх белой башни и рухнул на пол.       Неизвестный, дикий хаос не оставил попыток захватить его душу. Башня его разума расплывалась, грозясь потерять твёрдую форму, но каждый раз ему удавалось вернуть ее, отдаляя неизбежное. В отчаянии человек обратился к иному образу.       Твёрдая, холодная сталь сформировалась в его сознании. Единственный, прямой, пронзающий энергию и пространство, летящий подобно грозовой стреле удар пронзил сердце хаоса, опалив его сердцевину. Истончаясь и истлевая, хаотичные образы исчезали из сознания Охотника.       В этот же миг, один за другим, подобно пущенным стрелам, новые образы пронзили его разум. Видения природы и её гармонии, рождение, смерть и новое рождение животных. Рост и увядание растений. Странные, сияющие ядра, вокруг которых по многочисленным орбитам кружились частицы поменьше. Шарообразные фигуры, скованные сияющими линиями, вместе создающие рисунок из шестиугольников, похожие на алхимическую формулу, виденную им в одной из научных книг. Расширяющееся с каждым витком, похожее на раковину морского животного, спиралевидное сечение.       Видения укрепили сознание, окончательно смыв порчу хаоса из его разума. Открыв глаза, Эридий увидел черноволосого юношу, стоящего над ним. В презрительном взгляде, к его удивлению, так же было заметно уважение. –Твой разум достаточно силен, чтобы сопротивляться этому. Может быть, стоит выделить тебе ещё несколько страниц.       Подобно величественной статуе молодой человек стоял на краю белой башни, возвышающейся над морем искривленных полок. Под его взглядом они, словно подчиняясь некой незримой воле, вернулись в свое первоначальное состояние. –Что это было? Что за ужасная напасть властвует в этом месте?       Юноша криво улыбнулся, но от чего-то Охотник увидел в этой улыбке не жестокость, присущую ему, а наслаждение. –Не властвует. У него не хватает могущества пробиться сквозь мою силу.       Эридий потрясенно помотал головой, пытаясь выбросить из головы холодное, похожее на железные цепи ощущение от вмешательства незнакомца. –Что ты знаешь об этом существе?–он с уважением посмотрел на юношу.–Неужели твоя сила на самом деле настолько велика, что ты можешь отбросить его? –Это хаос. Посмотри туда–там заканчивается влияние моих сил.       На самом горизонте, со всех сторон вокруг башни, было видно ужасное действо. Полки искривлялись и расплывались, словно под воздействием кислоты. Устремляясь вверх, они рушились, вонзаясь в пол.       Внезапно для себя Эридий поежился и опустил глаза. Вспоминая хаос, овладевший им, он ужаснулся. Само воспоминание погрузило его в пучину горечи и страха. Тяжело дыша, Охотник обратил разум к огню своего сердца, заставляя его биться быстрее. Вскоре он почувствовал тёпло, и страх отступил, уступая место спокойствию и умиротворению. –Могу ли я узнать у тебя, что ему нужно? Как противостоять этому ужасу? Ведь мне еле хватило сил отбросить малую часть, тогда как ты держишь целую орду.       Юноша поднял бровь и сжал губы. –Возможно, ты и способен на большее, и я смогу обучить тебя. Но сейчас я больше заинтересован в том, чтобы выбраться отсюда. –Значит, ты тоже ищешь выход? Это на самом деле возможно? –В теории–да. Я точно смогу выбраться, но вот ты...Сомневаюсь, что у души погибшего человека получиться выйти отсюда. Но ты можешь попытаться. Так или иначе, мне нужен... помощник для моего эксперимента. Видишь этот гиперсигил?–Эридий посмотрел вниз. На полу вырисовывалось невероятно сложное, состоящее из многочисленных геометрических фигур, вписанных друг в друга, оккультное построение.–Он поможет нам покинуть Альфирвистур.       Мысль о возвращении в Гэрликграунд отозвалась радостью в сердце Эридия. С новой силой Охотник зашагал в сторону лестницы, но через мгновение она уже исчезла, словно ее здесь и не было. –Куда ты?–раздался голос юноши.–Разве не ты хотел выбраться отсюда? –Я пообещал помочь одной девушке. Позволь сходить за ней.       Юноша слегка сдвинул брови и сжал губы. –Нет. В этот раз хаос силен и моих сил не хватит надолго. Можешь не переживать за неё. По моим рассчетам, когда мы уйдём, эта тварь больше не будет интересоваться этой частью Апокрифа. Этому существу нужны мы с тобой, ему нужна наша сила разума и воли. –Но я обещал вернуться за ней. Ты предлагаешь мне обмануть её?       Юноша прошествовал мимо Эридия и сел в кресло, сцепив руки домиком. Закрыв глаза, он, видимо, долгое время размышлял о чем-то. Шли минуты, а Эридий ждал, что скажет молодой человек.       Незнакомец открыл свои зелёные, колдовские, кажущиеся очами дикого хищника, глаза. Во взгляде его отражалась железная, подчиняющая суть, воля. –Если ты сейчас же не подчинишься, я пущу сюда хаос, оставив нетронутой лишь башню. Тогда он поглотит твою знакомую. Подчинись мне, и этого не случится. Повторюсь–когда мы уйдем, хаос забудет об этом месте и эта девчушка сможет продолжить свое жалкое существование.       Под взглядом незнакомца Эридий пошатнулся, ибо столь сильная, холодная и доминантная сила была заключена в нем. Ни один вампир не был так силен, как этот человек. Охотник попятился, чуть не упав с башни. Он оказался во власти этого юноши. Так или иначе, выбора у него не было.       Воздух вновь задрожал, а Охотника пронзило ощущение чужеродного влияния. С резким хлопком в воздухе над их головами появились сияющие, горящие ярким светом, разноцветные символы. –Вот оно. Я оказался прав, эту тварь пытаются призвать. Почувствовав эту мощь, она будет пытаться искоренить мою власть с удвоенной силой. Нам нельзя медлить. У меня не хватит сил удержать её дольше необходимого, а у тебя не хватит времени добраться до девчушки. Нужно действовать прямо сейчас. –Ты можешь гарантировать, что с ней ничего не случится? Сможет ли она добраться до колеса перерождения?       Юноша приложил ладонь ко лбу, сосредотченно смотря на руны, и как бы невзначай произнес: –Да. Клянусь родом Даркмора.       Эридий глубоко вздохнул. Вот значит как. Даркмора был известным родом тёмных магов и чернокнижников. В век Проклятий на Гэрликграунд вместе с метеоритом снизошла вуаль тёмной энергии. Именно тогда появились многие монстры, такие как вампиры и оборотни. Ходили слухи, что именно маги из семьи Даркмора смогли подчинить тёмную энергию и заточить её в своей провинции, вставав на вечный дозор над ней. Тем не менее, несмотря на слухи, Эридий знал, что Даркмора зачастую помогали людям. Его предок воевал на Великой войне бок о бок с магом из этого рода. После конфликта на престол Альвдарварда взошел представитель этой семьи. Этот род имел очень неоднозначную, загадочную, пугающую репутацию. Теперь ему было ясно, почему юноша так себя вёл.       Встав в центр пентаграммы, молодой человек развёл руки. Полились, впечатываясь в воздух, древние, могущественные слова, изменяя реальность. Руны, повисшие в воздухе, встали в ряд, а затем перевернулись и разошлись в обе стороны, и следом соединились, образуя мистическую арку. –Сосредоточься на своём желании, проецируй его в материю. Ты же хочешь вернуться?       Эридий зажмурился, обращаясь к идее о возвращении. Мысли о долге, о невыполненных делах и нужде заполнили его разум. Он всем сердцем хотел возвратиться на Гэрликграунд. Охотник представил проход, нечто похожее на дверь или ворота, ведущие его к новой жизни.       И Апокриф подчинился. Под влиянием могущественной воли двух людей Альфирвистур вздрогнул и раскрыл ткань мироздания.       Перед ними возвышалась огромная, сотворенная из тёмного железа арка. Руны, впечатанные в её плоть, горели и извивались, заставляя врата мерцать призрачным, потусторонним светом.       Юноша из рода Даркмора вышел из пентаграммы и, не говоря ни слова, юркнул в арку, исчезнув с небольшим хлопком.       В этот же миг барьеры и границы рухнули. Искривляющиеся полки постепенно подступали все ближе к башне. Сперва рванувшись к арке, Эридий остановился, задумавшись об девчушке. Всё тело пронзила дрожь. Возможно ли было помочь ей?       Коснувшись арки ладонью, он вновь закрыл глаза и обратился к тому чувству, что помогло изгнать хаос из его разума. Проникая в сущность железных врат, Эридий словно стал их частью. Он вспомнил о нерушимом доверии, о сокрытии тайн, крепких стенах и выстаивании, борьбе против враждебной силы, вспомнил о могущественных, словно каменная башня Аэльдольна, истинах защиты и милосердия.       Незримые волны прокатились по окрестностям, укрепляя пространство и сам дух Апокрифа. Марш искривленных, ужасающих полок остановился, ударившись о нерушимую стену.       Покачнувшись и оступившись, Эридий, словно втянутый внутрь, вошёл в руническую арку.       Сила и энергия переполняли его тело, разум и душу. Всё становилось лёгким и невесомым, сознание белело и истончалось, завихренные линии мыслей распрямлялись и исчезали. Разум словно сгорал и расплавлялся.       Будучи всем и ничем одновременно, Эридий Латйорн исчез, растворившись в потоке энергии.