Путешествие в тысячу ли

Дверь из красного дерева была приоткрыта, пропуская в тёмный коридор дрожащую полоску света. Она бежала от трёхъярусной напольной лампы, внутри которой горели свечи. Вокруг было так тихо, что Дэмин слышал, как шипели их фитили, когда жидкий воск касался пламени. Люди в этой комнате давно спали. Словно боясь потревожить их покой, дворец тоже затих, погрузившись в сон. Взволнованные слуги в сбитой от спешки одежде, разошлись по своим комнатам, хмурые евнухи притаились в углах слившись с тенями, лекари следили за каждым вздохом Благородного Супруга Сун в родильных покоях, повивальщики же опустив головы покинули дворец — здесь в их услугах больше не нуждались. И лишь застывшая у приоткрытых дверей фигура Дэмина нарушала картину абсолютного спокойствия. Евнуха обуревали тяжёлые мысли. Они сковывали всё его тело, держали у дверей крепче чем могли бы держать железные цепи. — Мой бедный, мой несчастный господин. Моё старое сердце обливается кровью, — причитал Фатай, когда Дэмин только пришёл сюда. — Если бы не Супруг Пак, мой господин не смог бы выжить этой ночью. Какой кошмар! Какой ужас! А твой господин, Дэмин! Он так молод, так раним. Благородный Господин Ким был в таком ужасе, что чуть сам не потерял своего ребёнка. А как он плакал! Как долго он извинялся перед Его Величеством! — Извинялся? — Дэмин дёрнулся словно его ударили. — За что? — Да разве я знаю? Может за то, что не смог помочь Благородному Супругу Сун этой ночью. Несчастный, но что он мог сделать? Он ведь сам ещё такое дитя! — по щекам Фатая текли слёзы. Казалось, за эту ночь он постарел сразу на десяток лет. Смуглое лицо испещрило ещё большее количество морщин, узкие глаза покраснели и опухли. — Где мой господин сейчас? — перебил причитания евнуха Дэмин. Он не мог разделить горе Фатая, не мог даже выразить ему своё сочувствие. Все мысли евнуха были заняты Тэхёном. Что он сказал? За что решил извиниться? Насколько откровенно? — Он в голубых покоях вместе с императором. Несчастный совсем недавно смог снова заснуть. Небеса, как он плакал! Его слёзы слышал весь дворец Циншуй! Пройдя к голубым покоям Дэмин увидел лишь приоткрытую дверь и погрузился в гулкую тревожную тишину. Памятуя о том, что в этих покоях находится император евнух не решился войти. «…как он плакал!» — причитания Фатая гулким эхом звенели в голове Дэмина. — «Несчастный!» Он ведь просил Тэхёна не приходить сюда. Уговаривал, настаивал, умолял, но так и не смог остановить. Вина разъедала Тэхёну душу. Евнух как никто другой это видел и предчувствовал надвигающуюся истерику. Они должны были скрыть её в восточных комнатах Дальнего дворца, пережить, переждать и только успокоившись показать лицо полное сострадания свету. Но словно в наказание за все их грехи Тэхён потерял всякий контроль над своими чувствами не только на глазах слуг, но и в присутствии императора. Утешала лишь мысль о том, что Его Величество не ушёл. Остался рядом с Тэхёном. Значит омеге хватило благоразумия не признаться в государственной измене. Промолчал ли он ради себя или ребёнка, которого теперь носит под сердцем и о котором, так некстати, слишком рано узнал весь Дальний дворец было неважно. Теперь им стоило думать о том, как пережить ответную реакцию после столь неприятных новостей. Тэхён сделал то, что раньше мог позволить себе только Благородный Супруг Мин. Он пошёл против желаний вице-Императора, заставил Его Величество изменить собственным правилам ради себя, брал то, что ему было нужно и наконец зашёл за ту грань, которую Юнги не прощал никому. Дэмин судорожно вспоминал их красивые лица. Первым был Придворный Первого Ранга Лин. Тонкий и воздушный, он любил носить нежно-голубой шёлк и газовые накидки. Дэмину казалось, этот омега умел играть на всех музыкальных инструментах в мире. Гуцинь пел под его пальцами, эрха смеялась, флейта рассказывала невероятные истории. Он редко улыбался, но, когда губ омеги всё-таки касалась лёгкая эмоция, лицо его начинало светиться, а на щеках расцветал нежный румянец. Он нравился императору. Днём этот омега играл в его кабинете, а ночью волнующая музыка доносилась из покоев Великого Богдыхана. Так Придворный Первого Ранга Лин прожил в Дальнем дворце два года, пока его жизнь не забрала страшная неосторожность — оступившись, он упал с лестницы, потеряв сначала ребёнка, а затем и себя. Вторым был Супруг Ан. Он прожил в Дальнем дворце чуть дольше. Маленький слуга из императорских конюшен, был хитрее прочих и за весьма короткое время смог из серой землеройки превратится в наглую птичку, посмевшую сесть на одно дерево с фениксом. Юнги так его и называл — птичкой со старыми повадками грызуна. Наглый, но интересный. Он нравился императору намного больше робкого Придворного Первого Ранга Лин и зубы у него явно были острее. Но даже он, почти сравнявшись титулом с Благородным Супругом Мин, не пережил его гнева. Последним на памяти Дэмина был Благородный Господин Хань. Это произошло за полгода до того, как Тэхён вошёл во дворец. Он был подарком монгольского хана. Его младшим сыном. Рождённый от наложника этот омега не рассчитывал на высокий титул, не был подобающе воспитан и попал в императорский дворец только потому, что на ежегодной осенней охоте, куда был приглашён его отец, посмел первым подстрелить косулю, выбранную Его Величеством. И как подстрелить! Прямо в глаз. У несчастной не было даже шанса выжить! Непокорный, словно степной корсак, он совершенно не вписывался в размеренно-лицемерную жизнь Дальнего дворца. Он просился на волю, в степь, а его запирали в душных комнатах, ему были неудобны украшения в волосах и узкие ципао, но слуги насильно кутали его в эти шелка. Довольно быстро омега осознал, что единственный способ для него хоть изредка выбираться за пределы Запретного города — это составлять компанию Его Величеству. И он делал всё, чтобы император не хотел с ним расставаться. Стоит признать для него это было не сложно. Он относился к жизни легко и был искренне уверен, что остальные люди относятся к ней так же, поэтому не замечал сгустившегося вокруг него всеобщего негодования. Умер он так же легко, как и жил. В один из дней всегда послушная и верная ему лошадь, почему-то взбрыкнула и на скорости скинула омегу с себя. Упал он крайне неудачно, свернув свою тонкую длинную шейку. Эту же грань переступил и Благородный Господин Ким. Но теперь это был не безымянный омега, за судьбой которого Дэмин наблюдал со стороны. Это был Тэхён. Дэмину казалось, он знает о нём всё: как омега двигается, говорит, смеётся, плачет, спит или не может уснуть. То чего он боится, и то что делает его счастливым. Евнух знал о его грехах и был готов разделить с ним их все. Дэмин смотрел на дрожащую полоску света и чувствовал, как пол под его ногами накреняется. Словно небо хочет поменяться местами с землёй, словно колесо их судьбы совершает очередной поворот и пока не понятно сулит ли им это событие страшное падение или желанную победу. Вдруг полоска света на мгновение померкла, а потом быстро начала расти, ширясь и удлиняясь, она уже достигла ног Дэмина, а затем снова исчезла перекрытая чьей-то тенью. Евнух поднял голову, встречаясь взглядом с тёмными глазами императора. — Ваше Величество, — Дэмин тут же склонился в глубоком поклоне. — У этих дверей должен стоять Ли, но здесь почему-то ты. — Прошу прощение, Ваше Величество, я не видел главного евнуха Ли и не знал, что вы приказали ему находиться здесь, — ответил Дэмин не разгибая спины. — Если бы мне было известно об этом, то я непременно разыскал бы его. Должно быть случилось, что-то из ряда вон выходящее, что потребовало его немедленного вмешательства. Ничто другое не могло заставить главного евнуха нарушить ваш приказ. Я в этом уверен. Над головой Дэмина раздался мрачный смешок. — Я не приказывал, но он должен был находиться здесь. Рядом. Можешь подняться, — Дэмин выпрямился, и император смог увидеть, что его ответ немало озадачил евнуха, но он благоразумно решил даже не пытаться возражать. Желая всё же донести до слуги свою мысль, Чонгук продолжил. — Ведь Благородный Господин Ким тоже не приказывал тебе стоять у дверей. «Но ты стоял…» — неозвученной фразой повисло в воздухе. Долго стоял, не один час, и простоял бы ещё столько же и даже больше. Потому что ему было не всё равно, потому что стоять и ждать здесь легче, чем отвлекать себя бесконечными делами где-то на расстоянии. Потому что случись страшное, он сможет, если не помочь, то хотя бы быть рядом. Потому что, если бы Тэхён признался, и император решил его казнить, Дэмин предпочёл бы удавиться той же верёвкой. — За мной, — приказал альфа и направился в главную приёмную. Шаг его был ровным и широким, спина прямой, лицо спокойное, словно не у него несколько часов назад умер ребёнок. Словно его это абсолютно не касалось. Казалось, император перешагнул через эту трагедию так же легко, как перешагивал через резные пороги своих дворцов. На пути им не попалось ни одного слуги. Траурная тишина окутавшая Циншуй нарушалась только звоном нефритовых подвесок на поясе Его Величества. В приёмной горело лишь четыре лампы, расставленные в каждом углу. Император не стал приказывать разжечь больше. Он прошёл к высокому креслу главы дворца, больше похожему на трон и сел в него. Дэмин замер перед ним. — Однажды я разговаривал с Тэхёном о тебе и о твоей чрезмерной преданности. Дыхание Дэмина на секунду сбилось с привычного ритма, в груди неприятно завозился комок страха. Ему не положено было смотреть в глаза Богдыхана, но и уставится взглядом в пол, когда с ним разговаривают евнух не мог. Дэмин выбрал нечто среднее, позволив себе встретиться взглядом с вышитым на груди императора драконом. — Если Ваше Величество разрешит мне сказать… — Говори, — Чонгук чуть склонил голову к левому плечу, выдавая свою заинтересованность. Дэмин этого не увидел, но почувствовал облегчение. Если бы его хотели обвинить, не позволили бы говорить. — Разве преданность может быть чрезмерной? Она либо есть, либо её нет, — голос евнуха был чуть хриплым. — Я слуга Вашего Величество и должен служить вам и вашей семье. — И для тебя совсем не важно кто именно из императорского рода станет твоим господином? Если я прикажу тебе служить Благородному Супругу Мин, ты будешь столь же верен? Дэмин беззвучно сглотнул. Император прекрасно знал о чём спрашивал. Солгать значило вынести себе смертный приговор, но и правду озвучивать было нельзя, даже если она была известна им обоим. Задавая вопросы, а не обвиняя, Его Величество давал Дэмину шанс придумать приемлемое объяснение. А ещё… Дэмин вдруг с ошеломляющей ясностью осознал, что император игнорировал их с Тэхёном недостойно близкие отношения ни один месяц. Даже тогда, когда Дэмин ввязался в драку с евнухами дворца Императорских пионов и кинулся к Тэхёну, как умалишённый, Его Величество просто отвернулся. И было две причины по которым император наконец поднял эту тему: либо его безмерная преданность Тэхёну чем-то мешала Сыну Неба, либо была нужна. И теперь нужно было лишь не прогадать с правильным ответом. С тем ответом, который хочет услышать Великий Богдыхан. Дэмин прикрыл глаза и решил быть честным. Медленно, словно до сих пор не уверенный в том, что собирается сейчас сделать, он опустился на колени и произнёс: — Я заслуживаю наказания, Ваше Величество. — Продолжай, — Чонгук откинулся на спинку кресла. Взгляд его был острым, как у орла, высматривающего под собой добычу. — Этот ничтожный слуга недостоин служить Вашему Величеству. Я абсолютно бесполезен. И я не смог бы служить Благородному Супругу Мин и любому другому императорскому омеге с такой же искренностью с какой служу Благородному Господину Ким. Звенящая тишина, повисшая в комнате после его слов, страшно давила на плечи. На периферие зрения Дэмин заметил, что левая рука императора до этого методично перебирающая нефритовые чётки, остановилась. Липкий холодок прошёл вдоль его позвоночника, комок страха в груди завозился активней. — Подними голову, евнух. Дэмин выпрямился, встречаясь взглядом с императором. — Ты раньше не служил в господских дворцах. Ты не прибыл с Благородным Господином Ким из дома, как Тэхи. Так откуда взялась такая верность? — Благородный Господин Ким всегда относился к своим слугам по-доброму. Никогда не наказывал палками, следил, чтобы мы были сыты, а жаровни в наших комнатах исправно горели. Он добрый человек с чистыми помыслами. Я всего лишь слуга, но даже собака знает, как быть благодарной за кость и лежанку у огня. — И это всё? — император казался разочарован его объяснением. — А если найдётся кто-то кто предложит не кость, а кусок мяса? Не предпочтёт ли собака хозяина пощедрее? — Не предпочтёт, — ответ Дэмина был твёрдым, взгляд прямым и открытым. Чётки в руке императора продолжили своё движение, подчиняясь быстрым пальцам. — Благородный Господин Ким беременный, ты знаешь об этом? — Да, Ваше Величество, — евнух чуть опустил голову, на каком-то подсознательном уровне понимая, что больше не может открыто смотреть императору в глаза. — Мне не нравится то, что сейчас происходит в Дальнем дворце. Сначала Наложник Ки, теперь Благородный Супруг Сун, — альфа прочистил горло. — Я хочу уберечь Тэхёна от столь трагичных событий. Ты ближе всех к нему, и я позволю тебе продолжать быть рядом, но теперь ты будешь сообщать мне обо всём, что могло бы навредить ему. Даже если ты не будешь в чём-то уверен, ты должен сказать об этом. Сказать до того, как случится, что-то непоправимое. Ты меня понял? — Д-да, Ваше Величество, — голос Дэмина дрогнул. — Спасибо, Ваше Величество. — Ты отвечаешь за жизнь Благородного Господина Ким и за жизнь моего ребёнка головой, евнух. Помни об этом. А теперь можешь идти. Дэмин ушёл, и комната погрузилась в тишину. Блеклые тени от мерцания далёкого фонаря бегали по лицу императора. Чонгук сидел, подперев рукой подбородок, и до боли в уставших глазах вглядываясь в резные цветы на оконной раме, думал о том, что могло предшествовать столь печальным событиям. В их отношениях с Чан Анли никогда не было чего-то особенного. Он был красив и кроток, чем был приятен Чонгуку и легко рожал детей, чем нравился Вдовствующему Вице-Императору. Гораздо больше императора заботили отношения с отцом Благородного Супруга Сун — Чан Жунхаем. Этот человек довольно долго и успешно управлял неспокойной провинцией Цзяннань. Именно под его руководством в ней было восстановлено ткацкое дело, построено множество школ и мастерских. Впервые за не один десяток лет Цзяннань смогла платить налоги в полном размере, а среди местных чиновников не возникало распрей. Поэтому весть о начавшемся там бунте, а затем и о махинациях самого Чан Жунхая стала совершенно неожиданной. Император до сих пор сомневался, смог ли он добраться до истоков произошедших в Цзяннань событий. Жадность губит даже самых достойнейших из людей, но сколько бы раз Чонгук не убеждался в людской корысти, его всегда поражало насколько далеко они способны зайти. Все тёплые чувства, которые он испытывал к Благородному Супругу Сун, испарились сразу же после того, как Чан Жунхай начал совершать ошибки. — Интересно получается, — прошептал альфа, откидываясь на спинку кресла. — О чём вы так долго раздумываете, Ваше Величество? Чонгук поднял голову и увидел стоящего в дверях Шэланя. На нём было тёмно-синее ципао, почти полностью лишённое вышивки. Лишь тонкая вязь цветов бежала по рукавам и воротнику. Собранные волосы слабо держала одна шпилька с маленькой птичкой, зажавшей в клюве веточку. — Что ты тут делаешь? Шэлань пожал плечами и в тусклом свете фонаря Чонгуку показалось, как за хрупкой фигурой его мужа проступает куда более значительная фигура Чжао Цзыли. В своей неизменной синей мантии с круглыми нашивками в виде двух драконов на груди и тяжёлым ремнём на низкой посадке. Его тёмные глаза смотрели строго, поджатые губы складывались в прямую линию. На секунду Чонгуку вспомнился жар учебной комнаты, в ушах зазвенел громкий раскатистый голос, возносящийся под самые своды арочного потолка: «Если подозреваешь сановника в неверности, заставь его самого расследовать совершённое им преступление. Тот, кого он будет подозревать, но не обвинит — соучастник, тот кого он объявит преступником — его главный враг». Чонгук провёл с этим человеком больше времени, чем с покойным отцом или Вдовствующем вице-Императором, под его эгидой он вырос, Чжао Цзыли был главным строителем его суждений и верований. Он был его учителем, главным наставником Четвертого кронпринца, назначенным еще великим Канси, когда Чонгуку было всего пять лет. Он учил его сначала держать кисть, а затем и тетиву лука. Он помог ему сначала остаться в столице, ближе всех к отцовскому трону, а затем и стать императором поднебесной. Как человек он был обязан клану Цзыли очень многим, но и клан Цзыли был обязан ему, как императору не меньше. И один из гарантов их плодотворного сотрудничества сейчас стоял перед ним. Шэлань — сероглазый, длинноволосый, тонкий как ивовая ветвь и печальный, как морская гладь, баюкающая обломки разрушенного корабля. Он знает, что его же волны уничтожили прекрасное строение, но не перестает винить ветер разогнавший в нём ураган. — Иди сюда, — Чонгук протянул руку, омега подошёл, вкладывая свою ладонь в его. Император чуть подвинулся, освобождая место, и Шэлань присел рядом с ним. — Как вице-Император я должен был быть во дворце Циншуй этой ночью, — прошептал Шэлань, пряча взгляд за опущенными ресницами. — Но ты не пришёл. — Да, — Шэлань кивнул. — Но я не смог. Как и раньше. — Здесь был Чимин, он привёл лекарей и управлял слугами. Губы Шэланя тронула еле заметная улыбка. Он поднял голову, встречаясь с императором взглядом. Взглядом, в котором бушевала гроза. Ладонь, зажатая в руке Чонгука была непривычно холодной. Альфа посмотрел на длинные защиты для ногтей, сковывающие ледяные пальцы, поднял взгляд к часто вздымающейся груди и наконец вернулся к лицу. Белому, словно театральная маска, обрамлённая блестящими волосами. — Чимин достойнейший представитель омег из клана Цзыли, — наконец ответил Шэлань. Чонгук слышал его, как будто издалека. — Мне стало намного легче после того, как он вошёл в Дальний дворец. Император кивнул. Свеча в одном из фонарей зашипела. Её огонь замигал, раскачиваясь и бликуя, дотанцовывая последние движения своей агонии, а затем погас. Угол комнаты, где стоял фонарь, погрузился во мрак и на лицо Шэланя упала тень. Серые глаза стали ещё ярче. Бледность лица приобрела почти неестественный оттенок. Но высокая фигура Чжао Цзыли за его спиной, наконец, исчезла. Чувство облегчения прокатилось по телу альфы освобождающей волной. Он глубоко вдохнул и прикрыл глаза. — И всё же ты пришёл не за тем, чтобы обсудить Чимина, — произнёс император. — Да, Ваше Величество. Это так, — Шэлань замолчал, словно пытался подобрать слова. — Придя во дворец Циншуй первым делом я решил узнать о самочувствии Чан Анли. Он до сих пор не очнулся, но лекарь Тун сказал, что хоть средний пульс левой руки ещё слаб, его наполненность лучше, чем была днём. А ещё, — омега снова запнулся. — А ещё он сказал, что подозревает отравление. Чонгук открыл глаза и посмотрел на своего мужа. — Что на это указывает? — Боюсь я не настолько сведущ в медицине, чтобы объяснить вам всё столь же подробно, как это мог бы сделать лекарь Тун. Не согласится ли Ваше Величество выслушать его? Брови императора чуть приподнялись, по губам скользнула лёгкая усмешка. Он склонил голову к левому плечу, внимательно рассматривая бледное лицо омеги перед ним. — Не думаю, что в этом есть необходимость, — спокойно произнёс альфа. Шэлань почувствовал, как от этого безразличного спокойствия в голосе императора его тело пробивает нервная дрожь. — Но Ваше Величество… Чонгук поднял ладонь, прерывая его. Он встал с кресла и подошёл к высокому стулу, на спинки которого был сложен тёплый плед. В последние месяцы беременности Чан Анли постоянно мёрз, поэтому такие пледы можно было найти в каждой комнате его дворца. Расправив плед, он вернулся к Шэланю и накрыл им плечи вздрогнувшего омеги. Вице-Императору показалось, что его накрывают саваном. Могло ли это быть началом его конца? — Ваше Величество? — прошептал он. — Ты хозяин Дальнего дворца, Шэлань. Я уверен ты сам сможешь справится с расследованием этого дела. Делай всё, что потребуется. Я доверяю тебе. Чонгук огладил его плечи и отстранился. Не сказав больше ни слова, альфа вышел из приёмной залы. Звук его шагов ещё долго похоронным маршем звучал в голове Шэланя. А может так громко стучало его сердце?

***

Мягкая рука коснулась сначала его щеки, огладила шею, спустилась вниз к животу и замерла там. Тэхён поморщился, вытягиваясь всем телом. Опухшие от слёз глаза совсем не хотели раскрываться. Он перевернулся на живот и чужая рука, следуя его движению переместилась на поясницу. — Не собираешься просыпаться? — Нет, — буркнул Тэхён в подушку. — Когда-нибудь придётся. — Можно не сейчас? — Тэхён потянул на себя вторую подушку, прикрывая лицо от солнечных лучей. Кровать рядом с ним промялась сильнее. В нос ударил лёгкий запах шафрана. — Разве Ваше Величество не ждут в Большой зале министры? Чужая рука возобновила свои движения: поднялась к острым лопаткам, огладила их, опустилась на затылок. Пальцы начали мягко перебирать волосы омеги. От этой нехитрой ласки Тэхёна снова потянуло в сон. — Сегодня меня никто не осмелится побеспокоить, — наконец ответил альфа. Тэхён переборол себя и перевернувшись на спину открыл глаза. Яркий свет полоснул по ним неожиданной болью, заставляя зажмуриться. — Снова плачешь? — Чонгук положил руки на его щёки, стирая большими пальцами слёзы с мокрых ресниц. — Это из-за света, — просипел омега. — Слуги, — позвал император. В комнату вошёл Дэмин. Встретив его обеспокоенный взгляд, Тэхён нервно сжал в руках одеяло. — Закрой ставни. Дэмин исполнил приказ, погрузив комнату в приятный полумрак. Тэхён перевернулся на бок, внимательно рассматривая сначала его напряжённую спину и непривычную скованность, а потом, когда евнух повернулся к нему, уставшее лицо. Под глазами Дэмина появились тени, между бровей пролегла глубокая складка. Их взгляды на мгновение встретились. Ладонь Тэхёна непроизвольно сжалась на одеяле сильнее. Кончик языка защипало, от готовых сорваться с него вопросов — как давно Дэмин находится во дворце Циншуй, чем он так встревожен — но присутствие императора не позволило ему их произнести. Тяжёлая рука альфы легла на его плечо и потянула на себя, заставляя Тэхёна снова лечь на спину и посмотреть на Чонгука. — Я хочу, чтобы тебя осмотрел лекарь. Тэхён напрягся. Сонное выражение слетело с его лица, сменившись тревожной настороженностью. Прищурив острые словно тигриные когти глаза с мокрыми стрелками ресниц, он твёрдо произнёс: — Только если это будет лекарь Чжан. Лицо императора посуровело. Тэхён приподнялся, присаживаясь на кровати. Болезненное беспокойство снова осело тяжестью в груди. Омега весь подобрался, словно напуганная кошка, ожидающая что хозяин вот-вот кинет в неё чем-то тяжелым. Притянув к груди колени и до ломоты в пальцах вцепившись в измученное одеяло Тэхён приготовился стоять на своём до последнего, но этого не потребовалось. Чонгук чуть склонил голову и не поворачиваясь к слуге приказал: — Приведи сюда лекаря Чжана, евнух. Дэмин наконец оторвал от Тэхёна свой невозможный, пробирающий до костей взгляд и вышел из комнаты. Дышать стало легче. Ладони, терзающие одеяло, разжались. Не прошло и пары минут, как евнух вернулся, пропуская вперёд себя Чжан Абая. Лицо лекаря имело странное выражение. Тэхён впился в него взглядом, пытаясь понять, что в этом лице так его задело, а когда понял, в носу защипало от подступающих слёз. Это было смирение. Чжан Абай знал, что его ждёт и уже смирился с этим. — Ваше Величество, — поклонился лекарь. — Благородный Господин Ким. Император поднялся с кровати и сомкнув ладони за спиной в замок, встал возле окна. — Осмотри его. От холода этого приказа Тэхёна бросило в дрожь. Омега кинул встревоженный взгляд на Дэмина и тот тут же оказался рядом с ним. Евнух помог Тэхёну сесть выше, подложив под его спину сразу две подушки и закатал рукава его рубахи до локтей. Тёплые пальцы почти невесомо коснулись кожи Тэхёна. Проделывая всё это, слуга не смел поднять взгляд на омегу, но Тэхён всем своим естеством чувствовал, что Дэмин умоляет его не совершать глупостей. Но разве он мог? Лекарь достал платок и подошёл к Тэхёну. Холод щёлка обжёг запястье. От нервного напряжения у омеги непроизвольно подрагивали кончики пальцев. Сердце заходилось раненной птицей, дыхание спирало. Чжан Абай всё это чувствовал. Он поднял на Тэхёна свои бесконечно добрые глаза и омега, не выдержав этого взгляда, зажмурился. Он сжал зубы и шумно втянул воздух через нос, пытаясь успокоится. Получалось плохо. Некоторое время лекарь внимательно исследовал пульс, подсчитывая предельное число ударов, спустился вниз, сжал кожу у основания большого пальца, затем тоже самое проделал с другой рукой. Отстранившись, он повернулся к императору и произнёс: — Нижний пульс левой руки Благородного Господина Ким част, но бессилен. Это говорит об истощении жизненных сил сердца и возникновении «огня». Средний пульс — пуст и лишён энергии, что свидетельствует о малокровии. Истощение жизненных сил сердца и возникновение «огня» влекут за собой нервное напряжение и бессонницу. Из-за малокровия могут присутствовать слабость духа и частые головокружения. Все эти недуги верные спутники беременности. Я назначу, — лекарь Чжан запнулся. — Если бы вы мне позволили, — исправился он, — я бы назначил успокаивающие отвары и специальную диету. Тэхён поднял на императора красные от слёз глаза. Он не знал страха большего чем этот: дворцовая стража уводит его слуг на допрос, главный евнух Ли пытается забрать Дэмина и Тэхи в отдел наказаний, а теперь и лекарь Чжан. Тэхён сам выбрал его, сам предложил дружбу. Он поклялся защищать своих людей. А Чжан Абай был его человеком. Чем дольше молчал император, тем сильнее клонилась к земле фигура лекаря. Сквозь застилавшую глаза пелену Тэхёну показалось, что чья-то жестокая рука уже накидывает на шею Чжан Абая шёлковую верёвку. Он откинул одеяло и резко вскочил на ноги. Дэмин тут же оказался рядом, чтобы поддержать омегу, но Тэхён отмахнулся от его помощи. — Не Чжан Абай вёл беременность Благородного Супруга Сун! Не он должен держать ответ перед Вашим Величеством! — Тэхён пытался говорить спокойно, но слёзы и жгущее грудь отчаяние надорвали его голос. Он сжимал зубы, чтобы не разрыдаться, но это почти не помогало. — Почему вы не спрашиваете с лекаря Туна? Он ничего не делал! Прятался за спиной Чжан Абая, словно трусливая, ни на что не способная крыса! Император не перебивал его, позволяя выговориться. А Тэхён уже не мог остановиться. — Он единственный, кто боролся за жизнь Благородного Супруга Сун до конца. Я был там. Я видел! Если бы не лекарь Чжан эти роды закончились бы ни одной смертью. Он сделал все, чтобы спасти Чан Анли! И не только его, — Тэхён обнял руками живот. Его трясло. Он встал перед лекарем, закрывая его от императора. — Успокойся, — Чонгук подошёл к омеге и прижал его к своей груди. Драконы, вышитые на его одеждах, цепляли взгляд и почему-то вызывали ужас. — Нет, — Тэхён покачал головой. Чонгук коснулся его подбородка, растирая пальцами набежавшие слёзы. — Посмотри на меня. — он заставил Тэхёна поднять голову. Мокрая от слёз ладонь спустилась на шею. — Это не первая ошибка Чжан Абая. Он вёл беременность Наложника Ки. Я думаю, тебе не стоит напоминать о его судьбе. Омега сглотнул. — Наложника Ки отравили. В этом нет вины лекаря. — Ты хочешь, чтобы твою беременность вёл лекарь не способный распознать яд? Тэхён уже открыл рот, чтобы ответить, но рука на его шее сжалась. Чонгук наклонился ближе, мазнул губами по его виску, спустился к уху. — Подумай, — потребовал он. — Хорошо подумай. Тэхён посмотрел на лекаря Чжана. Он не мог отказаться от него. Он никогда не отказывался от своих людей. В той ситуации, в которой они оказались был виноват только Тэхён. Он не уследил. Лекарь просто следовал своему долгу. — Я верю ему, — твёрдо произнёс Тэхён. Отстранившись от императора, омега повернулся к Чжан Абаю. — Я доверяю тебе. И раньше, и впредь. Всегда. — Благодарю вас, господин, — произнёс лекарь, не смея поднять головы. — Ну что ж, — голос альфы был мрачным. — Это твой выбор. Чонгук снова оказался рядом и приобнял Тэхёна со спины еле ощутимо касаясь его живота. — Подними голову, Чжан Абай, — лекарь подчинился. — Это твой последний шанс. Если с этим ребёнком, — рука на животе сжалась ощутимей, — или с этим омегой, — горячее дыхание коснулось виска Тэхёна, — что-нибудь случится — я казню тебя. От угрозы в голосе императора по загривку Тэхёна пробежала стайка колючих мурашек. Колени дрогнули от внезапной слабости, и он почти всем своим весом облокотился спиной на грудь альфы. — Да, Ваше Величество, — Чжан Абай упал на колени и склонился в глубоком поклоне, касаясь лбом пола. А Тэхён почувствовал, как страх сжимает его сердце. Если что-то случится, он может потерять не только ребёнка, но и дорогих ему людей. Это должно будет полностью уничтожить его.