Найти себя в тебе

Иногда, даже если очень сильно хочется, невозможно вернуть всё на свои места. В этом Сяо Чжань убеждается на личном опыте. Он абсолютно точно запутался и потерялся: в своих мыслях, чувствах, желаниях. Прокручивает в голове каждое мгновение из прошлого, пытается найти душевное равновесие, старается понять чего хотел от жизни раньше и нужно ли это ему сейчас. И выходит так, что либо ему ничего не нужно, либо он устал от всего и ничего одновременно. Периодические звонки сбрасываются, поэтому сообщения постоянно звенят оповещениями. Сяо Чжаню пишут друзья, пытается достучаться Сюань Лу, чтоб помириться, Лин Ми с разговорами о планах на неделю. А его самого тошнит от всех. Будто бы весь мир виноват в том, что ему паршиво. И Сяо Чжань понимает — винить некого. Но иногда так хочется. Когда есть на кого сбросить вину, то есть на кого злиться, можно найти оправдания своим чувствам и поступкам. Сначала Сяо Чжань это бремя возлагает на Сюань Лу. Именно после её слов он начинает замечать нюансы своей жизни. Кажется, что его просто убедили в этом, а на самом деле всё иначе. Но приходит осознание, что подруга была права. И он сам знал каждый из озвученных тогда упрёков, но старательно закрывал глаза на правду. Потом раздражение перекидывается на Лин Ми. Потому что Сяо Чжань осознает, что рядом с девушкой никогда не испытывал взрывов эмоций, волнения или насыщенности жизни. Буквально завис в одном статическом положении и не двигается никуда. Но в чем виновата она? Сяо Чжань сам предложил Лин Ми отношения ещё много лет назад, и сам же ни разу не думал о том, чтобы бросить. Если добровольно принимаешь человека с его образом жизни, то и вини потом только себя. И Сяо Чжань винит. За неделю он настолько надоедает сам себе, что готов обратиться к психологу за помощью. Но это крайний случай. Трудности никогда не пугали Сяо Чжаня. Но только не в этот раз. Ко всем душевным метаниям и философским размышлениям о жизни и бытие, Сяо Чжаню кажется, что он трогается умом. Каждый чёртов вечер он ходит в художественную студию и постоянно то тут, то там его взгляд цепляется за белую макушку наглого мальчишки. Либо судьба так смеётся и сталкивает их, либо Сяо Чжань замечает то, что раньше не привлекало внимание. В середине рабочей недели, в среду, наступает пик абсурдности. Привычка сидеть у окна оборачивается персональной катастрофой. На самом деле нет, но Сяо Чжаню кажется именно так. В корпусе с танцевальными студиями начался ремонт системы кондиционирования и аппаратурная замена. Студенты, с их похвальным рвением, не захотели пропускать очередную тренировку и не придумали ничего лучше, чем начать занятие на улице. Удивительно теплая для весны погода располагала. Нет, музыка вовсе не мешала творческому художественному процессу, скорее наоборот. Мешал открывающийся вид. Причем мешал он Сяо Чжаню. Пока его ученики заканчивали работы, он безотрывно следил за танцорами. А если точнее — за одним конкретным. Ван Ибо. Сяо Чжань буквально чувствовал силу, вложенную в каждое исполняемое движение. Заворожено наблюдал за сложными поворотами и стремительными выпадами. Разве могут люди так двигаться? Может, и могут, но точно не Сяо Чжань. А Ван Ибо буквально жил в танце, будто бы не тело подстраивалось под музыку, а наоборот. В ту минуту Сяо Чжань понял почему Ибо вызывал восторг у остальных студентов. Он перетекал из одной позы в другую, в один момент плавно изгибался, а уже в другой будто бы нападал на зрителя. И Сяо Чжаня обдавало жаром каждый раз. Ощущение лёгких разрядов тока, от которого внизу живота становилось щекотно. А дома он лихорадочно рисовал все образы, приходящие в голову. Снова ругал сам себя и пытался справиться с новым наваждением и старыми проблемами. Пытался.

***

— Хорошо, я позвоню, когда освобожусь. Но если это будет поздно, то уже завтра. — Хорошо, А-Чжань, продуктивного тебе вечера, — послышалось в трубке. Сяо Чжань, наконец, набрался решимости отвечать на звонки и не беспокоить поведением других. — Спасибо, Ми-Ми. — Люблю тебя. Пока! — Пока. Сяо Чжань заканчивает разговор и чувствует себя виноватым. Он больше не может с той же лёгкостью говорить важные три слова. Хочется, как раньше, по привычке, ради отношений, а не получается никак. Горло сдавливает спазмом, и чувство неловкости приливает у голове. Как будто бы он только-только начал отношения с Лин Ми и не хватает храбрости признаться в чувствах. А, может, и не хватает: то ли храбрости, то ли чувств. Во всех зданиях поблизости давно погасли последние лампы — все разошлись по домам. Сяо Чжань же смотрит на свой холст и устало трёт глаза, приподняв очки. Как давно он не брал в руки кисть и мастихин. Никогда компьютерная графика не заменит ему ощущения нанесения масла на холст. Напротив ещё незаконченная картина, но она странная с какой стороны не посмотреть. В центре композиции прекрасная узорчатая клетка с яркой птицей, по прутьям золота закрутился вьюнок с цветами, напоминающими азалию, а за окном виднеется горный пейзаж. Все это обрамляется светом восходящего солнца, придавая контрастность с глубокими фиолетовыми тенями. С точки зрения основ рисунка, Сяо Чжань доволен пусть и незаконченной картиной. Но с точки зрения знаний символики он просто шумно выдыхает. Правду говорят специалисты, что через любой рисунок человека можно узнать его настроение, проблему и внутренний мир. Птица, как символ свободы, посажена в красивую золотую, но клетку. Художники нередко берут за основу эту тему. Но Сяо Чжань вплетает сюда вьюнок, который говорит не только о любви, но и о зависимости. А на нем цветы похожие на азалию — тоска. Если смотреть на холст, как любитель, то все прекрасно. А если уж углубляться в символизм, то автору работы пора проходить терапию или отдыхать. Но творец — сам Сяо Чжань. А потому он не делает себе никаких рекомендаций. Было бы проще, конечно, если бы проблемы рассасывались сами по себе, если их игнорировать. На смену хаотично носящихся по голове десяткам мыслей приходит пустота. Вакуум. Полнейшее отсутствие хоть каких-то переживаний. Сяо Чжаню кажется, что внутри всё онемело и больше ничего не беспокоит. Как с ранами — в какой-то момент человек перестает чувствовать боль, но когда это состояние проходит, то начинает дергать, воспаляться, постоянно напоминать о себе. Но пока — спокойствие. Сяо Чжань просто бездумно водит кистью по холсту, растушёвывая грубые переходы одного цвета в другой. От картины его отвлекает насыщенный кофейный аромат. Сяо Чжань поворачивается и видит человека, которого меньше всего ожидает встретить поздним вечером в студии. У открытого окна, со стороны улицы, стоит Ван Ибо, облокотившись на подоконник, а рядом два стакана с горячим напитком. — Учитель Сяо, я уж думал, Вы тут уснули. Сяо Чжань прочистил горло, провел по лицу ладонью и уставился на внезапного «гостя». — Добрый вечер. Не ожидал увидеть здесь студента практически ночью. — Могу сказать то же самое про Вас. Будто так и нужно, Ван Ибо ловко пробирается в открытое окно и перед носом Сяо Чжаня оказывается один из тех самых стаканчиков с горячим напитком, от которого тут же запотевает стекло в очках. Их приходится снять, и мир сразу же приобретает смазанные, мягкие очертания. — Тут вообще-то есть дверь. — Мы не ищем лёгких путей. — Я заметил, — Сяо Чжань тихо хмыкает и берет в руки кофе. — Спасибо, Ван Ибо, сколько он стоил? — Ерунда, я просто решил подбодрить учителя. — Я не твой учитель. — Но учитель. — Но не твой. — Досадно, что не мой. Сяо Чжань удивлённо смотрит на студента. Странный такой. Если хотел рисовать, то мог бы пойти к ним на курс, а если хотел танцевать, то чего теперь жалеть о выборе. То ли Ван Ибо говорит непонятно, то ли Сяо Чжань ничего не понимает. И ладно, не его это дело. Без какого-либо смущения Ван Ибо расслабленно заходит за спину Сяо Чжаня и начинает рассматривать его картину. — Разве ты не слышал, что художники не показывают свои работы, пока они не будут закончены? — Слышал, но я не эксперт в этом всём, поэтому завершённость роли не играет. Просто любопытство. Сяо Чжань с радостью бы прямо на месте начал читать лекцию о наглом поведении и последствиях излишнего интереса, но он замирает и смотрит в одну точку. Ровно в глаза нарисованной им же птицы. Кажется, пернатый персонаж пребывает в таком же шоке, что и его создатель. Но на деле — в шоке только Сяо Чжань. Чтобы рассмотреть поближе каждую деталь на холсте, Ибо наклоняется вперёд и буквально нависает над плечом застывшего Сяо Чжаня. — Я, конечно, не особо много понимаю в рисовании, но картина получается прекрасной. Не зря даже в учебном корпусе говорят о Вашем таланте. Помимо очаровательной улыбки. Я смог убедиться, что похвала заслуженная и преуменьшенная. Это прекрасно. И, возможно, каждое слово польстило Сяо Чжаню, если бы в этот момент он не думал о дрожи, пронесшейся от копчика до основания шеи. Мелкий паршивец говорит на ухо, едва не касаясь кожи губами. Оказывается, можно абсолютно внезапно понять, что у тебя есть чувствительное место. Резкий поворот головы и глаза в глаза. Взгляд хаотично бегает по лицу напротив, стараясь не задерживаться на губах. Собственные мысли шокируют и заставляют сердце на несколько секунд сбиться с привычного ритма. Сяо Чжань отшатывается и заваливается на спину, практически падая со стула, но чужая рука успевает поймать и рвануть обратно. Равновесие восстановлено, душевное спокойствие убито, а на коже чувствуются до сих пор не отпустившие запястье сильные пальцы Ван Ибо. Безумие. С мимолётной досадой Сяо Чжань мягко освобождает запястье. Кончики ушей горят, сердце сбивается с ритма, к колену прилипла штанина, на которую выплеснулась часть кофе во время несостоявшегося падения. Он ощущает себя полнейшим дураком. «Чжань-Чжань, ты взрослый человек, успокойся». Но успокоиться совсем не получается. Только сделать вид, что в порядке, и с максимально важным видом отпить из стаканчика. Сладко. Слишком сладко. Сяо Чжань любит крепкий чистый кофе, чтоб на языке оставался горьковатый привкус. А этот молочный, с хорошо взбитой пенкой, за которой и сам напиток то не видно. Хочется попросить мелкого провокатора отодвинуться подальше. Ну, как попросить, хорошо так выругаться на этот счёт. Потому что непосредственная близость никаким образом не помогает привести мысли в порядок. И пока Сяо Чжань думает, Ван Ибо наблюдает. — Учитель Сяо. — Что такое? Сяо Чжань медленно выдыхает и поворачивается на голос. Словно в замедленной съёмке, он смотрит на тянущуюся к нему руку, которая не останавливается, даже приблизившись на недопустимо близкое расстояние. Большой палец аккуратно, буквально с нежностью, проводит по коже над губой, задевая и её. Для Сяо Чжаня, в принципе, непозволительно трогать посторонним людям лицо в целом и губы в частности. — Пена от кофе осталась. — Мог бы просто сказать, — кажется, у Сяо Чжаня не только мысли заторможенные, но и речь. — Мог бы, но захотелось помочь. А Сяо Чжаню хочется ударить по светлой макушке. Только лицо напротив такое невинное и искреннее в своих побуждениях, что рука не поднимается сделать задуманное. И не важно, что на дне глаз Ван Ибо черти отплясывают дикие танцы. — Тебе домой не пора? Время позднее. — Нет, я живу недалеко, а колёса всегда рядом. — Ибо машет рукой в сторону окна, где под подоконником стоит прислонённый к стене скейтборд. — Родители ругать не будут? — Мне не пятнадцать лет, учитель Сяо, чтобы каждый шаг контролировался. Ответ резкий. Ван Ибо точно раздражает, когда его сравнивают с ребенком — это заметно сразу же по тону, холодному взгляду, напряжённым плечам. И Сяо Чжаню сказать бы, что не хотел указывать на возраст. Но, чёрт побери, именно это он и хотел. Чтобы напомнить об их разнице. Чего Сяо Чжань действительно не планировал, так это задеть своими словами. Ван Ибо быстро подхватывает свои вещи и, коротко попрощавшись, выходит из студии. А Сяо Чжань остаётся один со стаканчиком недопитого кофе и осадком на душе. Вроде бы ничего ужасного не сделал, а ощущение будто бы пнул котенка. * * * Что бы ни происходило в жизни всех людей или отдельного человека — время течёт с той же скоростью. В нём запросто можно потеряться. Что с поразительным успехом и делает Сяо Чжань. Дни то незаметно проносятся мимо, то тянутся и затягивают, как что-то липкое и неприятное. Не проходящее чувство дискомфорта и волнения заставляет нервно ходить кругами, постукивать пальцами по столу, погружаться в вязкие мысли. — Да чтоб тебя! — Ругается Сяо Чжань в один из дней, когда нервы натягиваются до предела. Мало того, что поругался с Сюань Лу и никак не может разобраться в отношениях с Лин Ми, так ещё и этот… Этот Ван Ибо. Сяо Чжань, незаметно для самого себя, успевает привыкнуть к внезапным набегам Ибо. Тот каждый раз умудрялся вызывать всплески эмоций и выбивать почву из-под ног. А сам Сяо Чжань привык то тут, то там замечать светлую макушку или слышать чересчур громкий смех. И ничего этого не происходит больше. Где-то на дне души ворочается совесть, ехидно подмечающая: «Ты же сам его оттолкнул». Гуй всё побери! Мысленные ругательства прерывает телефонный звонок. — Да? Получается в разы более раздражённо, чем хотелось бы. — Чжань-Чжань? Не отвлекаю? — Нет, у меня сегодня свободный день, не отвлекаешь. Привет. — Привет. — В трубке слышится несвойственная Сюань Лу робость. — Слушай… — Извини. Оба слова произносятся одновременно, и за ними следует неловкая тишина. — Я хотела извиниться перед тобой за тот случай. Не стоило лезть в чужое дело и давать советы, о которых не просили. Мне, правда, жаль. — Лу-Лу, тебе не за что извиняться. Мы не поняли друг друга в тот день. Точнее, даже не захотели слушать. — В какой-то момент хочется сказать, что подруга была права, но это сложно признать, а произнести ещё сложнее. — Давай забудем про тот случай и просто встретимся? — Когда увидимся? — Если нет планов на этот вечер, то можно сегодня. — Суббота же. — И что? — Обычно в субботу ты проводишь весь день с Лин Ми. В ответ слышится рваный вздох. Сяо Чжань крепче сжимает телефон в ладони и немного беспокоится о его целостности. — Я знаю. Но давай поговорим обо всём при встрече? Я хотел сегодня забежать на выставку, которую ждал месяц. Можем после этого увидеться. — А лучше пойти туда вместе и дальше обсудить планы на вечер. — Только не говори, что тебя внезапно заинтересовал абстракционизм. — Меня внезапно заинтересовал друг, который меняет свои привычки. * * * — Так расскажешь, что всё же произошло? От одной картины они переходят к другой. Сяо Чжань молчит и со стороны не понятно, рассматривает ли он очередное полотно или думает над ответом. — На самом деле ничего не произошло. Мы не ругались с Лин Ми. Скорее я просто отдалился от неё. — Это же не из-за моих слов? — Не выдумывай. Ты не первый раз уже пыталась до меня донести свое мнение, и ни разу ещё это не имело последствий. Атмосфера выставки располагает к неспешной беседе. Несмотря на то, что мимо проходят другие люди, никто из них не вслушивается в разговоры остальных. — Просто я совершенно не ожидала, что у тебя в жизни такие перемены. — Такие? Просто скажи, что не ожидала хоть каких-то изменений. — Я стараюсь быть вежливой, — Сюань Лу легко толкает его в бок локтем и посмеивается. — О, прости, я отойду на секундочку. Девушка замечает кого-то из знакомых в соседнем зале выставки и направляется туда. А Сяо Чжань, оставаясь в одиночестве, рассматривает полотно, с рассыпанными по нему цветными пятнами. — И это называется творчество? Сяо Чжань смотрит на внезапного собеседника и тихо хмыкает. — А почему нет? Эта картина принадлежит скульптору Дэмьену Херсту. И пусть он не художник, но его интуитивное чувство цвета поражает. Собственно, от того, кто говорил, что любит цвета больше всего, даже больше некоторых людей, я меньшего не ожидал. — Мне кажется, так смог бы любой. — Тебе кажется. Сяо Чжань плавно обходит стороной Ван Ибо, чтоб рассмотреть следующий экспонат. Картина вызывает одновременно и тепло, и тревогу. Будто бы сейчас всё хорошо, но тучи вот-вот налетят и поднимется ветер. — Рене Магритт «Возлюбленные», — Ван Ибо читает подпись вслух и как-то слишком задумчиво смотрит на изображение. — Учитель Сяо, я, конечно, всё понимаю, вроде бы не дурак, но почему лица этой пары замотаны в простыни? — Потому что это сюрреализм. Художник в каждой работе добавляет что-то таинственное и необъяснимое. Так он передаёт красоту мира, его неразгаданные тайны, двойственность вещей. — И это считается красивым? — Смотря кто как относится к данному жанру. Некоторым людям непонятен смысл, некоторые вообще не признают стилем, некоторым просто нравится другое или не нравится рисование в целом. Но лично я считаю картину красивой, с надрывным счастьем, которое может рассыпаться. — То есть, если Вас поцелуют с закрытым лицом, это будет считаться чем-то прекрасным и необычным? — Не воспринимай всё так прямо, Ван Ибо. Тут лишь образы. Но если уж ты спросил именно меня, то нет. Я считаю, что самый красивый поцелуй тот, что идёт от самого сердца. Когда человек понимает, что естественно правильное — прикосновение. — Вот как… — А-Чжань, прости, задержалась. Увидела свою знакомую, пошла поздороваться и разговорились, — Сюань Лу удивлённо уставилась на парня, заметив его присутствие лишь когда договорила. — Я помешала? В ответ получает настолько недоброжелательный взгляд, что понимает без слов. Но не успевает ничего сказать. Ван Ибо торопливо извиняется, хватает Сяо Чжаня за запястье и тащит в сторону, обещая скоро вернуть его подруге. Никто из присутствующих на выставке не обращает внимания ни на странных парней, ни на удивлённое восклицание Сюань Лу, ни даже на громко хлопнувшую дверь уборной в коридоре — каждый занят своим и погружён в картины. — Да что ты творишь вообще? — Сяо Чжань не выдерживает, когда его без какого-либо стеснения буквально вжимают бедрами в подставку для рукомойников. — Я просто хочу показать красоту этого мира вне творчества. Гэгэ, ты сам сказал, что нужно делать, когда чувствуешь. — Речь была не об этом. Не про «нужно», а про «когда желаешь». Голос не слушается, слова получается выдавить с трудом. Сяо Чжаню кажется, что он бредит. — Тогда ничего не изменилось. Ван Ибо заглядывает в глаза напротив и медленно проводит кончиками пальцев по шее Сяо Чжаня. Одного рывка за галстук хватает, чтоб сократить расстояние и убрать, пусть небольшую, но разницу в росте. И Сяо Чжань поддаётся, закрывает глаза и отпускает скопившиеся чувства. Поцелуй выходит неуклюжий, резкий, но наполненный страстью. Они сталкиваются зубами, практически до боли кусают друг друга за губы, тут же лаская опухшие места. Никто не уступает в инициативе, словно борются, и это доставляет удовольствие обоим. От осознания, что в любой момент кто-то может войти, Сяо Чжань сдавленно стонет и сжимает в ладонях плечи Ибо. Чувствует, как пальцы на его затылке властно дёргают за пряди волос, прижимая ещё ближе. Откровенное безумие. И оба в нём тонут. Проходит не более десяти минут, хотя Сяо Чжаню кажется, что мимо пронеслась вечность, прежде чем Ван Ибо отстраняется. В его глазах черти танцуют вокруг костра, а с лица даже не думает сходить довольная улыбка. — Чжань-гэ, — шепчет паршивец. — Ты прекрасен. Я бы с удовольствием продолжил, но сейчас не время и не место. Сяо Чжань не успевает ответить, Ван Ибо коротко целует его в покрасневшие губы и выходит за дверь. Он опирается о стену, запрокидывает голову и накрывает глаза ладонью. — Просто дыши, Чжань, просто дыши. С трудом, но получается. Холодная вода помогает привести себя хотя бы в приличный вид. Во всяком случае, в это хочется верить. — Чжань-Чжань? — У выхода уже ждёт подруга, обеспокоенно подходя ближе. — Я уж думала, что это парень тебя убил и… Оу! Конечно, от её взгляда не скрывается припухлость губ, растрёпанные волосы, небрежно оттянутый галстук. Не нужно быть провидицей, чтобы понять. — Ни слова, Сюань Лу, ни одного слова об этом!