At all costs

      – Что сказать, Фибс? Утренняя Атланта отвратительна.       На город снова опустился туман. Третий раз за неделю. И третий раз Крис оповещал меня об этом с порога. Стряхнув от влаги плащ, он повесил его на вешалку.       – Что сказать, Крис… Атланта по душе мне в любую погоду, – отозвалась я, не отрываясь от компьютера. Облачко синего света от монитора превращало темный кабинет в особенно уютное место. Я нарочно не включила свет, когда пришла, позволив дождливой серости затопить комнату. Но Крис, конечно, щелкнул выключателем, едва вошел.       – Я бы предпочел диван у камина в загородном доме, – искренне не понимала, как можно чувствовать себя комфортно, когда за окном вместо привычного шума дороги слышны только листья, тревожно перешептывающиеся на ветру? – Ты прекрасно выглядишь.       – Спасибо, – рассеянно отозвалась я. Вытянув шею и повернув голову к зеркалу, удивленно посмотрела на свое отражение. Тоже самое, что и каждое утро в этом самом зеркале. Волосы, собранные в «ракушку», терракотовая помада. Я посмотрела на друга. Он довольно улыбнулся и уселся за свой стол. Ладно. Мало ли, что ему в голову взбрело.       – Что у нас сегодня?       – Пока ничего. К девяти должна прийти женщина. Материалов пока нет, – я вернулась к компьютеру. За соседним столом клацнула кнопка и загудел процессор. – Как провел выходные?       – Паршиво. Я собирался порыбачить, но чертова погода все испортила. Пришлось тащиться в бар и цеплять там девчонок, – ухмыльнулся парень. Я тоже улыбнулась. Прекрасно знаю, что никуда он не ходил и торчал дома.       – Бедный ты, несчастный.       – Да, они из меня все соки выжали, – засмеялся Крис. – А ты, Фибс?       – Заканчивала с делом Паттерсона. Съездила по магазинам, – пожала плечами я. Крис зашелестел бумагами и загрохотал карандашами в подставке. Скучное утро. Привычное утро. Именно такое, как я люблю.       – Ты трудоголик, – вздохнул друг и затарахтел по клавишам старой клавиатуры.       Когда он устроился в контору, я сама едва разменяла здесь вторую неделю, но успела приватизировать новенькую холеную технику. Крису досталось старье. Он не жаловался. Меня быстро стала заедать совесть, в конце концов мы оба были новичками, и я попыталась обменяться стульями. Мой был не в пример удобнее. Но Крис, как настоящий джентльмен, уступил мне и его. И впредь, стоило в кабинете появится чему-то новому, степлеру или компьютерной мыши, оно оседало на моем столе. Мне еще долго казалось, что напарник делает это на зло. Дескать, отобрала то, подавись и этим. Но, стоило узнать его поближе, стало понятно, он вел бы себя так в любом случае, не только со мной. Я расслабилась, мы подружились.       В девять десять в дверь постучались. Я подняла голову от монитора одновременно с Крисом. Мы давно научились определять состояние человека, который только собирался поделиться с нами своими делами. По стуку. Стучали решительно, но без особого рвения. Значит, за дверью уже устали бороться, но еще не готовы сдаваться. Иначе бы не пришли.       – Входите!       Дверь открылась и в комнату проскользнула женщина. Она была невысокая. С потемневшими от влаги волосами и красными глазами. И производила удручающее впечатление. С ней в наш уютный кабинет словно ворвалось отчаянье.       – Пожалуйста, присаживайтесь, – моментально поднявшись с кресла, Крис попытался помочь вошедшей снять пальто, но та только отмахнулась и села на стул. Парень не стал настаивать и вернулся на свое место.       – Меня зовут Саманта Доусон, – без приветствия начала женщина. Она не смотрела ни на кого из нас, опустила взгляд на руки и говорила севшим голосом. – Моего мужа, Мориса, обвиняют в убийстве, которого он не совершал.       Я поджала губы и подалась вперед. Крис словил мой взгляд. Все они ничего не совершали и никого не убивали. Эта женщина, далеко не первая убитая горем жена, сидящая у нас в кабинете. Каждая из них была убеждена в невиновности мужа, не верила или не хотела верить, и никогда не замечала за спутником жизни ничего подозрительного.       – Четыре дня назад, Морис должен был вернутся домой с рейса. Он перевозит контейнеры, работает на складе «Malcolm and Cargo». Но не вернулся. Мне позвонили из полиции и сказали, – Саманта резко вдохнула, дернувшись всем телом, – Что на складе найден труп и Мориса взяли с поличным. Глаза говорившей увлажнились. Она скривила губы, стараясь сдержать слезы. Не успела я       встать, как Крис уже звякнул кувшином о стакан. Саманта бросила на него благодарный взгляд и даже попыталась выдавить улыбку.       – Его застали на месте преступления с орудием убийства? Или он просто оказался рядом?       – Он… Ох, он просто стоял рядом. Говорит, услышал какой-то шум за одним из контейнеров и пошел посмотреть. Там увидел труп. Говорит, ему показалось, он видел, как кто-то покидал склад, когда он приехал. Но Морис не увидел его. Наклонился к бедняге, проверить пульс и… Охранник появился из ниоткуда. А потом все так быстро завертелось. Полиция, задержание, обвинение.       Тут мужество покинуло женщину, и она заплакала, спрятав лицо в ладони. Мы переждали момент слабости и, когда Саманта немного успокоилась, я спросила:       – Скажите, миссис Доусон…       – Пожалуйста, зовите меня просто Саманта.       – Саманта, скажите, ваш муж как-то был связан с убитым?       – Ох, это самое отвратительное! В прошлом месяце они с Бёрком что-то не поделили. Вроде как не могли решить, кто будет перевозить какой-то груз. И поехал Бёрк, – женщина сжала пальцами стакан. Ее руки дрожали. Вода в стакане волновалась, как море перед штормом. Я старательно занесла все в блокнот.       – И в полиции решили, что у Мориса был мотив для убийства? – уточнил Крис. Он сидел, участливо подавшись вперед, и слушал внимательно. Саманта чувствовала исходящую от него поддержку и говорила в большей степени с ним. Она даже повернулась к нему.       – Да. Якобы Морис настолько завидовал Бёрка, что убил его. Но, пожалуйста, поверьте, мой Морис не мог никого умышленно убить. Он может повздорить, может влезть в драку. Но убить умышленно и… И так… Так жестоко… Он не мог.       Мы задали еще несколько вопросов. Саманта держалась стойко и отвечала без излишней эмоциональности. Я записала все сведения, которые мы получили от нее. С ее слов, Морис – компанейский мужчина, открытый к общению и помощи. Работает в сфере грузоперевозок давно. Конфликты, если и имел, то на уровне обычного работника. Ссора с убитым была единственным инцидентом, который, строго говоря, на мой взгляд, ничем особенным не выделялся. Ну, повздорили, с кем не бывает. Перед тем как уйти, уже в дверях, Саманта схватила меня за руку, я как раз встала, чтобы проводить ее, и горячо прошептала:       – Мой Морис может и не ангел, но это точно не он. Это сделал какой-то зверь, но точно не мой муж.       Как только дверь закрылась, я обернулась к Крису и, подняв брови, вопросительно вздохнула.       – Ну, что думаешь?       – Заметила? – ухмыльнулся он, откинувшись на спинку стула. – Умышленно убить. Не просто убить, а именно умышленно.       – Да, меня это тоже насторожило. Нужно проверить этого Доусона, – не забыть бы ни одной детали. Я еще раз пролистала исписанные листы блокнота, кое-что добавила. – Я запрошу данные, а ты позвони и договорись об осмотре тела, пожалуйста.       Допроситься у полиции данных о человеке или хоть какого-то содействия – дело непростое. Люди приходят к нам, по каким-то причинам разуверившись в действии властей. А это значит, что власть чувствует себя уязвленной. И не горит желанием помогать.       Поругавшись немного по телефону и уверившись в том, что нас не выставят за дверь участка, мы покинули офис.       – Вечером съедим на этот склад, посмотрим, как там и что, – на улице теперь срывался дождь. Тяжелое небо желтоватого цвета низко нависало над головой. Я подняла воротник и посмотрела на друга. Жалкое зрелище. Укутался в плащ, натянул воротник чуть ли не до макушки, и на лице сплошная мука. Мысленно бросив монетку в фонтан, я загадала солнечную неделю в нашем городе специально для Криса. Хотя сама любила, когда небо тяжелое и хмурое.       Крис водил синий Ford Crown Victoria 88 года. И хотя я ездила с ним в машине с того самого момента, как он расплатился за нее, это не мешало мне постоянно теряться на стоянках. Не раз и не два после фразы: «Иди в машину, я сейчас», Крис заставал меня в абсолютной растерянности посреди скопища автомобилей. Для меня все машины были на один капот. Но сейчас машина одна единственная сиротливо стояла на пустой стоянке.       На переднем сидении я бесцеремонно повернула зеркало заднего вида к себе. Крис упреждающе сердито задышал, но промолчал, был слишком занят, выпутываясь из бесчисленных складок плаща. Я лишь отмахнулась и вынула шпильки из волос. Пару раз прошлась расческой и полюбовалась на результат.       – Все, все, возвращаю на место, – повинилась я и вернула зеркало в точно тоже положение, из которого выдернула. Не в первый раз ведь.       – Поехали, – заулыбался Крис и, дождавшись, когда я пристегну ремень, тронулся. Материалов по Доусону пока ничтожно мало, обсуждать нечего. Так что Крис выехал на дорогу и тут же включил радио. Я немного понаблюдала за редкими каплями, полосовавшими окно, и повернулась к напарнику. Улыбка едва тронула уголки его губ, и он прихлопывал ладонью по рулю в такт музыке. От дождя, сколько не прячься, русые волосы встопорщились и улеглись как им было угодно.       – Ты плохо спал?       – Что? Как ты догадалась? – засмеялся Крис и бросил на меня быстрый взгляд.       – У тебя мешки под глазами, – ответила я и залезла в бардачок. В пятницу я оставила здесь пачку салфеток.       – Ну, спасибо, Фибс, – не переставая улыбаться, протянул парень. Настроение у него заметно поднялось. Спасибо работающей в салоне печке. А ведь уже конец марта.       – Расслабься, это всего лишь недосып. Где мои салфетки?       Рука Криса на ощупь забралась в бардачок, превратила беспорядок, учиненный мной, в настоящий бардак и выудила пачку бумажных носовых платков. Я достала один.       – Ты приносишь мне убытки в делах сердечных, Фибс, – лукавые серые глаза покосились на мое отражение в зеркале. Я подняла брови.       – Каким образом, Эванс?       – Как прикажешь мне объяснять девушке, которую я пригласил на свидание, почему в моей машине обитают носовые платки с запахом вербены, карандаши для губ и бесчисленное количество заколок?       – Пусть не лазит в бардачок без спроса, и не придется ничего объяснять, – проворчала я. – Может быть, мне вообще не садится в машину? Вдруг кому-то из твоих спутниц не по душе мои духи?       Крис засмеялся и покачал головой.       – Ты не пользуешься духами.       Я вздохнула и сунула пачку салфеток обратно в бардачок. Этот паршивец знал меня слишком хорошо.       – Можно было и не проверять пульс.       – Это точно.        Холодный белый свет с потрескиванием лился из люминесцентной лампы. В воздухе витал тяжелый неприятный запах. Пахло формалином. И смертью.       К этому нельзя привыкнуть. Так мне всегда казалось. Как можно спокойно относится к тому, что перед тобой на холодном металлическом столе в ослепительно ярком и поразительно неживом свете лежит тело? Оболочка, еще недавно наполненная и одушевленная.       47-летнего Ричарда Бёрка задушили. Судя по отчету судмедэксперта, ремнем. Душили долго. Сильный при жизни мужчина активно сопротивлялся. В процессе жертва и нападающий успели побороться, Бёрка приложили головой к стене, точнее к контейнеру и убийца выиграл эту схватку. Убедившись в наступившей смерти, он попытался вырезать убитому глазное яблоко.       – Посмотри, – Крис прошелся вдоль стола и наклонился над левой рукой убитого. – У него обкусаны ногти.       Я с содроганием склонилась над пальцами жертвы. Действительно, ногти были обкусаны. Создавалось впечатление, что это не дурная привычка, а резкое непреодолимое желание вгрызться в собственные пальцы.       – Сравнение проводили? Бёрк сам искусал себе ногти? – Крис выпрямился и еще раз прошелся вдоль тела, внимательно вглядываясь в каждый дюйм.       – Сложно сказать, – патологоанатом, серый и приземистый мужчина, покачал головой. Он взял кисть правой руки жертвы и приподнял ее, предлагая нам взглянуть. – На безымянном пальце так же откусано ногтевое ложе. Мы не смогли взять образец слюны.       – Почему?       – Потому что пальцы обработаны бензином.       Вряд ли Бёрк грыз ногти, а затем протирал пальцы бензином.       – Выходит, это сделал убийца, – заключил Крис.       Я содрогнулась всем телом, когда снова посмотрела на тело. На туловище бугрятся розовые рубцы поперек грудины и вдоль серединной линии туловища. Классический разрез по Лешке. У правого виска ссадина с запекшейся кровью. На шее багровеют полосы, оставленные ремнем. Вместо правой глазницы синюшное месиво. Саманта права. Зверь убил этого мужчину. Человек не смог бы такого сделать.       К горлу подкатила тошнота и я отвернулась, но успела словить обеспокоенный взгляд напарника. Он внимательно вглядывался в мое лицо. Брови у него были нахмурены. Увидев, что я заметила его взгляд, Крис одними губами спросил: «Ты в порядке?»       Я рассеянно кивнула и качнула головой, в попытке отбросить дурноту подальше от сознания. Не желая поддаваться слабости, я поспешила развернуться к патологоанатому.       – Что насчет других следов? Отпечатки пальцев? Волосы?       – Нет, ничего такого. Весь отчет я передал полиции и вот, дубликат, для вас. Это странно, – поделился мужчина. Он бросил беглый взгляд на тело. – На его теле нет никаких следов, кроме поврежденной слюны. Словно, работали в перчатках.       Когда дверь закрылась и стены коридора надежно укрыли нас от чужих глаз, Крис мягко коснулся моего плеча.       – Ты как?       Я на мгновение закрыло лицо руками и вздохнула, но быстро отняла их и улыбнулась.       – Порядок. Не ожидала, что это выбьет меня из колеи. Можно подумать, первый раз вижу труп.       Парень участливо улыбнулся.       – Не в первый, но я не припомню дел, где нам приходилось бы обследовать тело, чьи ногти откусил другой человек.       – Это ужасно, – скривилась я. Мы двинулись по коридору в сторону кабинетов. Морг соединен с участком полиции, идти далеко не пришлось. – Кто мог сделать такое?       – Возможно, Морис Доусон, – задумчиво протянул Крис через десять минут после того, как вопрос был озвучен. Детектив Блайн, ответственный за это дело, не без недовольства вручил нам папку с данными о Доусоне. – Взгляни, Фибс. Я приняла папку и углубилась в чтение. Морис Доусон, 52 года. Родился и вырос в Коннектикуте. В возрасте 20 лет стал участником драки в студенческом братстве.       – Почему его жена ничего нам не сказала? – пораженно выдохнула я, по мере чтения все сильнее углубляясь в жизнь мистера Доусона. Крис поджал губы и пожал плечами.       – Выясним это, после того как поговорим с самим Доусоном, – решительно сказал он.       Он прав, спорить тут пока не о чем. Но я уловила в голосе друга уверенность и это меня насторожило. Такое случалось, когда Крис решал что-то для себя преждевременно. Потом бывало очень тяжело убедить его в обратном.       Морис Доусон выглядел моложе своего возраста. Седина не тронула его волосы, и, хотя морщины разбегались вокруг глаз, они совершенно не выдавали возраст своего обладателя. Когда мистер Доусон зашел в комнату для свиданий, я проверила дату его рождения еще раз. Моложавое и добродушное лицо располагало к себе. Однако, я не спешила поддаваться чарам. Во-первых, невинный вид еще не гарантия невиновности. Во-вторых, рядом со мной с самым суровым видом сидел Крис и не давал расслабиться.       – Здравствуйте, мистер Доусон? – я поднялась и пожала мужчине руку, он улыбнулся и кивнул. – Я мисс Флэтчер, а это мистер Эванс. Ваша жена обратилась в наше агентство за помощью.       – Приятно познакомиться, – Морис пожал руку и Крису. Не смотря на предосудительность, Эванс держался молодцом и даже старался выглядеть приветливо.       – Мистер Доусон, – начала я, когда Морис сел и приготовился отвечать на вопросы. – Нам известно все, что говорит полиция, но теперь нам нужна ваша версия. Будьте добры, расскажите, что произошло 13 марта. Когда вы выдвинулись в рейс?       – Я выехал вечером, 12 марта. В Олбани. Остановку делал одну, ближе к утру, в Талботтане. В Олбани сдал груз и пустой поехал обратно.       – Что за груз вы везли? – спросил Крис, пристально глядя на заключенного. Морис, хоть и держался стойко, выглядел неважно. Было видно, что он волнуется и плохо спал накануне. Под взглядом Криса он едва не сгорбился, но лишь бросил на Эванса короткий затравленный взгляд и продолжил отвечать, глядя на меня.       – Замороженные продукты, мисс.       – Что произошло, когда вы вернулись в «Malcolm and Cargo»?       – Я должен был вернуться 13 марта к семи вечера. Но задержался. По прибытии я поставил машину и…       – Почему вы задержались? – перебил Эванс. Я недовольно поджала губы. Что на него нашло? Почему нельзя дать мужчине высказаться?       – На 309 шоссе произошло ДТП, движение парализовало на два часа.       – Вы поставили машину и? – напомнила я.       – Да. И пошел отметиться у диспетчера. Но на выходе со стоянки услышал шум, пошел посмотреть. На складе контейнеры стоят один на другом, рядами. Посередине ряд прерывается, чтобы не приходилось ходить в обход. Шумели где-то в середине шестого.       – Как вам удалось услышать шум с такого расстояния, мистер Доусон? – Крис подался вперед, силясь заглянуть в глаза Морису. На свое счастье, Доусон поднял взгляд и посмотрел Крису прямо в глаза. В некой степени это убедило Эванса. Но вот в чем именно?       – На сладе очень высокие потолки. И помещение очень большое. Звуки хорошо слышны, мы даже рациями не пользуемся.       – И вы отправились посмотреть, что произошло?       – Да. Я пошел туда, свернул у шестого ряда. Когда подходил к середине, услышал быстрые шаги. Когда повернул за угол контейнера, увидел Бёрка, – лицо мужчины еле заметно побледнело. Теперь он отвел взгляд и от меня, уставился в светло-серую стену. – Он лежал там. Все лицо в крови. Шея у него была опухшая, багрово-красного цвета. Как кусок говядины, честное слово. Я… Я растерялся. Не знал, что делать. Нужно было позвать на помощь. Но у него была рана на голове, выглядела она скверно. И он… Он, мне казалось, еще дышал. Я присел, чтобы проверить пульс и увидел… Боже, я увидел, что у него глаз один закатился, а другой истерзан, искромсан. Не знаю, что с ним такое делали… И пульса не было. Хотя шея у него была теплой, как живая.       Нижняя губа у мужчины затряслась, вся оставшаяся краска отхлынула от его лица. Он словно моментально постарел. Я быстро налила воды в стакан из бутылки, стоящей тут же, на столе, и протянула мужчине. Доусон судорожно отпил глоток. Затем еще один. Пил мужчина шумно. По шее за воротник тюремной робы струйкой стекла вода. Немного придя в себя, он поспешил продолжить, словно опасался растерять остатки мужества.       – Я только коснулся нащупать пульс, как с конца ряда закричали. Наш охранник, Джерри, кричал, чтобы я поднял руки. Я поднял, конечно, но он подбежал ко мне, повалил меня на землю и все кричал, что вызывает полицию. Я пытался ему объяснить, но он только кричал. Ну, а потом, приехали копы, и я сам не успел понять, как оказался здесь.       Прежде чем задать следующий вопрос, Крис подождал, пока мужчина снова будет в состоянии говорить спокойно. Я опасалась делать свои собственные поспешные выводы. Но, глядя как стремительно бледность лица Мориса сменяется на пунцовость, а лоб покрывается холодным потом, честно говоря, начала сомневаться в его виновности. Даже просто рассказывая подробности, Доусона едва не выворачивало.       Однако, оставался еще один вопрос, который в полной мере и равной степени позволял усомниться в невиновности нашего клиента и восхититься его актерскими способностями. И Крис задал его:       – Мистер Доусон, скажите, это правда, что 32 года назад вы были осуждены за убийство?