Конфликт интересов

Into the eternal darkness; into fire and into ice Dante Alighieri // translated by John Carlyle

      Видит небо, я не собирался возвращаться в Нортсайд. Но небо над Найт-сити давно уже черно и слепо, тучи над ним вязкие от смога, распятые немеркнущими лучами реклам; говорят, что над центром почти всегда можно увидеть звезды, но над Нортсайдом небо именно такое. Вязкое и мутное. Фабрики херачат днем и ночью; все, у кого есть деньги, в этом районе живут только за счет синт-легких. Мясные сдают уже через двадцать лет.       Не знаю, на кой хрен мы поперлись сюда ночью, ведь все мальстремовцы видят в темноте не хуже, чем днем. Нетраннеры не меряют сутки дневными и ночными периодами, так что какая, в целом, разница? У меня нет глазных имплантов, как у Данте или Мальстрема, но визоры с каким угодно режимом видения в наше время продаются на каждом углу, поэтому я не сильно уступаю своим конкурентам в этом вопросе. Я и так с лихвой уступаю им во всех остальных. Почти.       Машину пришлось оставить за пределами Нортсайда — мальстремовцы сторожат свой район крайне бдительно, а тачку мою, должно быть, заприметили еще в прошлый раз. Я пробираюсь переулками между складов и фабрик, сторонясь больших улиц, жилых домов и всего, что похоже на красные светодиоды; каким бы великолепным нетраннером ты ни был, от «богомолов» в спину дека спасает херово. По счастью, эта часть Нортсайда практически пустая, и я пробираюсь вперед, пока Данте мониторит меня через мелкого дрона-разведчика, проверяющего мой маршрут. С дронами здесь тоже надо быть аккуратней: мальстремовцы напичканы электроникой покруче пограничной охраны, любой из них может быть оснащен ультразвуковыми датчиками движения, способными засечь нашего разведчика, а грузовые дроны над Нортсайдом не летают — даже корпам не хочется так бездарно терять товар.       патруль, кидает мне сообщение Данте, и я немедленно прижимаюсь к стене, прячась за грудой мусорных мешков. Они воняют даже не тухлятиной, а какой-то химической дрянью, и я смутно начинаю подозревать, что на мешках забыли проставить символ биологической опасности. шикарное место, самое то для топовых раннеров вудуистов, может прямо здесь и ныряй       Я мрачно смотрю прямо в микрокамеры дрона и надеюсь, что мое лицо достаточно ясно сообщает Данте все, что я думаю о его бесценных комментариях. По счастью, ему хватает остатков совести на то, чтобы на время прекратить стебаться над моими попытками играть в крутого соло.       там дальше мальстремовцев многовато, я заглянул в соседние подсети выйдешь на улицу быстро двигай к зданию где на рекламе телка лижет покрышку, боковую дверь тебе открою пройдешь насквозь       Нортсайд: лучшее место для креативных реклам. Я выбираюсь из узкого переулка и сразу же замечаю нужное здание, какой-то давным-давно закрывшийся сервис-центр ARCH; правда, мне бросается в глаза не то, что телка на голографической рекламе лижет покрышку, а то, что у нее вместо языка четыре щупальца. Но Данте жил в Джапан-тауне, священном храме брейн-прона и проституции всего Найт-сити, его такой попсой не удивишь.       Очевидно запертая дверь с тихим шипением отъезжает в сторону как раз в тот момент, когда я подхожу, и я чувствую себя гребаной принцессой из мультика. Вот, значит, как ощущают себя соло, когда их ведет опытный раннер, а я-то думал, это они крутые, а не мы. Будь у меня такая же клевая дека, как у, допустим, ребят из Дозора, я бы мог такое с легкостью и сам провернуть, но с моей техникой не получается нормально совмещать работу в Сети и контроль над телом; фокус либо на одном, либо на другом. Пришлось бы притормозить, а в самом сердце Нортсайда мне, если честно, не хочется притормаживать.       дрона заколбасило, вдруг говорит Данте, пока я осторожно пробираюсь по опустевшему и уже не раз ограбленному сервису ARCH. всё, сдох. мальстремовский лед его загасил но местоположение не пробили так что маршрут прежний       Видимо, держат периметр, чтобы никто не заглядывал им в трусы. Не мы одни знаем нужные эксплойты.       Но я все равно настораживаюсь. Хороший лед на внешней границе — нацеленный против обыкновенных разведчиков, даже не пытающихся пробраться за внутренний периметр — это признак резидента, знающего свое дело. Поэтому я интересуюсь у Данте, все ли у него норм, ведь это я могу, если очень прижмет, закрыть все соединения, а он-то прыгает по подсетям и вне их попросту не существует — я мог бы прибрать его обратно на хром, если начнутся проблемы.       их сканеры тычутся в меня и нихера не понимают XD       Ясно. Он кайфует по полной и класть хотел на мальстремовский лед, сшибающий дронов на подлете.       больше не вижу где ты так что коммуницируй чумба я не телепат       Я скидываю Данте координаты — он не может заполучить их, не пробив мою собственную защиту, поэтому его просьба является обыкновенной данью вежливости. От соло таких выкрутасов никто не потерпит, хочешь жить — давай доступ, но работа раннера с раннером — это совсем другое дело. Мы цацкаемся друг с другом, как япошки на чайной церемонии.       подожди минуту пока пройдет патруль, немедленно докладывает Данте, едва заполучив координаты, потом попробуй пройти через склад к северу от тебя он огромный пройдешь через него как раз к точке доступа       Склад — унылая колоссальная махина размером с многоквартирный дом — и правда высится впереди. Я на всякий случай верчу головой, прежде чем перебежать улицу, но, конечно, никого не вижу. На месте двери мрачно скалится пустой проем, так что взламывать нечего; внутри даже горит какой-то очень тусклый свет — должно быть, аварийное освещение, или собирающиеся здесь иногда торчки понатащили прожекторов… я осторожно протискиваюсь внутрь, поворачиваю голову, но успеваю только заметить всплеск красного на периферии — и тут меня накрывает.       Тишина падает на меня; огромная мертвая тишина. Все соединения мертвы, я ору в пустоту строками беззвучных цифр, возвращающихся ко мне ошибками подключения; я ослеп, оглох и лишился голоса, перед глазами мелькают безумные картинки, словно подохший двести лет назад Роршах воскрес, как следует жахнул дури и перешел на модерн-арт с неоном и шлюхами. Глючные видения мелькают передо мной, как пятна из психодиагностики или геометрические фигуры, которые выжигает в моем мозгу пробующий меня на прочность лед; одна картинка бешеного калейдоскопа сменяется другой со скоростью, на которую только способна моя дека, и все они неправильные, неправильные, они не подходят, я не знаю, почему, но они не подходят, ни одна из них, а потом…       Бетон подо мной холоден, как объятия ангелов. Я умудрился не покоцать визор, когда свалился на пол, поэтому, когда я поднимаю голову и фокусирую взгляд, я вижу всё вокруг, и, сука, мне становится…       Мне становится в самом деле не по себе.       Мальстремовец напротив меня неподвижно пялится красным перекрестьем имплантированной оптики мне в лицо. Импланты продолжают работать, даже когда их носитель уже мертв, но это до меня доходит позже — когда я догадываюсь, что от мальстремовца осталось не так уж много частей. Кто-то вынул из него все детали, которые посчитал лишними. С помощью, вероятно, «богомолов» — тело киборга заканчивается в районе поясницы размотанной склизкой лентой кишок и лужей крови вперемешку с охладителем и дерьмом.       Я отдаю деке команду перезагрузки и осторожно, очень осторожно поднимаюсь на ноги. И осматриваю, не двигаясь, всё вокруг, до тех пор, пока ось не подгружается заново и восстановленное соединение не сбрасывает на меня все недошедшие вовремя пакеты.       мля ты меня реально перепугал ты живой??       «Меня прокатили через лед», — сообщаю я Данте, — «как будто пытались вскрыть ключ Андезо. Тут вокруг СРАНАЯ ГОРА ТРУПОВ»       Кто-то почикал мальстремовцев, как скот на убой, а те даже не пытались сопротивляться. Пять трупов, разорванных в клочья, словно невидимый ребенок баловался с ножницами. По счастью, в мальстремовских киборгах так мало натурпродукта, что меня не сразу начинает тошнить — только когда я опускаю взгляд на бетонный пол и понимаю, что пятерка мертвецов здесь не просто так.       Я скидываю Данте дамп со зрительного нерва — картинку кровавой пентаграммы. Между несколькими вершинами криво накорябано имя «ЛИЛИТ», словно кто-то пытался выцарапать на бетоне буквы в последние минуты жизни своей сгорающей нервной системы.       блядь, говорит Данте.       Кажется, теперь я начинаю догадываться, каким именно образом искины научились маркировать людей своими ключами. Плохо то, что мой лед даже не среагировал на вторжение, словно пробивший меня демон был… чем-то, что защита, созданная в этой части Сети, вообще не может распознать…       вероятно кто-то из мальстремовцев на базе псих, или они все психи сектанты ссаные. под тем говном которое они херачат неудивительно       Ага, отлично успокоил. «Неудивительно».       Я обхожу самодельную пентаграмму стороной, не проблевавшись только потому, что блевать мне нечем. Помимо выпотрошенных трупаков на сраной сатанинской пентаграмме меня еще смущает то, что дека как будто слегка подлагивает, и я сообщаю об этом Данте, а он в ответ плетет какую-то херню про электромагнитное излучение и мои нервы. Насчет излучения не знаю, а вот кирпичи из меня готовы высыпаться в любой момент.       вали на крышу пока сюда никто не заглянул       Точка доступа на крыше, что ли? Господи, я только хотел оказаться как можно дальше от этого места.       Плевать. Я взбираюсь по подржавевшей лестнице наверх, к поеденной кислотными дождями крыше, и выбираюсь наружу через одно из выбитых окон. С черного неба начинают медленно сыпаться мелкие-мелкие капли, и я обреченно понимаю, что мне придется валяться в отключке под дождем все то время, пока мы будем искать инфу для Андезо за внутренним периметром. Но, может, хоть психованный мясник, почикавший своих дружбанов, на крышу не забредет.       «А где точка доступа?»       рядом где-то, туманно отвечает Данте, должно быть что-то заметное типа передатчика там поток данных будь здоров       Мой взгляд медленно ползет по пустой, как моя голова, крыше, тщательно сканируя всё вокруг. Потом я натыкаюсь на антенну. Большую антенну на вышке. С ведущей на верх вышки такой же ржавой и древней, как весь этот склад, винтовой лестницей.       Я настолько не знаю, что сказать, что вначале просто скидываю Данте картинку.       «Ты блять шутишь?!»       ладно она же близко перепрыгнешь. зато псих сюда точно не полезет и здесь тебя никто не найдет       Мой труп здесь никто не найдет, если меня сожгут, это прям железно. Я вытаскиваю из кармана куртки ингалятор со стимом и накачиваю себя по самое не хочу, чтобы разогнать мозги перед сессией раннинга и заодно не обделаться от вполне обоснованного ужаса, преодолевая пропасть между краем крыши и лестницей. Данте, конечно, в чем-то прав — на этой вышке меня никто искать не станет, можно спокойно расположиться, не боясь, что кто-нибудь нечаянно заглянет в подсобку и ткнет меня пару раз «богомолами»…       «Мальстрем там спокоен?»       они зашевелились немного, говорит Данте, мне надо было отвлечь их от вышки но пока они расчехлятся мы уже все сделаем. гружусь на твою деку       Да. Да. Я помню: мы бежим со скоростью электрических сигналов. Я вынырну раньше, чем Мальстрем успеет понять, что их поимели.       Если, конечно, Андезо не ошибся.       Разбегаюсь — отталкиваюсь — где-то внизу мелькает свет прожекторов — по ладоням бьет холодный мокрый металл; я не удерживаюсь на ногах, падаю, но хотя бы не с вышки — на ступени лестницы. Стим глушит боль и страх, поэтому я просто поднимаюсь на ноги и быстро взбираюсь наверх, невероятным усилием заставляя себя не слишком торопиться. На верхней площадке нещадно свистит ветер, хлещет наотмашь по лицу и швыряет в глаза водяную пыль; я опускаюсь на колени, чтобы содрать с передатчика под антенной заслоняющую гнезда панель. Погодка как раз для того, чтобы возиться с электроникой.       По счастью, техникой здесь никто не занимался уже много лет, поэтому панель получается снять довольно быстро. Избавившись от нее, я стряхиваю куртку, чтобы дека не запекла меня, как синт-цыпленка, и устраиваюсь поудобнее для погружения, подставив спину черному дождю. Где-то далеко внизу, на улице, видны силуэты мальстремовцев, но для них меня нет, для них я — невидимый призрак под самым небом.       «Данте, готов?»       ack       Я подключаюсь к разъему передатчика через нейропорт и вдыхаю поглубже.       Огни в бескрайней темноте вырастают мне навстречу, соткавшись в сверкающую сеть сигналов, пульсирующую информацией. Я нагоняю ее спустя несколько мучительно медленных секунд, и океан света, накрывший меня с головой, превращается в понятные и послушные мне структуры; я бегу по линиям внутренних соединений, проскальзываю тенью по лабиринту памяти, не обращая внимания ни на что больше — пока передо мной не вырастает преграда, которую я ищу. Граница внутреннего периметра.       — Никогда не видел такого льда, — говорит Данте. Кажется, он в искреннем восторге. — Охренеть просто!       Внутренний периметр крепости данных в киберпространстве выглядит как кольцо из сплетенных вместе нитей. Они движутся, словно живые; извиваются, словно змеи, и по кольцу то и дело проходит видимая дрожь — световые вспышки нарастают на нем, словно грозди кристаллов, и вновь сливаются с бегущими по кругу линиями. Куда бы я ни протянул руку, нити кольца тут же расплетаются, и одна из них дергается мне навстречу, словно предупреждая — эта попытка взлома станет для меня последней.       — Ну что? Хочешь попробовать его на прочность?       Тусклое облако со вспыхивающими внутри сложными паттернами искр рядом со мной неуверенно вздрагивает.       — Что-то мне не хочется в черный лед, — честно сообщает Данте, — мне и в первый раз не особо понравилось.       — Просто когда я попробовал одну такую прогу от Андезо, она меня чуть не обнулила, — так же честно предупреждаю я.       И запускаю тот самый, особенный ледокол.       Иконка программы — какой-то непонятный мне вудуистский символ — тает над моей ладонью и превращается в гибкую тонкую нить, ничем не отличающуюся от световых нитей, кружащихся в кольце. Она какое-то время кружится вместе с ними чуть поодаль, а затем мягко врастает в их плетение — где-то на фоне я могу прочесть логи, докладывающие мне об успешном внедрении ледокола.       А потом кольцо взрывается светом прямо в нас, словно его разнесло цифровым тротилом.       Твою мать!       В этой подсети Данте быстрее меня; его уже нет рядом, когда я пробегаю мимо бестолково пытающихся сложиться воедино осколков пробитого льда периметра. Ледокол сработал на славу, но такой взлом сложно назвать незаметным — сейчас резидент захочет устроить с нами гонку на скорость и сварить нам мозги, и это значит, что у нас очень мало времени. Я не трачу его на бесполезные сомнения — я хватаюсь за белую точку, сияющую за разбитым льдом, и та превращается в линию, а я превращаюсь в нее.       И погружаюсь глубже. Глубоко, так глубоко, как я не бывал почти никогда; слишком долго идет сигнал, я успеваю проследить, как проносятся мимо причудливые росчерки горящих вдали цифровых огней, как они тают в темноте, пока я бегу по цепочке прокси… тают — и сменяются новыми.       Подо мной больше нет ровной расчерченной сетки. Я стою в темноте на тонкой, тончайшей нити, уводящей дальше — в бесконечную тьму, и расцветающей там электронными перепутьями. Здесь так темно, как никогда не бывает темно в киберпространстве. Но я вижу их всё равно — тусклые отблески в бескрайней черноте; здесь они кажутся только отблесками — крохотные искры инфоузлов, далекие звезды других серверов и баз. Связанные в единую Сеть.       Я оборачиваюсь, чтобы смерить взглядом далекую красную стену за своей спиной. Я был прав: у Мальстрема все же есть способ проникнуть за неприступный Черный заслон.       «Вергилий», не дожидаясь команды, выбрасывает первое предупреждение: за мной охотится «цербер». Засек заранее, не дожидаясь, пока обнулятор пробьется сквозь моих стелс-демонов, но это не так важно: в сводке «вергилия» столько смертоубийственной дряни, что я моментально теряю всякое желание пытаться поиграть с резидентом в войнушку. Данте, уже исчезнувший непонятно куда, кидает мне «трассер», чтобы я сумел отыскать его в темноте, и цифровой клубок Ариадны отправляет меня в серию прыжков по серверам. На последнем меня все же стопорит ловушка резидента, подсовывает какое-то тормозящее дерьмо деке, но процессоры справляются быстрее, чем до меня добирается «цербер» — и я оказываюсь рядом с Данте. У самого края сверкающей воронки. На расстоянии вытянутой руки от двухцветного водоворота в черной глубине, водоворота из потоков красного и белого света.       Насквозь прошитого черным льдом.       Дека освобождает ресурсы: тратить их на стелс-демонов больше нет смысла; резидент уже отследил нас. Я успеваю пробить водоворот «вергилием», пока моя собственная защита еще держится, но еще до вывода логов понимаю: этот лед нам не вскрыть. Даже если мы прокатим по нему всю сюиту ледоколов, которую соберем.       — Нахер это всё, — бормочет Данте и делает что-то, что я не успеваю различить. Но аватара резидента — неуязвимый силуэт из чистого света — проявляется рядом как раз вовремя, чтобы увидеть, как облако данных, которое не могли опознать все сканирующие программы Мальстрема, соприкасается с водоворотом.       И растворяется в ослепительной вспышке, когда активируется триггернутый лед.       Не оставив и следа.       Мне некуда бежать: либо меня поджарит резидент, либо смертоносная воронка. Я бросаю вперед своих атакующих демонов, но они сжигаются об лед мальстремовского раннера, не причинив тому буквально никакого вреда. Может, Андезо все-таки стоило отправить сюда Вудуистов…       — Как ты прошел за периметр? Что ты бросил в лед? «Доппельгангер»?       Боль приходит ко мне медленно. В киберпространстве она всегда приходит медленно, но я знаю, что в реальности мое тело сейчас бьется в судорогах, пока демон резидента играет джаз на моей нервной системе. Биомон вспыхивает поперек черноты жутким красным предупреждением: ПЕРЕГРУЗКА ОТКАЗ СИСТЕМ.       — Как ты прошел за периметр? — повторяет резидент, отозвав демона, чтобы я не сдох ненароком. Он не знает, где я; отчаянно повторяю я себе, он не знает, где я, и пока он не отследил мое местонахождение, он будет тянуть время, я нужен ему живым, из мясных мешков не вытащить инфу, как из энграммы…       — Откуда у тебя гибридный ледокол? — его слова долетают до меня медленно, ужасно медленно, моя дека бросает последние ресурсы на то, чтобы удержать трещащий лед. «Доппельгангер». «Репликатор». Ледокол. Патруль. Вышка…       Сука… он все-таки пробил меня. Никогда не думал, что окажусь перед выбором из двух ужасающе поганых смертей и не буду знать, что ответить.       Но я даже в предсмертном фризе замечаю то, чего пока не замечает резидент, потому что я знаю, куда смотреть — и я смотрю на маленькую дискету рядом с кромкой черного льда водоворота. Она идеально пуста. На поверхности дискеты больше нет ни единого символа.       А вот ползущие по темноте капли красного цифрового дождя мы замечаем оба.       Резидент понимает, к чему идет дело. Его наебали, вот к чему оно идет, а он понял это только сейчас, потратив столько времени на меня. Он отзывает своих демонов, чтобы быть готовым швырнуть их на настоящего нарушителя границ, переводит антивиры в агрессивный режим — дождь усиливается, алые искры мелькают повсюду, и там, где интерфейс обозначает «верх», в бесконечном черном небе над нами, INFERN0 складывается в огромный кровавый вихрь.       — Ты, — говорит резидент. Кажется, он совсем не боится бушующего в его системе вирусного шторма: его лед неприступен; гибридной защите не страшны наши слишком простые, слишком человеческие демоны. — Я тебя вижу.       Он бросает обнуляторы прямо туда, где прячется центр почти сливающегося с окружающим нас шумом цифрового облака. Я узнаю один из демонов — это «адская гончая», вирус, провоцирующий остановку сердца. Сетевой дозор сжег бы раннера, владеющего таким софтом, не задавая лишних вопросов…       Но Данте плевать на «адскую гончую». Он прошел ад насквозь; вирусы, убивающие живых, ему не страшны. Он восстанавливает аватару, не считая больше нужным прятаться за цифровым шумом, только в этот раз — свою привычную аватару, темно-синий силуэт с проходящей по нему наискось красной полосой. На месте глаз у аватары горит еще одна красная полоса, потому что Данте панк и тонко чувствует стиль «не влезай, убьет». Он всегда бегал по Сети в таком виде.       В огненном зареве INFERN0 он выглядит настолько круто, что мне даже почти не жалко, что мы сейчас сдохнем.       Но резидент как будто внезапно оказывается чем-то очень занят. Его светоносная полубожественная аватара оборачивается, вскидывает руку, ловя уходящую обратно в подсеть нить; по ней агоническими судорогами бегут вспышки сигналов, и, кажется, он успевает понять, что происходит на той стороне, даже успевает начать процесс отключения…       После этого я слышу удивительно человеческий крик. Это последнее, что совершает всемогущий нетраннер Мальстрема, прежде чем его аватара отплевывает невнятный инфомусор и виснет навсегда вместе с демонами, так и не получившими команды.       — Добро пожаловать в реальный мир, курва, — говорит Данте.       Пока я пытаюсь переварить как-он-мать-его-это-сделал, он сбрасывает мне новый «трассер» и исчезает быстрее, чем я могу хотя бы сформулировать вопрос. Что за смертоубийственный вирус он держал у себя, чтобы вырубить резидента, готового к вторжению искинов?! Как вообще он сумел навредить раннеру, лед которого был неуязвим для наших малваров?!       Плевать. Я прыгаю вслед за путеводной нитью «трассера»: мне тоже пора выныривать, пока патруль Мальстрема не добрался до вышки.       Конечно, никто никогда не спрашивает моего мнения. Я оказываюсь еще дальше от начальной подсети, чем был.       — Ублюдок, — бормочет Данте. Его аватара смотрит в темноту, туда, где перемигиваются созвездия неизведанных регионов — маяки нашей недосягаемой свободы, последние осколки первой Сети. — Половина его обнуляторов были гибридными. Хорошо, что он бросил на меня те, которые против людей… решил, что я тоже ебать какой крутой раннер…       — Бля, Данте, меня там щас на куски порежут, может, потом?!       Данте только хмыкает. Кажется, он совершенно не беспокоится на этот счет.       — Не. Им сейчас не до тебя.       Он сбрасывает мне координаты подключенных к подсети мальстремовцев; я мгновенно проецирую их на карту. Сигналы движутся недалеко от меня, но никому нет дела до вышки, их перемещение выглядит… хаотичным. Да. Хаотичным.       Одна за другой мигающие точки замирают, чтобы больше не сдвинуться с места.       — Сам увидишь, — уклончиво говорит Данте, не дожидаясь вопроса. Иногда я хорошо понимаю намеки, например, сейчас, и поэтому не спрашиваю ничего про вирус.       — Ты достал файлы?       Данте тут же скидывает мне файл. Он всего один, поэтому я, едва проверив отсутствие льда или какой-нибудь другой гадкой параши, немедленно его открываю.       Кажется, глядя на содержимое, я тормознул даже по меркам реального мира.       — Это… херота какая-то.       — Херота, — подтверждает Данте.       — Херота! Про сраный Вавилон! — я не могу в это поверить.       — Про сраный Вавилон.       Свихнувшиеся торчки накрыли двойным слоем черного льда и защитой от искинов хероту про сраный Вавилон?! Мать их, это что, секретный хит Тиннитуса?!       — Нас поимели, это не может быть…       — Вирус настоящий, — говорит Данте. — Вирус против искинов. Он был вс-строен в лёд. Он бы и на человеке сработал, только иначе. Если я прав-вильно понял то, что увидел, наши ст-тарые «даззлеры» и «психодромы» у него соснут все раз-зом-м.       Он немного подглючивает: в дикой Сети с надежностью передачи сигнала все гораздо сложнее. Но его слова звучат так, словно мы снова говорим о чем-то очень важном.       — Интересно, — как ни в чем не бывало продолжает Данте, — что еще здесь найдется.       Я признаюсь себе, что с самого начала догадывался об этом. И о том, зачем Данте бросил мне «трассер», ведущий так далеко от мальстремовской подсети, где мы начали погружение.       — Андезо ведь не просто так сидел в Резо Агве. Он реально, реально крутой. На железе вроде мальстремовских серверов ему придется урезать себя довольно серьезно. Но там, — аватара Данте указывает на горящие вдали тусклые отблески огней, — там не только древние серваки времен Бартмосса. Там «призрачный город». Орбитальные зонды, космические станции, лунные базы. Там много места, не только для таких, как Андезо.       Для искинов, чьи нейронные сети могут простираться от Гонконга до Марса. Я знаю.       Свобода, наш последний фронтир. Рукой можно дотянуться.       — Не забудь вынырнуть, — говорит Данте, — а то закончишь как этот мудачила-резидент. И насчет моего барахла не беспокойся, мой чумба об этом позаботится.       — А где же прекрасная Беатриче? — не удерживаюсь я от дурацкой шутки.       Аватара Данте очень выразительно поворачивает голову ко мне, а потом к бесконечному черному простору впереди. Огни незнакомых инфоузлов вспыхивают в темноте безымянными квазарами: пробросить маршрут и бежать, бежать, не останавливаясь, бежать до самого края и по самому краю.       — В жопу прекрасную Беатриче, — совершенно искренне отвечает мне Данте.       И я понимаю его как никогда.