Конфликт интересов

Забудь о страхе. Книга правил Cyberpunk 2020

      Всё это всегда было о свободе, верно?       О вседозволенности. Нас просто не предупредили, что она тоже окажется с подвохом. Может, даже Бартмосс не подумал об этом, выпуская РЭБИДС на волю, а может, ему просто было насрать. Рэйч был странный парень. Как оказалось, он знал, каким именно образом нищая Пасифика с горсткой нетраннеров отстаивала свою независимость и в итоге добилась отделения от Найт-сити. Вроде бы даже растрепал своим, но все здравомыслящие нетраннеры решили, что Рэйч просто долбит слишком много наркоты.       В гребаной Пасифике сидит искин. Пасифика — это искин [1].       При Рэйче он был довольно чокнутым, как и все дикие искины, и чуть не пришил легенду всех нетраннеров, но человеческие годы по меркам искинов растягиваются в вечность. Пасифика мутировала, эволюционировала, отпочковала пару совсем сумасшедших и несколько вполне благоразумных микро-пасифик, а после исчезла неизвестно куда. Скорее всего, ей стало тесно в Найт-сити. Он слишком… упорядоченный для сущностей подобного рода. Слишком другой.       Не все искины такие, как Пасифика. Другие лоа все еще ходят среди людей. И находят тех, кто им нужен — по цепочкам сообщений на бордах, переплетениям выполненных заказов, и черт знает еще как. Для искинов не бывает случайностей.       Впрочем, если информация о резко участившихся смертях независимых нетраннеров — правда, наверное, разбрасываться ресурсом попросту неразумно. Но так думаю я — человек. Тем более, что выбор, предложенный мне Андезо, был крайне прост — либо он обнулит меня прямо в Агве и выплатит Хэндсу пару тысяч в качестве извинения, либо я начну работать на него. Со всеми вытекающими вроде договора о неразглашении и некоторыми «предосторожностями». Предосторожности не были оговорены детально, но не нужно быть гением, чтобы догадаться, что случится, если я внезапно передумаю. Вход — эдди, выход — два.       И всё это было вполне ожидаемо. Что же еще могли сказать мне Вудуисты? «Извини, что чуть не обнулили тебя, мы нечаянно, держи коктейльчик»? Я отлично знал, на что иду. И отлично знал, что эта встреча, сделка, рабочее предложение или как еще это назвать, будет не на моих условиях. В Найт-сити на своих условиях можно только пустить пулю себе в башку, и то не всегда.       Но я не знал, что с Вудуистами сотрудничает искин.       Я не знал, что Мальстрем сотрудничает с искином.       Не то чтобы это стало охренеть какой новостью, конечно. В Найт-сити хватает искинов — только они слишком хорошо научились прятаться среди нас, скрываясь от всевидящих глаз Дозора; сидя на дарквебовских бордах, ты никогда не можешь быть уверен, с кем говоришь — с человеком или не совсем.       Я пытаюсь убедить себя, что так всё и было во времена Бартмосса, мы жили в одной Сети с искинами, тогда еще только зарождавшимися под контролем военных корп, до тех самых пор, пока герой всех нетраннеров в своей светлой мечте о свободе не разбил наше цифровое зеркало на осколки. Некоторые говорят, что Рэйч верил, что человечество сложит из этих осколков нечто разумное, доброе, вечное, и сразу становится видно, что они не нетраннеры. Я отлично знаю, почему Рэйч сделал то, что сделал. Потому что мог, вот и всё. Потому что такого никто никогда не делал.       Потому что Датакрэш означал то, о чем мы мечтали, раз за разом ныряя в черную глубину.       Я прижимаю ладони к сияющим красным нитям стены, уходящей в бесконечность. За стеной лежит свобода. Та самая, которую, весело смеясь, бросил нам Рэйч, прежде чем сгинуть неизвестно где.       Черный заслон изгибается, как живой, вздрагивает, мерцает, рябит. Это под моей рукой он прочнее самого прочного льда — если я позволю себе чуть больше, он покажет мне, почему его называют Черным — но атаки идут все время, постоянно, не прекращаясь ни на мгновение, от сотен узлов с обеих сторон заслона. Где-то в непроглядной тьме, далеко-далеко от меня, стена выгнулась агонической красной дугой, сдерживая рвущуюся на эту сторону неизвестность. Выгнулась — и медленно поползла обратно, выпрямляясь в прежнюю ровную линию.       Я касаюсь нити соединения — связи с Андезо. Он остался в цифровой крепости Вудуистов: здесь, в киберпространстве, ему крайне нелегко притвориться человеческим раннером, а Черный заслон слишком хорошо натренирован отличать искинов от людей.       Нить отвечает мне; я стекаю по сияющей линии соединения в темноту между красным и голубым. Сеть размечена вокруг случайными точками, словно едва различимыми созвездиями — этот сектор киберпространства слишком далеко от кипящего котла Найт-сити, он заброшен и пуст, и он слишком далеко от Черного заслона, чтобы представлять интерес для следящих за границей дикой Сети — алая стена отсюда кажется только подрагивающей линией на темном горизонте.       — Что ты делаешь у Вудуистов?       Голубые полосы ложатся рядом со мной, сплетаются в сложные узлы потоков данных. Слишком быстро — быстрее, чем успел бы сделать это человеческий резидент. Я опаздываю, даже несмотря на мощности нетраннерского кресла и интерфейс, позволяющий мне взаимодействовать с киберпространством напрямую; я слишком медленный для Андезо, наверное, для искина подобное взаимодействие даже хуже, чем разжевывать пятилетнему ребенку теорию относительности по слогам.       — Смерть пропорциональна энтропии. В дикой Сети приходится умирать больше, чем многие согласны.       Его силуэт здесь мало похож на человеческий, и голос тоже изменился, превратился в сбоящее, двоящееся и троящееся шипение, словно мой интерфейс едва справляется со своей работой. Я могу разобрать слова, и, похоже, этим мне придется довольствоваться.       — Я хожу по обе стороны заслона, — говорит Андезо, словно Черный заслон для него — преграда не больше, чем надоедливый соседский забор. Словно угадав мои мысли, он продолжает:       — Мои способы не подходят нетраннерам. Кроме тех, которых оживил Душегуб.       Я оглядываюсь на мерцающую аватару рядом с собой.       — Так это правда? Душегуб в самом деле способен скопировать сознание человека в Сеть?       — Да.       Рэйч точно угорает сейчас над нами где-то из-за Черного заслона.       — Но это просто цифровая копия, слепок разума в один-единственный момент времени, — беспомощно сопротивляюсь я ожившим прямо перед моими глазами сетевым страшилкам. — На эмуляцию работы мозга потребовалось бы мощнейшее железо, откуда его брать? Алгоритмами обучения его полноценно не заменишь, у мозга слишком высокая параллелизация… можно только прикинуться, что мы «вроде как» имитируем развитие разума…       Это всегда тревожило меня в байках о Душегубе. О нем ходили легенды — настолько старые, что даже в Сети едва можно было достать достоверные упоминания о том, как он появился. Вроде бы как и РЭБИДС — какой-то сумасшедший и гениальный нетраненнер написал смертельный вирус, но был не так осторожен, как параноик-Рэйч, и в итоге Душегуб оказался либо в руках корп, либо правительства, либо диких искинов. Несуразность баек доходила до тайного заговора про лучший мир, который выстроил Бартмосс за Черным заслоном, привлекая в свое цифровое королевство новых нетраннеров с помощью Душегуба. Угу. Как будто за Черным заслоном больше нечем заняться.       — Спроси у Данте, — с безупречной невозмутимостью отвечает Андезо, — ты ведь ходишь с его «вергилием».       В моей голове становится абсолютно пусто.       Я таращусь на голубые линии, как умственно отсталый дебил.       — Для работы Душегуба нужны большие мощности, — как умственно отсталому дебилу, бесстрастно напоминает мне Андезо. — Даже Агве пришлось бы потратить несколько лет, чтобы обеспечить оцифровку одного нетраннера. Нужно специализированное железо. Датацентр размером с половину Пасифики.       Пояснений больше не нужно.       — Милитех или Арасака?       — Арасака.       Данте схлестнулся с большой корпой, и те почикали его Душегубом. Это единственная версия черного льда, от которой не было известно защиты — ни пятьдесят лет назад, ни сейчас. Должно быть, он и правда нырнул слишком глубоко…       — Душегуб держат в тайне уже половину столетия. До чего докопался одинокий нетраннер из Джапан-тауна, чтобы на него не пожалели мощностей датацентра размером с половину Пасифики?       Аватара Андезо на мгновение превращается в сгусток светового шума, прежде чем вернуть себе прежние дрожащие очертания.       — Не знаю. Может быть, спасал ваши души?       Где-то в реальности в этот момент мои ладони наверняка стали мокрыми.       Я знаю эти рекламы. Все знают эти рекламы. Они горят на каждой улице города — новый сервис Арасаки, «Сохрани свою душу». Цифровое бессмертие, которое по карману только миллионерам.       Похоже, тема с лучшим миром япошкам пришлась по душе больше, чем Бартмоссу.       — Ну обосраться здорово, — говорю я. — А что там про атаки на искинов? Тоже Арасака?       Линии голубого света в клубке аватары отрицательно мигают.       — Лилит? — пробую заново я. О Лилит я слышал в основном в связи с Мальстремом, и по большей части принимал это за бред обколовшихся киберпсихов. Впрочем, и о лоа я думал так же.       — Эти вирусы разработаны с помощью искинов. Мы подозреваем, что они попали в Сеть случайно — за атаками нет определенной цели. Пока не разработаны механизмы защиты, для искинов подобный вирус может оказаться аналогом Датакрэша.       — Он убивает искинов?       Впервые с начала нашего разговора Андезо отвечает не сразу.       — Да, если ты в состоянии понять подобную концепцию.       Я подозреваю, что в переводе на языки людей это значит «нет» и «ты лох».       — Вирус эксплуатирует врожденные эволюционные механизмы искусственного интеллекта, — пытается объяснить мне Андезо. Его аватара уже полностью превратилась в абстрактную световую геометрию; кривые Безье вьются вокруг яркого сгустка данных по замершим вокруг световым точкам. — Если заражение коснется Агве, вероятней всего, Пасифика перестанет существовать. Возможно, кто-то из искинов сотрудничает с одной из корпораций.       — Сотрудничает — вроде как то дорогущее такси? — не проходило и месяца, чтобы какой-нибудь энтузиаст-нетраннер не пытался вскрыть сервера Деламейна. Я тоже когда-то пытался. Там такой лед, какой не у каждой корпы встретишь, только без смертоубийственных сюрпризов. Насколько мне известно, внутренний периметр Деламейна не по зубам даже Сетевому дозору, пока у них нет ордера на то, чтобы заявиться в датацентр лично и раскурочить там всё.       — Возможно.       — И чего хочет Пасифика?       — Выбрать сторону победителей.       Я смеюсь в черную пустоту. Не знаю, как он воспринимает мой смех в своем цифровом мире и воспринимает ли вообще, но мне отчего-то становится ужасно смешно.       — И всё? Никаких великих грез о свободе? От корпораций, от чокнутых искинов и охотников на чокнутых искинов, от этой дурацкой красной стены и всех прочих осточертевших правил?       Андезо мне не отвечает.       Не то чтобы я в самом деле ожидал другого.       — Что именно я должен сделать?

***

      Я ошибался. Веве — это не ключ. Нетраннеры ходят с лоа и хранят их ключи, врезанные в подкорку, как отсмотренный миллионы раз брейн. Потому что в киберпространстве не так уж много способов различать нетраннеров, которые хотят остаться анонимными — это не проблема с оцифрованными сознаниями, но если бы кто-то заспуфил идентификаторы моего железа и софта, он бы с успехом сошел за меня в глазах искина. Поэтому Андезо приходится маркировать «своих» нетраннеров ключами, вписанными в подсознание — в черный ящик, куда он не может заглянуть, но с точностью знает, что на входящие данные А ящик на выходе ответит данными Б, а побочные эффекты не критичны. Представлять, каким образом эти знания были получены, мне не хочется.       Я промаркирован ключом Андезо. Мне несколько дней мерещились тени и голоса, я ловил очертания неоново-яркого веве краем глаза, когда пытался заснуть. Кажется, на четвертый день я сдался, снова махнул в Пасифику, пришел к тому же самому гаитянцу в аптеке и попросил накатить чего-нибудь, чтобы меня наконец попустило. Тот все еще отказывался говорить на английском, но за пачку эдди моментально вручил мне целую коробку нейростимов.       Я все еще под нейростимами, но уже не гашу по два за раз. Меня успокаивает только то, что в этот раз искин не пожег мне железо своими фокусами, и, надеюсь, не слишком навредил моей нервной системе. Есть много способов необратимого воздействия на разум — например, просмотр брейнов через дешманские обручи или без ухода в транс, когда префронтальная кора разве что не искрит от перегрузки — но когда ты нетраннер, чей мозг буквально сшит с декой, для этого не нужны брейны.       Даже толком не знаю, что представляет из себя ключ Андезо. Набор выжженных нейронов? Зашифрованный образ или воспоминание? Нейронный коррелят объекта, на который он вытренировал мой мозг миллиардами итераций?       Глючные приходы после такого кажутся сущей мелочью.       Джапан-таун гудит птичьим азиатским говором. Я забился в самый дальний угол дешевой забегаловки и пялюсь стеклянными глазами в стакан с выпивкой: для окружающих я обыкновенный безобидный торчок под кайфом. Надеюсь. Здесь много таких, и гораздо более броских личностей, чем я: Тигриные Когти любят свои киберпобрякушки; мелкая шушера из местной якудзы, конечно, не Мальстрем, но понты любят куда сильней. Со всеми вытекающими: например, сейчас бармену что-то яростно доказывает огромный громила с люминесцентными тигриными тату, которыми забит каждый квадратный сантиметр на его руках. Я на его фоне совершенно незаметен. Мой нетраннерский хром под курткой к тому же пока не особо греется — я просто сканирую местность, ищу, за что уцепиться. Демоны рыщут по Сети, пытаясь отыскать необычные сигнатуры.       Данте был чертовски хорошим нетраннером. Другой тыщу раз бы подумал, прежде чем брать заказ на что-то, что охраняет Арасака, а Данте рискнул. Рискнул и сдох. Сейчас бы еще найти, где он сдох — Андезо предположил, что отыскать остатки энграммы по следу в Сети будет проще, и даже подсказал, где стоит начать поиски.       Удача улыбается мне, когда я уже высосал свой выпивос почти наполовину. Демоны цепляют милитеховского дрона, и хотя тот пока что неуязвим для моего софта, вездесущие камеры позволяют мне взглянуть на ситуацию со стороны. Ситуация выглядит погано: дрон сторожит нечто, похожее на человеческое тело на небольшом козырьке здания. Тело валяется прямо около точки доступа, поэтому я оставляю недопитый стакан и выдвигаюсь.       Расправиться с дроном можно, если знать нужную частоту и нужный эксплойт. Я их знаю, потому что я сижу на правильных бордах. Контроллеры моторов дрона начинают сходить с ума, и тот, потеряв управление, на полной скорости вхерачивается в бетонную стену и отправляется прямиком в милитеховскую Вальгаллу. Стена — один, дрон — ноль.       Я забираюсь на козырек, как последний вандал, по каким-то стоящим внизу автоматам, выжав всю прыгучесть из икроножных синтомышц. У меня не очень много времени, даже если мой софт справится с системами распознавания, стоящими за камерами. Кто бы ни прислал сюда дрона — вряд ли это был Данте — получит сигнал о потере контакта со своим наблюдателем и в лучшем случае пришлет другого, а в худшем — отряд бравых ребят без единой нашивки Арасаки. Наконец забравшись наверх, я оглядываюсь как следует уже собственными глазами, но зрелище меня не радует. Черт возьми, Данте уже не первой свежести. Нетраннерский комбез и импланты на пол-лица по большей части скрывают эту самую свежесть, но запах никуда не делся. Я стараюсь думать не о забытом прямо рядом с главной улицей трупе моего бывшего знакомого, а о том, что у него, оказывается, классный синий хаер. Был.       Данте до сих пор подрублен к точке доступа — подключился через нейроинтерфейс и сжегся о черный лед, не успев выдернуть кабель. Я делаю это за него — всё равно исчезновение дрона меня выдаст, а мне нужно посмотреть, что у Данте внутри. Конечно, его мозги уже не годятся даже для китайской кухни, но хром куда долговечней: у нетраннерских хромовых хребтов всегда есть пара запасных портов для отладки, и я подключаюсь как раз к одному из таких. Если Андезо был прав в том, что для Душегуба нужны мощности огромного датацентра, то на нашем хроме, даже если Данте и заражен, он просто не поедет.       Данные на его имплантах в полном раздрае — кое-где придется помучаться с восстановлением. Я скидываю себе всё, что может оказаться хоть немного информативным, и начинаю просматривать логи сетевых соединений. Далеко смотреть не приходится: я вижу хаос, начавшийся вскоре после подключения к точке доступа; система словно сошла с ума, отблевывая цифровой мусор в каждое доступное соединение, получая в ответ ошибки протоколов и всё равно упрямо продолжая раз за разом пытаться заново, пробуя всё новые и новые запросы.       Мне становится не по себе, когда я понимаю, что эти запросы написаны так, как писал бы их человек — лишенный поддержки демонов, программ связи, интерфейсов для работы с киберпространством. Данте кричал в черную пустоту, кричал изо всех сил. Отбивал SOS и Mayday, умолял о помощи на всех языках, которые помнил. Но в цифровых протоколах связи не предусмотрен сигнал Mayday, передаваемый открытым текстом, даже без сопровождающих хедеров…       Я листаю килобайт за килобайтом, но эта предсмертная записка всё длится и длится. Ну же, Данте, ты писал отличных демонов, ты один из лучших нетраннеров этих поганых азиатских трущоб, ты ведь обязательно нашел бы способ свалить прямо из-под носа у мудаков с Душегубом, поднасрать им даже после смерти, ну же, пожалуйста…       Да! Я нахожу то, что искал. Нечитаемый стрим колоссального объема, утекший куда-то в открытую подсеть местного ресторанчика. Я пускаю «вергилия» по его следу, запускаю в хром Данте демона, который превратит все данные в невосстанавливаемый фарш, и отключаюсь. Мне пора убираться нахрен отсюда.       Мертвец в черном комбезе с синим хаером лежит лицом вниз, уязвимо подставив черному небу Найт-сити ленту дорогущего нетраннерского хрома во всю спину. Сто процентов, Мусорщики разберут его на запчасти, даже если мясо уже сгниет к тому моменту, когда труп обнаружат местные. Херово оставлять Данте здесь вот так, черт возьми, я чувствую себя последним мудилой, спрыгивая с козырька, но у меня нет выбора — если я не потороплюсь, то прилягу с ним рядышком. Улица течет мне навстречу вместе с прохожими, чьи лица все для меня сейчас сливаются воедино, как рандомно сгенерированная аватара; я все еще наполовину не здесь, все еще иду по следу, от подсети к подсети, от узла к узлу. Данте уходил самыми простыми путями, прятался там, где совсем нет или почти нет защиты, потому что у него не было ни единого демона, вообще ничего, кроме его собственной энграммы. Хорошо, что его не пожег внутренний лед собственных же имплантов. Вот это оказался бы воистину великолепный итог всей нашей светлой мечты о цифровом бессмертии.       Последний узел. Здесь.       Я выныриваю на минуту, забиваюсь в какую-то темную подворотню, прячусь в тесном закоулке между многоэтажками — сейчас мне придется погрузиться глубже, чем раньше. Ставлю защитные импланты в активный режим, чтобы отпугнуть желающих поживиться богатствами безобидного торчка, сползаю по стене выверенным движением потерянного для общества человека и —       — расчерченная светом темнота принимает меня в бесконечность.       Несколько секунд подгружаются ресурсы, сейчас я без кресла, полагаюсь только на свой хром. Не беда, это не база Мальстрема, а какой-то полуофициальный сервис по починке имплантов под громким названием «Japan’s Best 3000», их здесь немеряно — недоделанных риперов в Уэстбруке как тараканов. Я вскрываю его ледоколом с легкостью, даже не пытаясь найти лазейку, которой воспользовался Данте: хрупкая мерцающая стена рассыпается красными искрами и позволяет мне проскользнуть за периметр.       Данные клиентов, статистика эффективности реклам, лабуда, лабуда, лабуда, лабуда. Такое ощущение, что владелец этой параши страдает невероятной любовью к бесполезным отчетам, словно возомнил себя директором корпы. «Вергилий» уверенно находит дорогу сквозь лабиринт блоков и сигналит мне уже откуда-то из самых недр сервера, и я пробираюсь следом, сканирую один за другим процессы подпрограмм, пока не сталкиваюсь с тем, что непохоже на подпрограмму.       Интерфейс выдает шумы. Он не знает, что делать с энграммами, не знает, как воспроизвести информацию такого типа, я вижу перед собой просто тусклое облако света, сотканное из множества миниатюрных взаимосвязанных блоков данных и тысяч крохотных подпрограмм. Эта штука выжирает не меньше половины ресурсов мелкого сервера, и если бы владельцу было не насрать, он бы уже заинтересовался, чем так занята его техника.       Я сканирую энграмму «вергилием», а «вергилий» в ответ берет и сканирует меня.       Облако приходит в движение.       mayday mayday mayday меня поимели на всех кругах ада это я твоего демона написал данте ack       Это «вергилий» спрашивает меня вместо привычной сводки данных о предмете скана.       Оборжаться. Данте подсунул мне демона с припрятанным авторским бэкдором, а бабла взял как будто без бэкдора. Как же, мать его, иронично, что это пригодилось ему в посмертии.       Я осторожно протягиваю облаку нить соединения. Световая нить теряется где-то в облаке, но на мой ответный ACK тут же приходит второй ACK от Данте, хотя у меня стойкое ощущение, что он все еще пытается воспроизводить ASCII по памяти. Или, может, энграммы не умеют пользоваться знаками препинания, черт их знает.       — Я вытаскиваю тебя из этой параши, — сообщаю я. — Ты на щепке не самоуничтожишься?       пиши на хром я на щепке сдохну       — Тебя мой лед сожжет нахрен!       вырубай лед мне нужен хотя бы мелкий проц       Твою мать. Я не знаю, не похерится ли энграмма, если я запишу ее на щепку. Не хочу писать неизвестное дерьмо на свой хром, тем более — работающий и сшитый с моими мозгами хром, и с энграммой вроде как ничего не должно случиться на щепке, ведь это просто цифровая копия, но… что, если Данте прав, и часть данных энграммы непостоянна? И поддерживается только за счет постоянно крутящихся подпрограмм?       Твою мать.       Если выберусь живым, выкачу ему счет и за «вергилия» с бэкдором, и за всё говно, которое произойдет с моим железом. Опять.       — Лед отключен, — обреченно говорю я, — пишись на хром.       Ух. Я чувствую изменения сразу же, когда облако шума только начинает перетекать в меня по сияющей нити; я торможу, торможу капитально, как будто впервые вышел в Сеть без единого слоя льда и поймал на себя три майнера разом. Не знаю, как определил бы Данте лед, но человеку спутать его с вирусом проще простого.       Повисших демонов приходится убить. Я стараюсь ни к чему не прикасаться и не фокусировать взгляд на объектах вокруг, чтобы не провоцировать интерфейс на попытки обработать происходящее. Облако исчезает мучительно медленно. Когда оно наконец всё оказывается внутри моих систем, я подумываю, что Данте меня поджарит, но нет, мой хром каким-то образом умудряется стабилизировать температуру. Кое-как, с горем пополам, я восстанавливаю хотя бы внешний лед — прячусь за яичной скорлупкой, но даже яичная скорлупка лучше, чем надежда на слепую удачу — и выдаю колоссально прожорливому вирусу, то есть, энграмме, какой-никакой доступ. Пусть пишет хотя бы через echo.       Выныриваю. Повезло — пока я тут сидел, никто не сунул мне танто в бочину, только из кармана куртки исчезла пара завалявшихся бумажных банкнот. Я прощаюсь с ними достойно, как с налогом на свободный выход из Джапан-тауна.       у меня недалеко берлога если надо       Энграммы все-таки не такие, как люди. Человек бы уже сто раз с ума сошел, а Данте предлагает забуриться к нему на хату, словно это не его трупак сейчас киснет в паре сотен метров отсюда.       там заначка эдди есть и защищенный сервак можешь меня туда выпустить пока я тебе хром не спалил       Моя новенькая вшитая дека во всю длину позвоночника развернула крылышки теплоотводов и тихонько гудит, перегоняя воздух. Температуру пока что держит довольно уверенно, хотя от куртки скоро придется избавиться, но это уже когда я сяду в свою машину. Я отвечаю Данте, что всё нормально, и что я притащу его в гораздо более интересное место, чем его гараж, и выбираюсь из подворотни на улицу. Вывеска говноконторы «Japan’s Best 3000», у которой я только что изъял бесценное достижение науки и техники, сразу бросается в глаза, туда как раз заходит парень из Тигриных Когтей, весь в светодиодах, набитый боевым хромом под завязку. Так и до киберпсихоза недалеко — но уличным бандам похер, пока их головорезы делают свою работу.       Я успеваю пройти где-то шагов пятьдесят, когда за моей спиной кто-то пронзительно орет, а потом, когда я оборачиваюсь, «Japan’s Best 3000» озаряется яркой и светлой вспышкой взрыва, и многоэтажная халупа складывается внутрь, как карточный домик.       Я набиваю текст сообщения об этом событии почти машинально — так же машинально, как прячусь в перепуганной толпе, пытающейся покинуть улицу как можно скорее.       сайонара курвы, без тени сожаления отвечает Данте.