Не наши звёзды погаснут

      Денис выходит из небоскрёба и останавливается в замешательстве. На улице, перед зданием, столпился весь «Регул». Впереди всех Жирков, посматривающий на циферблат часов. Денис обводит взглядом присутствующих, чувствуя себя неловко. Пока он проводил собрания с представителями каждого этажа организации, в его кабинете, конечно, побывали практически все. Хотя все туда не влезли бы точно, особенно с более нижних этажей, страдающих своего рода перенаселением. В любом случае, Денис видел членов «Регула» дозированно, а не целиком, собранных в одном месте.       В голове всплывает какая-то картинка, будто некий правитель, допустим, император, выходит на балкон своего дворца, под которым находится кричащая лозунги толпа. Люди с горящими глазами, переполненные эмоциями, приветствуют своего императора, войска присягают ему на верность. А он, взмахнув рукой, начинает произносить какую-нибудь пламенную речь, суть которой в том, что нынешняя власть исправит ошибки предыдущей, сделает всё для блага своего народа.       Денис — не император. Более того, в Петербурге его даже не воспринимают, как настоящего руководителя организации. Здесь за столько лет отсутствия связи с Москвой уже привыкли, что главным и единственным авторитетом является Юрий Валентинович Жирков. Те, кому повезло застать времена основания «Регула», помнят Дмитрия Николаевича, иногда думают о том, что он действительно ставил себя, как основного руководителя обоих организаций, а Жирков был просто его доверенным лицом. Но потом и Черышев-старший, и его сын перестали уделять даже капли внимания своему филиалу. «Регул» зажил автономно, но по бумагам, конечно, оставался зависимым. Вот только тех, кто работал при Дмитрии, кто был отобран в Москве лично им или Жирковым для этого переезда в Петербург, осталось около десяти человек, да и они уже были не такой серьёзной силой, какой начинали. Их сместили на нижние этажи представители молодого поколения, которое сейчас принято называть новейшим. И они знать не знали никаких Черышевых, для них существовал только Жирков.       Поэтому они смотрят странно, вопросительно, как недавно удивлялись тому, что их пригласили на собрание, проводимое каким-то незнакомым человеком. Кто-то даже выгибает бровь, скептически оценивая Дениса, который скоро поведёт их за собой.       Двери небоскрёба снова распахиваются, и из него выходят те, кого, что удивительно, знают лучше, чем Черышева-младшего. Его команда куда знаменитее, кажется куда более весомой силой и авторитетом. Для некоторых они стоят на одном уровне с Жирковым. Пожалуй, только о четырёх представителях команды Дениса практически никто ничего не слышал. Это, естественно, Миша, Александр, Саша и Марио. И то, находятся люди, которые что-то уловили когда-то в новостях о том же Головине, будто он бывший вор, известный аж в самом Монако. А кто-то умудряется щёлкнуть пальцами и сказать стоящим рядом с собой, что Александр — это дилер, который прятался от правительства. В общем, в любом случае, их имена не настолько громки, как имена остальных.       Денис подходит к Жиркову, пожимая ему руку, будто давно не виделись. Кивком головы спрашивает, для чего здесь собралась вся организация, ведь могли бы рассесться по машинам, чтобы не привлекать излишнее внимание. Несмотря на то, что по времени около десяти утра, на улице довольно активно перемещаются люди, самые простые петербуржцы. Небоскрёб «Регула» находится не в изолированном пространстве, а всё-таки неподалёку от жилого микрорайона, довольно плотно застроенного. А ещё тут рядом парк, куда вполне могут стремиться хозяева собак, люди с детьми и всякие любители утренних пробежек. И вот они идут по своим делам, видят толпу перед, конечно же, известным зданием какой-то преступной организации, обращают внимание, останавливаются. В этом, разумеется, нет ничего такого, они же не подходят к преступникам с вопросами, типа: «А что случилось? Почему вышли? Куда собираетесь?» Но просто сейчас каждому хочется поменьше посторонних факторов, действующих некоторым на нервы.       — Скажете своё слово, как руководителя? — интересуется Жирков. Без какой-либо издёвки, совершенно спокойно, и, в общем-то, вопрос вполне логичный. Ведь Денису, наверняка, нужно дать мотивацию, ну, или поблагодарить всех, кто эти два месяца находился с ним под одной крышей и не создал лишних проблем.       Только Денис в речах не особо силён, а ещё он просто не знает, что именно говорить. Что будет лучше: попытаться поднять боевой дух, дать настрой или посмотреть на вещи реально, сказать этим людям очевидный факт о том, что бо́льшая часть из них не вернётся? К тому же, стоит ли вообще тратить время на какие-то речи? Но спросить у Жиркова, насколько данное мероприятие обязательно, кажется Денису неуважительным, глупым.       — Буду краток, — говорит он, как можно громче, чтобы его услышали даже те, кто стоит в самых дальних рядах. — Вы все знаете, что просто нам сегодня не будет. Мы сделали всё возможное для того, чтобы увеличить свои шансы. На месте к нам присоединятся некоторые банды с Парнаса. Сегодня, как никогда прежде, наша сила в единстве. Если сможем стать одним слаженным коллективом, где каждый борется друг за друга, за то, что дорого лично ему, за какую-либо идею и так далее, мы сможем выстоять. Найдите в себе то, ради чего вы готовы биться против «Рассвета». От себя скажу, что я сегодня собираюсь выступить не просто, как руководитель, которому надо убить другого руководителя, а как человек, исполняющий посмертную волю своего товарища. Я бьюсь за него.       — А я бьюсь сегодня за два года своей жизни в «Ригеле», — произносит Марио, становясь рядом с Денисом.       — А я за людей, ставших мне семьёй, — говорит Саша.       И с разных сторон начинает вдруг раздаваться: «За товарищей, за преступность, за свою честь, за существование «Регула», за город, за всё, чего я достиг». На лицах расцветает решимость, желание не сдаваться, выйти, пусть и в последний раз, но так, чтобы навсегда запомниться. Только вперёд Дениса выходит Жирков, чуть отстраняя его в сторону.       — Мне тоже есть, что сказать. Хочу поблагодарить Дениса Дмитриевича за то, что он напомнил всем главную цель каждой «стрелы». Сохраните в себе эти чувства до того момента, как прибудем на место. Лично я прошу лишь дополнительно вспомнить, сколько раз вы слышали мои наставления. Вспомните те задания и «стрелы», на которых находились. Вспомните свои ошибки, ошибки ваших, может быть, погибших товарищей, подумайте, как их избежать, потому что во время «стрелы» думать будет уже поздно. Но самое главное, не поддавайтесь эмоциям. Они убивают собранность и концентрацию. Пока вы бежите, сломя голову, на вас направляют оружие десять человек.       Толпа стихает. Жирков говорит едва ли громче Дениса, но его слушают, причём, очень внимательно. Даже те, кто стоит дальше всех от него, вытягивают шеи, чтобы уловить каждое слово, потому что Юрий никогда не произнесёт ни одного пустого предложения. То, что он скажет сейчас, обязательно припомнится всем на «стреле».       После выступления Жиркова преступники рассаживаются по машинам. Кажется, что сегодня был выставлен весь гараж небоскрёба. Команда Дениса, как и команда Юрия, занимает общую машину, по виду вроде микроавтобуса. Артём продирается к окну, расталкивая всех с таким остервенением, будто кто-то вообще претендовал на это место.       Всю дорогу он смотрит в это самое окно, вспоминая, что, когда ехали в небоскрёб на такси, водитель выбрал какой-то тупой неинтересный маршрут. Артём тогда сильно расстроился, что не увидел центр города, что вообще ничего стоящего ему не показали. Конечно, с городом он познакомился во время заданий, но это были вынужденные вылазки наружу, тем более, сложно восхищаться условными ростральными колоннами, когда надо за кем-то гнаться.       — А это ещё что? — указывает пальцем Артём, и сидящий напротив Александр поворачивает голову.       — Судя по всему, стадион. Футбольный, наверное.       — Нифига себе, когда мы ехали в сторону небоскрёба, я его не видел. Игорёк, почему ты мне тогда не сказал, что тут есть стадион?       — Я был уверен, что ты знаешь, — удивлённо поднимает брови Игорь. — Ты же смотришь футбол в любой удобный момент, причём, все матчи подряд. Я думал, что ты-то в курсе, что в Петербурге есть свой клуб, а у него, соответственно, есть стадион.       — Даже я это знал, — фыркает Федя.       Артём озадаченно чешет затылок, думая, как же он мог выкинуть из головы настолько очевидный факт. К тому же, как любой футбольный болельщик, Артём прекрасно знал, что именно клуб из Петербурга в последнее время занимал первое место в лиге. Как его там? Название такое... звёздное.       — Если выживем, — произносит Артём, и все видят, что на его лице вдруг появляется какое-то безумное выражение, которое обычно бывает в те моменты, когда Артём придумывает что-то идиотское и нереальное, но, безусловно, гениальное по его нескромному мнению. — Буду копить на «Зенит».       — На что? — шокировано спрашивает Федя.       — На местный клуб, бля, Смолов, такое тоже мог бы знать.       — Да я-то в курсе. Просто ты, кажется, планировал покупать клуб в Москве.       — Да, я сейчас подумал, чего я вообще в эту Москву так упёрся? Чтобы кому-то что-то доказать можно купить клуб даже в другом городе. Главное ведь, чтобы все услышали, что его купил Артём Дзюба.       — В таком случае, ты уже лет шесть назад мог бы приобрести какой-нибудь там ФК «Тамбов». Такой же есть?       — Уже года три, как нет. И вообще, Феденька, покупать любую хрень тоже нельзя. Ты ничего не понимаешь!       — Куда мне! — усмехается Смолов, покачивая головой.       — Вот именно! В общем, суть в том, что надо купить какой-то нормальный клуб, который все знают, чтобы эти самые «все» услышали моё имя.       — Которое они, конечно же, тоже знают, — скептически добавляет Игорь. — Тём, поверь, те люди из спортивного интерната, кто указал тебе в детском возрасте на дверь, вряд ли помнят уже тот день. Более того, если они были из Москвы, то вряд ли их вообще интересует преступность и её личности.       — Вот, значит, заинтересуются. Короче, надо копить на «Зенит».       — А сколько ты вообще успел накопить? — с интересом спрашивает Лёша.       — Где-то пятьдесят миллионов.       Все в машине давятся воздухом. Конечно, с их зарплатами такое вполне возможно, тем более, если жить в организации, фактически на всём готовом. А Артём, к тому же, бо́льшую часть своего пребывания в «Ригеле» существовал за чужой счёт. Еду брал у коллег, одежду предпочитал получать в подарок, на оружие тратился по минимуму. Помимо этого, был Головин, вечно раздающий какую-то дорогостоящую ересь, в которой никто особо не нуждался. Если Федя складировал это в своей комнате, а иногда и чужие подарки размещал у себя, потому что ему было совершенно всё равно, то, например, Игорь старался это к чему-нибудь приспособить и никогда не отдавал посторонним, ведь считал это невежливым и думал, что Саша обязательно обидится, если вдруг узнает. Зато Артём всё это радостно продавал. Конечно, торговец из Дзюбы был далеко не лучший, но, что мог, он из головинских подарков выбивал.       — Пятьдесят миллионов рублей, — зачем-то повторяет Федя. — Игорь, ты вообще знал, что у вас это есть?       — Ну, я догадывался, конечно. Но о таких масштабах не думал.       — Вообще-то, я про евро говорил, — недовольно хмурится Артём. — Были бы рубли, мне бы ещё всю жизнь копить пришлось.       Все давятся воздухом снова. Особенно сильно достаётся Феде. Пятьдесят миллионов евро, блядь! Все это слышали? Точно все?       — Откуда?! Как?! — спрашивает Смолов, разводя руками. Ему такие суммы, пожалуй, даже не снились.       — По-разному. Зарплата и прочие мелочи. Ты же сам знаешь, что я был вашим нахлебником, пока с Игорьком не сошёлся. Теперь я исключительно его нахлебник.       — Но евро-то каким образом?       — Я ж только что сказал... Я просто их перевожу обратно.       — Какое обратно? Куда переводишь? — вообще ничего не понимает Федя. — Нам платят в рублях. Это в евро копейки!       — С добрым утром, Федь. Нам в евро платят. Как и во всех серьёзных организациях, вроде «Южной», «Федерации», «Заката», — говорит Лёша.       — Не знаю, кому там платят в евро, но мне платят рублями!       — Ты дебил? — хлопает себя по лбу Антон, тяжело вздыхая. — Ты в России на евро что-нибудь купишь? Я, например, нет. Поэтому их переводят автоматически. Просто Артём переводит обратно и откладывает там в банк, наверное, под процент. Я не знаю, как именно он с этим разбирается. А ты просто смотришь на свои грёбаные рубли на карте и успокаиваешься. Ты думаешь, с хуя ли нам так много платят? Потому что переводы. Ну, и мы просто работаем в самой пафосной организации страны, где могут себе такое позволить. А Артём, как бы, явно не вчера начал копить, поэтому вполне очевидно, что он мог собрать такую сумму. Он столько лет на свою идиотскую идею угробил, вечно всего себя лишал и сейчас присел на шею Игоря.       Судя по Фединому лицу, у него сейчас рвутся какие-то мировые шаблоны и схлопывается Вселенная. Антон сочувственно трясёт его за плечо. Недолго помолчав, Артём всё-таки начинает смеяться на весь салон машины, потому что он всегда ждёт от Феди любой невероятной херни, но настолько глупой — нет.       — Кстати, а куда мы едем? — отсмеявшись, выдаёт Дзюба, чем ставит всех в новый тупик.       — День гениальных вопросов продолжается, — констатирует Антон.       — В какие-то Пески, — сообщает Миша. — Вернее, чуть дальше них.       — Вы заметили, что в Питере и около него очень много странных названий? Всякие Бугры, Пески, — говорит Саша.       — Что поделать, такой город, такая местность, — значительно заявляет Илья.

***

      Если «Регул» делает ставку на команду, единство и сильную мотивацию каждого человека с их стороны, то «Рассвет» верит исключительно в индивидуальное мастерство и огромную численность, которой всегда можно задавить даже профессионалов высочайшего класса. Людям свойственно выдыхаться, уставать, опускать руки, когда уже не можешь даже через силу и на морально-волевых.       Широков пьёт кофе в столовой, медленно поднося чашку ко рту и опуская её на блюдце. В Петербурге обещают грозы. Несколько дней стояла удушающая жара, невыносимо усиливающаяся от природной влажности города. Если сегодня небо разразится молниями, а тучи прольют соответствующую норму осадков, то это, конечно, немного осложнит проведение «стрелы». Останавливать её никто не станет, продолжат даже под проливным дождём и среди размытой грязи. Потому что тут речь о великом противостоянии, о деле принципов и чести, о новом возможном коренном изменении в преступном мире.       Уже несколько раз Роман поднимал трубку телефона. Сначала звонил Кержаков, который, как самый известный идиот, приехал сначала к зданию организации, с чего-то решив, будто они собираются там. Широков такого не говорил, да и никогда они так не делали, с чего бы вдруг сейчас? Потому что «стрела» особенная? Кому как, лично Широкову она видится самой обычной «стрелой», так как он намерен её выиграть. Роман посылает Кержакова далеко и надолго, спокойным тоном сыплет на него ругательствами, в привычной манере чуть-чуть шипя в динамик телефона. Они не какой-то школьный класс, чтобы организованно собираться вместе, каждый вполне способен добраться до места встречи самостоятельно.       Потом звонит Сычёв, уточняя конкретную точку в Песках. Ещё имеет наглость зевать на всю громкость, будто проснулся несколько минут назад и всё же соизволил, пусть и недовольно, собраться на «стрелу». В последнее время он позволяет себе слишком многое, думая, что Широков даёт какие-то внезапные послабления, раз не затыкает сразу же, стоит только выразить своё противоположное мнение. Зато сейчас Роман во второй раз посылает человека по всем известным направлениям, но в конце гневно выплёвывает, где именно они назначили «стрелу». Самое главное, ведь говорил же, собрание организовывал ради этой пятисекундной информации, а дебилы, называющиеся «избранными», ни черта не запомнили. Широков ненавидит разжёвывать и повторять по сто раз одно и то же.       Третьей дозой становится Быстров. Кто бы сомневался. Он, видите ли, уже на месте, да ещё и остальные подъехали. Ждут «Регул» и очень хотят знать, где Роман Николаевич со своим учеником. И вот на бесящем Володьке Широков вообще не сдерживается, потому что достали. Как будто сомневаются в том, что он посетит «стрелу». То есть, по их тупорылому мнению, Широков не имеет ни чести, ни достоинства, и всё, что о нём говорили, лишь пустой гонор? Они действительно могут себе представить, что Широков никуда не поедет, останется сидеть в душной квартире, попивая кофе?       Он откидывает телефон на край стола, слыша, как пластиковый корпус ударяется о стеклянную поверхность. Кофе ещё не допит, но уже практически остыл. Роман берёт в руки чашку, медленно делает из неё два глотка и явственно чувствует, что кто-то за ним наблюдает.       — Ты тоже хочешь мне что-то сказать? — без эмоций спрашивает Роман, не поворачиваясь к Антону.       Тот молчит. В руке у Зиньковского пистолет, который он сжимает изо всей силы, будто боится, что его сейчас отнимут. Ладони потеют от волнения, хотя такого с ним раньше никогда не случалось. Антон переживает не из-за «стрелы», чёрт с ней, и не такое видел, он переживает совсем из-за другого. Он знает, что от него, наверняка, ждут смелого поступка, который докажет, наконец, что парень чего-то стоит и может встать на одну ступень с раздражающим его Пашей. Было бы, впрочем, странно, если бы Широков не ждал. Он, кажется, прямым текстом сказал об этом Антону недавно.       Зиньковский сглатывает, молчание затягивается, и если сейчас что-то не произойдёт, то Роман повернётся и всё поймёт. Что будет дальше, Антон не знает, но ничего хорошего для себя не предчувствует. С другой стороны, судьбы таких, как он, не могут заканчиваться по-другому, верно?       — Хорошо, что ты выбрал молчать, — произносит Широков, вставая из-за стола. Он неспешно берёт в руки чашку с блюдцем, идёт к раковине и ставит посуду туда. Антон понимает, что ему дают шанс. Широков не просто так не торопится совершенно, не просто так не поворачивается лицом.       Антон хочет вскинуть руку, но ему кажется, что именно сейчас пистолет выскользнет из мокрой ладони, выставив его полным идиотом. Он упускает свой шанс, оставаясь таким бессильным и бесполезным, как и всегда в глазах своего наставника.       — Пора ехать, — Широков вытирает руки о полотенце и проходит мимо Зиньковского.       Он задерживается рядом с ним, смотря только вперёд абсолютно стеклянным взглядом. У Антона начинает сильнее биться сердце. То ли снова волнение, то ли внезапный страх, который способен в нём пробудить только Широков, то ли ещё что-то неопределённое, что он не может опознать в силу нехватки времени. Рука Романа опускается на плечо Антона, и тот через силу смотрит на неё, не шевелясь. Словно загнанная в угол жертва. Да, рядом с Широковым все ощущают себя именно жертвами. Такими вмиг отупевшими, испуганными, понимающими свою ничтожность и смирившимися с близкой смертью.       — Сколько патронов ты взял? — интересуется Роман и не даёт ответить. — Возьми ещё столько же. Сегодня придётся потратить много.       — У меня нож есть... Вы же знаете, я с ним лучше...       — Не надо поддаваться безумию. Холодный рассудок, Антон. Идти против огнестрела с ножом, равно выстрелить самому себе в голову.       Рука скользит по плечу на грудь и касается другого плеча. Мягко разворачивает к себе лицом, и Зиньковскому приходится поднять глаза, чтобы заглянуть в такие же напротив. У них обоих голубые глаза. Антон заметил, что среди преступников очень много голубоглазых, наверное, они имеют какую-то особенную предрасположенность к криминалу. Широков смотрит считанные секунды, но для Антона время тянется бесконечно долго, ему кажется, будто наставник пытается донести до него нечто важное. Только у Антона нет телепатии, он больше словами понимает. Все эти загадки он никогда не любил. Может быть, в самый важный момент времени ему удастся осознать, что именно до него донёс этим утром Роман.

***

      Первое, что бросается в глаза, — огромное пространство. Когда на «стрелу» вызывала «Империя», в распоряжении двух организаций был только какой-то недостроенный дом. Здесь же и полуразрушенный завод, и все окрестности в радиусе двух километров. Место глухое и совершенно неинтересное посторонним лицам. Впрочем, тут и участников куда больше. Как и говорил Слава — толпа на толпу.       Они стоят друг против друга, изучающе разглядывают, оценивают, предполагают, кто из всех представляет наибольшую угрозу. Все ждут лишь одного человека, который мог бы и поторопиться. Как-никак, он руководитель «Рассвета». Вот только Широков, видимо, подзабыл о том, что такое пунктуальность.       — Сколько банд на их стороне? — интересуется Игорь у Данила.       — Всё Южное Купчино, я слышал. Правда, говорили, будто они не всех своих прислали, а только частично. Типа избранных членов.       — Южане дикие. Это такой пиздец будет. Не дай бог оказаться против них, а не против «Рассвета», — качает головой Андрей.       — Мы же распределяли роли. Понятное дело, что банды выйдут против банд, им, по сути, наши разборки вообще не нужны, — произносит Александр.       — А вы думаете, что в процессе всё останется таким же организованным, как мы предполагали? — спрашивает Далер, снимая очки и убирая их в карман. — Это же «стрела», тут нельзя выработать определённую стратегию, потому что никогда не знаешь, как именно повернётся ситуация. Да, мы можем что-то придумать заранее, но оно сработает максимум в первый час. А дальше начнётся самая настоящая анархия. Может быть, дойдёт и до того, что все будут убивать всех, без лишних разбирательств.       Саша нервно сглатывает, слыша слова Далера. Это только в Петербурге такое возможно? Или на всех «стрелах» так? Саша ведь ни в одной не участвовал. Когда он пришёл в «Ригель», их взаимоотношения с «Империей» как раз достигли того затяжного периода, во время которого каждая сторона боится сделать решительный шаг, чтобы всё окончательно сломать. А задания никогда со «стрелами» не сравнятся. Тем более, с такими. Пожалуй, у Саши было бы больше представлений об обстановке, если бы он сходил хоть на один рейд, но в «Ригеле» их не проводили. Во всяком случае, среди команды Дениса никто никогда не ходил на рейды или им подобные мероприятия, пока не появились близнецы. Они-то статистику и попортили.       — Что-то выпить захотелось, — произносит Артём, разминая шею. — Этот сраный Широков, мать его, будет вообще объявляться сегодня? У меня так-то праздник, я бы ещё хотел сегодня отметить.       — Вот будет прикольно, если до шести вечера дотянем, — хмыкает Антон. — Встретишь юбилей посреди трупов. Надолго запомнишь.       — Ты-то откуда такой решительный вылез? — удивляется Дзюба. — То ныл целыми днями, что все подохнут, а теперь, поглядите на него!       — Я ныл? Только если в твоих снах.       — Ой, вот не надо мне заливать. Все твою рожу видели. Да и потом Феденька...       — Феденька?.. — Антон резко разворачивается в сторону Смолова. — Ты когда, блядь, успел всем всё растрепать? Я тебе не для этого всё рассказывал!       — Не хочу прерывать ваши увлекательные семейные скандалы, — вмешивается Андрей. — Но вообще-то, вы тут не одни. Не думаю, что будет круто, если «Рассвет» или банды услышат, как вы тут срётесь друг с другом. Мероприятие всё же официальное, надо держать лицо.       И это говорит им даже не Слава. Слава сейчас вообще делает вид, будто не знает тут никого. С того момента, как они вышли из машины, Грулёв неотступно следует за Жирковым, и тот иногда бросает ему через плечо какие-то наставления. Другие члены команды Юрия Валентиновичи предпочли присоединиться к своим московским коллегам, хотя бы для того, чтобы просто убить время ожидания. «Стрела» «стрелой», но разговоры не по существу это не отменяет.       К зданию завода подъезжает чёрный «Maybach». Илья ловит себя на мысли, что его ужасно раздражает скрежещущий звук тормозящих по песку колёс. Учитывая то, что машина замедляется очень неспешно, проезжая мимо расступившихся в две стороны людей, Илья понимает, что ещё чуть-чуть, и он, чёрт возьми, прострелит эти колёса. Раньше он за собой такой привычки срываться на раздражителях не замечал, но, наверное, общая неблагоприятная обстановка давит на его до сих пор хрупкую психику. Интересно, что бы сказал Рома, если бы Илья сообщил о своём спонтанном желании?       Сколько пафоса, сколько чувствующегося на расстоянии превосходства в каждом движении, в каждом мимолëтном взгляде Широкова. То, что приехал именно он, знают все. Тут больше никого не ждут, да и никто не излучает настолько отчëтливой энергетики силы. Вместе с ним тот парень, который отчаянно лез в самую гущу бойни между купчинскими и парнасскими. Кстати, сейчас некоторые из обоих банд узнают его и даже выражают что-то вроде приветствия. Только видно, что купчинские, за которых парень обычно выступает, куда менее рады его видеть, чем представители Парнаса, извечные соперники и заклятые враги. Удивительно, свои не любят сильнее и даже настроены несколько враждебно. Как будто после «стрелы» поквитаются лично с этим парнем.       Антон его не знает, но чувствует, что, должно быть, всë это не остаëтся незамеченным. Парень точно понимает, что другого отношения к нему тут не будет. Но почему же он тогда впутывается в эти разборки? Почему его принимают на свою сторону? Либо из уважения к тому, чего он когда-то достиг, так сказать, за заслуги и силу, либо по причине возможной слабости кадров внутри банд. Кто там знает, как они живут, чем дышат и какие у них проблемы. Антон точно не в курсе, да, в принципе, его мало это беспокоит. Куда сильнее его беспокоит этот парень с таким же именем, потому что Миранчук чувствует с ним какую-то странную связь. Антон никогда не обращал настолько пристального внимания на малознакомых людей без причины.       — Доброе утро, Роман Николаевич. Радостно, что вы почтили всех своим присутствием, — с усмешкой произносит Быстров, отступая в сторону, чтобы руководитель мог выйти вперëд всех, ведь то же самое уже сделал Черышев-младший.       Только сегодня, хотя, может быть, уже и навсегда, Быстрову ничего не страшно. Особенно он не боится Широкова и его выражений лица, с помощью которых тот мог запугать куда больше, чем при помощи грубой силы. Володька не слабоумный, как некоторые в их команде, наоборот, он просто почему-то чувствует, что после этой «стрелы» бояться ему будет банально некого. Он мысленно поставил на проигрыш «Рассвета».       Среди их организации нет так называемых патриотов, которые готовы отдать всë за идею, за здание, в котором заседают, за команду. Пожалуй, Кержаков мог бы отдать жизнь за свой идеал в лице Широкова, да и то не факт, ведь сам Широков ни за кого жизнь бы не отдал. В общем, здесь каждый борется исключительно за себя и свою жизнь, если видит в ней ценность, а ещë обязательно за какую-нибудь выгоду. Например, выгода Быстрова в том, что ему просто было бы интереснее жить, если бы «Регул», вечно полуразрушенный, победил легендарного воскресающего Широкова и его «избранных». Но, если не победит, Быстров уж точно не расстроится.       — Денис Дмитриевич Черышев, — произносит Роман. — Я видел тебя слишком давно, чтобы вспомнить, как же ты выглядишь. Ты похож на своего отца. Надеюсь, не только лицом.       — Зато вы, Роман Николаевич, остались прежним. Причëм, во всëм, — спокойно отвечает Денис, хотя видно, что его и раздражает, и заставляет нервничать этот разговор, без которого, конечно же, нельзя начать «стрелу». — Я не хотел бы решать этот вопрос во время «стрелы», поэтому надеюсь, что вы поговорите со мной об этом прямо сейчас.       — Очень самоуверенно, Денис, думать, что я стану идти тебе навстречу. Ты со своими людьми вломился в этот город, начал тут действовать, попытался убить члена моей команды, а теперь надеешься получить какие-то ответы на твои бесценные вопросы? На твоём бы месте сидеть тихо и помалкивать. Тем более, кто ты такой, чтобы я тратил своë время?       — Ну, вы в любом случае его на меня потратите. «Стрела» пройдëт при участии нас обоих. А мне, Роман Николаевич, всë же интересно, почему вы до сих пор отчаянно боретесь со всем, что так или иначе касается моего отца? У вас есть какая-то особая идея, за которую вы боретесь?       Широков прищуривается, поднимая уголок губ. Никаких незаметных жестов после этих нехитрых действий не следует, просто стоящий рядом Антон без слов понимает, что именно сейчас нужно. Он даëт первый выстрел «стрелы», обозначающий, что она началась.       Щёлкают затворы, вскидываются руки, начинается бесконтрольная стрельба с обоих сторон. Пули свистят мимо ушей, и часть сражающихся падает замертво, успев выполнить свой последний долг — закрыть телом кого-то позади себя. Кто-то прячется за машинами, слыша, как пули вбиваются в металлический корпус с другой стороны. Разбиваются стёкла, пробиваются шины. Стрельба заканчивается тогда, когда каждый расстреливает полный магазин. Потом все выдыхают, вставляя новые патроны.       Широков машет рукой назад, к заводу, и его команда с ещё несколькими людьми отделяется от общей толпы, устремляясь внутрь здания, чтобы занять там наиболее удобные позиции. Денис кивком головы указывает своим помощникам, а также Жиркову, идти следом. Только идти, бегом перемещаться бесполезно, это лишь убьёт силы. Однако Антон и Игорь задерживаются у здания. Оба для одной очевидной цели — забрать часть оружия убитых, потому что это может пригодиться потом. Кто знает, насколько затянется «стрела» и что на ней случится. Но забрать всё, во-первых, невозможно, ибо рук две, во-вторых, надо оставить что-нибудь оставшимся из «Регула». Они тоже люди, и им сейчас придётся сражаться тут, буквально в чистом поле, с такими же массовыми представителями «Рассвета» и бандами, которые вряд ли будут отделяться от всех живых. Так им даже выгоднее. Можно больше убить и вернее скрыться.       Догнав Дениса, Антон и Игорь передают оружие представителям команд. Андрей намеревается взять три пистолета сразу, как будто ему есть куда их девать, но Антон хлопает его по руке:       — Мозги включи, тебе это не для количества.       Мостовой даже замирает удивлённо. Антон такой серьёзный и строгий, каким не был на его памяти никогда. Он вместе с Данилом ещё с тех пор, как начал увлекаться изучением преступности, мечтал увидеть близнецов во время задания. Это удалось пока только Данилу, но он ничего по существу рассказать своему другу не смог. Близнецы, конечно, вели себя ответственно и подходили ко всему со знанием дела, но всё равно во время простых поручений было много лишних факторов, помимо, собственно, перестрелки. А здесь она стоит в центре, в ней суть события, поэтому ничего лишнего. Всё совершенно иначе, и близнецы ведут себя иначе.       — Нам придётся разделиться, — сообщает Денис.       — Обычно после таких предложений начинается полный пиздец, — замечает Артём, припоминая все фильмы ужасов, которые когда-либо смотрел.       — У нас нет выбора. Бессмысленно идти толпой на одного Широкова, когда есть люди, готовые, как и он, убить каждого из нас. Не думаю, что после гибели своего лидера они просто опустят руки. К тому же, Миша, ты вообще ищешь тут только своего брата, значит, уже отделился, — Кержаков, не думавший, что на него обратят внимание сегодня, неопределённо поводит плечом в сторону. — Значит, делимся, как обычно ходили на задания: я с Марио пойду за Широковым, вы выбирайте себе цель согласно тому плану, какой придумали наши информаторы.       Игорь и Артём отправляются на встречу с Денисовым. Он, судя по всему, самый отбитый из всех подчинённых Широкова, значит, Артём вернее всего справится с ним. Игорь же поддержит, станет дополнительной весомой силой, если что-то пойдёт не так. Акинфеев уверен, что всё уже пошло не так, поэтому готов с первых минут встать рядом с Артёмом, не отсиживаясь где-нибудь за углом.       — Надо побыстрее разобраться с этим пришибленным, — говорит Дзюба. — Там Мишаня, боюсь, не справится. Что ты уставился на меня, Игорёк? Опять из-за того, что я отступаю от плана? Мог бы привыкнуть, я всё равно сделал бы это сегодня.       — Нет, не из-за плана, — вздыхает Игорь. — Наоборот, хорошо, что ты хочешь помочь другу. Я тоже переживаю за Мишу... Но если мы не успеем? Вдруг там решится всё слишком быстро?       — Тогда я тем более хочу прикончить этого его ебанутого брата.       Но с Мишей отправляют Александра. Когда шла разработка плана и распределение ролей, Илья с Далером пришли к выводу, что они просто не знают, куда пристроить Ерохина. Его способности находились под большим вопросом, и было логично дать ему в пару Сашу, но Далер выразил сомнение, что своими внутренними переживаниями по поводу жизней друг друга они могут вообще всё запороть, поэтому лучше Головина и Ерохина разделить. Всё равно рано или поздно они обязательно примчатся на помощь и так или иначе соединятся.       — Слушай, ты не обязан, — произносит Миша, проверяя готовность оружия. — Иди к своему Саше, я с братом должен один на один выйти.       — У меня есть поручение. Я не буду отступать от него. С этого начинаются проблемы.       — Ты будешь просто стоять в стороне, понимаешь? Ты не принесёшь совсем никакой пользы.       — Это я сам как-нибудь решу, что мне делать.       Миша сильно сжимает челюсти и вдруг прислоняет Александра со всей силы к стене узкого прохода, по которому они двигаются. Кержаков давит локтем на шею Александра, яростно смотря в глаза.       — Это моё личное дело. Мне не нужны посторонние там. И если ты сейчас же не свалишь куда-нибудь, я, клянусь, сначала разберусь с тобой, а потом решу проблему с братом.       — Да делай, что хочешь, — Александр оказывается не таким уж и слабым, как можно было подумать. Он перехватывает Мишу за запястье, чуть уводит руку в сторону, а потом заламывает её, сжимая в крепкой хватке. — Только, если ты вознамерился пожертвовать собой во имя какой-то чуши, извини, но я вмешаюсь. Бейся со своим братом один, я постою в стороне. Но ровно до того момента, пока я не пойму, что ты сдаёшься. Потому что я поклялся, что буду защищать вас, грёбаную высшую преступность. Надеюсь, разговор закрыт.       Самого Сашу присоединяют к Данилу и Андрею, формируя ещё одну тройку. Они примерно равны по мастерству, как решает Илья, к тому же, им достаются в противники сразу две личности — Глушаков и Шатов. По мнению Далера, владеющего информацией, эти двое — самые слабые среди команды Широкова, поэтому их можно отдать молодёжи. Правда, есть и кое-кто послабее, под фамилией Сычёв, но Илья опасается, что трое на трое уже слишком. Саша, Андрей и Данил сами не особо сильны, если сравнивать с другими их коллегами.       — Слава богу, не Зиньковский, — выдыхает с облегчением Данил. Они, конечно, знали о своём распределении ещё во время последнего собрания, но тем не менее каждого радует, что пока расклад не поменялся.       Жирков уходит вместе со Славой, как представитель старого поколения со своим самым лучшим учеником. Во всяком случае, именно такое впечатление они оставляют о себе у остальных. Грулёву достаётся, пожалуй, наиболее сложная задача, потому он вместе с Жирковым. Они как раз должны избавить всех от присутствия Зиньковского, который, по единогласному мнению, мешает на «стреле» больше остальных. Про него известно слишком много пугающего, настораживающего, а ещё он всё время рядом с Широковым, значит, является его учеником, что, конечно же, никому здесь не на руку. Вряд ли Широков плохо его учил.       Главные распределители в лице Ильи и Далера оставляют себе Погребняка. Почему именно такой выбор? Из всего, что им удалось найти про его роль в «Рассвете», можно было сделать вывод, что Погребняк ближе всего к понятию «информатор». Информаторы должны выступить против своих коллег по цеху, так будет логично и справедливо. Ну, а ещё просто на предложение Далера взять себе самое слабое звено в виде Сычёва, Илья брезгливо скривился. Он, конечно, уже не тот легендарный Монстр, которого уважал весь преступный мир до трагедии, но всё-таки не окончательно растерял свою хватку, сидя во всяких компьютерных. Кутепову бы только винтовку, да точку на крыше, и он бы вообще много чего решил на этой «стреле».       — Кажется, я видел, что винтовка тут у кого-то была, — задумчиво сообщает Далер, видя, как лицо Ильи буквально светлеет.       — А поточнее?       — То ли у, собственно, Сычёва, то ли у Погребняка, то ли у Павлюченко. Они для меня немного за одно лицо.       — Главное, что она у команды Широкова, а не у толпы на улице, — с какой-то странной ухмылкой говорит Илья. — Значит, шансы есть.       И если в его глазах сейчас не тот блеск, который проявлялся во время заказов у Монстра, то тогда Далер, видимо, слепой. Заинтересованный и уверенный в себе Илья действительно увеличивает их шансы.       А троице достаётся Сычёв. Близнецы непонимающе переглядывались ещё на собрании, когда им это сообщили в первый раз, и решили, что, наверное, к времени «стрелы» что-то изменится. И это на самом деле происходит.       — Мы тогда совсем забыли, что без присмотра остались Быстров и Павлюченко, — произносит Далер перед тем, как вместе с Ильёй пойти за Погребняком. — Так что, это тоже вам.       — М-м, класс. Как всегда, больше всех огребаем, — цокает языком Федя. — Могли бы и заранее предупредить, — буквально кричит уже вслед уходящим информаторам. — Наша организованность опять на высоте. Надеюсь, что Сычёв и те двое не троицей ходят, а то будет проблематично.       — Боишься опозориться? — хмыкает Антон.       — Ты сейчас слишком весёлый и смелый для нашего положения. А ещё пять минут назад шокировал своей собранностью. Это, знаешь ли, напрягает.       — Нет, если серьёзно, Федь... Помнишь, засаду в казино? А разборку с «Афипсом»? Нас было так же трое, а против нас гораздо больше. И что? Мы прекрасно справились. Почему сейчас тебя так беспокоит какое-то слабое звено и ещё два идиота?       — Наверное, потому что они из команды Широкова. Это о многом говорит, так-то. Он не стал бы подпускать к себе близко совсем уж ничтожеств всяких. А мы... Ну, бля, ладно, лично я не слишком-то...       — Ещё раз, позорище, я услышу от тебя это нытьё, обещаю, что врежу. Ты даже не представляешь, насколько ты хорош, придурок. Бесспорно, хуже, чем я, но тем не менее.       — Мотивационные речи подошли к концу? — спрашивает Лёша, наклоняя голову. — Просто нам бы заданием заняться. Сычёв всё ещё жив.       С улицы доносятся звуки перестрелки, крики, беготня. Никто не хочет знать, что там происходит, но все понимают, что, если выйдут сегодня из здания, то не увидят перед собой ничего жизнеутверждающего.       

***

      Выстрел раздаётся откуда-то сверху, с лестничного пролёта. Игорь и Артём прижимаются к стенам, бегло осматривая территорию. Акинфеев еле заметным кивком головы указывает, что надо подниматься по лестнице на этаж выше, потому что, видимо, именно там кто-то уже знает об их присутствии. Если продолжить изучение этого этажа, то придётся уходить отсюда, причём, гарантированно кто-то вынужден будет повернуться спиной. А это опасно. Игорь не уверен в благородстве команды Широкова, тем более, что дело происходит в Петербурге, где вообще нет никаких общепринятых понятий. Тут и в спину выстрелят, не поперхнувшись.       Артём идёт впереди, потому что Игорю поставили задачу прикрывать спину. Конечно, не самая уважаемая должность на перестрелке, и к авторитету Игоря можно было отнестись более почтительно, но Далер с Ильёй делали расчёт совершенно из других показателей. К тому же, самому Игорю наплевать, какую роль играть на задании, он выполнит всё, что поручат, причём, ни на шаг в сторону не отступит.       Снова выстрел, заставляющий Игоря развернуться за сто восемьдесят градусов. Перед ним открывается поворот из какого-то коридора в небольшое помещение, возможно, заставленное всяким хламом.       — Туда? — одними губами спрашивает Артём, выставляя пистолет перед собой.       Игорь прикрывает глаза, выражая утверждение. Как много нужно показывать знаками, объяснять без слов во время «стрелы». Ты находишься в помещении, где повсюду гуляет эхо и можно узнать, что происходит на соседних этажах по выстрелам, по шагам, тем более, по разговорам. У всего есть уши, особенно у твоих противников, поэтому приходится действовать очень осторожно. Хорошо, что у Игоря с Артёмом взаимопонимание отработано годами и разными обстоятельствами, им не приходится додумываться, что каждый имел в виду. Но вот как справляются Александр и Миша, которые буквально впервые друг друга видят? Как там Саша и Мостовой с Круговым? Пожалуй, можно не переживать лишь за близнецов, обладающих, по словам Феди, высочайшим уровнем телепатии, когда даже не обязательно кивать и что-то показывать жестами.       Помотав головой в разные стороны, чтобы не забивать обострённые чувства непонятными переживаниями, Игорь двигается вслед за Артёмом к тому помещению за поворотом. Акинфеев обычно никогда не думает о чём-то, кроме поставленной перед ним цели, но сейчас его действительно начинает беспокоить положение остальных членов команды. Это плохо. Это катастрофически плохо, потому что Игоря отучали от этого все годы под руководством Дмитрия Николаевича. Значит, стал забывать, стал терять навыки, возможно, даже стареть. Такие мысли приводят Акинфеева в ещё большее волнение.       — Твою мать, здесь дверь, — шипит Артём, вырывая Игоря из собственного сознания.       — Значит, кто-то точно там, — говорит Акинфеев.       Они встают по обе стороны от двери, начиная обратный отсчёт до того, как Артём резко распахнёт её и немедленно произведёт с десяток выстрелов, чтобы наверняка опередить и, возможно, сразу убить противника. И Артём действительно убивает, но не кого-то из команды Широкова. На полу, около окна, теперь понуро сидит труп неизвестного никому человека, видимо, из массовки. Как он оказался здесь, времени обдумывать нет. Игорь слышит чьи-то шаги, хватает Артёма за руку, и оба скрываются за, наверное, станком, прикрытым полиэтиленом.       — Ну, чё как не мужики-то? — насмешливо слышится в районе двери. Кто-то проходит по помещению. — Мне ж поебать, где вы ныкаетесь. Давайте по-честному, а?       Игорь с Артёмом встают, наполовину прикрытые станком, устремляя оружие на говорящего. Он не защищается никак. Просто разворачивается в их сторону, улыбаясь с таким видом, будто сейчас сообщит, что в здании бомба, и они взлетят вместе с ним на воздух через десять секунд. Артём догадывается, что, вероятно, это и есть Денисов. Ему, конечно, показывали на последнем собрании фотографию, но, если бы Артём только запоминал такие мелочи. Зато Игорь на сто процентов уверен, что они нашли свою цель. И хорошо, что всё сложилось именно так, и сейчас перед ними не условный Широков. Бояться не стали бы, выступили бы достойно, но вряд ли всё закончилось бы благополучно. Тут шансы пока есть.       — Вы любите бегать? — спрашивает Денисов, заставляя Артёма удивиться. Игорь сохраняет каменное выражение лица, но в душе тоже не понимает, что происходит. — Молчание — знак согласия.       Он действительно выбегает из помещения, и двое из «Ригеля» вынуждены пойти у него на поводу. Стрелять по бегущему человеку практически нереально, потому что вероятность точного попадания сводится к минимуму. Игорь сразу же отговаривает Артёма от этой затеи, стоит тому только поднять руку. Они бегут за Денисовым, отмечая, что тот, видимо, любил лёгкую атлетику в молодости. Денисов явно без башки, раз решил устроить догонялки. Но когда-то ему придётся остановиться, чтобы выстрелить в своих противников. Он скрывается за поворотами, он, кажется, отлично знаком с территорией завода, потому что заходит только в те помещения, которые имеют по два входа и соединены с другими помещениями.       «Ты грёбаная старая развалина, Акинфеев», — думает Игорь, чувствуя, как начинает неприятно колоть где-то в груди. Только не говорите, что у него сейчас сердце не выдержит таких нагрузок. Денисов же взлетает по лестнице, но Артём замирает перед ней.       — Я, блядь, понял, — произносит Дзюба, и у него только что лампочка над головой не зажигается. — Он хочет не просто нас вымотать, он хочет довести нас до какой-то западни. Наверняка, у него есть несколько каких-нибудь помощничков из массовки, вроде того около станков. А сейчас он протащит нас по этажу, как было здесь. Игорёк, ты должен попасть туда через вторую лестницу.       — Она в другом конце этажа, — выдыхает Игорь. — Я не успею.       — Успеешь. Мы накроем его с двух сторон.       — Да как?! Пока он носится там с тобой, я, дай бог, найду эту блядскую лестницу.       — Игорёк, он как раз пойдёт к ней. Потому что ему надо вымотать нас. Я уверен, что западня ещё на этаж выше, а здесь он просто постарается ослабить нас максимально.       — Что-то я не припомню, Артём, твою прекрасную интуицию.       — Девяносто процентов.       — Не дай бог мы попадём в остальные десять, — грозит пальцем Игорь и всё же согласно кивает мысли Артёма.       Они разделяются. Когда Артём поднимается на другой этаж, Денисов уже ждёт его в нескольких метрах. Может быть, он слышал весь разговор, может быть, нет. Он стреляет сразу же, стоит Артёму встать на последнюю ступеньку. Только Дзюба успевает присесть и тоже выстрелить куда-то, не особенно целясь. А Денисов убегает дальше, что и следовало от него ожидать. Слишком предсказуемый, наверное, поэтому команду Широкова считают не особенно выдающейся.       Денисов осознаёт, что в засаду попал он, когда с лестницы, до которой они с Артёмом добираются довольно долго, поскольку на этом этаже есть куда больше сквозных помещений, которые нельзя оставить без внимания, на него выходит Игорь. Причём, именно выходит. Акинфеев специально не стал подниматься сразу, ожидая каких-то явных знаков о том, что Артём оказался прав. Два пистолета направляются на Денисова.       — Какие вы умные, — скалится он и достаёт второй пистолет, направляя на Игоря.       Насколько известно Акинфееву, невозможно стрелять двумя руками, это всего лишь киношный трюк. То есть, да, конечно, есть целый метод, но надо держать руки сведёнными, а не выставленными в разные стороны. Потому что глаза всё равно будут смотреть лишь на одну цель, значит, можно скосить прицел на второй...       Все возможные выстрелы раздаются мгновенно, без подготовки и предупреждения, потому что это повышает эффективность. Игорь зажмуривается сразу же после своего выстрела и прислоняется к перилам. До него доходит через целую секунду, что он жив и здоров, никаких ранений не имеет. Только сердце начинает колотиться, отдавая шумом в ушах. Денисов лежит на грязном деревянном полу, Артём, видимо, успел отскочить к стене, пока противник повернул голову на Игоря.       — Хера ты, Игорёк, меткий, — произносит Дзюба. — Ты ему башку прострелил.       — А он?       — Да он, походу, стрелял на рефлексе, когда уже падал.       — А ты?       — В туловище целился. Только я ещё позже выстрелил. Эй, с тобой там всё нормально?       — Артём, тебе надо помочь Мише, — вспоминает Игорь. — А я пойду разберусь с теми, кто был у Денисова в засаде, если они действительно были.       — Один?! Нет, Игорёк, ни в коем случае. Я пойду с тобой, но сначала к Мишане.       Акинфеев мотает головой. Их будет слишком много, они могут только помешать Кержакову, к тому же, неизвестно, какая у него сейчас обстановка. При этом, Игорь не хочет, чтобы кто-то другой напоролся случайно на засаду. Надо вообще убедиться, что Денисов её сделал. Учитывая его странное мышление, может оказаться, что он совершенно один попёрся против двоих из команды «Ригеля».       — Артём, иди, — говорит Игорь, дёргая подбородком в сторону.       Тот явно мучается выбором. Разделиться с Игорем или наплевать на друга, понадеявшись на его разумность и Александра? Артём терпеть не мог выбирать между одинаково важными вещами, потому что всегда старался брать всё и сразу. Игорь подходит к нему, кладя ладонь на грудь, и повторяет своё «иди». Сколько человек может быть в засаде? Двое? Трое? Десять и больше? Всё зависит от боязни Денисова проиграть. Оправлять туда одного Игоря слишком опасно. Они вдвоём не факт, что справились бы. Да, Игорь весь из себя такой замечательный, но даже его возможности не безграничны.       — Игорёк, ты точно уверен, что...       — Если бы не был уверен, поверь, не пошёл бы.       — Я... не знаю... Вдруг их будет слишком много?       — Или не будет вообще. Успокойся, Артём. Я прошёл шесть «стрел», я знаю, что делаю. И, поверь, я ещё обязательно вмешаюсь в какую-нибудь там твою историю спасения друга.       Артём понимающе кивает головой. Да, наверное, Игорь действительно знает, что делает. Наверное, ему можно довериться. Артём только притягивает его для быстрого поцелуя и говорит:       — Я буду ненавидеть тебя всю жизнь, если умудришься сдохнуть в мой день рождения.       — Я выберу день получше.

***

      Команда «Рассвета» действительно прекрасно знает место, которое было выбрано для «стрелы». Во многом потому, что выбирали именно они. Здесь проводились некоторые «стрелы» раньше, так что, возможности для изучения имелись. Ещё накануне события Кержаков-старший писал Мише, где именно его стоит искать, чтобы, наконец-то, завершить противостояние между ними.       Первый этаж. Помещение с железной и ободранной дверью. Миша уверенно идёт туда, Александр следует за ним. По итогу, остаётся в коридоре, чтобы мог наблюдать происходящее, иногда выглядывая из-за своего укрытия, но и остался незамеченным Кержаковым-старшим. Довольно понятно, что тому также не нужны лишние зрители, поэтому он наверняка убьёт сначала Александра, а потом займётся братом.       Когда Миша проходит в помещение, брат подпирает подоконник, скучающе смотря в окно, за которым разворачивается часть событий на улице. Какие-то члены банд уже пошли в рукопашную, и выглядит это удручающе жестоко. Ещё бы зубами друг другу глотки выгрызали, перекусывая артерии и захлёбываясь потоком чужой крови, просачивающейся в горло.       — Дверь за собой не прикроешь? — спрашивает Кержаков-старший, отвлекаясь на Мишу.       — Давай разберёмся побыстрее, пока мои сердобольные друзья не прибежали на помощь.       — Согласен.       Миша действительно прикрывает дверь, но оставляет небольшую щёлку, чтобы Александр всё-таки мог оценивать происходящее. Как-никак, Миша понимает, что его брата всё равно должны будут убить другие. Тот же Ерохин, например. Кержаков-старший за это время снимает пиджак, решая, что он помешает, будет сковывать движения. К тому же, надо показать свою уязвимость, а то Миша точно в курсе, что в последнее время брат любит перестраховываться насчёт своей жизни. Никто не имеет права убить его среди дня, кроме Миши, ради встречи с которым Кержаков-старший вообще вписался во всё это. Пиджак аккуратно складывается в углу подоконника, затем Кержаков проверяет пистолет.       — Начнём.       Миша бросается в сторону, пригнувшись, пока брат прицельно стреляет по нему, как по реальной мишени. С холодным спокойствием, с отсутствием эмоций, даже без своего извечного выражения брезгливости и презрения. Он ведь считает Мишу жалким, всячески доказывает ему это своими действиями. Вот только самоуверенность тоже никого до добра не доводила. А самоуверенность, скопированная с кого-то, тем более.       Миша тоже стреляет, но брат успевает скрыться за накиданными деревянными поддонами, сложенными грудой. Миша подходит ближе, резко делает пару шагов влево, за поддоны, и опять стреляет. Он знает, что Ерохин сейчас не может его видеть из-за препятствия, а вот брат точно выстрелит в ответ. В совершенно открытого Мишу, стоящего прямо перед ним. Тут невозможно не попасть, а Кержаков-старший слишком расчётливый, чтобы внезапно менять свой план и растягивать противостояние ради забавы. Он воспринимает эту стычку, как показатель всей проделанной над собой работы. Он должен уметь решать такие ситуации быстро, как Широков, вообще не растрачивающийся на лишние телодвижения.       Только Кержаков-старший совершает кувырок, уклоняясь от выстрелов брата, понимая, что они были сделаны слишком расслабленно. Миша поддаётся. Миша хочет дать ему шанс. В голове у Кержакова проносится мысль, что его младший брат всё-таки невероятно жалок, раз не может выступить достойно и пытается сделать себя жертвой. Нет, так не пойдёт. Это противостояние обязано сказать Кержакову-старшему, насколько он улучшил свои характеристики, имеет ли он право называть себя последователем Широкова. Так что, Миша, прости, но, если ты попытаешься сделать поединок лёгким, тебе же будет хуже.       Пистолет отбрасывается на небольшое расстояние, чтобы в любой момент можно было легко его взять в руки снова. Кержаков рискует, когда собирается проверить, действительно ли его мысли о стратегии брата верны. Да, он бросается на него безоружным. Если Миша воспринимает поединок, как надо, то обязательно выстрелит в упор и на поражение. Если Миша всë делает для вида, скорее подыгрывая брату, чем будучи заинтересованным, то не станет стрелять, а тоже пойдëт в рукопашную. Прямо, как те банды на улице. И это так бессильно, отчаянно и глупо.       Кержаков бьëт точно в коленную чашечку, но не с намерением сломать, а чтобы Миша согнулся, потерял равновесие. Миша выпускает пистолет из рук. Значит, всë же поддаëтся, иначе держал бы крепко, будто внутри него спрятана собственная жизнь.       — Зря ты решил это сделать, — хмыкает Кержаков и тут же наносит сильный удар в солнечное сплетение.       У Миши перехватывает дыхание. Он распахивает рот, пытаясь вдохнуть, но сбитый с толку организм отказывается подчиняться мгновенно. Брат валит Мишу на бетонный пол, бьëт ногой в живот раза три или больше, не то чтобы Миша сейчас занимался подсчëтом.       Дыхание постепенно возвращается, но он всë равно задыхается. Ещë эти удары, от которых, кажется, кровь подкатывает к горлу. Металлический привкус уже жжëтся на языке. Кашель. Отвратительный сгусток крови и слюны спадает с губы на пол, вязкой субстанцией застывая перед глазами Миши, упирающегося локтями в пол. Ему надо встать на ноги. Срочно, иначе он точно погибнет.       «Но ведь этого ты и хотел», — напоминает подсознание. «Хотел. Хочу. И буду хотеть, — отвечает ему Миша. — Но он не должен понять, что я поддаюсь». Только Кержаков-старший уже всë понял, пока до Миши это лишь начинало понемногу доходить.       Он подгибает колени, силясь подняться, но новый удар с ноги опрокидывает на бок. Опять кашель, опять кровь, уже более жидкая, стекающая по уголку рта на подбородок.       — Сколько раз я должен был повторить тебе, насколько важно прогрессировать? — зло спрашивает Кержаков. — Я вдалбливал это в твою тупую башку каждый день, а ты всë равно думаешь, что это лично моя прихоть, поэтому можно дать мне поиграть в сильного. Я не для того впахивал столько лет, шатаясь по группировкам. Я не для того нашëл Широкова и стал следовать его заповедям. Нет, блядь, я знаю, что ты не настолько жалок, насколько пытаешься казаться. Вставай! Вставай и бейся, тупое ничтожество!       Миша встаëт. Брат не будет снова его бить, ведь самому невыгодно. Миша ищет глазами пистолет, но его пнули куда-то, пока он валялся. Стирает кровь тыльной стороной ладони. Почему-то шрам на левой начинает чесаться. Наверное, задел как-то. Миша видит пистолет брата и двигается, насколько может быстро, к нему. Брат оказывается быстрее. Хватает пистолет и стреляет... Осечка. Звук пустого магазина. У Миши есть секунд десять, чтобы укрыться.       Он бежит к подпорке небольшого балкона, на который можно выйти по винтовой лестнице второго этажа. Интересно, увидит ли Александр этот балкон и подумает ли, что на него можно попасть из какого-нибудь помещения этажом выше? Вряд ли. С чего бы ему вдруг пришло это в голову? Если он увидит, что что-то не так, то ломанëтся прямо через полуприкрытую дверь.       Кержаков стреляет в подпорку, но Миша успевает отпрянуть от неë. Брат идëт, выставив вперëд руку, и снова прицельно стреляет, пока не заканчивается новая партия патронов. Миша чувствует себя комаром, мечущимся по потолку, пока его пытается настигнуть газета. Он убегает от подпорки под лестницу, потом оттуда в сторону стеллажей, выставленных в несколько рядов. Перемещается между ними, надеясь не наткнуться на брата лицом к лицу. Грудь раздирает, хочется снова отхаркнуть кровь, хотя еë даже нет. Миша забегает за очередной стеллаж и получает удар в нос. И вот теперь кровь есть. А ещë есть потеря равновесия, головокружение и ужасная боль.       Рукой Миша зажимает поток крови, тут же вытирает еë о брюки. У брата больше нет патронов, значит, он пойдëт опять в рукопашную. Миша иногда задумывался над тем, что́ у брата получается лучше: стрелять или бить. Бьëт он сильно и наверняка, чтобы у противника оставался минимум шансов. Впрочем, логично, если все Мишины ранения нанесены кулаками и ногами, то в стрельбе брат не настолько хорош. Есть к чему стремиться, где ещë расти.       Миша распрямляется. Кровь идëт, но к чëрту еë, надо тоже что-то сделать, а не просто безвольно получать удары, надеясь, что они принесут смерть. Он бьëт брата в лицо, тот перехватывает руку и впечатывает колено в живот. Миша сплëвывывает в сторону, разворачивается, другой рукой нанося удар в бок. Ещë раз, ещë, четыре, пять. Не давать послаблений. Брат тянет на себя, потом отталкивает спиной на стеллаж. Железные полки неприятно впиваются в спину и затылок, Миша успевает прочувствовать каждую.       Они почему-то оба валятся на пол. Несколько мгновений до этого события напрочь стираются из Мишиной памяти. Брат бьëт по лицу, чередуя кулаки, Миша руками пытается дотянуться до его горла. Сжимает. Тот пытается расцепить Мишины пальцы. Отвлекается и теперь сам лежит на спине. У Миши кровь по лицу течëт, смешиваясь с потом, в груди жжëт, кашлять хочется постоянно, и он сглатывает каждый раз, но от этого только хуже.       Снова провал в памяти, и Миша опять на полу. Брат уже стоит над ним, выпрямившись, несколько раз бьëт по рëбрам, вызывая дикую боль. Сломал. Точно сломал. Потом он опускается на корточки за спиной, резко поднимая Мишу в положение сидя, и согнутой в локте рукой обхватывает горло, беря в удушающий. Теперь Миша вынужден цепляться пальцами. Только это будет бесполезно, он слишком слаб. Он сейчас действительно слаб, потому что уже вынес столько, что в глазах темнеет. Скорее всего, брат придушит его, а потом свернëт шею. Миша понятия не имеет, почему этот вариант проносится в его голове, но мысли явно последние. Да, он достиг, чего хотел. Он даже создал видимость для брата, что тот сильнее. Хотя тот, наверное, в самом деле сильнее и всë равно победил бы.       У Миши так звенит в ушах, что кажется, будто барабанные перепонки лопнут. Перед глазами стоит пелена, немного слëз скапливается на нижних веках. Захват вдруг разжимается. Неожиданный поток кислорода душит сильнее, чем его отсутствие. Похоже, Мише причудился какой-то громкий хлопок. Он думает, что перепонки всë-таки лопнули.       Но почему брат его отпустил?! Саня! Миша оборачивается и лишается дыхания в сотый раз за последние минуты. Брат лежит, опрокинутый нелепо набок. Изо рта сочится кровь, будто кто-то пробил ему лëгкое. Миша замечает ещë одну рану от пули в районе виска. Аккуратная такая, небольшая дырочка. С другой стороны головы, значит... Миша отворачивается, чтобы вырвать в сторону.       — Нам... очень жаль... — произносит подошедший к раскрывшейся картине Александр.       — Прости, Мишань, но выбора не было. Он бы грохнул тебя, — тихо добавляет Артëм, каким-то образом оказавшийся здесь...       Дзюба наталкивается на Александра, скорее, случайно. Он не знает, где искать Мишу, но спускается на первый этаж, потому что лучше начать поиски оттуда. Третий и четвёртый, к тому же, точно пусты. Вопрос звучит нелепо и банально:       — Где Миша? — Артëм даже не сразу вспоминает, что Александр как раз-таки был поставлен с ним в напарники.       — Поори погромче, может, услышат оба, — недовольно бубнит Ерохин, указывая большим пальцем на дверь. Артëм, к счастью, мгновенно схватывает информацию и становится по другую сторону. — Там есть балкон небольшой, — продолжает Александр. — На него точно можно попасть из какого-то кабинета на втором этаже. Поторопись. У тебя есть минут пять. Я буду стрелять в спину, ты — целься в голову. Если они не поменяют локацию, то получится, что ты окажешься сбоку.       Артëм кивает. Снова беготня. Может, он хотя бы в прошлой жизни был футболистом, раз способен выдержать такие нагрузки? Хотелось бы верить. А вообще, развлекать себя посторонними мыслями, не забывая о главном, Артëм умеет прекрасно. В нëм столько энергии, что выполнить несколько дел одновременно, как и думать о совершенно противоположных вещах в один миг, совершенно несложно. Не факт, правда, что дела будут выполнены качественно, а мысли, по итогу, не смешаются, превратившись в единый бредовый поток.       Найти кабинет оказывается достаточно легко, благодаря плану эвакуации при пожаре, который висит на стене. Повезло, что Артëм не страдает топографическим кретинизмом.       Он врывается, как слон в посудную лавку, сначала в кабинет, потом на балкон. Александр видит его через щель и тоже проникает в помещение. Ерохин стреляет первым, пробивая лëгкое Мишиному брату, успевая, как никогда, вовремя. Артëм стреляет через полсекунды, практически сливаясь с выстрелом Александра. Просто надо было прицелиться, чтобы попасть точно в висок. В голове всплывает недавняя ситуация с Игорем, с невероятной точностью попавшим в голову Денисова. Он бы и здесь не промахнулся, ещë и сориентировался бы быстрее. Это же Игорь... Игорëк... Надо ещë к нему вернуться.       Но сначала разобраться с Мишей. Понятно, что тот вряд ли уже примет участие в «стреле».       — Слушай, я могу надеяться... — начинает Артëм.       — Свалить к Игорю хочешь? Да, я заметил, что его нет с тобой, представляешь. Не знаю, нужен ты сейчас Мише или нет. Нужен ли ему вообще кто-то. Я постараюсь ему помочь. Но... Я ничего не обещаю, — добавляет Александр, заставляя Артëма занервничать.       Перед ним снова выбор. Друг в ужасном не только физическом, но и моральном состоянии. Ему бы врача, однако здесь такой роскоши нет. Выходить на улицу опасно, потому что там тоже разборки. При этом, Игорь не пойми, что делает, может, уже вовсю бьëтся с десятком приближëнных Широкова. «Я знаю, что делаю. Я выберу день получше для того, чтобы умереть», — проносится к голове Артëма.       «Прости, прости, Игорëк. Я надеюсь, что у тебя всë нормально. Я приду, обещаю, но позже. Ты бы тоже выбрал друзей, я знаю», — зажмурив глаза, Артëм часто дышит.       — Я остаюсь, — сообщает он Александру. — Давай, оттащим Мишаню отсюда подальше.

***

      У Саши точно есть какая-то сверхспособность оказываться в нужном месте в нужное время. Иначе не объяснить, почему его группа, включающая также Андрея и Данила, находит свою цель, а вернее две цели, самыми первыми. Можно, конечно, говорить о том, что Глушаков и Шатов слишком медленно скрывались на территории завода. Можно вспомнить, что они — одни из слабых звеньев команды Широкова. А ещё можно подумать, что они не особенно хотели прятаться. Смысл? Всё равно надо убить некоторое количество человек среди помощников Дениса.       — Вы когда-нибудь людей убивали? — интересуется Саша чуть ранее, в то время, пока вместе с Андреем и Данилом исследует второй этаж.       — Конечно, — отвечает Мостовой. — На «стрелах» и на заданиях. Мы ж преступники.       — Я просто спросил, — улыбается Головин. — Мало ли что. Я, например, вообще не люблю это всё, убийства, кровь, но приходится. Сейчас больше всего я не хотел бы, чтобы вы отхватили какую-нибудь панику на ровном месте при виде трупа.       — Ты за кого нас держишь? — возмущённо произносит Андрей, даже останавливаясь посреди холла.       Саша замечает движение в дальнем коридоре, быстро переключает внимание с напарника на возможного противника. Он, конечно, не рассмотрел, кто именно там мелькнул, но почему-то чувствует, что это точно кто-то из команды Широкова. Саша стреляет предупредительно вдаль. Быстрыми шагами вместе с парнями идёт к коридору. Никого.       — Направо, — предлагает Данил.       — Почему?       — Мне так кажется.       — Не слишком убедительно.       — Давайте разделимся? — даёт другой вариант Андрей и практически уже разворачивается, чтобы покинуть своих напарников, будучи уверенным, что его план с какой-то радости одобрят без обсуждений. Только Саша хватает его за плечо, возвращая на место, и укоризненно смотрит. Он сам-то не слишком опытен в такого рода мероприятиях, но Мостовой уж совсем по-детски отнёсся к ситуации.       Саша решает, что Данил к правде ближе. Во всяком случае, направление влево, куда устремился было Андрей, куда длиннее, человек не успел бы добежать до конца коридора, где ещё один поворот. Он мог, конечно, войти в какое-нибудь помещение, но тут везде двери, он ею хлопнул бы от быстроты действий, а никаких подобных звуков никто не слышал. Значит, побежал направо, где маршрут короче.       Саша начинает ненавидеть этот завод с его витиеватым построением помещений и коридоров, слишком сложной системой поворотов и внезапными лестницами посреди очередного просторного холла. Саша уверен, что человек всё ещё здесь и кружит вместе с ними по этажу.       — Глушаков и Шатов, вроде слабые, но точно не тупые, — произносит Андрей, запыхавшись. — Тут миллиард способов заныкаться. А мы думаем, что они где-то в открытом доступе будут.       — Мы ничего не думаем, мы действуем интуитивно, — поправляет Саша. — И не факт, что мы найдём именно Глушакова и Шатова.       Это очевидное заявление почему-то с самого начала было не таким очевидным для Мостового и Кругового. Особенно сильно удивляется последний, поражая Сашу своей наивностью и легкомыслием. Да, конечно, Глушаков и Шатов просто только и ищут возможности встретиться с ними, тем более, они, разумеется, в курсе, что команда Дениса решила поделить людей Широкова между собой. И почему Данил не понимает абсурдности этой мысли?       И вдруг раздаются шаги, кто-то выбегает в холл, где стоит троица, и замирает. Они оборачиваются, незамедлительно стреляя.       — Какого чёрта?! — перед троицей Илья и Далер, еле успевшие скрыться в проходе, из которого только что вышли в холл. — Головин, ты берега попутал?       — Откуда мне было знать, что это вы?       — Сычёва не встречали?       — Нет. А вы Шатова и Глушакова не находили, случайно?       — К сожалению, нет, — качает головой Илья.       Они решают продолжить поиски группой, не исключая варианта, что искомые люди могли также объединиться друг с другом, чтобы быть не такими слабыми, какими их представляют. С другой стороны, они не могут быть во всём плохи, ведь если слабы по меркам типичных преступников, то, наверное, тогда очень хитрые.       — Хоть бы кто выстрелил, что ли, — произносит Данил. — Мы бы пошли на звук, может быть, помогли бы кому-нибудь.       — Как вы вообще поняли, что мы — это мы? — тем временем, решает поинтересоваться Саша у Далера с Ильёй. — У вас было около полсекунды, а потом мы начали стрелять.       — А вы бы ещё громче трындели, глядишь, Глушаков и Шатов сами бы на вас вышли, — хмыкает Далер. — Впрочем, такими темпами вы могли привлечь разве что Широкова. Кстати, мы его видели. Мимоходом, к счастью.       У Андрея вытягивается лицо, у Данила перехватывает дыхание, Саша только просит рассказать, как это вышло, и почему Далер с Ильёй всё ещё живы при таких раскладах. А дело было в том, что Кутепов раздумывал, как ему достать себе винтовку, пока его напарник предлагал варианты маршрута. Они планировали идти на пятый этаж, потому что первый остался в распоряжении Миши и Александра, на втором уже действовала группа Головина, на третьем, вроде бы, были Игорь с Артёмом. Четвёртый Илья думал поручить ещё одной троице. И в тот момент, когда они с Далером подходили к лестнице, будучи где-то в пяти метрах от неё, к тому же, скрытыми в темноте какого-то коридора с рядом неработающих ламп, Илья увидел стремительно поднимающегося Широкова вместе со своим помощником. Естественно, идти наверх стало опасным, во всяком случае, в ближайшее время. Тут ещё Далер уловил голоса Саши и его компании и решил, что надо срочно сообщить им об опасности.       — Какое странное стечение обстоятельств, — говорит Головин. — Это, получается, что мы тоже могли напороться на Широкова... Да уж, вот было бы, наверное, неловко, — он нервно усмехается.       — Меня одного напрягает, что на этом стрёмном заводе нет лифтов? — вдруг спрашивает Андрей. — Можно было бы куда быстрее добраться наверх, а не переться по лестницам, тем более, что не все ведут туда, куда нужно.       — Во-первых, завод достаточно древний, и в нём только шесть этажей, — рассудительно замечает Далер. — В то время, когда его строили, шесть этажей не считались высокоэтажным зданием, поэтому лифтов в них не делали. Во-вторых, даже если бы лифты были, их бы, скорее всего, обесточили. В-третьих, пользоваться ими невыгодно, так как слишком шумно, и все сразу поймут, что кто-то внутри лифта...       — Тихо! — Саша прикладывает указательный палец к губам. Все прислушиваются, осматриваются, готовясь выстрелить в любой момент.       Где-то действительно слышны приглушённые голоса, они приближаются вместе со звуком посторонних шагов. На пятёрку выходят Глушаков и Шатов.       Очередное стечение обстоятельств помогает Саше и его помощникам быстрее всех найти цель. Тут же завязывается перестрелка, в ходе которой двое из команды Широкова бросаются в разные стороны, стремясь разделить и своих преследователей. Саша вместе с Данилом и Ильёй устремляется за Шатовым, пока Далер и Андрей догоняют Глушакова, скрывающегося в каком-то закутке под огромной центральной лестницей посреди холла, где вся пятёрка изначально встретилась. Мостовой идёт впереди, но Глушаков высовывается из своего укрытия, начиная стрелять на поражение. Далер одёргивает слишком храброго Андрея назад, заставляя спрятаться за пыльным диваном. Они отстреливаются ещё несколько минут, прекрасно понимая, что надо дождаться, пока у Глушакова кончатся патроны. Он не вылезет из укрытия, а им не подобраться ближе, так как прятаться негде.       Шатов оказывается куда менее изобретательным и просто надеется быстрее покинуть этаж. Вот только Саша, не придумав ничего лучше, выскакивая вслед за Шатовым в тёмный коридор, стреляет несколько раз и попадает противнику в ногу. Шатов запинается, хватается за место ранения и распахивает первую попавшуюся дверь. К этому времени Данил догоняет Сашу, а следом уже поспевает Илья, замешкавшийся из-за того, что услышал посторонние выстрелы. Он подумал, что где-то началась ещё одна перестрелка, принадлежащая кому-то не из их компании.       Шансов у Шатова изначально нет. Он ранен, против него трое, причём, один из них вообще бывший Монстр, который своего не упустит. Впрочем, Шатов — не его цель, поэтому Илья остаётся для подстраховки, предоставляя Саше и Данилу самим разбираться с противником. Решающий выстрел наносит Круговой, за что получает одобрение со стороны Саши.       — Винтовка! — произносит Илья, снова слыша знакомые звуки. Головин непонимающе вскидывает брови вверх. — Где-то выше кто-то стреляет из винтовки.       — И что?       — Она мне нужна. Когда я был киллером, то всегда убивал из неё. Это куда удобнее пистолета, особенно, если выбрать укромную точку. Сто лет в руках не держал ничего подобного! — Илья переполнен предвкушением, и ему сейчас хочется только побыстрее соединиться обратно с Далером, чтобы всё-таки добраться с ним до верхнего этажа. Вот только Кузяев сейчас занят перестрелкой, которая затягивается.       У Глушакова есть запасные патроны, что, в принципе, было очевидно, ведь он не совсем дурак. Но подкрепления в виде ещё трёх членов объединённой организации он всё же не ожидал. Это ставит его самого в тупик, а его жизнь на грань, потому что Илья вдобавок простреливает ему запястье правой руки. Глушаков не успевает сориентироваться, как Илья оказывается прямо перед ним, снова нажимая на спусковой крючок. Контрольный в голову решает проблему за мгновение. И чего Далер с Андреем тут разводили? Впрочем, они не могли вытащить Глушакова из-за укрытия, а Илья просто пришёл в тот момент, когда он выбрался оттуда, чтобы нанести несколько ударов по своим противникам. Кутепов же отработанным движением снял все вопросы.       Он сообщает Далеру их дальнейший план действий. Сначала винтовка, потом уже Погребняк. Сашу и его помощников они покидают, желая удачи.       — Какие планы у нас? — спрашивает Андрей.       — Я должен присоединиться к Мише и Александру, — говорит Саша.       — А разве вы не...       — Мне всё-таки будет спокойнее рядом с ним, чем вообще в неведении.       — Мы могли бы тоже помочь, — предлагает Данил.       — О, нет, думаю, нас там уже предостаточно на одного Мишиного брата. Я слышал, что ещё Артём с Игорем будут. Немного глупо всем коллективом идти на одного человека. Денис Дмитриевич ведь говорил об этом.       — Тогда пойдём искать Славу, — уверенно решает Андрей тоном, не требующим отказа.       Данил вспоминает, что Слава и Юрий Валентинович должны убрать мешающегося всем Зиньковского. Нет, только не говорите, что они тоже сейчас впутаются в это. У Кругового действительно начинается что-то, напоминающее панику. Он не хочет сталкиваться с Антоном, ведь знает, что тот способен справиться даже с несколькими противниками сразу. Да, уровень членов банд куда ниже уровня членов организаций, но Данил о своих навыках сказать особо ничего не может. Тут хвастаться нечем, разве что, стоит промолчать. Он вспоминает, как влип в совершенно идиотскую ситуацию во время перестрелки с Кержаковым-старшим, когда у него внезапно не сработал пистолет. А вдруг сейчас будет так же? Рядом нет Антона, Лёши и Феди, которые гарантированно прикроют.       Только Андрей не оставляет другу выбора, смотрит так, будто говорит, что если Данил не пойдёт за ним, то может больше вообще в организации не появляться. В принципе, это действительно так. Данил боится, а настоящий преступник не должен падать духом ни при каких обстоятельствах. Значит, он слишком слаб, а такие «Регулу» не нужны, как не раз повторял во время собраний Юрий Валентинович. В голове вдруг всплывают строчки из последней песни, которую вчера исполнял Слава: «И больше нет ничего. Всё находится в нас». Данил сглатывает, и пусть все эти моменты длятся не больше десяти секунд, для него проходит слишком много времени.       Он хочет быть таким же, как Антон. Антон точно не отступил бы, потому что Антон, как никто другой, понимает, что всё только в твоих руках, именно от тебя зависит, останешься ты на вершине или с грохотом упадёшь. Данил падать не хочет, потому что это никто не оценит.       — Идём, — кивает он.

***

      Убить Сычёва оказывается настолько просто, что близнецы даже не сразу в это верят. Конечно, им же лучше, что не пришлось тратить время на какое-то слабое звено, но с другой стороны всегда начинаешь думать о подвохе в такие моменты. Антон даже подходит к трупу, чтобы удостовериться, что это был нужный им человек, а не кто-то посторонний. Федя напоминает, что у них ещё двое, стоило бы поторопиться. Какая разница, кого они убили, в конце-то концов, если это по-любому не член «Регула»?       Здание наполняется звуками перестрелок, погонь, чужие голоса эхом разносятся по этажам, витая под потолками. Кажется, будто здесь не только две команды, а буквально все, кто приехал на «стрелу». Приходится быть предельно внимательными, чтобы не столкнуться случайно с кем-то нежеланным.       Первым на пути попадается Головин, спешащий к своему Александру. Появляется он слишком неожиданно, поэтому чуть не падает жертвой Фединой реакции. Жертвой реакции Головина становится несчастный кусок стены, около которого ещё не так давно стоял Антон.       — Вы что тут вообще делаете? — удивляется Саша.       — Ищем Быстрова и Павлюченко, прикинь, — отвечает Лёша.       — Илья же посылал вас на четвёртый этаж.       — А вот Сычёв оказался на первом. Нет, мы могли, конечно, на него забить, но сам понимаешь, насколько тупо это звучит.       Саша стоит в раздумье, а потом вспоминает, что вообще-то торопится. Он желает удачи своим коллегам, те просят его больше никуда не вламываться так решительно, потому что можно нарваться на людей Широкова. Впрочем, тут самим бы на что-нибудь не нарваться, ведь звуки перестрелок увеличиваются и перемещаются. К ним добавляется бесконечная беготня всех от всех.       К счастью, близнецы и Федя всё же находят именно Быстрова и Павлюченко. Правда, для этого им приходится миновать несколько чужих разборок. Кто-то стреляет бесчисленное множество раз в одном из помещений, кто-то проносится в дальнем коридоре, где-то неподалёку разбили окно. Возможно, что в каждом их этих небольших локальных сражений участвовали их товарищи, но Федя и близнецы негласно решают, что надо разобраться со своими делами, а потом уже лезть в посторонние. Во-первых, они могут оказаться со своей помощью очень не вовремя, могут банально спутать все планы и ухудшить положение друзей. Во-вторых, кто знает, в какой из происходящих перестрелок есть Широков? Он им точно сейчас не нужен.       При прохождении какого-то зала, напоминающего бывшую библиотеку, троица и находит тех, кого ей поручили. Через вторую дверь заходит вальяжной походкой Быстров, но тут же его перекрывает собой Павлюченко, начинающий стрелять, как будто из автомата. Он выпускает полный магазин, одновременно целясь по всем троим.       — Что за хуйня? — спрашивает Антон, стоя за удачно отодвинутым от стены шкафом. — Кто так делает вообще?       — Пойди и спроси у него, — закатывает глаза Лёша, сидящий за креслом в метре от брата. Он пытается найти взглядом Федю, но не находит. Внутри мгновенно разрастается беспокойство, перемешиваясь с желанием побыстрее разобраться хоть с одним из противников.       Они стреляют по очереди, но Павлюченко вмешивается сразу же, опять беспощадно стреляя. И вроде Быстров даже пытается его остановить, понимая, что такими темпами они мало чего добьются, вот только Ромку, кажется, снова переклинило, как тогда в парке, когда он был уверен, что надо убить Ведрана. Только теперь его уже ничего не остановит, он продолжит свою неконтролируемую пальбу, пока не увидит чью-нибудь кровь.       Лёша думает, что же им делать, пытаясь отогнать в сторону мысли о Феде в этот момент. Наверняка, с ним всё в порядке, что вообще может случиться с человеком, который убил Кокорина и выжил в саратовской перестрелке, верно? Быстров тоже стреляет, и он подходит к этому куда более обдуманно, чем его напарник. Он собирается выманить одного из близнецов, чтобы Павлюченко тут же его пристрелил. Ну, а пока тот занят очередной пальбой, Быстров приближается к шкафу, заходя с другой стороны. Его не достанут пули Ромки, потому что те сейчас направлены вперёд, а Быстров слева... И вдруг Павлюченко перемещает свои выстрелы куда-то наверх. Быстров поднимает голову, как и Антон, краем глаза заметивший новые непонятные действия противника.       Наверху есть ещё один полуэтаж, где также какие-то шкафы, и там стоит Федя. Павлюченко его просто убьёт, а значит, кому-то из близнецов надо быстро сейчас выстрелить в Павлюченко. Всё это проносится в голове Антона за считанные мгновения, он разворачивается, направляя пистолет на Павлюченко, и попадет тому в надплечье, чуть ниже ключицы, вот только в этот же момент стреляет Быстров. Антон от него на расстоянии вытянутой руки, он мог бы ранить его, возможно, не дав исполнить своё намерение в отношении Ромки, только Быстров решает поступить по-другому. Ведь наверху всё ещё есть человек, и Быстров стреляет туда.       Федя не успевает скрыться, не успевает опередить Быстрова, хотя понял, что тот задумал. Пуля настигает Федю немедленно, попадая практически в середину плеча правой руки. Антон оборачивается, и в этот момент Павлюченко, несмотря на то, что сам ранен, решает всё-таки довести дело до конца. Он должен был попасть в затылок Антона, но совершенно забыл о Лёше, который завершает всё куда раньше. Чёткий выстрел в грудь, заставляющий Павлюченко рухнуть на пол.       Быстров скрывается за ближней дверью, ведущей в коридор, Антон устремляется за ним в погоню, не думая даже о том, что Федя и брат остались в зале. Лёша же подходит к Павлюченко, который, возможно, всё ещё жив, хотя и на грани, наступает тому на запястье, чтобы не смог поднять пистолет, а сам несколько раз стреляет ему в голову. Затем забирает пистолет из руки противника, достаёт оттуда оставшиеся пули, которые ещё могут пригодиться. Только сейчас Лёша понимает, что Антон решил догонять Быстрова. Надо ему помочь, но Лёша не знает, куда они побежали, да и потом есть Федя с его простреленной рукой. Ему помощь, наверное, нужнее.       Антон же осознаёт, что впервые оказался совершенно один против кого-либо со времён убийства Степана, когда попадает туда, где ему вообще не надо было находиться...

***

      Жирков и Слава устремляются вслед за Зиньковским сразу же, пока тот не успел ещё скрыться. Кажется, Антон прекрасно понимает, что на его душу уже нашлись соответствующие люди, поэтому отделяется от Широкова на четвёртом этаже, хотя и желал быть рядом с ним в момент перестрелки с Черышевым. Он мог бы убить самого Черышева, а мог бы убить Широкова, тем самым доказав свою силу. Однако всё идёт совершенно не по плану, хотя его, в целом, и не было изначально. Антон надеется, что ещё успеет попасть на схватку своего наставника.       Он уводит преследователей в отдалённое помещение завода, где никто бы им не помешал. Вряд ли кто-то вообще сюда сунется. Антон знает ещё одно такое же потаённое место, которое располагается на первом этаже. Небольшая пристройка с выбитыми стёклами и дырявой крышей, там сквозь каменный настил пола пробивается трава, а на стенах в некоторых местах уже расползается плесень. Помещение отвратительное, но идеальное для какого-нибудь другого поединка.       Зиньковский разворачивается резко, раздаётся первый выстрел с его стороны, стоит только Жиркову пересечь порог. Они сражаются отчаянно, зная, что отдать жизнь можно лишь в том случае, если и противник гарантированно умрёт. Сначала убей врага, а потом уже скончайся от нанесённой раны, раз уж не повезло.       Слава не действует без указаний Юрия, потому что уверен — у того есть чёткий план, который приведёт их к победе. Только перестрелка затягивается, как «стрела» в целом, переходя в ту ужасную застойную стадию, когда каждая из сторон уже достаточно потеряла и теперь начинает действовать более расчётливо, уделяя внимание подготовке укрытия и засады, а не надеясь на собственные силы и средства. Хотя Жирков изначально руководствуется методом расчётливости, чему его учили ещё в «Ригеле» времён Черышева-старшего. Без стратегии далеко не уедешь, всё равно надо держать в голове несколько вариантов поведения.       Антона начинает раздражать это практически бездействие. Он не успеет никуда, если ничего не изменится. В принципе, он готов пойти напролом, против Жиркова и его напарника, но вряд ли это даст положительный результат. Лишь совершенная случайность переворачивает ход дела с ног на голову, что, по итогу, играет на руку Зиньковскому.       Появляются Данил и Андрей. Как они смогли дойти досюда, остаётся загадкой, но они нашли Славу вместе с Юрием Валентиновичем, что уже можно считать успехом. Между прочим, в процессе поисков они столкнулись с Марио, отделившимся от Дениса, который сообщил, что часть массовки «Рассвета» решила укрыться в здании, но, тем не менее, они готовы продолжить убивать. Марио, например, вынужден был вступить в перестрелку с тремя из них. Повезло, что справился, правда, уровень массовки оставлял желать лучшего. В любом случае, Данилу и Андрею следовало быть ещё осторожнее, чем прежде.       И вот они находят руководителя, находят друга, а вместе с ними Зиньковского. Тот пользуется замешательством Жиркова, не ожидавшего прибавления, ведь это его план не учитывал. Антон стреляет в Славу, но пуля проходит вскользь, толком не зацепив Грулёва. Андрей немедленно выдвигается на Зиньковского, тот ухмыляется и...       В помещение врывается Быстров. Вернее, как врывается? Он оказывается на небольшом балкончике, куда его вывела система узких тёмных коридоров, где едва ли мог нормально пройти один человек. Володька ориентируется в происходящем быстрее, чем кто-либо, потому что знает, что его ближайшее действие может оказаться последним. Недалеко есть Антон, бегущий за ним. Возможно, он не заметил слившейся со стеной двери, которая открывает доступ к системе коридоров, пошёл куда-нибудь в обход, но Быстров утверждать наверняка не может. Поэтому он стреляет два раза в спину Жиркова.       Слава видит, как Юрий падает на пол, и не сразу понимает, что случилось. В это время Зиньковский оказывается вплотную к Андрею, щёлкает ножом и наносит удар в левый бок Мостовому. Успевает, правда, только один раз, потому что Слава делает выстрел прямо по нему. Рука вдруг дёргается и мажет. Одновременно с этим стреляет Данил, только он целится по Быстрову. Тот переставляет патроны в пистолет, чтобы следующим его действием стало убийство Славы. Данил опережает, отправляя несколько пуль в сторону противника. Какая-то из них попадает в сердце. Зиньковский вытаскивает окровавленный нож, убирая его обратно, отпихивает от себя Андрея, и пока никто ничего не понял, исчезает в неизвестном направлении. На самом же деле, уходит недалеко, потому что хочет перевести дыхание и подготовить себя к дальнейшим событиям. Он думает над тем, кого же надо убить, чтобы всё доказать Широкову: Черышева или самого наставника?       Андрей прижимает ладонь к месту ранения, чувствуя тёплую кровь, стекающую по одежде. На слабых ногах он добирается до стены и сползает по ней, едва ли не крича от боли. Ему хочется орать, плакать, но он только кусает губы так сильно, насколько может, потому что знает — на его голос могут прибежать другие люди. Их компания сейчас вообще не в том состоянии, чтобы оказать достойное сопротивление. К Мостовому тут же подлетает Данил. Бегает глазами по телу друга, практически не дыша. Он понятия не имеет, что делать в таких ситуациях. Первая помощь? Данил с ужасом понимает, что совершенно забыл всё, чему его учили. Может быть, Слава помнит? Да, Слава обязан всё помнить, обязан помочь, потому что он — единственный, кто не поддаётся эмоциям, кто силён морально среди них...       — Слава, тут... — испуганно начинает Круговой, оборачиваясь.       Грулёв сидит на коленях рядом с телом Юрия Валентиновича, заламывая пальцы. У Грулёва дрожат губы, и он... Господи, он плачет, рыдает беззвучно, шумно вдыхая воздух с какими-то хлюпающими звуками. Данил застывает, как вкопанный, ведь никогда ещё не видел Славу таким убитым. Он вообще не видел, чтобы Слава когда-то грустил, тем более, рыдал. Тот всегда был одинаково холоден и недоволен, иногда позволял себе чуть-чуть расслабиться и улыбнуться, но только по какой-то невероятной причине. Данил ничего не понимает, он в замешательстве. Со стороны Андрея раздаётся сдавленный стон.       — Сука, блядь, почему так больно, а? — шипит он, бросая редкие взгляды на свою рану. Из-за одежды она не выглядит особенно внушительно, да и единичное ножевое ранение вряд ли вообще похоже на что-то страшное. Только кровь мерзко ползёт по тыльной стороне ладони, кажется липкой, будто клей, а ещё отвратительно горячей, будто в жару обливаешь себя нагретой солнцем водой.       Данил мечется взглядом от одного товарища до другого. Самое худшее, что может произойти с преступником во время «стрелы» — ступор. У Кругового к этому примешивается ещё паника, потому что он знает, что не сможет помочь никому. Он бессилен. Он ничего не сделает с раной Андрея, которому срочно надо в больницу, но на улице их всех убьют сражающиеся бандиты, ведь им совершенно плевать, кого резать. Данил не воскресит Жиркова, тот погиб. Может быть, слишком просто для такого человека, как он, но когда «стрела» вообще была справедливой? Утешать сейчас Славу бесполезно, только зря тратить время, учитывая умирающего Андрея под боком.       Тот не сдерживается, издавая ещё один стон и клацая зубами. В помещении вдруг появляется кто-то новый, и надо бы его убить, но они все не понимают, что происходит, поэтому только поднимают глаза, поворачивают головы и смотрят...       Антон замирает на месте, быстро обводя взглядом открывшуюся картину и анализируя произошедшее.       — Блядство, — шепчет он, подходя к Данилу. Тот хватается за его плечо, как за спасательный круг. — Что тут было?       — Юрий Валентинович и Слава бились с Зиньковским, и тут пришли мы с Андреем, — сбивчиво говорит Данил. — А потом появился вот тот... — он указывает на труп, лежащий на боку лицом к помещению, Антон узнаёт в нём Быстрова. — Он выстрелил в Юрия Валентиновича...       — Он умер! — выкрикивает Слава, заставляя всех, кроме Андрея, испуганно дёрнуться. — Он умер! Юрий Валентинович умер! Это из-за меня... Это из-за меня...       Антон цокает языком. Только чужих психозов ему не хватало. Приходится приостановить рассказ Данила и сначала попытаться оттащить Грулёва от трупа бывшего руководителя «Регула». Слава, к счастью, не упирается, но за его состояние отвечать никто не может. Лишь бы только с катушек совсем не слетел, как Илья в своё время. Грулёва трясёт, он прислоняется к подоконнику рядом с Андреем и смотрит только на Жиркова. Антон перекрывает ему обзор, кивая Данилу, чтобы тот продолжал.       — Зиньковский тут же пырнул Андрея ножом своим грёбаным, а потом скрылся где-то. Я успел пристрелить вот этого, — Круговой глазами указывает на Быстрова.       Антон смотрит на рану, которую прикрывает Андрей, и что-то ему подсказывает, что шансов у Мостового слишком мало. Говорить об этом сейчас не стоит. Во-первых, может быть, повезёт. Во-вторых, тут Слава в истерике, Данил в ступоре, а Андрею не стоит терять надежды.       — Куда он пошёл? — спрашивает Антон.       — Я не знаю. Никто не успел заметить. Нам вообще тогда это было неважно.       — Ясно.       — Антон, вы можете чем-то помочь? Андрей...       — Не могу, — честно отвечает Антон. Он действительно практически не разбирается в экстренной медицине, в этом Лёша шарит... И вот теперь-то до Антона доходит, что он совершенно один, рядом ни брата, ни Феди.       Тут только трое молодых парней, которые оказались неподготовленными к случившемуся, хотя прошли несколько «стрел» и видели смерть не раз, в том числе смерть товарищей. А Антон даже не может им помочь. Хотя...       — Вам нужен Лёша, — Антон описывает, как добраться до брата, который, наверное, остался с раненым Федей. — Данил, ты сможешь его найти?       — Да, но... — Круговой бросает растерянный взгляд на бледного Славу.       — Я... за ним... — тяжело произносит Андрей.       — Отличная идея, — хмыкает Антон и трогает Славу за плечо. Тот бессмысленно смотрит на него. — Так, послушай, я понимаю, что смерть Юрия Валентиновича — это ужасно больно и страшно для тебя, для всех вас. Но ты должен сейчас собраться, Слава. Ему ты ничем не поможешь, а твой друг умрёт, если ты продолжишь ныть. И ты будешь повинен в двух смертях.       Слава распахивает глаза, хочет что-то сказать, но Антон только красноречиво указывает на Андрея.       — Данил скоро вернётся, а ты следи за ним. Осознал? — Грулёв медленно кивает. — Если не сохранишь ему жизнь, я найду тебя, Слава, и, поверь, мне будет плевать, кем ты был и что делал.       — Я сделаю всё, что смогу, — тихо произносит Слава.       — Приятно слышать. Данил, какого хрена ты ещё здесь?! — Круговой хлопает глазами. — Придурок, блядь, думаешь, я с тобой не разберусь? Убью вас обоих, если не спасёте Андрея.       — Подождите, Антон, а вы куда? — спрашивает Данил, стараясь не сталкиваться с озлобленным взглядом тёмных омутов.       — Убивать Зиньковского.       Он ничего не говорит больше, только разворачивается и уходит. Антон старается не думать о своём одиночестве и отсутствии поддержки рядом. Да, ему будет сложно. С Лёшей у них была связь, позволяющая действовать интуитивно с невероятной быстротой. Они думали одновременно, они делали всё синхронно, повторяя движения друг друга с такой точностью, будто стояли перед зеркалом.       Но теперь есть только Антон и его противник, которого ещё надо отыскать.

***

      Денис с самого начала знает, что ему нельзя идти против Широкова вместе с Марио, потому что весь удар будет сразу направлен на него. Это что-то вроде дуэли, где не нужны лишние люди рядом, только Денис и Роман. Им есть, что обсудить, им надо разобраться в том, что оба наделали с преступным миром.       Дениса преследует дежавю, когда вместе с Широковым, постоянно отстреливаясь друг от друга, они добираются до крыши. Денису не хватает только внезапных картинок перед глазами, как часто показывают в фильмах, чтобы увидеть вместо Романа Пашу, чтобы провести ещё больше параллелей. Широков разворачивается и попадает под прицел пистолета Дениса. В прошлый раз тот опустил руку, рискнув, потому что перед ним был Паша. Сейчас так поступать нельзя, ведь Широков точно выстрелит. Он не боится крови, как его первый ученик, он даже разговаривать с Денисом не хочет. Только прицелы, выставленные друг против друга, пока ещё задерживают Романа.       Сколько часов длится «стрела», никто не знает. Небо над местностью темнеет, ведь, похоже, приближается гроза. Вдалеке что-то громыхает, глухо сотрясая небо. Как пел Виктор Цой: «Красное солнце сгорает дотла. На пылающий город падает тень».       — Роман Николаевич, объясните, наконец, зачем вы всё это делаете? Зачем пытаетесь уничтожить всё, что так или иначе связано с именем моего отца? — спрашивает Денис с криком, потому что появляется ещё одно препятствие в виде ветра.       — Тебя это не касается.       — Зато это касается Паши. Он тоже хотел бы знать, и он поручил мне встретиться с вами.       Конечно, даже если бы Пашино посмертное желание не заключалось во встрече с Широковым, Денис всё равно поехал бы в Петербург. Да, именно благодаря Паше он вообще узнал, что Роман жив, но узнал бы и так, просто чуть позже. «Стрелы» между ними было не избежать.       Услышав о своём ученике, Широков даже заметно меняется в лице.       — Вы всё равно меня убьёте, и тайна останется между нами, — продолжает Денис. — Может быть, исполните и мою посмертную просьбу из солидарности? Если в вас, конечно, осталось ещё хоть какое-то понятие чести и достоинства.       — Почему я не могу смириться, спрашиваешь? — усмехается Роман. — Да потому, что это всё моё! Я придумал «Ригель», я нашёл твоего чёртового отца, чтобы предложить ему свою идею! Я не мог тогда реализовать её самостоятельно, но вместе с ним были шансы. Я продвинул «Ригель» в мире преступности! Где была бы эта грёбаная звезда, если бы не мой вклад? А я тебе отвечу. Вас бы не существовало! Потому что только я понимал, что в этом мире нельзя играть в дружбу и связи, здесь каждый сам за себя. Есть ты, и есть все остальные, которые хотят занять твоё место. Либо ты, либо тебя! Это банально, это логично, но твой отец и ты какого-то хрена не можете это понять! Вы — поганые ублюдки, убивающие преступность!       Раскаты грома усиливаются. Денис видит, как в поле позади Широкова, над кромкой темнеющих редких деревьев, сверкает тонкая вспышка молнии. Новый глухой раскат.       — Меня выбрали люди! Они, в отличие от вас, понимали, что на самом деле происходит, — продолжает Роман.       — Зачем же вы тогда уступили место отцу? Если бы вы стали руководителем, то смогли бы воплотить все свои идеи. Сейчас мир был бы таким, как вы его представляли себе.       — А история не терпит сослагательных наклонений, Денис. Я тогда был не готов, я не считал себя достойным кресла руководителя. Я привык решать проблемы здесь, в перестрелках, а не бесполезными словами. Я вообще считал, что нам не требовался руководитель. Мы с твоим отцом составляли замечательный тандем. Он пытался всё смягчить, сгладить ебучие углы, вёл переговоры и подписывал какие-то соглашения, избавляя нас от врагов. Я назначал «стрелы», убивал несогласных, разгребал то, что оставалось после решений твоего отца. Я избавлял нас от подобных себе. Жестоких, идущих поперёк, безжалостных, непримиримых и сражающихся до последней капли крови. Знаешь, почему твой отец вообще протянул так долго? Потому что я видел насквозь всех его подчинённых, дружков и прочих мразей, которые крутились рядом, улыбались ему, лили в уши всякую хуйню о том, что никогда-никогда, блядь, не нападут на «Ригель», будут считаться с его мнением, будут поддерживать. Я и только я разоблачил кучу этих предателей!       — По-вашему, мой отец был наивным дураком, которого можно легко обвести вокруг пальца? — Денис дёргает губой презрительно. — И это всё равно не проясняет, почему же вы не стали руководителем.       — Да потому что амбиции были дальше, чем сраное кресло! Я бы оставил всё, как есть, если бы какие-то ублюдки не выдумали «преступную этику», которую твой папаша любезно подписал, не поставив меня в известность. Я проливал кровь на какой-то «стреле», а эти суки уже всё решили! Короче говоря, по ёбаным правилам, организация могла называться организацией, если у неё был один конкретный руководитель. Мои взгляды были правильными, но я не мог сидеть в кресле, не привык к такому. Поэтому решил, что лучше пусть твой отец, а я, как первый помощник, буду направлять его действия в нужное русло. И всё было нормально!       — Потом появился Паша...       — О нет, Паши ещё в планах не было, когда всё скатилось в какую-то поебень. Твой отец ценил меня, он ко мне прислушивался всегда, кроме того раза с «преступной этикой», хотя, наверное, уже тогда стоило задуматься. Но я был молод и туп. Твой отец, конечно, на самом деле, был достаточно умным человеком, просто в людях особо не разбирался. Я ему помогал очищать «Ригель» от шлака. Вот только, чем дальше шло дело, тем сильнее твой папаша стал во мне сомневаться. Он с какого-то хера решил, что я специально убираю людей, чтобы они не сместили меня. Как будто меня когда-то волновали эти подковёрные игры! Плевал я на должности! Я жил «Ригелем», потому что это моё детище, и я хотел, чтобы оно процветало! А твой отец подумал, что я свихнулся и страдаю манией преследования, паранойей! Тогда появился Игорь. Он должен был заменить меня, и твой отец так отчаянно готовил его к будущей должности, потому что был уверен, будто я скоро совсем потеряю адекватность. Но я-то знал, что это всё полная хуйня! Я был прав, я всегда был прав!       — Вы могли бы дать какому-нибудь человеку подставить отца, чтобы он убедился в вашей правоте и перестал думать, что вы псих.       — Твои бы слова да Богу в уши, — усмехается Широков, запрокидывая голову. — Я не хотел рисковать. Я тоже не всесилен и мог просчитаться, дать дорогу не тому человеку. Знаешь, меня устраивал Игорь. Я думал попробовать действовать через него. Но твой отец держал его слишком близко к себе, он гарантированно бы всё узнал, и тогда меня бы вообще списали. А «Ригель» стал бы кишеть предателями и прочими мразями, он умер бы через полгода! Тогда я и стал искать Пашу. Ты ещё, правда, вечно мешался своим существованием. Слава богу, твой папаша посчитал тебя слишком бесполезным и быстро сослал в Испанию. Это развязало мне руки, учитывая наличие Паши, готового меня слушать и слышать. О, он был прекрасным учеником, только нужно было подбирать верные слова. Да, жизнь вынудила-таки меня заняться словоблудием. Но я верил, что это ради благой цели, ради моего «Ригеля», ради преступности, мать её. А потом Паша проиграл...       — Что он проиграл?       — Борьбу за место помощника. Оно досталось Игорю. Да, это было предсказуемо, но я не терял надежды. И с того дня всё вообще пошло не по плану. Твой отец и раньше уже высказывал эту тупую идею, но теперь стал полноценно работать над ней. Он хотел сделать преступный мир более-менее равным для всех, чтобы не было какой-то главенствующей организации, чтобы было несколько сильных объединений. Ну, эту чушь ты прекрасно знаешь. Так вот подобные мысли ломали весь преступный мир, убивали преступность как таковую. Преступность — это борьба, это «стрелы», а не сраная дипломатия и договорчики. Тогда я понял, что мне нужно стать врагом «Ригеля», чтобы образумить твоего отца.       — Но у вас не вышло, — говорит Денис, кажется, догадываясь, к чему ведёт Широков. — Вы всё равно не переубедили отца, только больше уверили его в своей ненормальности и укрепили мечту о новой преступности.       — Ошибся. Все мы не идеальны.       — Зачем вы разыграли свою смерть?       — Из-за Паши. Вокруг меня тоже стала собираться всякая ненадёжная шваль, с которой я не хотел возиться. А Паша в то время заработал себе психологическую травму, он больше не мог видеть кровь и уверился, что мы поступаем неправильно, убивая своих. Я, конечно, его мнения не принял. Своих вообще не бывает. Только ты и остальные, как я уже говорил. Но в той ситуации я мог лишь исчезнуть, чтобы всё обдумать. Паше я дал самостоятельность, хотел понять, к чему привело моё учение.       — К «Империи».       — Прекрасный был проект! Я гордился Пашей. Особенно тогда, когда его детище уничтожило практически всю московскую преступность. Но тут ты вернулся из своей чёртовой Испании! Вы с папашей умеете превосходно портить планы и преступность. Конечно, Паша растерял свою решимость, опять начал сомневаться, а меня не было рядом, чтобы образумить. Ваша грёбаная дружба из прошлого похерила мои старания. В общем, идея с борьбой в Москве провалилась. Но вы же создали «Регул»! Я понял, что нельзя давать вам расползаться со своей политикой по стране. Вы же, как паразиты. Только отвернулся, и уже сделали очередную ересь. И я подумал, что, может быть, уничтожение «Регула» напомнит вам обо мне. Вот только вам было плевать на собственный филиал! Бедный «Регул»! Распиаренная хрень без истории, крутая только в местном болоте! Тем не менее, кое-как мне удалось привлечь внимание. Иначе мы бы с тобой сейчас не говорили.       Всё оказалось на поверхности. Никаких величайших заговоров, никаких тёмных идей. Широков просто не смог смириться с тем, во что превратилась его задумка в руках другого человека. Он просто осознал свою ошибку, когда не стал руководителем, который смог бы диктовать свои условия, а теперь всячески пытается повернуть время вспять.       — Паша считал, что преступный мир катится в бездну из-за вас, — говорит Денис. — Из-за того, что вы не понимаете одной простой вещи: мир меняется.       — Я и не сомневался, что Паша так скажет. Тем более, под конец своей жизни. Он не справился, поэтому должен был как-то оправдаться. Свалил всё на меня, как на вселенское зло. Вот только зло — это вы. Вы все! Ты, твой отец, Жирков, Игорь и другие, которых вы породили своими методами. Вы убиваете преступность, и вы её точно убьёте, но, может быть, вам повезёт, и вы не застанете это ужасное время. За вас продолжат ваши ученики и грядущее поколение, вроде этих пацанов, которых набирает «Регул» после каждого проигрыша. Преступники превратятся в дипломатов, в трясущихся за свои места ущербных людишек. «Стрелы» уже кажутся чем-то страшным, а не само собой разумеющимся. Моя вера только в то, что хоть в этом городе всё останется по-прежнему, но для этого надо убрать вас отсюда.       — Вы считаете, что, уничтожив «Регул», вы сможете оставить последний островок привычной вам преступности в Петербурге?       — Да. Потому что только вы ведёте себя не так, как остальные. Вы выделяетесь на фоне преступников этого города, и от вас надо избавиться. Мир, Денис, пусть делает, что хочет, хоть переворачивается с ног на голову, мне плевать. История всё равно ходит по кругу, рано или поздно, всё вернётся на круги своя и отомстит тем, кто попытался нарушить естественный ход. Жаль, что я вряд ли застану это светлое время.       — Знаете, Роман Николаевич, может быть, всё действительно переплетено, как вы думаете, но уж точно не предопределено. Даже если что-то вернётся, оно будет другим.       Широков усмехается и стреляет за спину Дениса. Тот оборачивается, понимая, что Роман выстрелил по какой-то внезапной цели. Сердце Дениса пропускает удар и замирает, потому что сзади него стоял Марио. Он обошёл всё здание, зачистив его, насколько смог, от массовки «Рассвета» и даже трёх членов какой-то банды, после чего немедленно решил вернуться к Денису. Он появился в самый нужный момент, когда разговор между руководителями стал терять свой смысл, и кто-то должен был убить своего противника. Но Марио буквально спас Денису жизнь, забрав себе его пулю.       Роман же устремляется к краю крыши, забирается на пожарную лестницу и быстро спускается вниз. Денис подбегает к краю и стреляет прицельно несколько раз. Широков не удерживается, расцепляет руки и летит вниз, разбиваясь о землю.       Следующие мгновения не задерживаются в памяти Дениса. Он слышит гром, с неба начинает капать холодный дождь, усиливаясь с каждой минутой. Вокруг совершенно темнеет от туч, скопившихся на небе. Денис придерживает голову Марио за затылок, прося его не закрывать глаза. Где-то раздаётся выстрел, говорящий о том, что «стрела» окончена.       Ещё чуть позже те, кто в состоянии идти, выходят из здания. Они направляются к месту, куда упал Широков, потому что такова была просьба Дениса, который остался рядом с Марио. Игорь, честно, не знает, зачем проверять труп, как будто он мог исчезнуть. Пока он занимается этим странным делом, Федя с перевязанной рукой спрашивает, где Антон, который, по идее, должен был быть вместе со всеми. Данил подрывается с места и убегает обратно на завод.       — Ну, что там? — спрашивает Артём, когда Игорь возвращается к остальным в смятении, явно читающемся на лице.       — Там не Роман Николаевич. Денис убил кого-то другого.

***

      Антон не знает, нашёл ли Данил Лёшу, что там с Федей, не застрелился ли Слава с отчаяния, не умер ли Андрей. Тем более Антон не знает, что Игорь обнаружил засаду, только устроена она была не Денисовым, а Погребняком, которого должны были преследовать Илья и Далер. Игорь засаду устранил, смог разжиться автоматом, который почему-то вручили человеку из массовки, а он даже не понимал, что с ним делать. Погребняка, кстати, тоже убил он. Илья же нашёл себе винтовку и с помощью неё расстрелял несколько десятков людей на улице, потому что они принадлежали «Рассвету». Ну, а Саша добрался до Александра, Миши и Артёма.       Только всё это остаётся неизвестным для Антона, который уже практически час пытается убить Зиньковского. Они находятся в той небольшой пристройке, куда можно попасть, как со стороны завода, так и со стороны улицы. Между прочим, очень некстати снаружи темнеет, что ухудшает видимость противников. Помимо этого, у Антона закончились патроны в пистолете, пришлось просто отшвырнуть его подальше и взять другой, который был подобран перед началом основного этапа «стрелы». Наверное, находчивость в какой-то мере пока и спасает Антона.       Зиньковский взбешён тем, что ему не дали попасть к Широкову, что приходится тратить время на какого-то постороннего человека. Надо было не останавливаться и переводить дыхание, а сразу идти на крышу, но разве Антон мог ожидать, что его вообще здесь найдут? Место, как ему казалось, никому неизвестно. Он старается убить противника побыстрее, прилагает для этого все возможные усилия, но ничего не выходит. Кто этот человек? Почему ни одна уловка на него не действует? Это бесит Антона ещё больше. Он ненавидит, когда что-то не получается, коэффициент жестокости увеличивается, он готов буквально зубами перегрызть врагу глотку.       Самый ужасный момент происходит незадолго до того, как Антон осознаёт факт закончившихся патронов. Он как раз уходит от очередного выстрела Зиньковского, только встаёт под какой-то древней, почти прогнившей балкой, висящей под потолком на нескольких верёвках. Зиньковский стреляет по верёвкам, и балка должна была со всего размаха прилететь Антону по голове, наверняка, убив его, но он успел отскочить чуть назад, к окну. Зиньковский принимается стрелять по ним с таким же остервенением, как стрелял Павлюченко по всему, что двигалось. Стекло летит на Антона, несколько осколков царапают щёку. Тут ещё эти отсутствующие патроны добавляют ситуации проблем. Зиньковский стрельбы не прекращает, Антону приходится упасть на пол и перекатиться, только какой-то дурацкий осколок вонзается ему в ладонь. Миранчук на ходу выбрасывает пистолет и вырывает этот осколок из кожи. Думать некогда.       Теперь патронов нет ни у кого. На стороне Зиньковского опять преимущество, потому что у него нож, а у Антона только кулаки. В детстве ему часто приходилось драться, потом уже перешёл к оружию. Только никто не дрался так отчаянно, как это делает Зиньковский. Видимо, тому терять нечего, либо смерть, либо победа любой ценой.       Антону удаётся выбить из его руки нож, подобрать его и самому оказаться в лучшем положении. Гроза приближается, в побитых окнах сверкают молнии, как и в глазах Зиньковского. Он смотрит на наручные часы Антона. Без пяти шесть. В шесть часов Роман Николаевич обещал закончить «стрелу». Значит, он уже не успеет, значит, всё прошло мимо него. Зиньковский злится, потому что не смог ничего доказать своему наставнику. Он не убил нужного человека. Тогда надо убить хотя бы этого, не пойми кого.       Нож переходит из рук в руки, и в конце концов он втыкается рядом с плечом Антона, когда того прислоняют к стене. Он видит перед собой глаза Зиньковского и чуть было не умирает снова. Хватает его за запястье, не переставая вглядываться, держит крепко и чувствует, как рука Зиньковского начинает слабеть. Антон видит в нём себя. Того себя, что убил Степана. Зиньковский видит перед собой Романа Николаевича. Того Романа Николаевича, который подошёл к нему после «стрелы» с купчинской бандой.       Антон понимает, что впервые не сможет убить своего противника. Вот если бы кто-то сейчас оказался здесь, если бы кто-то нанёс удар вместо него... Зиньковский понимает, что если он убьёт кого-то, напомнившего своей манерой Широкова, то ничего не добьётся. Это всё равно не он. И тогда до Зиньковского доходит, кого ему на самом деле надо убить. Только шесть часов наступило. Через дырявую крышу пристройки капает на голову дождь. Где-то раздаётся последний выстрел. Всё закончилось, надо уходить. Уходить, как и говорил Роман Николаевич.       Антон отпускает руку. Зиньковский щёлкает ножом, пряча его в карман, бросает ещё раз взгляд на своего противника. Ему кажется, что он никогда больше не сможет забыть его. Зиньковский исчезает из помещения, а Антон обессиленно садится на какой-то ящик. Он проводит окровавленной ладонью по лицу, прикрывая глаза.       Через некоторое время рядом раздаются шаги. Антон нехотя поворачивает голову, видя перед собой Данила.       — «Стрела» закончена, — говорит он. — Мы не убили Широкова...       — А я не убил Зиньковского.       Дождь превращается в ливень. Данил и Антон смотрят на дыры в крыше, откуда на них льётся холодная вода. Очередной раскат грома слышен вдалеке.       Но ведь они не проиграли... Не проиграли же, да? И почему-то в этот момент в голове Данила всплывают строки из какого-то стихотворения, прочтённого, кажется, совсем недавно.

Послушайте! Ведь если звёзды зажигают,

Значит, это кому-нибудь нужно?

Значит, это необходимо,

Чтобы каждый вечер над крышами

Загоралась хоть одна звезда...