Не наши звёзды погаснут

Пять лет спустя.

             Дверь выламывают, словно при штурме здания, и в комнате с утра пораньше раздаётся грозное, произнесённое в унисон двумя голосами:       — Подъём! Сегодня последний день, а вы всё ещё дрыхните!       Федя с мученическим видом раскрывает глаза. Рядом Лёша морщится, пытаясь, видимо, уснуть обратно, будучи явно не в восторге от раннего подъёма. Федя чуть приподнимается, чтобы увидеть время на будильнике, и случайно спихивает с себя Антона. Половина одиннадцатого, какого вообще хрена?!       — Вы заебали, блядь, — гневно произносит Смолов, обращаясь к двум парням, стоящим напротив кровати.       — Вот именно. В воскресенье могли бы не трогать, — бубнит Лёша, переворачиваясь на другой бок.       Антон в это время накрывает голову подушкой, чтобы не слышать ничего постороннего, а он уверен, что сейчас раздастся ещё пара громких реплик.       — Надо ложиться спать нормально, тогда не будет таких проблем, — пожимает плечами Данил, усмехаясь.       — Тебя забыли спросить, что нам делать, — Федя трёт лицо ладонью, откидывая покрывало в сторону. Антон правой рукой тут же подгребает его к себе, намереваясь ещё дополнительно закрыться от социума, скопившегося в их комнате. — Пошли отсюда вон. Всё утро испортили.       — Ну да, вчера-то было лучше, — с намёком поизносит Андрей и тут же заливается смехом. Лёша швыряет в обоих парней подушкой, но те успевают уже практически скрыться за дверью, хотя Андрей всё-таки добавляет напоследок. — Меньше трахаться надо.       Антон гневно показывает ему средний палец, продолжая находиться в своей баррикаде. Сон не возвращается, а это значит, что настроение у него сегодня будет ужасным. Невыспавшийся Антон способен разнести к чёрту небоскрёб «Ригеля».       Вот уже пять лет, как они все, впрочем, нет, большинство, вернулись обратно в Москву. После «стрелы» с «Рассветом», которую преступная общественность Петербурга признала спорной, но всё же сошлась на том, что победил «Регул», ведь их оппоненты прекратили своё существование, нужно было доделать кое-какие дела, оставшиеся ещё с первых дней поездки. Денис и его команда хотели закончить все мероприятия поскорее, потому что мечтали возвратиться в свой родной город, где всё понятно, изучено, не надо лишний раз пренебрегать привычными правилами. Особенно сильно обратно в Москву рвался Илья, по которому явно скучал Рома. Впрочем, со стороны столицы в Петербург не менее упорно хотели вернуться Андрей Сергеевич Аршавин и его помощник Слава Караваев.       Разумеется, они должны были отчитаться перед Денисом о проделанной работе, вот только Аршавин, в своей свойственной, по словам Ромы, манере, сначала покритиковал город, организацию и всё, что с ним тут происходило, а только потом рассказал, чего они со Славой успели достичь. Во-первых, не испортили ни одного дела, что уже радовало, ведь у Дениса время от времени возникали сомнения. Во-вторых, чуть-чуть улучшили организацию жизни на нижних этажах. По мнению Андрея Сергеевича, там творился сущий бардак, и, почему Денис будто принципиально игнорировал своих низших по статусу подчинённых, конечно, хотелось бы узнать. Денис тогда задумчиво почесал затылок и пообещал исправиться. Как-то у него не заладилось со вниманием ко всем сразу: «Регулу» не помогал, пока не стало слишком тяжело, теперь в собственном здании порядок навести забыл. Что ж, зато теперь, когда, кажется, все «стрелы» позади, можно углубиться в свои проблемы и мелкие неурядицы. Во всяком случае, до тех пор, пока действуют мирные соглашения с некоторыми организациями.       После гибели Жиркова в «Регуле» не осталось руководителя. Денис, конечно, мог принять на себя эту должность, но управлять двумя организациями, когда одна из них находится в другом городе, да ещё и таком, как Петербург, представлялось ему нереальным. Денис решил, что, похоже, пришло время для глобальных кадровых перестановок. В общем-то, рано или поздно, эти времена наступили бы. Прошлое поколение, которое было собрано Дмитрием, ушло в историю, поэтому, как в песне группы «Кино», новое поколение, возглавляемое Денисом, решило, что дальше действовать будут они. И только они.       Руководителем «Регула» стал Игорь. Он принял эту должность, как нечто безысходное. Да, теперь Игорь должен будет жить в Петербурге, но кто, кроме него, мог бы справиться со всеми нюансами этого невозможно-невероятного города? Впрочем, чисто по-дружески, Денис поинтересовался, насколько Игорю вообще хочется всем этим заниматься. Может быть, тот считает себя неподходящим для кресла руководителя. Но Игорь сказал только одну фразу:       — Артём, похоже, души не чает в этом городе, так что, остаюсь.       Артём действительно влюбился в Петербург. Ну, не настолько сильно, как в Игоря, конечно, но город запал ему в сердце однозначно. Тут было всё, чего так не хватало Артёму раньше. Тут никогда не было скучно, тут всегда происходило что-то из ряда вон выходящее, особенно в области преступности, тут атмосфера кружила голову, а ещё здесь оказалась вполне достижимая мечта Артёма в виде футбольного клуба. Он продолжал на него скрупулёзно копить, надеясь, что хоть к старости приобретёт этот клуб.       Да, Артём и Игорь остались в Петербурге. Один возглавил «Регул», а другой стал его первым помощником, каким был Марио у Дениса. Теперь у Игоря тоже имелась собственная небольшая команда, правда, на ближайшие пять лет в ней остались лишь Слава и Далер, ну, и ещё кое-кто. А всё из-за того, что за день до отъезда основной части команды Дениса он сам и сообщил достаточно радостно:       — Андрей и Данил, как вы смотрите на то, чтобы уехать в Москву лет на пять?       Сказать, что Круговой и Мостовой тогда потеряли дар речи и чуть не рухнули со стульев — ничего не сказать. Они, разумеется, как приличные люди, воспитанные, насколько возможно, Юрием Валентиновичем, планировали подумать. Андрей, правда, чуть было сразу не ляпнул, что он согласен на всё, хоть навсегда. Данил потом ему красноречиво взглядом напомнил, что, вообще-то, они преданы Петербургу, и лично он навсегда в Москве задерживаться не собирается. Мостовой взвесил хорошенько и тоже пришёл к выводу, что Москва — это, конечно, круто, но всё-таки им действительно будет привычнее в родных местах.       — А я и не говорил, что забираю вас навсегда, это даже не обсуждается, — хмыкнул Денис. — Просто пять лет вы будете, так сказать, проходить практику в «Ригеле», а потом вернётесь сюда, но преступниками уже совершенно иного уровня. Игорю ведь нужна команда.       Парни немедленно согласились, их лица засияли счастливыми улыбками, однако Данил вдруг решил задать вполне логичный вопрос:       — Если мы едем к вам учиться, то кто будет нашими наставниками?       — Это будет один человек, как Юрий Валентинович, или двое? — тут же подключился Андрей. — И да, кто это? Кто-то из вашей команды?       — О, увидите на месте, — загадочно ответил Денис.       Будущие наставники парней даже не знали, что им хотят предложить, вернее, в их случае, что их хотят заставить делать.       — Чего, блядь?! — хором произнесли Федя и близнецы, и пока Антон не наговорил какого-нибудь ужаса, Смолов взял слово первым. — Дэн, ты головой ударился? Какие наставники вообще? Ты нас троих видел? Чему мы можем научить?       — Действительно, чему могут научить легенда Краснодарского края и первые в рейтинге убийц?       — Дэн, для наставничества должны быть способности к этому. Нельзя просто взять и переложить весь свой опыт в чужие головы.       — Да какой, к чёрту, опыт?! — воскликнул Антон. — Мне не пятьдесят лет, чтобы раздаривать мудрость молодёжи!       — То есть это единственное, что тебя беспокоит? — изогнул бровь Лёша. — А то, что Андрей и Данил своей... энергичностью и непосредственностью просто превратят нашу жизнь в пиздец, вообще не пугает? Я как-то не подписывался на такое. Я хочу спокойно вернуться в Москву и спокойно там жить.       Однако Денис посчитал иначе, сказал, что вопрос обсуждению не подлежит, Круговой и Мостовой едут с ними в столицу, а у троицы есть полтора дня, чтобы свыкнуться со своим новым долгоиграющим заданием. И ведь Лёша оказался прав. Парни действительно скучать никому не давали.       Сначала действительно было тяжело. Данил и Андрей, конечно, обрадовались ещё сильнее, когда узнали, кто именно будет все эти пять лет их чему-то учить. Впрочем, им было совершенно неважно чему, хоть бы и какой-нибудь ерунде. Вот только наставники из троицы получились далеко не сразу, а из некоторых, может быть, не получились до сих пор.       В Антоне каким-то чудом уживались сразу две непоколебимых мысли. Он считал Мостового и Кругового совсем детьми, несмотря на то, что им было уже за двадцать, поэтому часто задавался вопросом, как Жирков вообще допускал их до заданий и «стрел». С другой стороны, когда дело касалось обучения, Антон непонимающе выгибал бровь, удивляясь, почему к своим двадцати с лишним парни ещё чему-то не научились. Собственно, он первый терял терпение, стоило кому-либо ошибиться. Антон ненавидел говорить одно и то же по сто пятьдесят раз. Он злился, взмахивал руками и уходил курить, утверждая, что больше никогда в жизни ни за что подобное не возьмётся. Однажды у Андрея и Данила вообще выдался какой-то на редкость неудачный день, когда всё валилось из рук, ничего совершенно не получалось, а они даже не понимали, что именно. Тогда Антон громко заявил, что сейчас же пойдёт к Денису, и тот пусть делает, что угодно, но ноги Антона рядом со всем этим наставническим делом больше не будет. И ведь действительно пошёл, только был остановлен Федей прямо у дверей кабинета. Что там пообещал ему Федя, никто не знает, но Антон согласился ещё немного потерпеть.       Внезапные способности обнаружились у Лёши. В отличие от брата, он не видел ничего сложного в том, чтобы повторить что-то ещё раз и ещё миллион раз, пусть и говорил, кажется, минут пять назад. Лёша мог разжёвывать одно предложение хоть целый час, если это было нужно. Антон, кстати, бесился и с этого, потому что, на его взгляд, он делал то же самое, но Андрей и Данил просто специально не слушали. Может быть, к Лёше они действительно прислушивались более внимательно, но тот и говорил так убедительно, спокойно, подбирал цепляющие слова, что было бы на самом деле глупо пропускать всё мимо ушей. А ещё Леша хвалил. Тогда как Антон мог, в лучшем случае, при самом хорошем расположении духа, произнести какое-нибудь «сойдёт». Потому что Антон считал, что их цель — сделать парней похожими на них самих, а Мостовой и Круговой к этому не приблизились ни на метр.       — Они — не мы, они всё равно будут другими, — сказал Лёша.       — Значит, по твоей логике, они просто ни о чём?       — Ну, Тош, не всем же быть такими замечательными, как ты, — закатил глаза брат.       Что ещё поражало Данила и Андрея в Лёше, так это его умение делать, кажется, всё. Он был хорош в преступности, он был хорош в повседневной жизни. Андрей упорно пытался рассмотреть в действиях Лёши хоть один недостаток, потому что идеальных не бывает, даже Слава не идеален. Но Лёша умел создавать вокруг себя такой ореол, что все его проблемы, переживания и неудачи оставались только между ним и Антоном. Федя, впрочем, тоже учитывался, но в его глазах Лёше хотелось быть таким же, как и в глазах Андрея.       Кстати, о Феде. Он принимал участие во всём этом лишь отчасти. Во-первых, он быстро понял, что лучше Лёши никто не справится. Во-вторых, он искал любую возможность по минимуму вкладываться в эту непонятную затею Дениса. И всё у него шло неплохо, пока однажды Антон не предъявил ему вполне логичную претензию:       — Хотелось бы узнать, Федя, когда ты что-нибудь сделаешь. От тебя пользы, как в первые дни нашего знакомства.       — Ну, понимаешь, у меня немного не получается сочетать два дела одновременно. Дэн постоянно заваливает какими-то просьбами, куда мне ещё возиться с Данилом и Андреем? Тем более, у Лёши очень хорошо всё идёт...       — Да что ты говоришь, позорище, — произнёс Антон, ладонью прижимая Федино плечо к дивану. — Свалить всё на моего брата, конечно, умно, но не выйдет. Если продолжишь игнорировать задание...       — То, что?       — Узнаешь.       Узнавать Феде почему-то не захотелось. Угрозы Антона только со стороны выглядели не слишком убедительно, но Смолов понимал, что не в его интересах лишний раз испытывать судьбу. Пришлось принимать участие.       В целом, проблема решилась где-то за полгода общих мучений, потом стало легче. Андрей и Данил, видимо, осознали, что с ними происходит, а их наставники, очевидно, смирились со своим положением и решили, что могло быть и хуже. Ведь действительно могло быть, вариантов масса. Так что, пять лет — это просто ни о чём. Пролетят мгновенно.       Понемногу им удалось найти более-менее общий язык и даже в какой-то степени подружиться. Особенно почему-то в их маленьком коллективе из пяти человек ценилась дружба с Антоном. Он был не в восторге от всей идеи, следовательно, выплёскивал всё своё отношение на парней, ведь не на Лёшу же ему орать. Тогда-то Андрей и понял, что с Антоном следует подружиться, чтобы избавить себя от половины его недовольства. Вот только, как бы сильно они не восхищались близнецами, они действительно не знали, что те за люди. Андрей говорил об этом Данилу ещё в ту пору, когда тот страдал от неразделённой любви. Тот не верил, а теперь, наконец-то, убедился в полной мере.       Мостовой упорно пытался понять, что именно подтолкнуло их к общению в Петербурге, ведь они вполне неплохо уживались на одном этаже почти три месяца. Вот только чем дальше уходил в своих мыслях Андрей, тем всё больше он понимал, что близнецы в Петербурге были чуть ли не другими людьми. Может, это было связано с тем, что среди малознакомых людей они старались вести себя иначе, в чём-то даже подстраиваясь... Но потом Андрей смотрел на Антона и понимал, что он вообще вряд ли станет под кого-то подстраиваться. Что же тогда пошло не так?       Узнать получилось случайно. Всё началось с Данила, который в очередной раз решил не вовремя погрузиться в пучину страданий на тему: «Я никому не нужен». У него эта непонятная мысль всплывала периодически вне зависимости от обстоятельств, и тут уж ничего нельзя было сделать. Данил просто сидел на кухне с самым несчастным выражением лица, никого не трогал, никому, наверное, не мешал. Только Антон с этим был не согласен. Страдальческая физиономия Кругового напротив очень портила ему аппетит.       — Ну, и что у тебя случилось? — со вздохом спросил Антон.       — Ничего. Ничего важного.       Антон закатил глаза и решил во что бы то ни стало докопаться до истины. Данил, впрочем, охотно пошёл на контакт. И с того дня между ним и Антоном всё стало постепенно налаживаться, вернулось к уровню, достигнутому в Петербурге, и даже пошло дальше. Они стали приятелями. Андрей подключился к этому чуть позже, когда понял, что Антон, может, плохой учитель, но поддержать способен всегда. А ещё у него на каждое происшествие есть какая-нибудь история. И советы он даёт нужные.       Вот только некоторые аспекты дружбы с Антоном категорически не нравились Лёше. Найти баланс между тем, чтобы не раздражать Антона, и тем, чтобы не ловить на себе осуждающий взгляд его брата, парням не удалось. Как потом объяснил Федя:       — На вас всегда будет кто-нибудь орать, это неизбежно.       Так, в общем-то, удалось подружиться ещё и с Федей, который оказался подробной энциклопедией по Миранчукам и их заскокам. Данил тогда ещё хлопнул себя по лбу, говоря:       — Это же, блин, очевидно. Они же встречаются. И почему мы сразу не пошли к Феде?       Встречаться троица решила сразу после «стрелы». Антон, поняв, что другого момента у него может не быть, серьёзно объявил об этом брату и Феде, когда последнего выписывали из больницы после ранения. Рядом стоял Артём, ожидавший выписки Миши, и он, разумеется, не смог промолчать. Хотя Артём потом ещё около месяца не успокаивался, так как новость про отношения друга затронула его до глубины души. Игорь даже пригрозил Артёму снова выставить его в коридор, если тот продолжит днями и ночами выражать свою то ли радость, то ли недоумение, то ли просто шутить, потому что как можно перестать прикалываться над Смоловым.       Но встречаться — это одно. Когда команда Дениса вернулась в Москву, Федя решил ненавязчиво поднять вопрос о том, планируют ли они жить втроём в одной комнате. Ненавязчиво не получилось.       — Давайте не будем торопиться? — осторожно предложил Лёша, в которого, собственно, всё и упиралось.       Антон был готов съехаться чуть ли не сразу, как переступил порог уже родного небоскрёба, но Лёше явно требовалось время, чтобы осознать серьёзность этого поступка, а потом объяснить его брату, ведь тот не всегда понимал, что многие вещи следует обдумывать, чтобы потом не пожалеть. Конечно, Лёша вполне мог себе представить их совместную жизнь, хотя иногда ему было немного страшно при мысли, что во всём их теперь будет трое. С другой стороны, они ведь уже несколько лет живут в одном здании, практически в соседних комнатах, так что, наверное, это в чём-то близко к тому, что произойдёт, если они съедутся.       Тем не менее, Лёша думал около месяца. И вот, спустя время, наконец-то, переезд свершился. Первым о нём узнал Артём. Даже будучи в другом городе, он узнавал всё первым, потому что Федя считал каким-то своим дружеским долгом отчитываться ему обо всех глобальных изменениях в собственной жизни... Всех, кроме одного, но к нему ещё успеем вернуться. В общем-то, Артём ведь тоже рассказывал ему всё, причём, даже самое неважное, вроде того, какие прикольные тапки они с Игорем позавчера купили.       Переезд Феди вызвал у Артёма сначала визг радости, мол, неужели, а потом какую-то непонятную грусть, как будто Федя уезжал от него. Пояснять свои чувства Дзюба нужным не посчитал и быстро перевёл тему на что-то футбольное. Федя знал, что Артём всегда начинает говорить о футболе, в котором друг практически ничего не понимает, когда чем-то расстроен или огорчён. Федя искренне надеялся, что грусть Артёма никак не связана с его общим отношением к близнецам. Потому что Федя считал, что конфликт и взаимная нелюбовь между ними исчерпаны, и сильно боялся того дня, когда это всё может вспыхнуть снова. Зная Артёма, вполне, ведь он редко забывал о чём-либо неприятном, просто грамотно хранил это в себе долгие годы, чтобы дождаться удобного момента и выпустить наружу.       Если к переезду они подходили месяц, то к более деликатной проблеме своих отношений больше года. Впервые вопрос о сексе встал через неделю после переезда. Поднял его, предсказуемо, Антон. Всё снова упёрлось в Лёшу. И нет, никто не собирался его винить в этом, потому что все понимали, что Лёшины переживания по поводу близости с кем-то ещё, кроме брата, уходили в самые ужасные времена их жизни. Лёша до сих пор иногда дёргался от того, что Федя обнимал его чуть крепче, чем раньше, что поцеловать мог неожиданно и не только в губы, но и в плечо, например. С Федей было не страшно и страшно одновременно. Лёша прекрасно знал, что Смолов ему ничего плохого не сделает, но всё равно иногда мозг подкидывал сомнения. Самой ужасной для Лёши была мысль о том, что Федя устанет ждать его миллион лет и просто разлюбит, но переступить через себя Лёша не мог.       Они решили, что раз с переездом не торопились, то и тут, тем более, не стоит. Вот только, наверное, это странно, когда кто-то из них троих может заниматься сексом с кем-то, а кто-то нет. По мнению Антона, это даже звучало несправедливо. Решили просто не заниматься сексом вообще.       Через полтора месяца Антон сказал, что всё, его терпение закончилось, можно ли хоть для него сделать какое-то исключение. Лёша почувствовал себя безмерно виноватым в том, что из-за его проблем всем приходится испытывать неудобства. Из-за того, что Лёша начал винить себя, Антон решил, что поступил, как мудак, думающий только о своих желаниях, и распереживался, что сейчас всё вообще скатится в бездну. Тогда Федя взял ситуацию в свои руки. В конце концов, если бы он не появился в жизни близнецов, то этих вопросов вообще не возникло бы, наверное, никогда. Согласились вернуть эту часть отношений к тому, какой она была до переезда.       Спустя год, Лёше показалось, что он, наверное, уже готов к чему-нибудь. Потом он понял, что всё-таки нет. Потом передумал, снова выразил готовность и... И опять в последний момент поменял своё мнение. Нет, никто, конечно, не возмущался, все понимали, как ему тяжело, и как он, вероятно, мучается, думая, что бесит всех своей нерешительностью и страхами. Все всё понимали, хотя это не отменяло того, что с каждым новым Лёшиным отказом Федя и Антон глубоко в душе стискивали зубы и молили небеса, чтобы Лёша уже определился.       Наверное, мало удивительно то, что руку на пульсе в такой ситуации крепче всех держал Артём. Конечно, Федя не планировал ему рассказывать и об этой части своей новой жизни, но Дзюба умел задалбывать настолько, что чисто на эмоциях, в последней надежде на то, что он отцепится, ты мог проговориться. Вот Федя и проговорился, ну, а раз сказал «а», то говори и «б». Смолов угрожающе, в своей манере, предупредил Артёма, что всё сказанное им должно остаться только между ними, ну, максимум можно привлечь Игоря, потому что тот точно не понесёт новости дальше. Артём клялся и молился, Федя ему поверил. Так, Дзюба узнал, в чём же на самом деле кроется проблема. Он тогда долго и тяжело молчал, ибо чего-чего, но такого в жизни Миранчуков не предполагал. Его отношение к ним поменялось ещё раз.       И когда Лёша миллион раз думал то так, то иначе, что нервировало Федю, где-то в Питере нервничал также и Артём. Артём умел преувеличивать всё и переживал настолько, что буквально не мог спокойно спать. Федя об этом, правда, не знал, иначе закатил бы глаза так, что они никогда не выкатились бы обратно. Ну, в самом деле, это всё — лишь его с близнецами проблема, не нужно настолько близко к сердцу её воспринимать.       Прошло ещё месяца полтора-два. И вот Лёша окончательно решил, что достаточно обдумал возможное, что больше не переживает и не боится. Федя и Антон отнеслись к его очередному заявлению достаточно скептически, переглянулись и постарались сделать максимально радостный вид, чтобы поддержать Лёшу.       — А если всё снова сорвётся? — с сомнением произнёс Артём накануне.       — Ну, сорвётся, так сорвётся. Подождём ещё.       — Чёрт, но это же будет пиздецки обидно!       — Господи, Дзюба, ты ещё свечку приедь подержать, а то без тебя не справимся.       — А надо?! — и судя по голосу, Артём уже открывал сайт с билетами до Москвы.       — Я лично придушу тебя, если припрёшься, — гневно прошипел в трубку Антон, вырвав её из Фединой руки. — А ты, — немедленно обратился он к Смолову, — ещё раз скажешь ему что-нибудь о нас, вообще забудешь, что такое секс.       Свой первый совместный раз они оставили в памяти, но предпочитали не возвращаться мыслями к нему больше никогда. Это был апогей неловкости, смущения и миллион дурацких вопросов, несколько сбивавших весь настрой. По итогу, впрочем, все остались довольны, особенно Антон, но это и не удивительно. Артём, наверное, так вообще ещё неделю светился, как лампочка, заменяя в Петербурге солнце.       С тех пор всё пошло куда лучше. Все моменты совместной жизни были воплощены и возможны, только другие члены «Ригеля» нередко были возмущены. Илья и Рома, конечно, привыкли к подобным выходкам своих коллег и даже перестали обращать внимание, а вот Данил и Андрей, поселившиеся к собственной глупости по соседству со своими наставниками, регулярно и с удовольствием выговаривали им о соблюдении приличий. Лёша виновато опускал глаза в пол, Федя отвечал чем-нибудь резким, Антон предпочитал выражать всё жестами, например, категорично выставленным средним пальцем, так как его меньше всех волновало чужое мнение об их личной жизни. Антон был целиком и полностью счастлив, а остальные пускай сначала добьются того же.       Разумеется, жизнь всё равно не была идеальной на сто процентов, хотя каждый мечтал в это поверить. Они ссорились. Ссорились часто, громко, сильно. Особенно в первые года три. Поначалу это даже пугало других соседей по этажу. Илья только сразу сказал, что ничего серьёзного всё равно не произойдёт, как поссорились, так и помирятся, и он оказался до невозможности прав. Однако Рома очень переживал, когда вдруг между Федей и близнецами случался очередной конфликт. Данил и Андрей просто до трясучки этих конфликтов боялись. Сильнее всего доставалось Круговому, который с детства был нетерпимым к любым ссорам и крикам, да ещё и его восприимчивая душевная организация каждый раз вздрагивала, стоило ему не вовремя оказаться рядом с эпицентром скандала.       Антон был человеком эмоциональным, заводился с пол-оборота, дай ему только повод. Федя, возможно, в силу возраста, ведь пять лет разницы — это иногда бывает существенно, старался с пониманием относиться к особенностям чужих характеров, но и его терпение было небезграничным. А когда Федя злился, он мог наговорить много неприятного. Спасало только то, что Антон в момент злости обычно не слушал своих оппонентов, концентрируясь лишь на своих каких-то домыслах и представлениях. К счастью, из них троих реже всего внутри ссоры оказывался Лёша. Тот ссорился нетипично, без криков и заламываний рук, а тихо и потому, казалось, страшнее. Разозлить Лёшу надо было уметь, а уж если он проклял взглядом, значит, можно было благополучно отправляться жить в коридор.       Что удивительно, втроём они не ссорились ни разу, а вот по парам чуть ли не регулярно и с удовольствием. Особенно в первые три года, как уже говорилось ранее. Иногда скандалы доходили до крайней степени, и Данил становился их свидетелем неоднократно, всякий раз после этого испытывая ужасный стресс. В какой-то день дело обернулось побитой посудой, сорванной с петли дверью и такими же сорванными голосами.       — Я не хочу тебя знать, пошёл на хер! — крикнул Антон, и потом ещё две недели они с Федей не разговаривали.       Андрею тогда пришлось успокаивать Данила почти всю ночь, как маленького ребёнка, ставшего невольным участником скандала родителей. Круговой слишком близко к сердцу воспринимал подобные происшествия, и в те две недели молчания он боялся даже смотреть на Антона и Федю, думая, что может спровоцировать их на новый скандал.       Насколько громко троица ссорилась, настолько же громко и мирилась. Илья с первого дня знал, что теперь их будет ждать этот круговорот перетеканий из одного в другое. И почему люди считают, что вечного двигателя не существует? Вот же он, прямо перед глазами.       — Ох, опять началось утро в итальянской деревне, — вздыхал Илья, когда слышал хлопок уже понятной двери и то, как кто-то кого-то снова послал.       Да, Илья иногда думал, что они все — герои итальянского сериала. Итальянцы ведь тоже эмоциональны, вспыльчивы и даже их повседневная речь настолько пронзительна, будто они ссорятся каждую минуту. И это при том, что в Италии Илья никогда не был.       Собственно, сумма всех этих проблем, вроде конфликтов, непонимания, долгого принятия каких-то важных решений, существенно влияла на отношения между троицей и их учениками. Когда в личной жизни всё идёт через известное место и держится настолько шатко, что может рухнуть в любую минуту, то ты будешь выражать все свои переживания на совершенно посторонних людях. Так делал Антон, к примеру. Его брат обычно просто выглядел до невозможности измотанным, был рассеян, всё время уходил в себя, забывая о том, что, вообще-то, надо уделить время Андрею и Данилу. Федя то срывался на парнях без повода, то много курил, постоянно прерывая начатое, то в принципе отказывался чем-либо заниматься, предпочитая меланхолично лежать бревном на диване.       Андрей и Данил не думали, что эти проблемы могут настолько влиять на всё остальное. Они были уверены, что, как настоящие профессионалы и легенды, их наставники спокойно разделят личное и общественное, отбросят в сторону свои эмоции и будут их учить. Но Федя, Лёша и Антон оказались самыми обычными людьми, а не какими-то всемогущими полубогами, в ранг которых возвели их парни. Впрочем, осознание, что у таких, как троица, тоже есть недостатки и трудности, лишь ещё больше возвысило их в глазах Андрея и Данила. Они целиком и полностью обожали своих наставников, за пять лет ставших для них чуть ли не новой семьёй.

***

      Антон угрюмо смотрит, помешивая кофе, на большой паззл, вставленный в рамку и повешенный на стену над обеденным столом. Этот паззл в прошлом году начали собирать Илья и Рома, но потом Андрей и Данил решили им помочь, хотя никто не просил. Парням просто жизненно необходимо было постоянно чем-то заниматься, иначе они немедленно приставали к кому-нибудь, обычно отвлекая и раздражая. Илья с Ромой решили паззл уступить, потому что в процессе сборки вдруг поняли, что им очень не нравится рисунок. Какие-то лошади на фоне двери то ли конюшни, то ли сарая. Рома удивился, что вообще купил такое безвкусное изображение.       Только Данил и Андрей застряли на моменте с головами лошадей, так как те были слишком однотонными. И, конечно, парни тут же потребовали помощи. Так уж вышло, что они привыкли по любому вопросу теперь обращаться к своим наставникам, в особенности к Антону. А тот терпеть не мог паззлы, потому что находил их скучными, но просто так отказаться не мог, ведь просил не кто-то, а люди, за которых он в некотором роде несёт ответственность. Поковырявшись около полудня, Антон чуть было не вышвырнул паззл из окна. Позвали Федю, тот, как всегда, прикрылся кучей дел, поэтому к паззлу подходил примерно раз в неделю, а ещё бесконечно много раз ругался, какого чёрта этот паззл выперли на журнальном столике в коридор. Гостиных, как в Питере, в московском небоскрёбе не было, а держать паззл у кого-то в комнате оказалось неудобно.       — Можем перенести на кухню, — пожал плечами Андрей.       — О, гениальное решение. Только через мой труп, — проворчал Федя.       Зато при помощи Лёши парни всё-таки паззл осилили. Лёша был согласен возиться с этими мелкими деталями, похожими одна на тысячу, дни напролёт, потому что его это почему-то ужасно увлекало. Антон, видя энтузиазм брата, только фыркал в стороне, но тоже иногда подходил к столику и что-то пытался сделать, просто чтобы Лёше было не одиноко.       Когда паззл был готов, его тут же показали чуть ли не всему «Ригелю», словно новую картину в Третьяковке. Даже Денис с Марио спустились со своего этажа посмотреть. Только спустя несколько таких паломничеств, Илья вдруг решил, что надо как-то убрать паззл обратно в коробку и засунуть её куда подальше, ведь изображение — безвкусица ужасная. Лёша и парни чуть было не прибили Илью за то, что их старания хотели просто сломать и запихнуть в коробку. Вместо этого, они осторожно вставили паззл в рамку, а потом гордо повесили на пустую стену кухни. Первое время Илья и Рома очень презрительно поглядывали на это «полотно», но потом как-то свыклись и теперь реагировали на него, как на условные салфетки. То есть практически никак.       Так вот, Антон бренчит ложкой о стенки кружки, смотря на паззл.       — Ты, мне кажется, уже достаточно там всё размешал, — говорит Рома, которого начинает раздражать звенящий стук.       Антон смотрит на него, как на врага народа, будто это Рома испортил ему всё настроение с утра пораньше.       — Я одного не пойму, почему они каждый раз свободно вламываются в вашу комнату? — произносит Илья, размазывая масло по хлебу. — Вы не можете просто закрыть дверь?       — Ебать, ты умный, — язвительно отвечает Антон. — Мы её закрываем регулярно, только кого бы это останавливало. Будь проклят сраный Головин!       Дело в том, что Андрей и Данил действительно попадали в комнату своих наставников совершенно варварским методом. Уезжая из Петербурга, они приняли своеобразные подарки в дорогу от Саши. Ну, Саша просто не мог оставить парней без подарков. И вот одним из них оказался набор отмычек. Коллекционный, как утверждал сам Саша. Сколько бы раз Федя не менял замки на двери комнаты, Андрей и Данил легко игнорировали это, продолжая их вскрывать с ловкостью бывалых домушников.       — А отобрать отмычки не пробовали? — интересуется Илья.       — Попробуй у них что-нибудь отбери! — усмехается Лёша. — Они, как дети, которые вечно подбирают всякую дрянь. Сколько раз я заставлял их отдавать мне сигареты, а потом всё равно обнаруживал их у них в руках, — укоряющий взгляд упирается в Антона.       — Причём тут я? Их личное дело, курить или нет. Вообще-то, им уже двадцать семь.       — Когда это всё началось, им было двадцать два.       — Но не пять лет же!       — И что, это повод приучать их к вредным привычкам? Ты же знаешь, как я отношусь к подобному.       — Я ни к чему их не приучал, сами попросили...       — Ты мог бы отказать.       — Зачем?       — Затем, Тоша, что это вредно!       — Но я же курю. Федя курит, кстати, не только сигареты.       — Что?! Он снова начал курить свою траву?       — Так, я этого не говорил! — выставляет указательный палец Антон. — В любом случае, Лёша, ты же не выносишь нам мозг по этому поводу. Мог бы и до парней не доёбываться.       — Я ещё и доёбываюсь, значит? Прекрасно! Я хочу, чтобы вы не сдохли от всякой херни, между прочим!       — Да-да-да, капля никотина убивает блядскую лошадь, — закатывает глаза Антон, чем вызывает ещё большее возмущение брата. — Только, дорогой мой, мои шансы помереть от ёбаной сигареты куда меньше, чем от пули какого-нибудь дебила. Может, лучше займёшься этим вопросом, если так за нас всех переживаешь?       — Я сам разберусь, чем мне заниматься. И да, передай Феде, что его ждёт серьёзный разговор.       — Обязательно, — тянет Антон, кривя верхнюю губу. — Он будет просто счастлив.       — Надеюсь, что хоть ты эту дрянь не куришь.       — Конечно, нет.       — Антон!       — Да что, блядь? Я же сказал, что нет.       — Ты куришь, да?       — Господи, да что ты приебался с этим курением? — Антон хлопает ладонью по столу, а Илья вздыхает, говоря, что, кажется, опять началось. — Курю, не курю, какая разница? Я же не делаю это тебе в лицо, да и вообще не каждый день. Ещё заставь меня к врачу записаться!       Слово за слово, от одной темы к совершенно другой, разрастался любой конфликт между троицей. Вот только сегодня, на счастье всего этажа, ему не суждено было развиться. На кухню заходит Федя, который только-только вернулся от Дениса. Тот, конечно, тоже умел вызывать к себе с утра пораньше. Смолов из-за него половину завтрака упустил, между прочим.       — А хотите хорошую новость? — с порога начинает Федя, улыбаясь до ушей. Близнецы тут же меняются в лицах.       Федя садится рядом с Антоном, приобнимая его, потому что сейчас главное успокоить именно младшего Миранчука, так как Лёша прекрасно вернёт себе самообладание без посторонней помощи.       — У нас будет отпуск! — объявляет Федя.       — Серьёзно? Спустя пять лет Денис смилостивился? — удивляется Лёша.       — Ну, я поговорил с ним сейчас, — не без гордости произносит Федя. — Всё-таки сегодня возвращаем парней в Питер, и вот как бы нам было бы неплохо отдохнуть после всего... Конечно, я сказал всё куда лучше, но суть вы уловили.       Антон порывисто целует Федю, Лёша только благодарно улыбается.       — Значит, целый месяц отдыхать будете? — уточняет Илья, который прекрасно осведомлён, по какому поводу Денис вызывал Федю, и почему вообще возникло это разрешение на небольшой отпуск.       — В смысле месяц? — не понимает Антон. В их профессии в принципе отсутствует понятие отпуска, так что, ни о каком месяце и речи быть не могло.       — Понятия не имею, — произносит Федя, достаточно конкретно смотря на Илью. — Ты откуда вообще взял этот бред? Две недели Денис дал, ни днём больше...       — Чёрт, у нас самолёт через пять часов, а мы даже вещи собирать не начали, — вмешивается Лёша, который всё понял, просто очень не хочет, чтобы Антон расстроился от подробностей этого, так называемого, отпуска.       Впервые речь о нём зашла года два назад. Антон с момента «стрелы» очень переживал по поводу того, что не смог убить Зиньковского. Казалось бы, подумаешь, парень напомнил ему себя, это ни разу не повод проваливать задание, тем более, Антон должен был отомстить за раненого Андрея, за всех и каждого, кто пострадал на «стреле», а он просто отпустил своего противника. Антон не делал так никогда в жизни, и, разумеется, его насторожило собственное поведение. А вдруг это первый звонок? Вдруг он теперь больше никого не сможет убить? Говорят, талантливые люди быстро сходят со сцены, потому что на одном таланте долго вытянуть не получается, а Антона до настоящего времени весь преступный мир считал очень талантливым.       Тем не менее, опасения не оправдались. Дальше Антон спокойно выполнял все порученные задания, даже те, на которые посылали вместе с Андреем и Данилом, умудряющимися часто путаться под ногами. Но у всех в жизни случаются чёрные полосы. У Антона такая полоса началась именно в тот год, когда ему стукнуло тридцать. Дебильное совпадение, которое чуть не свело его с ума. В добавок, именно в тот год они с Федей и Лёшей чаще всего ссорились, у парней тоже почему-то многое не получалось, будто они достигли пика своих возможностей, да и сам Антон на одном из заданий совершенно тупо упустил цель. Он сам не понял, что тогда произошло, может быть, сказались события предшествовавшего этому месяца, но Антон с ужасом вдруг осознал, что ему уже тридцать, он стар по меркам преступности, ведь большинство не доживает до таких лет.       — Ну, если ты стар, тогда мне пора искать место на кладбище, — фыркнул Федя, которому на тот момент было тридцать пять.       Только Антона это не успокоило, он вообще как-то очень болезненно относился к факту своего взросления, постепенно перерастающего в старение. До сих пор при нём Федя и Лёша старались лишний раз не упоминать всё, что было связано с возрастом.       А чёрная полоса продолжалась, видимо, ей очень понравилось снова обосноваться в жизни Антона. Он настолько устал от того, что ничего нигде не получалось, что однажды просто положил голову к Феде на колени и произнёс:       — Я больше не хочу быть преступником. Пошло всё к чёрту, мне надоело.       — И что ты планируешь тогда делать? — поинтересовался Смолов, перебирая его волосы.       — Не знаю. Хоть с крыши прыгнуть, не могу больше, — а потом он вдруг приподнялся и, глядя Феде в глаза, сказал. — Хочу в отпуск.       — В какой отпуск?       — В обычный. На море где-нибудь. Мне тридцать, а я ни разу не был на море.       И с того дня Федя делал всё возможное, чтобы выпросить у Дениса для них хотя бы пару дней отпуска. Только преступность не знала, что это такое, как не знал и Денис, каждый раз откладывающий Федину просьбу, напоминая, что у него, вообще-то, Данил и Андрей в учениках ещё два года будут, поэтому точно никаких отпусков в ближайшее время.       Но сегодня наконец-то удалось уговорить Дениса. Конечно, не просто так. Черышев решил не откладывать в долгий ящик и сразу после того, как троица сопроводит своих учеников в Питер, отправить их на новое, возможно, затяжное задание в Краснодарском крае. Вот уже четыре с половиной года там была очень неспокойная обстановка между группировками. Впрочем, ситуация была напряжённой с тех пор, как Федя ездил туда за близнецами, просто с каждым годом она всё ухудшалась и ухудшалась. Учитывая живого Широкова, который в последнее время не слишком-то светился со своей деятельностью, что вызывало определённые подозрения, Денис решил установить своеобразный контроль над краснодарскими объединениями. Он создал группировку под названием «Надир», которая должна была поддерживать баланс между местными, не допуская какой-нибудь масштабной «стрелы». Этой группировкой управлял Миша.       Как и обещал сам себе, после смерти брата Миша наотрез отказался оставаться в Петербурге, хотя Артём предлагал ему войти в команду Игоря, ведь Кержаков был бы очень полезен со своими связями. Впрочем, в Москве Миша тоже быть не захотел, так как тут всё напоминало ему о той «стреле». Терять настолько ценного человека Денис, естественно, не собирался, поэтому предложил Мише возглавить «Надир», тем более, это всего лишь группировка. Но в последнее время ситуация под Краснодаром ухудшалась ещё стремительнее, и Миша попросил помощи. Денис, осознавший ошибки прошлых лет, немедленно пообещал выслать к Кержакову свою легендарную троицу. И потом, так и быть, они могут съездить на своё море, поэтому в их же интересах быстрее завершить задание в «Надире». Пусть будут благодарны за то, что Денис разрешил им поехать в Питер в качестве сопровождения Данила и Андрея, ведь это, в сущности, было совсем необязательно, просто Федя и близнецы, наверняка, за пять лет очень соскучились по своим друзьям.       — С одной стороны, наконец-то, никто не будет вламываться к нам в комнату по поводу и без, — задумчиво произносит Антон, вытаскивая вещи из шкафа. — Но я уже так к ним привык, что даже буду скучать.       — Я тоже, — говорит Лёша. — Всё-таки с ними было классно.       С Андреем и Данилом действительно за пять лет было нескучно, но в то же время весело и хорошо. К ним привыкли все, в том числе близнецы и Федя. Он никогда не забудет, как на день рождения Данила Андрей подарил тому караоке, в которое сам же и вознамерился петь. Вот только Андрей, выиграв у именинника, затем у Ромы, после у принявших участие в празднике Дениса и Марио, захотел ещё больше убедиться в своём великом умении петь. Ему требовалось немедленно самоутвердиться ещё на ком-нибудь. В качестве соперника решил выступить Антон. Просто Федя и Лёша благоразумно не стали позориться, а Антон всё же пел когда-то в сельском кафе. Сколько же шуток отпустил Андрей ещё до того, как они начали своё соревнование. Вот только Антон три раза буквально растоптал Мостового, и тот до сих пор выжидал лучшего времени для реванша.       А потом был день рождения самого Андрея. Данил подарил ему какую-то странную игру, где надо было танцевать, повторяя движения за силуэтами на экране. Удивительно, но и в неё Андрей обыграл всех, кто согласился с ним соревноваться. Но этого, разумеется, Мостовому снова оказалось мало. Он решил позвать Антона, чтобы хоть как-то отквитать караоке. Антон долго делал вид, будто ему лень, хотя в глубине души очень хотел уделать самоуверенного Андрея снова. Только пусть сначала его поуговаривает. Наконец, Антон поднялся со стула и с самым незаинтересованным видом согласился. На этот раз он выиграл четырежды подряд. Андрей не понимал, как такое возможно, ведь он обошёл всех присутствующих, а какой-то Антон снова лучше.       — Не может такого быть. Давайте по-другому, — упёрся Мостовой.       Они организовали две команды, чтобы победители каждой в конце соревновались друг с другом. Вот только в своеобразном полуфинале Андрей, специально вступивший в команду, где был Антон, чтобы гарантированно ему не проиграть, всё-таки проиграл, да ещё и обидно, ведь проиграл Лёше. При том, что изначально Лёша даже не должен был с ним соревноваться. Просто на экране было предложено два варианта, и кто-то должен был выбрать себе женскую роль в танце. Никто, конечно, делать этого не хотел из принципа.       — Боже, давайте я, — вздохнул Лёша. — Мне вообще всё равно, чем это кончится.       И Андрей был уверен, что победа у него в кармане, ведь Лёша точно не сможет повторить движения какой-то девушки. Но Лёша вдруг показал чудеса гибкости и пластики, крупно обойдя Мостового. Короче говоря, в финале оказались оба близнеца. Уж поддавались ли они друг другу, никто не знал, но между собой победителя не выявили, получив равное количество баллов.       — Хорошее было время, — произносит Антон. — Блин, мне будет очень не хватать этих придурков.       — Так, спокойно, — приобнимая за плечи обоих близнецов, говорит Федя. — Мы же не навсегда с ними прощаемся. Будем приезжать к ним в Питер, ну и они к нам на праздники, вместе с Артёмом и Игорем, например. Они обещали, кстати, на этот Новый год всем «Регулом» припереться.       — Но мы были с ними бок о бок каждый день в течение пяти лет! — грустно вздыхает Лёша, бросая взгляд на одну из многих теперь совместных фотографий на полке рядом с телевизором. На трёх фотографиях из всех они даже влезли впятером.       — Мне тут Денис намекнул на днях, что планирует привести в свою команду двух-трёх новых человек, а то нас слишком мало осталось. Вроде бы, это опять будет какая-то молодежь.       — Нет! Пусть Рома с Ильёй теперь возятся! — в один голос восклицают близнецы. — Нас только Данил с Андреем устраивают.

***

      Петербург встречает своих людей по-праздничному жарой. Удушающей, надо сказать, жарой, от которой не помогает ничего. Антон что-то ворчит о погоде, которая всегда была против него в этом городе. А ещё он вспоминает, как пять лет назад утопил тут в какой-то реке свой зонт. Зато теперь он может утопить максимум кепку, да и то не факт, ведь ветра нет и не предвидится.       У здания «Регула», всё такого же величественного, громадного и шикарного, стоит Слава. В лучших традициях своего бывшего наставника — Юрия Валентиновича, он встречает приезжих. Только Жирков стоял тогда, кажется, под зонтом, да и в костюме, а на Славе из официального только рубашка, закатанная в рукавах. Он существенно повзрослел лицом, глубоко посаженные глаза теперь выглядят ещё более серьёзными, и весь Слава будто бы даже стал выше.       — Я не верю своим глазам, — восклицает Андрей, издали завидев Славу и тут же побросав все свои вещи, чтобы ринуться к другу с распростёртыми объятиями. Грулёв, впрочем, на эти внезапные порывы, от которых он успел отвыкнуть за время отсутствия товарищей, отвечает довольно холодно. Проводит рукой по спине Андрея и тут же старается отодвинуть его от себя на определённое расстояние, чтобы не нарушал личное пространство. — Славушка, это... Это просто... Я потерял остатки своей гетеросексуальности! — не может подобрать слов Андрей.       — Ты её, в принципе, не находил, — хмыкает Слава, чем заставляет Мостового ещё больше растеряться и просто стоять с приоткрытым ртом. — Как девушка? — с издёвкой продолжает Слава, пока Данил и остальные только подходят к дверям небоскрёба.       Андрей открывает рот ещё шире, чтобы ответить что-то язвительное, искренне не понимая, откуда вдруг в Грулёве взялось столько способности в бесконечный сарказм. Однако рот тут же приходится прикрыть, потому что сказать внезапно нечего. Своим друзьям Андрей пообещал, что после «стрелы» сразу же найдёт себе девушку, причём, идеальную по всем параметрам, чтобы не страдать, как всякие Данилы, из-за ерунды. Однако их неожиданно позвали в Москву.       Первый год, понятное дело, ушёл на адаптацию, притирку с наставниками и прочие бытовые моменты. Тут было как-то не до мыслей о девушках. Дальше Андрей об этом забыл, а может, лишь сделал вид, что забыл. Данил не напоминал, а, кроме него, никто про это обещание не знал. К четвёртому году непонятное осознание ударило в мозг Андрею, и он понял, что просрал свои шансы. Ну, какая здравомыслящая москвичка поедет в Питер с преступником? При этом, ещё и без явных перспектив для себя. Андрей решил, что, видимо, ему суждено искать вторую половину только в Петербурге. Впрочем, через неделю после этого своего решения Андрей вдруг подумал, что было бы у него действительно желание встречаться с девушкой, как любой нормальный парень в его возрасте, он бы сделал это, вопреки всему. Значит, подсознательно ему это было не нужно. И, чёрт, Андрей прекрасно понимал, почему же.       Как и в любой другой спорный момент своей жизни в последние годы, он обратился за помощью к Антону. На того можно было целиком и полностью положиться в подобных ситуациях, ведь Антон постоянно рассказывал какие-то истории и давал советы по поводу личной жизни. Удивительно, что он так спокойно рассказывал обо всём, что с ним происходило, но при этом ни разу не назвал ни имён, ни выдал каким-либо образом, что главный герой — он сам. Андрей и Данил действительно верили в то, что это лишь истории посторонних людей, а то и вообще выдуманные сказки.       Антон, правда, очень удивился, когда Андрей рассказал о своей проблеме, которая, впрочем, его не сильно-то беспокоила. Единственное, что он хотел бы знать наверняка, — какой выбор сделать? Вариантов у Мостового было два, и оба его устраивали, потому что он был уверен, что гарантированно добьётся кого-либо.       — Ты точно так же был уверен в караоке и танцах, — напомнил Антон.       — Это другое, — отмахнулся Андрей. — Здесь точно не вылезет кто-то, типа вас, вечно отбирающего мои лавры.       — Тяжело отобрать то, чего нет. Почему, кстати, ты решил, что обоим из вариантов ты интересен?       — Ну, а кто, если не я?       — Например, какая-нибудь девушка, — разводит руками Антон.       — Они не нашли себе никого за столько лет. Да, согласен, Юрий Валентинович довольно доходчиво объяснил каждому из нас, что это лишнее и только помешает работе, но вот уже скоро пять лет, как Юрия Валентиновича нет с нами. Разве что-то изменилось?       — С Данилом нет. И тут есть два варианта, — рассудительно замечает Антон. — Во-первых, он может скрывать, но в это не верю даже я, хотя я очень доверчивый. Во-вторых, он мог просто отдавать себя работе, чтобы, условно говоря, продолжать абстрагироваться от чувств ко мне. Кстати, ты не знаешь, там ещё что-то есть? Было бы очень неприятно вдруг снова обнаружить.       — Вряд ли, — чешет затылок Андрей. — Я думаю, он смирился. Тем более, у вас же теперь... — глазами косит на кольцо.       — Что-то раньше оно его не останавливало. Ладно, к чёрту, сейчас это неважно. Хорошо, Данил свободен, но не факт, что ты ему интересен. А как быть со Славой, про которого ты не знаешь вообще ничего?       Андрей тогда не смог ответить, только пожал плечами. А теперь перед ним стоит такой весь из себя Грулёв, особенно не изменившийся за пять лет, но всё равно совершенно другой. Стоит и раздаёт двусмысленные шуточки налево и направо. Откуда только мог узнать? И тут Андрей вспоминает, как в том году, когда команда Дениса впервые оказалась в Питере, Далер во время их застолья перед «стрелой» как-то странно улыбался. Андрей ещё тогда подумал, что Кузяев знает куда больше, чем говорит. А вдруг это имело отношение к нему? Нет, оно точно имело отношение к нему! Чёрт, так, получается, пять лет назад уже всё было понятно?!       — Боюсь спросить, о чём ты думаешь, — произносит Слава, и Андрей понимает, что все его мысли написаны на лице. Ох, как бы сейчас был недоволен Юрий Валентинович, но как же было бы всё равно Антону, по которому тоже сразу всё ясно.       — Ни о чём, — отводит взгляд Андрей.       — Анекдот какой-нибудь вспомнил?       — Да, конечно.       — Ты своё барахло забрал бы с дороги там, — мотает головой Лёша. Андрей понимает, что поступил максимально тупо, как какая-нибудь влюблённая восьмиклассница, готовая побросать всё, лишь бы оказаться в мгновение рядом со своим предметом воздыханий. И это при том, что Мостовой до сих пор так и не понял, является ли Слава его приоритетом. Кажется, ему надо срочно поговорить с Антоном, ведь это будет последняя возможность, дальше уже только сам.       Слава ведёт их, совершенно в духе своего первого наставника показывая, что изменилось в организации за пять лет. В принципе, ничего, только появилось много новых предметов мебели, за что надо благодарить или проклинать Головина.       Саша и Александр тоже приняли решение остаться в Петербурге. Этот город был единственным, где Ерохин смог бы вернуться к своей дилерской деятельности, не взирая даже на то, что уже был приписан к преступной организации. Впоследствии это даже сыграло ему на руку и помогло раскрутиться на новом месте, потому что дилеров из организаций в Петербурге ставили куда выше, чем самостоятельных дилеров. Тех тут считали буквально простыми торгашами.       Конечно, Саше нужно было всё полноценно обдумать, ведь он так сильно хотел вернуться в свою семью, а теперь сознательно её отпускал. В итоге, он пришёл к выводу, что у них наступил период, который бывает в любых семьях, когда часть покидает общий дом и начинает жить самостоятельно. Вот и Саше, видимо, пришло время начать вести самостоятельную жизнь.       Александр стал полноправным дилером, но большая часть его заработка теперь уходила в «Регул», так как он стал одновременно и его спонсором. Первым и единственным. А Саша продолжал выполнять рядовые задания, и не находилось ни одного места, куда бы он не проник во имя поручений Игоря. Кроме того, Саша продолжал заниматься благотворительностью и помогал теперь не только конкретному детскому дому в Москве, но и ряду таких же учреждений в Петербурге, и здесь, в отличие от столицы, это преподносилось чуть ли не с гордостью. Какая разница, кто помогает, даже если преступник? Они тоже люди, способные на добрые дела. Но не забывал Саша про своё барменское мастерство, которое ему тоже хотелось куда-то пристроить, помимо приготовления коктейлей на дружеских вечеринках, время от времени устраиваемых здесь.       Сегодня организацию тоже потрясёт вечеринка, связанная не только с возвращением Андрея и Данила, но и со встречей друзей, давно не видевших друг друга. Игорь и в особенности Артём очень старались попасть в Москву на какой-нибудь праздник, чтобы навестить Дениса, Федю и остальных, но Артём никуда без Игоря не поехал бы, а тот всё время был занят. Работа руководителя преступной организации такого уровня — это не пустой звук. Кстати, Акинфеев на удивление быстро принял предложение Артёма немного изменить правила жизни в организации, в том числе то, которое запрещало руководителю появляться на праздниках своих подчинённых. Денис однажды нарушил это правило, теперь продолжал это делать регулярно и с удовольствием, так почему бы и Игорю не взглянуть на ситуацию по-новому?       — Боже, что это? — сгибается пополам от смеха Антон, когда заходит на кухню вместе со всеми. Там Саша уже собрал стол, не без помощи закаток и консервов Далера. Однако поражает Миранчука, собственно, сам Саша, а вернее, его внешний вид. — Головин, ты решил вернуться к своим пернатым корням?       Саша презрительно смотрит на него. Ну, подумаешь, снова покрасил волосы в блонд, подумаешь, снова похож на цыплёнка, зато Александр находит это милым.       — Иди ты! — обиженно произносит Саша, скрещивая руки на груди. — Ты, вон, смотрю, тоже решил вспомнить молодость, — мотает подбородком, имея в виду серёжку в ухе Антона. Тот немедленно хватается на неё пальцами, прекращая смеяться.       — Мне захотелось, — гордо фыркает Антон, стараясь не показывать неловкости, потому что серёжку он себе вернул сначала действительно по собственному желанию, но потом из-за Феди и Лёши решил не снимать. Дело в том, что Антону до дрожи нравилось, когда кто-то из них во время секса чуть прикусывал мочку его уха и, схватившись зубами за серёжку, тянул вниз. Но Головину это знать совсем не обязательно.       Торжественная встреча начинается сразу же, пусть никто не успел толком переодеться с дороги и разобрать вещи. У Андрея и Данила время ещё будет, а вот у троицы есть только сегодняшний и завтрашний дни, чтобы насладиться компанией своих друзей. Дальше надо ехать в «Надир», помогать Мише, а потом, если сильно повезёт, они ещё успеют съездить на море, благо там недалеко.       Разговоры полны впечатлений от всего, что произошло за пять лет. Андрей галдит, не переставая, и его истории очень внимательно слушает Слава, которому рассказывать практически нечего. Его жизнь осталась такой же, как прежде, разве что Юрия Валентиновича больше не было рядом.       — Как Марио, кстати? — интересуется Артём у Феди.       Смолов поворачивает голову, ведь был занят какими-то своими мыслями. Слушать Андрея ему бессмысленно, он и так прекрасно знает, о чём тот говорит. В данный момент вспоминает тот случай, когда им удалось затащить Антона в Третьяковку на выставку каких-то авангардистов. И, как и предполагал ещё несколько лет назад Лёша, такое творчество Антону понравилось.       — Нормально. Дэн теперь точно его ни на одно задание не пустит, тем более на всякие «стрелы». Что удивительно, но Марио, кажется, и не сопротивляется больше.       — Главное, что жив и здоров, — кивает Игорь.       — Кстати, Антон, — вдруг врывается в разговоры Саша, перебивая разом всех. Антон аж вздрагивает от неожиданности. — Слышал, что Ведрана убили?       Антон меняется в лице, тень грусти ложится на него, и даже Андрей замолкает, с интересом смотря на своего наставника. Антон облизывает губы.       — Ну, бывает, — легко, но лишь для видимости, произносит он. — Вроде, ходили слухи, что его завербовал «Рассвет», но ни после «стрелы» распались, значит, он уехал в Монако и там...       — Да, в Монако.       Лёша кладёт ладонь на колено брата. Ему, конечно, отчасти неприятно это знать, но он понимает, что Антон всегда будет переживать за тех, кого знал, если уж человек совсем мудаком не был. Лёша вспоминает, как сильно ударила по брату новость о том, что погиб Паша. Было между ними что-то серьёзное или нет, что, в целом, касается и Ведрана, Лёша не знает, да и знать не хочет, наверное, но для Антона каждый подобный человек в жизни всё равно дорог, потому что какой-то маленькой частичкой души всё-таки любим. Антон умеет любить, и часто ему это выходит боком.       — Пойдёмте покурим? — предлагает Артём, чувствуя, что их вечеринка рискует превратиться в поминки.       — Я чуть позже приду, — говорит Антон.       Данил и Андрей, которым, может быть, тоже хотелось выйти со всеми, вынужденно остаются под предупреждающим взглядом Лёши. Он тоже не спешит уходить, ведь терпеть не может запах никотина, да и надо побыть рядом с Антоном сейчас. Андрей решает его отвлечь от грустных мыслей своим разговором по душам, отводит чуть в сторону от стола и заговорщическим шёпотом начинает рассказывать свои беспокойства. План срабатывает, Антон мгновенно переключается. Всё-таки надо выразить огромную благодарность Феде, который научил парней, как надо вести себя с близнецами в самые непонятные моменты времени.       Слава о чём-то разговаривает с Далером, но Андрей замечает, что Грулёв иногда посматривает на него, и на его губах играет странная улыбка. Может быть, её причина в двух бокалах, которые Слава уже выпил и, видимо, останавливаться на них сегодня не собирался. Однако Андрею хочется думать о совсем иных причинах.       В это время на балконе, куда большинство вышло курить, Артём о чём-то расспрашивает Федю. Смолов держит в правой руке стакан с виски, в который периодически опускает взгляд. И тут очень внимательный Артём, до которого вечно всё доходит, как до жирафа, хватает эту руку, чуть не разбивая стакан, и начинает её трясти, не веря собственным глазам.       — Игорёк, я один это вижу? — спрашивает он у Акинфеева, и брови того тоже мгновенно взлетают вверх.       — А что такого? — удивляется Федя, выдёргивая руку.       — Феденька, да я думал, что впаду в маразм быстрее, чем увижу... это! — Федя хмыкает на кольцо, надетое на его палец. — Сколько?       — Три года, кажется. Я точную дату не помню... Только не говорите никому, иначе меня прибьют.       — Блядь, три года! Игорёк, ты слышал? Три года ты молчал, Феденька? Да, как так?! То есть знать о том, что вы потрахаться не можете, я должен, а о том, что вы... семья, короче, это, сорян, Артём, но ты не достоин? — возмущается Дзюба, размахивая руками.       — Про секс ты сам из меня вытянул, я бы и это оставил при себе с удовольствием.       Но Артёма уже не остановить. Он говорит, что разочаровался в своём друге, ведь друзья так не поступают. Это нечестно, в конце концов, ведь он точно рассказал бы. А Федя, видите ли, решил сохранить в тайне. Тут на помощь Смолову приходит Александр, предполагающий, что, может быть, Федя специально хотел сделать своеобразный сюрприз и поразить друга. Артёма эта версия немного успокаивает, тем более, Федя с ней соглашается. Совсем неважно, что лишь для сохранения лишних нервов Дзюбы, потому что Федя, в самом деле, ничего говорить никому не планировал. Эти кольца у них с близнецами значат куда больше, чем у всех других людей, и их семья — это не то, что обычно подразумевают под этим словом.       — Кстати, вы потом в Москву обратно? — спрашивает Игорь.       — Нет, нас Дэн под Крас посылает. Мише в «Надире» помощь нужна, потому что местные распоясались.       — Я слышал, — произносит Саша несколько неуверенно, — будто Широков там воду мутит. Группировки на юге после падения «Империи» почему-то преисполнились уверенности, что, будь «Империя» жива, она обязательно взяла бы их под своё крыло и вывела на свет, а «Ригель» только угнетает и гребёт всё под себя. Они там даже какое-то восстание планировали поднимать или даже возрождать «Империю».       — И при чём же тут Широков? — интересуется Артём, хмыкая. — Он вроде до сих пор где-то тут тусуется, просто притих пока. Верно, Игорёк? — Игорь согласно кивает головой.       За Широковым они старались следить по мере возможности все эти годы, ожидая от него нового удара под дых. Вот только Роман снова отошёл в тень. Теперь все знали, что он жив, знали, где он, но никто опять не знал, чем он занимается и что планирует. «Рассвет» прекратил своё существование после «стрелы». Все люди, преданные Широкову ещё со времён «Ригеля» Черышева-старшего, были мертвы, но он, видимо, не собирался возрождаться снова. Либо наконец-то смирился, что, конечно, совсем не в его духе, либо готовит что-то совершенно иное.       — Да при том, — продолжает Саша, — что Широкову эти волнения банально выгодны. Он же был наставником руководителя «Империи», верно? Ну вот, значит, они близки по духу и идеям. Он предложит свою программу южным группировкам, они пойдут за ним. Тем более, Широков наверняка знает, что теперь под Краснодаром у нас тоже есть свой филиал.       — Ну, даже если он поднимет их, что дальше? Революция на местном уровне ничего не даст, — уверенно произносит Артём. — Посотрясают воздух у себя там и успокоятся. Они ни к Москве, ни к Питеру даже приблизиться не смогут.       — Кто знает, что в голове у Широкова? — пожимает плечами Саша. — Да и не факт, что всё это правда, так, слухи пока какие-то ходят.       — А я и не думал, что есть шанс снова повстречаться с Широковым, — Федя даже нервно сглатывает, вновь опуская глаза в стакан. — Мы с Лёшей и Тошей планировали быстро помочь Мише и потом на море съездить.       — Зачем? — удивляется Игорь.       — Отдохнуть. Тоша никогда не был на море, а нам всем явно нужен отдых. Столько лет подряд делаем одно и то же, без перерыва и надежды на то, что что-то когда-то изменится. Если так подумать, то мы с вами очень несчастные люди.       — И что, Миранчуки знают, что ваш отдых может накрыться не просто медным тазом, а крышкой гроба, если Широков действительно имеет какое-то влияние там? — спрашивает, как всегда, совсем нетактично Артём, за что получает тычок локтем под рёбра от Игоря.       — Не нагнетай, Тём. Если что-то пойдёт не так, то Денис вновь соберёт нас всех и поедем на помощь. Да и потом, Саша ведь сказал, что это только слухи про Широкова.       — Я даже про задание им ещё ничего не говорил, только про отпуск, — вздыхает Федя. — Тоша разозлится, когда узнает, что до отпуска ещё дожить придётся. А потом он очень расстроится, а я так не хочу его расстраивать. Вы не представляете, как больно видеть его таким...       Договорить Федя не успевает, потому что упомянутые близнецы, видимо, почувствовали, что речь о них, и тут же вышли на балкон ко всем. Лёша морщится при виде сигарет в руках у каждого, кроме Головина, который здесь просто за компанию. И это автоматически вызывает у Лёши величайшее уважение к нему.       Федя тут же сбрасывает с себя всю напряжённую задумчивость и страх за будущее, потому что близнецы не должны ни о чём догадаться. Особенно Антон. Почему-то Федя уверен, что Лёша уже всё давно понял, просто молчит ради брата, ради того, чтобы не портить этот вечер. Лёша вообще замечательный. Может, кто-то скажет, что его молчание — это плохо, ведь надо всегда говорить обо всём, не утаивая, но Федя никогда не согласится. Лёша настолько понимающий, что прекрасно знает, когда стоит промолчать, а когда лучше сообщить о чём-нибудь. Потому что для Лёши главное, чтобы всем вокруг было хорошо, чтобы рядом с ним были счастливые люди, и если их счастье в какой-то мере зависит от него, то он его обеспечит. Федя обнимает Лёшу, целуя без причины в висок, и тот упирается подбородком ему в плечо, с улыбкой смотря в глаза.       Антон щёлкает зажигалкой и перегибается через перила балкона, выдыхая дым.       — Что там с твоей мечтой, Артём? — интересуется с какой-то усмешкой. — Прогнул российский футбол под себя?       — Ага, сейчас только ещё пару десятков миллионов накоплю и сразу, — невесело хмыкает Артём. — Этот «Зенит» оказался самым дорогим клубом России. А тут ещё кризисы, скачки на бирже, и если бы я что-то в этом понимал, но цена увеличилась.       — Пару десятков миллионов, говоришь, — задумчиво произносит Антон. — Почему бы вам не ограбить банк? Мы — преступность, и это даже звучит логично.       — А я предлагал! — встревает Саша. — Я даже придумал, как это сделать!       — Цыплёнок, если я узнаю, что ты ограбил банк...       — Александр, ну, почему? Ну, что в этом такого? Я, вообще-то, был лучшим вором в Монако! А тут какой-то питерский банк...       — Цыплёнок, я тебя предупредил.       Антон заливается хохотом. У него щёки красные от выпитого алкоголя, и в глазах стоит подозрительный блеск.       — Артём, а если бы у меня были эти пара десятков, ты бы согласился взять их у меня? — спрашивает, прищуриваясь.       — Откуда у тебя такие деньги, Миранчук? Хорош, пиздеть.       — А вот есть. Серьёзно! И я тебе очень благодарен, знаешь. По сути, если бы не ты, то, может быть, меня бы сейчас тут не было. Не говоря уже о Феде и наших отношениях. Так почему бы мне тебе не помочь?       Артём скептически выгибает бровь, будучи уверенным, что Антон просто пьяный и несёт бред. Ну, откуда у него такие деньги, в самом деле?       Но они у Антона действительно были. Федя и Лёша о них знали, но они втроём сразу оговорили момент, что этими деньгами они пользоваться не будут. Они достались близнецам от Паши. Тот, оказывается, на всякий случай составил завещание, согласно которому, спустя семь лет после его смерти, все его накопления и капитал «Империи» переходят к Лёше и Антону. Понятно, что в большей степени Паша завещал деньги Антону, бесконечно дорогому для него во всех смыслах, но Паша знал, как привязан Антон к своему брату, поэтому не мог обделить и его. Только Антон миллион раз говорил, что ему ничего от Паши и от кого-либо другого не нужно, он не примет этих подарков, и Антон оставался верен своему принципу. Так, почему бы не помочь Артёму?       Когда следующим утром на номер счета в банке, где Артём хранит свои сбережения, приходит уведомление о поступившей крупной сумме, Дзюба сначала не верит своим глазам, но потом вспоминает разговор на балконе. Через месяц Артём становится владельцем футбольного клуба «Зенит», и, вопреки мнению Игоря, о нём действительно говорят. Говорят, как о первом преступнике, имеющем влияние в футбольной среде.       Ну, а пока, всё ещё стоя на балконе, Артём может лишь травить байки, вспоминать старое. Федя обнимает уже обоих близнецов, и Антон в каждую свободную секунду целует его в уголок губ. Он предвкушает их отпуск, две недели, когда никто не потревожит. Помимо этого, Антон знает, что сейчас, наверное, происходит на кухне, а вернее, между Андреем и Славой. Мостовой решил признаться, всё досконально обсудив и поняв, что, кажется, он готов совершить такой серьёзный шаг в своей жизни, даже если он ни к чему не приведёт. Антону даже немного грустно, что он теперь не сможет участвовать в жизни ученика, как раньше. Тот теперь будет сам строить свою жизнь, но Антон уверен, что ни Андрей, ни Данил никогда не забудут своих наставников, как бы там дальше ни повернулась их судьба.       — Да, пора возвращаться домой, — говорит, смеясь, Федя по какому-то поводу, отвечая, кажется, на очередную реплику Артёма...

***

      Две фигуры стоят на Троицком мосту, глядя на темнеющие воды Невы. Мост необычайно пуст в этот час. Возможно, потому что жара и потому что поздно, люди просто не хотят выходить из своих домов. Впрочем, этим двоим только лучше, особенно одному из них.       — Знаешь, какие у нас дальше планы? — спрашивает Широков, не поворачиваясь к Зиньковскому.       Тот молчит. В его руке пистолет. В отличие от того дня, когда свершилась «стрела» между «Рассветом» и «Регулом», теперь Антон держит оружие крепко. Ладони не потеют предательски, он уверен в своих последующих действиях. Он думал об этом моменте все пять лет, поворачивая то так, то эдак. Он думал о том, как это может случиться, какие расклады существуют, хотя понимал, что с Широковым нельзя быть на сто процентов уверенным в своём плане, тот всё равно вывернет его наизнанку.       Антон резко поднимает руку, упирается пальцем в спусковой крючок. Вот сейчас это свершится. Он наконец-то докажет, пусть, может быть, и не Широкову, а уже только самому себе, что он в этой жизни ещё значит кое-что. Раздаётся выстрел, пуля влетает в тело наставника, тот перегибается неестественно через решётку моста, и Антон потом сталкивает его в воду. Тело медленно уходит под воду, скрываясь в тёмно-синей глади. Антон бросает туда же пистолет и смотрит, как он скрывается вместе с наставником. Ведь Роман очень уважал огнестрельное оружие, так пусть вместе с ним и будет на дне.       — Это уже пройденный этап, — говорит Широков, вырывая Зиньковского из его мыслей.       Ладонь Романа ложится поверх руки Антона, опускает её безвольной верёвкой вдоль тела. У Зиньковского голубые глаза подобны Неве, они сейчас такие большие, разочарованные. Он снова ничего не смог, не доказал. Он роняет голову на грудь, будучи готовым залиться слезами, потому что не понимает. Что его остановило? Почему он упустил очередной шанс? Может, он тогда, на «стреле», неправильно понял того незнакомого ему человека, чем-то похожего на Романа Николаевича?       Пальцы Широкова приподнимают подбородок, заставляя посмотреть на себя.       — Так вот, о планах, — и голос у него совсем не такой вдруг, как раньше. Ни этого холода, ни стали, а даже что-то тёплое будто бы слышится. Антону кажется, что у него галлюцинации. Наверное, Роман выхватил его пистолет и пристрелил своего бесполезного ученика сам, потому что иначе это никак не объяснить. — Ты же знаешь, что в последнее время я работал над краснодарскими группировками? Вернее, над их сознанием. Черышевский сынок снова нас опередил и основал там очередной филиал моей звезды. Только он не учёл силу моего влияния. Ты, Антон, поедешь под Краснодар и организуешь восстание, которое эти группировки уже давно планировали.       — А вы, Роман Николаевич?       — Я бы с удовольствием поехал с тобой, но мне сейчас лучше не покидать Петербург. Если с тобой что-то случится, если что-то у тебя пойдёт не так, то... Да, я приеду.       Зиньковский смотрит с непониманием. Он точно это слышит? Широков поможет ему?       — Но я в тебя верю, Антон. За тобой будущее этого преступного мира.       Пальцы отпускают подбородок, ладонь проводит невесомо по плечу, пока задумчивый взгляд вдруг не озаряется улыбкой. Зиньковский никогда не видел улыбку Широкова. Он был уверен, что такое невозможно.       Впрочем, Роман тут же меняет выражение лица на своё привычное жёсткое и отстранённое, даже немного презрительное по отношению ко всякому, кто стоит перед ним. Снова этот гордый, уверенный взгляд сверху-вниз, из-за которого ты осознаёшь всю свою ничтожность. Широков проходит мимо Антона, и тот, ещё немного постояв, разворачивается и быстрым шагом догоняет своего наставника.

Каждая судьба завязана со мной

И в памяти живой давно снесённый дом...

Любовью чужой горят города,

Извилистый путь затянулся петлёй.

Когда все дороги ведут в никуда,

Настала пора возвращаться домой...