Небо Эквестрии

      — Бли-и-ин! — в очередной раз за утро проныл Галлус. — Во я с вами попал-то! Ну нафига, нафига надо было это делать?!       — Сами же просили прикрыть, — пожала плечами Свити.       — Это она просила! — Галлус показал пальцем на Скуталу. — А мне вы при этом уши заткнули!       — Тем более. Ты тут получаешься по-любому ни при чём, вот и расслабься.       — Расслабиться?! А что я тут ни при чём, кому-нибудь не начхать? Вот нафига? Прикрыть же просили, а вы… это как бить тараном по тараканам! Меня теперь убьют.       — Не убьют, — веско сказала Свити. — После такой статьи в «Эквестрийских скрепах» тебя даже отругать никто не рискнёт. А если кто-нибудь рискнёт… то кое-кого ещё раз могут полить и удобрить…       Девчонки захихикали. Галлус ничего не понял.       — Значит, ещё хуже чем убьют! — запальчиво возразил он.       — А что, так бывает? — заинтересовалась Скуталу, не отрываясь от перечитывания газеты.       — Бывает, и очень даже легко, — авторитетно подтвердила Свити. — Это когда сначала надо всякую фигню на публику бухтеть, чем дольше и пафоснее, тем лучше, а потом награждают. А потом ещё фотографируют, интервью берут, вот это всё такое.       Галлус молча плюнул.       — Классная статья, — констатировала Скуталу, складывая газету. — Главное, ничего нет по сути, зато какие слова! «Миссия вестников дружбы», «акция по изучению традиций народов и углублению их эмоциональной привязанности», «молодёжь из Школы Дружбы окрыляется»…       — Кто писал-то.       — Ну да. Кстати… — Скуталу глянула на дату выхода газеты и рассмеялась: — а ведь это напечатали аккурат тогда, когда ты меня в Балтимэйре про наставницу Эппл Блум пытал! Вот, значит, её статью и накаркал.       — Да в Тартар наставниц со статьями! Мне-то что щас делать?       Ответ был безжалостным:       — Привыкать. Награждать тебя ещё будут, раз уж в эти игры залез, а бухтеть привыкай. Тебе, кстати, так и так бухтеть пришлось бы, в порядке отчёта за поездку, я сразу говорила. Ничего страшного, мы же по дороге всяких мыслей интересных много надумали, вот и поделишься.       — Кому бухтеть?! Ладно бы ещё своим в Школе, а на интервью я не подписывался! И это… — он опять ткнул пальцем в газету, — делать не просил. Вы придумали, вы и разруливать помогайте!       — В чём-то он прав, — задумчиво кивнула Скуталу. — Это же ещё хорошо, что мы втихаря вернулись, хоть как-то подготовиться можно.       — Точно, — подтвердила Свити и прищурилась: — Значит, так… Насколько я понимаю, тут у нас есть задача в двух действиях. Первое: доставить его в Школу, чтобы он там мог какое-то время отсидеться. В Школе все свои, туда кого попало не пускают. Это-то нетрудно.       — Как?       — Да телепортом переброшу. Я же ему ещё перед вашим отлётом предлагала попробовать… ну и вот, теперь всяко придётся. Второе: устроить так, чтобы он сразу же, вот на первом же уроке про поездку отчитался. Оно и по свежей памяти, и чтоб сразу с этим развязаться, а потом можно отмахиваться: дескать, я один раз всё доложил, за дальнейшими комментариями к руководству Школы обращайтесь…       — Всё равно будут потом приставать, — покачала головой Скуталу.       — Фигня. Пусть говорит, что заранее продал Эппл Блум все коммерческие права, связанные с публикациями о поездке. Так что никаких интервью, извините. И ему спокойнее, и ей в случае чего материал для новой книжки.       — Хм. Умно. За что продал, интересно?       — Да хоть за право рвать яблоки на их ферме. Но вот как ему этот первый же урок организовать, я без понятия.       — Кажется, я знаю… — Скуталу оживилась. — А ну-ка, сколь там времени до начала сегодняшних занятий в Школе осталось?       — Тридцать… — Галлус глянул на висевшие в домике стенные часы, — пять минут, если расписание не поменялось.       — Куда оно денется. Значит, сейчас Свити перебрасывает тебя в твою комнату, ты сидишь там как мышь под метлой и появляешься на уроке одновременно со звонком. Или даже лучше на минутку опоздать. Вы ведь с этим подарком, надеюсь, закончили?       — Угу.       — Отлично. За десять минут до звонка я чего-нибудь отчебучиваю так, чтобы весь Понивилль был в курсе нашего возвращения. Через пять минут об этом докладывают Твайлайт и Старлайт, ещё через пять они появляются на уроке. Там входит Галлус с газеткой в лапах и радостно сообщает, что его прямо распирает и он жаждет вот прям щас всё рассказать одноклассникам с учителями. Ну и куда они денутся.       — Минутку. Что это ты собралась отчебучивать?       — Да хоть на самокате по улицам выпендрюсь. По мотивам нашего бенефиса в деревне Большие Грабли. Встряхну старый добрый Понивилль, как в золотом детстве.       — О-о-о, это да. Встряска будет ещё та, такое трудно не заметить, — мечтательно протянула Свити.       — Вот. А ты, как перебросишь Галлуса, сразу же ищи Эппл Блум и тащи её в Школу ко звонку. Я туда тоже подскочу… если за шоу не убьют. Галлус, всё понял?       — Угу.       — Бери газету. У тебя полчаса, чтобы прикинуть свой рассказ… и подарок не забудь. Ну что, сверяем часы?

* * *

      — …Ну что ж, газету все читали, все заинтересовались… а теперь давайте послушаем вашего товарища, — прозвучали роковые слова. Настала пора бухтеть и отчитываться.       Разумеется, всё придуманное за эти полчаса тут же выскочило из головы.       — Я… многое узнал и понял за эти дни, — хрипло начал Галлус, и фразы тут же стали складываться сами. — Понял, что свобода не просто в возможности делать что угодно, а ещё в умении делать это хорошо… лучше и лучше, а для этого надо учиться…       Он рассказал о своём самом первом впечатлении в путешествии — про обычный полёт и про навигацию, позволяющую спокойно и без страха заблудиться летать на дальние расстояния. Добавил про завершающий перелёт из Кристальной империи в Понивилль, про то, как сам шёл ведущим и как это оказалось интересно, хоть и не очень легко.       — Я понял, как можно видеть в обычных вещах разные стороны, и они от этого становятся только красивее…       Он объяснил, как они со Скуталу «танцевали» над деревней: планирующий полёт на чувстве единства с воздушной стихией с одной стороны и техничный полёт на отточенном упражнениями мастерстве с другой.       — Я понял, что делиться этим можно даже с теми, кому от природы не дано, и пусть они поймут не всё, но что-то поймут, поделятся чем-то своим с кем-то другим, и в конце концов круг замкнётся…       Он рассказал, как и что (по его разумению) должны понимать разные расы и народы в талантах и свободах друг друга. Свои и Скуталу мысли о том, откуда это берётся. И честно признал, что на самом деле всё должно быть ещё сложнее.       — Я… понял, что недостатки одних могут казаться достоинствами для других… объяснять не буду, извините. Это как-то очень странно и глупо, но это есть…       Рассказывать подробности про деревенских малявок, надеявшихся, что хороший грифон съест плохую училку, ему не хотелось.       Дальше было сложнее.       — Я понял, что когда есть кто-то, для кого ты являешься своим и кто из-за этого готов тебе помочь, то это… ну, вообще-то неплохо. Хотя может быть и лучше, потому что… как бы это сказать-то… Ну, для тех, кто этому «кому-то» не свои, всё может выглядеть совсем по-другому. Но если есть хотя бы это, то за своих надо заступаться и со своей стороны… как-то вот так.       Он описал ситуацию в самых общих чертах: как в Балтимэйре им буквально за спасибо проложили трассу и против этого нечего было возразить, — и как потом в поезде им хотели довольно своеобразно сделать приятное, против чего уже очень даже можно было возражать, — но, с третьей стороны, лучше уж так, потому что ведь совсем недавно и такого не было.       — Я узнал, что мой народ не только жлобством и хамством отметился, а и полезные вещи придумал…       Он рассказал про навигаторские альбомы с рисунками и про то, как они помогают летать по трассам над незнакомыми местами. Эта часть рассказа была самой простой и приятной.       — И кстати об этом, я понял, что иногда свою репутацию можно заслужить довольно необычными способами…       Пересказал свой со Скуталу разговор про киринов.       — Я немного лучше понял про этот ваш… то есть, тьфу, почему про ваш… в общем, лучше понял про спорт. Что проигрывать не позорно… но я всё равно считаю, что проигрывать всем подряд позорно, меня уже, наверное, не переубедить. Но взаимодействие реально помогает…       Он рассказал, как им удалось добыть лишнее турнирное очко и занять не последнее место за счёт того, что они могли общаться между собой на языке, который никто из соперников не знал.       — Я понял, как прикольно плавать под водой… и что дурак я был, когда раньше отказывался попробовать. Правда, попробовать по-настоящему мне и сейчас не дали, но я понял, что точно хочу попробовать ещё раз.       — Кто не дал? — поинтересовалась с задней парты Эппл Блум.       — А это как раз следующее. Я стал лучше понимать, почему гиппогрифы так реагируют на всё новое…       Рассказал, как при встрече с ним визжали те четверо девчонок, которые и не дали попробовать, процитировал сам себя про то, что «лучше при виде нового визжать от радости, чем орать от злости». А потом пересказал то, что ему говорила Ошен Флоу: ненормально, когда такая реакция получается от изоляции и вообще всё новое кажется буквально чудом.       — Я понял, — произнёс Галлус с некоторым вызовом, глядя прямо на директора и завуча Школы, — что избыток контроля, может, и полезен насчёт безопасности, но мешает творчеству.       Рассказал про неудачу Скуталу с её попытками придумать новые трюки, для которых надо было выпрыгивать из воды.       Теперь оставалось самое трудное и главное.       — Я понял, что «там» и «потом» начинается здесь и сейчас. И чтобы оно вообще могло начаться, надо делать какие-то шаги… и кто-то должен сделать их первым. Вот так…       Он запустил лапу в свою школьную сумку, которую не стал снимать, соскочил с возвышения возле доски и прошёл по проходу к парте Сильверстрим. Вытащил из сумки свой подарок и положил перед ней:       — Это тебе.       — Шарик?.. Шарик из песочного стекла? — с первого взгляда опознала она поделку.       Это было сказано немного чересчур преувеличенно: плавившая песок Свити Белль не имела никакого соответствующего опыта, и сфера у неё получилась не идеально правильной — по её словам, тут нужно было держать сразу четыре заклинания, что не так-то просто. Но главное было не в этом.       Внутри прозрачного шарика были заключены два пера, изгибающиеся навстречу друг другу, как две половинки теннисного мячика. Одно из них, тёмно-синее, со всей очевидностью принадлежало самому́ Галлусу. Второе, бело-розоватое, Сильверстрим тоже узнала сразу.       — Моё детское пёрышко… — проговорила она, поднимая шарик на уровень глаз. — Откуда оно у тебя?       Галлус пожал плечами.       — Твоя мама дала мне, — ответил он хриплым от волнения голосом. — Откуда же ещё?