Капкан

      Андреа остановилась на последней ступеньке, с сомнением поглядывая на массивные двери. Потрясение и неожиданные события последних дней наконец отступили на второй план, позволяя Кэмпбелл осмыслить патовую ситуацию, в которой она оказалась. Ещё вчера Андреа, зацикленная на тревожных мыслях о брате, спокойно переступила порог дома, в который когда-то давно поклялась никогда больше не входить. Она дала себе слово, поставила чёткие рамки, возвела прочные барьеры, но снова их нарушила. Оказалась неготовой, дала слабину и вновь очутилась в том самом месте, служащим личным пристанищем всех её страхов.       Рядом негромко кашлянула Аида, отвлекая её от мыслей. Девушка натянуто улыбнулась, понимая, что дальше стоять столбом не получится. Она зашла внутрь вслед за хозяйкой дома, с опаской осматриваясь по сторонам, словно в тёмных углах могли притаиться страшные чудовища. Но их не было, как не было и тёмных углов в принципе. Каждый крохотный участок семейного поместья Ньюманов освещался лучше, чем весь Таймс-Сквер.       — Вы задержались.       Знакомый голос, напоминающий заточенное острое лезвие, мазнул по ушам Андреа, заставляя её вздрогнуть. Она резко остановилась и посмотрела на высокую мужскую фигуру, появившуюся из ниоткуда. Порой у неё закрадывались подозрения, что Эдриан умеет проходить сквозь стены.       — В клубе возникли дела, — Аида беспечно махнула рукой. — Андреа нужно отдохнуть, она устала за вечер.       Подобно примерному конвоиру, выполнившему свои обязанности, Аида потеряла всякий интерес к стоящей рядом девушке. Она бросила взгляд на сына, затем сухо пожелала всем доброй ночи и ушла, оставив их одних.       Повисло напряжённое молчание. Давящее на плечи тяжёлым грузом, пролезающее под эпидермис цепким клещом. Андреа поморщилась и скрестила руки на груди, пытаясь защитить себя от фантомного холода, которым пропиталось помещение за какие-то жалкие несколько секунд. У некоторых людей есть особый дар — замораживать всё вокруг себя льдом, который плотной коркой оседает на коже.       — Я провожу тебя в комнату. Пойдём.       Голос был тихим, а движения едва уловимыми. Эдриан подошёл к ней и протянул руку с раскрытой в приглашающем жесте ладонью. Андреа смотрела на неё, как на ядовитую змею. Удивительно, но прошлой ночью, пока он вёз её домой, а затем стоял рядом и успокаивающе обнимал, защищая от пристальных взглядов полицейских, она не испытывала дискомфорта. Потому что не до этого было. Куда больше её волновала судьба пропавшего брата. Том будто просто испарился, исчез, оставив после себя лишь кучу разбросанной на полу макулатуры и разгромленную квартиру. Андреа пожалела, что не задержалась там. Среди вещей брата, пропитанных его запахом. Среди знакомых стен, которые не давили на черепную коробку, грозясь раздавить её. Плевать, что квартира являлась местом преступления. Плевать, что её могли мучать там кошмары. Андреа должна была остаться, а не ехать в дом Ньюманов со своим личным палачом.       Говорят, убийца всегда возвращается на место преступления. Но как насчёт жертвы? Что заставляет пострадавшего раз за разом идти туда, где жизнь перевернулась с ног на голову? Что вызывает желание бросаться в объятия человека, который причинил столько боли? Вывернул грудную клетку наизнанку, выпотрошил внутренности, оставляя лишь кровоточащую рану. И не зашить её, не забить ничем. Никакой психотерапевт не поможет, если в голове сквозное пулевое от чужих сладких речей.       — Дреа? — его голос смягчился, приобрёл медовые нотки, нектаром обволакивающие умело замаскированный приказ.       Она посмотрела ему прямо в глаза, замечая, как на стальной радужке пляшут яркие блики света. Красивые, редкого светло-графитного цвета, но совершенно пустые. Всё равно, что в бездну заглянуть. Чувствуешь, как земля уходит из-под ног, падаешь в пропасть, громко кричишь, но противиться не можешь.       Андреа вложила чуть подрагивающую руку в его ладонь. Длинные цепкие пальцы коснулись девичьей кожи, невесомо её поглаживая, рассылая липкую дрожь. Кэмпбелл послушно шла за ним, взглядом буравя его плечо, обтянутое тканью пальто. Она ведь могла отказаться, развернуться и выбежать из дома, не оглядываясь. Могла сказать ему твёрдое «нет», как десятки и сотни раз до этого. Но ведь бесполезно. Не сработает.       Дверь комнаты на втором этаже беззвучно открылась, впуская их внутрь. Андреа остановилась посреди просторной спальни, с любопытством осматриваясь. Она провела здесь вчерашнюю ночь, но из-за усталости и разбитого состояния толком даже не обратила внимания на интерьер. Утром же вовсе в спешке выбежала, чтобы не опоздать на занятия. Но теперь ей выпал шанс изучить комнату лучше. Простая, без лишних изысков. Большая кровать посередине, заправленная тёмным постельным бельём. Пара тумб по бокам и бархатные шторы на высоком окне, не пропускающие лунный свет внутрь.       Совершенно несравнимо с его комнатой, в которой каждый предмет интерьера кричал о принадлежности хозяину. Пропитанная его терпким запахом и их общими воспоминаниями, та комната навсегда осталась слишком личной, интимной, запретной. Местом, ставшим её личным кошмаром.       Андреа махнула головой, прогоняя непрошенные воспоминания. Она высвободила руку из крепкой хватки и подошла к кровати. Опустилась на мягкое одеяло, чувствуя, как скопившаяся за день усталость накатывает на неё большим снежным комом. Кэмпбелл болезненно поморщилась, снимая с ног неудобные туфли. Чёрт бы побрал Хизер и её любовь к красивым, но совершенно непрактичным вещам.       — Устала? — спросил Эдриан, и девушка вновь вздрогнула. Она успела позабыть о его присутствии, за что тут же себя поругала. Ни на секунду нельзя расслабляться в компании человека, который в любой момент может разрушить твою жизнь. Снова.       — Немного, — уклончиво ответила она и скинула джинсовую куртку, оставшись в одном только коротком платье. Дреа поспешно потянула переливающийся подол вниз и постаралась сесть так, чтобы было по минимуму видно её голые ноги.       — Тебе нужно поспать, — он шумно вздохнул, точно этот разговор доставлял ему сильный дискомфорт. Андреа не хотела проверять его реакцию, вообще смотреть на него лишний раз, тем самым провоцируя.       Она подвинулась ближе к центру кровати и легла, рукой нащупывая мягкий край одеяла. Накрылась им, как щитом, завернулась в кокон, подобно гусенице, мечтающей на утро проснуться красивой бабочкой. Но чудес на свете не существует. В этом Андреа успела убедиться на собственном опыте.       Кэмпбелл лежала и прислушивалась к тихому дыханию за спиной. Он продолжал стоять и, кажется, смотрел на неё. Андреа чувствовала его колючий взгляд на коже, изучающий её по дюйму. Она покрепче зажмурилась, убеждая себя, что скоро всё закончится. Скоро ему надоест и он уйдёт, оставит её одну.       Сердце вдруг забилось быстрее, потревоженное такой мыслью. Несмотря ни на что, ей не хотелось оставаться одной. В углах всё ещё мерещились движущиеся тени, перед глазами мелькали воспоминания о собственной разгромленной квартире и краткий полицейский рапорт о пропаже её брата, под которым она сама же и подписалась, дав показания.       Андреа могла делать вид, что всё нормально. Натягивать на лицо неприступную маску, чтобы казаться людям уверенной и сосредоточенной, но в глубине души она оставалась испуганной девушкой, которая лишилась единственного родного человека, служившего ей опорой. Том был её личной константой. Постоянной величиной, служащей стальным стержнем, не позволяющим ей развалиться на части. Том был её спасательным плотом, удерживающим её на плаву. А теперь он исчез, и Андреа вновь оказалась одна против всего мира, который только и мечтает о том, чтобы сожрать её.       — Останься, — она едва разобрала собственный шёпот, но почему-то была уверена, что он услышал.       Ещё пару секунд царила идеальная тишина, а затем за спиной раздался шелест одежды. Пальто практически беззвучно упало на пол, а кровать прогнулась под чужим весом. Сердце замерло, застыло на одно бесконечное мгновенье, когда чужая рука приятной тяжестью легла ей на талию. Прижала немного к кровати, даже сквозь плотный слой одеяла по-хозяйски надавливая на кожу. Андреа крепко сцепила зубы, чтобы не издать ни единого звука.       Хотелось закричать от ужаса, рвать на себе волосы, подолбиться головой о ближайшую стену, выкинуть из черепной коробки мысли, которым там давно не было места. Хотелось пинаться ногами, колотить кулаками тело, прижавшееся к ней сзади. Ударить его, попытаться сделать так же больно, как делал ей он. Чтобы он тоже задыхался от спазмов, стальной хваткой сжимающих грудную клетку. Чтобы просил о помощи, как просила она. Чтобы мучился и страдал, испытав на себе все ужасы, через которые ей пришлось пройти.       Но Андреа не могла даже пошевелиться, потому что вдруг почувствовала, как знакомый терпкий запах проникает в лёгкие. Насыщенный кедровый аромат с примесью сандала пощекотал рецепторы и плотной густой массой осел где-то в горле, мешая ей сглотнуть скопившуюся во рту слюну.       Андреа замерла, зная, что любое движение приведёт её к скорой смерти. Потому что чем больше жертва брыкается, тем сильнее захлопывается капкан. Чем прочнее висельник натягивает петлю, тем скорее выходит воздух из его лёгких. Чем активнее глупая муха дёргает нити паутины, тем больше подвергает себя смертельной опасности.       Эдриан Ньюман — это паук, плетущий прочную сеть. Он впрыскивает яд в свою жертву, а та и не сопротивляется. Ей почти не больно. До того момента, пока не станет слишком поздно.       — Ты дрожишь, — прошептал он, горячим дыханием опаляя шею.       Обнял её крепче, спиной прижимая к своей груди. Андреа зажмурилась до разноцветных пятен перед глазами, чувствуя, как внутри просыпается давно забытое спокойствие. Необъяснимая уверенность, что всё будет хорошо. Фантомная безопасность, служащая ей утешением.       Эдриан поцеловал её в макушку, так нежно и ласково. Так искренне и почти по-настоящему, что она едва не купилась на это. Едва не поверила. Андреа вновь была не одна. Тёмные силуэты в углах отступили, а мерзкий шёпот, преследующий её с самого клуба, наконец замолк.       Ей было тепло. Ей было спокойно. Ей было уютно в объятиях человека, от которого ей стоило бежать.       — Хочешь, расскажу тебе сказку? — Андреа была готова поклясться, что он улыбается. Гладит её сквозь одеяло, дыханием треплет ей волосы и улыбается, словно ничего необычного не происходит. Словно они не расстались год назад, поставив жирную точку в том, что ошибочно считали отношениями. В том, что любой психотерапевт назовёт пагубной зависимостью.       — Хочу, — она кивнула и чуть поёрзала, устраиваясь удобнее. Эдриан тихо фыркнул и снова поцеловал её, носом зарываясь в мягкие пряди волос.       — Однажды Зевс влюбился в прекрасную нимфу, что всюду следовала за богиней Артемидой, — очередной греческий миф, которые он обожал. Раньше Дреа была готова часами слушать их, погружаться в античную атмосферу и представлять себя на месте героев, пока не поняла, что по большей части у мифов всегда печальный конец. — И желание его было столь велико, что он решил во что бы то ни стало заполучить её внимание.       — Все рассказы, которые начинаются с желания Зевса, всегда заканчиваются одинаково — кто-нибудь страдает, — тихо сказала девушка, почувствовав, как его рука дрогнула. — Любовь Зевса не несёт в себе ничего хорошего.       — Любовь бывает разной, Дреа, — возразил он, и его рука продолжила блуждать по талии девушки. — Она может сделать тебя самым счастливым человеком, подарить крылья и вознести до небес. Или она может очень сильно ранить, заставить страдать, а падать на землю всегда больно.       — Может, тогда лучше и не любить вовсе?       — Ты попробовала. И как, получилось?       Он задал вопрос, ответ на который не требовался. Эдриан продолжил рассказывать древний миф, расписывая всё в ярчайших красках. Дреа молча слушала его, позволяя тягучему голосу проникать в сознание. Он лился, как музыка из флейты факира. Дурманил голову и лишал воли, заставляя расслабиться. Откинуть в стороны все проблемы прошедшего дня и сосредоточиться на этом моменте, который никогда больше не повторится. Потому что Андреа больше не та глупая девочка, что раньше. Она завтра же уйдёт из этого дома, выскользнет из умело расставленной ловушки.       Психотерапевт, на сеансы которого она ходила больше полугода, закричал бы от ужаса и тревожно замахал руками, увидев её лежащей в объятиях человека, являющегося ядовитой заразой с большим радиусом поражения. Эдриан — именно та болезнь, от которой Андреа лечили.       Она смогла справиться с лихорадкой, она выработала иммунитет. Она перестала просыпаться в холодном поту от кошмаров. Перестала дёргаться и тревожно оглядываться по сторонам. Она перестала бояться разозлить его или разочаровать. Перестала носить одежду с высокой горловиной и длинными рукавами, скрывающими болезненные синяки на загорелой коже. Она перестала думать о нём. Перестала мечтать о его объятиях и поцелуях. О его горячем шёпоте, патокой обволакивающем сознание. О его крепких руках, дарящих боль вперемешку со сладким удовольствием. О его громких словах и обещаниях, которые он нарушит завтра же.       Она перестала… любить его.       Или же так ей казалось. А теперь, встретившись к ним лицом к лицу, она вдруг поняла, что всё это было наглой ложью. Мантры, зачитываемые ночью перед сном. Клятвы, данные собственному отражению в зеркале.       Кажется, Андреа всегда была немного мазохисткой. Той самой наивной глупой красавицей, которая добровольно идёт в распростёртые лапы чудовища.       Эдриан оказался болезнью, от которой нет лекарства. К которой не вырабатывается иммунитет.       Лёжа здесь, рядом с ним, засыпая под тихие звуки его голоса, она впервые за долгое время чувствовала себя счастливой. Нужной и необходимой кому-то.       Но Дреа знала, что на утро это пройдёт. Она снова посмотрит в его стального цвета глаза и помимо ненормальной, извращённой и исковерканной любви увидит там желание причинять ей боль. Иначе Эдриан не умел. Выросший в богатой семье, единственный наследник многомиллионной империи своей властной матери, он привык получать всё, что пожелает. Даже если это чьё-то сердце, которое придётся вырвать из груди.       Она дала себе слово, что уйдёт. Не позволит ему снова разрушить свою жизнь, ведь Андреа собирала её и склеивала по крохотным осколкам. Она позволит себе провести эту ночь рядом с ним, впитает в себя запах, от которого кружится голова, чтобы запечатлеть его в памяти навсегда. И, собрав остатки гордости и самоуважения, уйдёт, оставив Эдриана наедине с его демонами.       Уже засыпая, Дреа смогла разобрать его шёпот, прозвучавший прямо возле уха:       — Сладких снов, звёздочка.       Короткое слово с красивым звучанием, но от него сердце в груди дрогнуло, покрывшись инеем.       Он всегда её так называл, когда собирался сделать особенно больно. Нежно гладил кончиками пальцев по щеке, смотрел ей прямо в глаза и повторял раз за разом звёздочка, звёздочка, звёздочка.       Однажды Эдриан рассказал ей свою любимую сказку о звёздах, которые светят ярче всех и гаснут быстрее остальных. Потому что светят они не для себя, а для других. Помогают путникам, заплутавшим во тьме. Служат им спасительным маяком.       Но Андреа не готова была с этим мириться. Не хотела стать погасшей звездой на бесконечном небосводе. Не собиралась отдавать ему свой свет, который он не заслужил.