Strange Birds

Со Мунджо всё ещё помнил изнуряющий жар на своей коже, когда впервые увидел Нового Жильца. — А вот и ещё один птенец. — Боксун встала рядом с ним, её голос сочился тошнотворным возбуждением. — Он нам очень понравится, правда, Мунджо? Мунджо легко улыбнулся, не сводя глаз со сгорбленной фигуры, изо всех сил пытающейся затащить свой чемодан вверх по узкой лестнице, ведущей к зданию гошивона. — Конечно, понравится, Боксун-а. Боксун усмехнулась. — Я лучше сейчас приготовлюсь, нельзя же заставлять гостя ждать! Мунджо слушал, как она убегает, напевая себе под нос церковные мелодии. К сожалению, отсутствие слуха не обуздало её желания петь. Он позволил себе ещё немного посмотреть на парня. Его работа дантиста требует пунктуальности, и он не хочет рисковать необоснованными подозрениями. Его грудь горит при мысли о том, что полиция найдёт и заберёт его драгоценную-драгоценную коллекцию. И всё же Мунджо позволяет себе задержаться. Только когда Новый Жилец останавливается и делает движение головой, будто собирается поднять её, он наконец решает уйти.

***

— Ты новенький? — окликает Мунджо, намеренно сильнее шаркая ногами по асфальту, чтобы объявить о своём присутствии. Но тот всё равно вздрагивает, вертит головой, как испуганный кролик. — Да. — его ответ достаточно вежлив, но выражение лица остаётся настороженным. Когда Мунджо подходит достаточно близко, он понимает, что Новый Жилец едва ли мужчина. Он миниатюрный — почти как девушка — и одевается поношенно, как школьник, которому что-то перепадает от старших братьев и сестёр. Одежда свободно свисает с его стройного тела, а лицо… Мунджо открыто рассматривает его, изучая тонкие черты. Прелестная фарфоровая кукла, жаждущая быть сломанной. Перед глазами Мунджо мелькает яркая картина, как он бросает его на землю и ломает стройную шею, жар приливает к его телу. Он легко возвышается над ним, и этот факт не остался незамеченным Новым Жильцом, потому что он, кажется, ещё больше замкнулся в себе, что странным образом вызывает прилив адреналина в его крови. Это почти такая же эйфория, как чувствовать под пальцами останавливающийся пульс Жильца из 302. Почти. — Хозяйка рассказала мне о тебе, — начинает Мунджо, стараясь изобразить на лице неподдельное любопытство. — Ты переехал в Комнату 303. — Да. И тебя зовут Ю Чону. Именно это и прошептала ему Боксун, воняющая дешёвой краской для волос, её глаза широко раскрылись от ликования. Дыкчон говорил ему то же самое, выдавливая слоги между заиканиями, глупо улыбаясь и потирая лысину. Но Мунджо всё равно спрашивает его и делает вид, что видит в первый раз. — Как тебя зовут? — он старается держаться на расстоянии, кривя губы, как это делает Боксун, когда хочет завоевать доверие. Она чаще всего действует ему на нервы, но знает человеческий разум. Как втереться человеку в доверие и как его сломать. Трюк оказывается успешным, когда новый арендатор наконец говорит, хотя и неохотно. — Меня зовут Ю Чону. — Со Мунджо. — он слегка улыбается, протягивая руку. — Приятно видеть здесь новое лицо. Чону пожимает протянутую руку, но быстро отстраняется, и на его лице мелькает дискомфорт от холодных рук Мунджо. — Разве здесь не хорошо? — Мунджо смотрит на огни города и бетонные здания, будто это его завораживает. Чону следует его примеру, окидывая их взглядом с обязывающим интересом. — В комнатах душно, как в гробу. Если бы у тебя здесь было пиво, ты бы чувствовал себя лучше. — Возможно. Мунджо поворачивается к нему, скользя по его телу взглядом. Он хорошенький, думает Мунджо, но будет ли он хорош и внутри? — Почему вы всё время улыбаетесь мне? — не выдерживает Чону, выдёргивая Мунджо из его мыслей. Любая попытка поддерживать цивилизованное общение рушится, гнев в его голосе тонко завуалирован. Он пульсирует под его широко раскрытыми глазами и натягивается на его челюсти, подбородок приподнят в ярости, которую Мунджо не мог предсказать. — Извини, если это было оскорбительно. — Нет… — ярость исчезает так же быстро, как и появилась, и по какой-то причине оставляет ощущение пустоты в груди Мунджо. — Я просто… — Нравится? Чону замолкает, не мигая глядя на него. — А? Мунджо отворачивается, подавляя желание ухмыльнуться. Он берёт банку пива, купленную в магазине, металл такой же холодный, как ночной воздух. Он мог бы продолжать, наблюдая, как Чону корчится от неудобства, но сейчас не время. Он протягивает ему банку, небрежно улыбаясь. — Хочешь пива?

***

В ту ночь он видит своё отражение в Чону. Отдалённое эхо того, кем он когда-то был, и яркая возможность того, кем может стать Чону. Именно этот яркий свет не даёт ему уснуть в темноте комнаты, когда он смотрит на Чону сквозь просверленный глазок в тонких стенах. Он упивается каждым его движением, наслаждается каждым мгновением бодрствования. Он запоминает каждый его вздох, каждый скептический взгляд, каждое встревоженное выражение лица. Он прислушивается к ритмичному тук-тук-тук, когда Чону печатает на клавиатуре, останавливаясь только тогда, когда начинают шалить нервы, или когда тревожное хихиканье Дыкчона раздаётся в коридоре. — Ты всегда любил красивых. — Боксун вздыхает за ужином, жуя маринованное мясо. — Странных, маленьких птичек. — Птички! — восклицает Дыкчон, смеясь и хлопая в ладоши, в то время как его близнец, Дыксу, ласково улыбается ему. — Мы выщипывали их крошечные пёрышки, помнишь? Мунджо рассеяно хмыкает, вставая из-за стола. Они никогда особо его не интересовали. Они были безнравственными до мозга костей, но глупыми и уродливыми негодяями, которые никогда не поймут искусства. Но Чону был другим. Он может быть другим. Он будет. Всё, что было нужно Мунджо, — это время, а у него есть всё время в мире.