
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Сборник коротеньких рассказов, где неизменно одно — Дима и Арсений любят друг друга.
Примечания
Комфорчусь, мечтаю, дурачусь, графоманю — в общем, отдыхаю с Димой и Арсением.
Тред с коллажиками: https://twitter.com/anyta_sha/status/1393241498876010500?s=19
Свободные и бесконечные
14 декабря 2023, 06:07
Город бьёт тревогу — на небо взошло чёрное солнце.
Дима узнаёт об этом, проснувшись от звука сирены, предупреждающей об опасности.
Рядом в постели беспокойно крутится Арсений.
У Димы сжимается сердце — Арсений, его милый, всегда радостный и улыбчивый Арсений после первого взрыва очень изменился: стал тихим и задумчивым, иногда нервным, иногда совершенно отстранённым и неразговорчивым. Тогда, после первой атаки, стало ясно, что таких, как Арсений, много — около четверти населения. Все эти люди оказались подвержены влиянию чёрного солнца не так, как другие. Если обычные люди, попав под открытое излучение, страдали от стремительных мутаций в организме, а при лучах от взрыва сгорали заживо, то другие, особые, получали увечия иного характера, претерпевая изменения сознания и психики. Сначала их считали попросту сумасшедшими, но потом выяснилось, что они, наоборот, абсолютно в своём уме и, к тому же, благодаря излучению стали способны предсказывать новые удары.
Но вот только какой ценой?
В первое время, пока люди изучали природу солнц, человечество понесло страшные потери. Не все особые могли вынести видения и сны, которые предсказывали будущее, и погибали от разрыва сердца или же выбирали более лёгкий путь — самоубийство.
Сейчас же, спустя четыре года, особых осталось всего пятеро, а обычных людей двести сорок три. По крайней мере, здесь, у них. С каждым разом удары становятся всё сильнее и сильнее, противостоять им сложнее, и даже то, что они все находятся глубоко под землёй в защищённом бункере, перестало спасать ситуацию ещё в прошлом месяце.
Дима стал чувствовать себя хуже, чем прежде. Он почти на сто процентов уверен, что клетки его тела уже мутируют, медленно убивая его. Долго он не протянет, но Арсений об этом пока не знает.
— Арс, просыпайся, — он легонько трясёт его за плечо, с тяжёлым сердцем видя, как искажены болью черты его исхудавшего усталого лица, — давай, Арс, надо проснуться.
Арсений медленно раскрывает глаза, морщинки на лбу и между бровей разглаживаются, и он слабо улыбается, увидев перед собой Диму.
— Мы всё ещё живы? — спрашивает он, садясь, и трёт глаза.
— Да, но, похоже, это ненадолго, — хмыкает Дима, — солнце уже взошло.
Арсений не спешит подниматься с постели. Он складывает руки перед собой, задумчиво перебирает пальцы. Дима его не трогает, занимаясь своими делами — переодевается в защитную одежду и включает электрический чайник с остатками воды.
— Мне приснилось, — начинает рассказывать Арсений, и Дима садится рядом с ним, — что наше солнце, ну, то, которое потухло, загорелось снова. — Дима ловит его нахмуренный взгляд и заключает беспокойные пальцы в свои ладони. — Но загорелось не как раньше, а как эти, чёрные. Это значит, что наше солнце тоже взорвётся. — Произносит он без любой эмоции, глядя невидящим взглядом вперёд, в стену.
Вот, что будет в следующий раз, — понимает Дима, — вот, как всё закончится.
Скажи ему кто лет пять назад, что он умрёт из-за взрыва солнца, он бы рассмеялся и покрутил пальцем у виска.
Усмехнувшись, он озвучивает эту мысль, и Арс, словно отмерев, даже чуть изумлённо говорит:
— Я вспомнил.
— Что ты вспомнил?
— Что мне привиделось перед первым взрывом, — поясняет он, глядя на Диму со слабой улыбкой, — я видел этот самый момент — ты сказал то же самое, что и сейчас.
А после начинает смеяться так, словно Дима рассказал ему свою самую смешную шутку. Дима вздыхает, совершенно не настроенный смеяться, и поднимается на ноги.
— Дим, ну ты представляешь! — не унимается Арс, зацепившись тонкими пальцами за его запястье. — Я с самого начала знал, что мы умрём от взрыва солнца. От взрыва солнца! Ну подумать только! А ведь с чего всё началось? Кто-то решил, что раз люди покорили эту галактику, то способны покорить и другие, и всю вселенную, и даже другие вселенные! Ты понимаешь, Дим?
— Не особо, — со вздохом отвечает тот.
Арсений вскакивает, становится на колени на кровати, чтобы оказаться точно напротив Димы и поясняет:
— То, что когда-то нам казалось киношной фантастикой, сейчас стало реальностью! И погубит нас всех! Разве это не смешно?
А сейчас Дима понимает. Если раньше гипердвигатель, прыжки в гиперпространстве и между вселенными были лишь выдумкой, то сейчас это жизнь. Вернее, было их жизнью. Людям всегда мало того, что есть, они всегда стараются совершить невозможное и доказать хрен пойми что хрен пойми кому. Дима всегда считал, что в мире есть вещи, в которые человеку лучше не вмешиваться. И всё, что сейчас происходит, лишнее тому доказательство.
— Смешно, — кивает он Арсению, — люди в очередной раз изобрели чёртов перпетуум мобил — то, что заведомо обречено на провал.
Арсений энергично кивает, радуясь, что ход его мыслей дошёл до Димы.
— А самое лучшее, что мы так никогда и не узнаем, где и как именно люди накосячили, раз кто-то извне решил вот так нас наказать, — легко заканчивает он и падает обратно на подушки.
— Тебе надо пойти в управление и рассказать о сегодняшнем сне, — напоминает Дима, возвращаясь к закипевшему чайнику.
Пока он открывает консервы и заливает водой пакетики с чаем, Арсений продолжает:
— А представляешь, если это не кто-то делает, а действительно какой-то природный катаклизм. Или что это сам Бог так наказывает всех нас, ха-ха! Словно мы снова попробовали запретный плод.
— Арс, я прошу тебя, не неси чушь, — раздражённо просит Дима, — иди ешь, одевайся, а потом дуй в управление, пока солнце не взорвалось и мы все тут не умерли.
— Сегодня мы не умрём, — уверенно говорит Арс и поднимается с постели, — я же сказал, мы умрём от взрыва настоящего, нашего солнца. А то, что нас атакует, это не настоящие солнца. Просто похожи.
— Да знаю я, Арс, — устало тянет Дима, подвигая ему кружку чая. — Давай поговорим о чём-нибудь другом.
— В последнее время нет других тем для разговора.
— Тогда просто заткнись.
И Арсений затыкается. Не разговаривает и даже не видится с Димой несколько часов. Он уходит в управление, а Дима первым делом идёт в медпункт за поддерживающими таблетками, а после — тоже в управление, хотя Арсения там не застаёт. Дима отчитывается о своём самочувствии, намеренно скрывая головные боли и это странное болезненное ощущение, словно все его внутренние органы перекручиваются между собой и затягиваются в один сплошной узел.
Он возвращается в каюту, однако Арсения всё ещё нет. С остальными особыми, видимо. Тогда Дима идёт к соседям — Антону и Серёже, двум простым парнишкам, которые дружат ещё с детского сада, прошли вместе огонь, воду и медные трубы. Они до сих пор верят, что и это переживут. Кто знает, может, им так легче существовать. Дима не осуждает и не смеётся, наоборот — каждый раз находит успокоение в их компании.
Они втроём проводят время за действительно отвлечёнными темами и игрой в карты. Дима даже на какое-то время забывает о том, что над ними повис очередной горящий шар, что вот-вот взорвётся, отравляя излучением остатки их жизни.
Напоминает об этом Арсений, который, не найдя Диму у них в каюте, по опыту заглядывает к ребятам.
Дима понимает — это вот-вот случится.
Он прощается с Антоном и Серёжей и возвращается с Арсом к себе.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает у него Дима, когда они садятся рядом на кровати.
Арсений усаживается у изголовья, подняв одну ногу на кровать позади Димы. Он закусывает губу и перебирает свои пальцы.
— Скверно, — признаётся он со вздохом. — В голове всё крутятся какие-то картинки, ощущаю страх и смирение, но это словно не мои воспоминания и не мои чувства. Говорил с другими, они считают, что это тоже — будущее. Хочу не видеть и не чувствовать этого всего.
Он притягивает к себе колени и обнимает их руками, запрятав лицо. Дима просто пододвигается ближе и обнимает его, поглаживает по спине.
— Ужасное утешение, но всё же: если верить видениям, скоро всё кончится, — говорит Дима, и Арс глухо посмеивается.
— Дожили, да? Утешаем друг друга скорой гибелью.
Дима со смешком фыркает, но соглашается.
Ожидание томительно, но Дима уже привык. Он всячески отвлекает Арсения, рассказывает ему что-то, читает по памяти несколько стихов, просто гладит по больной голове, желая забрать его боль себе. Дима сильный, он потерпит и протянет, а Арсений… Его милый, нежный Арсений, которого он всю свою жизнь любил крепкой тёплой любовью, разве заслужил он все эти страдания и боль? Заслужил ли хоть кто-то из них всех такую долю?
— Дим, представляешь, — шёпотом говорит Арс, уложив голову на его колени, — Таня из сто пятой беременна.
Дима громко хмыкает. Не знает, стоит ли удивляться. Он говорит:
— Учитывая, что два месяца назад её организм начал активно мутировать, вообще чудо, что она ещё жива, что тут говорить о беременности.
Арсений кивает.
— Даже в такой ситуации человеческие инстинкты берут верх, — задумчиво произносит он, — казалось бы, какой смысл сейчас размножаться, ведь в любом случае мы все умрём.
Дима закатывает глаза и говорит:
— Арс, смысл не в инстинктах, а в том, что у кого-то кончились презики.
Тот тихо смеётся, а после уже легче говорит:
— В управлении никто не намерен что-либо делать.
— А что они могут? Да и зачем что-то делать? Всё равно ребёнок не успеет родиться.
Арсений вмиг тускнеет и, вздохнув, трётся щекой о колено Димы. Снова погружается глубоко в свои мысли.
— Димка, голова так раскалывается, словно сейчас взорвётся, — жалуется Арсений через какое-то время.
У Димы сжимается сердце. Он тянет Арса вверх и обнимает его.
— Я знаю, Арсюш, — шепчет он в его волосы, — потерпи ещё немного, скоро всё пройдёт. Я с тобой.
Так происходит всегда перед взрывом, и Дима, как ни пытался, не может к этому привыкнуть. Арсений в его руках сжимается в одну точку, напряжённую от фантомных болей, скрипит зубами и намертво вцепляется пальцами в одежду Димы.
Его милый, чувствительный мальчик, почему же это происходит с ними? Может, им стоило уже давно принять микстуру с ядом и прекратить всё это?
Чёрное солнце взрывается высоко-высоко над ними, и единственное, что свидетельствует об этом, — Арсений, потерявший сознание.
В течение следующих нескольких дней в бункере, который носит название «Город №5», умирает десять человек. Дима, чувствуя, как страх сжимает горло, превозмогает боль изо дня в день и слепо молится о том, чтобы дожить до конца, а не уйти сейчас, оставив Арсения совсем одного.
То ли чудом, то ль закономерно, Дима стойко добивается своего. Он словно заставляет всеми силами свой организм не то чтобы бороться — просто протянуть ещё немного.
О том, что их солнце вот-вот снова загорится, как и прежде, Дима узнаёт чуть меньше, чем через месяц после прошлого взрыва. Об этом объявляют по громкой связи. Сообщают, что их особые установили время, когда это случится — через три-четыре дня, не больше.
Все эти дни в городе царит суета и нервное возбуждение. Диму даже веселит, как какой-то мужчина в общем помещении сетует на то, что не успел дочитать книгу.
В день, когда солнце загорается, все более-менее утихомириваются. Кто-то собирается группами в каютах, кто-то предпочитает остаться в такой момент в одиночестве, кто-то пытается отвлечься за разговорами в общем помещении. Иронично, что сейчас город кажется более живым, чем в любой другой день.
Дима принял бы любое решение Арса и был рядом, но тот не желает быть с другими людьми, пусть и близкими товарищами, но по сути всё равно чужими. Дима рад этому больше всего, потому что он тоже хочет именно этого.
Так странно, но день, когда солнце зажглось и должно взорваться, становится для них всех чуть ли не праздником, ведь наконец-то всё закончится. Не будет больше боли, не будет страха и отчаяния. Не будет ничего, но этим тут уже никого не напугать — лучше белое ничего, чем этот мир, обречённый на гибель. Если они не умрут от взрыва, то умрут от голода или нехватки кислорода. Выйти на поверхность никто не решится — все их датчики оттуда стали неисправны уже давно, так что чёрт знает, что там творится. И судя по тому, как мир выглядел, когда они уходили под землю, сейчас там не ждёт ничего хорошего. Связь с другими ближайшими городами оборвалась примерно тогда же, так что куда им идти?
Диме и Арсению ничего не остаётся, кроме как сидеть на кровати и говорить обо всём, что придёт в голову.
Арсений лезет обниматься и говорит:
— Хочу, чтобы наши скелеты нашли спустя много-много тысяч лет и увидели, что мы любили друг друга до последнего вздоха.
Дима ему отвечает:
— Арс, от нашей планеты не останется ничего, понимаешь? Солнце разрушится, и у планет нашей системы исчезнут орбиты. Земля будет лететь в космосе, пока не попадёт под притяжение другого тела, либо пока не столкнётся с каким-нибудь астероидом.
И это ещё Дима решает не говорить о том, что от них, скорее всего, не останется даже горстки пепла.
Арсений настаивает:
— Если Земля попадёт на другую орбиту, то будет маленький шанс, что она останется цела. И тогда кто-нибудь найдёт наши тела.
Дима вздыхает.
— Очень маленькая вероятность.
А Арсений снова упрямствует:
— Но она есть! Как говорится, по статистике всегда есть шанс возникновения маловероятных событий.
— Кто это так говорит?
— Не помню, — Арсений легко пожимает плечами.
Диме из вредности хочется ещё поперечить ему, но, боже, кого он обманывает? Им осталось всего ничего — когда, если не сейчас, самое время признать, что он тоже хотел бы, чтобы когда-то их нашли и увидели, как какие-то два человечка любили друг друга? Можно же ему хотя бы этим обманчиво утешить себя?
Он сдаётся.
— Ладно, Арс, ты прав, шанс действительно есть. На самом деле даже больше, чем кажется.
— Да? — Арсений оживает, изумлённо уставившись на Диму.
— Да, вероятность пятьдесят на пятьдесят. Либо это случится, либо нет, — с улыбкой поясняет он, и лицо Арсения светлеет.
Так они и сидят, болтая обо всём, что уже и так было сказано, и грезя о чём-то хорошем и чём-то вечном до самого конца. Они встречают его без страха, крепко прижавшись друг к другу.
В этот последний миг, когда солнце взрывом раскаляет планету добела, насквозь очищая её от любых признаков жизни, им кажется, что они уже не здесь, ни телом, ни душой, что они уже где-то там, где их ждёт другое, светлое будущее, где они будут бродить, свободные и бесконечные, как сама вселенная.