Бесконечное стремление к увеличению энтропии

— Эмпатия. Когда вы впервые осознали, что отличаетесь от других? Уилл хмыкнул и разочарованно покачал головой: — Не слишком ли банальный вопрос, доктор Лектер? Ганнибал наклонил голову. — Вы считаете, что эффективность определяется сложностью? Порой надежнее всего работают самые простые механизмы и схемы. — Быть может, вы правы. — Итак, детство? — До определенного времени я не осознавал разницы, — все-таки начал Уилл, и Ганнибал заметил, как затуманился его взгляд, все еще направленный на него, но проходящий будто сквозь, — мне казалось, если это чувствую я, остальные ощущают то же самое. — На что это было похоже: отсутствие отклика от окружающих или переизбыток собственных ощущений? — Я… — Уилл замер, облизнул губы, а когда заговорил, голос его звучал иначе, и Ганнибал понял: Уилл полностью погрузился в воспоминания. — Это так странно, мир вокруг такой громкий: грусть, печаль и радость, тоска или сожаление. Они звучат от каждого человека отдельной мелодией. Люди похожи на нестройный ряд инструментов в любительском оркестре. Некоторые попадают в гармонию, становясь фоновым звуком, но некоторые… — Уилл снова смотрел на Ганнибала осмысленно, — некоторые выделяются особенно. — Негативные эмоции? — угадал Ганнибал. — Особенно они. — Уилл кивнул. — Ненависть, отвращение, злость. Большую часть своей юности я ощущал от окружающих только их. Дети жестоки, Ганнибал. — Лектер только приподнял уголок губ на внезапную фамильярность. Грэм, отметив это, продолжил: — Мой отец был малоэмоциональным человеком, мне всегда было с ним комфортно. Да и дети в школе, если не выделяться, относятся к тебе безразлично, когда интерес проходит. Но некоторые, особенно «одаренные», ищут выход своего негатива на других. — Над вами издевались? — Я не давал, — оскалившись, процедил Уилл. — Насилие, — мягко произнес Ганнибал, наблюдая, как расширяется зрачок и заполняет чернотой бирюзу радужки, — насилие часто служит недостойным. Но в праведных руках может быть правильным орудием. Уилл вздрогнул от этих слов, дыхание его участилось, он прикрыл глаза и резко встал, прошелся по комнате, судорожно теребя волосы на затылке. Он стоял так некоторое время, молчал и дышал громко и загнанно. Ганнибал тоже молчал, но когда Грэм вновь повернулся к нему в глазах его читалась вина. Ганнибала осенило. — Что вы сделали, Уилл? — Грэм зажмурился, но Ганнибал не отступал. Он понизил голос и вкрадчиво добавил: — Врачебная тайна, Уилл. Все, что будет сказано в этом кабинете, не уйдет за его пределы. — Не до такой же степени, — прохрипел Уилл. Он бухнулся в кресло и опустил голову, зарываясь пальцами в волосы, в нервном жесте потянул за волнистые пряди. Ганнибал хищно улыбнулся: — Нас уже объединяет одно преступление. Подлог, помните? Неужели мы не можем разделить еще больше тайн? Уилл распахнул глаза, понимая, что Ганнибал каким-то образом оказался рядом. Кончики пальцев его коснулись плеча, нежно сжали, и Уилл поднял глаза. Лектер смотрел на Грэма сверху вниз нечитаемым взглядом. Вопреки привычке Уилла сторониться прикосновений и близости чужих людей, его такое близкое проникновение в личное пространство не подавляло, наоборот давало ощущение защищенности. Уилл не выдержал, всхлипнул, — влага наполнила его глаза, — и заговорил: — Я… Мы тогда только переехали, это было начало старшей школы. Он был просто огромный, не знаю точно, потому что был старше всех или от переизбытка тестостерона. — Уилл снова зажмурился и ощутил, как Ганнибал опустился рядом с ним на колени. На лицо легли теплые ладони, слегка шершавые пальцы вытерли слезы со щек, и только тогда парень осмелился вновь открыть глаза. Ганнибал смотрел понимающе, он излучал уверенность и прощение всех проступков, и Уилл почувствовал, что может это наконец произнести: — Он бил меня по ребрам, по ногам, он кричал издевательства, и мне казалось его презрение просачивается в каждую клетку моей кожи. Он марал меня в грязи, а я чувствовал его злость, тупую боль и желание… — Уилл снова всхлипнул. Ганнибал убрал руку с его плеча и провел большим пальцем по заалевшим скулам. — Что, Уилл, что? — Голос его вздрогнул от нетерпения. — Я хотел сделать ему больно в ответ и не… — Парень задохнулся от собственных слов и снова посмотрел на Ганнибала. Из глаз ушли боль и страх; теперь там было только удовольствие — то удовольствие, которое видел Ганнибал, смотрясь в зеркало после удачной охоты. Парень продолжил, и Лектер почувствовал, как от этих слов внутри него разворачивается лавой удовлетворение: — Я душил его долго. Подо мной уже лежал труп, а я все давил и давил ему на горло и прокручивал в голове, как жизнь уходила из его отвратительного тела. Я получал от этого удовольствие. Меня наполняли ненависть и триумф. — Но он был уже мертв, — произнес тихо Ганнибал. — Ты не мог больше спутать свои и чужие эмоции. Чей это был триумф, Уилл? — Мой, — прошептал он; губы его задрожали, а в глазах вновь появился испуг. Он всхлипнул и подался вперед, вцепившись в плечи Ганнибала. Тот обнял его крепко, проскользнув телом между бедер все еще сидящего в кресле парня. Колени Лектера ныли от столкновения с твердым полом, пиджак в том месте, где Уилл уткнулся лицом, пропитался влагой, но он гладил волнистые мягкие волосы и шептал Уиллу в ухо: — Ты такой умный, талантливый мальчик. Ты давно научился различать свои и чужие эмоции. Ты прекрасно понимаешь свои желания и мотивы. Но ты не хочешь их принимать. Я помогу тебе. Уилл отстранился и уже совершенно спокойно произнес: — Я совершил преступление, Ганнибал. — Пошел против закона, да, — аккуратно убирая намокшую кудрявую прядь с его лба, произнес Лектер. — Но законы создают люди. Кто должен решать, кто достоин жизни, а кто нет? Лицо Грэма стало задумчивым: он рассматривал Ганнибала, внимательно изучая каждую черту его лица. На какой-то момент Лектеру показалось, что он слишком рано поднял эту тему — парень отстранился, нахмурился и поджал губы. Но вновь все поменялось, когда Уилл подался вперед и аккуратно коснулся губ Ганнибала своими. Лектер замер, прикосновение — мягкое, как легкий ветерок, и такое же короткое, — подняло внутри смятение. Когда Уилл отстранился, из-под ресниц хитро смотря на Ганнибала, тот предпочел сделать вид, что не заметил поцелуя. Он аккуратно поднялся с колен, отряхнул брюки и на еле гнущихся ногах добрался до маленького буфета в углу кабинета. Когда Ганнибал наливал в стаканы на два пальца виски, Уилл уже стоял рядом. Он принял из рук Ганнибала стакан безропотно, не упоминая больше о границах врач-пациент, — они давно их переступили. Были разбиты последние стены. И именно это больше всего беспокоило Лектера: слишком он увлекся этим бесспорно интересным молодым человеком. Он позволил себе излишнюю привязанность к объекту влияния и теперь сам невольно менялся. Хорошо, что после Уилла Ганнибал отменил все встречи, перенеся их на другие дни, — сегодня Лектеру хотелось обдумать то положение, в котором они оказались с Грэмом. А пока тот, стоя рядом, пил свой виски, Ганнибал произнес: — Мне кажется, Уилл, тебе необходимо познать себя и принять, кем ты являешься. Грэм сделал очередной глоток и шагнул вперед, снова внимательно изучая лицо Ганнибала. Тот тонко улыбнулся, посмотрев молодому человеку в глаза, и произнёс: — Кто ты, Уилл? Парень лукаво усмехнулся, сверкнув глазами. Его слезы высохли, испуг и скованность прошли окончательно. Казалось, он ощущал себя рядом с Ганнибалом естественно и комфортно. Вопрос не требовал ответа — это было своеобразное задание до следующей их встречи. Несколько минут они пили молча, сверля друг друга изучающими взглядами. Допив остаток из своего стакана, Уилл аккуратно поставил его на стол и подошел к выходу. Лектер последовал за ним. Грэм обернулся, подался вперед, но больше не попытался поцеловать — лишь прислонился лбом ко лбу Ганнибала и вдохнул полной грудью: дорогой одеколон, немного солода и легкий, еле заметный привкус мускусного пота. Запах был таким успокаивающим, таким внушающим уют и уверенность, что Уилл вновь чуть не расплакался от чувства облегчения, что в его жизни появился такой человек, как Ганнибал. Он потерся щекой о колковатую от дневной щетины щеку и произнес: — До встречи, доктор Лектер. Это звучало так интимно, даже более интимно, чем имя Ганнибала, произнесенное этими же губами. Лектер сжал челюсть: хотелось прижать парня к себе. Но он сдержался. Уилл отстранился и, больше не посмотрев на психиатра, вышел. В смущенных чувствах Ганнибал закрыл за ним дверь, ощутив острую нужду развеяться. Снова пришло время охоты.

***

Уиллу снилось твердое горячее тело под ним, сильные руки, обнимающие за плечи, опаляющее дыхание и острые зубы, болезненно впивающиеся в плечо. Боль от укуса отдавала в пах возбуждением. Уилл терся об упругое бедро — человек под ним рычал и подавался навстречу. Грэму было жарко, влажно и безумно хорошо; он открыл глаза, пытаясь всмотреться в лицо человека под ним, но видел лишь звериный оскал и темные провалы глазниц. Он провел руками по твердой, явно мужской, покрытой волосками, груди. Поднял руки выше, к широким плечам, огладив мощные мышцы бицепсов, и опустил ладони на шею, смыкая большие пальцы на кадыке. Под подушечками бился пульс. Уилл еще раз толкнулся бедрами вперед и наконец увидел лицо человека под ним: Ганнибал, раскрасневшийся, с растрепанными волосами, влажными алыми губами и нефтяными провалами вместо глаз. Он тихо прошептал, оскалив острые клыки: «Кто ты, Уилл» и подался вперед, впиваясь поцелуем-укусом. Уилл ахнул, сжал руки на горле — и от этого лавой подступило удовольствие… Он выпрыгнул из возбуждающего марева от звука телефонного звонка. Назойливое тренькание раздавалось где-то возле головы: Уилл повернулся, замечая лежащий возле подушки сотовый, и протянул к нему руку. Сбросив вызов, он инстинктивно потянулся к гордо стоящему члену, потирая его через влажноватую над головкой ткань трусов. Снова прикрыв глаза, воспроизвел в голове образ Ганнибала из сна — расхристанного, возбужденного, — и тихо застонал. Он все еще ощущал его жаркие объятия, двигая рукой на члене, когда замолчавший ненадолго сотовый вновь разорвался звонком. — Ебать, — разочарованно выругался Уилл, — да кому что нужно среди ночи. Щурясь, он принял звонок и прохрипел в трубку: — Да… — Я думаю, ты захочешь это увидеть, — произнес знакомый голос на том конце. — Клинтон, ты? — Уилл сел на край кровати и засмеялся в трубку: — Какая-то странная у тебя привычка появилась — будить меня, — он убрал трубку от уха и посмотрел на время в правом верхнем углу на экране, — в пять сорок утра! Клинтон, какого хрена! — Не ворчи, а лучше тащи сюда свою задницу. Скульптор оставил нам очередной сюрприз. Давай быстрее, пока федералы не приперлись.

***

— Срань господня. — Напарник оглядывался по сторонам: полицейские рядом суетились, оцепляя место преступления, а он наверняка высматривал агентов ФБР. Те до сих пор не появились, и мужчина потер усталые красные глаза. — Ну если можно так сказать, — ответил ему Грэм, не отводя глаз от композиции, представленной перед ним Скульптором. — Очень похоже на что-то библейское. Но почему-то… — Библейское, серьезно? Это вот, по-твоему, по-божески?! — кричал, размахивая руками, напарник. — Четыре трупа, четыре! Да еще каких! В часовне, в доме Бога! И второй раз в мою смену! Да твою ж мать! — Не в твою, — холодно произнес Грэм. — Что? — Не в твою смену, Клинтон. В мою. Мы напарники, не забыл? Как минимум, тебе придется увидеть еще одну «композицию». — Ты сейчас серьезно? — Лицо Клинтона было возмущенно-удивленным. Но Уилл лишь краем глаз взглянул на него и перешагнул красно-белую ленту, натянутую по периметру. К нему подбежал один из полицейских, но Клинтон жестом остановил его, давая Грэму пройти внутрь. Уилл делал шаг за шагом, пока краешек его ботинок не наткнулся на лужу крови. Он остановился у ближайшего трупа, и посмотрел на преклоненное тело. Черепная коробка была вскрыта хирургически аккуратно, и мозг лежал в протянутых ладонях как подношение. Рядом с ним, коленопреклоненно, сидел труп другого мужчины, в руках его было сердце. Третий подносил в руках собственный половой орган вместе с яичками. Уилл моргнул, и один из трупов повернул к нему голову, медленно перемещая ладони с окровавленным сердцем в его сторону. Его бледные губы зашевелились, и Грэм услышал тихое: «Прими». Ему начали вторить второй и третий, и вот они уже втроем смотрели на Уилла побелевшими глазами и шептали, как молитву, как мантру: «Прими, прими, прими, прими…» Уилл тяжело вздохнул и закрыл ладонями глаза. Когда открыл их снова, вдохнув и выдохнув несколько раз, трупы снова были в прежней позе — сидящие на коленях, с обращенным мертвым взором на четвертое тело. И когда Грэм посмотрел на центральную фигуру «композиции», холодок пробежал по загривку. Молодой мужчина, примерно его возраста, может, чуть младше, его веса и телосложения, — каштановые волнистые волосы, светлая кожа и остекленевшие светлые глаза. Спина его была прислонена к стене часовни, а руки развернуты ладонями вверх, как будто он принимал их подарки. Снова стали слышны голоса убитых, и Уиллу вдруг почудилось, что это он стоит там, принимая в дар сердце, мысли и желания самого Скульптора. Он смотрел на движущиеся белые мертвые губы «волхвов» и ощущал себя заново рожденным. Скульптор нашептывал ему на ухо — Уилл почти явственно ощущал его горячее дыхание на своей шее: Я взял мозг безмозглого, сердце бессердечного, пенис и тестикулы импотента. Они им без надобности. Зато ты, мой мальчик, ты получишь от меня все. И даже больше. Это мой тебе дар.³ И почему-то голос в этой фантазии звучал слишком знакомо.

***

— Кое-что произошло, Ганнибал. — Уилл прикусил нижнюю губу, пытаясь понять, как рассказать Ганнибалу об увиденном, а главное, как передать свои чувства. — Продолжай, — прозвучало мягко и ободряюще. — Я… — Руки молодого человека, нервозно перебирающие обивку подлокотника, переместились на колени, потерли ткань джинсов и беспокойно замерли. Уилл покачал головой и резко вскочил из кресла, повернулся к Ганнибалу спиной. Лектер наклонил голову, рассматривая стройные подтянутые бедра и округлые ягодицы, проступающие под мешковатой тканью. Поймав себя на чересчур откровенном разглядывании, он через силу поднял взгляд и прочистил горло, пытаясь отвлечься от мыслей, постоянно уходящих не в том направлении, и еще раз подтолкнул своего собеседника: — Все сказанное тобой будет воспринято только как личный опыт и использовано на пользу. Не более. Мне казалось, ты убедился в этом прошлый раз. — На последней фразе голос Ганнибала стал почти мурлыкающим, и Уилл, приподняв кончики губ, немного расслабился. Он сделал несколько шагов по кабинету Лектера, рассматривая множество книжных полок, где, помимо руководств по психиатрии, уютно расположились альбомы с репродукциями знаменитых картин, множество монографий про различные временные вехи в искусстве и учебники по прикладной хирургии. Он провел пальцем по коричневому корешку одной из первых, стоящих на верхней полке, книг, — «Скульптура древней Греции», — и, нервно проведя ладонью по шее, повернулся к Ганнибалу. Он не хотел больше называть его по-другому — ни про себя, ни вслух. То, что происходило между ними, давно вышло за границы отношений между пациентом и врачом. И Уиллу это очень нравилось. Такое звучное и могучее имя — Ганнибал — было столь же привлекательным, как и его носитель. Уилл хотел произносить его как можно чаще. Он сделал несколько осторожных шагов к сидящему в своем кресле психиатру. — Это о работе. — Мне казалось, ты отстранен от работы. — У меня есть друзья, — лукаво улыбнулся парень, и Ганнибал мысленно поблагодарил напарника Грэма. Ганнибал наклонил голову, рассматривая Уилла под другим углом: снизу-вверх смотреть было не так удобно, но близость парня вновь подняла в нем неуместные чувства. Он отогнал их от себя. Сейчас было важно узнать, что скажет на его подарок Грэм. — Может, ты слышал: объявился наш местный маньяк. Скульптор - так называют его газетчики. — Продолжай, — кивнул Ганнибал. Уилл мотнул головой и продолжил вышагивать по кабинету, будто метрономом сопровождая свою речь. — Он творит из убитых им людей своеобразные скульптуры, фиксируя трупы в нужных ему позах. — Он помахал руками в воздухе, будто пытаясь изобразить эти скульптуры. — Так вот. Вчера я впервые был на месте преступления сразу после обнаружения. Я впервые увидел… — Грэм остановится, сглотнул вязкую слюну и выдохнул: — Это. — Ты даже не при исполнении, — пожурил его Ганнибал, но даже не попытался убрать веселость из голоса. — Я говорил, у меня есть друзья, — повернул в его сторону голову Уилл и довольно улыбнулся. — Что ты видел? — Я сейчас разрываюсь между желанием поделиться с тобой своими впечатлениями и неким для себя открытием. — Уилл снова стоял сбоку от Ганнибала, а тот задрал голову, неудобно выгнув шею. Парень наклонился ниже, вторгаясь в пространство мужчины, и, положив ладони на спинку его кресла, прошептал: — И нежеланием напугать подробностями. — Я хирург, Уилл, ты думаешь, меня можно напугать трупами? Выражение лица Лектера было хитрым и мягким одновременно. Он улыбался завлекательно, глаза его сияли малиновыми вспышками, отчего Уилл почти забыл, о чем хотел рассказать. Грэм был так близко, глаза его жадно изучали лицо Ганнибала, рот - приоткрыт. Уилл облизнул нижнюю губу, потом прикусил верхнюю, и Ганнибал едва сдержал порыв податься вперед, сминая мягкий рот в поцелуе. Уилл заторможено моргнул и наконец ответил: — Нет, тебя не напугать. Я уверен. Он отшатнулся, будто от жаркого огня, и вернулся в свое кресло. Закинув ногу за ногу, отражая позу самого Ганнибала, Уилл продолжил: — Скульптор изобразил волхвов с их подношениями младенцу Иисусу. И подношениями были их собственные органы. Младенца не было. Вместо него был убит молодой студент технического колледжа. И что самое главное… — Что? — Ганнибал ощущал, как внутреннее нетерпение пожирает его изнутри. Как же он хотел этого мальчишку, как жаждал его прозрения, как желал его близости. Желал и боялся. — Я почувствовал его замысел, — не заметив его нетерпения, продолжил Уилл. Щеки его окрасил легкий румянец, и Ганнибал впился в него взглядом, сжимая челюсть в ожидании продолжения. Грэм, который все это время рассказывал куда-то в пустоту, вновь взглянул в глаза Ганнибалу, и его светлая бирюзовая радужка потемнела, становясь похожа на грозовое небо. — Он хотел преподнести подарок. Я не совсем понимаю кому, но это своеобразное признание привязанности. Мозги, сердце и гениталии. Это связывает нас с нашими любимыми. И когда я смотрел на это, мне казалось, я очутился в его голове. — В голове человека, не находящегося с вами рядом. Вы проникли в мозг преступника. Что-то новое, не кажется? — Голос Ганнибала немного дрожал, но парень, похоже, этого не заметил. — Именно, — растерянно произнес Уилл. Он вновь посмотрел куда-то за плечо Ганнибала. — Мне показалось… Он прервался и потер подбородок большим пальцем, задумавшись. — Что? — Я не знаю, как это передать… Столько эмоций от его творения и того, что я почувствовал, я немного… — Творения? Как давно убийства стали творениями? — иронично произнес Ганнибал. — С тех пор, как появился Скульптор. — Заявление было безапелляционным, и Ганнибал замер. Уилл продолжил: — Все, что он делал до этого, всегда было за гранью добра и зла. У этого человека свой взгляд на мир и понятие красоты. И все, что он делает, всегда очень красиво. — Вы восхищаетесь? — Ганнибал ощущал свое часто бьющееся сердце почти в горле - оно подпирало трахею и жаждало вырваться наружу. Очарование Уиллом Грэмом грозило затопить его с головой. — Я… — Уилл замер и вновь взглянул на Ганнибала. — Я так бы хотел его увидеть… Увидеть и понять. — Впоследствии поймать и посадить на электрический стул. — Боль в голосе Ганнибала не укрылась от Уилла, и что-то знакомое промелькнуло в карих глазах напротив. Какая-то мысль не давала ему покоя, но он все никак не мог ее поймать. Грэм прищурился и, задумавшись, добавил: — Пока только увидеть. Ганнибал вздохнул, посмотрел на часы на запястье и, когда Уилл ожидал, что с ним вновь попрощаются, произнес: — Наши встречи скоро закончатся. Вы здоровы, стабильны, вы вновь готовы приступить к своим обязанностям. Уилл разочарованно покачал головой: его отталкивали. Ему казалось, они с Ганнибалом нашли точки соприкосновения, что-то общее - он буквально чувствовал какую-то связывающую их души нить. Это так окрыляло, развеивало чувство одиночества. Но, видимо, открытость Уилла и то, чем он поделился, оттолкнули мужчину, и тот рвал их только намечающуюся связь. Но последующие слова заставили его сердце биться беспокойной птицей, а дыхание замереть. — Скоро вы перестанете быть моим пациентом, Уилл. И я хотел бы пригласить вас на ужин. — Ужин - это… — Давайте не будем навешивать ярлыки. — Голос Ганнибала был каким-то надломленным, и Уилл понял — Лектер с трудом переступает собственные запреты. От осознания этого на лице молодого человека расцвела улыбка. Он смотрел на красивого мужчину напротив, на то, как тот борется с собой же придуманными ограничениями. Человека, который снял с Уилла его собственные запреты для гораздо более серьезных вещей, а сам не мог преодолеть страх перед возникшей между ними привязанностью. Ганнибал переступал через себя - и это окрыляло. Лектер сказал:  — После последнего сеанса я приглашаю вас на ужин к себе домой. И Уилл облегченно выдохнул: — Сразу после? — Сразу после, — охрипшим голосом произнес Ганнибал.

***

Ганнибал никак не мог придумать меню для их с Уиллом ужина. Хотелось удивить и поразить молодого человека своим поварским искусством, но при этом не переборщить с изысканностью, сделав ужин просто и со вкусом. Эта была их первая неофициальная встреча, интимность которой слишком беспокоила Ганнибала, и он не хотел хоть чем-нибудь испугать Грэма. Он наметил для себя следующую «свинью» и даже придумал очередное послание для полиции, но почему-то с главным блюдом для ужина с Уиллом никак не мог определиться. Лектер все еще изучал список своих любимых рецептов, хотя давно нужно было отходить ко сну. Внутреннее волнение никак его не покидало. Поэтому, сидя за столом на кухне, одетый в шелковую пижаму, он мелкими глотками пил вечерний скотч, смакуя терпкий, чуть дымный вкус, и размышлял, что будет лучше, — субпродукты или мясо. Субпродукты любили немногие, даже несмотря на искусную подачу Ганнибала. Они с Уиллом уже обсудили, что тот совершенно не против мяса, и Ганнибал хотел преподнести ему только лучшее. У него были запасы «особого» мяса, но для Уилла Лектер хотел приготовить все самое свежее. Мысленно вспомнив свое завтрашнее расписание, Ганнибал еще раз разложил в уме все по полочкам и поразился, как много отвел времени для приготовления предстоящей встречи. Он даже отменил всех пациентов на завтра — кроме Грэма, разумеется. Он выделил целый день на этого мальчишку! Раньше Ганнибал не растрачивал зазря такой драгоценный ресурс как время, и только званые обеды на множество гостей отнимали столько сил. Он уже провел два подобных обеда, и вот настало время третьего: жертвы намечены, подобрано меню, а Ганнибал мог думать лишь о Уилле. Мужчина мотнул головой: раздражение на самого себя поднималось скребущим внутренности селем, — и допил скотч одним глотком. Он стал слишком сентиментален и слаб — это раздражало. Ганнибал прикрыл веки. Горькая обжигающая жидкость приятно разлилась по пищеводу, а перед глазами вновь встал образ Уилла, который смотрел так открыто и доверительно и тихо говорил: «Я хочу его увидеть; увидеть и понять». Впервые появился тот, кто хотел и мог понять Ганнибала, но еще — стать погибелью: один раз доверившись Уиллу Грэму, он мог потерять все. Поэтому решение было только одно — завладеть парнем без остатка, но самому оставаться по-прежнему в тени… Только Ганнибал принял это решение, как раздался звонок домашнего телефона. Кто мог в первом часу ночи так беспардонно звонить к нему в дом? Достаточно давно для всех своих пациентов Лектер разработал правило — никаких звонков после десяти вечера. А друзей, как таковых, у Ганнибала не было. Только знакомые, которых он регулярно потчевал человеческими органами, да коллеги. Звонок все не унимался, и Ганнибал, раздраженно вытерев ладони о лежащее рядом полотенце, встал из-за стола и поднял трубку. Громкое и быстрое дыхание, такое узнаваемое, не оставило сомнений, кто на том конце телефона. — Ганнибал? — Да, Уилл. — Ганнибал. — Голос парня был прерывистым и тихим. И до боли испуганным. Беспокойство тут же подняло свою голову, но Ганнибал тщательно запихал его обратно. — Ганнибал… Я… — Что случилось, Уилл? С тобой все в порядке? — Со мной все хорошо, но с ним… — Парень прервался и часто-часто задышал; Лектер понял, что он сдерживает слезы. — Ганнибал, мне нужна помощь, мне кажется, я сотворил что-то ужасное… Лектер хищно улыбнулся.