Hiraeth

***

Хината едва разлепила ноющие глаза, в ушах стоял ультразвуковой писк, противно бьющий по голове, которая и так не хотела нормально работать. Тело девушки было объято сковывающими цепями боли, она никак не могла пошевелить конечностями, даже исхудавшие от постоянных переживаний запястья едва подрагивали, но упорно отказывались подниматься. Почему-то было поразительно пусто и оглушающе тошно, хотелось взахлёб кричать от паники, но синеватые губы едва шевелились, неспособные открыться достаточно, чтоб наконец-то рвано попросить помощи. Сознание приходило тяжело, ещё тяжелее приходило понимание, что ничего ниже пояса Хьюга не ощущает, и постепенно эта мысль заполнила всё дрожащее тело девушки, разливаясь томной паникой по каждой клеточке израненного и измученного организма. Какой-то густой и до удивления знакомый голос отчаянно звал, что-то просил и причитал, требовал обратить на него хоть какое-то внимание. Девушка жалобно скулила в ответ, уверенная, что обладатель этого голоса её не обидит. Страх смешивался с злобой в тягучую смесь отчаяния, рос с каждым медленным ударом закалённого сердца, разрывал пелену беспамятства и насильно тянул наверх, заставляя вынырнуть на поверхность реальности. Хината распахнула глаза резко, также неожиданно приподнимаясь на локтях, её же испуг за шкирку вынул её из глухой и тёплой темноты, где был лишь раздражающий писк. Боль накрыла тяжелым куполом, рот девушки открылся в уродливом подобии крика, но звука не было. Не было выбора, раз за разом шептала себе Хьюга ночами, бархатно поглаживая тыльной стороной ладони смуглую щёку своего возлюбленного. Она любовно вглядывалась в его умиротворённое вытянутое лицо и верила в свою хрупкую правду, доказывала сама себе, что её вины не могло быть, ведь такова суровость жизни, кому-то везёт больше, кому-то не везёт вовсе. Почему же она должна отвечать головой за тех, кому просто не повезло? Её бремя — слабая наследница, годная лишь на руководство ржавой камерой пыток, грязным пятном на ещё более грязной истории клана и она несла это бремя гордо. Почему же теперь она лежит разбитой куклой в луже собственной крови, смешанной с пылью и грязью? Глаза Хинаты были распахнуты, но пред ними виднелись лишь тёмные круги, и смутная попытка встряхнуть спутанными волосами привела лишь к нарастающей пульсации в висках. Кто-то упорно звал её, испуганно касался, потряхивал, но она никак не могла понять кто это и как его увидеть. В голове девушки была жидкая каша из попыток оправдать саму себя и безропотном желании обернуть всё вспять, проснуться дома задолго до того обречённого года, когда отец с гордой ухмылкой передал Хьюге новую и особенно важную должность. Тогда он скромно посоветовал дочери закрыться, спрятаться и не вдаваться лишний раз в подробности того, что происходит за закрытыми воротами глубоко под землёй, и почему-то, Хината верила, что отца стоит послушать. Меньше знаешь, — значит, крепко спишь, не так ли? А потом в твои мирные сновидения приходит демон во плоти и изничтожает тебя. Как жаль, что её жалкая попытка скрыться в панцире неведенья не снимала с неё ответственности за всё то, на что проще было смиренно закрывать глаза. Закрывать глаза, когда джинчурики влажно целовал, неумело, но так горячо притягивал к себе, но прикрывая глаза, опускал душу в полёт, позволяя виться около одной розоволосой куноичи, и Хьюга ощущала это, нутром продрагивала каждый раз, но лишь сильнее жмурилась, заталкивая желание разрыдаться глубже. Ком перекрывал горло, и она не могла дышать, поэтому боязно надеялась, что блондин не станет ничего спрашивать — иначе он услышал бы её хриплый и надрывистый голос, дрожащий будто лист на буйном ветру. В Хинате был круговорот ада из смутных сомнений, горьких терзаний и жалких попыток переубедить себя же, но вишенкой на этом торте сущей боли было единственное чёткое осознание. Хьюга знала, что её любимый человечек закрывая глаза никогда не будет видеть её образ. Она слишком прозрачно понимала, что он всегда будет мысленно срывать обжигающие поцелуи с алых губ другой девушки. Хината так хотела бы, чтобы его глубокие морские глаза однажды вспыхнули неясным блеском по отношении к ней, и наконец-то хлынула бы бурная река чувств, но пока их диалоги всегда упирались в острые тупики, сменяемые тяжелой неловкостью и затыкались бытовыми делами, простыми вопросами или долгими поцелуями. Неловко переминалась с ноги на ногу девушка, когда отец в тысячный раз напоминал ей, какая она везучая девчонка, ведь даже не смотря на то, какая она поразительная слабачка, ей вверили такую ответственную задачу и надо радостно падать в ноги главе клана, навзрыд благодаря за доверие. Её тошнило, но она жизнерадостно улыбалась, кивая на каждое предложение своего любимого папочки. Тот самый пресловутый выбор, о котором все говорят, где же он был тогда? Хината предпочитала верить в то, что выбора ей не предоставляли, чем представлять что было бы, дай она уверенный отпор своему клану. Уверенный отпор, звучит слишком забавно, если учесть, что тёмная густая лужа крови растекалась под телом Хьюги всё быстрее, а ног она уже не ощущала, и, почему-то, интуиция истошно кричала, что никогда больше не ощутит.

***

— Ханаби, долго ещё твоему отцу придётся ждать чай? Все уже собрались за столом, давай скорее, — без капли злобы в голосе оповестила седовласая женщина в возрасте, с лёгкой улыбкой наблюдая за спешащей и нервозной девушкой. Юная наследница клана лишь раздосадованно охнула и кивнула, стараясь не слишком суетиться, чтобы ничего не перепутать, но при этом ускорить подготовку к обеденному застолью. Сегодня была третья суббота месяца, а значит, по безмерно старой традиции, дочери должны подготовить достойный для отца и его званных гостей обед. На несчастье младшей из Хьюг, её старшая сестра покинула поместье ещё рано утром, загадочно упомянув какое-то неотложное дело, поэтому Ханаби самолично колдовала над несколькими бурлящими кастрюльками с чем-то умопомрачительно вкусным. Девушке даже нравилось такое времяпрепровождение: каждую такую субботу собираться всей семьёй, о чем-то тихо переговариваться во время трапезы и иногда опускать незамысловатые шуточки, стараясь не затрагивать служебные вопросы. Когда вы живёте под крылом великого клана, ощутить семейное тепло кажется чем-то невозможно драгоценным и редким, поэтому девушка не жаловалась, а смело приступала к своим обязанностям. Она знала, что однажды она вместо своего отца будет принимать гостей и её дети будут так же чертыхаться, ничего не успевая вовремя. На улице был невообразимо чудный денёк, сливы, заботливо рассаженные побочной ветвью клана, уже дали первые душистые бутончики, туго стянутые сочными зелёными листиками. Ханаби поправила тыльной стороной ладони густые волосы, что так назойливо лезли в глаза, постаралась не запачкать пушистые локоны чем-то масляным, но видимо у неё это не слишком получилось. После, девушка прикусила кончик языка, аккуратно разложила горячий рис по серым пиалам и кивнула наставнице, наконец-то разрешая унести гарнир в обеденный зал. Ей оставался чай, до опьянения ароматный и, судя по гордым рассказам отца, очень редкий. Хьюга задорно фыркнула, вспоминая, как строго её обучали тонкой последовательности чайной церемонии, которую нельзя было нарушать, иначе «позор всей семье до седьмого колена». Хиаши всегда считал, что чайная церемония — это взаимодействие огня, воды, чайного листа, пространств и состояний. Своеобразная медитация, которые так высоко ценятся в их семье. — Госпожа, а Неджи ещё не вернулся? — Тихо осведомилась девушка, не сводя глаз с заставленного посудой кухонного стола, аккуратно раскладывая на серебряном подносе приборы для церемонии. — Нет, милая, его миссия довольно серьёзная. Я даже слышала, что эту миссию ему дала сама Хокаге, персонально, — по-заговорчески шепнула женщина, слегка наклоняясь вперёд, ближе к бледному ушку Ханаби, чтобы её точно не услышал никто лишний. Она была не права в самом корне, миссию Неджи получил лично от Хиаши и теперь, находясь у другого конца леденящего душу и тело океана, он не представлял никакой угрозы для тайных дел клана. Неджи был слишком добросердечным и справедливым, а также ярым приверженцем власти Хокаге, чтобы посвящать его в такой необычный вид бизнеса. Многие люди клана были не посвящены, и Хиаши не считал это необходимым, своеобразная профилактика от бунтов и восстаний. Ханаби вдумчиво кивнула, серьёзно смотря куда-то сквозь свою уважаемую наставницу, пытаясь определить, что за чувство такое странное растекалось парализующей патокой по телу. Поднос был наполнен. — Хината тоже не придёт к обеду? — Хьюга знала ответ ещё до того, как последние слова сорвались с её губ и замерли в воздухе, но ей настолько сильно хотелось понадеяться на то, что она окажется не права. Конечно же наставница грустно улыбнётся и сочувствующе положит свою иссохшую руку на плечо молоденькой шиноби, что-то серьёзно рассказывая про большую загруженность и целую кипу дел, которые бессовестно повесили на старшую сестру. Так она говорит далеко не первый, не второй и уже не шестой раз, постоянно меняя аргументы и умело перепрыгивая с причины на причину, никогда не повторяясь в своих лживых показаниях, Ханаби никак не могла подловить женщину на оговорке. Это казалось правдой, ведь так сладко врать — далеко не лёгкая задача, но девушка ничего не могла с собой поделать, ей чертовски не хватало внимания сестры. Раньше они вместе тренировались часами напролёт, тихо сплетничали о чём-то девичьем на заднем дворе их поместья, хихикали ночами и звонко смеялись за завтраком, отпуская шуточки про старшего брата Неджи, который выглядел в этот раз особенно потрёпанным или сонным. Они были неразлучны, и, когда Хинате доставалась особенно долгая миссия, девушки обменивались письмами с ароматом понимания и уважения: между ними была та особенная чуткость, присущая только близким подругам, умение по одному слову и лёгкой интонации понять, что что-то идёт не так. Немая опора и едва ли не влюблённая нежность витали меж ними, две полярности одного целого, словно луна и солнце, сёстры дополняли друг друга, компенсируя какие-то мелочные недостатки друг в друге. Они обсуждали, что могли бы договориться с отцом или знатными знакомыми, имеющими свой голос в деревне, чтобы их сделали командой. Они мечтали вместе отправляться на борьбу с врагами, ночевать в узкой палатке и делить один ужин около костра. Но до этого не дошло, всё закончилось для Ханаби слишком резко, едва успев начаться и набрать обороты. Отец как-то резко насел на сестру, постоянно проводя с ней долгие и давящие беседы, что-то доказывая и заваливая сотней различных дел, всё забывая огласить их название. Девушка выходила из покоев родителя заплаканной и дрожащей, но спешно вытирала лицо, извиняясь за очередную слабость. Хината потухала постепенно, всё сильнее теряясь и замыкаясь в своих мыслях, сначала просто не обращала внимания на окружающих, потом стала их сторониться, после начала шарахаться даже знакомых и скомкано отвечать на простейшие вопросы, не понимая как ей ответить о своём самочувствии. Ханаби видела, что её любимая сестра, открытый и добрый человек становится мерцающей тенью, исчезая из привычной жизни семьи, видела, но не понимала что ей сделать. Хината на все вопросы и беспокойства лишь поднимала измученный и потухший взгляд, но молча мотала головой и настаивала, что всё в полном порядке и под контролем. Только контроль покидал саму наследницу клана: она постепенно сменила удивлённость и отрешенность на нарастающую злость, раздражённость стала излюбленным ответом девушки на любую фразу, обращённую к ней. Мосты горели со всеми близкими Хинаты, она рвала связи и отметала людей в стороны, запираясь на сотни замков, постепенно сжираемая агрессией. Старания отца дали свои сочные плоды, его старшая дочь сломалась быстрее, чем он мог ожидать, и от её горящих глаз остались лишь жалкие угольки, тлеющие под строгим взглядом родителя. Хиаши хмыкал и удовлетворённо кивал, слыша в высоком голосе девушки нотки злобы, вросшего в неё раздражения и безразличия к другим людям. Это именно то, чего он хотел — перевоспитать наследницу так, как удобнее ему и сделать из неё достойного и сильного человека, а не ноющую соплячку, коей он её всегда видел. Мужчине было абсолютно плевать, что Хината под его железным напором стала сходить с ума, полностью теряя остатки человечности. Ханаби поначалу не верила своим ушам, слыша от извечно послушной старшей сестры грубость, граничащую с откровенным хамством в адрес прислуги и побочной ветви. Достаточно было ещё пары недель, чтобы хамство сполна доставалось ещё и наставникам, соклановцам и старым знакомым. Хината держала сестру на дистанции, но иногда всё же позволяла себе колкости, забывая о той тёплой связи, по которой она уверенно топталась. Старшая Хьюга стала игнорировать семейные посиделки, как и наличие собственного дома: либо она была с одним блондинистым парнем, либо на каких-то важных задачах, отчего Ханаби стала ощущать себя едва ли не брошенной. В этот раз всё обстояло так же, сестра игнорировала заветную субботу, которую раньше так трепетно ждала. Наставница выдержала небольшую паузу, давая своей подопечной немного переварить и уложить в голове то, что её любимой подруги не будет на обеде, и, пока Ханаби молчала, поджав губы, пожилая женщина взяла готовый поднос в руки. В светлой кухне было слишком мало места, чтобы долго стоять там с таким количеством угощений. Старушка улыбнулась и качнула головой в сторону деревянных дверей, ведущих в просторный обеденный зал, где Хиаши, несколько важных членов клана и званные гости уже ждали начала трапезы, наверняка прилично проголодавшись. Девушка только понимающе улыбнулась одними уголками губ, как эта улыбка, как испуганный зверёк, исчезла с побледневшего лица Хьюги. Дверь распахнули оглушительно громко и неожиданно, несчастный кусок дерева сильно врезался в выбеленные стены и наверняка заставили штукатурку посыпаться, поэтому на пороге кухоньки под лёгкой белой завесой стоял Хиаши, плечом подпирая стену. Поднос, полный ароматных блюд и приборов для церемонии, нежно покинул ослабевшие руки наставницы и несколько раз перевернувшись, упал на деревянный пол, куполом ложась на сотни крохотных осколков дорогого фарфора. Старушка зажала рот рукой, сдерживая вопль, расширенными от ужаса глазами всматриваясь в алый бок мужчины, от которого осталось только название: казалось, что кто-то злостно вгрызся в тело мужчины и смачно жевал, не желая выпускать добычу из крепких клыков, ведь белоснежное кимоно стало кашей из ошметков кожи, разорванных нервов и драгоценной ткани. Глава клана старался зажимать уродливую рану рукой, но с лица его уже сошла последняя краска и руки почти ослабели, Ханаби замедленно осознавала, что отец неспешно умирает на её глазах. — Дочь, прячься, сейчас же, — сдавленно прохрипел мужчина, старательно давя клокочущее бульканье в горле, медленно стекая по стене, оставляя за собой пахучий след крови. В ушах девушки звенело, и едва она могла услышать истошные крики из обеденного зала, оглушительный грохот и мощные взрывы особых печатей. Пол под ногами заходил, взбух, мешал держаться на ослабевших ногах. Мужчина грузным мешком скатился на порог двери и полностью распластался под ногами дочери, лишь открывал и закрывал рот, безумно его глаза сходили с ума в глазницах, он умирал мучительно, погружённый в полную агонию. Ханаби взвыла раненным зверем и зажмурившись, дабы не видеть мук родителя, повернулась на каблуках и уже хотела схватить наставницу за тонкое запястье, чтобы уйти из здания вместе. — Беги, — лишь рвано шепнула женщина, одной рукой сжимая край стола, а другой стискивая собственное горло, из которого торчала рукоятка куная. Глаза наставницы потемнели и начали стекленеть, она с лёгким сожалением смотрела сквозь лицо своей любимой перепуганой ученицы, видя вместо неё малышку-Ханаби, в коротком чёрном кимоно. Женщина перенеслась на много лет назад, вспоминая, с какой нежностью заплетала девочке волосы, встречала с тренировок и целовала в щёки перед сном и как восхищалась ею, такой сильной крохой, которой надо было идти вперёд и жить. — Беги, милая. Тёмная, почти чёрная густая жидкость крупной струёй заливала скатерть и стол, где ещё стоял дымящийся ароматный рис. Девушка ощущала, что её сознание скоро покинет ее, она хотела кричать, но звук не шёл, её тело била крупная дрожь, жалкая попытка отшатнуться от очередного трупа обернулась неудачей, Хьюга споткнулась об груду осколков и больно упала на колени, сильно сдирая бледную кожу ног и икр в кровь. Ханаби невольно оказалась лицом к лицу с отцом, которого никак не хотела забирать смерть, и он что-то сжато хрипел, уже не замечая дочери. Мысли вели хоровод в гудящей черепной коробке девушки, она не заметила как резко поднялась на ноги, управление её телом заняло остервенелое желание выжить. Слёзы заставляли глаза и щёки гореть безумным пламенем, но мозг был напряжён и генерировал десятки вариантов событий, попыток сбежать и разобраться в происходящем. Сердце выло, просило остаться тут и смиренно принять свою участь, но Ханаби не хотела, не собиралась так рано становиться бездыханным трупом, поэтому пришлось ускоренно соображать, стараясь не опускать глаза вниз, на двух мертвецов, истекающих кровью. — Что-то творится в зале, но видимо меня ещё не заметили, — быстро, но очень тихо зашептала девушка, только теперь слыша сквозь пелену ужаса раздающиеся вдалеке крики. — Нужно уходить другим путём и хорошо спрятаться, бежать бессмысленно. Их наверняка очень много, меня догонят. Хьюга говорила это самой себе, стараясь вжиматься в стену кухни: глаза её напряжённо осматривали помещение и единственным вариантом казалось небольшое распахнутое окно над кухонным гарнитуром, выходящее на задний двор. Времени на лишние сомнения не было, девушка наспех вытерла слёзы с лица рукавом рубашки и полезла на стол, умело карабкаясь и подтягиваясь к оконной раме, чтобы через мгновение рывком поднять вес собственного тела. Вылезать было не слишком легко, тазобедренные косточки ныли, окно оказалось меньше, чем девушка ожидала, но пути назад не было: около кухни уже слышались чьи-то тяжёлые шаги, громкие переговоры и ругань, смешавшиеся в пятно неразборчивых шумов. Ханаби почти что выпала из окна на поросшую травой землю, но не ощущая боли и крови, стекающей противными каплями по ногам, испуганно прижалась спиной к стене родного дома, подтягивая колени к груди. Она так редко заглядывала в этот двор, тут всегда орудовала прислуга, ухаживала за садом и старинной конюшней, поэтому наследница не видела смысла соваться сюда и мешать работающим людям. Теперь же заброшенное и покосившееся здание старой конюшни казалось единственным шансом на спасение и оплотом среди разыгравшегося ада. Крики, маты и рыдания раздавались из дома, сильный шум и взрывы, кто-то просил о помощи и молил о пощаде, но Хьюга жмурилась и убеждала себя, что ей надо помочь самой себе в первую очередь. Здание, выполненное в традиционном стиле и простоявшее не одно столетие, постепенно рассыпалось, словно простой карточный домик. Она ещё не понимала, что именно происходит, но самым разумным вариантом ей казался переворот в деревне или нападение на клан недоброжелателями, и если это так, то в живых никого оставлять не станут. Девушка хотела активировать бьякуган, чтобы проверить местность, но едва не закричала от страха, когда кто-то сильно схватил её за предплечье и рванув вверх, спешно куда-то поволок, игнорируя факт того, что Ханаби едва волочет ослабевшие от страха ноги по рыхлой земле. — Шевелись, госпожа, — зло шикнул один из членов побочной ветви, таща свою хозяйку в сторону конюшен. Его одежда была измазана чем-то коричневым и красным, повязка слетела со лба, обнажая печать, а глаза горели от испуга и адреналина, он быстро оглядывался по сторонам, используя бьякуган для разведки обстановки, пытаясь убедиться, что за ними не следят. — Объясни, что происходит! — Вне себя от ужаса вскрикнула девушка, напрочь забывая про здравый смысл и безопасность. Крик оказался приказом, поэтому на секунду соклановец замер, пронзённый резкой болью в висках, но вымученно выдохнув, лишь сильнее дёрнул Хьюгу за руку, едва не роняя её на пыльную землю. — Это шиноби из столицы, их немного, но они профи, — начал парень, сначала выдерживая паузу, а потом осознав, что выбора нет, решил выложить всё, что знает сам. — Задерживают всех подряд, за малейшее сопротивление казнят на месте без разбора, даже если это дети, старики, а кто-то просто попадает под раздачу или под ударную волну. — Но за что?! — Ханаби едва поднимала ноги, тащась за торопящимся парнем, который безумно больно сжимал тонкую ручку госпожи. Слёзы градом заливали бледное лицо девушки, она прижимала руку к груди и громко хныкала вслух, вспоминая такую глупую смерть любимой наставницы и отца. После того, как она увидела кого-то живого и знакомого, всё самообладание покинуло дрожащее тело и оставило место лишь безумному страху, сбивающему ритм сердца. — За то, чёрт побери, что ваша ненормальная сестра торговала людьми как горячими пирожками на базаре, — рыкнул парень, открывая прогнившие ставни забытой конюшни и с трудом отодвинув их немного в сторону, буквально впихнул туда ошалевшую от ужаса девушку. Едва Хьюга успела опомниться и крепко встать на ноги, паренёк грустно улыбнулся и придвинул дверь обратно, намертво баррикадируя её ставнями и вообще всем, что попадалось ему под руки. — Погоди, а ты? — Ханаби прижалась к стене, сжимая её руками, она абсолютно не понимала, что делает соклановец, но тот лишь продолжил остервенело кидать камни и доски к дверям, чтоб их было тяжелее открыть. — Я пойду искать выживших, может смогу кому-то помочь. Сиди здесь и жди, когда всё затихнет, — ненадолго он примолк, осматривая плоды своей недолгой работы и удовлетворённо кивнув, поднял взор на крупные щели в обведших стенах, в которых мелькал отчаянный взгляд белёсых девичьих глаз. — Всё из-за этой мрази, из-за твоей сестрички наш клан уничтожают и в итоге полностью перебьют. Вы думали, что сможете вечно впутывать в эти грязные дела невинных людей и распоряжаться жизнями, сидя на кучах денег? Девушка не понимала о чём говорит парнишка, не могла проглотить информацию и переварить все его гнусные обвинения, поэтому она молча стояла, смотря куда-то сквозь тёмные деревянные балки. Его слова гнилой костью встали поперёк горла и мешали дышать. — Надеюсь она сдохнет в муках, таких же страшных, как те, что настигли сейчас наших близких людей, — зло выплюнул брюнет в лицо Ханаби, прежде чем развернуться и оставить её наедине с этим страшным болотом вопросов. Она хотела закричать ему вслед, крикнуть в спину ему, что он просто свихнулся и несёт какую-то чушь, но лишь тихо всхлипнула от ужаса, осознавая всю кошмарную правду своего положения. Девушка упорно ничего не понимала, отказываясь признаваться себе в том, что давно предполагала странную деятельность своей дорогой Хинаты, которая стала совсем другим человеком не просто так. Хьюга не глупая и понимала, что с сестрой творится что-то нечистое, но неужели отец и наставница умерли так жалко из-за проступков наследницы клана? Как она могла насолить шиноби из столицы и про какую торговлю людьми, чёрт побери, говорил этот малец? Ханаби охватывала злоба, непонимание и весь спектр эмоций, присущий человеку, загнанному в угол. Она едва держалась на ногах от количества пережитого шока за последние десять минут, поэтому приметив ближайший непроглядно тёмный угол, медленно дохромала до него и рухнула на пол, устланный остатками сена. Сердце сходило с ума настолько, что грудную клетку щемило безумно, пульс разрывал неповинные вены и бил по голове. Девушке казалось, что если немного расслабиться, то она скоро потеряет сознание или провалится в глубокий сон, не справляясь с натиском эмоций. Глаза медленно закрывались, отяжелевшие от слёз и испуга, но пришлось их сразу же распахнуть и приподняться на локтях: перед глазами стоял образ неестественно лежащего на полу отца, чьи глаза непрерывно крутились, не делая пауз и не обращая внимания ни на что. Ханаби жалобно всхлипнула и села, сжимаясь в небольшой комочек. Девушка обернулась и попыталась вглядеться в кромешную темноту огромного помещения, заваленного стогами сена и непонятными мешками, так она надеялась избавиться от приступов сонливости и слабости. Хьюга напрягла глаза и нахмурив брови, активировала бьякуган, всматриваясь в каждый уголок конюшни. Что-то мелкое копошилось меж стогами, крысы, думала она, может быть мыши или жуки? Лениво и довольно медленно переводя взбухшие от слёз глаза по сторонам, девушка приподняла одну бровь и вглядевшись получше, замерла на месте, боясь вдохнуть лишний раз. Её бьякуган был выдающимся даже среди лучших представителей клана, поэтому Ханаби была уверена, что ей не показалось и она отчётливо видела спрятанную среди стогов сена широкую металлическую клетку, в которой ничком лежало несколько бездыханных маленьких тел. Девушка с ужасом осознала, что это были маленькие детки. — Ты слышал? Один из шиноби личного состава Даймё только что крепко закрыл специальные наручники на очередном представителе клана Хьюга, игнорируя его возражения и злобный скулёж. — Что? Шиноби деревни на подходе, это я слышал, да, — лениво протянул второй, вытирая окровавленное лезвие катаны о свою чёрную штанину. — Да нет же, кто-то кричал на улице, — цыкнул первый, подходя к окну и высунувшись туда, внимательно осмотрел пустынный задний двор. Ничего подозрительного мужчина не заметил и на секунду задержав взгляд на просторном подобии сарая, тихо фыркнул. — Опять тебе мерещится? Давай руки в ноги и пошли, у нас ещё много работы.

***

Обито вяло отбивался от очередного претендента на парочку новых увечий, неохотно двигаясь, иногда любовно заглядываясь на свою спутницу, которая так же откидывала от себя нападающих, которые слепо шли в бой, не боясь огненных клинков. Очень зря, потому что запах горелого человеческого мяса заполнил лёгким дымком всю крышу, забивался в лёгкие и вызывал противный кашель, но Харуно будто этого не замечала, быстро о чём-то переговаривалась с Цунаде. Учиха не слышал из-за общего шума их диалога, поэтом хитро улыбаясь, активировал шаринган, всматриваясь в лёгкие движения губ женщины и её ученицы. Мужчина считал это лучшей способностью своих глаз — он великолепно читал по губам и даже одного короткого взгляда ему было достаточно, чтобы понять о чём речь. Они обоюдно решили, что личные вопросы обсудят позже, а пока Хокаге должна сейчас же ретироваться с такого опасного места и заняться организацией конвоя для переведения злополучного клана в столицу, на суд перед Даймё. Учитель и ученик обменялись лёгкими безразличными кивками, но Обито прекрасно видел, как трепетала принцесса перед видом своей любимицы: Сакура уже отвернулась и перешла в наступление, с большим остервенением поражая каждого из смертников, рискнувших полезть к ней. Тоби лишь слегка лизнул внимательным взором распластавшуюся в собственной крови виновницу всего того, что тут происходит. Хината уже пришла в себя, но ещё была оглушена и не видела даже Наруто, который стоя на коленях перед ней, истошно звал девушку, иногда потряхивая её за плечи. Мужчина понимал, что Сакура оттягивает момент истины, как люди оттягивают подачу десерта, чтобы потом с особым удовольствием впиться в своё угощение. Он лишь тихо фыркнул и с особой силой сделал кик ногой, явно ломая очередному наивному противнику нос. Может его интуиция и вопила во всё своё горло, что это затишье перед бурей, и так просто быть не может, но Обито легкомысленно хихикал, предвкушая, что возможно уже через пару недель сможет сводить свою строгую спутницу на нормальное свидание и угостить чем-то более увесистым, чем рамён. У него было так много планов, которые один за одним рождались в его голове и занимали все мысли настолько, что он пропустил банальный удар в солнечное сплетение. Это Тоби задумался о том, как много он хочет выведать у Харуно, как именно её смешить и где пополнять запас шуток, которые неизменно вызывали на худеньком лице девушки задорную улыбку. Воздух полностью покинул тело мужчины, и он возмущенно ругнулся, собираясь молниеносно мстить. Хьюга долго пыталась проморгаться, но выходило из рук вон плохо, раздражение новой волной захватывало её тело: она уже не видела вымученного Наруто, игнорировала то, как тяжело приходится её людям, её белесые глаза сжирали подтянутую фигуру противницы, которая гордо стояла на колонне. Весь вид Харуно будто насмехался над тем, насколько Хината жалкая и раздавленная. Кнутом осознания по Хьюге прошлась мысль, что она не ощущает ног и как ужасное подтверждение её догадке, на лёгкие касания дрожащих рук и сильные щипки ноги не реагировали, было абсолютно пусто, будто их вообще нет, они мёртвым грузом лежали на бетонном полу. Девушка зажала рот рукой, второй держа себя на весу и с силой проглотила крик ненависти и отрицания. Её колотило, уже горящий бьякуган прожигал такую же уверенную в себе Сакуру, которая не обращала внимания на покалеченную синевласку. — Думаешь, всё будет как хочешь ты? — Едва выговорила Хината, снова отмахиваясь от переживающего блондина, который не мог разобрать невнятных фраз раненной. — Зря ты не добила меня сразу. Хьюга знала, что ей конец, но её убивала мысль, что она погибнет не сделав этой чёртовой куноичи больнее. Не отомстит за все лишения, не расплатится сполна. Сакура забрала у Хинаты любовь, покорив сердце джинчурики ещё в далёком детстве, отобрала любимых подруг, которые всегда обращали больше внимания на розовласку и выбирали её первой, унизила перед такими важными клиентами тогда, в подземелье, поставив перед всеми на колени. Отец Хьюги тогда чуть не убил дочь, впав в бешенство из-за такой ужасной ошибки. Злоба к бывшей пленнице росла, и девушка не понимала, почему этот гребаный ирьёнин просто не может где-то быстро сдохнуть и облегчить жизнь всем? Хината не понимала и не хотела признавать, что их связывала одинаковая вещь — ненависть, но отличала их сила. У наследницы она была, вот, пожалуйста, хоть отбавляй, люди, клан, огромное влияние, а у Харуно была лишь воля и один единственный человек, которому она должна до самого конца своей нелёгкой жизни. Наследница клана сжала тонкую руку в кулак и собрав все остатки своей былой силы, зажмурилась, пробуждая такую тяжелую для мозга и глаз технику. Высшая степень унижения и власти над побочной ветвью, способ контакта с любым человеком, на ком есть изумрудная печать: Хинате достаточно было активировать технику, уверенно продиктовать требование, чтобы приказ разошёлся по всем подчинённым и был мгновенно приведён в исполнение, но силы покидали девушку так же быстро, как и сознание, которое она удерживала в покалеченном теле лишь силой воли и желания возмездия. Не хватало натренированных умений и времени, так как тело слабело с каждой секундой, чтобы передать приказ невербально, поэтому девушка бесшумно зашевелила губами, отдавая самые ужасные указания, которые можно представить. Шиноби хотели возмутиться, как-то переубедить свою обезумевшую в край госпожу, но их тела сами по себе двинулись с крыши в сторону квартала Хьюг. Животный ужас отпечатался на лицах выживших воинов клана, когда они осознали, какую грязную технику на них применили. Едва предложение закончилось, руки Хинаты ослабели окончательно и суставы расслабились, позволяя телу рухнуть вниз, но Узумаки поймал девушку и, поджав губы, аккуратно уложил её потяжелевшую голову себе на колени. Он всё ещё не понимал, что девушка делала последние две минуты и свалив это на помутнение рассудка, лишь качнул головой, глубоко внутри себя коря подругу детства за слишком сильный удар, который наверняка сделал синевласку инвалидом. Харуно нутром ощутила сокрушительно осуждающий взгляд на своей спине и неудобно передернув плечами, дернула головой, отгоняя неприятные мысли о Наруто. Обито зло цыкнул и не веря собственному шарингану, в несколько широких прыжков оказался около Сакуры, которая ещё ничего не подозревала. Она удивлённо приподняла брови, но замерла, увидев предельно серьёзный взгляд Учихи, который не мог не пугать. Тоби аккуратно сжал запястье девушки и слабо улыбнулся, про себя задумываясь, кого именно он пытается успокоить. — Саку, она отдала приказ уничтожить всех пленников в подземельях, — тихо начал мужчина, смотря куда сквозь скрытые за линзами зелёные глаза напряжённой куноичи. — Ты уверен? — Обеспокоенно ответила брюнетка, впервые за долгое время позволяя эмоциям проскользнуть в её бархатном голосе. Пусть даже удивление, Обито был рад услышать что-то кроме наточенной стали в интонации Харуно, значит она ещё сохранила способность чувствовать и не стала психопатом, значит она смогла затаить глубоко в душе эмпатию и переживание за других людей. — Да. Послушай меня, — Тоби аккуратно обхватил ладонями, стянутыми в чёрные перчатки, лицо девушки и едва ощутимо коснулся своим носом её прохладного лба. — Ты разберись с Хьюгой, а я остановлю тех, кто двинулся выполнять её приказ. Едва последнее слово мужчины зависло в воздухе, пауза сменилась резким недовольством Сакуры, которая отказывалась отпускать своего напарника одного против неизвестного количества врагов, но Учиха одним взглядом обрубил ещё не начавшуюся нотацию девушки о том, как это опасно. Харуно просто вымученно поняла, что её дорогой друг настроен слишком серьёзно и это для него больше, чем помощь в мести: это попытка хоть немного снять с себя пласт прошлых ошибок и проступков, чтобы в будущем жить было не так тягостно. Брюнетка прикусила нижнюю губу и последний раз обеспокоенно осмотрев высокого, крепкого мужчину, послушно кивнула, возвращая себе маску непринуждённости. — Как только закончишь с ней, выдвигайся за мной. Она направила их всех в квартал Хьюг, так что встретимся там, хорошо? — Тоби ласково улыбнулся и отпустил девушку из своих рук, с особой грустью смотря на неё. Ему так хотелось сказать, что она чертовски красивая, и он готов хоть сейчас отдать жизнь за неё, но Учиха решил, что сейчас не самое подходящее время. Девушка кивнула, принимая план мужчины и Обито спрыгнул с крыши, легко махая ей рукой, с теплотой в душе осознавая, что сейчас, перед ним, она была крохотной девочкой, которая так озабоченно смотрела на своего учителя, и, пусть для всех она была жестокой убийцей, он видел её особенный взгляд. Сакура недовольно жевала губу, теряясь в странных сомнениях о том, чем руководствовалась Хьюга, принимая такие страшные решения: она решила забрать с собой в могилу всех, над кем имела хоть какую-то власть, и это было откровенным безумием, от которого Харуно злилась ещё больше, желая показать этой охамевшей девчонке её истинное место. Куноичи ощущала особенную тревогу, которая вытеснила все мысли и сомнения о том, как ей вести себя с учителем, как реагировать на поведение бывшего лучшего друга, который метал в неё взгляды полные осуждающего непонимания. Брюнетка фыркнула, взмахом руки притягивая к себе огненные клинки, на которых докипали капли крови. Харуно решила, что стоит скорее прикончить отключившуюся Хинату и двинуться вслед за Обито, потому что какая-то внутренняя интуиция кричала, что мужчине наверняка понадобится её помощь или лечение. Легким прыжком соскользнув с колонны, девушка мягко приземлилась на бетонной поверхности крыши, сплошь и рядом покрытой грязью и небольшими лужицами крови. Клинки ленно витали вокруг, мерещась куноичи сытыми котами, которые вдоволь наелись и теперь никуда не спешат, смиренно дожидаясь новой жертвы. Цель, ради которой Сакура зашла так далеко, лежала безжизненным мешком под колонной, истекала кровью и не вызывала ничего, кроме животного отвращения. Харуно думала, что захочет Хинату попытать, дать понять как больно пришлось брюнетке в той чёртовой камере, но теперь девушка хотела скорее избавиться от этой ноши, которая мёртвым грузом лежала на сердце Сакуры. Она отомстит за свою подругу и наконец-то, забудет об этом всём, как о страшном сне, может даже попробует начать новую жизнью где-то далеко от деревни, которая теперь казалась девятым кругом ада. Харуно игнорировала уверенный взгляд блондина, который аккуратно переложил голову Хинаты на бетон и встал, направляясь в сторону лучшей подруги. Куноичи старалась смотреть сквозь него, сосредотачиваясь на своей непосредственной цели, но блондин крепкой стеной преградил дорогу бывшей напарнице, широко раскидывая руки в стороны. — Я не дам тебе тронуть её, — очень тихо, но уверенно сказал Наруто, не поднимая поникшей головы. — Тогда я убью тебя, — пожала плечами девушка, одним движением руки направляя вспыхнувшие с новой силой мечи на когда-то любимого друга. Раздался запах палёной плоти.