Воин вереска

Армин потом еще долго обходил людей, отчаянно упрашивая их собрать шатры и уйти. По-моему, тут сразу было ясно, что ничего не выйдет: стоило Армину показаться, и многие просто уходили подальше с упрямым выражением на лицах. Я несколько раз порывался окликнуть его, но наталкивался на холодный взгляд и послушно затыкался. Когда наступил вечер, и в деревне зажгли огни, Армин наконец вернулся. — Пойдем, — коротко произнес он и надолго умолк. Я легко обходил ручьи и овраги вслед за ним — хорошо запомнил путь к реке. Хотелось сказать что-то, но разговор было сложно начать, и я начал прикидывать, что будет дальше. Наверное, мы вернемся обратно к утру, чтобы помочь местным, когда придет войско?.. Было ли это вообще войском? Я представил в одном месте колдунов, орков и шаманов, и слово «войско» показалось даже каким-то бледным. Ни Бертольд, ни его друзья-травники не были похожи на тех, кто умеет сражаться. Армин… быть может. Оставались только Райнер и я сам. Унылое будет зрелище. Райнера, кстати, я не сразу заметил в деревне, но не стал показывать свое удивление — в конце концов, я тоже был в компании чудаковатых колдунов. Я даже вздохнул. Раньше, наверное, Армин бы непременно сказал мне, что я мешаю ему, но он по-прежнему думал о своем и не обращал на меня внимания. Берега реки немного подсохли после наводнения; на песке виднелись плавники и вытянутые раковины. Армин медленно окинул все это взглядом, прежде чем оттянуть цветной полог своего шатра, и резко обернулся ко мне: — Ты мог остаться там. Я даже замер на мгновение, не понимая, к чему это. — Я хотел пойти с тобой, — наконец произнес я. Армин кивнул, пропуская меня. / Я пил очередной травяной чай, вглядываясь в лицо напротив. Вечерний Армин обычно рассказывал какую-то чушь или пел песни, но сегодня он просто сидел и смотрел на меня. Впечатление было очень гнетущим, как будто мы успели поссориться, а я этого не заметил. — Слушай, — начал я, немного наклоняясь вперед. — Я знал, что так будет, — перебил он. — Ты знал, что за нами придут. — Нет. Я видел, как люди отворачиваются от меня. Мои предупреждения никому не были нужны, просто… я мог даже не приходить туда, но я пришел, чтобы увидеть, что ничего не изменилось. Я давно хотел спросить кое о чем, однако это никогда не приходилось к слову. Я решил воспользоваться возможностью: — Поэтому ты не живешь со всеми? Армин вздохнул, и я понял, что впервые это услышал. Он выглядел таким уставшим и разочарованным, и было очень странно видеть, как безразличные черты искажаются эмоциями. Я протянул руки к нему, будто пытаясь стереть с него горечь, и, осознав это, не успел их отдернуть: Армин сам наклонился, подставляясь. Его кожа была такой горячей; я провел пальцами по щеке, до линии роста волос и выше — убирая спутанные пряди волос за ухо. Волосы все равно выскользнули, золотой вуалью закрывая глаза Армина от меня. — Этот раз… будет последним, — едва слышно прошептал он, прежде чем прильнуть ко мне с поцелуем. Его губы были сухими и солеными, и я вспомнил дикое южное море. Я свалился на спину, утягивая с собой Армина. Пахло травами из подушек; самодельные свечи дрогнули, но устояли, и Армин, усаживаясь на мои бедра, был окружен ореолом тусклого света. Я взял его ладонь и поцеловал костяшки пальцев одну за другой, в очередной раз удивившись, какой тонкой была эта ладонь, и весь Армин тоже — бледный и хрупкий, с не выражающим ничего лицом. Но я уже знал, каким разочарованным оно может быть, и потому захотел увидеть его счастливым. // — Ты серьёзно? — Райнер с недоумением смотрел на знахаря. В висках пульсировала тупая боль. — Да. Тебе нужно уйти прямо сейчас, — упрямо повторил Бертольд. Глаза его горели незнакомым огнём. Знахарь разбудил его до рассвета. Он был встревожен и непривычно энергичен. Твердил о том, что времени осталось совсем мало, и он не хочет быть просто безвольным наблюдателем исполнения приговоров судьбы. Райнер поморщился и отпустил рукоять клинка, за который схватился спросонья. — Уйти, говоришь? — угрюмо повторил он. Волнение Бертольда раздражало его: — Может для начала объяснишь, что происходит? — Скоро огонь выжжет эти места, а земля пропитается кровью, — ответил знахарь после небольшой паузы. Взгляд его был устремлён во тьму, но Райнер был почти уверен, что колдун видит в этой тьме что-то недоступное его взору. — Значит, мы уходим в безопасное место? — Ты. Воин нахмурился. Ему совсем не нравилось, к чему клонит Бертольд. Какое-то время он просто молчал, внимательно изучая лицо напротив. — На твоём месте я бы лучше волновался за своих соплеменников и пытался убедить их, — наконец ответил он. — Они всё равно останутся, — голос Бертольда был безэмоционален. — А ты? — Я тоже. Но ты должен уходить. — Потому что так суждено, да? Кивок в ответ. Райнер внезапно понял, что его так раздражало в этом человеке. Его безвольность. Весь этот фатализм и смирение. Проклятый колдун был готов принять свою судьбу без сопротивления. — Бред, — прорычал воин, — война — мое ремесло, а ты предлагаешь мне позорно бежать, даже не оплатив свой долг. — Тебе не нуж… — Я останусь, — резко подавил его слабый протест воин. Бертольд поник. Вся энергия, которой он горел ещё мгновение назад, потухла, словно огонь свечи. Воин смерил его суровым взглядом. Знахарь выглядел слишком подавленным, несчастным в своей беспомощности. Сердце Райнера пропустило удар. Подавив внезапный порыв прикоснуться к нему, он добавил уже более дружелюбно: — Не могу же я упустить шанс рассчитаться с тобой, а заодно войти в легенды как славный герой-спаситель. Если захочешь возвести мне памятник, я буду не против, — несмотря на то, что в его собственное сердце было неспокойно, он искренне надеялся, что его уверенность способна будет развеять тоску на лице знахаря. Бертольд в ответ слабо улыбнулся уголками губ, но глаза его так и остались печальными.