Город хищников

— Эй, Дана, идёшь поддерживать бизнес матери? — ехидно бросил Спайк, стряхивая пепел с сигареты. Подперев дверь лавки своей семьи, стояла вечная заноза бара «Мулатка». Лавка его семьи расположилась прямо напротив злачной точки города, и поэтому весь шум и балаган доходит до них в первую очередь — они ненавидят бар, но при этом этот болтун часто туда захаживает. Я ухмыльнулась, оглядывая его с ног до головы и смахнула с плеча густые темные волосы: — Иду просаживать денежки таких, как ты, — я знала как взгляд действует на многих из них. Как минимум знала свой потенциал по матери. Поэтому лишь довольно улыбнулась, заметив румянец на разъярённом лице Спайка. Сигарета его смялась, и он поспешил вернуться в лавку, бросив её прямо на землю. Время уже поджимало, но торопиться не хотелось — ещё успею соскучиться по этому городку. На дорогу через лес нужно найти спутника, хотя я и не боюсь ехать одна, лучше взять спутника, чтобы чего дурного не подумали. Дверь «Мулатки» знакомо бренчит, то открываясь, то закрываясь с беспрестанной регулярностью. Входящие окинули меня сальными взглядами и поторопились зайти. Мать рассказывала, что название «Мулатка» появилось благодаря ей. Когда она только приехала сюда с юга страны из тёплого родительского гнёздышка в погоне за блудным папашей, которого я знать не знаю, то устроилась работать в только открывающийся бар. Главная «официантка» пользовалась спросом, потому что кожа её была бронзовая, точно звенящие монеты, а фигура сочная, все посетители при виде её щедро кормили Чарли, хозяина бара, золотом, так что он незамедлительно определился с названием. Теперь же, после долгой жизни в менее солнечном городке, её кожа заливалась бронзой только летом и немного весной, в остальное же время мать усердно обмазывалась косметикой, чтобы держать свой «бренд». Я не слишком-то верю в её самодовольные речи, но такое вполне возможно. Перебрав все лица на своей памяти, с кем я имела глупость навести вражду, я вошла в бар, быстро оглядев столы, а когда не нашла ни одной подозрительной морды, то спокойно зашагала по залу. Поскольку ещё был день — бар был не слишком забит, но порядком. Чарли стоял у бара и миролюбиво потирал бокалы. Умиротворённая улыбка праведника скрывала за собой самого меркантильного и хитроумного мужчину, коих я знала. О его тёмных делишках догадывались все, но знать доподлинно могли только те, кто работал в его баре и близко сотрудничал с Чарли. Я знала. — Выглядишь прекрасно, дорогая, — он заметил меня сразу как я вошла, этот его особый зоркий взгляд цеплялся за меня каждый раз, когда я появлялась в «Мулатке» не в качестве поставщика продуктов или бармена. Он надеялся, что после годов уговоров и каждодневных таких взглядов в мою сторону, я таки соглашусь стать одной из его «девочек», продолжив мамин бизнес, но нет, каждый раз я была непоколебима. За исключением пары случаев, о которых теперь жалею каждый раз, когда приходиться нервно оглядываться, возвращаясь домой по тёмной улице городка, или же вздрагивать, заслышав об «охотниках». За баром сидело двое стариков, они уже напились вдрызг, и их вялая беседа походила на любые пьяные беседы этого города, да ещё и в связи с последними событиями. — Теперь только в баре и расслабишься, — бубнил один из них, — Чёртов колдун опять в город вернулся. — Видели его, разряженный весь, в балахонах богатых, ряса вся вышитая ихними знаками колдовскими. Смотрел будто мы не жители тут, а чернь сплошная, — подхватил второй. — Давно он вернулся? — между делом интересовался Чарли, расставляя бокалы. — С пару дней назад, через главную дорогу со всеми почестями въезжал, а на деле мутный тип, — старик хлебнул из бокала и облился, но проигнорировал оплошность. — Да, неспроста девки пропадать перестали, как он уезжал, — загадочно и зловеще проговорил второй, наклоняясь совсем к бару. Это вызвало во мне смех. — Чего смеешься, шкодовка? Смотри, и тебе достанется, не всесильная ведь, заколдует и тебя… — А сам-то не боишься? — они оба выглядели смешно, — Ругаешь такого сильного мага в популярном баре, не боишься, что услышит? Старик выпучил глаза и, зуб даю, готов был замахнуться на меня, но его сдерживало присутствие Чарли и знание как он мной дорожит как потенциальным вложением. — Чертовка не пойми что мелет, все знают, что колдун и носа в бары не сунет, он всё по богатым домам ходит, да приличным ресторанам, — он махнул на меня рукой, как на потерянного человека, и вернулся к более интересному обсуждению. Я бы может и согласилась, если бы не заметила как-то раз пастыря местного у Беллы в покоях. Так что в бары ходят все, особенно в «Мулатку». Я кивнула Чарли и подхватила стоящую на баре тарелку с рулькой, ожидающей заказчика. На его возмущённый взгляд быстро ответила, как и всегда: — Ты же знаешь, я не плачу по средам, — озорная улыбка и я почти прощена. — Да, но сегодня… — начал Чарли, но я уже ускакала прочь от бара. — Пятница, — себе под нос закончила за него я, лавируя между столами к излюбленному месту, с которого отлично видно все остальные столы — в самый угол бара. Пахло здесь всегда уматно: горький ядрёный запах алкоголя вперемешку с запахами еды, которая всегда была чересчур пряной. А сверху эти ароматы покрывал назойливый шлейф парфюма «официанток». Казалось, он забивался даже под самый потолок, хотя тот был крайне высок. Болтовня раздавалась со всех сторон, а где-то звучал и смех девушек. Я оглянулась. Озорная блондинка Мегги развалилась на коленях у какого-то мужлана и заливалась хохотом, оглаживая его шею и уши. Шатенка за соседним от её стола сидела между двумя крепкими бойцами и при этом всё ещё сохраняла свой невинный вид, всегда восхищалась талантами Беллы. Мартины, Вивиан и матери не было — козыри выходили в зал ближе к вечеру. Других новеньких девчонок я не слишком знала. Столы, которые не могли оплатить дополнительных услуг, с завистью смотрели на те, где были девушки. Чарли следил за мной и моим взглядом, поэтому теперь с подозрением наблюдал — не заинтересовалась ли я, не передумала ли насчёт его предложения. Я встретила его взгляд и тихо покачала головой, впиваясь зубами в сочную рульку. Её чарующий запах сбивал любые другие. В такую холодную промозглую погоду, как сейчас, есть хотелось зверски. Выезжать за продовольствием уже через неделю. В этот раз помощник Чарли приболел, а ехать одной нельзя — ни мать, ни Чарли не отпустят в одиночку через лес. Окольными путями слишком долго, поэтому нужно быстро найти себе спутника. Можно было бы обмануть всех и поехать одной, но одиноко-путешествующая молодая девушка вызовет слишком много вопросов. Мясо таяло во рту, и я не могла это игнорировать, жмурясь от удовольствия. За одним из центральных столов вдруг вспыхнул спор, точнее мужчины там спорили со стариками, за барной стойкой. — Какой ещё колдун, старик? К городу снова подобрался хищник, ворует и сжирает скот, нападает на охотников, женщин и детей, а у тебя всё колдун! — плеснул возмущённо руками крепкий здоровый мужик, судя по всему, он один из охотников. — Это всё от колдуна идёт, он и нечисть всю за собой тащит, как фонарь мотыльков влечёт за собой всю эту шваль, — не унимался, брызжа слюной старик. Я продолжала обгладывать рульку. Хищники и правда за последние недели снова оживились, но то могло быть, потому что уже поздняя зима и еду в лесу им совсем тяжело найти, вот и лезут в город. Чарли уже все уши прожужжал, быть осторожной в лесу — сильно беспокоится из-за одной лишь вероятности, что я могу начать работать в «Мулатке», но отнимать звезду первенства здесь у матери я не собиралась. Кто из нас здесь не был хищником? Мегги, с завистью наблюдающая за работой Беллы? Моя мать или Вивиан? Или тот же Чарли? Город хищников, выживающих кто как может. — Дьяволица вернулась! — не выдержал после долгого спора охотник и бросил правду в лицо тут же обомлевшему старику. Дьяволицей прозвали большую чёрную кошку. Пантера несвойственное для здешних мест животное, но всё же хищница появилась, да ещё и стаи других хищников с собой приводит. — Как вернулась? — А вот так, вернулась и привела за собой стаю хищников, — от этих разговоров по спине бежали мурашки, будто в городе и правда становилось опаснее из-за лесных хищников, но я прекрасно знала, кто тут самый опасный. — Не удивлюсь, если не зверь убивает вовсе, а колдун, — тихо пробубнил напоследок старик, а после мужик сорвался со стола и бросился к старику, с новой силой что-то выяснять. Чарли снова мельком глянул на меня, указывая взглядом на стычку. Я подрабатывала здесь не только в баре и как доставщик провизии, но ещё и имела честь выгонять взашей всех правонарушителей. «Официанток» они не воспринимали всерьез, а я была и обольстительна, и не менее известна своей жесткостью. Голая косточка одиноко лежала на пустой тарелке, а я, глядя на неё, думала, что съела бы ещё с четыре таких. Возможно, стоит присмотреться к посетителям и подыскать кого-то в спутники из бара. Они все хорошо знакомы Чарли и не должны ничего мне сделать, хотя на этот счёт я всегда начеку. Я покрутила головой, оглядывая зал: старики, крупные мужики-ремесленники, охотники, торговцы и… Я получше пригляделась к пареньку, который выглядел не слишком знакомо. Не похож ни на охотника, ни на бойца — не такой крупный, но и не слабак. Следуя внутреннему чувству, я поднялась и с грацией, достойной матери, прошагала к его столу и приземлилась напротив. Отличный кандидат — не слишком выразительный и не слишком неприметный, достаточно обычный, чтобы взять его дополнительным грузом в дорогу. Паренёк смотрел удивлённо, даже ошарашенно. Пожалуй, ведь я никогда не проявляла особого интереса к посетителям. Чарли с подозрением уставился на меня, думает, не собралась ли я в тайне от него устроить конкуренцию «официанткам», но я машу ему рукой, чтобы не мешал мне, и переключаюсь обратно на паренька. — Извините? — с сомнением поинтересовался он. — О, не беспокойся, я без странных предложений, — я махнула рукой и сладко улыбнулась ему, ловя растерянный взгляд. Если подумать, то для этого места, моё предложение будет как раз таки странным, — Вы показались мне очень интересным джентльменом, — я чуть склонилась над столом, подперев грудь сложенными руками, и прямо посмотрела на него — этим приёмом часто пользовалась мать, чтобы побыстрее окучить клиента. — Я бы назвал вас леди, но, — он оглядел меня, и я не сразу поняла о чём он. Я без платья, ну, конечно. Одевалась я и впрямь противоположно любой леди, но жизнь здесь показала мне, что быть в платье — быть не в выигрышном положении. Да и моя фигура смотрелась гораздо круче в штанах. С самого детства, проведённого в «Мулатке», я возненавидела все эти пышные наряды «официанток». — Дана, — я протянула ему руку, называя своё короткое имя, любимое. — Итан, — он протянул жилистую руку в ответ. Темные прямые волосы, наверняка, жесткие как солома, открытый взгляд и приятные черты лица, которым вполне можно отдать доверие. — Понимаю, это слишком неожиданно, мы ведь только познакомились, — я сделала вид, что смущена, — Но не согласитесь ли вы на одну крайне прибыльную и опасную авантюру с этой оборванкой? Вмиг в его глазах блеснул шок и страх, затем заинтересованность, и под конец загорелся энтузиазм. — Отлично, думаю, мы сможем договориться, — я откинулась назад, самодовольно оглядывая нового знакомого. Если он согласился из-за каких-то своих грязных умыслов, я быстро разберусь с этой проблемкой, — Можем обговорить всё через час, — решительно прикинула я, — Либо приходи завтра, — непроизвольно улыбнулась, узнав эту черту, полученную от Чарли: инстинктивно заманивать всех на дальнейшую трату денег в баре, — До встречи, — ещё одна очаровательная улыбка, которая притянула невольно и другие взгляды. Паренёк обескураженно оглядывал меня, и поспешно кивнул, поняв, что долго не отвечал. Вновь у меня вырвался смешок. Проходя мимо бара, я бросила Чарли вопрос: — Ариадна здесь? — Эллен, — поправил меня он, лицо его напряглось, челюсть сжалась, и хозяин бара бегло оглядел присутствующих: не услышал ли кто меня. Как-то очень давно Чарли посчитал её имя слишком благородным, в прямом смысле слова, и дал более простое и развязное Эллен. Я его ненавидела, а ещё обожала бесить Чарли, потому что прекрасно знала, что прячется за его вежливостью и джентльменством, поэтому исправно игнорировала его поправки. — Ладно, — я рассмеялась, — Моя мать у себя? Он кивнул, и я обошла бар, чтобы подойти к винтовой лестнице, уходящей в обитель всех «официанток» бара «Мулатка». — Дана, — окликнул он меня, прежде чем я успела уйти, — Сегодня будут «охотники», — сердце бросилось вскачь и жар прилил к голове. «Охотники» отличались от реальных ловцов на зверей тем, что их я бы назвала скорее наёмниками, или головорезами. «Охотники» держат под собой город, они «крыша» для многих заведений, в том числе для «Мулатки». Чарли сказал это так, будто предостерегал меня, но в то же время пытался «заманить» этим знанием на сегодняшний вечер. Я молча кивнула и поспешила наверх. — Лысину закрасить не выйдет, — шутливо бросила я, глядя на то, как старательно мать закрашивает редкие седые волоски в тёмной шевелюре. Её прекрасные волосы, вопреки её молитвам, начали седеть раньше времени, но оно и неудивительно, с её то образом жизни. — Даниила! — зло окликнула Ариадна или Эллен, не отвлекаясь от процесса. — Не называй меня так, — с угрозой напомнила ей я и, предварительно накинув на расправленную постель какую-то тряпку с кресла, плюхнулась на кровать. — И что ты мне сделаешь? — неприятно хохотнула она, зная, как сильно меня раздражает это имя. Она дала мне его в надежде, что её дочь будет хранительницей очага, выйдет замуж, заведёт семью и будет жить обычной спокойной жизнью, сделает всё совсем наоборот, не так, как она. Но она просчиталась, когда позволила мне расти в этом месте без отца и в окружении таких типов, как Чарли. Естественно, ничего путного из меня не вышло, но я думаю, что пошла даже дальше всех самых ярких разочарований матери. Поэтому я ненавидела своё полное имя. — Белла, Мегги и новенькие трудятся с самого утра, не боишься, что твою дряхлую задницу сместят с пьедестала? — теплых отношений между нами не завелось с самого моего рождения: ей было не до меня, мне не до неё. — Поганка, — рассмеялась она и бросила в меня пуховкой от пудры, — Нет, конечно, эти пигалицы не способны сместить саму Мулатку, — её самолюбование и самодовольство жутко меня раздражали. — А Вивиен? Она ведь не уступает тебе за последние полгода, — гадливо улыбнулась я, вспоминая рыжую бестию, жестко конкурирующую с матерью. Заглянула под кровать по инерции. Всё детство я то и дело находила там мужчин, достаточно неприятное зрелище, но теперь это стало даже забавным хобби. Мать недовольно посмотрела на мои действия, но ничего не сказала, продолжив наносить макияж. Шикарный макияж на шикарное, но уставшее лицо. — Я нашла с кем ехать за провизией, так что на следующей неделе выезжаю, — проинформировала я настолько, насколько стоило информировать мать. Она повернула ко мне не одобряющий взгляд, подозревая неладное. Она всегда не одобряла любые мои задумки и действия, и если сейчас на то были причины, то когда-то она делала это зря. — Сегодня будут «охотники», — внезапно начала она и я сразу же поняла к чему она клонит. — Знаю, Чарли уже расстарался, — я замолчала, рассматривая разложенные на стуле рядом с ней ажурные чулки, вычурный лиф и подтяжки. Мать докрасила губы и перешла к надеванию белья. Все ещё движения — выверенные годами машинальные действия. — Ты могла бы… — Нет, не могла бы, — отчеканила я зло, — Я уйду до того, как они придут сюда. — Не обязательно жить непонятно где, ты можешь жить здесь, со мной, — она закрепила чулки на подтяжках. — Ты прекрасно знаешь на каких условиях я смогу тут жить, — напомнила ей я, укладывая руки под подбородок, — Надеюсь, мы обе помним, почему я ушла отсюда. От моего тона она поджала губы, но не посмела что-то сказать, потому что помнила. И вдруг она не смогла сдержаться, но добавила аккуратно: — Я бы хотела, — помедлила, глядя на меня не напрямую, через зеркало, — Чтобы ты жила жизнью лучшей, чем я… И поскольку это всё, что я могу тебе дать, — она очертила захламлённую нарядами, косметикой и бесполезными подарками от поклонников комнатушку, — Мне бы очень хотелось, чтобы ты хваталась за любую возможность в этой жизни. Я ничего не ответила, потому что знала к чему она клонит и о чём боится говорить открыто. Но такой заботливо искренней, откровенной и беспокоящейся она была крайне редко. Картина того, как мать собирается на выход засела в моей голове с самого детства. Каждое движение и поворот туловища говорил о непревзойдённости этой женщины, она и сама не хотела, чтобы я становилась для неё соперницей, потому что знала, что стану. Она лишь потакала странной одержимости Чарли сделать меня одной из своих «жемчужен», но не желала этого на самом деле. Она наклонилась, чтобы почесать ступню и это вернуло меня к мысли, что она тоже живой человек, а не кукла. Порядок незамысловатых действий, которые превращали её в королеву этого бара, восхищали меня и зачаровывали точно магия. Каждый вечер с самого детства эта магия усыпляла меня вместо сказки. Громкие всполохи музыки разбудили меня. Я подскочила на месте, чуть не слетев на пол. Комната освещалась только тусклым светом маминого настольного светильника. За окном плыл мороз вечера, и темнота пожирала его. Бар гремел привычными звуками. Я схватилась за голову, ища глазами часы — они лежали на столе под светильником, как и короткая записка. «И всё-таки, ты могла бы воспользоваться расположением Эдварда. Ты сама начала эту игру, так что остаётся только подыграть.» — быстро прочла я, а затем оглянулась на часы. Уже давно перевалило за девять. Чёрт тебя дери! От злости я порвала записку и раскидала по комнате. Вылезти через окно не выйдет — «охотники» всегда оставляют снаружи пару человек «на перекур». Оставаться в комнате матери тоже не вариант — очень скоро она ей понадобится для работы. Остаётся одно — выйти прямо в бар как живая мишень. Я вернулась на кровать и села, судорожно приглаживая волосы. Так, что у меня есть? Я достала нож из ножен на бедре и ещё один из сапога. Чарли собственноручно убьёт меня за поножовщину в баре. Если это не сделает кто-то раньше, поэтому не так уж и важно. Тем более именно ему я обязана этими периодическими припадками невроза, паранойей и дрожью, стоит услышать об «охотниках», об этих чёртовых наёмниках. Собравшись с духом и держа руку с бедром, я вышла из комнаты и прислушалась: за стеной смеха, болтовни и музыки ничего не услышать. Я оглядела коридор и двери комнат всех девушек — ни в одной не горел свет, все внизу. Темнота и дурман сочетаний парфюма кружил голову, хотелось свалиться по винтовой лестнице вниз головой, чтобы сразу наверняка, но отчасти мать была права, я подогрела накал моих проблем. Поэтому аккуратно и опасливо спускаясь по лестнице, я оказалась в шумном, поглощённом посетителями баре «Мулатка». Кто-то из пьянчуг тут же приобнял меня, болтая что-то весёлое и я ловко уклонилась от этого напора, смеясь от его слов. За баром Чарли уже помогала Мегги, потому что он явно не справлялся. Мать, известная здесь как Эллен, восседала у самого популярного столика, возле богатенького городничего и его друзей. Вивиан не отставала и сидела под руку с крупным землевладельцем нашего города. Блистательная Мартина уступала им только потому, что предпочитала не просто богатых, но и красивых, хотя её волю предпочтений всё-таки контролировал Чарли. Я старалась не слишком глазеть по сторонам, думала уйти через задний вход, чтобы точно без проблем, но меня уже заметил Чарли и пришлось идти ему на помощь. — Можешь не помогать, но… — он напряжённо и неотрывно смотрел куда-то мне за спину, я знала кого он там видит и поспешила удалиться как можно скорее. Я забрала у него грязные бокалы, чтобы уйти на кухню и принялась их там намывать. Мимо пробегала Мегги и, конечно же, она не могла не вставить своё слово. — Дура ты, Дана, «охотники» давно могли бы подчистить это место до основания и забрать всё, что нужно силой, а ты продолжаешь упрямиться и подставлять нас и Господина, — Мегги пришла в бар, когда мне было четырнадцать, она знала многое, но не всё, и к Чарли обращалась более уважительно, чем я. — Закрой свой рот, он ещё успеет устать сегодня вечером, — усмехнулась я, отвечая ей высокомерным взглядом. Мегги смотрела на меня неодобрительно, но без злости. — Все девчонки слюни на него пускают, а ты бегаешь, идиотина, могла бы уже давно найти отличный заработок, слышала, «охотники» платят сполна. — Так пусть и идут девчонки, при чём тут я? — бокал упал на дно раковины и чудом не разбился — вода смягчила удар. — Ты же знаешь. Эд никого не трогает кроме тебя. Как же не знать, чёртов придурок. — Тогда не лезьте ко мне с этим! — я попыталась поднять бокал и когда нащупала, то поняла, что он всё-таки разбился. Кровь засочилась из свежего пореза, а грязная вода вцепилась в рану болью как зверь. Белла вошла на кухню незаметно для меня и слышала последние фразы. — Кто бы говорил, — бросила она мне, и махнула Мегги, — Дана знает сколько платят «охотники» не понаслышке, — едкость в её голосе снова заставила поразиться какой же непревзойдённой актрисой она может быть, — Хорошо, что помимо Эда есть и другие, — она пробежалась по мне оценивающим взглядом и я узнала взгляд Вивиен, когда она смотрела на мать — сопернический, — Идём, Мегг, тебя зовут. Игривая блондинка подпрыгнула, заулыбалась радостно и побежала за Беллой. — Когда-нибудь эта змеюка дождётся, — прошипела я. Она тоже была хищницей, и выживала как могла. Чистые бокалы Чарли принимал с торжеством, точнее вырывал из рук. Я помогала ему разливать напитки и подавать посетителям — за эту регулярную помощь он часто доплачивал мне. Я окинула бар беглым взглядом, прикидывая сколько сегодня денег получится выручить, и тут же наткнулась на пронизывающий взгляд. По телу пошли мурашки. Дрожь сцепила тело следом. Меня пронзило. Мой личный кошмар. Каждый раз, стоит ему здесь появиться, я чувствую себя мелким зверьком, на которого нацелился хищник. Он и был хищником. Красавчик с графитными волосами и до ужаса пронизывающими глазами сидел в компании других «охотников» у дальней стены и буквально поджидал всё это время моего внимания. Он сидел в пол оборота, не отводя глаз. Я с усилием проглотила скопившуюся в горле слюну. Он был не только красив, но и чертовски сексуален, в этом девочки никогда не ошибались, за исключением одного, это был ни кто-нибудь, это был Эд. Он продолжал гипнотизирующе смотреть на меня, будто намеревался таким образом притянуть к себе, но я опустила взгляд, продолжая чувствовать остроту его внимания. Пальцы задрожали, как и колени. Самый молчаливый, упёртый и преданный «охотник» всей их банды, а также непредсказуемый. Потому и самый опасный, потому что никто не знает заранее, чего от него ждать. — Даниила, — прозвучал громкий лидерский голос Дэниэла, главаря банды «охотников». Он знал моё полное имя, они знали, хотя кроме матери и Чарли его не знал никто, а использовала так тем более только первая. Он хотел показать, что они знают и могут узнать всё, что угодно, что для них не существует закрытых дверей, — Ты как-то не слишком гостеприимна, — начал он, а я уже почувствовала, как напряглись мои мышцы, — Давай к нам за столик, — приказал он, не дожидаясь отказа. Чарли многозначительно посмотрел на меня. — Как раз захватишь это, — Дэниэл развернулся на ходу и указал на поднос с бокалами выпивки. Я лишь тихо кивнула, поняв, что бежать следовало раньше. Наплевать на помощь Чарли и на самого чертового Чарли, и на всю грёбанную «Мулатку» и дать дёру. Ничего не оставалось, если побегу сейчас — они точно схватят меня, поэтому придётся действовать по ситуации. Пришлось подхватить поднос и нарочито расслабленной, виляющей походкой пойти до нужного стола. — Если ты будешь умной, то сможешь раскрутить его на что-нибудь хорошенькое, — остановила на полпути Мартина. Она мне нравилась, потому что была слишком высокомерна, чтобы влезать в склоки девочек и на всё имела своё мнение, она также запала на Эда, но и тут её жизненная организация не позволяла ей бросаться в зависть или грызться за него. — Да что ж вы все, — обессиленно прошептала я и пошла дальше, стараясь не поднимать взгляда. Стол был большим и пришлось вытянуться, чтобы расставить бокалы перед каждым. При таких условиях девочки всегда оставались облапанными, но не я. Хотелось верить, что это благодаря моему авторитету здесь, защите в виде Чарли, но перед «охотниками» всё это было ничтожным, поэтому причина была другой. Сжираемая страхом, я закончила расставлять и уже собралась схватить поднос и дать дёру оттуда, как вдруг он схватил меня за руку. В любой другой ситуации я бы давно врезала тому, кто посмел меня трогать, и ушла с гордо поднятой головой, но не теперь. Весь мир и все звуки сузились до метра. Эд притянул мою руку к себе и внимательно изучил порез. — Что это? — глубокий бархатный голос потянул меня в трясину непрошенных воспоминаний, грудь сдавило и страх усилился, карабкаясь по позвонкам. — Порезалась, пока мыла… — у меня будто язык отняло. Остальные наёмники игнорировали нас. Дэниэлу вообще на меня начхать было, этот напыщенный блондин забыл обо мне, когда к ним подошла Мартина. Он позвал меня для своего дружка. А вот Мартину можно было уважать ещё и за это — она никого не боялась, даже с «охотниками» обходилась как с любым другим посетителем, поэтому и они любили её особенной любовью. Иногда по двое. Иногда и по трое. Он поднял на меня глаза, будто спрашивая «серьезно?». Будто куклу притянул и усадил рядом, закидывая руку мне на плечи. Я обмерла. Шутки с ним были плохи, и я прекрасно это знала и всё равно решила что-то доказать Чарли и всем здесь. Я старалась выровнять дыхание под его и не двигаться лишний раз, чтобы не попадать под внимание, пока обдумываю дальнейший план действий, но вспоминалось только одно. «Охотники» были в этом городе столько, сколько я себя помню и «крышей» «Мулатки» они стали сразу после её появления. Причина, по которой я отчаянно сбежала из некогда дома, была выходка Чарли. Эд не сильно старше меня, насколько я знаю, всего несколько лет, может пара. Он начал ходить вместе с другими наёмниками в бар, как раз тогда, когда во мне стали всё ярче проявляться черты молодой девушки. Именно тогда Чарли особенно заинтересовался во мне, как в партнёре по бизнесу, он увидел во мне пользу. Матери тогда не было, а может и была, я уже не помню. По какой-то явно мистической причине Эд запал на меня сразу же. Вот тогда-то Чарли и сделал свой ход: он буквально спихнул меня в руки наёмнику. Потом это случалось ещё несколько раз. Рука Эда касалась моей шеи, вызывая волну мурашек, и я точно знала, что за его рукавом скрывается большая татуировка, уходящая на грудь. Я хорошо запомнила её ещё в тот раз. Но тогда видела не в последний. А после я сбежала. Я перестала жить здесь и не живу по сей день. Однако как-то раз, уже повзрослев, я решила «подыграть» Чарли и притворилась работницей бара. Переспала с красавчиком и срубила немало денег, они тогда были кстати. Совместила приятное с полезным. Главной целью этой затеи было желание окончательно и доходчиво показать Чарли, что, если я хочу, я могу сделать что угодно, но я не хочу. И я заткнула ему рот, доказала, но не учла одного — Эд не тот, с кем стоит шутить шутки. У него окончательно сорвало башню, хотя не уверена, что он и до этого был в порядке. Теперь же ходить по улицам мне крайне страшно, потому что из бара сбежать я могу, а вот из поля зрения Эда — нет. — Разве я так страшен, что ты вся дрожишь? Не нервничай, — его шёпот как внезапный удар раздался у уха и электрическим разрядом разошёлся в теле. Если бы ты не преследовал меня, не было бы причин и нервничать. Я посмотрела ему в глаза и почувствовала головокружение: земля уходила из-под ног, а я словно падала ему в объятия. Его рука легла мне на ногу, но без лишней пошлости — Эд не любил выставлять наши своеобразные отношения напоказ, хотя её жар я почувствовала даже сквозь штаны. Внизу живота возникла тяжесть, я сжала колени и заметила его лёгкую улыбку. Я схватила со стола поднос, резко прижав к себе и Эд отпрянул от неожиданности. Затем я, сама не своя, подскочила на ноги и бросила короткое: — Я сейчас! Но наёмник тут же поймал меня за руку, но ненадолго: — Оденься теплее, на улице холодно, — с лёгкой улыбкой сказал он, я краем глаза оценила реакцию остальных, они со сдержанным удовольствием и даже забавой реагировали на всё, что происходило. Я выдернула руку. Сердце билось как сумасшедшее. И побежала прочь. Игра начинается. Сколько раз я это говорила? Сколько раз после я убегала? Это бесконечная гонка, из которой невозможно выпутаться. Я бросила поднос на стол и не тормозя, чтобы плюнуть в лицо Чарли, побежала к чёрному ходу. Они уже знали, с того момента, как я выскочила из-за стола, знали, что я снова сбегаю. Ненавистная игра в кошки-мышки продолжалась и сегодняшним вечером, оставалось надеяться, что когда-нибудь Эду эта игра надоест и он переключит своё внимание на другую несчастную. Как бы я ни старалась что-то доказать Чарли и матери — это всё давно было тщетно, я уже была частью «Мулатки», с самого своего рождения, с самой встречи с Эдом я была насильно втянута во всё это. Белла была права, я ничем не отличалась от них. Ариадна хотела для меня другой жизни, но при этом всеми средствами втягивала в свою. Та первая ночь яркими вспышками заиграла перед глазами, когда я распахнула дверь и на меня хлынул холодный поток воздуха. «Охотники» были тут как тут. Я хотела достать нож, но его не оказалось. Чёртов Эд! Я бросилась вправо от наёмников, но тут же врезалась в широкую грудь ещё одного. Дверь позади закрылась, отрезая лучик света из бара. Я медленно обернулась. Эдвард смотрел на меня как хищник, прокручивая в руках мой нож. Кажется, мне было слишком сильно знакомо, чем всё это кончится. — Если ты хотела спрятаться, то бар Чарли был не лучшей идеей, — холодный голос морозил пуще ветра. Я была в логове «охотников» достаточно, чтобы давно сдать властям всю их подноготную, однако наёмники прекрасно знали, что им всё равно ничего не будет, поэтому и я не рыпалась, ведь достаться могло и матери. Ночевать в идеальных покоях Эда было намного лучше, чем в каморке матери на полу в детстве, или же на жестких кроватях ночлежек. Более удачные варианты случались не часто. Слыша его тихие, почти незаметные шаги за спиной, я насторожилась. Его лёгкий вздох и звук заполняющегося бокала. Он никогда не пил в «Мулатке». По крайней мере, я не видела его пьяным там. Я оглядывала тёмную комнату с огромным пространством, большой широкой кроватью, дорогим резным столом и мебелью, которые можно было видеть только в богатых имениях. Я цеплялась взглядом за всё, что видела, только бы не смотреть на него. Вся мебель здесь была жутко дорогой, если бы я смогла вынести и продать её, то уехала бы из города и позволила себе не работать пол жизни точно. Но сейчас мне стоило попытаться вынести отсюда хотя бы своё тело. Кровать лицом к двери, а на пути к ней ещё высокий комод и небольшой, но тяжёлый стол с креслами. Практично. По наёмнически. Никаких рюш и завитков на шторах и балдахине — сразу отлегло, будто этой странной моде противилась не только я. Оружие он прятал очень хорошо, потому что знал, что рано или поздно изловит и притащит меня сюда, как сейчас. Умно с его стороны. Эд развалился в кресле, держа в руке низкий широкий бокал и взвинчено оглядывая меня. Его силуэт в полумраке выглядел ещё более пугающе. Как запертая в клетке — мелькнула мысль. Я плавными неспешными шагами проходилась по комнате, проверяя выдержку Эда, затем остановилась у окна — высота приличная, да и внизу непонятно что. Заметив мой взгляд, наёмник усмехнулся. — Попробуй, может, получится, — в подобные этому моменты у меня всегда появлялось мимолётное ощущение того, что этот засранец видит меня насквозь, будто знает лучше, чем кто-либо. Я напоминала себе, что «охотники» знают всё, но мысль о том, что он знает что-то большее никогда не оставляла меня. Эта мимолётная связь пускала меня в неистовство, заставляла дрожать ещё сильнее, а его, кажется, только раззадоривала. Казалось, он понимал и чувствовал всё то же самое, но воспринимал иначе, потому и действовал обратно моему. И что бы там не говорили, а молчуном Эд мне никогда не казался, его рульками не корми — дай поехидничать и поиздеваться надо мной. Несмотря на отсутствие каких-либо завышенных амбиций, я всегда выбираю оптимальный для себя путь. И прыгать в окно, чтобы покалечиться, но не сбежать от него, я не собиралась. — Мне противно быть здесь, я хочу уйти. — Уйти в бар Чарли? Как долго ещё тебе удастся протянуть, подрабатывая там за баром? Пару месяцев, а потом приползёшь обратно? — я молчала, потому что его слова были правдивы: заработок шёл нестабильный, — А мне кажется, тебе здесь очень нравится, как и мне, — его лицо приобрело угрожающе довольное выражение. Он довольствовался своей властью. Я всегда думала, чем же я его так сильно зацепила? И каждый раз, когда ответ появлялся, я вздрагивала и отмахивалась от него. Я закусила губу, и почувствовала, как она нервно подёргивается. — Подойди ко мне, — он поманил меня одной рукой. И я почувствовала это вновь. Какой-то страх и что-то совсем непонятное, смешанное. Будто я могла и не могла отказаться, будто что-то давило настолько сильно, что иного варианта и не было. А его и правда не было. Сбежать от него так просто не выйдет. Я молча, но медленно проделала долгий путь от окна к наёмнику в кресле. Когда я остановилась, то попыталась сглотнуть ком в горле, но стоило только его ладони лечь мне на бедро, я будто упала — вдох застрял в горле. Он отставил бокал и рвано вдохнул, когда я опустилась на колени. Шрам на его бедре напомнил о ещё одной нашей игре: когда-то он взял на себя роль моего учителя, урок оказался ужасным, понадобилось время, чтобы очухаться — наёмники были жестокими и бескомпромиссными убийцами, а Эд один из лучших. Но после того я научилась ловко обращаться с ножами. Его заводило моё чувство полной свободы по жизни и его полное исчезновение перед ним, он хорошо был знаком с этим чувством и сам. Лёгкий запах мускуса вперемешку с потом. Его член напрягся сильнее, когда я прошлась по нему языком. Головокружение и опаляющее ощущение на щеках и груди сводило с ума. Эд втянул сквозь зубы воздух и опустил ладонь мне на затылок, надавливая. Под тихий стон я обхватила его губами, погружая в рот. Волосы паутиной лезли в лицо, но наёмник быстро сориентировался, туго сжав и натянув их в кулаке. Я тихо заскулила и зажмурилась, продолжая опускать и поднимать голову. Прямой взгляд его властных пожирающих глаз я вынести не могла, хотелось удавиться от стыда, поэтому закрыла глаза, продолжая. Слюна густо капала не его кожу и кресло. Горло напряглось от давления. — Открой глаза, — потребовал он, и я посмотрела на него. Единственный член, которому я позволяла оказаться у себя во рту. Грузное горячее дыхание вырывалось изо рта. Влажный подбородок и грудь — Эд поднял меня с колен и приблизил к себе. Он расстегнул мой кожаный жилет, затем рубашку пуговица за пуговицей. Где-то раздавалось мерное тиканье часов. Я закрыла глаза, ощущая под грудью горячее дыхание и прикосновение его губ. Эд тяжело дышал, сжимая мои бедра, его руки дрожали. Он провёл пальцем по тонкой полоске шрама у меня на рёбрах и криво улыбнулся. Его восхищённый взгляд обжигал меня, а холодные руки при прикосновении к разгорячившейся коже вырывали судорожные вздохи из лёгких. Напряжение в груди росло от его пальцев и скапливалось в мурашках на коже. Вдох. Страх. Удовольствие. Стыд. Выдох. Я боялась открывать глаза, потому что знала, что он смотрит. Что он ловит каждый мой редкий стон, вздох и дрожь. Шнуровку на штанах он преодолел мягкими незаметными движениями и наконец усадил меня себе на колени. Воздух буквально дребезжал от напряжения. Я наконец открыла глаза и посмотрела прямо в его. Без страха и покорности, скорее с вызовом. Даже если он и может что-то получить, то только потому, что я это позволяю. Эд будто прочёл мои мысли и снова усмехнулся, и вдруг припал губами к моей груди. Он это знает. — Ах, — вырвалось у меня, и я выгнулась, чувствуя, как нетерпеливо и с наслаждением он трогает моё тело, оглаживает бедра и сильнее прижимает к себе. Пальцы с силой сжали его подбородок, — Хватит меня преследовать, — в очередной раз. — Нет, пожалуй, оставлю это за собой, — в очередной раз ответил он, — Пока ты не поймёшь… Я снова вздрогнула. — Бегать от меня бесполезно, — слышала я как в тумане, — Я «охотник» и всегда найду тебя. Не жалея его, я впилась ногтями в напряжённые плечи, притягивая к себе. Он убил столько моих знакомых и врагов из этого города, что и не счесть, хотя последних было не жаль. — Сучка, — его чарующий голос пустил по моему телу новую волну жара. Кожа точно шёлк прогибается под его нажимом, плавится будто воск под его грубой лаской, я выгибаюсь сильнее, пропуская волну дрожи от самых ступней к груди. Пальцы завершают путешествие, обхватывая мои ягодицы. Я царапаю его, а он сжимает меня сильнее, возвращая боль. На задворках сознания играет мысль о том, как проявится завтра череда синих пятен на бедрах, но только не сейчас. Парящий вокруг жар обволакивает меня ярким чётким ощущением нежности, чувственности и зудящей боли. Он дразняще покусывает мою шею и приподнимает, а затем резким движением погружается в меня. Вспышка. Незнакомые руки жадно стискивают меня. Крупная татуировка на груди прогибается под пальцами, а я будто и впрямь заинтересованно концентрируюсь на ней. Он медлит, но вдруг усаживает меня на себя, смешивая грубость и нежность, холод и огонь, боль и удовольствие. Стон вырывается из меня, прерывая тихую мглу. Рычащий звук вырывается из его горла, и он сжимает меня сильнее. Эд давит на меня, входит и выходит, кусает за шею, и я кусаю его в ответ. Тело болит от этого наслаждения и удовольствие разносится звенящим напряжением. Эд сжимает мою шею и грязно ругается, продолжая вдалбливаться в меня и я выгибаюсь ему навстречу, располосовывая его живот царапинами. Ненавистный придурок. Вспышка. Болезненный поцелуй с легким привкусом крови и бренди. Незнакомец и такой близкий. Любовник и враг. Болезненный и прекрасный. Здоровый и сумасшедший. Тихий и оглушающий. Поглощающий. Ненавистный. Наслаждение. Унижение. Чёртов зверь поднимает меня, подносит к кровати и ставит на колени, вжимая голову в мягкий матрас и до хрипов сдавливая шею. И снова входит, доводя до невыносимой дрожи. Странная наполненность и ласковая боль растекаются внизу живота. Страх, что он знает насквозь, страх его силы, власти, страх стать продажной и прогибаемой растворяются в потоке удовольствия. Я чувствую его зубы на плече и пульсацию в паху. — Мы оба знаем, — я знаю, что он хочет сказать, и возбуждение вспыхивает во мне, — Как бы ты не бегала, ты хочешь, чтобы я тебя догнал. Потому что мы похожи. И от этого ему хочется продолжать игру ещё яростнее. Гонка становится невыносимой, нестерпимой, чудовищно приятной и мучительно сладкой, и наконец я выгибаюсь, пища от проходящей по телу дрожи, и ослабеваю. Эд сжимает меня до боли, прикусывая кожу на шее, и заканчивает собственную гонку, растаптывая моё сознание в щепки мощными, яркими и безумными до боли ощущениями между ног. Затем медленно выходит, заставляя вздрогнуть от странного дискомфорта. Укус в ягодицу, удар, и я, не чувствуя ног, сползаю на пол. Вспышка. Такое же юное, но избитое жизнью тело. Красивые мышцы в полумраке. Обессиленный «охотник» стискивает меня в удушающих объятиях, не думая отпускать. Его лицо прижимается к шее, сладко целуя, тонет в тёмных волосах. Растерянность и потерянность, вопрос и неспособность спросить. Зарываюсь пальцами в графитные волосы, следуя автоматическому указанию в голове. Затравленным зверем смотрю как он, не отсчитывая, бросает стопку купюр на прикроватный столик и одевается. Разум раскалывается на прежние страхи. Продажная, боящаяся чужой силы и власти, чужого понимания, прогибаемая, которую он видит насквозь. Боль привычной волной рассекает сердце. И он правда видит насквозь, потому что чем бы я ни оправдывала это — мне это нравится. Как и тогда понравилось. — Мне не нужны эти деньги, — бросаю ему я, опасливо ожидая реакции. — Нужны, — снова насмешка, — Если, конечно, тебе не начали выдавать еду и одежду бесплатно, — так Чарли спонсировал только «жемчужин». Я оскорблённо поджала губы. Он знает, что нет. — Нет, — мой голос превращается в сталь и на мгновение он замирает, понимая меня. — Ты не возьмёшь просто так, — он не спрашивает, а говорит то, что знает, — Одевайся, покажу тебе кое-что интересное, — говорит и лёгкими шагами уходит прочь, не дожидаясь меня. Я напряжённо облизываю солоноватые губы, понимая, что он способен унизить меня также сильно, как я унижаю его, игнорируя и сбегая всякий раз в «Мулатке». Проглатываю какое-то растущее внутри возмущение, напоминаю себе, что это снова позволила я, потому что совершенно точно могла посоревноваться с ним за звание хищника, сгребаю щедрую стопку купюр и прямо на четвереньках ползу к вещам, обещая, что в следующий раз я буду прятаться лучше.