Белые маки

      В садах владения графа Киришимы можно найти множество цветов: от простых ландышей, маленькие бутоны которых похожи на самые чистые и искренние слезы, до белых лилий, что так и манят своим ароматом пчел и других насекомых. Но самое главное сокровище, что было настоящим золотом для графа — это белые маки. Огромные белоснежные бутоны приковывают внимание всех тех, кто хотя бы раз посещал сады. Их было немного, всего лишь небольшая клумба, но они были прекрасны. Мягкие на ощупь лепестки, словно пух, и толстый сильный стебелек — настоящая гармония грации и могущества. Вместо ярко-оранжевого круга с пыльцой середина этих цветов была черной, будто самая беззвездная ночь. Нигде вы бы такого не увидели — такие прекрасные цветы растут лишь в садах графа Киришимы.       И старший сын по имени Эйджиро сейчас понимал, насколько был прав отец, сравнивая маки с самой красивой леди. Отец когда-то сказал: «Однажды ты найдешь ту, которая будет также прекрасна, как и эти маки, и она станет твоей невестой». Он был чертовски прав.       Тонкая туника болотного цвета выделялась среди молоденькой зеленой травки. Тугой черный корсет, окаймленный нежно-оранжевыми лентами, обвивал талию, выделял стройную фигуру и грациозную осанку. На светлых волосах, пряди которых торчали в разные стороны, смиренно лежал золотой ободок, словно небольшая корона на голове прекрасной принцессы. Девушка сидела под деревом, от которого на землю падала огромная тень. Ветер гулял в кронах, листья шумели, и изредка ветки наклонялись ниже. Она дремала здесь, в тени. Без присмотра... Без охраны...       Леди не замечала, как на нее уже продолжительное время пялится Эйджиро. Он видел ее когда-то, мельком, но уже тогда он решил: этот прекрасный цветок будет его. Отец всегда говорил, что раз хочешь, то добивайся этого. Но он не сказал, как именно.       Парень спрыгнул с каменной стены, что ограждала владения герцога, и медленным шагом направился в ее сторону, стараясь не разбудить спящую красавицу. Сейчас самое время сделать то, что он так хотел, что так долго планировал.       — Надеюсь, миледи, вы не будете против, если я вас украду, — горячее дыхание опалило ухо девушки, по телу прошёлся табун мурашек.       Она хотела было закричать, но тряпка, обвязанная вокруг рта, не давала что-либо сказать, леди могла издавать лишь сдавленное мычание. Киришима приложил палец к губам и призвал вести себя тише. Не хватало, чтобы еще слуги сбежались — весь план тогда коту под хвост. Юноша подхватил леди на руки и стал продвигаться в сторону той самой стены. Осталось всего посадить ее на лошадь и ускакать — проще простого. Но... Кто же знал, что леди окажется боевой?       Не желая просто так сдаваться, девушка стала колотить юношу по спине, мотать ногами, издавать звуки, похожие на рычание. Киришима терпел, но стоило ей ущипнуть нежную кожу лопатки, как юноша зашипел и проворчал.       — Миледи, успокойтесь, я не стану причинять вам вреда, — но даже эти слова не возымели никакого эффекта. Вместо того, чтобы, как сказано, успокоиться, она стала с еще большей яростью колотить бедную спину юноши. — Ох черт...       Эйджиро посадил девушку на траву, но держал ее запястья в своей широкой ладони, не давая даже и малейшего шанса встать и унести ноги в спасительный замок. Девушка свирепо сверкнула своими глазами на него, продолжая бессмысленные попытки, но тут же успокоилась, заметив, как Киришима достал еще две тряпки и стал обвязывать ее руки, а потом ноги. На удивление юноши, на ногах девушки виднелись бугорки мышц. Сильная, сноровистая. Так даже лучше. Связав лодыжки вместе, Эйджиро снова подхватил ее на руки. Пора бы спешить, а то никто не знает, что будет, если его найдут с дочкой герцога на руках. Там и в войну недолго ввязаться.       Быстро добежав до каменной ограды, пока девушка не переставала бить его теперь уже связанными руками, он огляделся. Никого. Он даже и не подозревал, что все будет настолько просто. Юноша аккуратно посадил леди на стену, пока сам стал взбираться на нее. Девушка следила за каждым его движением, она хмурилась, хотела было спрыгнуть обратно, но снова ей не дал это сделать подлый воришка: она опять оказалась у него на руках, и они вместе спрыгнули на тропинку, пустынную и покрытую пылью. Теперь они уже не во владениях герцога. Можно спокойно все сделать. Подойдя к своему скакуну, он поставил леди на землю, убедившись, что та не свалится. Она что-то промычала, хотела было уже уйти, но поняла, что сдвинуться с места со связанными ногами не сможет. Пришлось смиренно стоять и ждать, пока этот болван украдет ее. Самый «восхитительный» побег из замка, о котором мечтает каждая леди с самого младенчества.       Юноша, не замечая метаний девушки, посадил ее на коня и сел позади.       — Но! — крикнул он и ударил плеткой скакуна, отчего тот сразу же припустил вперед.

***

      Цветы, Эйджиро, нуждаются в тщательном уходе: им нужно питание, вода и, конечно же, свет. Лишь тогда они расцветают, их лепестки раскрываются. А если еще добавишь капельку любви, то тогда они будут дарить свою красоту окружающим. Они станут красивее, живее, изящнее, листочки мягче, а стебелек толще.       Это правило Киришима помнил прекрасно. Отец всегда говорил это, когда мальчик помогал ему в саду. Но он не понимал, чего же не достает его цветку. В свободе он ей не отказывал: делай, что хочешь, и ходи, куда душенька пожелает. Лишь из замка ей было не выйти: его днем и ночью охраняли, чтобы она не сбежала. В еде тоже. Что ни день — так пир. Но... Миледи не желала выходить из своей комнаты и дни напролет проводила так, словно ее взаперти держат. Она почти не ела, постоянно молчала и заметно осунулась. Юношу это очень волновало.       Но однажды, войдя в ее комнату, он заметил, как она сидит на подоконнике и вместо привычного платья на ней надеты свободные брюки и мешковатая рубаха, уже потрепанная и старая. Где она ее отрыла — лишь Богу известно, но даже так талию обвивал тот самый корсет. Грудь часто вздымалась, рот слегка приоткрылся, словно воздуха ей не доставало.       — Ты можешь не носить корсет здесь, — прошептал Эйджиро, стоя на пороге ее комнаты и пустынного коридора. Уже поздний вечер, никто в здравом уме не станет ходить по темному замку, ведь сейчас уже все спали и набирались сил для завтрашнего дня.       Девушка обернулась и что-то промямлила, но ничего толком не сказала и отвернулась, не желая дальше продолжать разговор. Юноша бесшумно подошел к ней и уселся рядом, рассматривая ее лицо. Оно, стоило яркой луне осветить его, стало еще более прекрасным: отточенные черты, вздернутый носик, тонкие брови, пухлые губы, к которым так и хотелось прикоснуться. Миледи даже не поворачивалась к нему, стараясь не подавать виду, что она замечает то, как неотрывно на нее пялится юноша.       — Ты не хочешь здесь находиться? — спрашивал Киришима, ожидая хоть какого-нибудь ответа. — Иль тебе здесь плохо? Не молчи, прошу...       Он слегка склонился к ней и протянул руку, желая коснуться ее непослушных волос, потрогать их и взъерошить еще сильнее, но леди тут же дернулась и отодвинулась, не произнеся ни слова. Но так просто Киришима не сдастся: он последовал ее примеру и вновь протянул ладонь, на что девушка скривилась и свесила ноги вниз, приготовясь к тому, чтобы сбежать от него подальше. Только куда — ни он, ни она не имели представления. Но не успела она и шагу ступить, как ее запястье аккуратно обвили чьи-то пальцы, не давая двинуться. Она подняла голову и встретилась с чужими глазами, что так нежно смотрели на нее. Юноша был расстроен и озабочен состоянием леди, но виду не подавал, чтобы не отпугнуть.       — Почему ты все время молчишь? Ты не рада, что я забрал тебя из дома? — снова спросил Эйджиро и потянул ее на себя.       Она молча стояла рядом, пока холодные пальцы гладили ее ладони, не выпускали никуда и не давали убежать. Из-под челки гневно сверкнули ее алые глаза, словно два рубина на солнце. Она вновь молчала и надула губы, словно что-то ей и вправду не нравилось.       — Прости, но тебе придется стать моей невестой, — твердо сказал Киришима, смотря на нее. Он понимал, что если будет упрашивать — ничего толком не выйдет. Придется брать «силой». И вот так ты не хотел отпугнуть ее, Эйджиро?       Девушка вырвала свою руку из ладоней юноши, скривилась, тяжело дыша — корсет до сих пор мешал нормально вздохнуть — и внезапно, даже для самой себя, выпалила:       — Я не стану твоим женихом! Да ни за что в жизни, чертов ты остолоп!       Киришима так и осел на подоконнике, смотря вслед убегающей девушке. Точнее, вовсе не девушке, а юноше, что так глупо раскрыл свою личность.

***

      Дни шли своим чередом, Киришима не трогал сына герцога, которого он так опрометчиво украл. Кто ж знал, что вместо миледи окажется лорд, одетый в платье и обтянутый тугим корсетом? В замке никто не знал о внезапном открытии Эйджиро, все было как и раньше — юноши кушали вместе, сынишка герцога постоянно молчал, будто кошка ему язык откусила, а после уходил в свою комнату, не желая даже появляться где-нибудь в замке и мелькать перед глазами у кого-нибудь. Он похудел еще сильнее и стал похож на скелет, обтянутый кожей. Нет, так дело не пойдет. Цветок должен быть красивым, нежным, живым.       Юноша ни за что не мог сдаться так просто. Ну подумаешь — лорд вместо миледи, что это меняет? Он все равно остается тем самым цветком, в которого когда-то с первого взгляда влюбился юноша. Любовь не посмела даже утихнуть, Эйджиро не позволил ей это сделать. Он заполучит его, любой ценой. Но для начала нужно узнать: что же здесь, черт возьми, происходит, и почему герцог выдает своего сына за дочку?       Но решение проблемы не заставило себя долго ждать. В час, когда луна поднялась высоко над горизонтом, не давая тьме проглотить абсолютно все на своем пути и освещая своими лучами небольшое пространство около окна, в дверь тихо, но настойчиво постучали. Киришима резко вскочил с постели и посмотрел туда, откуда доносился звук. Послышалось, что ли? Кого в такой час могло принести?       Но человек, стоящий за дверью, не унимался. Раздался еще один стук, куда более громкий.       — Войдите, — проговорил сонным голосом Эйджиро, и из щели между проемом и самой дверью показалась светлая макушка, в которой Киришима тут же узнал сына герцога.       Юноша тихо вошел в чужую комнату и закрыл ее на щеколду, чтобы никто не посмел сюда больше войти. Красноволосый смотрел на него своими сонными, еще не отошедшими от сна глазами, пока сын герцога присаживался на его постель и смотрел ему в глаза. Он долго ерзал, пытаясь усесться поудобнее.       — Что-то не так? — спросил Киришима, усаживаясь рядом с ним. То самое платье было до сих пор надето на нем, а юноша тяжело дышал, тихо, совсем неслышно похрипывая. В тишине комнаты это слышалось куда отчетливее, чем в тот раз на подоконнике.       — Мне нужно с тобой поговорить, — проговорил он и решительно глянул на Эйджиро.       — О чем же?       — Тебя не волнует то, что вместо девушки ты украл парня? — прошипел сын герцога, на что тот лишь отрицательно покачал головой. — Вот же ж... Животное.       Он хотел было что-то еще добавить, но зашелся тихим кашлем, начиная хрипеть и присвистывать через сжатую челюсть. Киришима тут же дернул за одну из нитей корсета, отчего тот свалился на пол, скатившись по подолу платья и глухо стукнувшись о каменную поверхность. Юноша, не отрываясь, глядел на то орудие пыток, что так долго доставляло ему дискомфорт.       — Я уже вроде сказал, что ты можешь не носить его при мне, — сказал Киришима, на что сын герцога лишь цокнул и со злостью пнул ногой корсет, отчего тот отлетел к самой стене.       — Легко сказать, но не так-то просто сделать. Я уже прикован к этой треклятой вещи, — прошипел юноша, но потом вспомнил, ради чего он в столь поздний час наведался к Эйджиро, и успокоился. — Ты же, наверно, уже представляешь, о чем я хотел с тобой поговорить?       Киришима снова кивнул. Он представлял, еще как. А ему нужно было объяснение всего того, что здесь происходит.       — Раз уж тебя не смущает то, что я юноша, то это уже прекрасно, но сразу тебе скажу — твоим женихом я не стану, можешь даже и не надеяться. Усек?       — Как скажешь, — ответил красноволосый, но в мыслях у него было совсем другое: «Ну уж нет. Я же не так просто тебя украл». — Так как так вышло, что ты парень, а в платье разгуливаешь?       — Отец решил, что его сын станет позором для всей семьи, — на удивление спокойно ответил сын герцога.       — Отчего же?       «Ну что за болван мне попался, скажите на милость?» — подумал юноша, но говорить вслух не стал. Мало ли что этот болван захочет с ним сделать за излишнюю ворчливость...       — А ты не чувствуешь ничего? Вот только не мели чепухи, что ты даже ничего не почувствовал!       Киришима принюхался и, шумно шмыгая носом, приблизился к сыну герцога. Тот старался не шевелиться, давая возможность юноше самому понять, что тут происходит и с чем это едят. Сладкий, приятный, почти не уловимый сейчас запах лаванды. И чего-то еще, более сладкого. Только чего — юноша понять не смог.       — Так ты... Омега значит, — приговорил Эйджиро, отстранившись от него.       — Угу, — пробубнил сын герцога и снова повернул к нему голову. — Отец решил выдать меня за девушку, ведь старший и единственный сын, который оказался омегой, был бы позором для всей семьи...       — Но во многих семьях так бывает... — предположил Киришима, но юноша его отдернул, даже не давая продолжить эти пустые размышления.       — Думай головой своей, а не на других гляди, — прошипел он. — Мой отец — герцог, чье имя знает каждый в округе. Как ты думаешь, что скажут другие, узнав, что его сын — омега, что лишь может приносить детей, когда у других сыновья служат своему народу?       — Я понял тебя, — проговорил Киришима и затих, обдумывая вопрос. — Но как твой отец смог такое провернуть?       — Что выдал меня за девушку? — спросил сын герцога, и Эйджиро кивнул. — Корсет, платье — и меня уже не отличить от леди. Я родился хрупким, впрочем, как и под стать омеге, и это дало возможность скрыть мою настоящую масть.       Киришима снова задумался. То есть его отец, герцог, пошел на такой шаг? Как странно... И все это из-за того, что сын был омегой? И что самое странное — сам сын относится к этому как-то чересчур спокойно, он сидит и рассказывает об этом, словно это его долг — быть девушкой. Но ведь это вовсе не так. Куда же катится наш мир?       — А как твой отец выдал бы тебя замуж, раз уж ты стал «девушкой»? — спросил юноша, все не унимаясь. Столько вопросов роились в голове, что даже и за ночь они бы не успели нормально поговорить.       — Одна из семей, приближенная к герцогу, знала о том, что я юноша, и старший сын согласился стать моим женихом, — тихо ответил сын герцога.       Вот оно как значит... Как же все это запутанно.       — А ты хочешь вернуться домой и стать его женихом? — спросил внезапно Киришима, отчего юноша призадумался.       — Нет, — твердо ответил он. — Там меня ждут лишь новые мучения, которые я буду испытывать изо дня в день.       Красноволосый на секунду задумался. А что, если...       — Если ты захочешь, я смогу выделить тебе эту комнату. Ты сможешь жить у меня в замке, пока не решишься на что-нибудь, — начал говорить Эйджиро, надеясь, что сын герцога все же согласится.       Юноша глянул исподлобья и снова задумался. Раз... Сам похититель предлагает кров и пищу, то что мешает принять это? Только вот...       — Что я буду должен взамен? — спросил он, ища хоть какой-нибудь подвох.       Киришима на пару секунд затих.       — Ничего. Только во время течки ко мне не приближайся, чтобы чего ненароком не произошло, — пробубнил он и отвернулся.       — То есть ты мне просто вот так даешь пищу, воду и крышу над головой? — переспросил сын герцога.       — Да. А что я еще могу сделать? Раз я тебя украл, то и мне давать все это тебе, — пожал плечами Эйджиро. — И... Раз уж так сложилось, что ты оказался юношей, завтра тебе сошьют новую одежду. Ходить в платье, наверно, та еще пытка.       Юноша кивнул и хмыкнул, встав с постели. Он направился в сторону двери, как голос Киришимы его вновь остановил.       — Стой... Я... Забыл спросить, — прошептал он и робко продолжил. — Так как ты говоришь тебя зовут?       — Бакуго Кацуки. Теперь я могу идти? — проворчал юноша.       — Да.       Дверь захлопнулась, и Эйджиро вновь остался один в пустом помещении.

***

      Бакуго Кацуки. Красивое имя для красивого цветка. Дни и ночи напролет это создание шастало по замку, изучая и открывая для себя все новые и новые комнаты, залы, пустынные коридоры, в которых так давно никто не был. Ему была дана полная свобода действий — ходи куда захочешь, и делай то, что душенька пожелает. Сынишка герцога оказался довольно славным малым: оказывается, он до ужаса любил готовить (несмотря на то, что не светских особ удел готовить). А еще был без ума от цветов. Он готов был хоть целый день проводить в саду. Его манили цветы, деревья, что окружали клумбы цветников. Ему повезло, что именно здесь были самые прекрасные сады во всей округе.       Но даже так он почти не подпускал к себе никого. То ли ему люди не нравились, то ли в общем-то на дух Киришиму не переносил, сути это не меняет — если Эйджиро начнет встревать в то, что он делает, беды не миновать. Но красноволосый спускал все ему с рук: чем бы дитя не тешилось, только бы не плакало. Бакуго был словно маленький ребенок, только начинающий открывать для себя мир. Ему было интересно все, абсолютно, но виду он никогда не подавал, постоянно рыча и огрызаясь.       Однажды, когда в его комнату зашел слуга, тот решил расспросить хозяина и узнать побольше о мальчишке, что так внезапно поселился в их замке. Несомненно, ему уже известно о том, что это тот самый сын герцога, которого так долго выдавали за девушку.       — Ваше сиятельство, не позволите ли вы мне кое-что спросить у Вас? — спросил он, когда Киришима стоял около окна, смотря на свои сады, где сейчас среди бутонов цветов сидел Бакуго и рассматривал их, изучал, на лице даже улыбка появилась, но тут же пропала, сменившись лишь тихим восторгом.       — Конечно, — кивнул Эйджиро, на что слуга поблагодарил и задал свой вопрос.       — Почему Вы так волнуетесь о герцоге Бакуго? Простите меня, прошу, лишнее, наверно, болтаю...       — Нет-нет, ничего, я же никогда вас не ругал за вопросы, — покачал головой Киришима и снова глянул на сидящего среди травы Кацуки. — Я даже не знаю, отчего я так привязался к нему.       Но слуга не унимался.       — То есть Вы просто держите его здесь, в замке?       — Нет, что ты. Он сам согласился остаться. Да и куда он денется, раз так сложилось...       — А вы огорчены, что он не миледи?       Киришима задумался. Огорчен ли он? Вроде бы нет. Он не перестал выглядеть так же красиво, будь он хрупкой леди или же юношей. Все в нем осталось прежним, лишь одежда стала свободней, и платье сменилось рубахой. Он также изящен, грациозен и гармоничен, как белый мак, тот самый редкий цветок, что растет лишь в садах владения графа Киришимы.       Когда-то, мельком, он видел Кацуки. Герцог устраивал бал, в то время Эйджиро был еще совсем маленьким. Его тогда отправили играть с другими детьми, но те не хотели брать к себе Киришиму, у них были свои развлечения, свои правила. Мальчик стоял в сторонке, жался в углу и не желал ни с кем общаться. И тогда пришел на помощь Кацуки. Киришима сначала удивился, поняв, что голос у Бакуго совсем не девчачий, а ведь, как рассказывал ему отец, у герцога была лишь дочь, но стоило светловолосой девочке принести игрушки, как мальчик тут же позабыл обо всем и отдался игре со своей новой подругой. Кацуки тоже было весело. Время пролетело слишком быстро, они даже не успели нормально поиграть. Киришиму забрали домой.       С того самого дня Эйджиро питал надежду встретиться вновь, увидеть ту самую прекрасную дочь герцога, что когда-то играла с ним. Даже тот факт, что миледи оказалась вовсе не миледи, сейчас его не останавливал. Главное, что он наконец видит Бакуго, что наконец он рядом. Не это ли счастье?       — Вовсе нет, — наконец ответил Киришима. — Он ведь так и остается Бакуго Кацуки, которого я когда-то знал. Что поменялось, что он оказался юношей?       — Думаю, что ничего, Ваше сиятельство.       — Да, ты прав. Посмотри на него: он наконец стал говорить, а не молчать, да и к тому же платье ему порядком мешало.       Слуга согласился и решил удалиться из комнаты, оставив хозяина наедине со своими мыслями.

***

      Любовь. Красивое слово, правда. Запомни, сынок: цветы любят, когда им говорят приятные слова. Они от любви распускаются быстрее, а лепестки становятся нежнее.       Киришима старался. Он изо всех сил старался давать как можно больше любви своему цветку. И это даже отчасти помогло — Бакуго наконец перестал тяжело дышать, наконец стал более крепким и практически «распустился». Но еще не до конца.       С каждым днем юноша становился все смелей и смелей: то он на кухне что-то кашеварит (причем что-то довольно сносное и даже съедобное), то он в библиотеке сидит, скрывшись за множеством книг, откуда его светлую макушку почти не видно. То в саду торчит дни напролет и глаз с цветов не сводит. А то и вовсе к Киришиме придет, начиная смотреть и пялиться, чем же там занимается он. В кабинете Эйджиро светло, да и к тому же отдельное кресло есть. Заберется Бакуго на него с ногами и сидит, выглядывает, словно кот. Маленький наглый пушистый котенок с шерсткой песочного цвета. Облюбовал он этот замок, сделал его родным.       Но в саду он проводил больше всего времени. Дай ему волю — так он бы целыми днями там гулял. Ведь белые маки, что росли в саду, так и приковывали к себе внимание.       От матушки он слышал, что такие растут лишь во владениях графа Киришимы, что таких маков с белоснежными лепестками и черной серединой больше нигде не найдешь.       — Красивые цветы, правда? — спросил вдруг Киришима, однажды подойдя к Бакуго, когда тот сидел по шею в цветах.       Эйджиро дотронулся до одного из бутонов, нежно погладив лепесточки, а потом спустился ниже, потрогав толстый стебелек. Цветок послушно склонил голову к земле, когда Киришима пережал стебель у основания, начиная потихоньку скручивать. Раздался тихий щелчок, и белый мак уже находится в ладони юноши, который поворачивал его из стороны в сторону, рассматривая и приглядываясь.       — Зачем ты его сорвал? — проворчал Бакуго, разозлившись, что этот остолоп просто так рвет беззащитные цветы.       — Не переживай. Вырастут еще. А этот цветок я оставлю, — ответил Киришима, улыбнувшись.       Он нежно гладил лепестки, стараясь ни одного не сорвать. Красивые цветы. И посмотрев на цветочек в руках Киришимы, Кацуки вспомнил, что хотел спросить       — Так ты у нас граф Киришима? — внезапно задал вопрос Бакуго. Эйджиро несколько раз удивленно поморгал, а потом рассмеялся.       — Нет, что ты. Отчасти вообще-то да, но я его сын — Киришима Эйджиро, — проговорил юноша, все также рассматривая цветок.       — А где же тогда все остальные? Твои родители? Мне рассказывали, что у тебя еще младший брат есть. А он где? — не унимался Кацуки, тоже разглядывая цветок в руках Эйджиро.       Белый мак уже со дня на день должен был завянуть. Такие цветы долго не живут. Пару недель цветения и все. Они превращаются в коробочку с семенами, готовую в любой момент раскрыться. Из этих семян вырастут новые, молодые цветы, что будут такими же красивыми, как их мать.       — Отец умер давно уже. А вот матушка вместе с моим братцем живут в другом замке, — ответил юноша, глянув на Бакуго.       — То есть ты тут значит один всем заправляешь? — приподнял бровь Кацуки и удивленно покачал головой, когда ему в ответ утвердительно кивнули.       — А кто еще, кроме меня? — риторически спросил Киришима, пожав плечами.       — И то правда, — вздохнул Кацуки, уткнувшись носом в цветы.       Его бледная кожа сливалась с белоснежными лепестками, непослушные волосы растрепались, и челка лезла в глаза, но юноша этого не замечал. Он сильно-сильно зажмурился, наслаждаясь приятным запахом белых маков. Киришима невольно застыл, засмотревшись на эту картину. Цветок среди таких же цветков. Он хмыкнул и широко улыбнулся.       Кацуки дернулся, когда почувствовал, что к его уху приложили что-то тонкое и длинное. Он раскрыл глаза и хотел вновь огрызнуться, что негоже было его трогать, но затих, увидев перед собой лицо Эйджиро, которое было как-то слишком близко к нему. Глаза, похожие на глаза Бакуго, такие же красные, смотрели на него с какой-то странной нежностью. Но вдруг Киришима тряхнул головой, резко поднялся и, не сказав ни слова, удалился.       И только спустя пару мгновений Кацуки понял, что в его волосах был вплетен тот самый цветок, который сорвал Эйджиро.