
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
История про молодого охотника, что пытается избежать своей гибели в глухом лесу, проносясь мимо множества деревьев, сама по себе кажется ироничной. Но лишь сама природа имеет право его судить: только ей решать, кончится ли эта история так же просто, как и началась...
Примечания
Мне пришла в голову эта идея после прослушивания одной песни. Собственно, она и была тем, под что писалась данная работа...
••− −−− •••• −−− − −• •• −•− •− • ••• − −••− •−− ••• • •−•−•− −−−• − −−− −• ••− •••− −• −−− −−−••• •−− • •−• −• −−− ••• − −••− •−•−•− ••• •• •−•• •− •−•−•− ••− •−−• −−− •−• ••• − •−− −−− •• •••• •−•• •− −•• −• −−− −•− •−• −−− •−− •• • •••••• • −•• •• −• ••• − •−− • −• −• −−− • •−•−•− −−−• • −−• −−− • −− ••− −• • •••• •−− •− − •− • − •−•−•− ••−•• − −−− −−− − •−− • − −• −−− •−−− •−•• ••−− −••• •−− •• −−− − ••• •−− −−− • •−−− •−•• ••−− −••• •• −− −−− •−−− − •− •−−− −−• ••
Посвящение
Конечно же всем. Даже тем, кому не нравится моё творчество...
— Искры магии (8) —
29 апреля 2022, 06:29
***
День, два, десять. Пока солнце светит на небосводе, неважно, сколько времени прошло с момента их самой первой встречи. Вокруг снова всё пахнет и цветёт, как самой плодородной весной, пока где-то можно услышать тихое фырчание старой лисицы со своими щенками, играющимся под лучами тёплого солнца. Просто слишком много времени, дабы эти и без того прекрасные места стали ещё более пышней и свободней, от чего становится даже легче дышать, стоит лишь развернуть руки в разные стороны, вдыхая таёжный воздух полной грудью. Слишком хорошо. И в который раз вглядываясь в пейзаж перед собой, Эстония ни о чём не жалеет. Где-то вдали северный ветер вновь нагибает ветви высоких сосен и елей вниз, к подолу свежей рыхлой земли, на которых безмятежно отдыхают перелётные птицы. В голове то и дело, что постоянно со скоростью света мельтешат те злосчастные отрывки воспоминаний, по которым можно было бы без труда вспомнить, что именно оставило на руках юного егеря розоватые шрамы, а вместо левого глаза — только будто бы просто навечно закрытый выбитый глаз, из-за чего стрелять стало на порядок сложней. Однако перетаскивая тяжёлое ведро кристально-чистой воды обратно к своему старому домику, больше эстонца волнует то, что возле него вновь виднеется нечто неразборчивое издалека. И лишь подходя ближе, снайпер наконец разбирает своим единственным зрячим глазом, что это сидящая на деревянном подоконнике окна первого полярная сова, нетерпеливо треплющая свои крылья в предвкушении того, что сейчас эстонец подойдёт к ней и заберёт у неё из цепкого клюва что-то, напоминающее бумажный конвертик. И с лёгкой, кривой и уставшей улыбкой он снова заберёт её у своего личного "переносчика", начиная читать письмо — содержания каждого письма он будто знает наперёд, ибо если они от его братьев или же сестёр, они не отличаются практически никак. А если они захотят приехать, он никак не будет против. Эстония знает, как цветёт таёжный лес. И когда ему больше ничего не угрожает, он будет дышать всеми растениями, животными и самой природой здесь, чуть ли не пробиваясь на слёзы каждый раз, когда рано поутру выходит на улицу, дабы вновь набрать воды в вёдра и умыться. Воздух здесь всегда пахнет летом редкими цветами, свежестью и водой, звери и птицы больше не вынуждают брать его родную винтовку в руки, что бы приходилось снова нарушать покой столетних деревьев, стреляя посреди всего безмятежного спокойствия. Они сами идут к нему, когда им говорят, что их время пришло. И уже не раз Эст наблюдал за тем, как пожившая своё олениха или лиса молчаливо и спокойно идут к нему, прямо таки подставляясь под острый нож егеря, когда в его глазу лишь на мгновение колеблются благодарность и сожаление за свои действия. Однако по-другому здесь не выжить, и он готов так жить и дальше. Эстония готов положить этому месту свою душу и тело. Прошло слишком много времени, дабы он перестал чувствовать себя хорошо вне своей земли, ставшей ему ближе, чем собственный отец или родные братья да сёстры. Они всё равно навещают его лишь по очень важных для них самих праздникам, всё равно никогда не интересуются тем, что здесь происходит. Лишь удивляются невероятно чистой здешней природе и смеются над "глупыми законами" эстонца, когда он говорит им не мыть ноги в пруде, или же не стрелять в воздух из пистолета забавы ради. Ровно так же, как и взрывать феерверки. — Ох, Есте, ну перестань! Ти вічно такий нудний — нічого тут не здохне від пари гучних пострілів, чи знаєш. (Ох, Эст, ну перестань! Ты вечно такой скучный — ничего здесь не издохнет от пары громких выстрелов, знаешь ли.) — в который раз разгневанно тянет Украина тогда, когда младший брат вновь выхватывает из его рук несчастную хлопушку, не давая её дёрнуть за шнурок. Он просто знает, что должен допускать, а что не имеет права, и плевать, что об этом думают другие. Если им что-то не нравится, то пусть никогда больше не приезжают сюда — любоваться природой не значит использовать её для своих личных целей. И всё же, многих это бесит. Они буквально стали замечать, как Эстония стал меняться внешне, из-за чего каждое его движение становилось каким-то "странным" и "необыкновенным", из-за чего дети из соседней деревушки часто бегали уже не за ним, а от него, иногда крича делать это остальным. Люди стали обеспокоенно оборачиваться в его сторону, скупщица краденого брать меньше денег за предложенный товар — всё, лишь бы её постоянный гость поскорее ушёл, больше не задерживаясь в этом месте. Даже если она каждый раз с неким изумлением рассматривает монеты, которые снайпер возвращал ей, если она из-за спешки неправильно считала сдачу. Ведь в его руках они всегда поблёскивали прекрасным зеленоватым светом, а стоило егерю выпустить их из тёплых ладоней, как они тут же становились самыми обычными. Но кажется, сам Эст не замечает совершенно ничего необычного. Он не замечает ничего. Ничего того, что могло бы показаться остальным чем-то "уникальным" или "странным". Не замечает, когда растения под его ногами и после невольно тянутся к нему, когда он проходит мимо, не чувствует, как ветер рядом с ним начинает дуть более слабо и спокойно, не заставляя маскировочный болотный плащ буквально рваться с тела из одной стороны в другую. В очередной раз с улыбкой почёсывая безобидного, светящегося приятным светом, дикого зайца за его длинным ухом, Эстония уже привык видеть рядом с собой не только обычных животных, но и их души. Самые настоящие, наполовину материальные воплощения прошлых жизней этих зверей, коим ещё не пришёл черёд перерождаться в новых новорождённых телах. Здесь всё имеет свой смысл, свой характер и свою душу. Он привык к тому, что каждый раз, в отличие от живых, в которых ещё бьётся живое горячее сердце, такие сущности идут к нему без опаски и страха, если только им, не тронутым светом бессмертия, не приказали. По-крайней мере, юноша думает так каждый раз, когда видит возле своего крыльца очередное больное и умирающее животное, желающее лишь своей скорой кончины. И пусть Хозяин Тайги никогда не признается ему в этом, на этой земле невозможно смотреть на что-то и не чувствовать его намеренья. И егерь не видит в этом ничего зазорного или странно — он просто даже спустя столько времени продолжает выполнять свою работу, делая её как можно более лучшим образом. И никто не видит в этом ничего странного. Он привык. Каждый раз выходя из своего деревянного домика, стоящего посреди всего поля твёрдой опорой в тысячелетней земле, парень даже не замечает, как меняется поляна вокруг него: сначала голая земля с густой коротковатой зеленоватой травой и редкой россыпью где-то среди неё некоторых видов цветов, а после практически исключительное поле возле территории дома травинок осоки, белоснежных подснежников, ландышей и даже маленькие кусты малины, что облюбовали место возле самых стен скромного жилища. Но обращает на это внимания эстонец слишком мало. В частности из-за то, что весь этот прекрасный цветущий вид всегда появлялся лишь после зимы, и всё с каждой весной становился гуще и пышней, от чего было легко списать весь необычно-красивый пейзаж на магию природы. По-крайней мере, снайпер никогда не жаловался даже на этот иногда слишком приторный сладковатый запах — его любимые цветы не могут пахнуть плохо. Даже когда эти самые цветы были сплетены в странное "кольцо", больше похожее на венок, повешенный на поверхности входной двери. Молча смотря на него несколько мгновений, Эстония уже не удивляется ничему, снова слегка оборачиваясь назад, дабы краем глаза заметить угасающее свечение где-то позади себя, в стороне густого леса. Стебли таких творений всегда были сплетены между собой в подобие некой "короны", представляя собой будто единый организм, что ещё не переставал "дышать" и полноценно жить, однако, снимая данный "подарок" с двери в который раз за этот год, егерь всё равно смотрит на него с некой прискорбью, понимая, что даже столь уникальное творение однажды умрёт и безбожно засохнет, превратившись в действительно незабываемый венок. Он даже пару раз надевал его, когда выходил обратно в лес для разведки, от чего каждый раз ловил где-то то ли в своей голове, то ли в пространстве вокруг лёгкий непринуждённый смешок, вынуждающий резко взглянуть и начать оборачиваться по сторонам — сам лес смеётся над ним, но почему-то, это приятно. — Tule nüüd, Meister, näita ennast! Ma tean endiselt, et siin pole püüniseid ja teie musträstas andis mulle valetõendeid. (Брось, Хозяин, покажись! Я же всё равно знаю, что здесь никаких капканов нет, и твой дрозд дал мне ложные показания.) — еле как "проглатывая" обратно предательскую улыбку, что бы случайно не засмеяться от абсурдности ситуации со стороны, восклицает юноша тогда, когда вдруг ощущает позади себя приятное тепло, исходящее от мягкого зеленоватого свечения некоего явления, что не меняется ни летом, ни зимой. И снова он смотрит в эти переливающиеся хитрым блеском белоснежные глаза и скрещивает руки на груди, чуть поправляя подол своего плаща, откидывая с головы назад натянутый капюшон — снова хийси играет с ним в свои игры, дабы отвести эстонца подальше в лес, что бы было подольше времени поговорить с ним, пока тот ищет дорогу обратно. Однажды это заняло даже чуть ли не целый день, но определённо того стоило, ибо у Финляндии здесь больше нет более близких и настоящих живых собеседников, чем Эст. И потому снайпер не злится. Будто нутром самим чувствует, что ему самому это нравится, и слова людей из деревни о том, что видели, как он якобы разговаривает "просто с воздухом", никто не может заставить его самого себя каким-то "странным" или "ненормальным". Прошло слишком много времени, что бы удивляться даже тому, как быстро некогда сожжённая до тла и серого пепла поляна превратилась в цветущую долину менее, чем за год, покрывшись вместо слоя обгоревшей древесины и мёртвых растений шаром настоящей живой земли, по которой Эстония прямо сейчас бодро шагает. Это место и правда заставляет его почувствовать себя свободно и воодушевлённо, что бы он не делал. — H̸̢͖͙҇͑̚a҉̧̙̲̜̍͒͆͡h̶̡͉̱҇̊̋,҉̨͓̬͎͋̑̐͞ m̴̡͔͈͖̋͝i̸͎̮͍͐́͊͜͝ǹ̸̙̫̑̃͜͠n̴̨̥͙̓̕e҉̢̛̫̘̪͂͆ s҉̧̛̱̳̗̆̇͐i̸͕҇̋̚͢n̴̨̗͕͗̒̋͞ą̷̦͖̈̅͡ "̵̡̖̓͑͝p̸̨͙̪̠̀͝a҉͔͍͈͑͂͜͝e҉̖̦̎͐̍͢͝t̴̢͕̮̍͝"̸̙̬̑͜͠ m҉̨͔͚̜͒͠ȋ̵̢̛̖͋n҉̢̞͚́̉̂͠ụ̸̩̈́͜͞a̵̡̝̭҇͋̃?̸̰̄̃͗͜͠ Ţ̷̗̣҇̔̂͋i҉̛̬͚͂̇̊͢ȩ̸̛̠͇̉ḑ̵̃̈͠ͅä҈͙̠̬́̂̾͢͞t̴̡̝̭̩̎̆̕h҉̧̛̞̦̜̚ą̴̩̟̈͆̇͠ņ̶͚̔͝,̵̡̳̭͚̌͠ e҉̘̲҇͆̌͢t̵̤͔͂̒͜͞t̵̨̰͙͓̔̆̀̕ä҈̪̟̏͢͡ s҉̡̜͂̓̆͠e҉̢̛͔͊̀̓ ơ̷̘͇͂̿͛͢ņ̴̗͍͈̓̈́͡ m҈̢̪̞͂͆̄͡a҈̠̥̖̃̂͜͝h҈̨̖҇̋d҈̧͖͎̒͝o̵͈͆͢͠t҈̮̳̩͌͢͝ơ̸̡͊̑̂ͅn̴̡̛̖̱͆̂͋t̶̛̜̆͊͢a҉̧͉̅̓͠.҈̨̙͐͐̕.̷̮̘̾͜͞.҈̧̠҇̒͛̎ (Х҈а̶х̶,̸ к̷у̷д̷а̷ т̵ы҈ "̸у̸б҈е̸г̴а҉е̶ш̷ь̴"̶ о̸т̴ м҈е҈н̶я̵?̶ Т҉ы̸ ж҈е̴ з̵н҈а҉е̸ш̶ь̸,̵ ч̴т̶о҈ э҉т̵о̷ н̶е̷в̵о̷з̴м̶о̸ж̸н̶о̸.̷.̸.҈) — с лёгкой, не свойственной себе иронией спокойно произносит дух тогда, когда юноша вновь немного недовольно морщится от болезненных ощущений внутри своей головы. Однако как только это прошло, он лишь саркастично ухмыльнулся, хватая края своего плаща и поднимая их повыше, дабы было легче и быстрее бежать, ловко оббегая множество деревьев за всего пару секунд, вынуждая сверкающее явление лишь несколько опешить. Но опешить ровно до того момента, как белые одеяния призрака не колыхнулись еле заметно следом за слабым ветром, поспешно несясь следом за непослушным мальчишкой, вздумавшим "играть" в ответ с "опасным" хийси. Он знает, что догонит его в любом случае точно так же, как и эстонец тогда, когда тут вдруг неудачно соскользает одной ногой с камня вниз и зацепляется ею за "случайно" выпирающие из свежей и ещё мокрой земли корни древних деревьев, тут же приземляясь на руки и предплечья, когда как с беспокойством оборачивается назад, поспешно стирая чуть замызганной грязью ладонью лицо, думая, что там тоже грязь. Увы, но чужое свечение становится всё ближе и ближе, когда, вновь сделав это надменное лицо, Эст, смирившись со своей "судьбой", лишь самодовольно скрещивает руки за головой, продолжая располагаться и лежать среди множества, покрытых утренней росой, камней. — S҈̢̛̞̗̲͐̃͒í̸̡͕͝n҉̢̥̲̒̀̿͠ä̷̢̗҇͊̓͒ h҉̨̤̈́̑͝ä̸̡̩̦͓̀̈͞v̴̪̞́͜͠ǐ̷̙̙̣͢͡ä̶͍͆̍͢͞t҉̧͕̈̇̐͠ (Т҉ы̴ п̴р̶о̵и̸г҈р̴а̵л̵.̷) — с нотами еле заметного сладкого восторга спокойно констатирует весьма неприятный факт Финляндия, после чего юноша лишь дерзко, но беззлобно криво ухмыляется, тыльной стороной правой ладони продолжая что-то пытаться вытереть на своём лице. — Hah, jälle. Aga tead, see polnud aus – ma ei ole hirv, et sa mind “lõksude” abil kinni püüaksid. (Хах, снова. Но знаешь, это был нечестно — я тебе не олень, что бы ловить меня при помощи "капканов".) — кое-как всё же встав с места при помощи сторонней магии, что легко подхватывала ударившееся тело прямо в воздухе, ответил Эстония, указав носком чуть повреждённой ноги на своеобразную "ловушку" из крепких корней. На это дух лишь многозначительно улыбнулся, после чего свечение, кажется, на секунду стало сильней и более несдержанней, стоило снайперу лишь начать оглядываться по сторонам, отведя взгляд от самого хийси. Всё же, вновь Хозяину удалось провести "глупого мальчишку", раз он оказался вновь так далеко в менее известной местности, окружаемый лишь сплошными тенями и высокими хвойными деревьями. Однако это всегда стоит своего. По-крайней мере, стоит потому, что после подобного Эстония всегда беспрепятственно находит дорогу домой, либо же в соседнюю деревню, а вместе с древним хийси треплется от воодушевляющего чувства весь лес. Благо, егерь просто не способен это чувствовать, когда как любому, кто находится в лесу помимо него в этот момент, всегда становится плохо и он старается поскорее убраться прочь. Это всегда делает вещи проще — меньше посторонних глаз, значит, выше шанс пронасладжаться "охотой"...***
Очередное утро, очередной "новый день". В который раз, выходя из-за горизонта, раннее и ещё совсем прохладное солнце освещает и заставляет переливаться изнутри переломным светом каждую случайную каплю росы, на которую только соизволит упасть. Проворные лучи достигают даже самых тёмных участков тайги и её стоящих целые столетия вечнозелёных деревьев, пока у прибрежной воды рядом находящегося озера наблюдается некая излишняя волнительность, от чего ледяная вода всё больше и больше беспокойно бьётся на песчаную и землистую сушу, омывая растущие на ней растения собой. Это утро начинается так же, как и все остальные, даже карканье лесных воронов чуть ли не такое же, как и вчерашним днём. Хотя казалось бы: какой безумец вовсе будет сравнивать эти звуки, пытаясь их отличить друг от друга, дабы понять то, что он всё ещё не спит? Потому что чуть ли не каждое новое утро эстонца походит на сон. Каждый день он общается с душами мёртвых от естественности, или же беспощадно убитых, когда как среди людей на него самого смотрят, как на самого настоящего призрака, чьи белоснежные глаза понемногу начинают отсвечивать в темноте переливчатым сиянием. Каждый день он просыпается и выходит на своё крыльцо, потягиваясь до хруста в позвоночнике и шее, пока около цветов вокруг снова летают какие-то насекомые, а старый паук плетёт мирно свою паутинную ловушку для мух и прочей живности в углу под крышей старого деревянного домика, что когда-то был передан в наследство чуть ли не просто так младшему сыну. Лишь бы тот только избавил своего отца от ноши находиться здесь. И кажется, только сейчас юноша понимает, почему тот так поступил. — Oh... kas ma pidin uuesti kirjutama? (Ох... мне что, опять пришло письмо?) — но вдруг увидев беспокойно прыгающую возле застеклённого окна первого этажа синицу, Эстония невольно тут же подошёл поближе, отключая все свои посторонние мысли. Даже с некоторым последующим интересом разглядывая взволнованное чем-то пернатое, егерь даже несколько хмыкает, когда она срывается с места и начинается указывать своим полётом куда-то в сторону восточного леса, на что тот лишь скрещивает руки. Во второй раз не прокатит. — Ei, ei, heh, sa ei peta mind seekord. Ja pealegi on mul täna natuke kiire — nii et öelge oma Bossile, et saan vaba olla ainult päevale lähemal. Külla ju ikka vaja minna... а? (Нет, нет, хех, на этот раз ты меня не проведёшь. Да и к тому же, я сегодня немного занят — так и передай своему Хозяину, я смогу освободиться только ближе ко дню. Нужно ведь ещё в деревню сходить... а?) — уже было начал свою извиняющуюся речь снайпер, как вдруг крохотная птичка села на его согнутую руку и стала её клевать, причиняя какой-никакой, а дискомфорт. Это было первое, что заставило эстонца таки насторожиться — никогда ещё животные не были с ним так "наглы", неужели это значит, что что-то таки случилось в родных окрестностях? А судя по потому, как синица рвётся именно в сторону восточных лесов, не остаётся ничего, как вмиг посерьёзнеть и взять в руки любимую винтовку, что лишь чудом за всё это время не покрылась пылью и ржавчиной. Сердце Эстонии прямо таки чувствует, что что-то не так. И всё дальше продвигаясь за несчастной перепуганной птицей вглубь прохладной чащи, его облитое беспокойной кровью сердце сжимается всё сильней, когда, наконец, парень не видит под подошвой своих сапог сломанные кем-то ветки деревьев и, наконец, не слышит доносящийся откуда-то издали глухой звук удара острого заточенного метала об древесину. Ещё живую и свежую древесину: Эсту тут же становится плохо ментально, стоит ему лишь подойти поближе и увидеть, как какие-то незнакомые совсем люди понемногу вырубают здешний лес, совсем без зазрения совести даже не оборачиваясь по сторонам в поисках егеря. — ~"Kurat, kes see on?! Vahet pole, need tuleb peatada, siin ja praegu! Hmm... ma arvan, et tean isegi, kuidas neid hirmutada... (Чёрт, кто это?! Неважно, их нужно остановить, здесь и сейчас! Хм... кажется, я даже знаю, как можно их припугнуть...)"~ — белоснежные глаза, кажется, потемнели всего за мгновение, когда руки инстинктивно перезарядили старую винтовку, заставляя перепуганную таким раскладом событий синичку улететь куда-то далеко отсюда в неизвестном направлении. Перед глазами молодого снайпера в тот момент застыл лишь момент того самого пожара и всего, что только могут сделать со своим беззаконием безрассудные люди. А в таких ему совершенно не жаль стрелять. Даже не совсем убивать — достаточно лишь выстрелить куда-то в сторону или просто в воздух, дабы припугнуть, и неважно, насколько будет это страшно для самих тех двух дровосеков, что пилят здесь старое, но всё ещё живущее без без каких-либо проблем дерево. Они ведь первыми нарушили здешнее спокойствие, которое эстонец так клялся защищать. А значит, его терпению тоже пришёл конец...*Тихий щелчок*
... но вдруг, после нажатия спускового крючка и тщательного прицеливания, вместо желанного громкого и почти что оглушительного выстрела в воздухе почувствовался лишь запах сожжённого пороха и мгновенная тишина, прерываемая лишь настороженным финским наречием где-то вдали, твердящим своему напарнику что-то о том, что они должны сейчас же убираться отсюда куда-подальше. Взгляд Эстонии так и замер, смотря свозь полупрозрачное "тело" высокого призрака на всю эту картину, пока вдруг не смог подняться выше, встречаясь один на один со взглядом недовольного хийси. Даже не совсем "недовольного" — Финляндия просто выглядел так, будто не хотел того, что, по идеи, должно было произойти за считаные секунды, если бы не вовремя и снова "случайно" забарахлившее оружие. Но судя по выражению лица самого егеря, его подобное разозлило куда более, чем должно было бы. — Tch... miks sa seda tegid? Nad saagisid keelatud territooriumil puid – kas tõesti oli selle ühe fakti põhjal raske aru saada, et nendega oli lihtsalt mõttetu rääkida? (Тц... зачем ты сделал это? Они же пилили деревья на запрещённой территории — разве ли только по этому одному факту было сложно понять, что говорить с ними просто бессмысленно?) — несколько раздражённо, но всё ещё довольно сдержанно разрезал воздух вокруг первым Эст, когда опустил дуло винтовки вниз к земле, вставая обратно в привычную позу на ровные ноги. Вокруг не было вновь слышно ни пения птиц, ни шума ветра. Будто всё опять замерло, ожидая, чем закончится вся эта ситуация. Однако хийси молчал. Он лишь безмолвно сверлил своим взглядом парня так, будто хотел ему что-то сказать, но тщательно подбирал слова. Ведь казалось, что абсолютно любая случайная реплика могла вмиг лишь ещё больше вывести охотника из себя. Хотя вскоре для этого не пришлось даже малейшим образом напрягать свою энергию внутри души — Эстония умеет прекрасно говорить и сам. — Nad rikkusid meie seadust ja sa tead, et ma nagunii neid otse maha ei lööks. Küsimus: miks? Miks, nad tulevad siia uuesti tagasi ja lõikavad ikka maha kõik, mida näevad! Ja nii oli mul vähemalt võimalus neile õppetund an-... (Они нарушили наш закон, и ты же знаешь, что я всё равно не стал бы в них непосредственно стрелять. Вопрос: зачем? Зачем, они ведь снова вернутся сюда и таки срубят всё, что только увидят! А так у меня был хотя бы способ их проуч-...) — N҉̫͎͈̎͂͢͝ä̵̲͍̏͑͜͞m̶̛̠͓̍́̅͢ḁ̴̧̰̫̈͐͠ o̸̡͙͔͛̕ͅĺ̵̡̛̟̈́ī̷̮̙̙͜͞v̵̢̳̐̆͆͞a҈̗̣͍̿̂̇̕͢t҈̢̯͒͂͞ m̶͖͇͚҇̏̍̅͜i҈̡̞̍̀͞ņ̴̥̎̃͐͝ǜ̸̡͍͉̋͡ṉ̶̡̌̌͡ i҈̨̦̍͞h̵̡̗̏̒͠ͅm̴̢̳͎͕̿̅̕i̶̝̤̲̽͢͝ŝ̵̛̥͓͍͢i̴̢̭͓͂͝ä҈̞̐̅͢͝n̴̢̫̈̂̑͠i̷̢̱̩҇̔,̸̡̛̯̫̭̃̏̐ e̸̛̜͖̓͢n҉̢͎̳̌̉̕k҉̨̩̳͉̂̃̿͡ä̵̙҇̿͑͋͢ v҈͉̋̚͜͝o̸̦͖͍҇̿͜ī̸̡̙̖̣͠ a̵̧̜̩͉̒̒̕ṇ̴̢̎͠t̷̮̿̚͜͞a̷̢̦҇̈̂ḁ̶̆̒͢͠ ş̷̞̟͐͞į̸̯̝͙͑͒͑͡n҈̧̙̠̐͝u҈̢͚̔͞ṅ̷͖̪͜͞ ṡ̶̢̤̭̇͞ą̸̛̯͒̋̂t̸̨̲̋̕u̴̡̪̦̓͡ͅt̴̢͇̽͞t҉̝̱҇́͢á̴͓̃͋͢͡ͅą̵̠́̕ h̸̗͙̿͢͡e҉̗̽͜͝i҉̤҇̋̊̍͢t҉̧̦̪҇̀ä̶̧̛͉̣̒̇́ m҈̨͚͑̍̒͝ĭ̶̧̬́͝ļ̴̖͒̉̎͝l҉̤̎͌̕͢ä҈̧̮̟̂̕ą̵̫͇̈̉́͛̕n̶̲͎͈̆̕͢ t҉̡̙҇̿a҈̨̦͇͕̐́͠v̶̡̝̒͋̂͠a̷̡̛͈̩̪͑̾̈́l̴̫͈̀͢͝ļ̴̯̎̏͝a҈̢̤̈̂̚͝.̷̬͓͉̔́́͢͝.̶̧̬̟̰҇͒.̸̢̤̓̍͠ (Э̴т̷о҈ б̶ы҈л҉и̶ м̷о̵и҉ л҈ю̴д̸и̴,̷ и̴ я҈ н̵е̴ м̴о̵г̴у҉ п̸о̶з҈в̷о̸л҉и̴т̴ь̸ т҉е҈б̶е̵ к̶а̸к̸-̸л̷и҉б҉о̷ н̵а҉в̵р̵е̶д̷и҉т҈ь҉ и̸м̷.̶.̴.̵) Уже было начал крайне недовольно продолжать вещать молодой егерь, как вдруг замер, услышав ответ первее собственных слов. Так это были финны? Что они здесь забыли, если прекрасно знают и получше остальных советских людей да иностранцев, как обходиться с "частной собственностью", или хотя бы даже просто с природой? Столько вопросов и так мало ответов, но Эста бесит далеко не это. — A... noh... miks sa ei võiks neile öelda, et nad siit varem ära kaoksid? Teist sellist sekkumist ma siin metsas ei salli, mul on viimasest juhtumist küllalt! Ma ei taha jälle kuuli raisata selliste... selliste inimeste peale, kes ei oska hoiatusi närusid lugeda. (А... ну... почему тогда ты не мог им раньше сказать убираться отсюда? Я не потерплю ещё одного такого вмешательства в этот лес, мне хватило и прошлого случая! Не хочу снова тратить пули на таких... таких людей, что не умеют банально читать предупреждения.) — с крайней, почти что срывающейся злостью произнёс в ответ снайпер, после чего развернулся обратно, начиная идти вдоль по той же дороге, коей он сюда и пришёл. Он хотел ещё что-то сказать напоследок духу, однако как тот промолчал, так и Эст решил не испытывать судьбу, просто намереваясь уйти отсюда по-добру, по-здорову, пока не стало хуже. — ~"Ma tapan nad järgmine kord, kui nad uuesti siia tulevad... (Я убью их в следующий раз, если они ещё раз сунутся сюда...)"~ — пронеслось лишь на мгновение в раскалённых мыслях юноши, когда как лес вокруг тут же заметно помрачнел, заставляя силуэт хийси лишь более зловеще и насторожающе светиться в образовавшемся полумраке. Не волнует охотника просто то, что конкретно хотели эти люди здесь делать и зачем вообще пришли. Это закрытая зона для всех, кто не пришёл сюда с исключительно мирными и безобидными целями, как грибники или отдыхающие на природе, и другим здесь не рады. Разве ли сам Хозяин Тайги этого не понимает? Как такое вообще может быть, если в случае угрозы неважно, кто наносит вред — нужно в любом случае нейтрализовать этого вредителя, по возможности, конечно, не убивая его так же, как четверых браконьеров за год до этого. И Эстония прекрасно знает, что его мысли чуть ли не "читают" даже с такого расстояния, которое и не снилось марафонцу, однако он совершенно ни о чём не жалеет. Он пообещал, что будет защищать это место. И неважно, кто встанет у него на пути, пока дорога перед ним продолжила тускнеть всё сильнее и сильнее из-за крон хвойных деревьев, пока, наконец, не сменилась солнечной поляной, стоило лишь подальше отойти от Финляндии...***
Птицы беспокойно щебечут тогда, когда солнце понемногу начинает садиться за горизонт, крайне плавно и медленно скрываясь где-то за верхушками знакомых деревьев. Его угасающие тёплые лучи всё ещё ласкают прогретую водную гладь величавого кристального озера, внутри которой спокойно плещется упитанная рыба, а на самом дне отдыхают гигантские сомы, так и ждущие, пока какой-нибудь неосторожный "любитель природы" решил искупаться здесь летом, дабы можно было утащить его глубоко под ногу за голую щиколотку. Однако не смотря на такой, казалось бы, тревожный вид абсолютно всего вокруг, вместо злости и агрессии вся флора и фауна всего лишь нагружается обратно в сон, пока ещё полностью не село солнце, позволяя вовремя найти подходящее место для удобного ночлега. Единственный, кто не спит и даже не собирается ложиться, это нервный до мозга костей молодой охотник, беспокойно глядящий через окно на закатное небо. На небосводе достаточно быстро смешались прекрасные светлые краски небесного, персикового и розового оттенков, когда как, тихо цокнув, парень перевёл свой всё ещё встревоженный взгляд куда-то в точку перед собой на пустом столе. Эст никак не может смириться с мыслью о том, что Хозяин Тайги так просто простил тех двух мерзавцев. И даже неважно, какой они национальности — он должен был ему позволить выстрелить, другого пути действенного решения проблемы навсегда просто не существовало. Не существовало, правда ведь? Кажется, за всё это время Эстония и правда слишком зациклился на том, что должен оберегать всё это место, хотя обычному человеку со всего лишь воодушевлёнными мыслями это не под силу. И всё же, он не может избавиться от навязчивого желания отомстить. Даже если это были финны. Даже если это той же национальности люди, что и его хийси, свет которого когда вдруг осветил спину и попал на поверхность стола эстонца, вынудил последнего резко вздрогнуть и моментально подняться с места, разворачиваясь. — Issand Jumal! Muidugi anna oma emale andeks, aga ühel päeval ajad sa mu lihtsalt hauda! Oh, kurat... mida sa minust kuulda tahad? Ma ütlesin juba kõi-... arvasin, et see on vajalik, hommikul lõpetage pumpamine, palun... (Господи! Мать твою, прости, конечно, но ты однажды так меня в могилу просто сведёшь! Ох, блин... ну что ты хочешь от меня услышать? Я уже всё сказ-... подумал, что нужно было, ещё утром, перестань нагнетать, пожалуйста...) — крайне измученно, всем своим видом показывая, что говорить на данную тему он больше не хочет, проговорил юноша, когда как после молча встал с места, беря в руки не дочищённую до конца винтовку, начиная протирать её дуло изнутри специальной длинной щёточкой. Однако почувствовал на себе вновь этот "сверлящий" взгляд, вновь невольно напрягся, боясь даже обернуться. — T̶̠̀͜͠i҈̢̠͇̥̔̀̿͠e̶̪̲̒̐͢͡d̷̡̟̙̋̅͝ä̴̢̙̤̘͊̀̕̚t̶̖҇̃̚͢ j̷̡̠̾͂͡ơ̸̡̲̳̑̓́ v̵̧͇͌̀͌͝a̷̡̪̖͂͡r҈̡̝̪͐͠s̸̡̯̠̙͒̌͡į̸̛̥̘̀̾̾n̴̨̪̩͓҇͊ h̷̡͚̏̈͞y҈̢͙͈͋͑́͝v̷̡̮̿͆̐͞i̶̢͖̊̆̔͞ņ̴͙͍̞͐̕,̵̧̘̯́̊͝ e̵͙̓̓̕͜ͅt҉̡͚҇̇t҈̨͍̖̜͒͝ḛ̴̡̮͊̍̚͠n҉̧̬̫̇̆͐͝ ȧ̴̢͉̦̕n҈̨͖̇͡ṇ̶̢͓҇̐̒͋ą̵͕̯̝̍̕ s̶͇̤͇͊͢͝ḭ̸͍̲̈́͜͞ṋ̸̢̲̿̆͠u҉̛̟̖̘̌̚͜n̶̖͎̳̑̄͜͝ ẗ̶̙̕͜e҉̧͈͆͠h҈͕͓̫͗͌͢͝d҈̜͔̩̾̃͢͝ä҈̧͇̱́͠ s̵̛͇̉̋̆͢i҉̢̗͙̅͞t̵̯̠̒̋̑̕͜ä̵̦̣̆͜͞.̶̡͔̯̫̽̿͆͡ M̴̢̛̬͓̋̍̉î̵͙̀͑̕͜k̸̳͓̯͊͢͝ą̴͎̟̈̒͆͞ s̷̛͉̫͚̎̏̿͢ȋ̵̧̪̃͝ṅ̴̨̰͕̠͌̂͞ų̷̞̗͍҇̀u҉̧̝͋͠n̷̲̩͚͌̋͌͢͡ m҉̢̳̦̉̇͞ȩ̷̯͇͂͠n҈̨̦͈͛͗͒͠į̷̱̫̈́̕?̵̢̤̰̈́͝ N҉̧̜̍̕e̸̡̛̘̳͛͗͋ e̴̢͚͆͞i҉̧̘̞͐̕v҉̧̮͈͊̑͝ą̷̯̖̈̆̒͞t̸̡̤̮̏̓̊͠ ḩ̴̛̬̀ä̴̢̝̰̀̀͠í̸̱͢͠r̸̢̤҇̾i̷͚̪͈̽̓̕͢t҈̡̤҇̽s̵̨͕̏̕ê̶̢͖̋͝ m̶͓͇͆͒͜͠ĕ̵̢̗̆͝i̷̡̫̓͋͒͝t̷̳̤̏͢͡ä̴́͜͡ͅ.҈̧̘̳̰͑̓̚͠.҉̰̄͆̕͜.̴̨̛̩̽̓̂ (Т̴ы̶ ж̶е̴ п̴р̶е̵к̷р̸а̴с̴н҈о̴ у̶ж̵е̴ з̶н҈а̵е̶ш̶ь̴,̸ ч̸т҉о҉ я̷ н̵е̴ п̴о̷з̷в҉о̶л̵ю̶ т̴е҈б̶е̴ э̸т҉о̷г̸о҉ д̷е̶л̶а̴т̴ь҉.̵ Ч̸т̷о̶ н̴а̸ т̸е̶б̸я̶ н̴а̷ш̴л҉о̶?̵ О̸н̷и҈ н̵и̸к̷а҉к҈ н̷а̵м҉ н҉е҈ п̸о̸м҈е̶ш̴а̴ю҈т̴) — вдруг раздалось буквально внутри самой головы молодого охотника, после чего эфемерный звук пошёл изнутри его ушей наружу, вынуждая несколько скривиться от неприятных чувств, внешне нахмурившись лишь больше. Какой странный пацифизм, аж странно. — Phah... nad ei sega meid, vaid metsa. Ja ma ei taha, et see korduks... kas see pole mitte selline lubadus, mille sa mulle andsid, kui käskisid need persesid tappa, hm? (Пхах... они не нам помешают, а лесу. И я не хочу, дабы это повторялось снова... не такое ли ты обещание брал с меня, когда приказывал убивать тех мудил, хм?) — и снова этот крайне обозлённый недовольный тон, что переплетается с язвительной, но ни разу не весёлой ухмылкой. Кажется, что обычными словами юношу точно сейчас не успокоить, хотя заметно даже внешне, что финн не хочет доводить дело до чего-то опаснее, чем простая словесная перепалка, после чего его призрачное "тело" начинает понемногу становиться более настоящим. — N̸̠͇̯͊͜͝ä̷̢͎̽̊͡ͅm҉͚̦͚̒͢͞ä̸̧̤̌͗̊͡ õ̶̧̲̂̔͠v̵̢̞͍̦̈̑̓͞à̸̡̠̭͇͠t̸͇̦͙҇̑̿̿͢ m̴̧̃͝ͅi҉̨͈̇͝n̵̩̍̕͜û̸̢̠͆͑͡n҉̢̝̙̟̊͞ k̷̡̲̩̆͝a̵̟̪̓͢͝ñ̸̡͉̣̥̂̕s̵͓̣̈͢͝a̸̢̗͛̑͠n̷̢͎҇̃͐į̶̦̋̉͞,҈͓͌̅͢͝ j҉̛͎͙̈́͢ą̶̯̜̰̅́͞ t̸̨̫͙͛͝i҈̨̞̙̳̊̊̕e̶̡̤͆̽̂͡d̵̡̝̰̑̕ä̶̧͔͛̒̿͞n̴͎̎̕͢ͅ,҈̧̣͚̾͡ͅ e҉̢̳̰҇̐̾ţ̴̯͉͓̑͝t҉̟͛͜͝ä̴̡̪͈̳͊̕ h̵̡̠̖̝͑̆͐͠e҈͔̲̳͆͢͝į̵͉̟̄̕ḑ̸̘̤̘҇̈̏ä̸̢̗͚͇̒͌͠n̴̯͍̄̕͢ t̵̛̙͔̜͗̍͜ä҈̨͉̣͔҇̑͐̓y̷̢͙̅͡t̸̩̉͆̒͢͝y҈̨̥̦̾̏͝i҈̧͉͚̘̄̌̇̕ k̷̳̤͇̎̕͢ã̸̛͉̱͢a҉̨̮̙҇̓t̷̞̓̄͒͜͠ȁ̶̡̜̮̅̕a̴̧̭͈͊͠ s̷̨̰͗͝ẽ̷̡̛̲ͅ p̸̢̮̪҇͌ų̶͙͙͇̊͋͞u҉̠̦҇̄̒͢ p҈̖̀̕͢à̴͉̮̠͜͡ḳ̸̨̩̑͊̒͞ơ̴̢̥̊̂s̶̨̞͔͑̚͡ț̴͚͐̀̕͢ą̶̞̬͂͝.̸̧͖̠̆̕̚ O҈̧̛̙́̚l҉̨̩̰̗̏̑̿̕e҈̣̮̔́͜͝ h̵̢̜̮͇҇̄̒y҉̢̛̜̟̫͗v҉̧͓̑͡ä҉̧̱͋͛͡,̵̢̛̳͎̐̃͑ V҈̢͍́̾͡į̶̠̀̑͊̕r̵̡̲̲̰҇̃̈́ŏ̶̪͢͡.̷̢̛̘̠̞̅̀.̴̡̛̮͉͋ͅ.҈̙҇̀͂͑͜ r̴̴a҉u̷h̷o҈̸i̶t҈̶u̵:̵̸ m̵i̸t̷ä҈҈ä̵n̸̶ p̷̵a̷h̴̴a̷̵a҈̴ e̷̵i̵ t̸̸a̸҉p̴̶a̷̴h̷d̵u̷,̵̶ j҉̶o̶̵s҉̵ h̸҉e̵̶ k҈҈a̸a҈̷t̶̸a̸̸v̶҉a̵̵t҉̶ s̷e҉n̷҉ v̷̴a̵҉n̸̶h̶a̷҈n҉̵ p҉̸u̸u̵̵n҈,҈̵ l̷̸u̷p̴҉a̶a̴n̵ s̵҈i̶n̸u̸l̷̶l҈̵e̴.҈̵ (Э̴т҈о̷ м̵о̴̶й̸ н̵̸а̴р̷̵о҉д̷҉,̸҈ и҈̵ я҈҉ з̸̸н̴а̶҈ю҈,̷̶ ч̸̵т̵о̸ и̵м̴̴ н̵у̸̷ж҈н̶о҈̷ б̵ы̴л̵̷о̵̴ с̸̵р̷̸у̴̴б̶҉и̷҈т̷̶ь҈ т̶̸о҈ д̸̸е̴р̵е̴҈в̸̴о̷̵ и̶̸з҈ к̵̵р̷а҈̷й̵̶н̵е̸̴й̸ н̴҉е҈̷о̷̵б̶̵х̵̶о̶̴д̵и̸̸м̶̷о̴с̸т̶̵и҈̷.̴҈ П̷̶р҈о҈ш̸у̷҈ т̶е҉̸б̸я҉,̷҈ Э̶̸с̷т̶о̵̵н҉и̸я҈.̸.̸.҉҉ успокойся: ничего страшного не произойдёт, если они дорубят то старое дерево, я обещаю тебе.) — делая свой голос всё более и более тихим и успокаивающим, переставляя заставлять его звучать прямо в черепной голове уставшего снайпера, дух смог сделать пару шагов в сторону последнего, пока тот вдруг не пошатнулся в сторону, всё ещё выглядя довольно насупленным. — Isegi kui nad on "teie inimesed"... kellelegi ei tohi teeneid teha. Ma kardan, et ühel päeval nad lihtsalt "saavad pähe" ja kõik... eh... okei, see on kõik, vabandust, aga ma ei taha sellele aega raisata vestlus, Soome. Ma tean ainult seda, et ma ei jõua kuhugi, nii et... mis iganes, okei... (Даже если это "твой народ"... никому нельзя давать поблажек. Боюсь, однажды из-за такого они просто "вылезут на голову" и всё... эх... ладно, всё, прости, но я не хочу тратить время на этот разговор, Фин. Всё равно я знаю, что этим ничего не добьюсь, не так ли?) — до последнего сохраняя в себе ту самую часть природной дерзости, кинул на ветер эстонец, оставляя винтовку в спокойствие, начиная обходить материализовавшегося призрака, дабы подняться на второй этаж, пока самого финна пробрало до самой души, как впервые в его жизни сократили его имя. Так, почему-то... приятно и созвучно, что как только изнеможённый сегодняшним трудным днём и не менее изнуряющим морально вечером егерь не прошёл внутрь своей комнаты, после чего хийси стал подниматься за ним. (А теперь прошу всех тем, кому не нравится НЦ в подобных работах, просьба сразу перемотать в самый конец части до трёх звёздочек. Спасибо за понимание, это во избежание "всеобщего возмущения", хах...) Но не успел Эстония даже дойти полноценно до своей кровати, как вдруг всё его тело мелко вздрогнуло от странного электрического "разряда" по всему телу, вынуждающего его на мгновение остановиться, широко распахнув единственный глаз. Однако стоило егерю замереть, дабы понять, что это было, как непонятное напряжение вернулось, на этот раз будучи в разы сильней, от чего несчастный тут же чутка согнулся пополам, через силу от разливающейся в районе живота и его нижней части необузданной, ощутимой болью, успевая опереться на деревянное быльце кровати перед тем, как позади послышался лишь спокойный размеренный голос. — H҈҉u̶h̷,҈҈ t̴i̴҈e̸҉d̸ä̴̴t̶̵k҉ö̵,̶ o̷l̴e҉t̸ v̵a̵̶i̵n̷ v̴̸ä҈҈s̷̸y̴҉n̴y̷t̴ m҈e̸t̸s̸ä̶҈s҈t̵̸ä҈̸j̶҈ä҈҈,̶ j̵o̵̵l̶l҈a̷̸ e̷̸i̴ o̷l̸e̴ p̵̷a҈̷i҈̵k҈҉k̸̶a҉a̷̶ m̶̶i҈s̴s̵̸ä̷ v̴̸i҈h҉̴a̸̴n̸̴s҉a̸ p̸̴u҉̴r̷k̸̵a҉҉a҈.̶̴ O̵l̵e҈n̶҈ n̸ä̴h̵̸n҉҉y̴̵t̸ m̶̸o̵n̶t̴a҈ k̶e̵̵r̸t̶a̷̸a̸ k҉u̵̴t̵e̶n̵ s̷i̸n̶̵ä҈ n̷̷y̸҈t̷̴,̵̸ V̷̶i҉r̷̸o̷.̵̶.҉.̸҈ m̴̸i̴k̶̸s҈̵i҉̸ e҈n̶ a̴҉u̵̶t҈a̶ k҉a҉u̷̸h҉i̶s҉t̸u̸t̷҈t҉a̷v̷a̵̶a̶ t̷i̵l҈a҈̶a̴s̷̸i҉ o̵h҈̶i҉t҉̵t҈a̷m̶a̴҉a̸̵n̸҈?҉ (Хах, знаешь, ты всего лишь уставший охотник, коему нет, куда выгнать свой гнев. Я много раз видел таких, как ты сейчас, Эстония... хочешь, я помогу твоему ужасающему состоянию пройти?) — продолжил к искреннему удивлению говорить в более физическом обличии хийси, пока из лёгких прибалта вдруг не вырвался судорожный резкий вздох, когда странная "боль" достигла паха. На лице тут же проскочил лёгкий румянец, однако кое-как сдержав себя в руках, хоть даже и немного начиная потеть, но живой парень таки обернулся назад, с еле как оставшимся обозлённым взглядом продолжая смотреть на безнравственного духа. — M-mida?! Sa ei julge, ükskõik mida a-arvad... (Ч-что?! Ты не посмеешь, что бы ты н-не задумал...) — чуть ли не огрызнулся от безысходности егерь, когда к нему вдруг подошли почти вплотную, налегая потоками невидимой магии достаточно, что бы юноша тут же сел на свою кровать, пока неизвестное изнутри сжало под штанами головку его члена, заставляя её сильнее наливаться кровью, от чего эстонец непроизвольно застонал. Тут же крайне смущённо закрыв рот рукой, он даже сперва не поверил, что это и вправду происходит в самом деле, пока из под затуманенного прямым чужим влиянием на мозг взгляда единого глаза на лице он вновь не увидел перед собой слабо сияющую фигуру лесного духа, от чего попытался машинально отодвинуться от него в сторону. Вот только успев лишь вовремя закусить тыльную сторону своей левой ладони, правой снайпер попытался надавить на свой пах, дабы хоть как-то унять эти чудовищно странные ощущения на своей плоти, вдруг явственно ощущая, как движения чего-то неосязаемо-прохладного стали более чёткими, вынуждая невольно задрожать от накатившего на голову возбуждения. Внезапно, оно стало таким ярким и желанным сейчас, что Эст испугался сам себя, пока его вдруг мягко, но на редкость крепко не взяли за оба запястья, не позволяя помешать процессу, от чего юноша простонал снова, заёрзав на одном месте. — A-ah, oota, ä-ära! Ma ei olnud valmis... Soome, ma ei usu, et s-see-... mgh... a-aitaks... (А-ах, п-постой, не надо! Я не был готов... Фин, я не думаю, ч-что это-... мгх... п-поможет...) — кое-как через собственные вздохи, пытаясь поскорее вдохнуть в лёгкие драгоценный воздух, буквально задыхаясь от адского смущения попытался вразумить "сломавшегося" духа Эстония, после чего закусил край своей губы чуть ли не до крови, мелко содрогаясь от переизбытка чувств. Такое Хозяин Тайги видел лишь несколько раз за всю свою призрачную жизнь: однажды тогда, когда какие-то парень и девушка решили немного "скоротать" время, а однажды тогда, когда девушку даже и не спрашивали, просто связав ей руки и прибив грудью к одному из стволов деревьев. Ни в том, ни в другом случае увиденное собственными глазами не впечатлило и не понравилось духу, однако то, что он видит сейчас, совсем иное. Как-то совершенно по-иному ощущается это сильно покрасневшее лицо его возлюбленного таёжного егеря, его тихие стоны даже кажутся более приятными физическому слуху, чем ожидал финн. Хотя изначально он даже не понимал, что делает — просто знал, что так делают другие люди, дабы друг другу стало "легче", и неважно, в каком именно смысле. Даже не особо мог вспомнить, что в таких случаях делают дальше, но всё же повинуясь каким-никаким сохранившемся инстинктам, через некоторое время Финляндия таки полностью опрокидывает эстонца за руки на его же кровать, прижимая к матрасу за руки. Белая и ранее ровная простыня окончательно смялась, пока на прекрасных белоснежных глазах живого вдруг стали понемногу выступать еле заметные слёзы, явно символизирующие что-то непонятное, но определённо положительное. Дух просто чувствует это благодаря чужой новой энергии, так и бьющей ключом из него, пока продолжает несколько нависать над своей "жертвой", слушая её судорожные прерывистые вздохи. Магия стала сильнее изнутри пробирать молодого снайпера тогда, когда движения на его члене стали становиться более скорыми и вертикальными, начиная ощущаться не только внутри, но и снаружи, из-за чего ткань нижнего белья и часть штанов вскоре немного намокла, вынуждая чувствующего это парня вновь покраснеть. Как стыдно, Господи, он никогда бы не подумал, что когда-либо в жизни ему будет так стыдно! Вот только кажется, что хийси и близко не намерен останавливаться, пока взгляд Эста окончательно на покрывается мутной пеленой слёз, дрожащие руки не вырываются из объятий и не хватают явление за его материальные острые рога, немного выгибаясь в шее, упираясь головой в кровать. Это был первый момент в эфемерной жизни Финляндии, когда он всей своей душой ощутил то, как иногда бывает по-настоящему хорошо. Казалось, что за окном даже природа на пару секунд сошла с ума в шуме и треске веток, пока дух слегка не наклонился к столь красивой для него шрамированной чужой шее, несколько неумело целуя её, после чего послышался резкий вскрик. Хозяин, успев в это момент лишь заметить, как сильно бледные пальцы егеря впились в его рога, а всё тело юноши выгнулось до тихого хруста, даже не сразу вспомнил, что происходит в конце всех подобных моментов, когда уже порядком изнеможённый эстонец не рухнул всей своей небольшой массой обратно на постель, немного закатывая глаза наверх, в сторону окна. Хотя вряд ли он прямо сейчас хоть что-нибудь видит, кроме как "искр перед глазами", после чего чужеродная магия, наконец, полностью покинула его тело, когда хийси вдоволь напитался чужой энергией. — T̴̶o҉i̷̵v̴҈o҈t̸̵t҉a̴̸v̸a̸̵s̵t̶i҉҈ t҉҉ä̷m̵ä̶̴ r̶a̵u̷h҈̷o҈̶i҉t̶t҈i҈ s̶i҈҈n҈u̷҈a̵ h̵i̶̷e̸̸m̸̵a҈̷n҉,҈ V҈̶i̵̸r҈o̸.̷̵ N҉̴y҈t̴ l̸e̷̴p̶ä̶ä̶̵ -̸ k̸̷e̷h̵o̸s҈̵i҈ t̸a҈̶r҈̸v̵i҈҉t҈̴s҈e̴e̷ u̵n̶t҈a҉.̶̷.̶.̵̷ (Надеюсь, это хоть немного переубедило тебя, Эстония. А теперь отдыхай — твоему организму стоит выспаться...) — как ни в чём не бывало "спокойно" проговорил во всё ещё физическом обличии Хозяин Тайги, после чего молодой охотник, всё ещё мелко дрожа от не до конца прошедшего оргазма, немного приподнялся на локтях на кровати, открывая оба глаза. Оба глаза, от чего он даже не сразу понял, почему видит так хорошо, а не "привычно", как уже год до этого. — A-аrva ära, Soome... mis see on? Kas see on... silm?! Kas mul on teine silm?! (П-погоди, Фин... ч-что это? Это... глаз?! У меня есть второй глаз?!) — даже не поверив картине прямо перед собственными органами зрения, юноша от шока уже был готов сорваться с места, но адская нехватка сил в организме так дала о себе знать, что он тут же невольно рухнул обратно на матрас, всё ещё крайне удивлённо пытаясь коснуться кончиками пальцев своего лица, на что дух, всё ещё сидя рядом лишь тихо и как-то загадочно посмеялся. — K҉y̶l҉l̷̷ä̴,̷ h҈ä҈҈n̵ n̴̸i̶҉i̷n̴ s̵a҉̶n҈҉o̶t̵҉u̷s̶t҉̸i̵ m҉̸u҈̵o̸d̷̶o̵҉s̴̵t̶̸e̶̴t̶t̷i̷i̶n̷ v҉a̷҈n҉h̶̴a̸n̴҈ t҉i̴l̷̷a̵̵l̶̷l̷̶e̵ a̸v̶̴a̶a̴̶m̶҈a҈҈l҈̵l҉a̷̴ s̴e҉n̶ k̴o̸҉k̸o̴n̶̷a̸̸a҈̴n̸.̷̶ T̷i̷e̷s̵i̸n̷҉ s̷̸i̶̸n̵u̸̷n҈̵ p̶i̸̴t̶ä̸̵v҈̴ä҉n̶҉ t̴ä̸s҉t̴̷ä̴ "̴l̷a҈̸h҉j̶a̷̵s҉̶t̵̷a̶҈"̴̸.҈ J҉a̵ o̷҈n̶̷ p̴a̴r̸e҉̶m̷p̷i̸ o҈̵l̴̴l̸̵a҈̵ e҈̵d̴̴e̶̸s҈ k҉y̷s̶̵y̵m҉ä̴t̸̴t̶̸ä̶ m҉̷i̸̸t̴e҉̸n̴҈ -̵̵ e̵t҉ s̸i҉̴l̵̶t̵̸i̵̶ y̵̶m҉̶m̵̷ä҈̶r̶҉r̵ä̴҈.̴̷ (Да, он, так скажем, сформировался на месте старого, полностью открыв его. Я знал, что тебе понравится этот "подарок". И лучше даже не спрашивай, как — ты всё равно не поймёшь.) — продолжая мягко ухмыляться, ответил хийси, после чего Эст заметил, что его ладонь перед самыми пальцами немного светится зеленоватым свечением. Теперь на месте его старого "закрытого" ока красовался точно такой же белоснежный призрачный глаз, как и у Финляндии, от чего юноша даже немного поник. Хотелось даже как-то извиниться за своё ужасное поведение чуть ранее, однако прочитав мысли юноши раньше, чем тот успел открыть свой рот, Хозяин Тайги лишь указал на постепенно надвигающуюся темноту за прозрачным стеклом окна, в отражении которого Эстония и смог в итоге полноценной рассмотреть своё полноценное обличие. Он и без слов прекрасно понимал своего возлюбленного живого, и следил за ним достаточно, дабы понимать даже без телепатии и магических сил. Впрочем, он всегда прав: юноша даже спорить не стал с тем, что пора и правда отключаться, особенно тогда, когда так сильно ноет тело. Но на этот раз хийси не растворится вновь, как обычно, бросая несколько обеспокоенный взгляд на руки молодого охотника, что были все исцарапаны острыми углами рогов временно материального духа. Кажется, придётся снова задержаться. Но на этот раз для того, что бы залечить чужие раны, пока таёжные деревья за окнами продолжали успокаиваться полностью, колышась теперь лишь от хмурого сильного ветра. Даже если Эстония до сих пор краснеет не хуже спелой и налитой рябины, а его левый глаз без всяких на то слов или приказов сияет в миг потемневшей комнате так, что видно всё вокруг даже без всякой свечи...***
Утро. Безмятежное и весьма спокойное, как, впрочем, и лёгкий белёсый туман за окном, окутывающий всё вокруг в огромнейшем радиусе. Он был достаточно прозрачен, дабы видеть сквозь его толщу, и достаточно меланхоличный, дабы часами просто сидеть и разглядывать его, никуда не выходя. Но даже этого было достаточно, дабы провести свой день, живя, к примеру, где-нибудь в столице богатого города, ожидая, пока за тебя все утренние заботы сделают слуги. Здесь же всё не так. И пускай спокойствие и туманную тишину нарушал только тихий лязг металла ведра вместе с глухим шорохом деревянных поленьев, здесь никогда не жаловался на такую работу, не позволяя, дабы вместо него её сделал кто-то иной. Ведь тогда это будет доказательством собственной "слабости", не так ли? Да и к тому же, когда у тебя есть совершенно новый и полностью функциональный глаз, светло-зелёные линии от которого идут прямо к месту на шее, разливаясь в маленькую картину прекрасного растительного абстракта, жаловаться тем более ни на что. Даже когда в деревне на тебя смотрят, как на сумасшедшего и откровенно шарахаются, даже когда ты прикрыл глаз повязкой, а в лесу даже птицы боятся помочь тебе найти путь до вчерашнего места ссоры, переживая, что может случиться что-то неприятное вновь. Но тут грех бояться, когда при себе нет совершенно никакой винтовки, и потому всё, что остаётся делать — лишь наблюдать за тем, как двое мужчин сначала рубают слегка влажное от ночного моросящего дождя дерево, после чего на каком-то странном финском акценте начинают переговариваться о том, что стоит подождать лишь немного и ещё буквально пару дней как-то протопить печь, прежде чем они наконец смогут уехать отсюда. Эстония даже как-то слегка удивлённо хмыкнул, когда в какой-то момент понял, что слушает разговор отца и сына, коим просто не на чём сварить больше еду, а это оказалось единственное место, где вырубку вообще можно проводить. — N҈̡̛͍̗̭̌ä̶̡̱͓̰̐͗̕e̸̡̳͔̚͡t̴̢̛͖͕͆̔ǩ̷͈̱͍͑̇͢͞ọ̶̧̣̩̈̀̽̽͡?̵̧̛̯̿͊ T̵̙͎͂͢͞į̵͖̞͎̃̎͠é̴̜͔͢͝s̶͕͈͉̔̀̉͢͠į̵͉҇̍̊n̶̢̘͕̽͠,̸̧̬҇́ ę̶̛̙͖͚͗ţ̷͔̙̥̿͠ţ̸̬̤͎͒̍̃̕ä҉̧͓̎́͠ͅ h҈̲̭҇͐̚͜e҉̨̙҇͂̅̑ e̴̡̖̅͛͑͝ͅi̶̡̛͉͖͔͐̀̊ṿ̶̛̎̈͢ą̸̱̯̈͐͠t҈̡̛̩̲͗̿̑ v̸̨͖̰҇̅͑̆å̴̢͈͑̽͝h̴͈͑͜͠i̶̟̳͗̕͢n҈̢̛̘͎͎͒̐̆g̷̨͇̲̤҇̉o҉̧̰͚҇̀́i҈̨̱̝̠̈́͌̍͡t҈̨̛̖͗ţ̴̛̳̦͔̏á̷̡̯͡ï̸͎̝͐͜͠s̵̨͍̱̫̎͞i̷̧̞̦̐̈́͠ m҉̛͚̗̜̒͋͢e̸̯̗͊̕͜t̴̢̖͙̀͝s̶̢͍͇̥̈́̉͌͠ä̸̢̪̠͒̈́̄͞ä̸̧̩͔͂͑̃͞m̴̨̩̟̅̿͞m̶̨͚͔̉̋̉̕ͅe҈̢̭̀̀͡ ḿ̷̥͢͠i҈̡̥̟҇͂l̵͉҇͂̈́͋͢l̷̛̲͍͛͌̇͜ä̴̠͍͇͊͌̈͜͝ä̶̢̛̫̟̍̄͛n҈͍̤͗̔͜͞ t̴̠͖̎͜͠ą̷̯͆͡v҉̡̛̯́a҉͉̯̪҇̀̓̍͢l̵̨̬̪̫̒́̊͠ļ̴̤͌͋̊͠a҉̢̠̑͛̒͡ -̷̣̥̅̓̒͜͡ ḩ̸̥̩̒̉͞e҉̧͈̠͇̈͠ ȟ̸̨̰͎̘̕a̴̧̙҇͋l̴̞͔҇̚͢ũ̴̞͚̀͢͝ą̶̛̭͋́͊v̶̢͈͇̾͛͠a̸̡͍̭͕҇̚t̵̳̐͜͝ v̸̱̈͜͝a҈̨̭̬̈̌͆͝i҉̡̛̯͗́̀n̸̡̦҇̊̒ r҈̮̠͙̌͐͜͝u҉̡͔͈̍͠ͅớ̴̡̰͍̐k̴͚҇̈́̔̽͢ķ̵̲҇̋ì̸̢̟̱́̓̕a҈̡͚̋̕ p̸̡͉̱̌̓̋͠e҈̙͌͌͜͝r̴̖̞͆̕͢h̶̢͔̞̥͌͠ę̶̜͔̫̈͛̆̕t̸͚̣̱̐̎̈͢͞t҈̛͇͗͜ǟ̵̧̙̰̖̏͠ä҉̧͍͓͊̿̄̕ņ̴͓̞̏̒͗͞ͅ .҈̛͍̜̈͜.̷̧̙̯̅̔̑̕.̴̧̤̘̭́͌̕ (Видишь? Я знал, что они никак не повредят нашему лесу — просто хотят прокормить свою семью...) — неожиданно раздался голос в голове, когда как вместо боли юноша лишь мелко вздрогнул от лёгкого испуга, опуская ранее скрещённые без злобы руки вниз. — Ȩ̷̛͕͒t̷̛͖̙̙̐͗̀͜ v̸̙̬͋̐͜͞o҉̧̛̖̀͑̏i̸̡̩̦̲͛͛̃͝ ś̸̢͖̜͡ͅą̵̭̦͈̌̕n̷̢͚̳̘̾͞o҈̘̪̙͊̅͑̕͜a҉̜̤҇̍̃͜ ḩ̷͉͕͈̄͐̕e̶̛̪͔̊͢i̴̪̖̒͋͑͢͡s̷͑͂̋͜͝ͅţ̴͓̭̱̎͠ä̸̢̬̭̓̑̑̕ m҈̮͚̪͌͗͜͠i҈̧͕̣̈́͆̽̕t̵̡̛͖̗̤͐̔ḁ̶̧̳̈́̋͞ạ̸̧̈͆̆͠n҈̢̠̏̈̆͞,̸̲̃̅́̕͜ t҈̢͔̒̈̕i̵͕͔҇̚͢e̶̘͎̾̇̍͜͠ͅd̷̢̛̗̋̆ä̵̡͚͖̱҇̉̽n̶̮̫̉͜͠ j̵́͜͠ͅo҈̢̛̩̦͕̀̃,̴̜̘҇̓͌͢ ĕ̵̢̗͎̰͡t҉̭̝͂̑͢͝t̵̨͔̭̿͞ͅä̶̧̗̗҇͂ e҈̨̣͎҇͋͌ţ̷̛̰͛̿̅ e҉̡͔͗͝ñ̶̨̳̦͙͐͝ą̶͚̦̈͛́͠ḁ̵͖̈̄͜͞ v҉̡͕̖͕́̉͂͝ả̵̢̙͔̫͡s҈̢͚̪̩̓͗̽͡t̴͙̰̔̎̒̕͜u҉̧̛̭͕̊s̵̡͓̱͔̾͞t̸̡̞̍͝a҉̢͕͈͂̌̐͠ h̸̖̟̫̎͆͢͞e҉͓͙͇̌̽͜͠i̴̧̗̘҇͂̓ṫ̵̛̝̰̑͛͢ä̴̡̝҇͂̈̽.̶̢͖̰̲̐̑̊̕ M̸̧̤̄̌̆̕ȩ̵̗͇͎́̃̎̕n̵̨͉̳͍̓͠ņ̵̥͇҇̂̇̓ä̸̛̤͐͆͜ä̴̬͙͎̃̃̈́͜͡n̷̢͍̩͕̈̓̕k҉̢̤̲͇̉̓͡ö̷̢͇̜҇̽ t҉̡̯̤̝҇͊̄͛ą̴̪͚́̆͡k̵̨͍̣̔͡à̷̧̛̤͋į̶̜̀͑̃̕s҈̡̳̱͎҇̎̆i̷̧̘̬̾͠n̶̯͔̭̋̂̀͢͝?̴̡͕͚͙́̃̓͠ T҈̧͚̰͋͞ä̵͕̜́̉͢͞ͅä̵̧͙͖̜̏͡ĺ̴̖̕͢ĺ̴̨͍̣̚͡ą̶̤̈҇̇ a̷̧̪̦͋̍̀͞a̸̛͖͓͚͗̒͜ḿ̵̧͙͗̕u̵̡͓͈͐͠ļ̴͙̱͔͂̑̈͝l̸̡̥̉͝ȁ̵̡̛͍̠̰̊ ó̵̡͔̞̂͝l҉̧͔̎͑̚͞e҉̧̜̲͖̅͠ṃ̴̨̛͐̑i̵̧͕̯҇̊̑n̴̨̘̝̅͑̂͞e̷̖͛͢͞n̴̨͚͚̖҇̇ ş̷̖͉́̒͋̕a̷̡̛͔̍͌̌a̶̫̭̮҇́͢t̴̨̗͔҇̈̈̚t҉͓̮̞̚͢͞a̴̧̜̙͛͑͑͝ä̸̧̘́̕ ȏ̴̡͈͖̀͞l̵̢̮͖̞̋̔̕l̵̢̩͇̀̓͡a҉̢̩̲͌͞ͅ h҈̡̣͎̖́̒̕i̴̩̗͍̎̔͂͜͡e̶̢͈̞͒͞m̶̢̱̠҇̾a̸̢̛̮̬̝̅̓n̸̡̖͐́̕ t̸̪́͜͠ư̶̢͔͎͚͆̒ŗ̸̯̬҇̚v̷̧̞̮̘҇͋̄͗ą̵͚̮̣҇̓̇t̵̡̫̲͛̀͠o҈̢̠͖̫҇̇n̴̟̠҇͊̂̈́͜t̸͕̥̩̓̆͜͠a҉͚͕̆͢͝.҈̨̲̞҇̍̌.̷̛͓͚̇̇͜.̷̨͔̦̬͌̍͡ (Можешь ничего не говорить на их счёт, я и без того знаю, что ты больше не против них. Пойдём лучше обратно? Находиться здесь утром может быть немного небезопасно...) — безмятежно, как погода природы вокруг, произнёс после финн, даже не дав эстонцу вовремя раскрыть рот. Это немного выводит из себя, но возможно, лучше уже так, чем постоянно чувствовать, что от тебя что-либо скрывают — так хотя бы у хийси не будет оставаться лишь догадок, что живая страна согласна с ним, по-прежнему, правда, немного устало и криво ухмыляясь из-за достаточно короткого сна. — Sa ei lase mul alati õigel ajal vastata... hah, aga okei, okei, ma lähen nüüd... (Вот вечно ты не даёшь мне время ответить... хах, но ладно, ладно, сейчас иду...) — ответил молодой охотник после того, как вновь перевёл свой острый взгляд за сотню метров с точки своего местонахождения на двух собирающихся уходить мужчин, больше не ощущая к ним какой-то жгучей вчерашней злости. Люди как люди, разве ли прямо никто не имеет воспользоваться дарами местной природы? К тому же, если Хозяин Тайги не против, не против быть должен и Эст. Хотя бы потому, что нельзя защищать что-то, не научившись правильно делать это. Через пару часов следы живого егеря благополучно перетоптали местные лисицы, волки, рыси, птицы и даже один бурый медведь, после чего от них не осталось ничего, кроме еле уловимого запаха. Даже не просто "запаха", а, скорее, странно сочетания людского тепла и чего-то холодного и смертного, от чего пахнет забвением и бесконечностью. Так "пахнут" только те, кто не боится эстонца по-настоящему, а не лишь делает вид. Так "пахнут" те, кто даётся ему в руки ради того, что бы получить хоть какую-то дозу живого настоящего тепла. Так пахнет теперь сам юноша, чей глаз до сих под сверкает даже в более светлом месте, прорезая собой насквозь туман и любой моросящий дождь. Хотя он вовсе и не жалуется — пока может ещё дышать, пока может ещё чувствовать, как человек... — (Продолжение следует...) —