— Таёжные деревья —

      Преследовать врага пришлось не долго. Будучи не шибко резвым и постоянно чуть ли не скользя по гладкой поверхности множества мелких камней под ногами, мужчина пытался отчаянно скрыться между рядами случайно расположенных деревьев, с гневом и нисколько не прошедшим страхом ударяя злосчастные ветки перед собой, что мешали нормально видеть дорогу, в какой-то момент начиная вдруг кричать на всю тайгу о помощи, надеясь, что если охотник пошёл и за ним, дикие звери, сошедшие на его крик, загрызут юношу первым, а собратья по браконьерству помогут нечестивому скрыться, дабы скорее вернуться в ближайший населенный пункт.       Чего Уильям не учёл, так это того, что из-за множества резких звуков за ним не пойдёт ни одна живность, ведь большинство хищников здесь попросту боятся столь агрессивного действия, воспринимая его как знак того, что их видят из засады и пытаются спугнуть. Это делает такую охоту неэффективной, а вот если сам беззаконовец случайно наткнётся на свой же капкан или бурого медведя, то мучительно умрёт с куда большей вероятностью, чем хотелось бы, сильно шумя в лесу и не замечая ничего вокруг. Эстонию же совершенно не пугали ни его слова проклятья в свою сторону, ни мольбы о помощи, так как страх так просто умереть был в разы сильнее, чем можно было представить. Он просто молча бежал следом за своей "добычей", наконец удобно огибая место направления другого солдата и опережая его, в какой-то момент замечая, что из окрестностей вылетела пара прекрасных и таких же смертельно опасных сов, нападая на старого убийцу своих собратьев и себя самих, что когда-то уже был здесь вместе с совсем иными друзьями в прошлом, много лет назад. Это заставило англичанина тут же остановиться и начать закрывать лицо от острых, как бритва, когтей сипух, крича на них благим матом, однако совсем, кажется, не имея возможности оттолкнуть их от себя или же ударить. К сожалению, данный метод атаки был не столь долговременным, чтобы нанести тяжелые увечья, призраки животных рано или поздно теряют способность становиться материальными в этом мире, так как теряют слишком много ментальной энергии, попросту растворяясь в воздухе на время и ожидая, когда сама тайга вновь напитает их необходимой силой, позволяя продолжить своё откровенное существование, если же они захотят его продлить.       Однако даже минуты хватило, чтобы за это время егерь успел полностью обойти нерадивого "охотника" и перерезать ему путь отступления, направляя дуло винтовки прямо на чужака как раз в тот момент, когда порядком измотанные мёртвые совы перестали быть видимыми, сливаясь с самим воздухом вокруг. — You! (Ты!) — через время кое-как быстро раскрыв глаза, Уильям даже сперва как-то не поверил в это всё. Неужто перед ним стоит тот самый "хранитель", как он его вообще так легко обогнал? Это невозможно себе представить, особенно в то, что теперь сам лес на его стороне, не позволяя англичанину спокойно скрыться от всего этого паранормального кошмара, только сейчас, наверное, замечая, что из-за злости во всём своём теле он не успел осознать, что именно в данный момент происходит, делая разъяренные шаги в сторону мальчишки. — Jah, ma. (Да, я.) — всё, что произнёс балтиец перед тем, как сдержанно и плавно прицелиться в голову наступающего на него браконьера, слегка ухмыльнувшись от такого расклада событий. Как же "жаль", что больше его никто в этом лесу не услышит. Тем более его гадкие прихвостни.

*Второй выстрел*

      Тело иностранного врага через всего несколько секунд потеряло полную способность слышать, видеть и дышать, беспомощно падая вниз, окропляя сырую холодную землю своей горячей кровью. Эст был рад, как никогда, но не совсем потому, что кого-то убил. Скорее, просто потому, что чувство справедливости танцевало в его живом сердце, как никогда ранее, благодаря чему было возможным хотя бы на немного отдохнуть, в то же мгновение опуская конец винтовки вниз к ногам, устало опираясь на одну из высоких сосен рядом. Продолжая без какого-либо азарта или счастья смотреть на чужой остывающий труп, прибалт продолжал тщетно переводить дыхание, только сейчас, кажется, замечая, насколько тяжело в самом деле было стоять на ровных ногах в то время, как лёгкие нещадно сжимало изнутри, вынуждая чуть ли не задыхаться. Но это был сущий пустяк по-сравнению с тем, что только что произошло: поверить сложно, что юноша сумел так просто убить целых двух явно влиятельных людей. Хотя как бы здравый смысл не пытался вернуть его в реальность происходящего, с другой стороны... — P̸̢̫̰͈̑̿͐͆͠a̶̮̥̳̠̟͛͐̔̆͢͡h̴̨͓̣̤̪̀̉̋̆̒͝ǫ̵̛͔̞̂̈́̄̊̚i̵̧̛̥̽̓k̴̢̤͙̯͖҇̅͑o҉̧͔̟̙̟̈́́̋̅͡ t̷̨̫̬̠̪̓̉̽͡ä̸̢͍͙͚̽͆̔̇̒͡ͅt̷͖͈̜̝͊̇̆̅͜͡ą̸̪̫̈̏̔̈́̉͛͝?̷̜͙̙̥̆́̓͛̕͢ M̷̢̖̥͌͛̃̊͞ü̵͉͙̗̯̘̈̒͢͞ĭ̷̢̩̮̬̟̇͂͞s̶̨͉̤̮͕̟͊͋̒͋͞ť̷̢̜͍̦̪̈́͠a̴̡͕̘҇̑̒̉͂́,̸̧̟̮͊̎̈́̄̕ e̵̢̩̭̖̩҇̄̽͂t̴̲̲͇͒̎̓̅̕͢ͅt̷̡̤͖̮̅̾͗̇͡ą̶̛̞͇̯͎̈̉̅̃̐̋ͅ m҉̡͕̝҇̈̐̈́é̴̡̬̣͛͝į̵̫̮͖̂̅̓́͠ĺ̵̨̟͖͕͖̣̓͌́͡ļ̴̰͓͈͗͂̂͗̆͞ä҉̢̭͕̟̣̏̉̊͝ o҉̩̰͍͚͆͒̆̚͢͝n̶̯̙̯̯̝̐͊̇̈̚͢͝ v̷̧̬̬̾̈̾̾͞ị̶̢̙̩̑͊͂̕e҈̨̫̭͚̬҇̿͑l̷̡̛̦͔̣̯̊̂̓̒͌ä̷̢̪͔̬͚̗҇͆̓̈̇ k҉̫͕̯̤҇̀͋̎̄̀͜ͅa̵̩͙͖̮̩͂̐̂̈́̕͜ķ̵͕͚̭̃́̌̓̓͝s҈̡̖̖͋͗̕į̷̝̰̥̀̇̄͆̾͡ ṭ̸̢͚̞̙҇͐͆̚ȗ̶̡͎͚̣̞̪͛̽̓͗͡î̴̡̛̥͓͔̎̈k̶̯̱̳̤͖̈́͌̏̾͜͠k҉̮̠̓̔̾͛́̕͜ù̵̞̭̫́̄̈͜͡ͅa̸̡̝̮̤͌̽̉͝ .̷͎̗̒̅̀͂͜͞.̸̢̛͇̱̿̾.҈̗̮̥̩҇̆̏͜ͅ (Н҈е̸ ж̷а̷л̴е̶е҈ш̷ь̵,҈ ч̷т҉о҈ т̴а̷к̸ с̸ н̵и̷м҉и̷ ж҈е҈с҉т҈о҈к̵о̸ п̸о̷с҈т̸у̸п̵и̷л̸?̸ П̴о̵м̵н̷и̸,̴ у̶ н҉а̶с̶ в̴е̴д̶ь̷ е̸с̶т̴ь҉ е̵щ̷ё҈ д̸в̷а҉ м҉е҉р̷за̴в̷ц҈а҉.̴.̷.̷) — с некой опаской по поводу того, что его егерь может запросто передумать на почве вины продолжать вершить правосудие, внезапно задал вопрос образовавшийся позади хийси, медленно подлетая над землёй ближе. Однако, к его удивлению, охотник только тихо посмеялся, наконец отрывая взгляд от недавно убитого им же браконьера, разворачиваясь в сторону Хозяина Тайги. Интересно, с чего бы вдруг задавать такой риторический вопрос? Парень и сам прекрасно знает, что если ослушается духа, возможно, его просто прикончат, медленно и мучительно. Зачем тогда так странно спрашивать, если его так называемый "Suomi", что переводится в языка местных финнов, как "Финляндия", и без того чудесно понимает, что так просто отступать в угоду наглых чужаков эстонец не станет? Не намерен даже сейчас прохлаждаться без дела, перезаряжая верную, чутка нагретую, винтовку. — Mul pole neist kahju, ma lihtsalt teen seda, mida ma pean. Ja nii hea kui näete... (Мне их не жаль, я просто делаю то, что должен. И стараюсь над этим достаточно хорошо, как видишь...) — в ответ прозвучал холодный голос молодой страны, после чего внутри "ушей" и самой головы Эстония вдруг услышал тихий смех, пока на устах бледного и уже менее яркого призрака появилась лёгкая улыбка. Кажется, ему и вправду удалось найти столь прекрасного для себя и тайги помощника, ни один человек или страна, зашедшие сюда когда-либо, не были способны удивить своим живым и храбрым сердцем хийси. Хотя и был всего один изъян в столь хорошем лёгком теле без души — балтиец, кажется, был довольно колок на слова в определенные моменты своего нелегкого существования.       Впрочем, это нисколько не останавливало его от того, чтобы, наконец порядком отдохнув, егерь мог продолжить свой путь в сторону лагеря чужаков, тем не менее, не вешая своё оружие обратно на спину. Он знал, что это место находится относительно недалеко отсюда, нужно просто попытаться его найти, с осторожностью вслушиваясь во множество звуков вокруг и постоянно смотря себе под ноги, очень опасаясь быть обнаруженным, пока мстительный дух природы позади него поспешно растворился следом среди таёжных деревьев, оставляя только материально своего охотника в полном одиночестве...

***

      Шелест небольших игл хвои и приятный свежий запах попутного ветра, прерываемый лишь густым дымом от костра — совсем скоро здесь снова сильно потемнеет, день даже летом в северных широтах не останавливается подолгу, быстро и достаточно резко сменяясь глубокой непроглядной ночью. Именно в такие моменты изо всяких кустов начинаешь видеть несколько пар горящих злобных глаз, готовых наброситься на тебя просто так, чтобы в дальнейшем разорвать на куски. Правильно, ведь именно так видит почти что каждый трусливый человек любое лесное существо, которое больше, чем заяц. Опасным и свирепым, хотя на деле, лиса не будет биться с кем-то насмерть ради лишнего куска плоти на ужин, а если потревожить того же зайца, он станет огрызаться до последнего, боясь за свою жизнь. Здесь практически всё очень обманчиво: и маленькая птичка может поцарапать глаза, и дикий волк спокойно пройти рядом. И ягоды могут помочь в лечении, если запить водой, и косточки сочных редких плодов могут убить, если их раскусить во рту. Но не зная практически ничего из этого, человек стремится как можно быстрее сделать природу вокруг себя максимально "безопасной", уничтожая всякие растения и истребляя "опасных" животных, безвозвратно портя, тем самым, местную экосистему. Но он никогда не попытается, сделав это, вернуть всё обратно хотя бы в другом месте, дав жизнь иной флоре и фауне шанс на существование не ради блага и ласки для глаз других людей.       Поэтому собравшись у небольшого костра, двое незаконных охотника обсуждают не то, как прекрасна мимолётная погода вокруг и как звучит слышится мягкое звонкое пение птиц, а сколько редких зверей они убили за всю свою жизнь и надрали "ушанку" тогдашним егерям и простым охотникам, что пытались бороться с ними. Разумеется, что их совсем не волновали такие простые моральные принципы, как "чужая жизнь", ведь если какое-то животное умрёт само, оно уже не заплатит никому ту долю, за которую могло бы быть успешно продано. И, увы, с такими людьми, как считал Эстония много лет назад и по сей день, нельзя нормально договориться. Если только пулей в самый лоб. — ... and then hoооw will I shoot this northern female! Poor deer: there are very few of them left in Karelia, so just imagine how much her real horns will cost. But in fact, this is just a forced measure — I will earn a little more and I can finally leave here to hell, I'm tired of this monotonous taiga. I will finally be able to take my family on vacation somewhere abroad. What are you going to do? (... а потом я кааак выстрелю в эту северную самочку! Бедная олениха: их осталось совсем немного в Карелии, поэтому только представь, сколько будут стоить её настоящие рога. Но на самом деле, это всего лишь вынужденная мера — заработаю ещё чуть побольше и смогу, наконец, уехать отсюда к чёртовой матери, надоела мне эта однообразная тайга. Смогу, наконец, семью на отдых повести куда-нибудь за границу. А ты чем заниматься будешь?) — как ни в чём не бывало спрашивает у своего "коллеги по работе" Гильберт, после чего второй англичанин с французскими корнями и лёгким из-за этого акцентом тяжело вздыхает, отходя взгляд куда-то в сторону восточной части леса, будто бы оценивая его на глаз. — You know... I think I'll stay here. After all, William will come up with something to build here and I will work with him. It will be especially good if he here his rights to someone and somehow shoves into the ownership of the property, the places are so deaf that, most likely, they did not surrender to anyone... (Знаешь... думаю, я останусь здесь. Как-никак, Уильям что-нибудь придумает здесь построить и я буду работать вместе с ним. Особенно хорошо будет, если он тут свои права кому-то и как-то впихнёт на владение собственностью: места ведь настолько глухие, что, скорее всего, никому они и подавно не сдались...) — несколько задумавшись перед этим, всё же ответил второй парень, что был намного моложе всех остальных пришедших сюда браконьеров. Всё таки, его мечта была более проста, чем у его друга — всего лишь остаться работать на этой непривычной пока территории, где стыкуется сразу три разных страны в почти что одном месте и где в ближайших деревьях кто-то может разговаривать как по-фински, так и на русском либо же эстонском. Местная природа позволяла выживать на вырубке деревьев и лесозаготовке, а обитающие рядом твари с ценным мехом могли вполне обеспечить почти что каждому вполне безбедную жизнь, позволяя жениться и дальше рождать на свет непрошеных детей, что только продолжат дела своих отцов, искореняя полностью некогда живые и цветущие горы да леса.       Уже от этого одного только могло начинать медленно сводить радостное настроение в обратную сторону, и, слушая с недавних пор диалог своих врагов, Эст мог это только подтвердить. Более мерзких своим сердцем людей он ещё никогда не встречал, даже если бы у двух англичанинов и вправду была бы достаточно веская причина идти на столь радикальные меры, как, к примеру, ради благополучия умирающей семьи или пропитания голодающих детей, братьев и сестёр, она всё равно не смогла бы перекрыть их истинные мотивы просто убивать ради забавы и пустой наживы. Прокормиться вполне можно было бы и простыми зайцами, некоторыми птицами, но никак не мехом, что принесёт лишь деньги, за которые, конечно, можно купить множество еды, но редкое и ценное для природы животное уже не вернёшь назад ими же. Конечно, людям ведь подавай только "самое прекрасное" и "самое вкусное", нельзя довольствоваться тем, что уже дано природой в почти что изобилии. Из-за этого егерь, уже было, приготовился осторожно вылезать из под своей маскировки, представляющей небольшой холмик неподалёку от разбитого лагеря, полностью закрывающий собой под определённым углом лесного снайпера, чтобы наконец прикончить нерадивых отбросов человеческого мира, лишив их способности вредить дальше.       Но вдруг остановившись, эстонец поднял голову наверх к небу, видя, что некогда голубые краски на нём стали сгущаться, образуя тёмные тучи и мрачность повсюду, узаконивая свою мёртвую тишину, как местную мелодию леса. Всё верно — на всю тайгу стала медленно опускаться ночь, и со скорбью понимая, что ему придётся как-то переждать столь неудачное сейчас погодное условие, ведь облака на небосводе закрыли собой практически всю поверхность его, включая луну, прибалт решил смиренно дождаться утра следующего дня. Сейчас пытаться пристрелить двух беззаконцев было если не суицидальной идеей, то, как минимум, плохой, ведь выстрел из винтовки мог мало того, что с большой вероятностью промазать, так ещё и выдать местоположение парня, тем самым очень быстро прикончив его, либо же заставив бежать впопыхах куда-подальше. Как раз к диким зверям, что охотятся в это время суток. А поэтому ничего больше не оставалось, уходить обратно домой было признаком трусости. Да и куда теперь Эст пойдёт, если оставил после себя там пару свежих трупов? — Okay, go to bed now, Fred. I’m just going to watch, tomorrow I’m going to look for William and Christophe. I suspect that nothing good happened to them, but going after them now is too risky an idea, don't you think? (Хорошо, иди уже ложись спать, Фред. Я покараулю как раз, завтра отправимся искать Уильяма и Кристофа. Подозреваю, что с ними ничего хорошего не произошло, но идти сейчас за ними — слишком рисковая идея, не находишь?) — кое-как попытавшись засунуть своего порядком переживающего друга обратно в палатку ради того, чтобы он, наконец, заткнулся и не нарушал тишины, ответил Гильберт, затем тяжело вздыхая и присаживаясь на небольшой притащенный откуда-то пенёк около догорающего костра, начиная просто размышлять о чём-то своём. Как же всё таки было жаль, что балтиец не обладает какой-то запредельной силой или же выносливостью, так как если его засечёт даже тот же, так называемый, Альфред, он всё равно сможет очень сильно пострадать или вовсе лишиться жизни за попытку убить его не спящего напарника. А потому егерь мог лишь продолжать молча сидеть возле шероховатого ствола одной из растущих здесь сосен, смотря куда-то наверх, невольно наслаждаясь звёздами. Как иронично было слышать о том, что остальные чужаки совсем не в курсе того, что случилось с их друзьями, продолжая рассказывать о том, что возможно, они всё же нашли тот самый дом и решили переночевать в нём, не пытаясь почти что вслепую переходить ночной лес в поисках их лагеря.       Что же, это было самое оптимистичное из всего, что они могли только придумать, успокаивая свои грешные души, пока охотник продолжал слушать их с лёгкой грустной ухмылкой от своей беспомощности в данный момент, осторожно и нежно поглаживая кончиками самих пальцем мягкую макушку маленького зайчонка, излучающего свет даже в практически полной тьме вокруг, не позволяя никаким хищникам напасть на них.

***

      Утро следующего дня началось неожиданно, но довольно скоро. Вокруг и, в частности, на хвойных иглах и небольших зелёных листках различных деревьев, стала оседать лёгкая влага с воздуха, сбиваясь, со временем, в небольшие капельки воды, так и норовящие вот-вот сорваться с места, дабы упасть вниз на голую землю. Ветра почти не было, самонасаждения множества растений и кустов практически не шумели, не создавали лишний шум от простых колебаний воздуха. В утренней тайге стояла полная и умиротворенная тишина, было слышно даже то, как с какой-то хрупкой веточки сорвалась кедровка, улетая восвояси. Сейчас нигде не было ни хищных животных, ни травоядных, ни всеядных: солнце попросту не успело выйти из-за горизонта настолько, чтобы охотиться и питаться чем-либо стало удобнее всего. К тому же, мало кто вообще просыпался в данное время, было ведь куда приятнее остаться ночевать в своей уютной берлоге или под кроной нескольких деревьев, совсем не волнуясь на тот счёт, что тебя могут обнаружить и убить.       И, пожалуй, это была одна из причин того, почему прямо сейчас таёжный егерь лежит в холодном поту. Проблема была в том, что за всё это время Эстония успел ненадолго провалиться в сон, и теперь не знает, остались ли его жертвы всё ещё в лагере, имея возможность только немного оглядеться, через время всё же умудряясь приподняться на невысоком верху холма столько, сколько позволяла ситуация. И самые страшные опасения юноши не подтвердились — пара незаконных охотников продолжала находиться на том самом месте своего перевала, однако теперь, кажется, заместо Гильберта на посте наблюдателя был младший Альфред, пытающийся не спать и чем-нибудь себя занять. Из-за этого прекрасного вида на бледному лице молодой страны тут же расцвела одобрительная улыбка, аки цветок невинного шиповника. Вот только пристальный взгляд снайпера никогда не сулит ничего хорошего, даже с такого довольно немаленького расстояния, когда силуэт человека в специальном костюме начинает быть заметен только при активном движении, балтиец видит и его эмоции и его скуку. К сожалению, это будет последним, что испытает в своей жизни Альфред, решивший посягнуть на неприкосновенность здешних лесов. — ~"Loodan, et teil pole naist ega lapsi. Muidu arvan, et neil on ebameeldiv mõista, et nende "kallim" oli nii räpane tapja. Täpselt nagu mina... (Надеюсь, у тебя нет ни жены, ни детей. В противном случае, думаю, им будет неприятно осознавать, что их "родной человек" был столь грязным убийцей. Прямо, как я...)"~ — беря в руки неподалеку расположенную винтовку, у парня заняли всего несколько секунд перепроверка заряженности её патроном и наличие всех остальных в запасном кармане. Кажется, у него теперь остаётся только четыре шанса на то, чтобы раз и навсегда прикончить незваных "гостей", прежде чем эстонцу попросту не станет, чем стрелять. Но даже так, он полностью уверен в том, что справится. По-крайней мере, у него нет выбора осечься и промахнуться, принимая правильную позицию для стрельбы на животе с вполне приличной, хоть и не большой, дистанции. "Не попал с первого раза — не попадёшь и со второго".

*Третий выстрел*

      Где-то вдалеке противно и громко закаркали довольно редкие здесь вороны, испуганно срываясь с места на самых верхушках массивных крон деревьев. Всё, что было слышно вокруг после третьего контрольного выстрела, почти мгновенно убившего одного из живых ранее англичан, так это сперва мгновенную тишину. Казалось, что даже вышедший на шум Гильберт по-началу не мог молвить и слова, с полном шоке и состоянии аффекта смотря на то, как уже мёртвый его товарищ лежит без всяких признаков жизни на сырой голой земле вблизи полностью потухшего костра, почти не шевелясь. Мужчина сперва долго не мог поверить в то, что видел, но как только он полностью вылез из защищающей его от зорких глаз палатки, тут же понял, что всё это значит, резко метнувшись обратно в сторону укрытия ещё до того, как чужая пуля успела задеть его челюсть, молниеносно пролетев прямо перед ошарашенными глазами, наполненными чистой злобой. — Mis kurat see on? Ta viis mind läbi?... (Черт, что за херня? Он раскусил меня?...) — первое и последнее, что пронеслось в мыслях юноши перед тем, как ему пришлось резко нагнуться и спрятаться за толщей земли, умудряясь лишь чудом сейчас избежать своей гибели от выстрела со стороны неожиданного напавшего врага. Кажется, всё будет уже не так просто и легко, как на это надеялся сам эстонец. — Come out you damn bastard! Fucking huntsman, I know it's you, there is no one more fucked up here, I WILL FIND YOU! (Выходи, проклятый ублюдок! Конченый егерь, я знаю, что это ты, никого здесь более ебанутого нет, Я НАЙДУ ТЕБЯ!) — вдруг в то же мгновение раздался крайне разозленный и чем-то даже отчаявшийся голос последнего в этих лесах беззаконца, что быстро схватил в руки огнестрельное оружие, начиная бежать в сторону юноши. Было вполне понятно, что если сейчас он продолжит стрелять в достаточно хорошо обученного в своём деле убивать солдата, он лишь зря потратит патроны, нужно бежать. И поэтому резко встав со своего прохладного места, эстонский охотник бросился в бега, надеясь снова как-нибудь обогнуть свою ненавистную жертву и снова спрятаться в укрытие, пока не стало слишком поздно. И в этом ему помог вдруг появившийся будто из неоткуда маленький раненый волчонок, так и призывающий егеря бежать прямо за ним, если тот хочет сохранить свою жизнь. Наверняка он точно знает, где здесь есть успешное место, дабы хорошо спрятаться хотя бы на время.       А потому продолжив бежать за призрачным ярким животным прямо на север, понемногу загибая обратно на западную сторону тайги, Эст даже не оборачивался, и без того понимая, что изредка оставляет после себя на мягкой, влажной, утренней земле небольшие следы, благодаря которым выследить его — проще простого. Самое главное сейчас было и вправду не останавливаться, прямо на бегу кое-как успевая перезарядить винтовку, чтобы в случае чего воспользоваться двумя последними шансами, пока не стало слишком поздно...       — (Продолжение следует...) —