Тоже самое, но другое

Наконец-то наступили выходные. Рон все ещё не был в восторге от последних действий Гарри, поэтому ему было довольно легко отказаться от поездки в Хогсмид и остаться в общежитии. По крайней мере, он сказал им, что будет там. На самом деле Гарри снова находился в комнате, осторожно разбирая труп Клеопатры на пригодные для использования части. Седрик предложил свою помощь. Луна и Невилл тоже — хотя Невилл выглядел немного зеленым, когда он это предлагал. Но Гарри хотел, нуждался  сделать это самому.За Клео он был ответственен, и именно он положил конец её жизни. Он мог оплакивать её в каждой благоговейно сложенной кучке чешуи. Флаконы с ядом выстроились вдоль задней стены, и постепенно кости стали чистыми. Плоть была практически бесполезна, и Гарри сложил её в кучу, чтобы сжечь, но остальное он мог использовать. Гоблины оценят части скелета. С него капал пот, когда он работал, мышцы горели от ощущения, что он обычно только выполнял работу по дому для Дурслей. Было странно приятно делать все это, потому что он хотел. Пара домовых эльфов оставила ему упакованный ланч, но он не торопился заесть своё горе — и по Клеопатре, и по всему остальному, что он потерял из-за времени. Закончив, он стоял, уперев руки в бока, и смотрел на горящую груду останков, а по его щекам сквозь пепел текли слёзы. У него было заклинание, которое обезопасило замок от огня и дыма. Какое-то время он думал о том, чтобы позволить огню поглотить всю комнату, начать все сначала, но он не мог рисковать. Вместо этого он повернулся к ужасной статуе, загораживающей его личный кабинет. Несколько ночей назад они с Седриком довольно успешно уничтожили его, и несколькими взмахами волшебной палочки Гарри, он расчистил дверь в свой кабинет. Осторожно левитируя свои новые ингредиенты для зелий позади себя, он подошел к кабинету и произнес пароль, позволяя древним оберегам обтекать его и распознавать его магию. Стена скользнула в сторону, и у него перехватило дыхание. Это было почти точно так, как он помнил. Немного пыльно, но не так сильно, как можно было бы ожидать через тысячу лет. Камин одним движением ожил, и свет разлился по комнате. Диванчик, на котором они с Хельгой часто отдыхали по-прежнему стоял у камина, на подлокотнике лежала книга, на спинку была накинута жёлтая шаль. Стол был опрятным, как всегда, в углу лежала стопка пергаментов, на каждой странице были нацарапаны каракули Салазара. Глядя на длинную стену книжных полок, Гарри не видел никаких вопиющих упущений — действительно, никто не заходил туда с тех пор, как он ушел. Он взглянул на дверь в свою частную лабораторию зелий, поморщившись при мысли о том, что тысяча лет могла бы сделать с его шкафчиком с ингредиентами. Решение этой задачи было делом другого дня. Как и во времена Салазара, когда замок был полон жизни, комната была единственным местом, где он мог по-настоящему обрести покой. Опустившись в кресло, расслабившись, когда подушки, как всегда подались, Гарри закрыл глаза и позволил себе по-настоящему расслабиться. Теперь, оказавшись в самом безопасном месте, которое он когда-либо имел в своей прошлой жизни, он мог, наконец, начать обрабатывать вещи должным образом. Несколько медленных, успокаивающих вдохов спустя, и Гарри был глубоко погружен в задачу построения старого ментального ландшафта Салазара. Замок, очень похожий на Хогвартс, но с бóльшим количеством ловушек, чем даже в школе. С воспоминаниями Салазара это было легко. Было время, когда они были всем, что у него было, и у каждого из них уже было обозначено место для этого. Настоящая проблема заключалась в том, чтобы найти в них место для воспоминаний Гарри. Он не хотел, чтобы его старая жизнь обгоняла новую — он все еще был Гарри Поттером, и у него было слишком много дел в этой жизни, чтобы позволить ей исчезнуть. В конце концов он решил, если он будет держать воспоминания Гарри полностью отделенными от воспоминаний Салазара, он боялся, что в конечном итоге у него будет какое-то раздвоение личности. Вместо этого он отложил воспоминания Гарри рядом с воспоминаниями Салазара того же возраста, несколько озадаченный различиями между ними. В четырнадцать лет Салазара считали практически взрослым мужчиной, путешествующим по континенту с любым мастером, который позволит ему стать учеником. Он не увидит Ровену, пока ему не исполнится шестнадцать, а ей-восемнадцать. Через год они встретятся с Годриком, а потом с Хельгой, и к девятнадцатому дню рождения Салазара он женится, и они вчетвером будут почти неразлучны. Чем дальше он углублялся в свою жизнь, изучая свои воспоминания с большей тщательностью, чем до того, как воспоминания Салазара пришли к нему, тем больше он замечал, что что-то… не так. В глубине его сознания таилась странная тьма, присутствующая во всех его воспоминаниях — более заметно присутствующая во всех воспоминаниях, в которых присутствовал Волдеморт. В его воспоминаниях о сражении с Клеопатрой в тайной-комнате темнота практически душила его. Гарри прищурился. Ему пришлось приглядеться повнимательнее. Оставив сортировку, он сосредоточился на том, чтобы «вынюхивать» тьму, используя все ментальные магические навыки, которым его обучили за всю жизнь Салазара, чтобы следовать за ней, пока не достигнет исходной точки. Она липла, густая и маслянистая, к воспоминаниям о той ночи, когда были убиты родители Гарри. Тыча в него своей магией, сердце Гарри превратилось в свинец. Он знал что создает такую тьму. Трудно было дотянуться до магического ядра Гарри — в четырнадцать лет оно все еще росло, колебалось, менялось каждую секунду. Но к нему был привязан кусочек чего-то ещё, чего-то черного, липкого и гнетущего. Душа, которой не место. — Нет, — прошептал Гарри с ужасом в глазах. Он не осмелился прикоснуться к ней, да и не должен был. Всё это имело смысл — его сны, странная боль в шраме, всё. Его шрам был крестражем. Судорожно вздохнув, он резко открыл глаза и рванулся вперед. У него скрутило живот, на секунду ему показалось, что его сейчас стошнит. Стиснув руки на подлокотниках кресла, он постарался успокоиться, хотя пульс все еще колотился. Как ему понадобилось столько времени, чтобы заметить это? Осколок души, такой искривлённой, запутавшейся в его собственной… Он никогда не видел ничего подобного. Салазар Слизерин считался одним из самых страшных волшебников в истории волшебной Британии. Конечно, бóльшая часть этого была преувеличением, но все же — он видел и делал много мощной, ужасной магии в свое время. Он и раньше видел крестражи. Но привязать его к человеку? Гарри вскочил на ноги, нацарапал три одинаковые записки и быстрым взмахом волшебной палочки отправил их прочь, поспешив из кабинета к ближайшему выходу из комнаты. Ему нужна была помощь. Он был рад увидеть трех своих друзей, ожидающих его в выручай-комнате, когда он вбежал в неё, то увидел различные выражения беспокойства на их лицах. Все, что он написал, было: «Встретимся в выручай-комнате, немедленно». Возможно, немного более зловещее и срочное письмо, чем того требовала ситуация, но это привело их сюда. — Что случилось? — Тут же спросил Седрик, протягивая руку к Гарри. Он поморщился и повернулся к Луне. — В моем шраме крестраж, — выпалил он. — Как мне от него избавиться? Её лицо побледнело, и он услышал вздохи двух других. — Ты уверен? — Спросила Луна гораздо серьёзнее, чем он привык видеть блондинку. Гарри кивнул. — Полностью. Я не могу пропустить его, теперь я знаю, что он там. Даже вне своего мысленного поля, теперь он знал, что искать, он чувствовал, как темнота тяжело давит на его грудь. Неудивительно, что он всегда был склонен к приступам гнева. — Пожалуйста, скажи мне, что ты знаешь какой-то древний ритуал, чтобы удалить его, не убивая меня. — в прошлом единственным способом, которым они когда-либо успешно справлялись с крестражами, было непоправимое уничтожение. Они никогда раньше не сталкивались с таким. — Крестраж… как это вообще возможно? — Спросил Седрик, крепко сжимая руку Гарри. — У тебя есть собственная душа, даже с ним. — Оказывается, у меня в мозге ещё теснее, чем мы думали, — с горечью ответил Гарри. — Я не знаю, знает ли Волдеморт, что он сделал это.Похоже, это произошло в ту ночь, когда он сделал мне шрам. Я бы предположил, что он был немного занят всем происходящим, чтобы заметить, что он сделал. — Значит, у него должно быть больше одного крестража, — заявила Луна, посылая укол страха в сердце Гарри. Конечно, она была права. — Что? Почему? — Голос Невилла был встревожен, и Гарри посмотрел на него с гримасой боли. — Крестраж-вот причина, по которой Сами-Знаете-Кто не умер в ту ночь; он был разобщен, как бывает с теми, кто разделил свои души. Если бы крестраж во мне был единственным осколком души, отделившимся от своего владельца, он бы удивился тому, что с ним случилось, искал бы способ понять, что происходит. Тот факт, что он провел несколько лет в бегах, а затем начал работать, чтобы вернуть свое тело, говорит о том, что он был готов к такому исходу. — Дневник, — пропищал Седрик, оберегающе прижимая Гарри к груди. — Должно быть, один из крестражей. Боги, Волдеморту было шестнадцать. Остальные основатели теперь знали всё о событиях второго года жизни Гарри — все они часами пытались узнать новую жизнь друг друга так же хорошо, как и свою предыдущую. Седрик был прав: дневник, должно быть был крестражем. Как он пытался высосать жизненную силу Джинни… Кровь Гарри застыла в жилах от того, как близко они случайно оказались к тому, чтобы иметь на руках полностью воскресшего шестнадцатилетнего Волдеморта. — По крайней мере, смерть Клео принесла хоть что-то хорошее, — пробормотал он себе под нос, слегка скривив губы от поцелуя, который Седрик запечатлел на его виске. — Я не знаю ритуала, который мог бы помочь — печально сказала Луна, — но я уверена, что он существует. Сначала ты должен попробовать гоблинов — они в последнее время захватили рынок египетских гробниц, и ты помнишь, какие виды магии там были задействованы. Они, вероятно, будут нашим лучшим выбором. Салазар однажды провел некоторое время в Египте, изучая парселмагию — гораздо более распространенную там черту. Некоторые из гробниц, которые он видел, были… жуткими. — Я все равно собирался навестить Гринготтс, — задумчиво произнес Гарри, поджав губы. — Посмотрю, что именно происходит с хранилищами Поттеров.Наши дальние родственники переехали из Индии ещё в наши дни, я отказываюсь верить, что хранилище — это все, что у меня есть. И как последний оставшийся в живых член семьи, я должен знать всё в полной мере. Если его семейные дела были скрыты от него намеренно, это было уголовное преступление. Кроме того, он хотел исследовать законы того времени. — Когда-нибудь тебе придется уйти отсюда со своей мантией-невидимкой и картой, — сказал ему Невилл. — Мне не нравится идея ждать до солнцестояния. В день зимнего солнцестояния все четверо могли, наконец, возобновить связь со школой, позволив им всем перемещаться туда и обратно по своему желанию. — Ты поедешь как можно скорее, — настаивал Седрик. — Только Мерлин знает, что Волдеморт делал с тобой все эти годы. Гарри поднял глаза и увидел мрачное лицо своего парня. — А как мы узнаем о других крестражах? Есть ли предел тому, сколько человек может их сделать? Признаюсь, я не очень хорошо знаком с большинством аспектов магии души. — Единственный предел-это их сила, но душа и разум имеют свойство становиться более нестабильными с каждым расколом. Поэтому я думаю, что он сделал несколько, — предположил Гарри. — Мне придется провести кое-какие исследования, а это значит выяснить, где взять хорошие книги в наши дни, но у меня в кабинете есть кое-какие заметки о магии души, которые могут привести меня к чему-то, начиная с того времени, когда мы сделали Фиона*. — Я тоже посмотрю, — вызвалась Луна, слегка нахмурившись. — Но, как сказал Гарри, крестраж там уже давно. Потребуется еще несколько месяцев, чтобы разобраться в этом. И у нас есть другие вещи, над которыми нужно работать. Потребовалось ещё немного времени, чтобы успокоить Седрика, но Гарри и Луна в конце концов уговорили его отложить эту тему на некоторое время. Невилл только закатил глаза, говоря ему, чтобы он оставил ботаников в покое. В ответ Луна послала ему щекочущее проклятие. У них было много чего, с чем нужно было разобраться. Для Гарри это был всего лишь ещё один пункт в списке. Рано или поздно он научится игнорировать липкость темной магии в своей собственной ауре.

***

Когда наступил октябрь, школа перешла от драмы о перемирии Гарри со слизеринцами к оживленному обсуждению иностранных школ, которые вскоре должны были появиться у их дверей. Гарри был рад этому, хотя все ещё искал способы поощрить межгосударственное сотрудничество. Остальные гриффиндорцы снова потеплели к нему, хотя Рон по-прежнему не горел желанием что-то исправлять. Вот почему Гарри был удивлен, когда Гермиона подошла к нему в гостиной, нерешительно прикусив губу. — Не возражаешь, если я присоединюсь? — спросила она, указывая на свободное место рядом с ним. Он пожал плечами. — Давай, -она села, выпрямив спину и беспокойно вцепилась пальцами в юбку. — А где Рон? — Пошли с Дином и Симусом, — ответила Гермиона. Её взгляд смягчился. — Гарри, мне очень жаль. Мне не следовало позволять вашей ссоре повлиять на меня. Я просто… Я не понимаю, как ты можешь просто взять и решить дружить с Малфоем! После всего, что он сделал, после всех тех ужасных обличий, которыми он меня обзывал. — Я никогда не говорил, что согласен со всем этим, — заметил Гарри. — Но будь честна со мной, Гермиона.Если тебя вырастил такой человек, как Люциус Малфой, а потом отправил в школу и поселил в здании, которое, как тебе говорят, полон злых людей, независимо от твоих собственных мыслей по этому поводу, и все начинают относиться к тебе так, будто ты уже Пожиратель Смерти, даже когда тебе было одиннадцать.… что бы это значило для тебя? — Он провел рукой по волосам, размышляя, как лучше объяснить всё своей упрямой подруге. — Сортировочная шляпа чуть не отправила меня в Слизерин. Она бы так и сделала, если бы я уже не слышал столько ужасных вещей о факультете и не видел, как Рон обращается с Драко, просто предполагая, на каком факультете он будет. — Я… я не думала об этом так, — смущенно призналась Гермиона. Губы Гарри изогнулись в полуулыбке. — Я не говорю, что хочу быть лучшим другом со всеми. — Даже если Драко был гораздо более интересным партнером, чем Рон, и Гарри приобщался к слизеринцам. — Я просто думаю, что они заслуживают честного шанса выбрать, что они хотят делать со своей жизнью. И если война всё-таки начнется, я бы предпочёл, чтобы они были на моей стороне или, по крайней мере, вообще не вмешивались. — Но ты мог бы быть немного любезнее, объяснив это Рону, — упрекнула его Гермиона. — Он не виноват, что его всю жизнь учили ненавидеть слизеринцев. — Не виноват, но он никогда не подвергнет сомнению эти убеждения, если я буду вежлив, — возразил Гарри. — Кроме того, он, кажется, совершенно счастлив с Дином и Симусом. Это заставило Гермиону выглядеть огорченной. — Гарри, вы двое были лучшими друзьями с первого курса. — Да, и люди меняются, — прямо сказал Гарри. — Он все ещё мой друг. Но если он не сможет преодолеть свои взгляды, у нас больше не будет много общего. Я могу найти других людей, с которыми буду проводить время. — Как Невилл и Луна Лавгуд, — со знанием дела закончила Гермиона. Гарри пожал плечами. — Они хорошие друзья. И они не осуждают меня, — если его голос был немного более язвительным, чем предполагалось, заставляя Гермиону вздрогнуть, он не собирался извиняться за это. Она предпочла принять сторону Рона, а не его. Гермиона помолчала, потом украдкой взглянула на него. — Лаванда сказала, что видела тебя в библиотеке с Седриком Диггори на днях, — сказала она, словно из ниоткуда. Её смуглые щеки слегка порозовели. — Мы занимались, — ответил Гарри, смущенно хмурясь. На самом деле они искали какие-то записи о том, что случилось с их детьми, но он не мог точно сказать об этом Гермионе. — Вместе? Он на шестом курсе, а ты только на четвертом, — ответила она с явным подозрением. — И Дин сказал Рону, что видел вас обоих на квиддичном поле в воскресенье. С открытием крестража в субботу днём Гарри нуждался в некотором облегчении стресса — он не летал с лета. Они с Седриком провели некоторое время в поединке один на один, который превратился в бесцельное парение в небе, глядя вниз на школу, которую они построили. — Из-за этого дурацкого турнира квиддича не будет. Мы не хотели заржаветь, поэтому решили тренироваться вместе. Мы могли бы спросить Драко в следующий раз, но это было своего рода последнее решение. Карие глаза Гермионы сузились, когда она, казалось, искала что-то на его лице. Гарри внутренне ухмыльнулся — она хотела узнать о Седрике, не так ли? Возможно, пришло время заложить основы. Он позволил себе покраснеть, опустив голову, как будто был смущен. — Слушай, мы как раз на днях говорили о квиддиче, и он… я… он хороший парень, понимаешь? Он помогал мне с Трансфигурацией. В библиотеке. Он рассказал это немного конкретно, но похоже это было именно то, что искала Гермиона. Она понимающе улыбнулась про себя, откинувшись назад и удовлетворенно кивнув. — Это очень мило с его стороны, — согласилась она заметно придворным невинным тоном, прежде чем стать более серьёзной. Она протянула руку, чтобы сжать колено Гарри. — Ты прав, люди меняются, Гарри. Если вы, знаете ли, выясняли какие-то вещи, это совершенно нормально. Даже здорово. Но всякий раз, когда вы готовы поделиться с нами, это тоже здорово. Он едва удержался, чтобы не закатить глаза в ответ на её неуклюжую попытку успокоить — она не виновата, что была пятнадцатилетней гриффиндоркой с не очень хорошими социальными навыками. До Салазара Гарри, вероятно, был бы вне себя от радости от её очевидного намека на суть дела. Она улыбнулась ему, убирая руку. — Мы все взрослеем, Гарри. С возрастом всё будет по-другому, ты прав. Но я не думаю, что ты когда-нибудь изменишься настолько сильно, чтобы Рон больше не хотел с тобой дружить. Гарри подавил фырканье. О, если бы она только знала!

***

Гарри был удивлен, когда однажды вечером, когда он в одиночестве прогуливался по берегу озера, наслаждаясь прохладным осенним воздухом и тишиной, царившей в окрестностях комендантского часа, невзрачная коричневая сова уронила на него письмо. Почерк на лицевой стороне заставил его сердце подпрыгнуть — Сириус. Он почти забыл о своем крёстном после всей этой драмы с основателями, крестражем и предстоящим турниром. Он не получал ответа с тех пор, как летом получил письмо о своём сне. Он быстро прочитал письмо, желудок сжался при мысли о невинном человеке, прячущемся боги знают где, в одиночестве. Он надеялся, что с Сириусом всё в порядке — в письме он казался достаточно жизнерадостным, но Гарри лучше всех знал, как легко это подделать. Гарри сел, прислонившись спиной к дереву, чтобы составить ответ, а коричневая сова ждала на ветке над его головой. Что он мог сказать? «Не волнуйся, я все держу под контролем, это из-за крестража в моём мозге, но мои недавно приобретённые воспоминания о том, как я был Салазаром Слизерином, помогут мне избавиться от этого? " Фыркнув про себя, он покачал головой. — Не так. Ему удалось написать довольно нейтральное письмо, уверяя Сириуса, что у него не было других подобных снов, и он был осторожен. Он рассказал ему немного о турнире, и о его друге тоже — он хотел говорить как нормальный подросток. Наконец-то он стал таким же нормальным, как Гарри Поттер. Он мог быть взрослым в своём сознании, но в то же время он всё ещё был тем четырнадцатилетним мальчиком, воспитанным Дурслями и отчаянно нуждающимся в родительской заботе о нём. Он должен был что-то сделать, чтобы освободить Сириуса. Но что? Петтигрю был с Волдемортом — неужели придется ждать, пока он сможет противостоять Волдеморту? На это могут уйти месяцы! Может быть, даже годы! Как долго Сириус сможет продержаться в бегах? Мародер был умён, плюс он был анимагом, но человек не мог жить как собака вечно. Мысль о его анимагической форме заставила Гарри подумать о двух вещах — во-первых, о его собственной форме. Салазар был коброй, но Гарри сомневался, что будет то же самое в этой жизни. Он должен будет начать работать над этим, если у него когда-нибудь появится свободное время. Второй — Римус Люпин. Другой оставшийся мародер. Гарри тоже должен был написать ему — этот человек был связан с его родителями, и к концу третьего курса у Гарри появилось чувство, что этот человек хочет быть частью его жизни, но просто слишком неловко пробиваться через барьер между студентом и профессором. Гарри было всё равно, что он оборотень. Может быть, Люпин и Сириус смогут помочь друг другу? Отправив свой ответ с терпеливой совой, Гарри сделал мысленную заметку послать что-нибудь Люпину, прежде чем вернуться в общежитие. Чем больше взрослых будет на его стороне, пока он сам выглядит как ребёнок, тем лучше.