У меня нет даже тени : Другая история

***

      — Подумай о том, как ты дышишь.       — Зачем?       — Просто подумай. Максимально представь этот процесс.       И она представила. Представила, как поднимается грудная клетка при вдохе и как опускает на выдохе. Представила всё, что только могла. Ей это не понравилось – от одних только мыслей становилось до боли отвратительно. Лёгкие, словно бы издеваясь, решили перекинуть свою ответственность на хозяйку.       Фриск складывается пополам. Перед глазами мутнеет – она видит лишь размытое пространство, не в силах чётко оглядеть помещение. В ушах стоит оглушающий шум. Сердце со всей дури бьёт по груди. Ничем не помогает. Только подливает масла в огонь.       Пальцы крепко сжимают грязную футболку. Хотелось разорвать её на куски – бесполезная тряпка, просто бесполезная!       — Ну так вырви их.       Она устала бороться. Боль слишком сильна. В её лёгких застрял инородный предмет – но какой, Фриск, увы, не знала. Ведь чувствуется нечто чужое, попавшее к ней в организм.       Вместо слов слышаться свистящие хрипы, лезвием в горле раздирающие тонкую кожу. Она хватается за шею, будто бы это помогло спастись. Её разум подсказывает до жути глупые идеи — кричит о самом страшном и невозможном.       — Вырывай, кому говорю.       Это всего лишь дурное воображение — кроме неё здесь никого нет. Ни единой души, ни единой фигуры, готовой протянуть руку помощи. Она осталась совсем одна. Свои мысли решает благополучно исключить из списка присутствующих в этой тьме.       Хотелось бы их прогнать по - настоящему, но это невозможно — Фриск даже вдохнуть не может, какие к чёрту слова? Покрасневшие пальцы дрожат, хоть и продолжают сминать злосчастную ткань тёмной футболки.       Глаза наполняются слезами — солёными и жгучими, ручьём бегущие по щекам. Слишком, слишком больно. Она устала давиться собственным кашлем. Устала искать хоть небольшую каплю надежды на выживание.       — Позволь помочь с этим.        Тело будто пронзила чертовски острая игла. Фриск вскрикивает, часто дыша. Пальцы дрожат. Глаза полностью пропитались слезами – на них не осталось живого места. В рту скопился очередной ком. Он буквально рвёт мягкие ткани в горле. Кашель не прекращался, желая вырваться наружу.

Его не удержать взаперти.

       Перед её коленями проскочила веточка с множеством мелких выступов, утонувшая в собственной крови – огромном пятне алой жидкости, слегка напоминающей пену. Девушка закрывает рот ладонями, мыча невнятности. Она не успела и глазом моргнуть, а уже пропахла этой мерзостью. Так тошно. Так убийственно. Ещё немного и обморок обеспечен.

      Брохни. Чёрт возьми, это кусочек из бронхов.

***

      Сны становятся страшнее. Если раньше её вытаскивали из самой страшной западни, то сейчас такого не последовало – Фриск до последнего извивалась, била по стенам и полу в попытках успокоиться, была готова встать на колени перед мучителем и по сто раз просить пощады. Ему, кажется, всё равно – с каждым разом сцены стали переходить границу дозволенного.       Ведь её лёгкие на месте – они помогают ей дышать. Никакого предмета внутри не существовало. Ничего не мешает. Неужто это всего лишь часть западни затуманенного рассудка. Она и не знала, что такое возможно. Ещё не знала, настолько сильно её ненавидят, что каждый мать его раз встречают с желанием убить. Желанием порвать на части. Желанием уничтожить.       Ей не рады даже в собственном сне – дела паршивые. Или, может, она просто путает связь с реальностью? Не понимает, что происходит на самом деле? А может быть она давно мертва, но не может смириться с этим.       Удар – щека краснеет. Фриск ойкает, приложив ладонь к больному месту. Нет. Она точно жива. Ведь мёртвые не будут чувствовать боль. Им просто всё равно.       Но ведь этот сон был слишком реален – девушка уже поверила, что смогла откашляться таким огромным количеством крови. И кусочком собственных бронхов. Разве такое вообще бывает? Кажется, подобное на биологии не проходят.       Фриск не станет спорить – ей всё ещё страшно. Неужели придётся жертвовать собственным сном? В эту же секунду она отрицательно качает головой – нет. Этому не бывать. Нельзя так просто сдаваться. Чудовище из сна должно понять, что имеет дело с сильным человеком.

Человеком, который всё ещё живёт. Человеком, который всё ещё дышит.

***

      Сегодня Джейсон более энергичный, чем обычно – причину этого она не знала. Тот без лишних слов ворвался в её комнату и бесцеременно схватив за руку, повёл в забытом направлении.       Фриск громко дышала, но не вырывалась. Совсем не хотелось остаться без худощавой конечности. Но и без лёгких нельзя. С языка лихорадочно срывается лишь имя наглеца, но Джейсон никак не реагировал, словно ничего и не было. Дурак – в голове всплывает по - детски наивное ругательство.       – Куда ты, чёрт возьми, меня ведёшь?       – Увидишь, сладкая, увидишь.       Он хитро улыбнулся – Фриск в этом уверена на все сто. Он слишком предсказуем. Слишком открыт, по сравнению с братом.       Наконец - то ноги чувствуют траву. Пятки неприятно защекотало. Сад. Девушка поёжилась – это место больше не вызывает восторга. Как и присутствие Джейсона.       – Чего ж стоит? Дамы вперёд. – он шутливо поклонился, выставив руки вперёд.       Фриск вздыхает. Глубоко вздыхает. Воздух снова тяжелеет в сто раз. Она не совершит эту ошибку. Не зайдёт в этот ад, покрытый едкими цветами. Плевала она на них. Плевала же и на внезапную вежливость того, от чьих рук могла погибнуть ещё в день их знакомства.       – Зачем мы здесь? – её волнует только это.       Джейсон хмурится, крепко сжав чужое запястье – только не сломай, её кости и без того хрупки. И без того покрыты незаживающими синяками.       – Ради всего святого, отпусти. Пожалуйста! – она чувствует давление маски. Маски самого слабого существа в особняке. Маски человека.       Вампир усмехается, выполняя просьбу. Его юмор никогда не понять. Да и можно ли такое поведение назвать забавным? Скорее отталкивающим и неприятным.       – Здесь вырос новый цветок, представляешь? Уж больно на тебя похожий.       – Цветок? – в её голосе слышна нервная усмешка.       Джей кивает.       – Ты обязана увидеть его. – отрезает он, указав куда - то вдаль. Терпение на нуле – Фриск это чувствует.       Это настолько важно? Может быть, это очередная шутка или ловушка? Джейсон вспыльчив и опасен, подобно самому сильному яду. Стоило ассоциации прийти, как в висках неприятно запульсировало.       — Ты что, насмехаешься? Чуть руку не вырвал из - за цветка?       Наступающей злобе нет предела — она дрожит, не в силах сдерживаться. Чаша терпения опрокинута.       Рука тянется к чужой щеке. Ярость кипит в её крови, закрыв разум непроходимой пеленой. Удар. В ушах раздаётся звук, словно бы по лицу замахнулись мокрой тряпкой. Фриск отводит взгляд на собственную ладонь – она покраснела.       Осознание приходит не сразу, лишь спустя пару секунд. Шаг назад, за ним второй, третий. Пришла очередь страха управлять ситуацией. Фриск нервно сглатывает. Её трясёт. Джейсон – непредсказуемое чудовище, готовое убить за неверный взор в его сторону. А она его ударила! Впервые нанесла удар и теперь сама может пострадать.       – Ты слишком дёрганная, дорогуша. – элегантно поправив очки, он приближается.       Сердце пульсирует. Так больно и оглушающее. Фриск боится. Джейсон продолжает сохранять улыбку. Тревога нарастает.       Лучше бы она согласилась на прогулку в этом блядском саду. Лучше бы не начала спорить, как маленькая девочка. Но уже поздно что - то менять. Он рядом – хватает за верх футболки и поднимает хрупкое тело на пару сантиметров над полом.       Забывается, как дышать. Колени сами поджимаются – Фриск чувствует себя котёнком, которого в любой момент бросят на каменный пол. Во рту пересыхает. Слова застряли в горле, образуя липкую кашу.       – А ты стала смелее за это время. Похвально. – Джейсон ещё сильнее сжимает ткань в длинных пальцах.       Издевается. Фриск закрывает глаза, лишь бы не видеть его лица. Хотелось ударить ещё раз, но намного сильнее. Хочется убежать, спрятаться и больше не появляться на глазах у вампира.       Ему нужна лишь твоя кровь – первая мысль, пришедшая в голову. Маргарет говорила об этом ещё тогда, на улицах города, который Фриск никогда не назовёт родным. Чем больше страданий получает жертва, тем она вкуснее.       – Но всё ещё легка, словно в тебе ничего и нет. Выглядит нездорово.       Девушка скрипит зубами. Она была права – дело не в цветах. Дело в его издёвках, в желании сломать, а потом снова и снова подшучивать по поводу её маленького веса. Хоть она и стала есть чаще, но стресс и непереносимость некоторых продуктов сделали свою часть – несчастные пятьдесят килограмм не могут двигаться дальше. Фриск до последнего надеется, чтобы это число не стало уменьшаться.       – Джей, прекрати. – губы дрожат. Глаза бегают в поисках выхода, но натыкаются только на фигуру в белом. Точнее, с белыми плечами – торс был открыт. – Отпусти же наконец - то!       Её изучает кроваво - красный взор. Фриск чувствует связь между покупателем и куском мяса из местной лавки. Первый проверяет наличие гнили, второму же ничего не остаётся, как ждать приговора.       – Что я должна сде–       Она не успевает договорить. Джейсон отпускает её и, поставив на ноги, криво усмехается. Отдаляться он явно не хотел – это не в его стиле. Разговор ещё не окончен.       Его руки медленно потянулись к чужой талии. Пальцы ощущали каждую кость даже через ткань её одежды. Подобные касания пугали – Фриск разрывает их, грубо отталкивая. Тяжёлое дыхание режет воздух.       – Умеешь же ты рушить веселье. – с его лица спадает улыбка, интерес будто бы угас также быстро, как и зажёгся.       Джейсон не медлит – грубо закрывает дверь, ведущую в сад. Фриск не сильно огорчается по этому поводу – может быть, так она спасла свою жизнь от нового приступа? Хоть и не самым приятным способом.       Он зол на неё? Да пусть подаваться своей злобой – она не будет выполнять его прихоти, будто собака.       Фриск чувствует толчок в бок. Пришлось лишь тихо зашипеть. Джейсон молчит и, по - детски надувшись, двигается вперёд. Всё - таки он тот ещё актёр.