У меня нет даже тени : Другая история

пожалуйста будь моим, пожалуйста будь моим смыслом. мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин. целый мир придуман, целый мир придуманных истин я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим.

***

      Пытаться распутать свои же мысли – дело не из лёгких. Они навязчиво переплетаются между собой, превращаясь в огромный ком из нитей разума. Давление в области висков отдаёт неприятной болью – Фриск невнятно мычит. Тело дрожит, словно в приступе лихорадки. Даже несмотря на тёплые времена она чувствовала холод, пробирающий до колючих мурашек. В таких случаях даже не помогал мягкий плед, выданный Ноэль.       — Я замерзаю.       Именно этот ответ получает служанка после странной просьбы. Тревожность вышла на новый уровень, и, вероятнее всего, не собиралась останавливаться. Фриск устаёт – недавние события не давали отдохнуть больному сердцу.       Она закрывает глаза, глубоко вздыхая. Колени поджимаются. Пальцы сильнее сжимают мягкий материал, излучающий долгожданное тепло. Фриск просто хочет наглотаться им по горло, забыв о головной боли и утонуть в мечтах. Она просто хочет стать лучше.       – И почему летом стало так холодно?       Голос заразился дрожью. Слова съедались, подобно самому вкусному блюду. Фриск открывает глаза – кончики пальцев заметно покраснели, практически не шевелясь. И лишь в грудной клетке чувствуется тягучее тепло.

***

      – Не идём? – он заметно хмурится.       Фриск впервые отказалась от прогулки, да и отвечать на вопросы по этому поводу она не хотела. Давить нет смысла – станет в разы хуже.       – Именно так. – хмыкнув, девушка неопределённо пожимает плечами.       Чара коротко кивает, не смея тревожить. Очевидно, что после недавних событий телу и разуму потребуется восстановиться и, возможно, побыть наедине с душой. Будь он на месте напуганной девушки – сам бы предпочёл замкнуться и обдумать произошедшее.       Пальцы тянуться к чужому запястью, мягко касаясь его. Не прошло и секунды, как полукровка отдёргивает руку. Фриск смотрит на него с недоумением.       – Холодно же, чёрт. – говорит тихо, не веря своим ощущениям. – И как ты умудрилась замёрзнуть летом?       Она вздыхает, разрывая тактильный контакт. Холодные руки прячутся за спиной, словно бы они могли согреться именно так. Пальцы переплетаются, образуя крепкий, но всё ещё дрожащий замок.       — Извини. Я не думала, что так будет.       — В этом нет твоей вины.       Он неуверенно пожимает плечами. Она же вздрагивает от нового порыва холода – тело словно окунули в ледяную прорубь, не дав возможности выплыть наружу. Ноги напоминали мягкую вату, практически не удерживающую себя в пространстве. Фриск чувствует непривычную слабость и, глубоко вздыхая, расставляет дрожащие руки в стороны, пытаясь устоять на месте.       Чара без лишних слов делает шаг вперёд и, осторожно перехватив чужую талию, прижимает её к себе. Холод пробежал по телу – полукровка не обращает на него должного внимания, откидывая не совсем приятные ощущения. Хватка слегка усиливается. Каждой клеточкой чувствуется чужая дрожь – такая мерзкая и колючая, будто кожу протыкали мелкие иголки.       Она вздыхает, но не вырывается. Наоборот – сильнее прижимается, словно бы это помогло ей избавиться от внезапного недуга.        Смущение хоть немного, но помогало согреться. В голове сплошной туман – обычно тёплые прикосновения медленно угасают, будто бы остывая, теряя свою силу. В ушах стоит больной звон – чужое сердцебиение грубо ударяет по грудной клетке, отчего Фриск морщиться.       Он осторожно усаживает её на кровать и удерживаясь за плечо, снова завлекает в ледяные объятия. Фриск громко вздыхает. В голосе не чувствовалось неприятной хрипоты – значит, дела поправимые. Поддержать разговор она, безусловно, может, но явно не горит желанием сделать это. Да и сам полукровка решает промолчать. Слов не нужно – хватает крепких прикосновений, заставляющих сердца мчаться со скоростью американских горок.       Она вздрагивает. Он же осторожно поглядывает на неё. Взгляд кричит о сожалении и нежности. Её присутствие успокаивало, отталкивая тревожные мысли в дальний угол подсознания. Пальцы осторожно поглаживают чужие плечи – они больше не чувствовали холода.       Надежда есть – жизнь не угасает, а лишь старается преодолеть новое препятствие на своём пути. Фриск медленно двигается вперёд, часто останавливаясь с целью передышки. Нельзя назвать её действия плохими – она старается спасти себя от заточения в собственном разуме и не сойти с ума в душном особняке.       Она находится в нём слишком долго – сказать честно, Чара потерял счёт времени, практически позабыв о дне, когда впервые увидел дрожащее тело, запертое в комнате. Её голос тогда звучал слабо, а внезапная смелость выглядела наивной. Фриск до последнего носила маску уверенного человека, даже не задумываясь о последствиях.       Он и сам не думал, что так далёко зайдёт – эти веснушки не могли вызвать отвращение. Образ хрупок, словно хрустальная ваза, в которой постоянно стояли белые лилии. Цветы были противными, хрусталь же – полная противоположность. Чара медленно отводит взгляд, но контакта не разрывает. Кончики пальцев снова ощущают долгожданное тепло. Но Фриск продолжала дрожать, словно осиновый лист.       Вздох разорвал воздух. Он осторожно отпускает, после чего укладывает девушку на мягкую постель. Она снова бросает взгляд, полный недоумения, будто не понимая его действий.       — Тебе стоит отдохнуть. – коротко отвечает он, ложась рядом. Расстояние – вытянутая рука, не более.

Не мог позволить большего.

      Фриск кивает и отворачивается к серой стене. Сердцебиение отдаётся слабым эхом. Ладони неловко сдерживают пульсирующий орган. Полукровка приподнимается на локтях, изучающее оглядывает силуэт.       — Сожми колени. Так легче станет.       Голос звучал необычайно спокойно и чётко, будто бы несчастная фраза произносилась каждый божий день. Чара никогда не был знатоком медицины, но имел совсем небольшие знания в этой сфере — по крайней мере, книги читал о человеческих недугах и первой помощи при них.       Фриск кивает, медленно исполняя его просьбу – дрожащие колени слегка сгибаются. Жёлтые глаза прожгли дыру в стене, уж больно фальшивым и пустым являлся её взгляд. Голова опускается вниз.       — Действительно полегче. – спустя долгие минуты звонкий голосок вырвался из горла. Но он, к сожалению, по - прежнему дрожал.       Полукровка горько усмехается. В мыслях проскользнула глупая, но до жути желанная идея. Чара не решается на её исполнение, но понимает – пути назад уже нет. Они ведь одни, никто не посмеет потревожить.       Он осторожно укладывается на своё место и вытянув руку вперёд, прижимается ближе. Прекрасно же осознавал, что его пальцы холодны, как кусок льда. Что они не смогут согреть он тоже знал. Горячо его любящее сердце, готовое пойти на всё, лишь бы на веснушчатом лице читалась нежная улыбка.       Кончик носа невольно спрятался в чужих волосах – запах привычного шампуня ударяет в голос. Нотки шоколада в каштановых локонах и мужских духов на бледной коже – странное, но до боли любимое сочетание ароматов. Ведь от неё не пахнет злосчастными белыми лилиями или зловонной кровью. Фриск никогда не станет такой. Она не променяет свою человечность ни на какие подарки.       Ухо уловило чужой пульс, не смеющий покинуть общепринятую норму. И это радовало – полукровка бы не смог пережить её смерть, какой бы она не была.       Такая хрупкая красота должна сохраниться до последнего, не угасая в пучине осуждений и кровопролития ради грязных денег. Фриск красива не только снаружи – Чара совсем не хочет верить в то, что там, в её сердце нет того самого места, где бы тревожность сошла на нет. Неважно, где она будет ощущать умиротворение. Главное, чтобы жизнь не оборвалась, подобно грубо натянутой струне.       Дыхание согревает воздух. Дрожь медленно спадает, сменяясь теплом. Не таким, каким оно ощущалось раньше – оно не обжигало, а медленно растекалось по всему телу, задевая каждую клеточку. Мягко, словно тот самый плед. Слегка потёртый, но приятный на ощупь. Сердце резко ударяет по груди, но не с целью убить. Скорее пробудить чувства, спрятанные за семью замками.       — Как себя чувствуешь? – теперь задрожал его голос, даже не думающий скрывать беспокойство.       Она с ответом не торопится. Да и Чара не смеет давить на неё, терпеливо ожидая реакции – хватит даже слабого кивка или короткого слова.       В комнате стоит мёртвая тишина. Единственным источником звука можно посчитать лишь сердцебиения, сплетённые в крепкий узел. Прям как именной браслет, который Фриск дарила на день рождения. Он по - прежнему сопровождает – подарок напоминал о связи с ней. Она по - прежнему молчит – вместо этого сильнее прижимается к нему и нащупав худые запястья, осторожно придерживается за него. Чара вздрагивает, явно не ожидая подобного движения с её стороны       — Всё отлично. – звонкий голосок пробирает до приятной дрожи. – Спасибо. Теперь мне не так холодно.       Воздух словно потяжелел — виной переизбыток теплоты. Будь здесь Джейсон – холода стало бы в разы больше.       Объятия длились долго – по ощущениям целый час, когда на деле не прошло и пяти минут. В голове сплошной туман, состоящий из одинаковых мыслей. Она поблагодарила его за уделённое время. Поблагодарила за искреннее желание помочь. Солнышко не угасало – его силы медленно подходили к восстановлению. В сердце всё ещё есть капля жизни. Такая тягучая, словно мёд или топлёный шоколад.       Лишних слов не нужно — хватило действий. Фриск больше не дрожит от холода и одиночества. Чара больше не переживает по поводу её состояния.

***

      Отчего в комнате пахнет лилиями? Коварный план медленно приходит к своему началу — волнистый почерк записывает заветное имя на листе бумаги, слегка испачканной чужой кровью. Пальцы складывают его в конвертик.       — brûle jusqu'à la puanteur. laissez votre cœur rouiller. que ton sang coule.       Бумагу медленно поедают языки пламени из горящей свечи. Она угасала на глазах, превращаясь в пепел, мирно прилипающий к воску. В носу смешался запах ненавистливых цветов и пепла — пришлось втянуть его в себя, дрожа от удовольствия.       Это нельзя назвать нормальным. Скорее аморальным и чокнутым.       — temps. cœur. vie.       Слышаться последние слова, прежде чем конверт полностью сгорает. Теперь от него ничего не осталось — лишь сырой образ в воспоминаниях.       Короткий взгляд бросается в открытое окно. Лунный свет мягко окинул фигуру, заставляя ту хищно улыбнуться. Стоило дунуть — огонёк мгновенно погибает. Таким же способом и угасают жизни.