У меня нет даже тени : Другая история

одинокое солнце горит. ждёт луну уже тысячи лет. но восходит она в темноте. лишь покуда рассеется свет. одинокое солнце горит.

***

      — Ничего особенного не произошло, правда.       Она решает промолчать, нехотя затаскивать в свои разборки с другими. Зная характер полукровки, то станет очевидно – он не будет молчать в тряпочку, а сразу же совершит нападение, если не решится на нечто большее. Чужие страдания явно не нужны, особенно в такое сложное время.       Фриск уже успела позавтракать — в этот раз Ноэль принесла ей чудесный омлет с овощами. У повара точно золотые руки. Это ж надо сделать даже самое простое блюдо настолько сытным и необычайно вкусным. Или, быть может, дело не в этом?       Чара лишь опускает голову. Он прибыл совсем недавно, извиняясь за отсутствие в прошлый раз. Девушка не стала его упрекать за эту приобретённую привычку – понятно же, что это страшно.       Говорят, что в особняках настолько душная и скучная жизнь, похожая на ад. В какой - то степени Фриск приходится соглашаться с такой мыслью.       — Таковы традиции. Я вынужден там поя–       — Я прекрасно всё понимаю. Не стоит извиняться.       Дождь громко тарабарил свою песню, напоминающую некое слияние нескольких жанров. Каких именно – они не знали ответа. Да и зачем им говорить о музыке, когда есть этот шум, услада для ушей.       В таком случае стоит поговорить о чём - то другом — возможно тягучем, как карамель или лёгком, подобно крыльям самой прекрасной бабочки.       Они не знают, с какой темы начать разговор. Остаётся лишь лениво оглядывать слабо освещённое помещение и изредка чихать от пыли. Лишь в эти моменты пробегают тихие слова из разряда “ будь здоров “. На большее просто не хватало фантазии и душевных сил. Голова давно гудит от роя навязчивых мыслей, давно собранных в самый дальний угол сознания.       Рука медленно продвигается вперёд, невольно коснувшись кончиков чужих пальцев. Осознание приходит сразу – девушка отдёргивает её и вздыхает так тяжело, будто совершила самое тяжкое преступление в этом чёрством мире.       Фриск уже хотела произнести слово - паразит, как юношеские пальцы медленно обхватывают её запястье. Она медленно оборачивается в его сторону. Чужая рука всё ещё держала свою хватку. Не столь болезненную, как у других. Скорее приятную.       — Если хочешь – касайся. Буду и не против. – на лице полукровки проскользнула нелепая улыбка.       — Я действительно не хотела этого делать. – тихо проговорил человек.        Ощущение неловкости поедало в сердце огромную дыру, постепенно заполняя её неизвестным содержимым.       — Я уже говорил, что твои руки самые тёплые? – с некой насмешкой спрашивает он.       — Говорил. – она слабо улыбается, так и не решившись посмотреть в его глаза.       — Не буду же скрывать всю правду, верно?

      Всё идёт слишком хорошо.

       Или это готовый сценарий, которому Чара обязан следовать? Фриск нахмурилась. А вдруг все действия, происходящие за время их общения  — фальшивка, обман, блядская манипуляция, ведущая девушку на верную смерть. Полукровка в действительности может быть всего лишь актёром, исполняющим свою роль в этом цирке.       — А ты раскрой её. — прошептала она, окинув полукровку многозначительным взором жёлтых глаз, пылающих ярким огнём.        Пряди слегка спутанных волос закрывают его пылающие от стыда щёки. А ещё прячут мелкие звёздочки – родинки. Стоило этой глупой мысли прийти в голову, как Фриск выдаёт тихий смешок. Такой же нежный и звонкий, каким он запомнился.       — Хорошо. –  подушечками пальцев он осторожно поглаживает чужое запястье, в глубине души мечтая о более длительном прикосновении. – Ты и правда очень тёплая, иногда даже горячая. Знаешь, как самое настоящее солнце. И речь идёт даже не о внешности.  – мысль резко обрывается коротким кашлем. – Может, для тебя это и бред, но для меня – чистая правда. Та, которую ты и просила.       Впервые за долгое время он хихикает, будто позабыв обо всех проблемах. Позабыв о недавних гостях и очередных глупых алкогольных гулянках родителей. Позабыв обо всём, кроме неё – девчонки, заблудившийся в пучине мерзости и сигаретного дыма.       Возможно, полукровка считает свою мысль верхом бреда и глупости, но до последнего скрывал это, вероятнее всего, боясь конфликта с девушкой. С этой веснушчатой любительницей звёзд невозможно поспорить – той нельзя тратить остатки последних нервных клеток на ерунду.       — Тогда о чём, если не внешности? Внутреннем мире? – Фриск заморгала глазами. Нет смысла врать – эти слова и правда приятные.       — О твоём прекрасном сердце. – чётко проговорил Чара, растягивая каждую букву.       Её сердцебиение – музыка для души, даже получше той, что слушали родители. Их попса никогда не сравниться с игрой беглого органа, дающего жизнь всем живым существам. Стоит вырвать – смерть заберёт порванное тело, медленно пожирая его.       Он впервые не прячет нелепую улыбку. Она же смущается в первый раз. Не так ярко и чётко, но по - настоящему. Ощущение алеющих щёк – самое непривычное в её жизни.       Обычно веснушчатое лицо покрывалось красной краской от переполняющего гнева или сдавливающего страха. Третьего не дано. Даже в моменты истинного счастья кожа продолжала светиться слегка бледноватым оттенком. Видеть её порозовевшей от внезапных нежных слов – дело чести.       — Да ну, шутишь? – Фриск неуверенно прикусывает нижнюю губу.       В ответ она получает лишь короткий кивок, показывающий отрицание.       – Никаких шуток. Только правда.       Хватка усиливается. Никому не хотелось её внезапного разрыва. Связь крепчает с каждым днём, подобно морскому узлу – невозможно так просто разорвать. Потребуется масса усилий, чтобы проделать чертовски тяжёлый трюк.       Их не разлить водой – на бешеную игру капель дождя уже давно наплевать. Они находятся в сырости, но такой тёплой, согретой лучами яркого солнца. Интересно, какая будет погода завтра? Сможет ли состояться задуманное?       Природный шум заглушает спутанные мысли. Внимание медленно переключается их руки – такие разные, но и такие похожие. Отличий практически нет. Длинные пальцы, закруглённые ногти и наличие мелких резцов и шрамов – они слишком похожи друг на друга.       — Как думаешь, выйдет ли сегодня солнце?       Чара оглядывает её со всех возможных сторон, будто не веря своим глазам. Этот простецкий вопрос поставил в ступор, если не в смертельно - опасную ловушку с нескончаемым количеством головоломок. В лабиринт, где нет пути назад – потеряться в потёмках разума вовсе не хотелось.       Веки медленно смыкаются. Он просто слушает – отчётливые стуки сердца отдаётся приятным эхом, поющем дуэтом вместе с дождём. Всё - таки музыкальные навыки у него остались, несмотря на забытое пыльное фортепиано, к которому давно не прикасались его руки.       Так хотелось выплеснуть очередной комплимент, мягко поглаживая каштановую макушку. А ещё лучше обнять. Прижать пропитанное тревогой тело поближе к себе, прошептав в самое ухо слова поддержки. Тогда, может быть, ей станет намного легче.       Она медленно дарила ему остатки своего тепла, не дав окончательно сгнить в этом тёмном царстве насилия, крови и сырого мяса жертв – и нет разницы, из кого будет приготовленное блюдо.       Чара вздыхает, не отпуская Фриск – её он в обиду не даст. Ни одна чужая рука не выхватит её из крепких объятий, не посмеет разлучить и уничтожить медленную мелодию.       Они ничего друг другу не говорят, словно не обладали обыденной речью, прячась за маской немоты. Взгляды пересекаются, образуя два маленьких океана из крови и золота. Или, может быть, алой розы и солнечных лучей, греющих её лепестки? Стоило прийти этой мысли в голову, то с языка сорвалась тихая усмешка.       Второй вариант устраивал намного больше первого. Чара не хочет, чтобы его сравнивали с кровожадным чудовищем, а Фриск – с жертвой, попавшей в его цепкие лапы. Уж лучше она останется в памяти, как единственный луч света в непроходимой тьме дурно пахнущего особняка.       — Оно уже вышло. – еле уловимый шёпот разрезает воздух.       Фриск не решается что - либо ответить. Чара не собирается торопить её. В конце концов, ведь не обязана поддерживать разговор, если сама этого не желает. Она продолжает молчать, не отпуская его руку. Неуклюжая прядка падает на лицо, как бы разделив его на две части. Забавно и до жути мило.       Полукровка продолжает поглаживать чужое запястье. Лишних слов и не нужно. Ему хватает её присутствуя. Её ровного дыхания и взора золотистых глаз. Её короткого, но ласкающего слух имени. Её яркого света, греющего душу.       Время замирает. Диалог полностью обрывается. Но они всё ещё живы. Их сердца бьются в унисон. Иначе быть и не должно.