Без права на отказ

Когда Назар следующим вечером вновь приходит к Мише, он убеждается, что, быть может, привычка доверять тем, кто этого доверия заслужил, не такая уж и дурная, раз она умудряется не приносить разочарование раньше времени. И дело не в том, что нет никакого обмана вовсе, а в том, что есть место быть правде. Или хотя бы какой-то ее части. Встречают Назара не слишком радушно, но и не особо холодно. Сдержанно, подмечает он про себя ровно в тот момент, когда темный юный эльф с цепким взглядом черных глаз открывает ему дверь и, поприветствовав кивком головы, пропускает в дом. Он так ничего и не говорит, молча провожает на кухню, где ещё прошлым вечером разливался эль и вспоминалось былое, и сам садится за один из незанятых стульев. Назар же останавливается у порога, изучая обстановку и не спеша завести разговор. Взору его открывается ожидаемая картина: девять темных мальчишек разных возрастов, смотрящих на него одновременно с любопытством и осторожностью, будто бы с незнанием, а чего вообще ожидать. Миши среди них почему-то не наблюдается, но сомнений, здесь ли он вообще, не возникает. Зато закрадываются некоторые опасения: одно дело знать, что надо будет пристроить в армию наемников, а другое — видеть их вживую. И вроде нет ничего, вызывающего напряжения или страха, в конце концов, Назар точно так же начинал свой путь, но он все равно крайне не вовремя задумывается, не было ли ошибкой его согласие. Сомнениям не даёт зародиться появившийся за спиной Миша. — Ты рано, — объявляет он вместо приветствия, проходя мимо, бросает через плечо, — Но мы тебя ждали. Проходи, не стой. Не говоря ни слова, Назар следует за ним, опускается на предложенный стул, стоящий чуть дальше остальных, и, сцепив пальцы в замок, ожидает дальнейшего развития событий. Он пока ещё не знает, что ему следует говорить и следует ли вовсе, однако Миша вновь все берет в свои руки. — Это Назар, — коротко представляет он своего гостя притихшим мальчишкам, — Тот самый глава Легиона, о котором я вам говорил. С этого дня вы все находитесь под его командованием в составе королевской армии, как мы с вами и договаривались. Прошу любить и жаловать. — Мы не договаривались, — возражает ему один из мальчишек. Назар кидает на него беглый взгляд: худой, высокий, лет пятнадцати, не больше. Имени вспомнить не выходит, но предположительно это Тимофей, — Ты просто сказал, что это твой приказ. — Это сделка, Тим, — поправляет его Миша, — И я свою часть обязательств выполнил. Теперь ваша очередь. — Сделка заключается, когда обе стороны заранее знают ее условия, — подхватывает ещё один из мальчишек, сложив руки на груди и откинувшись на спинке стула, — А ты озвучил свои постфактум. Свинья ты, Миша. Не сдержав смешка, Назар запоздало прикрывает рот кулаком и отворачивается в сторону, чтобы не выдать своего внезапного веселья, однако быстро успокаивается, когда понимает, что ему так себя вести не пристало. Да и ставить под удар авторитет Миши не следует, тот и так кидает на Назара предупреждающий взгляд, который обещает, возможно, убить после всего этого цирка. — Радмир, ещё раз ты назовешь меня свиньёй, и я сделаю так, чтобы в армии тебя гоняли до седьмого пота, — осекает его Миша, — Уж поверь, об этом я позабочусь, если ты язык не прикусишь. — Нашел, чем пугать, — фыркает все тот же Тимофей, — Будто здесь мы не носились с утра до ночи без продыху. Поработай над угрожающим тоном, Миш. Под удар заказ ставишь. Все мальчишки почему-то принимаются хохотать, будто эти слова заставили их вспомнить о какой-то старой шутке. Миша закатывает глаза, не спеша успокоить их, уже было открывает рот, но его опережает тот мальчишка (единственный, кстати, решивший не заливаться смехом), что открыл дверь Назару. — Живо замолкли, — холодно велит он. После его слов кухня погружается в тишину, в которой слышно только то, как Миша стучит ногой по полу. Он выжидает для чего-то пару секунд, после чего обращается, если Назар не ошибся в предположениях, к самому старшему своему воспитаннику. — Спасибо, Данила, — благодарно кивает он, — А вы, остолопы, почаще слушайте его, если хотите хоть чего-то в этой жизни добиться. Мы с вами уже все обсудили: вы уезжаете вместе с Назаром в Пальмиру и там делаете всё, что вам накажут. Никакие возражения не принимаются. Мальчишки вновь принимаются не особо активно ворчать, но спорить в открытую не рискуют, как и говорить что-то Назару. Тот тяжело вздыхает, поймав себя на мысли, что поладить с ними будет не так просто, как хотелось бы, и смотрит на Мишу. Солгал, паршивец, когда клялся, что взбунтуются. Либо же сам не предполагал, что так оно выйдет. Тупик. — Когда мы отправляемся в путь? — спрашивает Данила, первый прерывая этот гундеж, — Сегодня? — Завтра вечером, — отвечает ему Назар, впервые подав голос за все то время, что сидит тут, — Для начала нам нужно будет посетить Тимор и Гену, только после этого мы сможем уехать в Пальмиру. Там вы будете распределены по отрядам, а при желании даже в один. Возраст ваш позволяет. — И что, мы будем прямо солдатами? — с толикой ехидства уточняет ещё один мальчишка, — Жить по закону и служить Его Величеству? А форму выдадут? — Вова, угомонись, — велит ему Миша, — Иначе отправлю тебя в Пальмиру, в чем мать родила. Ты благодарен должен быть, что из тебя добропорядочного гражданина сделать пытаются, а ты ерничаешь. Совсем совести нет. — Чего сразу нет то? — обижается Вова, — Мне, может, просто интересно, как живут королевские солдаты. Я в армии раньше не бывал между прочим! Уже и вопрос задать нельзя? — Можно, — вместо Миши отвечает Назар, не дав никому ничего сказать, добавляет, — Всем. Но лучше по очереди. Мальчишки смотрят на него, как юродивого, но спросить так ничего и не решаются. Понимая, что такими темпами дело затянется, Назар вздыхает и обращается ко всем присутствующим. — Давайте так, — начинает он, поднимаясь со стула, — Времени у меня не так много, потому поступим следующим образом. Сейчас выйдите все, кроме одного. Я с каждым из вас поговорю наедине, а вы уже для себя решите, надо вам оно или нет. Возражения? Возражений, к счастью, не поступает, потому все собравшиеся, переглянувшись между собой, резво принимаются вставать и следовать к двери. На кухне вскоре остаются только Назар, вчерашний горе-убийца по имени Никита и какого-то черта Миша. Последний уходить отказывается напрочь. — Я должен быть тут, — уверенно заявляет он, когда Назар глазами ему говорит скрыться из виду, — Это мои воспитанники. Я имею право принимать участие в этом разговоре. — Миш, если ты не выйдешь, никаких разговоров не будет, — вполне серьезно предупреждает его Назар, — Подождёшь за дверью, не переломишься. Я позову тебя, если понадобится. Иди. Миша мнется и не спешит подчиняться, но, в конце концов, чертыхнувшись себе под нос, все же выходит в коридор, закрыв за собой дверь. Только когда его шаги стихают, Назар подталкивает стул ближе, опускаясь напротив Никиты так, чтобы их разделял стол, и первый заводит беседу. — Куда тебя забрать собираются, знаешь? — Знаю, — немного испуганно отзывается тот, — Но один ехать не хочу. Если они не поедут, я тоже тут останусь. Извините. — Могу понять, — кивает Назар, — И настаивать не стану. Но предупрежу сразу: армия — это не развлечение. Если станешь солдатом, от тебя будут требоваться дисциплина и порядок. О том, как вел себя с Мишей, можешь сразу забыть. Я сейчас не запугиваю тебя, а готовлю к тому, что тебе предстоит. А предстоит тебе служба Легиону и Его Величеству без каких-либо поблажек. В моих отрядах порядки строгие, но жестокими их назвать нельзя. В том случае, если будешь вести себя так, как полагается солдату, жизнь твоя будет спокойной. Но если вдруг ты не хочешь вступать в ряды новобранцев никоим образом, лучше скажи об этом сейчас, и мы придумаем, куда тебя пристроить. Однако о том, чем помышлял здесь, даже не заикайся. Нарушить закон я тебе не позволю. — Я не против вступить в Легион, — пожимает плечами Никита, позабыв разом о своей настороженности, — Уезжать, конечно, особо не хочу, но Миша наказал, а спорить с ним себе дороже. Мне главное, чтобы кто-то из своих рядом был. В остальном возражений не имею. — Тебе нужен кто-то конкретный рядом? — Не думаю. — А если честно? Помедлив, Никита закусывает губу, будто раздумывая, стоит ли говорить, а затем все же признается. — Данила. Я с ним больше других дружу. Но остальные мне тоже нужны. Назар кивает. Судя по всему, Данила имеет какой-то авторитет среди мальчишек, раз уж ему под силу угомонить их тогда, когда Миша не может. Это, разумеется, важно, а ещё этим можно будет воспользоваться во благо, если поступить по уму. Про себя Назар решает, что с Данилой беседа будет особенно серьезной, но вслух принимается говорить об ином. Он вкратце рассказывает о том, что из себя представляет служба и что за собой влечет статус солдата, отвечает на все вопросы Никиты, что возникают по ходу дела, а затем отпускает его, наказав позвать следующего. Следующим оказывается один из молчавших все это время мальчишек по имени Матвей. Его позиция, как и позиция пришедшего следом Богдана, не сильно отличается от выраженной Никитой. Все трое не против стать солдатами, но хотели бы рядом видеть в первую очередь Данилу. Матвей выделяет для себя ещё и Богдана, Богдан — Матвея, из чего Назар делает вывод, что этих двух разлучать нельзя ни при каких раскладах. Он пока ещё не знает, почему именно: то ли из-за крепкой дружбы, то ли из-за чего-то большего (а чем черт не шутит?), но решает, что с этим можно будет разобраться потом. Во всяком случае до того, как появится хоть какая-то уверенность в одном из предположений. После к нему заявляется серьезный на вид и довольно немногословный Костя. Во время разговора вопросов он особо не задаёт, отвечает тоже очень коротко, и вообще заинтересованности в нем особо не наблюдается, потому Назар спрашивает о каких-то личных желаниях, но снова натыкается на равнодушие. Поскольку не в его духе бросать затею на половине пути, он идёт дальше и любопытствует, есть ли то, чем Костя хотел бы заниматься, вслух перечисляя возможные варианты, и не на шутку удивляется, когда реакция следует на предложение посвятить себя целительству. — Правда можно? — А ты бы хотел? — осторожно уточняет Назар, — По-настоящему хотел бы? — Быть может, — не менее осторожно подтверждает Костя, — Мой отец был целителем, и мне нравилось помогать ему с больными. Но просить вас я ни о чем не посмею. Анализ услышанного в голове происходит быстро. Целительство, значит. Помнится, Евгения говорила давно еще, что ей бы не помешал помощник со склонностью к этому делу, но времени искать его и учить абсолютно всему с нуля у нее нет. Что ж, теперь, кажется, есть другой вариант. Если отец Кости был целителем, то у его сына наверняка есть некоторые навыки или хотя бы предрасположенность к этому ремеслу. Значит, таким образом можно будет убить двух зайцев одной стрелой. И у Евгении будет какой-никакой преемник, и у Кости будет свое место. Зачем делать из него плохого солдата, если из него может получиться неплохой врачеватель? Назар считает, что явно незачем, и не прекращает поражаться тому, как с такими склонностями мальчишка умудрился стать наемником. Но виду он не подает, лишь сухо кивает. — Что-нибудь придумаем. Если вопросов нет, то зови следующего. Округлив глаза, Костя не сразу подчиняется, но вскоре вновь принимает равнодушное выражение лица и покидает кухню. После него перед Назаром оказывается Гавриил, который сходу заявляет, что в армию он не хочет, но пойдет, если Миша настоит, а так он вообще к оружию страсти как таковой не имеет, просто выбора в жизни особо не было. На всю эту пылкую речь Назар лишь усмехается. — К чему тогда ты питаешь страсть? — любопытствует он, — Есть то дело, которым хотел бы заняться? — А что, так можно разве? — опешив, спрашивает Гавриил, — Миша говорил особо не выступать, все равно все уже решено. Соврал? — Не договорил, — поправляет его Назар, — Так чем заниматься то хочешь? Смутившись, Гавриил разводит руками, говоря беззвучно, что сам не знает, а затем вдруг улыбается и так же резко стирает эту улыбку со своего лица. От Назара это не скрывается. — Мне можешь сказать прямо, я осуждать не стану, — обещает он, — Если, разумеется, твои желания не противоречат закону. — Я лошадей люблю, — спустя длительную паузу заявляет Гавриил, — Брат старший ещё до войны учил ухаживать за ними. Он в конюшне у одного барона работал, меня с собой иногда брал. Мне нравилось на самом-то деле. Лошади хорошие животные. — Лошади, значит, — вздыхает Назар, — Королевская конюшня устроит? Гавриил распахивает рот в немом шоке, закрывает его обратно, вновь закрывает, но так ничего сказать и не может. Заставляя себя не веселиться особо с такой реакции, Назар вопросительно гнет бровь, намекая на то, что ждёт внятного ответа, и все же удовлетворённо хмыкает, когда Гавриил торопливо кивает несколько раз. — Устроит, конечно. Но Миша… — С ним я поговорю сам, — перебивает его Назар, — Зови следующего. Мысленно радуясь тому, что дело идёт как-то слишком просто, Назар мигом разуверяется в обратном, когда перед ним садится Тимофей. Тот сразу всем своим видом показывает свое нежелание подчиняться и вообще вести разговор, пренебрежительно отмахивается от всех вопросов и не даёт никаких ответов или хотя бы зацепок, за которые можно было бы ухватиться. Возможно, он хочет разозлить Назара, но того подобным не взять, потому он остаётся абсолютно спокойным, даже когда Тимофей уже в открытую принимается глумиться. — Да в чем разница то будет? — не унимается он, — Сейчас я убиваю за деньги, в армии буду убивать по приказу. А жалованье то солдатское многим больше? Глупая затея какая-то. — Так никто тебя в армию тащить против воли не собирается, — пожимает плечами Назар, — А разница есть, и она существенная. Войну видел последнюю? — Видел, — мрачно подтверждает Тимофей, — Данилу чуть не схоронили, когда он детей из горящего дома вытаскивать полез. И ладно бы, если огонь виноват был. Мятежники его чуть не убили, потому что сочли за солдата. Чтоб им пусто было. — В том и дело, — продолжает Назар, — Солдаты не убивают невинных и не становятся палачами. Да, приказы им поступают разные, но и обстоятельства не всегда позволяют оставаться милосердными. Только вот в мирное время чужие жизни они не отнимают, а защищают. Да и не в мирное тоже. Раз уж мятежники попытались убить Данилу за то, что сочли его за солдата, не значит ли это, что армия — не такое уж и зло? Задумчивость на лице Тимофея читается явственно, потому Назар не спешит больше ничего добавить. У него правда нет цели утащить всех этих мальчишек в Легион, раз уж не все они этого хотят. Он обещал Мише, что присмотрит за ними и сделает так, чтобы они смогли начать заново, и он сдержит свое слово, но немного иначе. Костю, например, отправит на обучение к Евгении, Гавриила устроит в конюшне, остальным тоже найдет занятие по душе. Мир ведь меняется, и прежнее отсутствие выбора тоже должно исчезнуть. На его место придет (если уже не приходит) право принимать решение самостоятельно, даже если это решение будет заключаться в отсутствии согласия стать солдатом. Их у Назара немало, а со временем станет ещё больше. И на кой черт ему тогда нужны те, кто сам того не желает? Он, конечно, не самый милосердный и лояльный, но заставлять не намерен тоже. Толку ведь не будет, да и ломать мальчишек незачем. И так им по жизни досталось, куда уж ещё. Пускай хоть сейчас имеют право выбора. Тимофей этим правом, что удивительно, все же пользуется. — Допустим, солдаты и не убивают просто так, — говорит он, — Но вступать в армию я все равно не хочу. Я не боюсь, да и с оружием я дружу неплохо, Миша подтвердит. И если он настоит, я не буду брыкаться. Только вот рвения вы во мне не увидите, это я вам сразу говорю. Чтобы потом претензий ко мне не было. — Хорошо, — отзывается Назар, — Но если не армия, то что? Чего ты хочешь? — Свободы, — усмехается Тимофей, — Пожить хочу, как нормальные эльфы. Но склонности ни к какому ремеслу не имею, потому пристроить меня вы никуда не сможете. Зато оставить тут — вполне. Я хоть за Мишей просмотрю, не одному же ему свой век доживать. — Он тебе все равно не позволит. — Знаю. Поэтому и говорю, что ничего вы выдумать не сумеете. Назар награждает Тимофея внимательным взглядом. Острый на язык, немного хвастлив, упертый, явно любит ввязываться в спор. И работал наверняка так же, как Миша — плевать на последствия, лишь бы цель была достигнута. И вот что с ним делать? В Легион не хочет, но пойдет, если заставить, иному делу себя посвящать тоже не желает, потому что сам не знает, чего ему надо. А нет, знает. Свободы ему не помешало бы, однако в чем она заключается, сам опять же не в курсе. И кого это так сильно напоминает? Сведя брови на переносице, Назар мучительно перебирает в голове имена и образы всех некогда знакомых ему эльфов и невольно улыбается, вспомнив об Андрее. Да, схожесть тут определенно есть. От этого и нужно отталкиваться. — Будет у меня для тебя одно занятие, — неопределенно тянет он, откидываясь на спинке стула, — Но какое именно, смогу сказать только в Пальмире. Если оно не придется тебе по душе, я поговорю с Мишей. Может, ему и правда не помешает кто-то рядом. — И какое такое занятие у вас есть для меня? — усмехается Тимофей, — Как Гавриил с лошадьми возиться? Или на кухню к слугам отправите? — Поглядим, — уклончиво отвечает Назар, — Но если выяснится, что соображаешь ты так же хорошо, как остришь, то толк из этого будет. Он вовсе не врёт — в Тимофее определенно есть некоторые качества, благодаря которым можно добиться успеха на том или ином поприще. Конечно, делать выводы рано, да и неясно, как он проявит себя в дальнейшем, но у Назара есть некоторый опыт, чтобы предполагать исход событий. Он сам пока ещё не знает, куда этого мальчишку девать, но в Пальмире станет ясно. Марк ведь говорил, что хочет поручить Андрею ряд обязанностей и некоторые дела страны, а это значит, что и личный помощник в таких делах не будет лишним. Каковы будут его функции — другой вопрос, но они очевидно будут, потому уже сейчас есть вероятность, что Тимофею не придется сидеть, сложа руки, или прозябать в Легионе без всякого желания. Конечно, не факт, что он захочет быть под началом Андрея, однако с этим можно будет разобраться позже. Сначала доберутся до Верхнего Города, там уже будут решать. Иных вариантов пока нет. — Как скажете, — фыркает Тимофей, — Идти могу? Кивком головы Назар отпускает его и, пока ждёт следующего мальчишку, с нажимом трёт лицо. Он как-то устал в последние дни, все эти разъезды его тоже изматывают, однако забот слишком много, чтобы складывать оружие уже сейчас. Надо детей со всех уголков страны собрать и пристроить, надо Лазину помочь с командованием в Легионе, надо казну пополнить, Нижний Город восстановить и поднять с колен, надо и в Пальмире обстановку проконтролировать, чтобы избежать проблем. Столько всего нужно сделать, а ресурсов будто бы так мало, что остаётся только за голову хвататься. Но Назар не хватается — на его плечи легла не самая тяжёлая ноша, чтобы выть от бессилия или жаловаться на такой расклад вещей. Ему вообще поручили одну из самых понятных и простых задач, так и чего теперь сетовать? Правильно, незачем. В руки себя взять нужно, чтобы не допускать даже мимолётной слабости. Она может дорого стоить. Им всем. Потому проверять Назар не рискнёт. От мыслей его отвлекает Радмир, он идёт к столу вразвалочку, спрятав руки в карманах штанов, вальяжно опускается на стул и закидывает ногу на ногу, растянув губы в глупой улыбке. Назар усилием воли не закатывает глаза. Ещё один шутник по его душу. — В Легион хочешь попасть? — прямо спрашивает он, не имея даже малейшего желания ходить вокруг да около, — Если нет, найдем тебе другое занятие. Если да, то все инструкции получишь на месте. — Не хочу, — качает головой Радмир, — И никакого другого занятия искать мне не нужно. Оставьте подле Миши, на том и договоримся. Так и вам проще будет. — Я сложностей не боюсь, — хмыкает Назар, — Так что упрощать мою задачу не надо. Ты лучше подумай, чего хочешь сам. Другого шанса может и не быть. — А я и этим пользоваться не собираюсь. — Значит, я пристрою тебя в один отряд с Матвеем и Богданом. Свободен. Удивленный тем, как быстро подошла к концу их беседа, Радмир оторопело распахивает рот, а затем, вернув себе самообладание, надевает на себя маску пренебрежения. Наверное, он ожидал, что с ним, как и с его друзьями, будут возиться, и возиться правда будут, но не так. Назар не намерен клешнями вытягивать ответы и пожелания, потому умышленно давит именно на этот рычаг, показывая свое равнодушие. Ему, по правде говоря, вовсе не все равно, куда будет пристроен и Радмир тоже, но пока нет взаимной готовности решить данный вопрос, он не станет напрягаться. Да и чего ради? Мальчишка этот только с виду дерзкий, на деле он такой же ребенок, как и все остальные. Быть может, только Данила чем-то отличается от них, но чем именно, Назар пока не понимает. Впрочем, он успеет узнать, разговор этот только впереди. Сейчас же нужно разобраться с текущим. Но разобраться так просто не выходит — Радмир, не желая играть по чужим правилам и пренебрегать своей напускной гордостью, встаёт, все так же заправив руки в карманы, идёт к двери, но останавливается на половине пути и не двигается с места. Назар терпеливо ждёт дальнейшего развития событий, скучающе обводит взглядом кухню и едва слышно усмехается, когда слышит за своей спиной неуверенный голос Радмира. — Отец меня витражи учил делать, — говорит он, — У него мастерская своя была в Тиморе, пока ее не сожгли. Сейчас уже навык я растерял, но в детстве со стеклом мне работать нравилось. Красиво выходило. Замолкнув, он тут же выходит в коридор, не дав Назару ничего сказать в ответ. Впрочем, того это не особо беспокоит, ведь то, что ему было нужно, он получил. Витражи, значит. Кажется, в Витруме, расположенном близ Зирнаса, было пару мастерских, где как раз и изготавливают узорчатые стекла. Надо будет уточнить, кто там этими делами заправляет, и попросить пристроить Радмира. Раз уж когда-то он подобным занимался, да и желание у него есть, то получиться что-то сносное из этого должно. Лишь бы не передумал, юнцы эти слишком переменчивы в своих стремлениях. Уж в этом Назар убедился давно. Следующего своего собеседника он встречает с ожиданием очередного акта упрямства, но Вова, к счастью, ведёт себя прилично. Он сразу, как только садится напротив, говорит, что для судьбы своей дальнейшей видит всего два варианта: либо в Легион, но чтобы обязательно с Данилой и нормальным жалованием, либо в одно ремесло, к которому он себя относил априори до того, как война пришла в его дом. Когда Назар уточняет, что это за ремесло такое, Вова тушуется и, немного помедлив, признается. — Камни драгоценные, — невнятно бормочет он, прочистив горло, немного увереннее добавляет, — Но вы не подумайте, что я нажиться на них хочу. Просто нравится мне это, и все тут. Мать у меня в ювелирной мастерской работала, меня чему-то учить пыталась. Был бы я старше, я бы ремеслом овладел, но не успел. Мать умерла от чужой стрелы, а я остался. Меня в ту же мастерскую взять хотели, говорили, талант природный, растерять нельзя. Да только и мастерскую потом разрушили, а хозяина убили во время войны. Может, сложись все иначе, я бы и оружие в руки не взял, но чего уж теперь. Миша много сделал для меня, чтобы я не умер, и я ему за это благодарен. А что не вышло ювелиром стать, это не его вина. Да и ничья вовсе, наверное. Вся эта исповедь Назару кажется знакомой и неспроста. Судьба Идана, одного из его лучших солдат, так же сложилась. Отец ювелирным мастером был, многому обучил, да вот только смерти плевать на перспективы и возможности, она приходит всегда без предупреждения и забирает с собой тех, кому не под силу ее обмануть. Здесь она поступила также — Идан остался сиротой, и о своем ремесле ему пришлось позабыть, поскольку никаких шансов посвятить себя ему у него уже и не было. Затем случился Легион, по кругу пошли бесконечные тренировки, подготовка к войне, сама война, что повлекла за собой потери, беспорядки, мятежи и много чего ещё. Итог же, к сожалению, оказался не самым радужным, и времени Идану теперь уже выделено мало. Тем не менее у него нынче есть титул и вскоре будет свое дело, которое он был вынужден в прошлом забросить. Теперь вот вернётся к нему, и пусть это произошло на закате дней, лучше уж так, чем сложить голову ни за что. Лучше уж получить для себя хоть что-то, раз жертв, оправданных и не очень, и лишений было слишком много. Наверное, даже непозволительно. Назар во всяком случае считает, что многие из них допускать не следовало. А ещё он думает, что, наверное, Идан не будет сильно против взять к себе на обучение мальчишку, у которого есть некоторые способности. Он ведь собирался брать учеников, даже помощи просил, чтобы найти их в Нижнем Городе, так пускай Вова и станет одним из первых. Ему этого хочется, а раз хочется, то и нет смысла препятствовать. Это раньше выбора не было ни у кого, и Назар был одним из тех, кто иллюзию этого выбора создавал, на деле же лишая его, сейчас он готов пробовать иначе. Разумеется, не со всеми и не всегда, но исключения быть должны. Здесь ему место точно есть. Даже думать иначе бессмысленно. — Я тебя услышал, — кивает Назар, — Есть у меня один эльф, который научит тебя всему. К нему тебя и отправлю, когда придет время. — В самом деле? — удивляется Вова, вскинув недоверчивый взгляд, — А так разрешено? — А кто запретит? Неуверенно дёрнув плечами, Вова даёт понять, что ответа у него на этот риторический вопрос нет, и больше ничего не спешит сказать. Назар же делать этого не собирается вовсе: чего зря воздух сотрясать? Будут в Пальмире, там и разберутся, куда, кого и зачем отправлять. Сейчас нужно всего лишь составить примерный план действий, и для этого осталось поговорить с последним участником этого балагана. — Кто там ещё остался? — прерывает молчание Назар, потирая пальцами переносицу, — Данила? — Да, — подтверждает Вова, — Мне позвать его? — Зови. Вскочив со своего места, Вова быстро исчезает из поля зрения, прикрыв за собой дверь. Пока не заявился последний собеседник, Назар смотрит на пустой стул и думает о том, что, возможно, разговор с Данилой будет куда более коротким и сухим, чем со всеми другими мальчишками. От него веет чем-то знакомым и неизвестным одновременно, какой-то сдержанностью, строгостью и холодностью, вызванными наверняка бедами и событиями, случившимися в жизни. К тому же он самый старший из воспитанников Миши, дольше остальных носит на плечах бремя убийцы и видел на своем веку больше, чем может показаться на первый взгляд. Назару даже чудится, что в Даниле есть что-то такое, за что стоит ухватиться ради достижения какой-то непонятной цели, но он не догадывается, с чем это связано. Если уж честно, он и не пытается пока — ему бы приглядеться сначала, почву прощупать, наткнуться на все острые грани, а уже потом что-то решать. Впрочем, так Назар и поступает и, когда перед ним почти бесшумно опускается на стул Данила, принимает безразличное выражение лица. — Мне есть смысл спрашивать, куда тебя определить? — уточняет он, подозревая, что знает ответ, — Или мы не будем тратить на это время, и ты сам все скажешь? — В Легион, — сухо отзывается Данила, — Предпочтительнее в один отряд с Матвеем, Богданом и Никитой. Остальное на ваше усмотрение. — Вот как, — хмыкает Назар, — Допустим. Сам то ты хочешь в армию? — Это не так важно. Главное, чтобы они были у меня на виду. — Почему именно они? — О других вы сами позаботитесь. Изогнув бровь в вопросе, Назар награждает Данилу пристальным взглядом, на что тот отвечает не менее внимательным. Поза у него вроде даже не зажатая, но все равно чувствуется в ней если не напряжение, то некоторая сдержанность. Скорее даже собранность, которая возникает перед боем или опасным манёвром. Назар ловит себя на мысли, что сам почти всегда держится точно так же. Это наблюдение заставляет его невольно усмехнуться. — Позабочусь, — кивает он, — И о тех, кто решит вступить в Легион, тем более. Поэтому тебе необязательно идти за ними. Ты можешь выбрать себе другое дело. — В этом нет необходимости, — качает головой Данила, — Я предпочту остаться подле них. Так будет лучше. — Им или тебе? Изогнув губы в кривой ухмылке, исчезающей почти мгновенно, Данила четко даёт понять, каков его ответ. Однако Назару этого недостаточно, ему почему-то необходимо знать всю подноготную, будто в ней скрывается что-то важное, потому он и задает ещё один вопрос. — Не хочешь оставлять их на произвол судьбы? — Вся их жизнь — это произвол судьбы, — усмехается Данила, — Один и безостановочный. Они детьми взяли оружие в руки и пошли убивать, потому что мир не оставил им другого выбора. А раз уж вы его даёте, я предпочту проследить, чтобы они им воспользовались так, как надо. И чтобы никто не посмел больше лишить их его. — Намерен играть в наставника? — Нет. Всего лишь не хочу, чтобы они принесли ещё больше жертв. Сведя брови на переносице, Назар не сразу понимает, к чему это было сказано, но вскоре осознание его все же настигает. Так вот в чем дело. Данила, судя по всему, за старшего среди воспитанников Миши как из-за возраста, так и из-за опыта, потому и собирается следить за тем, чтобы у мальчишек, которые попадут в Легион, все было в порядке. Это касается не только того, чтобы они нормально устроились, но и того, чтобы они не свернули с этого пути из-за неуверенности или влияния кого-то ещё. Данила намерен быть рядом с ними, чтобы тащить их за собой, как, наверное, тащил все эти годы в Нижнем Городе, пока помышлял не лучшими делами. Благородно, ничего не скажешь. Назар снова чувствует странную схожесть. — Если это твое окончательное решение, то не буду задерживать, — говорит он, — Можешь идти к остальным. — У меня есть вопрос, — внезапно заявляет Данила, — Касательно Миши. Вы наверняка знаете, что он скоро умрет. Помочь ему уже нельзя, но я бы хотел, чтобы он не оставался один перед смертью. Есть ли какая-то возможность устроить его хоть где-то? — Например? — Пусть хоть дом милосердия. Но так, чтобы он доживал свои дни не в одиночестве, раз уж мы его покинем. Задумавшись ненадолго, Назар медленно кивает, соглашаясь с услышанным. Мишу действительно стоит где-то пристроить, чтобы он не умер один в четырех стенах, ведь когда это произойдет, кто-то должен будет по всем правилам похоронить его и предать земле. Да, плохого он натворил немало, но это вовсе не значит, что из-за этого он должен остаться ждать старуху с косой в глухом одиночестве. Миша заслужил того, чтобы в последние дни жизни рядом с ним кто-то был, сколько бы ошибок он не совершил. В конце концов, хорошему в его деяниях место тоже было. Следует это учитывать. — Я поговорю с ним, — решает Назар, — Позови его. Данила сухо кивает и уходит, буквально спустя несколько мгновений на кухне возникает Миша, что с недовольным выражением лица падает на стул. Причины его негодования не ясны, но у Назара есть пару предположений. Либо слышал последний разговор, либо не понимает, почему не все его воспитанники будут устроены в Легион. Правда оказывается немного другой. — Почему ты сразу не сказал мне, что их можно отправить куда-то помимо армии? — спрашивает он, сложив руки на груди, — Я то думал, что ты ничего больше предложить не можешь, а тут выяснилось, что у тебя достаточно власти, чтобы устроить их где-то ещё. Это что за выходки, Назар? — Так ты сам настоял на том, чтобы я взял их именно в армию. Не моя вина, что ты не спросил, есть ли другие варианты. — Ты меня ещё виноватым выстави, — фыркает Миша, — Откуда ж я знал, что они есть? Ты об этом даже не обмолвился, вот я и не стал спрашивать. — Тогда не вижу причин для претензий. Миша закатывает глаза, выражая тем самым все свое пренебрежение к этому разговору, но улыбку шальную все же не сдерживает и скрыть ее не пытается тоже, говоря следующие слова. — А ловко ты с ними, — подмечает он, — Всех разговорить смог, даже Радмира с Тимофеем. Они у меня упрямые, несговорчивые больно. Видать, хорошо ты научился с солдатами ладить, раз уж даже моих приструнил. — Если бы я знал, что ты мне солгал, я бы дважды подумал, прежде чем принимать твое предложение, — без зазрения совести врёт Назар. Он бы согласился исполнить просьбу при любых раскладах, но пристыдить Мишу немного лишним не будет, — Ты обещал мне, что они не взбунтуются. Но, как выяснилось, характер они показать могут ещё как. — А вот не надо сейчас, — возражает Миша, — Я сразу сказал, что они могут нрав проявить. Но против моей воли они не пойдут никогда, уж поверь. Хоть один сказал тебе, что ни за что в Легион не вступит? То-то же. — Никита сказал, что с тобой спорить себе дороже. — Он не так уж и далек от истины. Миша принимает самодовольное выражение лица, на что Назар лишь кривит губы в усмешке. Он в ходе всех этих разговоров так и не смог выяснить точно, какие взаимоотношения царят в этом доме. Мальчишки явно ценят Мишу как того, кто взял их под свое крыло, но очевидно не боятся и не считают тем, к кому нужно проявлять излишнее уважение. Шутки и остроты они себе позволяют совершенно спокойно, спорить тоже осмеливаются, хоть и твердят, как один, что против пойти не посмеют. Это мало похоже на то, как ведёт себя, к примеру, Федор со своими солдатами, или же сам Назар с Иданом, Лией или Марком, но, наверное, стоит учитывать и все особенности положения Миши и его воспитанников. Они не существуют в связке «капитан — солдат» или «наставник — подчинённый», у них все многим проще. Они словно друзья или даже семья, в которой есть место чему-то менее формальному и более близкому. Назару подобное знакомо лишь отчасти, и он вовсе не завидует, однако в определенной степени удивляется. Миша, головорез высшей, черт, категории, у которого рука поднималась убить любого, сумел-таки поладить с мальцами и стать для них не просто тем, кто спас их от смерти, но и тем, кто им дорог. Нынче это ценно. И опасно, разумеется, тоже. — Каков план в итоге? — нарушает молчание Миша, — Заберёшь их с собой в Пальмиру и там пристроишь, куда они попросились? — Вроде того, — подтверждает Назар, — Возможно, это произойдет не сразу, но с течением времени они все окажутся там, где хотят. Завтра они отправятся со мной в Тимор, потом наш путь проляжет до Гены и Далоруса, и только затем мы сможем покинуть Нижний Город. Мне нужно будет обговорить вопрос касательно их дальнейшей судьбы с Его Величеством, но я сильно сомневаюсь, что он будет против. С твоего позволения, некоторые детали нашей договоренности я ему все же раскрою, чтобы ответить на его вопросы. — Ты намерен рассказать ему всю правду о них или только малую часть? — Всю правду о них не знаю даже я, потому обойдемся минимумом. О том, что они бывшие наемники, я говорить, возможно, не стану, но что их воспитывал ты, я все же буду вынужден рассказать. Иначе я не смогу объяснить, где я их нашел. Миша после прозвучавших слов долго думает над чем-то, склонив голову вбок, рассматривает стол, пустые стулья и свои руки и, в конце концов, уверенно кивает. — Если ты будешь отстаивать их интересы, то вряд ли их примут плохо, — заключает он после своих размышлений, — А большего мне, в принципе, и не нужно. Спасибо, Назар. Пригляди уж за ними как-нибудь, все же как свои мне стали. Не хочу, чтобы у них опять началась череда испытаний. — Пригляжу, — обещает Назар, — Но только при условии, что ты тоже кое-что сделаешь для меня. Я хочу включить ещё один пункт в наш договор. Если выполнишь его, я сделаю то, о чем ты меня просишь. — Какой ещё пункт? — Ты уедешь из Морталиса в дом милосердия в Далорусе. — Совсем сдурел? — удивляется Миша, — Не поеду я никуда. Я тут, на родной земле свой век дожить хочу. Какой ещё дом милосердия в Далорусе? — Самый обычный, — пожимает плечами Назар, — Любой, в какой я смогу тебя устроить. Может, не сейчас, но в следующий раз, когда я снова прибуду в Нижний Город. Это не для тебя, Миша, а для твоих же мальчишек. Я могу ошибаться, но они переживают за тебя так же, как и ты за них. И если ты останешься совсем один, им будет совсем непросто покидать тебя и заново строить свою судьбу. В том случае, если они будут уверены, что они не бросили тебя тут встретить свою смерть в одиночку, им будет намного легче. Подумай. Раз уж не ради себя, то хотя бы ради них. Взял ответственность… — Неси ее до конца, — договаривает вместо Назара Миша, потирая подбородок, — Я подумаю над твоими словами, но ничего обещать не буду. — Увиливаешь же. — Отсрочку беру. Назар невыразительно пожимает плечами. Он уверен — в следующую их встречу он заставит Мишу принять и это условие тоже. У того не так много вариантов, и пусть он убежден, что и один справится, всегда можно надломить лёд. Достаточно надавить на нужные рычаги, где-то упомянуть гипотетические душевные терзания его мальцов, и дело в шляпе. Может, это не слишком честно, но так всем будет лучше. Хоть на благо уже надеяться и не приходится, всегда остаётся стремление получить его. Минимальное и осколочное, конечно, однако какое есть. Довольствоваться малым — их привычное состояние. Про другие они уже и не знают. — Я пойду, пожалуй, — объявляет Назар, поднимаясь на ноги, — Завтра вечером отбываем в Тимор. Скажи своим мальчишкам, чтобы были готовы. Долго ждать я их не собираюсь. — Передам, — обещает Миша, вскакивая следом, — Ждать не придется, они у меня шустрые. До двери они идут в молчании, по пути не встретив никого из жителей этого дома, что, наверное, разбрелись давно в разные стороны. Впрочем, Назару на это все равно, ему ещё с ними не один день вместе провести предстоит, так что он успеет на них насмотреться. Конечно, его самую малость беспокоит, а не возникнет ли каких проблем в пути, но это побочное. Наличие персоны Данилы среди этого балагана заставляет уверовать, что обойдется без сюрпризов. И с каких только пор Назар стал возлагать на кого-то свои надежды? В коридоре он ненадолго задерживается, чтобы накинуть на голову капюшон плаща, поворачивается к Мише и замирает, не находя в себе слов для прощания. Почему-то в голове пролетает мысль, что завтрашняя встреча может стать для них последней, но от нее Назар старательно отделывается, не желая раньше времени начинать панихиду. Смерть всегда играет по своим правилам, она не предупреждает и не ведёт свои дела честно, потому против нее нет никаких методов борьбы. Эффективных во всяком случае точно: сколько не вступай с ней в бой, она все равно превалирует и забирает желаемое. Назар умудряется третью жизнь подряд водить ее за нос, но он знает, что так не будет вечно. Ещё он знает, что не всем это под силу, потому старается не думать о том, что она вновь победит. Не потому что боится этого, вовсе нет. Всего лишь не хочет осознавать в который раз, что потерям не будет конца. — До завтра, Назар, — говорит Миша, растянув губы в непрочной улыбке, — И спасибо. Пусть Творец поможет тебе. Не поможет он, пролетает в голове. Не помогал раньше, мало помогает сейчас, да и дальше делать этого не станет, потому что взял в привычку прикидываться глухим и слепым. Взял в привычку посылать испытания, множить боль, проверять на прочность, ломать и заставлять страдать. Словно проверить хочет, выстоят или нет, но только вот Назар больше не намерен ему ничего доказывать. Он пойдет не во имя, а вопреки, потому что старый дурак на небесах понятия не имеет, чего стоит удержать равновесие во время очередного шторма. Ему эта цена неизвестна, потому на его помощь рассчитывать глупо. Впрочем, как и на что-либо ещё кроме собственных сил. Уж в этом Назар успел убедиться. И тем не менее… — Аминь. Пытается не переубеждать других. Если им эта вера даёт хоть что-то, так и нечего ее отбирать. Это было бы совсем жестоко даже для Назара. Оглянувшись ещё раз, он хлопает Мишу по плечу и выходит за дверь, осторожно прикрыв ее за собой. Маняще теплый вечер встречает его в своих объятиях, и он идёт в полной тишине, предрекая непростые дни в самом ближайшем будущем.

***

К счастью Назара, свидетелем душераздирающего прощания Миши с его воспитанниками он не становится, и к его приходу все мальчишки уже ждут его на улице, держа лошадей за поводья. Где они их взяли и когда вообще успели подготовиться, неясно, но это и не играет особой роли. Напротив, Назар даже доволен тем, как все складывается, потому, не желая тратить времени, объявляет, что выдвигаться в путь они будут с минуты на минуту, а сам подходит к стоящему в стороне Мише. Тот улыбается ему будто бы даже искренне. — Присмотри за ними, — просит он снова вполголоса, чтобы его никто из мальчишек не услышал, — Я знаю, ты можешь помочь им. Сделай так, чтобы в их жизни было хоть что-то помимо грязи. — Присмотрю, — в который раз обещает Назар, — А ты подумай над моим условием. Я вернусь сюда через месяц. К тому времени у тебя должен быть ответ для меня. — Подумаю, — кивает Миша, — Даст Творец, ещё буду жив к следующей нашей встрече. — Смирение тебе не идёт. — Подлецу все к лицу. Усмехнувшись, Назар качает головой, поджимает губы, чувствуя странную горечь в груди, и, поддавшись порыву, крепко обнимает Мишу за плечи. Хочется кричать и бить под ребра, призывая не умирать, но это так глупо, что даже пытаться кажется бессмысленным. Это Назар приказа такого толка ослушаться ни разу не посмел, это он все играет в прятки со старухой с косой, у Миши другая стратегия. И путь тоже иной — теперь он подходит к концу, потому лучше принять подобный расклад заранее, чтобы потом ни о чем не сожалеть. Помогает это, разумеется, мало. — Себя тоже береги, — вздыхает Миша, отстранившись, — И про приемника подумай. Лишним не будет. — Время покажет, — уклончиво отвечает Назар, отступает на шаг назад, — До встречи, Миша. Ещё увидимся. Не дожидаясь чужих слов, он идёт к своей лошади, запрыгивает на нее и оглядывается, чтобы убедиться, что все готовы выдвигаться в путь. Мальчишки выражают эту самую готовность одним своим видом, и задерживаться уже не кажется нужным, потому Назар дергает за поводья и срывается с места. Он не позволяет себе больше обернуться, чтобы вновь не будить странные чувства в груди, и до выезда из Морталиса скачет, погруженный глубоко в свои мысли. Только там он ненадолго останавливается, чтобы состыковаться с солдатами, которым сам же наказал ждать его, ещё раз осматривает своих путников, а затем даёт приказ выдвигаться в сторону Тимора. Всю дорогу никто не рискует его тревожить. И, наверное, Назару стоит быть внимательнее и осторожнее, ведь компанию ему составляют все же дети, но, к счастью, необходимости в этом нет, потому что Данила берет на себя роль негласного командира и сам следит за своими младшими товарищами, чтобы те не отставали и не творили глупостей. Он умудряется одним взглядом контролировать обстановку, чему Назар не прекращает мысленно удивляться, потому до Тимора они добираются без всяких приключений. Там Назару приходится временно пристроить их в казарме с солдатами, поскольку иных вариантов не наблюдается, но мальчишки против и не высказываются. Они вполне смирно располагаются во временном пристанище и все те дни, что Назар решает вопросы и разъезжает по городу, не выкидывают никаких финтов. Даже под вечер, когда все, кто мог бы их в теории приструнить, теряют отчасти бдительность, они ведут себя разумно и терпеливо ждут отправления в Гену, а затем уже в Далорус. Это немного даже удивляет, оттого возникают вопросы, а не задумали ли они чего дурного, но сомнения невероятным образом не берут верх по той простой причине, что Данила своим присутствием эти сомнения уничтожает. Он держится даже не как старший товарищ, а как настоящий капитан, способный поставить на место и угомонить непоседливых новобранцев, потому, наверное, обстановка и остаётся спокойной вплоть до отправления в Далорус. Удивления на том не заканчиваются и после Тимора и Гены до столицы они тоже добираются неплохо. Назару вновь не приходится брать на себя роль ответственного, потому что Данила то ли по привычке, то ли из чувства долга опять выполняет эту задачу сам. Он даже не получает подобного приказа, но все равно следует ему, потому они все в целости и сохранности прибывают в Далорус, где сразу же направляются в резиденцию Дарио. Там Назар тратит некоторое время на то, чтобы объяснить охране и слугам, что мальчишкам тоже нужно выделить покои, что это не солдаты, а его, так сказать, компаньоны, и что Его Величество, разумеется, не будет против. Поскольку Дарио все ещё не вернулся, обязанности хозяина резиденции выполняет его жена Эдда, и при ее участии, когда она решает его проявить, дело идёт куда быстрее. Она не задаёт лишних вопросов, не спрашивает, какого черта происходит, а всего лишь отдает распоряжение сделать так, как того просит господин глава Легиона, после чего вновь исчезает из виду так же неожиданно, как и появилась, не успев даже услышать слов благодарности. Назар провожает ее долгим взглядом. — Это была супруга господина Виейры? — тихо спрашивает его Вова, внезапно оказавшись за спиной. — Она, — подтверждает Назар, — Не видел ее раньше? — Я видел, — вступает в разговор Тимофей, — Она приезжала в Морталис после переворота. Они с господином Виейрой посещали западные земли, когда там начали выращивать зерно. А ещё после войны госпожа Виейра ездила по югу страны, чтобы помочь домам милосердия и больницам. В Нижнем Городе ее любят. — И есть за что, — подхватывает Никита, отвлекшийся от перешептываний с Радмиром, — Она за темных горой вставала, когда Савченко приказывал города жечь. Говорили, что она даже приезжала в Тенебрис во время мятежа, чтобы спасти уцелевших граждан. Госпожа Виейра всегда на стороне народа. — Ну так она темная, — фыркает Радмир, — Ещё бы она была не на стороне народа. — Красивая она, — как-то мечтательно тянет Тимофей. Назар гнет губы в едва заметной ухмылке. Мальчишки, что с них взять. Любят они языками почесать и обсудить то, с чего вообще не начинали, но такова уж их природа. Хорошо на самом деле, что в них сохранился интерес ко всему окружающему. Значит, не все для них потеряно, и бремя убийц, возложенное невольно на их плечи, не сгубило в них все сущее. Что-то ещё можно спасти. — Разговоры прекратить, — осекает их всех Данила, обращается к Назару, — Нам куда? — За мной, — отзывается тот, вернув себе самообладание. В самом деле, чего они стоят то? Надо бы разместиться и решать, как быть дальше, — Из своих покоев без моего ведома и разрешения не высовываться. Это всем ясно? Мальчишки не слишком активно кивают, один только Данила движением головы даёт понять, что никто не посмеет ослушаться, и усомниться в себе не даёт ни на секунду. Назар, рассматривая его незаметно, снова ловит себя на мысли, что почему-то считает его тем, на кого можно возложить подобную задачу, но долго задержаться ей в голове не даёт. Время покажет, что из всего это получится, выводы делать пока ещё рано. Только промежуточные, однако они имеют свойство меняться. Отчего-то хочется верить, что не в этот раз. Разместив мальчишек, Назар следует к Эдде, поскольку та на данный момент единственная, кому можно задать интересующие вопросы. Она встречает его в своих покоях вместе с четырехлетней дочкой Идой, увлеченно вертящей в своих руках красное яблоко и задорно виляющей ногами, недостающими до пола из-за высоты стула и малого роста. Завидев незнакомого для нее эльфа, она смотрит на него с примесью любопытства и осторожности, однако спросить ничего не спешит. Назар голоса тоже не подаёт, он разглядывает темную дочку Дарио, подмечая их очевидную схожесть, и растягивает губы в едва заметной улыбке. Славная девчонка, красивая и немного суетная, если судить по словам слуг. Назару ранее не приходилось с ней сталкиваться, времени все не было, да и обстоятельства как-то не особо располагали к возне с чужими детьми, но сейчас ее присутствие почему-то даже греет ему душу. Вспоминается Надя, оставленная в Верхнем Городе, в груди что-то странно екает. Надо не забыть сказать Марку об одном моменте. Хотя для начала было бы неплохо выяснить, когда он вообще прибудет. — Ида, поздоровайся, — первая прерывает молчание Эдда, — Это господин Вотяков, капитан твоего отца. Скажи «добрый день». — Добрый день, — без особого энтузиазма повторяет за ней Ида, после чего обращается к матери, — А когда приедет папа? — Скоро, — вздыхает Эдда, приглаживая волосы дочери, поднимает взгляд на Назара, — Вы что-то хотели? — Да, хотел, — отзывается тот, вспомнив, зачем вообще заявился, — Его Величество не сообщал, когда прибудет? В последние дни я не получал писем, поскольку посещал земли на западе. Быть может, вы осведомлены лучше. — Король будет вечером, — внезапно объявляет Ида, — Рита так сказала, я слышала. — Слуги в этом доме всегда все узнают слишком быстро, — усмехается Эдда, — Но это правда. Его Величество прибудет сегодня вечером вместе с Федором. Насколько мне известно, Мирон и Дарио будут ближе к ночи, если ничего не изменилось. — Благодарю, — кивает Назар. Такие новости ему по душе: раз Марк и остальные скоро вернутся, значит, уже утром они смогут отправиться в Пальмиру. Это хорошо, — Тогда не смею больше беспокоить. Развернувшись на пятках, он следует к выходу и уже у самой двери слышит тихий голос Иды, летящий ему в спину. — Что это за штука у него на поясе? Решая никак не комментировать услышанное, Назар, не дожидаясь ответа Эдды, покидает ее покои и идёт к своим. Ему, признаться честно, не особо хочется, чтобы четырехлетнему ребенку объясняли, что такое меч, зачем он нужен и что творится при его использовании, но он понимает, что подобный ликбез неизбежен. Не сейчас, так потом, потому что в их мире даже дети должны знать хоть что-то об оружии. Остаётся надежда, что эта информация пригодится им когда-то не для применения, а для осведомления, но для ее оправдания стоит приложить некоторые усилия. Назар прикладывать их готов, потому что тоже теперь отец. А как прибудет в Пальмиру, вероятно, дважды станет им. До вечера он сидит без дела, несколько раз порывается съездить под Далорус, чтобы взглянуть своими глазами, как идёт обустройство отправленных туда сирот, но не решается покинуть резиденцию и оставить прибывших с ним мальчишек без присмотра. Не то, чтобы он прямо-таки присматривает за ними сейчас, однако его присутствия достаточно, чтобы быть уверенным, что все под контролем. Да и мало ли, что случится, вдруг он им понадобится? Назар не бегает от ответственности и раз уж взял ее, дав слово Мише, будет нести ее до конца. К вечерний трапезе обстановка меняется, слуги вдруг начинают суетиться, и становится понятно, что кто-то вернулся в столицу. Этим кем-то, к счастью, оказываются Федор и Марк, которых Назар спешит встретить, чтобы узнать, все ли у них в порядке. Сомнений, разумеется, как таковых нет, иначе бы он давно уже был в курсе, однако немного контроля не навредит. К тому же им всем есть, о чем поговорить, чтобы понимать, какой дальнейший план действий. Назару к тому же нужно как-то осторожно преподнести новость о немного нестандартном пополнении рядов армии и не только, но он уверен, что уж тут проблем и вопросов не возникнет точно. Что удивительно, он ошибается. После вечерней трапезы, когда они с Марком и Федором остаются одни в столовой, последний, услышав весть о том, что им компанию до Пальмиры составят девять мальчишек, спрашивает первый, кто они такие и откуда вообще взялись. — Вряд ли ты просто нашел их на улице, раз даже везёшь их за собой в Верхний Город, — подмечает он, — Чьи это дети? И почему ты так обеспокоен их судьбой? — Меня попросил пристроить их в Легионе, — уклончиво отвечает Назар, но, поняв, что ходить вокруг да около нет смысла, признается, — Один мой… Знакомый. Это его воспитанники, и он очень просил, чтобы я помог им. Я не мог отказать. — Знакомый? — переспрашивает Федор, — Какой ещё… Не договорив, он вдруг принимает растерянное выражение лица, смотрит с долей удивления и гнет бровь в вопросе. — Миша? — Миша, — подтверждает Назар мысленно подмечая, что с догадливостью у Федора все в порядке, — И он неплохо заплатил мне взамен на помощь. Я бы не стал брать деньги, но решил, что для казны это будет полезно. Там внушительная сумма. — Кто такой Миша? — оживляется Марк, все это время сидевший молча и явно непонимавший, о чем идёт речь, — Это ваш друг? Я знаю его? — Вряд ли, — качает головой Федор, — Это наш… Товарищ по несчастью. Когда-то давно у нас были общие дела. Я, кстати, не видел его с тех пор, как началась война. Выходит, он выжил? — И обзавелся девятью воспитанниками, — усмехается Назар, переводит взгляд на Марка и все же объясняет, — Миша Паньшин наемник. Много лет назад мы работали вместе, но сейчас он уже не при делах. После войны он из доброты душевной стал собирать сирот и взял к себе на воспитание несколько мальчишек. Сейчас он попросил меня увезти их отсюда, чтобы дать им шанс на исправление. Я не стал отказывать. Это ведь не станет проблемой? — Эти мальчишки тоже наемники, не так ли? — без реверансов спрашивает Марк, — Я не хочу показаться бессердечным, но они могут быть опасны, раз уж раньше им приходилось применять оружие не для защиты, а для иных целей. Или они все же не наемники? Назар вздыхает. Этот момент он как-то не продумал, а зря. У него есть уверенность, что мальчишки Миши не несут никакой угрозы, потому что свою роль играют доверие и некоторый опыт, Марк же вполне справедливо имеет некоторые опасения, развеять которые необходимо, потому что обещание нарушать нельзя. Но вот как это сделать? Попросить не сомневаться? Будто этого будет достаточно, чтобы убедить. Скрепя сердце, Назар решает воспользоваться своим авторитетом и положением, давая себе слово, что в такой ситуации это точно в последний раз. — Они имели отношение к некоторым делам, но настоящими наемниками их назвать трудно, — говорит он как можно более спокойно, — Многие из них даже не хотят быть причастны к армии, потому я принял решение пристроить их там, где они смогут найти себе занятие по душе. Я понимаю, что у тебя есть сомнения и что они вполне оправданы, но я клянусь, что никто из этих мальчишек не опасен по-настоящему. Они — дети мастеров, целителей и ремесленников, не случись войны, они бы продолжили дела своих родителей, но судьба была к ним жестока. В наших силах дать им второй шанс, потому что они того заслужили. Своими деяниями мы отняли у них семью и дом, но мы можем исправить эту ошибку. Я готов поручиться за любого из них и буду лично наблюдать за ними, пока буду в Пальмире. Дай мне возможность помочь им, как детям и как твоим подданным. В конце концов, вы ведь ради этого приехали сюда — наладить жизнь темных. И это может стать одним из способов. — Миша Паньшин не так уж и жесток, хоть и наемник, — задумчиво произносит Федор, — Во всяком случае раньше он никогда не был кровожаден, потому вряд ли он воспитал из этих мальчишек опасных преступников. Я думаю, ничего страшного не произойдет, если мы пристроим их в Верхнем Городе. К тому же мы все действительно приложили руку к тому, что они остались без крова и семей. Теперь стоит хотя бы попытаться исправить ситуацию. Улыбка на лице Назара возникает сама по себе. Федор, даже не зная наверняка, что там за воспитанники у Миши, принял его сторону и теперь поддерживает, чтобы убедить Марка в правильности подобного решения. Что ни говори, а пониманием и настоящей верностью он наделён. К тому же он доверяет безоговорочно, потому и не ставит ни одно из прозвучавших слов под сомнение, и это действительно ценно. Назар ловит себя на мысли, что в чем-то ему и правда повезло. — Если вы оба убеждены, что ничего страшного не произойдет, то пусть будет так, — спустя паузу решает Марк, — Но все должно происходить исключительно под вашим присмотром. Я понимаю степень своей ответственности за каждого ребенка, оставшегося сиротой, однако я бы не хотел необдуманных рисков на почве сострадания. Верю, что вы понимаете, чем нам всем чревата любая ошибка, потому я дам добро. Эти дети могут поехать с нами в Пальмиру. — Спасибо, — кивает Назар, — Я предупрежу их позднее. — Как обстановка на западе? — уточняет Федор, — Насколько там все плохо? На обсуждение дел уходит ещё порядка часа. Назар рассказывает о положении Интеритуса, Морталиса, Тимора и Гены, о том, скольких детей он направил в столицу и чем можно помочь городам в дальнейшем, а что стоит сделать в ближайшее время. На встречный вопрос о состоянии земель южнее, Федор повествует о том, что они тоже посетили приюты, собрали сирот и выслали их в Далорус. Из его рассказа выясняется, что Лазин уже в штабе Легиона Нижнего Города приступил к своим обязанностям командующего, помогают ему пока бывалые солдаты, но поддержка со стороны глав армии на протяжении хотя бы нескольких месяцев лишний не будет точно. Марк в ходе обсуждения вслух предполагает, что, быть может, нужно будет в дальнейшем увезти какую-то часть детей в Верхний Город, однако о перспективах такого развития событий предпочитает пока промолчать. Когда все планы и задачи, наконец, обговорены вслух, Федор выражает желание уйти отдохнуть, и Назар было собирается следом, но его просят задержаться. Ослушаться не представляется возможным. — У меня есть вопрос, — объявляет Марк, когда они остаются одни и шаги Федора стихают в коридоре, — Миша Паньшин. Это ведь тот, которого Мирон пытался перетянуть на нашу сторону ещё до переворота, не так ли? И он, насколько я помню, отказался от участия в войне. — Все так, — подтверждает Назар, — Но я не думаю, что это то, за что его можно осуждать. Миша имел право на подобный выбор. — Я не собирался его ни в чем винить, — качает головой Марк, — Всего лишь хочу понять кое-что для себя. У него ведь нет семьи? — Нет. — Но эти его воспитанники дороги ему, не так ли? Не понимая, к чему все эти вопросы, Назар медленно кивает. У него закрадывается подозрение, что неспроста Марк пытается узнать, как он сказал, что-то для себя, и оно оправдывается, когда звучат следующие слова. — При этом он готов отослать их в Верхний Город для их же блага и не просит ничего для себя. — Именно, — подтверждает Назар, — Все так. Но я не понимаю, к чему ты ведёшь. — Он болен, верно? — внезапно спрашивает Марк, — И болен смертельно, раз уж даже заплатил тебе, чтобы бы ты забрал его воспитанников с собой. Я прав? На секунду Назар теряется. Он никогда не сомневался в умственных способностях Марка, даже когда те иногда исчезали на фоне волнений или страхов, но его догадливость конкретно в данный момент удивляет. Хотя, возможно, не так уж и сложно сложить одно с другим и сделать закономерный вывод. Наемный убийца, взявший на себя роль наставника, после окончания войны решил отослать своих воспитанников куда подальше, обратился за помощью в этом вопросе к не последнему эльфу в стране и предложил взамен деньги, про себя же не сказал ни слова. И тут два варианта: либо он из благородных стремлений захотел изменить жизнь детей, что оказались под его опекой, либо он попал в ситуацию, в которой не сможет более сам помогать им. В первый не то, чтобы верится с трудом, но он менее реальный, чем второй. Потому что война. Потому что последствия. Потому что круг всегда замыкается, и от этого не сбежать. Назар принимает тот факт, что правда лежала на поверхности, и не увиливает больше. — Миша действительно болен, — признается он, — К сожалению, исцелить его нельзя. Он попросил меня забрать его мальчишек, чтобы за ними было кому присмотреть, когда его не станет. Я не мог отказать. — Это многое объясняет, — вздыхает Марк, — Ты мог сразу сказать мне правду, я бы понял тебя. Мише точно нельзя помочь? — По словам целителей он прожил годом больше, чем должен был. Думаю, что его время в самом деле на исходе. Назар старается не показывать лишнего и, к счастью, ему удается. Он не боится быть уличенным в том, что испытывает некоторую горечь из-за такого исхода, но ему проще, когда никто ее не видит. Свои эмоции он привык держать при себе, чтобы они не стали мишенью для других. Не то, чтобы Марк может ударить в слабое место, он бы не стал вовсе так поступать, однако ему тоже не следует видеть то, что Назар хранит глубоко внутри. Для собственного спокойствия, разумеется. Иных целей и причин нет. Но Марк зачем-то ищет то, что спрятано там, в недоступной для других зоне. — Ты в порядке? — несколько обеспокоенно уточняет он, — Как я понял, Миша не чужой для тебя эльф. Его… Болезнь не волнует тебя? — Я не вижу смысла волноваться касательно того, что неподвластно ни мне, ни кому-либо ещё, — отвечает Назар, — Яд из крови Миши никуда не исчезнет, смерть его неминуема. Я могу помочь ему только тем, что заберу его воспитанников и дам им шанс выбрать иной путь. И я предпочту направить силы на это, а не на переживания из-за того, что изменить невозможно. — Ты говоришь так, будто его смерть — это нечто обыденное. — Смерть и есть нечто обыденное. Она рано или поздно придет за любым из нас. Мне жаль, что за Мишей она заявилась так рано, но это не то, что можно исправить. А раз я не могу это исправить, я не стану тратить свои силы на борьбу с непреодолимыми событиями. Во взгляде Марка вспыхивает что-то. Что-то странное. Что-то острое. Что-то, что Назар никак не может понять и распробовать, но от чего в голове мысли валятся в кучу, смешиваются и теряются. Это узнавание. Это попытка пробить баррикаду, снести так умело выстроенную стену, превратить в пыль крепость. Добраться до недоступного. Это штурм, который успехом не заканчивается, но Назар почему-то чувствует шевеление между четверым и пятым ребром. И оно ему не особо нравится. К счастью, игру в гляделки Марк прекращает быстро, он отворачивается в сторону, закусывает нижнюю губу и, кивнув чему-то своему, вновь подаёт голос. — Хорошо, — говорит он, — Если ты так считаешь, я не стану спорить с тобой. Дети могут поехать в Пальмиру. — Спасибо. — Ты сказал, что не все они хотят оказаться в Легионе, — продолжает Марк, — Правильно ли я понял, что ты хочешь пристроить их где-то ещё? Поразмыслив над необходимостью осветить и этот момент сейчас, Назар приходит к выводу, что, в принципе, лишним объяснить дальнейший план действий не будет, и рассказывает все, как есть. И про то, что четверо мальчишек все же согласны вступить в ряды Легиона, и про то, что остальные пятеро попросили найти им иное занятие, будь то конюшня, целительство или какое-либо ремесло. Отдельно Назар подмечает, что у него не получилось пока придумать, как поступить с довольно строптивым Тимофеем, но тревог по этому поводу не испытывает, потому что, возможно, Андрею как раз пригодится помощник похожий чем-то на него самого. Марк внимательно слушает довольно сжатый монолог, кивает время от времени и под конец удивленно вскидывает брови. — Ты будто в воду глядел, — усмехается он, — Я думал над тем, чтобы поручить Андрею контролировать работу производств на землях Верхнего Города. Насколько я знаю, в прошлом он был вашим информатором, потому его навыки могут быть полезны. Конечно, я не говорю, что он приступит к своим обязанностям уже сейчас, пока он нужен Грише, но позднее это станет возможным. Не исключено, что ему понадобится личный помощник для такого дела. А раз есть кандидат, то должно быть проще. — Я подозревал нечто подобное, — кивает Назар, — Не могу сказать, что Тимофей идеально подойдёт для такой должности, но он кажется мне смекалистым. На первое время можно устроить его в помощники Мамаю или Охре, чтобы набрался опыта. Ты ведь кому-то из них поручишь задачу Андрея, пока Гриша не подрастет? — Мамаю, — отзывается Марк, — Охра с Лией будут заниматься школами, приютами и домами милосердия. В принципе, Тимофея можно будет приставить к кому угодно, это не будет лишним. Так он поймет, что от него требуется, и привыкнет к новому положению при дворе. После уже можно будет отдать его на попечительство Андрею. — Разумно. Марк молча кивает, не выражая своим видом желания продолжать беседу, и Назар уже было хочет предложить ему отправиться в покои, но задерживается. Они не виделись совсем малую часть времени по сравнению с той, которую провели вместе во время разъездов, и все же. Все ли в порядке? На первый взгляд да, однако убедиться ещё раз стоит. Назар не хочет дожидаться последствий непроявленного, когда того было нужно, внимания. Ему проще дать его сейчас, пока ещё можно предотвратить неизбежное. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Более чем, — хмыкает Марк, — Не стану врать, я устал, но это не то, за что стоит волноваться. Господин Незборецкий не так давно добрался до Пальмиры. Он написал мне, что с Надей все в порядке, так что я абсолютно спокоен. Тем более скоро мы сами будем в Верхнем Городе. Эта мысль придает мне сил. Назар хмыкает в ответ, но ничего не говорит. Вранья нет, но и всей правды тоже, однако зачем копаться в том, что стараются не показать? Если Марк что-то умалчивает (а он определенно что-то умалчивает), значит, так нужно. Значит, он ещё не готов что-то рассказать и чем-то поделится, и вытаскивать из него это что-то клешнями не следует. Не исключено, что ему необходимо все обдумать, взвесить, рассмотреть под разными углами, и кто Назар такой, чтобы мешать этому процессу? Он почти всегда подле, он не откажет в помощи, он не станет идти против. Этого достаточно, чтобы быть уверенным, что Марк заведет разговор сам, когда возникнет такая потребность. Давить нельзя. Потому что так Назар все только сломает, а ему не хочется ещё больше разрушений после тех, которые он успел принести. — Я рад, что ты в порядке, — честно говорит он, — И что с Надей все хорошо. Уверен, она по тебе тоже соскучилась. — И по тебе тоже, — улыбается Марк, — Надеюсь, она не сильно обижена на то, что мы оба так внезапно покинули ее. На секунду Назар хочет сделать вид, что не слышал этого, но затем он вспоминает о словах Пелагеи и останавливает самого себя. Ему нужно быть подле Нади какое-то время и тем самым выражать свою благосклонность к ней, как к единственной наследнице престола, чтобы народ видел, что преемник, пусть и не самый очевидный, есть. Чтобы народ не боялся, что вновь будет брошен на произвол судьбы, если вдруг король погибнет, чтобы он знал, что трон есть кому занять. И что принцессу поддерживает армия, а значит, она точно в случае необходимости наденет корону. Это всего лишь политическая игра, правил которой придерживаться будет необходимо до тех пор, пока Марк не родит законного ребенка, но Назару она дастся не так просто, как хотелось бы. Будь его воля, он бы держался от Нади подальше, чтобы сберечь ее, однако это не представляется возможным. Покой страны, безопасность власти и искоренение любых угроз важнее, чем собственные стремления и желания. Назар понимает это и не намерен плыть против течения, не потому что боится утонуть сам, а потому что не собирается топить всех остальных. Его задача как всегда проста — защитить. Даже от того, чего пока ещё вроде и нет. — Это мы сможем проверить, когда вернёмся во дворец, но я уже уверен, что в первый день она будет игнорировать наше существование. Так поступают все женщины, когда чем-то недовольны. Даже самые юные. — Я все же надеюсь, что ее тоска сильнее ее обиды, — смеётся Марк, — Иначе заслуживать ее прощения мне придется долго, а я был бы не прочь поспать хотя бы одну ночь. — Если она по-прежнему будет признавать меня, то одну ночь ты отдохнешь точно, — пожимает плечами Назар, позволяя себе ответную улыбку, — Я постараюсь утешить ее обиду на нас обоих. После прозвучавших слов Марк замирает, распахнув рот, закрывает его тут же, но моргать от непонимания не прекращает. Он всем своим видом кричит о растерянности, вызванного подобным заявлением, становится заметно, что он хочет задать вопрос, и тот звучит по истечении лишь нескольких минут. — Ты будешь приходить к ней? — Если ты не будешь против, — уклончиво отвечает Назар. Он не намерен говорить обо всех открытиях и словах Пелагеи, чтобы не поселять новых тревог, но и так просто не может внезапно изменить настрой. Решает действовать осторожно: в первое время он будет делать вид, что из-за разлуки хочет немного побыть с Надей, а потом притворится, будто его позиция стала иной из-за какой-нибудь абстрактной причины. Пусть это будет хоть неожиданно проснувшееся отцовское чувство, не особо важно. Лишь бы Марк был убежден, что Назара тянет к дочери не из-за внешних обстоятельств. А вот всем остальным будет лучше думать ровно наоборот. Два зайца одной стрелой. Почти все извлекут из этого выгоду. — Не буду, — тихо говорит Марк, наконец, справившись с замешательством, — Думаю, она будет рада тебе так же, как и раньше. Ты неплохо ладишь с ней. — Не лучше, чем ты. Марк пожимает плечами, принимает нейтральное выражение лица, но улыбка так и бьётся сквозь эту маску равнодушия. Назару не хочется думать о том, чем вызвана эта тихая радость, потому он и не комментирует ни увиденное, ни услышанное. Ему в этом копаться сейчас не кстати, у него хватает забот. Да и положительные эмоции, какую бы причину не имели, это хорошо, так что беспокоиться не о чем. Марк в порядке — это главное. С остальным они разберутся позже. Однако эти самые положительные эмоции толкают его на что-то крайне необдуманное, он вдруг подаётся вперёд, кладет руки на плечи Назара и обнимает его крепко, будто упасть боится. Это лишь на мгновение вгоняет в ступор, после просыпается узнавание. Ничего не изменилось — Марк один все ещё не справляется. Ему нужен кто-то, и этот кто-то снова Назар. Не то, чтобы это желательный расклад. Не то, чтобы у них есть другой. Был бы, не было бы и всей этой глупости, но работать приходится с тем, что есть. А есть у них не так много на данный момент, потому и выбирать не из чего. Назар понимает и это тоже, потому не отстраняется. Ладони его опускаются на чужую спину, нос зарывается в светлую макушку. — Потерпи ещё немного, — просит он удивительно ласково для самого себя, — Мы завтра будем в Пальмире. Осталось совсем чуть-чуть, всего одна ночь. Совсем скоро ты увидишь Надю. — Я знаю, — вздыхает Марк, — Просто этот месяц тянулся ужасно долго, а последние дни будто бы ещё дольше, чем все предыдущие. Хоть я и доверяю Федору, с тобой мне все равно спокойнее. Я привык быть у тебя на виду ещё с тех пор, как ты гонял меня по лесу с луком до последнего издыхания. Это всегда прибавляло уверенности, что все под контролем. — Все и сейчас под контролем, — заверяет его Назар. И он вовсе не имеет права говорить следующие слова, но чувствуя, что в них есть необходимость, говорит все же, — Я рядом. На меня ты можешь положиться, и ты это знаешь. Быть может, Марку не хватало именно этого, быть может, он всегда будет нуждаться в том, чтобы такие, казалось бы, очевидные вещи озвучивали вслух. Быть может, он устал даже больше, чем думает сам, важно не это. Важна его реакция, и он выдает привычную: отстраняется на пару дюймов, но только для того, чтобы вновь податься навстречу и оставить поцелуй на губах. Мучительно долгий, как за все невысказанное и накопившееся, гнетущее, тревожное. Назар не знает точно, однако все равно отвечает, опуская ладони чуть ниже. Так сейчас нужно. Так будет нужно ещё какое-то время, чтобы не случилось непоправимого. Чтобы Марк не сбился с пути и не потерял равновесие, чтобы приобрел стабильность посреди сплошной нестабильности. Чтобы не думал даже отступать, ведь на кону слишком много. И чтобы это много своим грузом не переломило все кости, Назар будет где-то тут до тех пор, пока не сумеет передать эту роль кому-то более подходящему. Такой рано или поздно найдется, и вот уже тогда можно будет подвести черту. Нынче рано, и отрицать это бессмысленно. Марк отодвигается сам, опускает голову, будто желая скрыть лицо, а затем резко отступает назад, когда в дверь столовой стучат. Звучит разрешение войти, на пороге оказывается молодая темная эльфийка из числа слуг. Она отвешивает поклон и сообщает, что в резиденцию, наконец, вернулся ее хозяин. — Вы просили известить вас, когда прибудут господин Виейра и господин Федоров. Они здесь, Ваше Величество. — Чудно, — кивает Марк, — Я найду их сам. Спасибо, вы можете идти. Служанка спешно кланяется и исчезает из виду, Назар провожает ее взглядом и обращается к Марку. — Я схожу за Федором. Думаю, нам есть что обсудить с Дарио и Мироном. — Да, пожалуй. Уходя, Назар думает, что с Федором ему придется обсудить много чего. И дела Легиона, и дальнейшую судьбу мальчишек Миши, и внезапно возникшую необходимость крутиться подле королевского бастарда ради благополучия страны и народа. Последняя новость Федора если не удивит, то удовлетворит однозначно, и это, признаться честно, отзывается странным чувством в груди. Неясно, почему для него и Андрея так важно, чтобы Назар был рядом с дочерью, одно подозрение есть, но подтверждений ему искать не хочется. Как не хочется принимать тот факт, что в чем-то они так или иначе правы.

***

Покидать Нижний Город им представляется возможным без спешки и суматохи. С вечера обсудив все дела и выяснив, что зерно доставлено по всем городам и работы по восстановлению страны уже начались, отдав деньги для дальнейшего распоряжения ими Дарио, их не самая большая делегация, наконец, выдвигается в путь. Граждане выходят провожать короля, и если поначалу это несколько тревожит, то вскоре беспокойство отступает, поскольку никто не пытается напасть или причинить какой-то вред. Однако Назар все равно остаётся начеку, поскольку научен горьким опытом и знает, что обстановка может поменяться в любой момент, потому и выдыхает лишь тогда, когда они почти оказываются у границы. Мальчишки весь путь ведут себя тихо и покладисто, даже Тимофей, которому дай волю, говорить будет до утра, безропотно выполняет все поручения. И то ли так сказывается присутствие Марка, то ли строгое предупреждение Федора (которое он дал ещё в Далорусе перед самым отъездом) не забывать о благоразумии, но в любом случае всё идёт вполне сносно. Назар время от времени встречается взглядами с Данилой, тот глазами обещает ему держать руку на пульсе и даже справляется. Его товарищи не подкидывают никаких сюрпризов, потому все они добираются до Пальмиры без каких-либо приключений. Уже там начинается суматоха, которую получилось избежать в Нижнем Городе. Придворные вываливаются на улицу толпой, встречая короля и его сопровождающих, кричат, приветствуют, одним словом устраивают какой-то бардак. К счастью, Мамай и Охра разгоняют их, насколько это возможно, помогают Марку в первую очередь отделаться от лишнего внимания и попасть во дворец. Назар за ними не спешит — ему надо бы разобраться с мальчишками, на ночь их где-нибудь устроить, а уже утром отправить, кого куда. Он потому и задерживается у ворот и становится свидетелем одной сцены. А именно того, как Андрей, протиснувшись между придворными, стремительно приближается к Федору и заключает его в объятия. Выглядит он, признаться честно, даже не столько радостным, сколько удивлённым, но понять его можно. Сколько он мужа не видел? В общей сложности около полугода, наверное. По истечении такого времени действительно сложно поверить, что происходящее — не плод больного разума. Назар ему даже сочувствует, однако помимо прочего испытывает некоторое удовлетворение. Он сдержал свое слово. Это важно. Чтобы не стоять без дела, он вместе с Мироном все же загоняет всех зевак обратно внутрь, после чего велит мальчишкам идти за ним и ведёт их в конюшню. Там они оставляют лошадей, после чего Назар собирает их всех в дворцовом саду и проводит краткий инструктаж. — Сегодня вы будете ночевать здесь, — объявляет он, — Я дам приказ слугам разместить вас в гостевых покоях. Без разрешения постарайтесь никуда не соваться, при дворе немало солдат и стражи. Если захотите осмотреться, я попрошу Диму устроить вам экскурсию. Утром Данила, Никита, Матвей и Богдан отправятся в штаб Легиона, Гавриил — в конюшню, Костя — к придворной целительнице Евгении. Вова и Радмир несколько дней подождут, пока я решу вопрос их устройства в мастерские. Вопросы? — А как же я? — почти возмущенно спрашивает Тимофей, — Вы назвали всех, кроме меня. Куда отправлюсь я? — Ты останешься при дворе, — отзывается Назар, — Не беспокойся, без дела сидеть не будешь. Его Величество нашел тебе занятие, вскоре ты к нему приступишь. Тимофей после прозвучавших слов меняется в лице, будто бы даже бледнеет и кивает несколько неуверенно. Забавно даже, как быстро сбилась с него спесь из-за вести о том, что его судьбой распорядился сам король, но Назару не до балагурства. Да и зачем пугать мальчишку? Подумаешь, на язык острый. Ничего же плохого он не сделал. Надо бы успокоить его, чтобы не переживал особо, а то надумает себе. Потом проблем не оберутся. — Полагаю, на первое время ты будешь определен в личные помощники господина Мамая, — объясняется все же Назар, — Либо маркиза Евстигнеева. Это решение Его Величества. Мальчишки молчат пару секунд, затем Радмир присвистывает, остальные принимаются вслух обсуждать прозвучавшие слова, и атмосфера вмиг разражается. Вова толкает Тимофея в плечо, тот растерянно хлопает глазами, а затем усмехается, вздергивает подбородок и растягивает губы в самодовольной улыбке, всем своим видом крича о том, что он обогнал всех своих товарищей в этой негласной гонке. Назар не тратит своих сил даже на то, чтобы закатить глаза, однако едва заметную ухмылку он себе позволяет. Дети, что с них взять. Наемники, не наемники, убивали, не убивали, разницы никакой. Мелкотня она есть мелкотня. Один только Данила ведёт себя спокойно, к всеобщему веселью не присоединяется, но и пресечь его не спешит. Вместо этого обращается к Назару. — Вы же понимаете, что от Тимофея не стоит ждать благоразумия и послушания? — тихо уточняет он, глядя куда-то в сторону, — Он талантливый малый, но частенько на нервы действует всем. Больно строптивый. — Если найти к нему подход, то его недостатки можно будет запросто превратить в его достоинства, — отвечает Назар вполголоса, — Было бы желание. — За три года Миша так и не сумел усмирить его нрав. — Будем честны, Миша даже не пытался. Данила улыбается одними уголками губ, выражая свое молчаливое согласие, ничего больше не говорит. Назар не воскрешает беседу тоже, объявляет, что хватит с них всех галдежа, и отводит мальчишек во дворец. Там приходится потратить некоторое время, чтобы разместить их по гостевым покоям, потом потратить его ещё, чтобы найти Диму и разузнать, какова обстановка. — Все в порядке, капитан, — заверяет тот, когда они заканчивают с недолгими объятиями и останавливаются в коридоре неподалёку от тронного зала, — Ничего из ряда вон выходящего за время вашего отсутствия не произошло. Разве что Идан уехал, но он вчера прислал письмо. Дела его неплохи. — Идан уехал? — удивляется Назар, — Куда и зачем? Неужто в Претиоз? — Именно, — подтверждает Дима, — По приказу Его Величества ему выделили деньги из казны для открытия мастерской, он отправился туда за этим. Извлечение камней уже началось, сейчас Идан помогает работникам и следит за процессом стройки. Полагаю, он вернётся только к свадьбе Лии и Охры. — К свадьбе? Дима награждает его снисходительным взглядом, мол, капитан, ну что вы, как можно было забыть о таком, и Назар правда удивляется тому, что упустил данный факт из внимания. Действительно ведь Лия скоро замуж выходит, значит, и ему надо как-то оказаться в Пальмире к тому моменту. Нет, это необязательно, но девчонка его никогда не простит, если он не будет присутствовать. Не то, чтобы у нее есть право обижаться. Не то, чтобы у нее нет права просить об этом. Назар в любом случае хочет быть — ему провожать в нормальную, спокойную жизнь своих солдат только за радость. Не только же хоронить их и вести на верную смерть, не так ли? — Когда назначена дата? — Пока ещё не назначена, — качает головой Дима, — Лия попросила отложить до того времени, как вы и Федор будете в Пальмире. Она выразила желание видеть вас в списке почетных гостей. — Почетных, значит, — насмешливо тянет Назар, — Что ж, возможно, придется даже перетерпеть весь этот балаган, раз уж того просит невеста. Нынче она выше меня по титулу, я не имею права отказывать. Дима усмехается, не позволяя себе все же откровенно глумиться над таким раскладом, вздыхает и поворачивается лицом к окну. Он не выглядит утомленным, скорее несколько задумчивым, и Назар задаётся вопросом, почему. Устал от своих обязанностей? Встревожен чем-то? Ответ оказывается на поверхности. — С Марией все в порядке? — Более чем, — спешно кивает Дима, — Она писала мне. Сказала, что чувствует себя хорошо, но страшно устает заниматься делами в одиночку и тоскует. Как вы думаете, капитан, скоро я смогу вернуться в Родарик? — Федор будет в Пальмире в ближайший месяц, — говорит Назар, — После я его сменю, когда он уедет в Нижний Город. Думаю, в твоём присутствии больше нет острой необходимости. Я поговорю с Марком. Если хочешь, можешь задержаться до обряда имянаречения Гриши, а потом вернуться в Родарик. Там ты сейчас нужнее. — В самом деле? — удивляется Дима, — Это было бы здорово. Я понимаю, что у меня есть обязанности, но надолго оставлять свою семью не хотел бы. Если я нужен тут, я бы попросил разрешения Марие приехать в Пальмиру, а дела Родарика передать кому-то другому, пока она не родит. Разумеется, если Его Величество не будет против. — Я поговорю с ним. Разговор с Димой надолго не затягивается, Назар просит его чуть позднее провести для привезенных из Нижнего Города мальчишек экскурсию по дворцу и сразу после следует к покоям Лии, чтобы узнать у нее детали предстоящей свадьбы и заодно уточнить, все ли у нее в порядке. Не то, чтобы есть причины для беспокойств, но лишним ведь не будет поинтересоваться, как обстоят дела. В конце концов, она его солдат и им останется навсегда, несмотря на статусы, титулы и роли. Быть уверенным, что у нее все хорошо, Назар обязан. Однако до Лии он не добирается, на половине пути встречает Евгению. Та увлеченно изучает какие-то бумаги в своих руках, замечает его не сразу, а когда все же обращает на него внимание, замирает прямо посреди коридора второго этажа, улыбается как-то растерянно и приветствует его кивком головы. — Не знала, что ты тоже приедешь, — заявляет она, складывая листы пергамента пополам, — Как успехи? В Нижнем Городе все спокойно? — Насколько это возможно, — пожимает плечами Назар, а вспомнив о Косте, спрашивает, — Если я не ошибаюсь, ты говорила, что ищешь себе помощника, который в будущем мог бы остаться при дворе в качестве целителя. Не нашла? — И не искала, — вздыхает Евгения, — Нет, у меня есть две помощницы, но буду честна, они вряд ли смогут в дальнейшем заниматься моим делом самостоятельно. К тому же одна из них собирается замуж, потому мне предстоит найти кого-то ещё. Было бы на это время. — Возможно, я смогу тебе помочь, — объявляет Назар, — Со мной из Нижнего Города приехали сироты. Изначально я думал, что определю их в Легион, но, как выяснилось, не все они хотят стать солдатами. Один из них сын целителя, он выразил желание обучиться делу своего отца. Не скажу, умеет ли он что-то уже сейчас, но по его же словам чему-то его да учили. Его зовут Костя, ему пятнадцать лет. Возьмёшь его к себе в помощники? Евгения крепко задумывается, вертя в руках пергамент, хмурится, а затем лицо ее вдруг искажается чем-то похожим на удивление. — Он случаем не родом из Тимора? — осторожно уточняет она, — Если да, то, возможно, я знаю его семью. Они были очень уважаемыми целителями на западных землях, к ним ехали за помощью со всех близлежащих городов. Его отца звали Виктор. — Признаться честно, я не знаю, откуда Костя родом, — качает головой Назар, — Не интересовался. Но я могу завтра утром привести его к тебе. Было бы неплохо, если бы ты взяла его к себе на обучение. Он показался мне вполне сносным мальчишкой. — Боюсь спрашивать, где ты его нашел и почему так озабочен его судьбой, — мягко усмехается Евгения, — Но я не против. Если у него действительно есть склонность к целительству, то я радостью возьму его себе в помощники. Он ведь сам хочет этого? — Хочет. — Чудно. Тогда заглядывайте утром, я буду у себя. Короткой беседы кажется достаточно, однако Назар все равно не спешит уйти. Ему хочется спросить о Наде, поскольку ее он явно не увидит до ночи, ведь ещё нужно провести заседание Парламента и поговорить с Андреем и с Лией, но он понимает, что делать это здесь небезопасно. Во дворце уши и глаза есть даже у стен, порою это на руку, когда необходимо что-то узнать, однако временами это может пойти во вред, когда информация должна остаться в секрете. Впрочем, можно ведь подойти к вопросу с другой стороны, и Назар решает поступить именно таким образом, пока Евгения не умчалась прочь. — Как поживают Ее Высочество и госпожа Незборецкая? — Они в добром здравии, — мгновенно отзывается Евгения, растянув губы в улыбке, — Юная принцесса в первые дни отсутствия Его Величества высказывала свое недовольство, но сейчас все в порядке. Елена и Вера отлично справились и нашли общий язык с ней. Думаю, Ее Высочеству будет даже немного грустно, когда они ее покинут. — Рад слышать, — хмыкает Назар, чувствуя необъяснимое для себя облегчение, — В таком случае не буду больше задерживать. Они кивают друг другу, расходятся в разные стороны. Пребывая в своих мыслях касательно грядущих событий, Назар все же добирается до покоев Лии, не особо рассчитывая на то, что застанет ее, но реальность оказывается отличной от его предположений. Новоиспечённая маркиза открывает ему почти мгновенно, замирает на своем месте и таращится так, будто видит впервые. Впрочем, ее ступор заканчивается быстро, Лия быстро возвращается с небес на землю и прикрывает рот ладонью. — Капитан! — восторженно восклицает она, будто он не из Нижнего Города вернулся, а с того света, — Как я рада вас видеть! В порыве чувств она даже запрыгивает к нему на шею и заключает в крепкие объятия. На секунду Назар теряется, застывает, как каменное изваяния, после тихо усмехается, но отстраниться не спешит. Лия делает это вместо него. — Черт побери! — чертыхается она, отскакивая от него назад, — Прошу прощения, капитан. От ее испуга за такую, казалось бы, безнаказанную глупость Назара все же пробивает на почти беззвучный смех, потому он опускает голову, пряча улыбку, и, лишь приведя себя в надлежащий вид, с нейтральным выражением лица вновь поворачивается к своей собеседнице. — Я тоже рад тебя видеть, Янсонс — все же признается он, — Даже несмотря на твое неуставное поведение. — Давайте обойдёмся без нотаций, — бормочет Лия, хватаясь за ручку двери, будто не зная, куда деть руки, — Мы все же не на тренировке. Проходите. Не давая и шанса возразить, она заводит его в свои покои, сажает на стул и сама опускается на соседний, глядя с ожиданием и заинтересованностью. У нее определенно много вопросов и немало того, что она сама хочет рассказать, но Назар малодушно откладывает все это на неопределенное потом. Не потому что ему все равно, в конце концов, ему важно, чтобы у всех, кого он клялся беречь, все было в порядке. А потому что конкретно сейчас это не имеет большого значения, да и у него ещё немало дел, отложить которые нельзя, и не так много сил после долгой дороги. Назар не избегает очередного разговора обо всем и ни о чем. Назар просто опирается на рациональное и освещает только то, что нуждается в обсуждении. — Дима сказал мне, что ты отложила свадьбу до момента, пока мы с Федором не будет в Пальмире, — сходу начинает он, — Когда в итоге будет торжество? — Тогда, когда вы с Федором будете в Пальмире, — усмехается Лия, — И когда Его Величество даст на то позволение. Устраивать праздник сразу после войны слишком малодушно, потому я готова дождаться подходящего момента. Но и откладывать надолго мне бы не хотелось. Главное, чтобы присутствовали вы с Федором. Было бы славно ещё пригласить Идана, Марию с Димой и Роберта, однако я пойму, если у них не получится приехать. — Я вернулся ненадолго, — сообщает Назар, — Только для проведения обряда имянаречения Гриши, после я снова уеду в Нижний Город. Вряд ли вы успеете организовать свадьбу за столь короткий срок, потому можете не опираться на мое присутствие, чтобы не откладывать ещё больше. Его Величество, я уверен, даст свое позволение, как только ты поговоришь с ним. В моем непосредственном участии необходимо как таковой нет. Уже замолкнув, он вдруг понимает, что, наверное, сказал что-то не то, потому что Лия глядит на него совсем уж странно. Даже не странно — с обидой, возмущением и явным предупреждением не нести ерунды, которую Назар в упор не видит. В самом-то деле, разве есть какой-то толк от его присутствия? Он на дух не переносит все эти празднества, ему не по душе стоять и делать вид, будто он рад толпе придворных, на уме у которых одни только сплетни и прочая чепуха. Нет, свадьба Лии, конечно, является исключением, на это торжество Назар бы заявился без пререканий и даже не стал бы кривить рожу, но он далеко не ключевая фигура, при отсутствии которой все пойдет коту под хвост. Да и дело это откладывается уже приличный срок, и продолжаться так не должно явно. Если поползут слухи, что задержка имеет какие-то неоднозначные причины, обряд бракосочетания, конечно, не отменится, но Лия определенно расстроится. А этого следует избежать — мало что ли ей досталось? Пусть хоть в этом вопросе обойдется без каких-либо сложностей и неприятностей. Заслуживает, как ни крути. Но упрямо отстаивает свое, потому что так ее учил сам Назар. — Кто-кто, капитан, а вы обязаны быть, — отрезает она, — Как вам вообще взбрело в голову, что я пойду под венец в ваше отсутствие? Это уму непостижимо. Нет, я дождусь, когда вы вернётесь, и на следующий же день попрошу Влади наложить обет. Это не обсуждается. — Ты не обязана откладывать свадьбу из-за моих забот, Янсонс, — устало вздыхает Назар, — Вопрос с ней и так затянулся из-за всех беспорядков, потому я не вижу смысла ждать теперь ещё и моего возвращения. Это неразумно. — Неразумно — это идти к алтарю в одиночку, а не в вашем сопровождении. Все остальное вполне себе логично. Уже сказав, Лия будто бы понимает, что именно озвучила вслух, вскидывает испуганный взгляд и поджимает губы. Наблюдая за тем, как меняется выражение ее лица, Назар медленно осознает, что именно он только что услышал. Если с той самой упомянутой логикой у него все в порядке, то можно сделать вывод, что ему, возможно, будет оказана честь вести невесту к алтарю. Обычно такая задача возлагается на плечи отца или того, кто исполняет его роль, иногда она передается духовному родителю, но никак не капитану. Да и странно как-то просить провожать в супружескую жизнь того, кто только тем и занимался, что отправлял с каждым боем на гипотетическую смерть. Назар, конечно, приложил усилия, чтобы она осталась лишь гипотетической, однако не заслужил такого жеста по отношению к себе. Во всяком случае так считает он, у Лии мнение совсем иное. — Я почти не помню своих родителей, — признается она внезапно, — Не говоря уже об их родителях или иных членах моей семьи. Ее мне заменили те, с кем я бок о бок шла до Пальмиры. Я не буду говорить, что вы мне стали как отец, капитан, но я действительно дорожу вами и ценю все, что вы сделали для меня. Без вас я бы наверняка давно была мертва, потому мне хочется, чтобы именно вы вели меня к алтарю. Замужество — это начало новой жизни, а вы всегда были тем, кто сопровождал меня во времена важных событий. Я бы не хотела менять эту негласную традицию. Назар вздыхает. Доверие и верность. Значимость и ценность. Он сам не успел заметить, как много стал значить для тех или иных эльфов, и он вовсе не жалеет, но, наверное, все ещё не понимает, почему так. Он ведь вел этих юнцов на погибель, не давая им гарантий, что завтра они проснутся, а они все равно упрямо и отчаянно шли за ним и продолжают идти по сей день. Теперь уже иначе, теперь уже не в бой с врагами, но тем не менее с клятвой не отступать. Для чего? У Назара нет ответа на этот вопрос. А если бы и был, он бы не упростил положение. Ответственность и обещание. Он давал слово, что сбережёт их. Он давал слово, что будет рядом, пока жив. Наверное, нечего тут думать. И противиться тоже. — Если Старейшины дадут мне разрешение сопроводить тебя до алтаря, я не буду против, — говорит он, — Раз уж переубедить тебя у меня не получится, то свадьбу сыграть вы сможете лишь через месяц. Я дам знать, когда вернусь, за несколько дней до прибытия. Этого времени должно хватить, чтобы все подготовить. — Спасибо, капитан, — кивает Лия, — Со Старейшинами я поговорю. Думаю, они не откажут мне в столь невинной просьбе. — По правилам так нельзя. — Андрей говорил, что правила созданы для того, чтобы их нарушать. Не обижайтесь, но его позиция нравится мне больше, чем ваша. Обиды Назар не испытывает вовсе, но зато вспоминает, что до Андрея ему бы дойти тоже было неплохо, прежде чем начнется заседание Парламента. Что оно будет, сомнений никаких, им всем есть что обсудить, и пусть сегодня они все устали, дела никогда не ждут. И им вроде торопиться некуда, градус напряжения давно снижен, но спешка у них уже в крови, наверное. Будто боятся, что не успеют пожить. Остаётся надеяться, что это ощущение когда-то их покинет. И Назар уже было правда собирается уйти, но по неведомой причине все же задерживается и позволяет Лие как расспросить себя касательно положения Нижнего Города, так и рассказать о том, что происходило во дворце весь последний месяц. Девчонка делится всем подряд взахлёб, говорит о том, что посещала дома милосердия и приюты, что помогала сиротам, что вместе с Охрой заглядывала в школы и вообще не сидела сложа руки. Позже она принимается вещать о Наде и о том, что с принцессой ей дозволили проводить время, когда Елена и Вера выбивались из сил. Эту часть ее монолога Назар слушает особо внимательно, чего даже сам не замечает, едва успевает скрывать улыбку, что норовит расцвести на его лице, и всеми силами пытается не выдавать никаких эмоций. К счастью, у него получается, поскольку Лия слишком увлечена своим рассказом. Ровно в тот момент, когда она заканчивает с ним, в дверь стучат, и она позволяет зайти пришедшему. — Душа моя, ты не занята? — с порога спрашивает Охра, глазами изучая какие-то записи на пергаменте в своих руках. Он входит внутрь, не отвлекаясь от своего занятия, вскидывает, наконец, голову, и лишь тогда замечает Назара, — И ты здесь? Назар молча кивает, даже не удосужившись подняться со стула, в отличии от Лии, ждёт дальнейших слов. Он про себя подмечает тот факт, что Охра постучался, прежде чем войти, и это наблюдение его немного все же успокаивает. Значит, обошлось пока ещё без глупостей. Даст Творец, до свадьбы их и не будет. Не то, чтобы это может стать проблемой, но неприятности принесет запросто. Примеров, увы, достаточно. — Завтра нужно будет съездить в Зирнас, посмотреть, как обстоят дела с открытием второй школы, — сообщает Охра Лие, после обращается к Назару, — Мирон сказал, что заседание Парламента переносится на завтра после утренней молитвы и трапезы. Ты должен присутствовать. — Куда уж без этого, — усмехается Назар, радуясь тому, что хоть сегодня обойдется без муторных обсуждений, — Я буду. Но надолго не задержусь, у меня есть дела в Легионе. Федору сказали, что собрание переносится? — Я велел слугам оповестить его, — кивает Охра, — Впрочем, сомневаюсь, что он бы заявился сегодня. Такое впечатление, что Андрей в ближайшее время не выпустит его из покоев. — Перестань, — осекает его Лия, забирая из его рук пергамент, изучает его содержимое и хмурится, — Почему мы едем в Зирнас именно завтра? Мне казалось, что это терпит. — Потому что на послезавтра Андрей и Влади решили провести обряд имянаречения. Мы должны присутствовать. А вот это уже неплохие вести, которые Назар планировал узнать от самого виновника балагана, но узнал от других. В принципе, можно теперь даже не идти к Андрею, раз уж информация получена, только вот он все равно не отстанет же. Проще самому заявиться и все обсудить, чем трепать себе нервы. Уж в этом Назар убежден. Он потому и покидает покои Лии под шумок, следует по направлению к покоям Андрея, думая, стоит ли наведываться сейчас, и по пути снова натыкается на знакомые лица. Это словно проклятье какое-то, что после возвращения ему встречаются все подряд, но, наверное, долгое отсутствие сказалось на восприятии. Назар просто отвык, что во дворце всегда толпа народу, и кто-то да хочет побеседовать с ним на ту или иную тему. На этот раз наталкивается он, к счастью, всего лишь на Диму, который в окружении мальчишек, привезённых из Нижнего Города, следует в главному выходу. Они все, завидев Назара, останавливаются, однако тот, не желая их задерживать, лишь уточняет, все ли у них в порядке. Получив ответ, что никаких вопросов и проблем нет, он покидает их и добирается, наконец, до точки назначения. По старой памяти он решает дать сигнал, что заявился именно он, коротко стучит три раза, спустя паузу ещё два раза, после чего дверь открывается и на пороге возникает довольный до невозможного Андрей. — Я уж думал, ты не дойдешь до нас, — фыркает он, хлопая Назар по плечу, заводит его внутрь и закрывает за ним, — Возился с мальчишками Миши? — Судя по всему, Федор успел тебе все рассказать, — хмыкает Назар, — Но я был не с ними. Заглядывал к Лие, хотел уточнить у нее по поводу свадьбы. Девчонка напрочь отказалась выходить замуж в мое отсутствие, поэтому торжество будет не раньше, чем через месяц. — У тебя для всех одинаковые сроки? — насмешливым тоном любопытствует Андрей, — И для Гриши, и для Лии. Никакого разнообразия. Назар оставляет этот выпад без ответа, проходит вперёд и останавливается у стены, припав к ней плечом, пока с улыбкой наблюдает за тем, как Федор, шепча что-то, качает на руках Гришу. Открывшаяся взору картина отзывается странным теплом в груди, как и то, с каким упоением на нее смотрит Андрей. Правда недолго, он быстро возвращает свое внимание к Назару и вопросительно гнет бровь. — Ничего не хочешь рассказать? Под «ничего» может подразумеваться что угодно. Воспитанники Миши, обстановка в Нижнем Городе, предстоящий обряд имянаречения или свадьба Лии и Охры, но Назар знает, о чем именно говорит Андрей. Вероятно, Федор, узнавший прошлым вечером о некоторых деталях встречи с Пелагеей, успел ему рассказать о внезапно возникшем решении быть подле Нади ради защиты власти. И не то, чтобы Назар против поделиться всей подноготной, но ему иррационально не хочется вытаскивать наружу то, что он сам принимает с некоторым трудом. Ему даже не стыдно признать, что Андрей и Федор были правы, когда убеждали, что ничего страшного от времяпрепровождения с Надей не произойдет. Потому что они не были совсем уж правы, но и не ошибались тоже. И это, пожалуй, стоит объяснить. — Я решил, что буду принимать некоторое участие в воспитании Нади, — объявляет он, — Это необходимо, чтобы народ видел, что я поддерживаю ее, как единственную наследницу престола. Как только Марк родит законного ребенка, мой приоритет должен будет измениться ради блага страны. — Ты так говоришь, будто быть рядом с дочерью тебе позволительно лишь по долгу службы, — качает головой Андрей, — Глупости все это, Назар. Я, конечно, рад, что эта Старейшина смогла тебя вразумить, но мне все ещё кажется странным твое стремление так избегать Марка и Надю. Они этого не заслужили. — Надя во всяком случае точно, — поддакивает Федор, все продолжая возиться с пока ещё неспящим и слушающим разговор взрослых Гришей, — Она твоя дочь, и отрекаться от нее из-за призрачных страхов слишком необдуманно. Я сомневаюсь, что ты когда-либо женишься и решишься обзавестись потомством, поэтому не отказывайся от того, что имеешь. Другого у тебя уже не будет. — Я и этого не планировал, — вздыхает Назар, а поймав неодобрительный взгляд Андрея, пожимает плечами, — Я не говорю, что я не рад появлению Нади. Она дорога мне. Но это не значит, что я могу позволить себе слишком много по отношению к ней. Сейчас того требуют обстоятельства, однако когда-то их не станет, и мне нужно будет вернуться к прежней роли. Это предрешено. — Это ты так решил, — возражает Андрей, — И не говори, будто у тебя нет выбора. Потому что ты сам выбрал отстраниться из-за собственных страхов. — Никаких страхов давно уже нет. — Поэтому ты мне сказал, что готов бежать, лишь бы она осталась цела? — спрашивает Федор, — Назар, ты обманываешь самого себя и убеждаешь нас, что прав, хоть это и не так. Перестань верить в то, что твое присутствие в жизни Нади причинит ей какой-то вред. Напротив, ты можешь принести в ее жизнь немало хорошего, если прекратишь бояться невесть чего. — Я ничего не боюсь. Это всего лишь осторожность. — В самом деле? — Андрей кидает на него цепкий взгляд и кривит губы, говоря следующие слова, — Тогда почему ты избегаешь любых упоминаний о Валерии и ее дочери? Замирают все: и Федор, стоящий у люльки, и Андрей, сказавший эту фразу, и Назар, оглушенный прозвучавшим, и даже будто бы Гриша в руках отца. В покоях повисает тишина, прерываемая лишь шелестом листьев за приоткрытым окном и гулом чьих-то шагов в коридоре. Липкая и вязкая, она забивает поры, и Назару кажется, что ему вдруг стало трудно дышать. Правда он довольно быстро возвращает себе самообладание, прокашливается и, придав себе отстранённый вид, невыразительно пожимает плечами. — Что было, то было. Я не вижу смысла ворошить прошлое. — Ворошить не нужно — соглашается Федор, кидая зачем-то на Андрея острый взгляд, — И жить им тоже, если ты понимаешь, о чем я. То, что было раньше, не должно влиять на происходящее сейчас. У тебя есть дочь, Назар, и какую бы причину ты не выбрал, чтобы быть рядом с ней, ты должен это сделать. Потому что и это тоже твоя обязанность. — Если не как отца, то хотя бы как верного слуги короны, — насмешливо тянет Андрей, не обращая внимания на все предупреждения в свой адрес, поворачивается к Назару лицом, — Просто не делай выбор, о котором будешь жалеть. У тебя всего одна дочь. Дай ей то, чего она заслужила. Назару хочется спросить, что такого он он может дать Наде, чего не могут другие, но он сдерживает себя и молча кивает. Это не абсолютное согласие, а всего лишь тактическое отступление и нежелание вновь ввязываться в бессмысленный спор. Андрей и Федор убеждены, что ничего дурного не случится, а Назар слишком долго живёт, чтобы знать, что беда всегда настигает тогда, когда ее не ждёшь. И он не намерен проверять, как будет на этот раз, потому что на кону стоит слишком много. Риск не оправдан и никогда не будет. Да, сейчас придется внести некоторые изменения в первоначальный план, но в глобальном масштабе все останется прежним. И это то ли к счастью, то ли к сожалению, константа. Идти против всегда Назар не решится. — Что по поводу обряда имянаречения? — уточняет он, — Охра сказал мне, что он пройдет послезавтра. Это так? — Да, — кивает Андрей, — Я решил, что не стоит оттягивать. В противном случае ты опять уедешь, и наш сын останется без духовного отца из-за твоей неугомонности. — Я буду молиться Творцу, чтобы характером Гриша был похож на меня, — тихо смеётся Федор, — Иначе от дворца и всей Пальмиры в будущем ничего не останется. — Ты сейчас на что намекаешь? Перепалка эта Назара забавит, потому он даже не уходит, оставаясь наблюдать за тем, как возмущается Андрей, пока Федор только машет на него рукой. Гришу вся эта сцена тоже веселит по неведомой причине, он издает нечленораздельный звук, похожий даже на довольный, а затем принимается копошиться. Правда недолго, пару ласковых слов от обоих отцов его быстро успокаивают, и он, как прежде, продолжает смирно лежать в руках Федора. Тот улыбается ему. — Его не пора укладывать? — любопытствует он, вскидывая взгляд на подошедшего ближе Андрея, — Или сначала нужно позвать кормилицу? — Я боюсь представить, что было бы, если бы я оставил тебя с сыном одного хотя бы на день, — язвит Андрей, — Ты бы с ума сошел от того, сколько всего нужно знать и делать. — Ты же помнишь, что я быстро учусь, — усмехается Федор, — Дай мне неделю, и я буду справляться не хуже тебя. Тем более с таким спокойным ребенком. — Он и правда спокойный, — вздыхает Андрей, поглаживая костяшкой указательного пальца Гришу по щеке, поворачивается к Назару и хмурит брови, — Ты к Наде уже заходил? — Нет. — И какого черта ты тут ещё делаешь? Спрятав улыбку в плече, Федор награждает Назара насмешливым взглядом, им же умоляя не спорить вновь, и возвращает внимание к Грише. Андрей же выразительно указывает головой на дверь, намекая не столько убираться прочь, сколько идти уже к дочери, и Назар, нисколько не обидевшись, разворачивается и следует к выходу. Его вовсе не гонят, да и ему правда пора бы наведаться к Наде. Он действительно хочет ее увидеть после месячной разлуки, пока ещё не зная, есть ли у него такая возможность сегодня. Чтобы выяснить наверняка, приходится расспросить королевскую стражу о том, где находится Его Величество. Выяснив, что он отдыхает после долгой дороги в своих покоях, Назар незаметно выходит из дворца и идёт по привычному маршруту в сад. Там он добирается до нужного окна, что, как ни странно, оказывается открыто, и в привычной манере почти бесшумно проникает внутрь. Встречают его тишина, уставший Марк и вроде как спящая Надя на его руках. — Закрой, — как и всегда просит он, — Тебя долго не было. Помогал устроиться мальчикам? — И заходил к Андрею, — отвечает Назар, прикрывая окно, кивает на дочь, — Уснула? — Буквально пару минут назад, — подтверждает Марк, проходясь из стороны в сторону, — Она немного выросла и стала тяжелее. Елена сказала, что после моего отъезда Надя была тревожна, но быстро успокоилась. Если честно, я боялся, что она меня не узнает. Поверить не могу, что я оставил ее одну на целый месяц. — Она не была одна, — возражает Назар, — У нее была целая толпа из нянек. Но оставлять ее тебе больше не придется, дальше с делами Нижнего Города мы разберемся сами. Ты должен быть в Пальмире рядом с дочерью. Это даже не попытка убедить — константа и аксиома. Марк принес на этот свет дочь всего чуть больше месяца назад, роды выдались непростыми, да и обстановка была не многим лучше, но вместо того, чтобы прийти в себя, он решил отправиться в путешествие по землям своей уничтоженной войной страны. Повторять такую авантюру нельзя, потому что им и так повезло, что Марк вернулся живым и здоровым, а проверять, получится ли снова, слишком неблагоразумно. Пускай сидит в Пальмире, ухаживает за дочерью и решает вопросы из столицы, а не лезет в пекло, целее будет. Короля сейчас хранить надо, как зеницу ока, по многим причинам. Одна из них — Надя, ещё одна — он сам. Все остальные, конечно, тоже имеют значение, но эти две самые главные. Потому что от них зависит будущее их всех без исключений. К счастью, Марк это понимает. — Не уверен, что мое нахождение в Пальмире гарантирует возможность быть с Надей часто, но ты прав, — говорит он, — Я не представляю себе, как покинуть ее снова. Конечно, когда-то это понадобится, но в ближайшее время я не намерен выезжать за пределы столицы. Пока тебя нет, я должен присмотреть за нашей дочерью. — Даже если меня не будет, тебе есть на кого положиться, — напоминает Назар, — Один только Андрей чего стоит, не говоря уже об остальных. Они в любом случае помогут и поддержат во всем, в чем только можно. — Я знаю, — кивает Марк, — Но это не одно и то же. То, как можешь защитить ее ты, сильно отличается от того, что могут дать другие. Я доверяю им. Но тебе я доверяю больше. — Я не всегда могу быть поблизости. — Именно поэтому в следующий раз в Нижний Город я отправлюсь только в том случае, если ты останешься в Пальмире. Решая никак не комментировать услышанное по той простой причине, что следующего раза, возможно, и не будет, Назар молча становится ближе и заглядывает в лицо Нади через плечо Марка. Она действительно оказывается спящей и безмятежной, а ещё будто бы в самом деле немного подросшей. И спокойной, что удивительно, ведь обычно именно в это время она принималась капризничать. Видать, от радости из-за приезда отца решила обойтись сегодня без закатывания сцен. Разумный ребенок, ничего не скажешь. Марк бы вряд ли вынес бессонную ночь после долгого пути. — Я слышал, что обряд имянаречения будет уже послезавтра, — вполголоса говорит он, поворачивая голову к Назару, — Ты уедешь сразу после? — Планировал, — подтверждает тот, пересиливая в себе желание взять Надю на руки. Он не сомневается в том, позволят ли, просто не хочет будить ее, — У меня есть некоторые дела в Легионе, к тому же нужно побеседовать с Голубиным и решить, как быть дальше, но задерживаться надолго я не собираюсь. Через месяц я обещал Лие прибыть на свадьбу, потому мне будет лучше уехать как можно скорее, чтобы ей не пришлось вновь откладывать торжество из-за меня. Она выразила желание, чтобы именно я провожал ее до алтаря. Правда я не знаю, разрешат ли мне Старейшины. Я ведь не ее отец. — С Влади я договорюсь, — отзывается Марк, отходя к люльке, — Игорь осмотрел его племянницу и даже смог чем-то помочь ей, потому вряд ли мне будет отказано в столь безобидной просьбе. Лия заслужила, чтобы в день ее свадьбы все было так, как того хочет она. А что касательно Голубина, я пригласил его ко двору завтра. Чем быстрее мы решим этот вопрос, тем лучше для Легиона. Вряд ли у тебя так много кандидатов на роль командующего, нужно не упустить уже имеющегося. Либо же найти кого-то на замену в кратчайшие сроки, чего я бы предпочел избежать. Раз уж ты уверен, что Лазин справится, я сделаю все, чтобы у него не было причин для отказа. Со всем остальным вам с Федором придется разбираться самим. — Мы постараемся не подвести, — хмыкает Назар, ступая следом. Его забавит тот факт, что Марк предлагает свою помощь, потому что всегда ведь было наоборот, но он не опускается до глупых шуток. Перед ним все же король, и может он действительно много, пока в его руках есть всласть. В том, что она есть, сомневаться нынче не приходится, — Но даже если Лазин откажется, я найду кого-нибудь ему на замену. Тот же Худяков наверняка согласится исполнять обязанности командующего. В нем есть некоторый запал, который можно использовать во благо. — Для казны выгодно, чтобы это был все же Лазин, — усмехается Марк, — Если Голубин заплатит за его титул, мы сможем отправить средства на восстановление западных земель Нижнего Города. Можешь осуждать меня за подобные мысли и говорить о капитанском призвании, но я вижу это именно так. У нас не самое простое положение, и выходить из него придется не самыми благородными методами. Некоторую досаду у Назара вызывают не рассуждения Марка, а тот факт, что даже сейчас, после череды изматывающих событий, будучи в Пальмире, они вновь возвращаются к делам. Конечно, те не стоят на месте, не ждут и требуют решения и участия, однако на одну ночь от них можно отойти, чтобы банально выдохнуть и прийти в себя. Назар хочет этого не себе даже, а Марку, потому что тот потратил немало сил на эту авантюру, и ему стоит взять паузу. Ему стоит оглянуться, замедлиться и найти точку опоры, чтобы вся эта нестабильность не выбила его из колеи. Но он в привычной манере норовит отдаться полностью тому, с чем разбираться предстоит ещё долго, потому следует хоть как-то остановить его. Не навсегда, вовсе нет, достаточно будет и пары дней, за которые Марк подведет итоги своего визита в Нижний Город, побудет вдоволь с Надей и просто очистит голову от всех тревог. Он заслужил этого, хоть и сам наверняка считает иначе. Назар не знает, как донести эту простую истину, как не знает, почему берет на себя эту задачу, но тем не менее предпринимает попытку. — За твои методы я не намерен осуждать тебя, пока они не противоречат закону, — говорит он, добавляет осторожно, — Но это не то, чем ты должен быть озабочен сейчас. У тебя бы непростой месяц. Дай себе времени, чтобы отдохнуть и побыть с Надей. Это то, что действительно необходимо на данный момент. — А Парламент, народ и духовенство скажут тебе совсем другое, — фыркает Марк, и показать некоторое пренебрежение у него выходит не слишком убедительно, — Я король, и моя власть несёт за собой ответственность. Избегать ее просто из-за того, что я на протяжении месяца ездил по землям Нижнего Города, мне нельзя. — Я не говорю про то, что ты будешь ее избегать, — качает головой Назар, — Но дать себе время на отдых ты должен. В противном случае тебя скосит усталость, и выполнять свои обязанности ты не сможешь. Не рискуй своим здоровьем ради того, что не разрешится быстро. Ты заслужил хотя бы немного покоя. И пока я здесь, я могу его тебе обеспечить. Ничего не ответив, Марк поджимает губы, укладывает Надю в люльку и продолжает молчать, думая о чем-то своем. Назар, признаться честно, не понимает, что творится сейчас в этой светлой голове, но все же убежден, что в нее необходимо вдолбить мысль о потребности в отдыхе. Это он может без сна несколько дней кряду носиться по всей стране, выполняя ту или иную задачу, потому что его тело — это всего лишь эффективный инструмент достижения цели, с Марком все иначе. Марк родил, черт побери, совсем недавно, буквально принес на этот свет новую жизнь, и ему, как никому другому, стоит хотя бы на несколько суток взять паузу. Надолго не выйдет, королевские обязанности никуда не денутся, но хоть на какое-то время это возможно реализовать. Назар во всяком случае готов попытаться, потому что заинтересован в благосостоянии Его Величества по многим причинам. Даже, поверить сложно, по личным. — Марк, — тихо зовёт он, и сам прекрасно знает, что пойдет дальнейшим шагом на манипуляцию, но все равно идёт на нее, — Ты должен позаботиться о Наде, пока меня не будет. Если ты будешь в порядке, мне не придется тревожиться ни за нее, ни за тебя, пока я буду в Нижнем Городе. И мне будет в разы легче, если я буду уверен, что вы справляетесь в мое отсутствие. Знание подноготной играет свою роль, Марк оглядывается на Назара через плечо, пытливо рассматривает его лицо несколько секунд, а затем делает шаг навстречу и обнимает. Не в том отчаянном порыве, что раньше, а со странной грустью, причина которой неизвестна. Впрочем, Назар догадывается, в чем тут дело. Его скорый отъезд Марку не по душе, как и понимание, к чему он приведет. А приведет он к тому, к чему должен — к безопасной дистанции. Потому что потом, когда все устаканится, нужен будет законный брак, нужны будут наследники, и это не то, к чему Назар будет иметь хоть какое-то отношение. Потому что того требуют обстоятельства, потому что такова очередная жертва, которую Марк будет вынужден принести из-за своей власти. Он может сколько угодно злиться на эту часть своей несвободы, но ничего не изменится. Потому, наверное, он и не злится, а выражает некоторую печаль от явного осознания своего положения. И вместе с тем пытается вырвать напоследок хоть что-то, что пока ему ещё доступно. — Только потому что это нужно для Нади, — тихо шепчет он, — И потому что просишь ты. Он замолкает, устраивает ладони на плечах Назара и целует его, словно это какая-то панацея от всех бед. Хотя, возможно, Марку все это действительно приносит какое-то облегчение из-за привычности расклада, и грядущие перемены тяготят его, потому он и не старается прервать все уже сейчас, что было бы разумно. Назар не знает точно, но он и не собирается узнавать. В нем все ещё преобладает сочувствие, потому он осторожно обнимает Марка за спину и отвечает на поцелуй. Сколько было клятв самому себе, что больше никогда? А сколько было обещаний, что точно в последний раз? Наверное, даже больше, чем можно себе представить, однако Назар не корит себя за то, что не сдержал слово. Он понимает прекрасно, насколько Марку тяжело и как много легло на его плечи, понимает прекрасно, что все рано или поздно закончится, и потому склоняется к тому, чтобы не обрубать все в один момент. Как только он уедет в Нижний Город, черта будет подведена, граница строго обозначена и пути отступления перекрыты. Они вернутся к тому, с чего начали, и так всем будет лучше. Но сейчас Марк не может, и осуждать его за это глупо. Назар и не станет. Он совсем не тот, кто имеет право на порицание. У него достаточно своих грехов, чтобы не винить кого-либо за слабости. Тем более за вызванные несвободой. В поведении Марка что-то неуловимо меняется по сравнению со всеми предыдущими разами, он не отстраняется, а напротив, прижимается крепче и едва ощутимо толкает Назара спиной вперёд к кровати. Тот догадывается, к чему его пытаются склонить, поддаваться не собирается и потому отодвигается сам. — Нет, — срывается с его губ почти беззвучным шепотом, — Надя спит. — Надя спит, — вторит ему Марк, не намереваясь явно увеличивать дистанцию, руками за плечи снова тянет к себе, — И вряд ли проснется. — Марк, — предупреждающе окликает его Назар, — Я сказал нет. Это плохая идея. Ему неважно, обидит ли отказ, потому что иных вариантов здесь нет и быть не может. Он допускает тот необходимый минимум, без которого Марк не справляется, но допускать что-то большее не собирается, поскольку у всего этого безобразия обязательно будут последствия. Да даже если отбросить тот факт, что происходящее само по себе может стать очередной ошибкой, про присутствие Нади забывать нельзя. Уж при ком, а при дочери Назар не намерен заниматься ничем таким. Не намерен в целом, но при ней однозначно нет. Марк же на такую позицию лишь смеётся. — Ты ханжа, — шепотом объявляет он, так и не разрывая объятий, — А ещё ты обещал, что выполнишь любую мою просьбу, если она не будет нести для меня опасности. Помнишь? — Такая просьба не является безопасной в полной мере, — подмечает Назар, — Твоему телу все ещё нужен покой. — Это ты так считаешь, — вздыхает Марк, — Но я в любом случае прошу не об этом. Просто останься до утра. Назару чудится, что когда-то вот это «останься до утра» превратится во что-то большее, и ему, разумеется, такой расклад совсем не по душе. Не потому что Марк противен (Творец, как он может быть противен после всего, что было?), не потому что все это неправильно, а потому что это рискованно и они обязательно где-то ошибутся. Если уже не ошиблись, что, в принципе, допустимо, но не по отношению к Наде (то, что она появилась на свет, одно из лучших событий за последнее время), а в целом. В каком-то глобальном смысле, ведь Назар все ещё считает свою кандидатуру не самой удачной. Это не ненависть к себе, а часть рационального, повторяющего, как мантру, что Марку стоит найти и выбрать кого-то другого. Но он зачем-то продолжает находить и выбирать Назара. И тому бы отказать, пожелать доброй ночи и уйти, но уже по привычному сценарию он остаётся, потому что знает заранее, что будет, если покинет эти покои вот так. Да и он обещал выполнить любую просьбу, к тому же гарантировал немного покоя. Не бегать же ему теперь, право слово. Ничего страшного не должно произойти, если Назар опять задержится до утра. Он кивает. — Только потому что ты просишь. Лицо Марка освещается улыбкой, он, наконец, выпускает из объятий, но ненадолго. Переодевается, укладывается в кровать, и уже там снова оплетает Назара руками, укладывая свою голову у него на груди. Засыпает, что неудивительно, довольно быстро, измотанный долгой дорогой даже не просыпается, когда Назар накрывает его одеялом. Тот, напротив, лежит ещё какое-то время, не смыкая глаз, слушает мерное дыхание Марка и Нади и, дав, наконец, утомлению взять вверх, проваливается в отчего-то крайне тревожный сон.

***

Наивно было полагать, что возвращение в Верхний Город принесет им всем немного покоя, поскольку, как выяснилось, дела не остались в Нижнем Городе, а последовали за ними всеми в Пальмиру, приобретя лишь иной характер и причину. В сухом остатке все то же — заботы, вопросы, нуждающиеся в скором решении, и суета. Последней становится особенно много, потому что успеть за короткий срок нужно достаточно, а ресурсы оказываются ограничены, потому суматоха так или иначе сопутствует. Не то, чтобы это волнует, скорее немного утомляет, но мириться с положением вещей приходится, чтобы не тратить силы ещё и на негодование. Назар поступает именно таким образом и с готовностью берется за все задачи, пока не пришло время его отъезда. Ему нет резона перекладывать их на кого-то ещё, поскольку всем хватает своих дел, потому он с должным усердием сам разбирается со всем, что свалилось на его плечи. Даже не потому что некому делегировать, а потому что есть место ответственности. Да и куда спокойнее все же самому, чтобы не возникало сомнений, а то ли все будет выполнено так, как нужно. На следующий день после прибытия в Пальмиру, сразу после утренней трапезы Мирон устраивает заседание Парламента, собрав всех в переговорной. Причастными к этому как и всегда оказываются Охра с Мамаем, Федор и Назар, почему-то Андрей и, разумеется, Марк. Последнего бы оставить в покое хоть на пару дней, запереть в покоях вместе с Надей и оградить от всех невзгод, но, увы, статус на позволяет ему прятаться от мира так, как хотелось бы. Он ведь и сам, негодник, не отказывается от участия во всех делах и выражает стремление присутствовать, будто позабыв о своих словах, сказанных прошлой ночью, но поймав вопросительный взгляд Назара, все же обещает передохнуть чуть позднее. — Только заседание, — заверяет он вполголоса, пока все остальные в переговорной ждут задерживающегося Андрея, тоже приглашенного на собрание, — И беседа с Голубиным. После я уйду к Наде. — Слабо верится, — вздыхает Назар, — Но я надеюсь на твое благоразумие. Вскоре заявляется Андрей, он не тратит времени на извинения за опоздание, садится подле Федора, и тогда Мирон, наконец, начинает говорить. — Давайте сразу к делу, — предлагает он, — Наш визит в Нижний Город, как мне кажется, был крайне полезен и плодотворен, и сейчас нам нужно решить, как быть дальше, чтобы работы над восстановлением шли быстрее. Поскольку казна Далоруса почти пуста, нам необходимо найти средства, благодаря которым в Нижнем Городе можно будет открыть новые производства и перезапустить старые. Что скажете, Ваше Величество? — Вариантов не слишком много, — отзывается Марк, — Полагаю, частично нам помогут знатные семьи, заинтересованные в благосклонности власти и желающие принять участие в восстановлении страны. Так уже было в некоторых городах, которые я смог посетить, возможно, так будет и в дальнейшем. Однако этого не будет достаточно, потому нам также придется брать средства из казны Пальмиры. На данный момент это единственный выход из сложившейся ситуации. — Светлые вряд ли одобрят то, что мы начнем тратить деньги Верхнего Города на помощь темным, — задумчиво произносит Мамай, — Им может это не понравиться, поскольку пока ещё нельзя назвать обстановку стабильной. Думаю, нам лучше действовать через знатные семьи Нижнего Города. Заручившись их поддержкой, мы сможем восстановить страну хотя бы частично. Вот тут Назар готов поспорить — так не получится. Глупо полагать, будто знатные семьи так уж сильно хотят заниматься финансированием. Даже если им это даст какие-то привилегии, где гарантии, что они согласятся на подобный обмен? И где гарантии, что у них достаточно средств, чтобы пожертвовать их на восстановление Нижнего Города? Быть может, они и неравнодушны к судьбе своего народа, но всегда есть «но». К счастью, Марк понимает это тоже. — Поддержка знати — не залог успеха, — твердо говорит он, — Она не будет лишней, но полагаться лишь на нее мы не можем. Потому я считаю, что использовать деньги из казны Пальмиры необходимо. Неважно, понравится это светлым или нет. Сейчас это вынужденная мера, которую всем придется принять, потому что таков мой приказ. Как только темные смогут начать обеспечивать себя сами, средства Верхнего Города перестанут уходить к ним. А до того момента мое решение остается неизменным. — И я бы не был так уверен, что светлые вообще выразят недовольство по этому поводу, — подхватывает Андрей, — Они признают своего короля и уважают его авторитет, потому не посмеют идти против его воли. Нужно всего лишь показать, что Верхний Город и Нижний Город равны в своих правах и ни один из народов не будет ничем обделен. Тогда обстановка не накалится, и никаких проблем не возникнет. В том случае, разумеется, если до темных продолжит доходить зерно. — Продолжит, — уверенно кивает Мирон, — Мы с Дарио проследили, чтобы по всем землям оно было доставлено в необходимом количестве. Голода у нас получится избежать, поскольку Верхний Город в состоянии кормить и себя, и темных. Нам даже больше необязательно принимать помощь северных. — Помощь северных мы продолжим принимать, — качает головой Марк, — Во-первых, нам выгодно закупать зерно у них почти за бесценок, а во-вторых, оно нужно нам про запас. Когда земли Нижнего Города начнут приносить урожай, тогда можно будет подумать о том, чтобы приостановить торговлю с северным. Пока этого не произошло, мы продолжим приобретать у них зерно. — Если это ваше решение, то мы не станем возражать, — подаёт голос Охра, — К тому же лично мне оно кажется вполне разумным. Мы не знаем, что будет дальше, и засуха, не дай Творец, может нагрянуть вновь. Потому будет безопаснее иметь запасы зерна на тот случай, если своего у нас не взойдет. Назар вздыхает, прикрывая глаза. Конечно, все эти обсуждения важны и нужны, но они такие утомительные и муторные, что хочется поскорее положить им конец. С другой стороны, надо бы разложить все по полкам, поднять все вопросы, чтобы понимать, какой у них план действий, и затем уже следовать ему, а не барахтаться в неопределенности. Они тут все же не о погоде беседуют, а о положении страны, и надо бы проявить участие, но Назар не торопится вступать в разговор. Его главная задача — это Легион, и как только речь пойдет о нем, он выскажет свое мнение. А до того момента выслушает и примет во внимание все, что покажется ему важным. Разбор полетов медленно и плавно с зерна и финансирования перетекает на восстановительные работы, к которым привлекли отпущенных заключённых, а затем уже и к общим потерям войны. Мирон упоминает, что взрослых мужчин погибло немало, потому освободить тех, кто встал на сторону Савченко, было разумным решением, после чего любопытствует, каково на данный момент положение армии после всех событий. Федор ловит взгляд Назара, тот вопросительно изгибает бровь, беззвучно уточняя, кто из них первый выскажется, и кивает, когда ему поступает безмолвное предложение начать. — Состояние армии не самое завидное, — вполне честно объявляет он, — Но все поправимо. Все солдаты выведены со всех земель Нижнего Города и перенаправлены в подразделения. Мы начали отбор детей в Легион, пока ещё работы много, но проблем как таковых нет. Всех желающих мы устроим, поэтому вопрос как с сиротами, так и с пополнением рядов армии решаем. — Но кто будет этим заниматься? — спрашивает Мамай, — Набрать детей — это ведь половина дела, их нужно ещё и воспитать должным образом. Да и поддерживать дисциплину в армии кто-то обязан, чтобы не начались беспорядки. Кто возглавит подразделение Легиона в Нижнем Городе? — Есть у нас один кандидат, — отвечает Федор, — Его зовут Максим Лазин. Он темный, принимал участие в обеих войнах и хорошо проявил себя. Если он согласится, он займет роль главнокомандующего в армии Нижнего Города. Разумеется, я и Назар будем помогать ему на первых порах, чтобы не возникло трудностей. Мы намерены по очереди посещать Далорус и контролировать обстановку. — А что касательно Верхнего Города? — любопытствует Охра, — Ряды армии в его стенах будут ведь пополняться? — Само собой, — беззлобно усмехается Федор, — К тому же и здесь у нас уже есть помощник. Роман Худяков. Тоже темный, в войне почти не участвовал, но по мнению не последнего в Легионе эльфа от него будет толк. Так же, как и в Нижнем Городе, мы с Назаром будем по очереди заниматься отбором детей в армию и в стенах Верхнего Города. За это можете не переживать. — Столько лет прошло, а единственное, в чем можно быть уверенным, это в том, что в армии все под контролем, — вздыхает Мирон, — Слава Творцу, что с ней не возникает проблем. В противном случае мы давно все сложили головы. Назар вновь пересекается взглядами с Федором, гнет скоб губ в однобокой ухмылке. Они оба из кожи вон лезут, чтобы дела Легиона шли в гору, чтобы солдаты не гибли за зря, чтобы обстановка была стабильной и безопасность поддерживалась на должном уровне, а окружающие благодарят почему-то Творца. Не то, чтобы это обижает, скорее смешит своей абсурдностью. Старый дурак на небесах не прилагает никаких усилий, за него этим всегда занимаются Назар и Федор. Ведут войну, чтобы закончилась она победой, а не поражением, после — выводят войска, собирают сирот по всему Нижнему Городу и ищут командующих и помощников. Они тратят самих себя, жертвуют покоем, сном и силами, чтобы не допустить непоправимого, Федор так и вовсе не видит семью месяцами и все решает наощупь, пока Назар, скрепя сердце, оставляет из раза в раз Марка и Надю одних, и не то, чтобы за это им все должны быть признательны. Они сами выбрали такой путь и знают, что это их долг, просто забавен тот факт, что Творцу так или иначе говорят «спасибо» куда чаще, будто все это его заслуга. Назар готов поспорить, но не ради того, чтобы кто-то признал, что и его вклад имел место быть. Ради того, чтобы все понимали, что полагаться на высшие силы бессмысленно. И, возможно, даже глупо. Однако устраивать дискуссию он не намерен. Есть все же вещи поважнее. — В первую очередь мы должны устроить детей в Легионе и перезапустить старые производства, — заявляет Марк, привлекая к себе внимание, — Нужно создать рабочие места для взрослого населения, а также открыть больше школ, чтобы родители могли отдать туда своих детей, пока будут трудиться. На данный момент это приоритетные задачи. Дарио составил список городов, в которых можно в кратчайшие сроки при наличии средств восстановить фабрики, туда мы и направим деньги. Уже после по мере возможностей будем благоустраивать все земли. И, разумеется, стараться вырастить зерно в Нижнем Городе. Помнится, на западе фермеры пытались сделать это, но война помешала. Пора вернуться к этому занятию. — Кто из вас первый отправится в Нижний Город? — уточняет Мирон у Федора и Назара, — Вы ведь сможете помочь Дарио? Вряд ли он справится один, и поддержка с вашей стороны явно не будет лишней. — Я уеду первый, — сообщает Назар, — Мне необходимо провести полноценный отбор в Легион. По возможности я, разумеется, помогу Дарио. У нас осталось немало солдат в Нижнем Городе, им можно делегировать некоторые задачи. — В таком случае я возьмусь за армию в Верхнем Городе, — решает Федор, обращается к Охре, — Насколько я знаю, вы с Лией занимаетесь школами и приютами. Мы можем с вами работать совместно. Наверняка после войны и здесь осталось немало сирот, которых необходимо куда-то пристроить. Легион для этого подойдёт отлично. — Его Величество? — окликает Марка Охра, ожидая его слов, — Что скажете? — В дела армии я не лезу, — усмехается тот, — Потому против не буду. Поступайте только так, как скажет командование Легиона. — Это все, конечно, славно, но у нас есть ещё один нерешённый вопрос, — говорит Андрей, — Как нам быть с рудниками на юге? Их положение не самое завидное, а это единственное крупное место добычи угля в Верхнем Городе. Если мы не возьмёмся за реконструкцию, потери будут колоссальными. — Вопрос уже решен, — объявляет Мамай, — Граф Машнов выразил желание выделить средства на реконструкцию рудников. Он сам с южных земель, потому он заинтересован в их облагораживании. — И чего он хочет взамен? — интересуется Мирон, — Раз уж у него есть и титул, и состояние, вряд ли он нуждается в каких-то привилегиях. Мамай не спешит ответить, смотрит на Марка, будто ожидая, что тот сам скажет, в чем тут загвоздка. Складывается впечатление, что они уже обсудили этот вопрос и подвели какой-то итог, и Назар этому, признаться честно, удивлен. Когда только успели? Вчера же только Марк вернулся во дворец и почти сразу ушел за Надей. Или все же нет? Впрочем, такое вполне возможно. Он же неугомонный, черт побери, не сидится ему на жопе ровно. Надо будет сказать Евгении, чтобы проследила, мало ли что может случиться. Она хоть вразумит немного их короля и намекнет ему взять передышку, чтобы он не переусердствовал. — Он попросил вернуть титул его товарищу, — объясняет Марк, — Так уж вышло, что виконт Светло был привлечен к суду и лишён всех своих регалий из-за одной… Оплошности. Она не показалась мне такой уж дурной, чтобы отказать графу Машнову в просьбе. — Оплошности? — переспрашивает Мирон, — Я думал, что лишение дворянского титула происходит только по веским причинам. Что такого совершил виконт Светло, что был привлечен к суду? И насколько разумно возвращать ему титул после всех его деяний? — Ничего страшного он не натворил, — улыбается Мамай, — Всего лишь понес сына не в законном браке, потому его отец настоял на лишении титула. Но он умер несколько месяцев назад, и теперь мы можем реабилитировать младшего Светло и вернуть ему все его активы. Взамен мы получим средства на реконструкцию рудников. — С каких пор дворян лишают титула за рождение незаконных детей? — кривится Андрей, — Это какая-то дикость, право слово. Будто ребенок может являться причиной для такого решения. — Есть закон, и он суров, — пожимает плечами Мирон, — Но соглашусь, оплошность виконта Светло не столь большая, чтобы не позволить ему быть реабилитированным. Вы ведь решили удовлетворить запрос графа Машнова, Ваше Величество? — Разумеется, — кивает Марк, — Раз уж он сам предложил свою помощь взамен на такую мелочь, я не стал ему отказывать. Они прибудут ко двору через неделю вместе с виконтом Светло, чтобы решить данный вопрос. — А почему граф Машнов столь обеспокоен положением своего товарища? — все не унимается Андрей, — Не он ли является отцом его сына? — Побойся Творца, — фыркает Мамай, — Они с малых лет дружат. Неудивительно, что граф Машнов хочет выручить своего товарища в беде. Пока был жив отец виконта Светло, это не было возможно, но теперь нет никаких препятствий. К тому же он единственный наследник, так что после восстановления в титуле все средства их семьи будут принадлежать ему одному. — Из чего мы, разумеется, тоже извлечем свою выгоду, — подмечает Охра, — Умно. Я бы даже сказал очень. Все это словесное безобразие длится ещё по меньшей мере половину часа, и лишь по истечении этого времени собрание, наконец, распускают, чтобы все причастные могли заняться своими делами. Назар в первую очередь ловит Марка в коридоре и чуть ли не под руку ведёт до покоев, чтобы точно убедиться, что тот не побежит прямо сейчас решать очередной очень срочный вопрос. Разумеется, следует попытка сопротивления, но она пресекается на корню фразой «ты обещал» и не повторяется более. Марк послушно, хоть и с напускным недовольством, выполняет то, что от него требуется, и уходит за няней, чтобы забрать Надю. Лишь когда Назар собственными глазами видит, что дочь в надёжных руках, сам отправляется разбираться со своими заботами. Путь его пролегает до гостевых покоев, где своего часа ждут мальчишки, только вот все они оказываются пусты. Опрос стражи даёт понять, что руку тут приложил никто иной, как Дима, потому Назар следует в дворцовый сад, чтобы найти свою пропажу. Обнаруживается она в дальней части у небольшого озера, где воспитанники Миши устроили стрельбу по мишеням, раздобыв где-то луки и стрелы. Видать, от скуки совсем уже на стену лезли, вот и саботировали Диму на подобное развлечение. Так оно и оказывается. — Капитан, — приветствует его Дима, объясняется тут же, — Мальчики долго ждали вас, потому я решил, что ничего плохого не случится, если у них будет возможность чем-то занять себя. Вы уже освободились? — Освободился, — подтверждает Назар, припав плечом к дереву, кидает взгляд туда, где развернулся самый настоящий турнир, спрашивает, — Кто лидирует? — Пока Матвей. Назар прищуривается от яркого солнца, наблюдая за тем, как мальчики, выстроившись в две колонны, в парах и по очереди запускают стрелы в мишени, повешенные на деревья, что расположены на расстоянии примерно десяти ярдов. Почти все принимают участие в этом состязании, один только Данила держится в стороне. Если судить по тому, что именно он оценивает точность попадания стрел и даёт команды, можно решить, что сама затея устроить своеобразный турнир принадлежит ему. Дима это подтверждает. — Данила предложил своим товарищам побороться за звание самого меткого лучника, — говорит он с едва заметной улыбкой, — Я не стал их останавливать. — И правильно, — кивает Назар, следя за тем, как Радмир и Тимофей ждут сигнала начинать, — Не сидеть же им весь день в четверых стенах. Дима согласно угукает в ответ, направляет свое внимание туда же, куда и Назар, и замолкает. Последний глаз не сводит в застывших мальчишках, подмечая уже по привычке все недочёты. Неправильная постановка ног, корпус у обоих слишком отклонен назад, Тимофей не соблюдает параллели, у Радмира пальцы неверно обхватывают хвостовик. Хочется подойти и исправить их, но Назар не лезет, понимая, что только веселье мелюзге испортит. Вместо этого он внимательно наблюдает за тем, как две стрелы по команде вылетают в заданном направлении и одновременно вонзаются в мишени с разным успехом. Та, что принадлежит Радмиру, попала чуть левее центра, в то время как та, что была выпущена Тимофеем, вонзилась выше, чем нужно. Неплохо, но и неидеально. Есть к чему стремиться. — Следующие Гавриил и Костя, — объявляет Данила, подходя ближе к деревьям, вынимает стрелы и добавляет, — За ними Богдан и Матвей. После подведем итог. Первая пара названных мальчишек занимает свои позиции и готовится к сигналу приступать. Данила даёт им время на то, чтобы настроиться, ничего не говорит и, можно даже сказать, скучающе окидывает взглядом происходящее, пока Назар, напротив, с интересом следит за тем, что развернулось у него перед глазами. Ему любопытно не только то, насколько хорошо обучены воспитанники Миши, но и то, что после собирается делать Данила. Судя по его же словам, подводить итог. Что ж, имеет смысл немного подождать, чтобы увидеть, чем все закончится. Гавриил и Костя, получив разрешение от своего судьи, выполняют поставленную перед ними задачу с не большим успехом, чем их предшественники. Стрела первого вонзается на полдюйма левее центра, у второго она и вовсе попадает на границу между мишенью и деревом. Из увиденного Назар делает вывод, что, может, конюшня и целительство были не таким уж и плохим решением, и оживляется, когда у линии встают Богдан и Матвей. Оба вызывают у него неоднозначные эмоции: молчаливы, сдержанны, спокойны. Общаются преимущественно с друг другом, но при этом не пренебрегают товарищами и очевидно уважают Данилу. Нетипичные для юнцов, одним словом. И, судя по всему, удивительно талантливые для своих лет. — Матвей отличился во время первого круга, — тихо сообщает Дима, — Попал ровно в мишень, ни на дюйм не промахнулся. Я сначала глазам своим не поверил даже. — Вот как, — хмыкает Назар, — Поглядим, как справится сейчас. Справляется Матвей отлично. Он то ли из-за наличия каких-то знаний, то ли из-за понимания техники в целом, то ли из-за природной предрасположенности сразу принимает почти правильную стойку, натягивает тетиву ровно настолько, насколько нужно, и легко, без какого-либо напряжения выпускает стрелу. Та вонзается ровно в центр — и на секунду раньше, чем стрела Богдана, оказавшаяся тоже почти там, где должна быть. Назар удовлетворенно вздыхает. Оба мальчишки выразили желание попасть в Легион, и это теперь кажется очень даже неплохой затеей. Из них можно воспитать толковых солдат. Данила скрупулёзно изучает результат действий Матвея и Богдана, вынимает их стрелы и подходит к столпившимся мальчишкам, взмахом руки подзывая их ближе к себе. Те окружают его со всех сторон, и он принимается им что-то объяснять, что Назар, увы, не слышит из-за своего дальнего расположения. Но даже стоя в стороне, он замечает, как обстоятельно и методично Данила комментирует результаты каждого стрелявшего: как просит Гавриила принять стойку, а после указывает на ошибки, из-за которых и пострадала меткость; как отчитывает Тимофея за неправильную постановку ног; как вертит в пальцах стрелу перед Радмиром, намекая тому, что держать ее нужно иначе. Другим тоже достается, но это больше походит не на чтение нотаций, а на обсуждение, потому что мальчишки то и дело задают вопросы и возражают, пока Данила спокойно отвечает им и убеждает их в своей правоте. Назар не лезет к ним, считая, что воспитательный момент портить не следует, и терпеливо дожидается, пока тот подойдёт к концу. Вместо этого он решает обговорить один момент с Димой. — Я не успел побеседовать с Его Величеством, но сегодня я попрошу его отпустить тебя в Родарик в ближайшее время, — обещает он, — Сразу после обряда имянаречения ты сможешь вернуться к Марии. Только имей ввиду, что Лия хочет видеть вас обоих на свадьбе. Если позволят обстоятельства, постарайтесь присутствовать. — Благодарю вас, капитан, — кивает Дима, — Не могу сказать, будем ли мы оба на свадьбе, но если все сложится удачно, мы обязательно прибудем в Пальмиру. Вряд ли Мария, даже нося дитя под сердцем, согласится пропустить такое событие. Она все ещё недовольна тем фактом, что не смогла присутствовать на обряде имянаречения Ее Высочества. — Не стоит расстраивать её ещё больше, — беззлобно усмехается Назар, спрашивает, — Ты ведь поедешь в Родарик через Витрум, не так ли? — Скорее всего да. — Сможешь прихватить с собой Радмира? — Радмира? — удивляется Дима, вскинув брови, — Смогу, но зачем? — Он попросился обучиться витражному мастерству, — объясняет Назар, — А в Витруме у меня как раз есть один эльф, который не будет прочь пристроить его у себя. Я напишу ему, но кто-то должен будет сопроводить Радмира. Я бы хотел, чтобы это был кто-то из тех, кому можно поручить такую задачу. Не задавая больше никаких вопросов, Дима вновь кивает, Назар же вздыхает, поймав себя на мысли, что с солдатами ему действительно повезло. Именно с тем отрядом, с которым он брал Пальмиру, потому что они не только исполнительные и верные, но и смекалистые, крепкие духом и идущие против негодницы-судьбы, что каждый раз пихает палки в колеса. А им хоть бы что — они как шли упрямо вперёд, так и идут, невзирая на страхи и сомнения. Жизнь никогда не давала им гарантий, что они чего-то добьются и что-то получат для себя, но они все равно брали все сами. Через боль, через лишения, через обиды. Родившиеся во тьме, они выгрызали себе путь к свету и никогда не отступали. Назар ими искренне гордится. Он этого не скажет вслух, но думать иначе не перестанет. Внимание его внезапно привлекает гомон мальчишек, прекративших проводить разбор полетов и начавших галдеть. В очередной раз вздохнув, Назар вместе с Димой подтягивается ним, подмечая, что ранее они его не заметили даже, и становится рядом. Повисает тишина. Данила бросает на него беглый взгляд, спрашивая беззвучно, что дальше, и Назар, вспомнив, что у него ещё есть дела, обращается сразу ко всем. — Если вы закончили, то сейчас мы возвращаемся во дворец, — объявляет он, — Гавриил, Тимофей и Костя идут со мной, остальные дожидаются меня в покоях. Чуть позднее мы отправимся в Легион, чтобы распределить вас по отрядам. — В один отряд, — напоминает Данила, сложив руки на груди, повторяет — Всех, кто вступит в Легион, вы обещали определить в один отряд. — Я не отказываюсь от своих слов, — пожимает плечами Назар, — Один отряд, так один отряд. Ещё вопросы будут? Вопросов, к счастью, не поступает, потому мальчишки резво собирают разбросанные стрелы, снимают с деревьев мишени и вслед за Димой и Назаром следуют во дворец. Там приходится разминуться: первый, забрав с собой шестерых воспитанников Миши, уходит к страже, чтобы отдать взятые во временное пользование луки и колчаны, второй же отправляется сразу в конюшню. Там приходится побродить в поисках конюха, найти его, объяснить, что одного энтузиаста нужно пристроить в качестве помощника, а дальше как получится, заверить, что Его Величество в курсе и дал на то добро, и лишь после этого всего удалиться, оставив Гавриила знакомиться с новой для него обстановкой. Путь после пролегает сначала до покоев Мамая, где его, разумеется, нет, затем — до тронного зала, в котором он все же обнаруживается в компании Охры, ещё не уехавшего в Зирнас вместе с Лией. Последний при виде Назара и двух его компаньонов удивлённо вскидывает брови. — Прошу прощения за бестактность, но что это значит? — несколько насмешливо любопытствует он, — Откуда при дворе темные дети? И зачем они здесь? — Затем, чтобы выполнять данное им поручение, — отзывается Назар, обращается к Мамаю, — Не знаю, успел ли Его Величество сказать, но один из этих бравых юношей назначен тебе в помощники. Что с ним делать, решай сам, но чтобы он обязательно был чем-то занят. Не будет справляться, дай знать, мы придумаем, куда его пристроить. — Вообще-то я стою прямо за вами, — ворчит Тимофей, — И все прекрасно слышу, если вы не знали. — Чувствую, это будет весело, — вздыхает Мамай, потирая пальцами переносицу, качает головой и смотрит на Назара — Да, Его Величество предупреждал меня. Благодарю, Назар. Не стану отнимать твое время, потому можешь оставить мне моего помощника. Нам с ним определенно есть, о чем поговорить. — Его зовут Тимофей, — на всякий случай сообщает Назар, взмахом руки веля тому выйти вперёд, — Он бывает строптив, но по словам товарищей не глуп. Если будет слишком сильно действовать на нервы и проявлять нрав, я заберу его на перевоспитание в Легион. Желаю удачи. Не слушая тихих возмущений Тимофея, Назар кивает ошарашенному Охре и улыбающемуся теперь уже Мамаю и следует к покоям Евгении вместе с Костей. Тот молчалив и тих, ничего не спрашивает и не говорит, послушно идёт туда, куда его ведут, не прекращая при этом озираться по сторонам. В голову Назара врывается воспоминание о вчерашней беседе в коридоре, и он решает прояснить один момент. — Откуда ты родом? — Из Тимора, — мгновенно отвечает Костя, — И вся моя семья оттуда. Но все они погибли на войне, а меня нашел и забрал к себе Миша. Впрочем, вы, наверное, и так это знаете. — Из Тимора, значит, — вздыхает Назар, — А отца твоего случаем не Виктором звали? — Виктором. А кто вам сказал? Ничего не ответив, Назар молча доходит до нужной двери, коротко стучит и, получив разрешение войти, открывает ее, пропуская Костю вперёд себя, после чего заходит следом. Встречает их Евгения, перебирающая в льняном мешке какие-то травы, источающие едва уловимый сладкий аромат. Поняв, кто к ней заявился, она отвлекается от своего занятия и распахивает рот, будто что-то невероятное повергло ее в шок. Костя, растерявшись, с вопросом и ожиданием смотрит на Назара. Тот усмехается. — Познакомься, это Евгения Муродшоева, придворная целительница, — представляет он замершую эльфийку, — Евгения, это Костя. С данной минуты, я надеюсь, твой ученик. — Добрый день, — приветствует ее Костя, склонив голову, выпрямляется, — Буду рад обучиться у вас целительству. — Ты ведь сын Виктора, не так ли? — вернув, наконец, себе самообладание, интересуется Евгения, выбрасывает куда-то в сторону свой мешочек и подходит ближе, — Виктора Елизарова. Вы жили в Тиморе в прежние времена, если я не ошибаюсь. У тебя ещё должен быть старший брат. Станислав, кажется. — Святослав, — поправляет ее Костя, — Он погиб ещё во время первой войны, как и вся моя семья. Но вы правы, мы жили в Тиморе. Вы знали моего отца? — Он был лучшим целителем западных земель, — вздыхает Евгений, растянув губы в печальной улыбке, обращается к Назару, — Я возьму его на обучение. С таким природным талантом он запросто займет мое место, когда придет время. Назар гнет скоб губ в однобокой ухмылке. Все складывается вполне удачно: Гавриил и Костя уже пристроены, Радмира в Витрум сопроводит Дима, Данила, Никита и Матвей с Богданом отправятся в Легион уже сегодня. Тимофей передан в руки Мамая, и хоть есть некоторые сомнения, точно ли эта затея принесет пользу, тем не менее на какое-то время вопрос решен. Остается только придумать, как отвезти Вову к Идану в Претиоз, и тогда все мальчишки будут там, где хотят и должны быть. Это станет неплохим поводом убедить-таки Мишу дожить дни в доме милосердия, а не в пустом доме в полном одиночестве. Фортуна явно решила повернуться к Назару лицом. Он и не против. Оставив Костю Евгении, он покидает ее покои и направляется на первый этаж, где его ждут будущие новобранцы. Таковыми их язык назвать не поворачивается, все же немало успели повидать на своем коротком веку, но с таким статусом им придется смириться, раз уж он согласились вступить в Легион. Позже, разумеется, многое изменится, однако думать об этом ещё рано. Назар и не думает — он спускается на первый этаж, мысленно предполагая, что эти дни в Пальмире определенно будут для него крайне насыщенными.

***

В штабе его встречают так, словно он выиграл, сам того не ведая, ещё одну войну: солдаты выстраиваются на тренировочном поле, отдают честь и в один голос приветствуют его так громко, будто пытаются ненароком оглушить всех в округе. Назар морщится, силясь скрыть улыбку, здоровается с ними в ответ и даёт приказ всем разойтись. Задержаться он просит только Худякова, что сам спешит к нему с рапортом. — Господин глава Легиона, разрешите… — начинает было он, но Назар его прерывает. — Позже, — коротко говорит он, указывает рукой на стоящих позади мальчишек, — Вот этих четверых нужно определить в один отряд. Их личные дела пускай оформит Карма, всю информацию я ему представлю. Прошу любить и жаловаться. — Всех в один? — переспрашивает Худяков. Назару вопрос не кажется неуместным, поскольку возраста у мальчишек разные и по внутреннему распорядку Легиона они должны быть распределены по двум отрядам, но он все равно уверенно кивает, помня о своем обещании. — В один, — подтверждает он, — Покажи им тут все и помоги разместиться. После подойдешь в мой кабинет, расскажешь, как обстановка. Задача ясна? — Так точно. Уже было собираясь прогуляться до здания штаба, чтобы ознакомиться с отчетами, которые Худяков должен был составлять в его отсутствие, Назар задерживается, поскольку Данила его останавливает. — Разрешите поговорить с вами, — просит он, кидая взгляд на Худякова, добавляет, — Наедине. — Рядовой Худяков, отведи пока остальных в казарму, — распоряжается Назар, — Данила присоединится к вам позже. Возражений не следует, потому Матвей, Богдан и Никита в сопровождении Худякова уходят прочь. Как только они скрываются из виду, Назар поворачивается к Даниле лицом и замирает в ожидании его слов. Тот однобоко ухмыляется. — Кто этот юноша? — любопытствует он, намекая на Худякова, — Он командующий? — Временно исполняющий обязанности командующего, — поправляет его Назар, — И исполняющий вполне сносно. Его зовут Роман Худяков, он мой помощник. Почему ты спрашиваешь? — Не сочтите за наглость, но я не смогу находиться под командованием того, кто родился, возможно, даже позже меня, — заявляет Данила, — И у кого опыта явно многим меньше, чем у того же Тимофея. Я не ставлю под сомнение ваш авторитет и авторитет господина Логвинова, но сверстник, не видевший толком войны, не сможет стать для меня наставником. Не то, чтобы сможет кто-либо, однако служить под вашим началом я готов. Под началом этого вашего Худякова — вряд ли. Подобные слова даже немного удивляют. Спокойный, рассудительный и до сего момента исполнительный Данила вдруг решил проявить характер, о чем открыто заявляет, не задумываясь о том, что ничего толком и не знает о Худякове. Впрочем, он отчасти прав, тот действительно почти что не принимал участия в войне и возрастом не сильно старше. У него, разумеется, есть капитанские зачатки, есть запал и желание служить верой и правдой, но нет опыта. У Данилы опыт есть, поскольку наемником он пробыл явно не один год, однако нет понимания, что такое армия и как тут положено себя вести. Что Назару отчасти знакомо, это то, что признание авторитета есть только там, где на то существуют конкретные причины. В данном вопросе он не может осуждать Данилу, как, справедливости ради, не может в целом. Тому наверняка немало пришлось повидать на своем коротком веку, и находиться под командованием такого же юнца он не хочет, поскольку подобное наставничество ему не принесёт ни пользы, ни навыков. Разве что даст осознать, какие порядки в Легионе, но этого определенно не будет достаточно. Назар задумывается. Он не может взять и сменить Худякова сейчас, просто потому что нет иных кандидатов. Все более менее опытные солдаты либо мертвы, либо ранены и не могут вернуться к службе, либо все ещё находятся в Нижнем Городе, откуда, неизвестно ещё, приедут ли в Пальмиру. Остались одни только новобранцы да первогодки, но такой вариант не устроит никого, потому что опыт в подобном деле значит много. Отсюда вытекает вопрос — как быть с внезапно высказавшим свое мнение Данилой и куда его пристроить, раз уж нести звание солдата он готов только в том случае, если командовать им будут Назар или Федор? Ответ находится быстро. Главам армии пора возвращаться к своим обязанностям. — Не хочешь быть под командованием Худякова, значит, не будешь, — просто отвечает Назар, — И я, и господин Логвинов так или иначе будем в Пальмире по очереди, пока один из нас будет находиться в Нижнем Городе. Подготовкой новобранцев в первую очередь занимаемся мы с ним, потому ты и твои товарищи будете проходить службу под нашим руководством. Вашим капитаном на ближайший месяц станет господин Логвинов. Такой вариант тебя устроит? — Более чем, — кивает Данила, — У вас нам хотя бы есть чему учиться. — Худяков тоже может чему-то научить вас, — подмечает Назар, — Как минимум объяснить армейские порядки и основные аспекты вашей предстоящей службы. Не пренебрегай его помощью, просто потому что он твой сверстник. В конце концов, он в Легионе не первый день, и я бы не назначил его командующим, если бы у него не было нужных для этого качеств. — Я не ставлю под сомнение ваше решение о назначении, — качает головой Данила, — И не высказываю пренебрежения по отношению к Худякову. Но вы должны понимать, что у меня нет желания подчиняться тому, кого на поле боя я бы с немалой долей вероятности убил раньше, чем он успел бы сказать хоть слово. Не подумайте, что я занимаюсь глупым хвастовством. Я всего лишь указываю на действительность. А она такова, что я намерен подчиняться только тем, у кого есть хоть какой-то авторитет. В противном случае мне придется признавать чужую несуществующую силу, а это не то, на что я готов пойти. Мои принципы, даже если они покажутся вам необоснованными, мне дороги. Отказываться от них я не стану. Происходит внезапное — происходит узнавание. Назар ловит себя на мысли, что прозвучавшие слова буквально проецируют его позицию, которой он придерживался, когда был юн. Он никогда не склонял колено перед теми, кто не имел большей силы, чем была у него, и не признавал авторитет тех, кто не мог ему доказать, что он обязан сделать это. Таких, сколько он себя помнит, были единицы, все остальные же не становились теми, кого он безоговорочно уважал. Нет, он уважал и уважает по сей день тех, кем он себя окружил сам или по воле случая, но это связано скорее с личными взаимоотношениями, нежели с необходимостью принимать без всяких условностей. Потому что у Назара все сложилось в жизни иначе: у него никогда не было наставников (не считая отца, покинувшего мир слишком рано и не успевшего объяснить, как тот устроен) и старших товарищей, на которых он мог бы равняться, не было тех, кто мог бы обучить его чему-то. У него был только он сам и слишком раннее осознание — полагаться можно только на самого себя. И почтение оказывать имеет смысл только к тем, кто того заслужил. С годами, разумеется, подобные мысли частично отпустили сознание. Назар повзрослел, угомонился, а затем и вовсе стал капитаном и наставником, ведущим за собой мелюзгу. Он невольно научился уважать не за силу и умение подчинять, а за куда более обыденные и простые вещи. За жажду творить добро, за стремление принести свет, за предрасположенность к созданию, за желание остановить разрушение. За отказ от хаоса и за выбор порядка. При всем при этом сам Назар так и не смог стать тем, после кого не остаются одни руины, но он ценит тех, кто несёт что-то иное, отличное тому, что несёт он. Он уважает их не за силу в ее привычном для погрязшего в войне мире понимании. Он уважает их за использование того, что ему, быть может, и вовсе недоступно. Назар пришел к этому лишь тогда, когда количество потерь вышло за все границы несуществующей нормы, и хочет теперь, чтобы другие, в том числе Данила, осознали все куда раньше. Не через боль, жертвы и страдания. Не через лишение души и грязь. Возможно ли подобное? Один Творец знает. Но в одном Назар уверен — ни в чем переубеждать словами и разговорами он не станет. Потому что, во-первых, бесполезно, а во-вторых, неразумно. Болтовня не имеет никакой цены, только дела, и вот через них изменить что-то в головах можно. Но не так быстро. Он не будет рушить действующие ныне принципы Данилы. Тот сам все поймет, потому что достаточно умен. Нужно всего лишь дать ему времени, и Назар даст. Ему это, к счастью, ничего не стоит. — Я тебя услышал, — кивает он, — Будешь в отряде, находящимся под моим командованием и командованием господина Логвинова. — Благодарю. Надеюсь, моя просьба не выглядит как зазнайство? — Вовсе нет. Ты имеешь на нее право. — Рад слышать. — Ещё вопросы? Данила молча качает головой, говоря беззвучно, что больше ничего обсуждать не намерен. Назар решает, что пора бы приступить к делам, потому сопровождает его до казармы, чтобы не заплутал, а сам после направляется в штаб. Его ждёт долгая работа: ознакомиться с отчетами, выслушать рапорт Худякова, оценить, какова обстановка в Легионе на данный момент, проследить за тем, как устроились мальчишки, и по возможности провести пару тренировок. К вечеру, а то и раньше, он должен быть во дворце, потому откладывать не следует. У него в запасе всего пару дней, чтобы успеть хоть что-то из бесконечного списка задач, и тратить время зря он не станет. Оно нынче в цене. И Назар, признаться честно, уже чувствует себя не самым состоятельным гражданином.

***

Во дворец Назар, к счастью, возвращается ещё до вечерней трапезы почти довольный тем, что произошло за день. Во-первых, он, наконец, договорился с Федором касательно дальнейшего плана по набору детей в Легион в Нижнем Городе; во-вторых, он вполне успешно пристроил почти всех мальчишек Миши, не считая Радмира и Вовы, что ждут своего отбытия в Витрум и Претиоз; в-третьих, он наведался в Легион и изучил обстановку там после своего длительного отсутствия. Последнее порадовало особенно: Худяков с поставленной перед ним задачей справился вполне сносно, солдаты, оставленные под его командованием, были в отличной форме для уровня их подготовки, и в целом в штабе царил порядок. Большего Назару нужно и не было, потому он в приподнятом духе провел тренировку и сразу после, убедившись, что все прибывшие с ним мальчишки хоть немного освоились, уехал обратно. Вот и сейчас, едва закончив с одним, он спешит взяться за другое и пересекает торопливо сад. Если Назар ничего не путает, то виконт Голубин должен как раз прибыть на аудиенцию к королю, и присутствовать на ней все же нужно. Как минимум для того, чтобы знать одним из первых, будет ли в конечном итоге Лазин командовать армией в стенах Нижнего Города, и как максимум затем, чтобы попытаться в случае необходимости повлиять на исход разговора. Назар уверен, что Марк сам сможет донести до Голубина всю суть вещей, но все же считает свое участие нелишним. Потому и торопится. Однако замедлиться ему приходится, когда он издалека видит три знакомые фигуры, прогуливающиеся по саду. Поначалу ему хочется незаметно уйти и попасть, наконец, во дворец, но недавняя беседа с Пелагеей вынуждает его задержаться и вспомнить об одном важном моменте. Именно из-за этого самого момента Назар не скрывается из виду, а идёт навстречу, понимая прекрасно, что и в этом есть необходимость. Что и в этом тоже заключается его долг. Первым его замечает Федор, держащий в руках Гришу, он улыбается, кивает, а после возвращается к беседе с Андреем, не удосужившимся проявить хоть каплю внимания. Зато Яна, качающая спящую Надю, напротив, внимания проявляет немало, отвешивает поклон и даже интересуется о делах. Назар дежурно улыбается. — Все в порядке, — заверяет он молодую няню, — Как Ее Высочество? Справляетесь с ней? — Чудесная девочка, — просияв, отзывается Яна, — Капризная, но тем и хороша. Госпожа Незборецкая даже не хотела расставаться с ней, но все же решила немного отдохнуть. Думаю, скоро мы вернёмся к ней, чтобы она успела провести время с Ее Высочеством до отъезда. — А где Его Величество? — уточняет Назар. Ему действительно, черт, любопытно, чем таким занят Марк, раз уж даже Надя вновь осталась под присмотром Елены и Веры, невзирая на их вчерашнюю договоренность. — У него аудиенция с виконтом Голубиным, — вместо Яны отвечает Федор, — Они решают вопрос присвоения титула Лазину. Насколько мне известно, Голубин согласен на выдвигаемые условия, но у него есть ещё и свои. С характером оказалась зазноба. Назара разрывает на две части: с одной стороны, ему бы пройти к Марку, чтобы внести свою лепту в разговор с Голубиным и точно добиться желаемого, а с другой, остаться бы ему тут и немного, так сказать, проявить благосклонность по отношению к дочери. Время ведь такое удачное, как раз перед вечерней трапезой большая часть придворных выходит на вечернюю прогулку. Если они заметят, что глава Легиона крутится вокруг принцессы после всех слухов о том, что здравие Его Величества пошатнулось, то эта весть разнесется по всей стране быстрее, чем любая зараза. И это только на руку — народ начнет думать, что Назар ставит на Надю в случае смерти короля, и угомонится хоть на какое-то время, перестав плодить страхи и сомнения. Перестав думать, будто гипотетических наследников нет. Андрей, будто читая его мысли, прерывает свой разговор с Федором и, иронично вздернув брови, предлагает. — Не хочешь пройтись с нами? — любопытствует он, — Мы как раз хотели обсудить с тобой один вопрос. — Какой? — без слов принимая приглашение, спрашивает Назар, — Касательно обряда? — Нет, — качает головой Федор, устремив взгляд куда-то вперёд, — По поводу одного решения Его Величества. Договорить он не успевает, Гриша в его руках вдруг принимается капризничать, и Андрей забирает его к себе, силясь успокоить. Пока он пытается выяснить у сына, чем было вызвано недовольство, они идут по аллее из стриженных кустов жимолости в сторону беседок, чтобы не стоять на одном месте, и по пути Федор все же вновь подаёт голос. — Его Величество решил даровать мне титул, — морщась, объявляет он, — За заслуги перед страной и народом, так сказать. Как герою войны. — Я смотрю, тебе эта новость не по душе, — подмечает Назар, кося взгляд в сторону все ещё спящей Нади. Ему хочется взять ее на руки, но он не рискует просить об этом, чтобы не разбудить ее, — Почему? Ты имеешь что-то против нового статуса? — Потому что у меня уже есть статус, — объясняет Федор, — Я управляю армией, и этого мне достаточно. Но Его Величество дал понять, что этот вопрос не обсуждается, потому будь готов к тому, что и тебя наградят чем-то подобным без права на отказ. Назар хмыкает себе под нос. Уж кого-кого, а его подобная участь точно не ждёт. Марк говорил ему ещё до отъезда в Нижний Город, что желает даровать титул Андрею, но поскольку причин на это мало, действовать будет через Федора, как через его мужа. Тот сыграет роль связующего, не более того. И, казалось бы, чего кривить рожу, раз так нужно? Назар не знает. Решает добраться до истины. — А чем тебя не устраивает титул? — Он с ума уже сходит, — ворчит Андрей, перехватывая Гришу так, чтобы его голова лежала у него на плече, и придерживает ее одной ладонью, — Видите ли, солдатам может не понравиться, что ими командует не обычный эльф без роду и племени, а дворянин. Будто это имеет какое-то значение. — Неравенство положений всегда имеет значение, — вздыхает Федор, — И обычный капитан куда ближе по духу, чем титулованный. Я не стану говорить, что мое назначение вызовет недовольства в армии, но и отрицать такую вероятность не могу. Время покажет. — Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, но вы не правы, — осторожно подаёт голос Яна, до сего момента молчавшая, — Ваше назначение, напротив, покажет солдатам, что их старания во благо страны могут оценить по достоинству и наградить. Вам ведь даруют титул не просто так, а за определенные заслуги. Это может стать неплохой мотивацией для других. — А ещё это на пользу для твоего сына, — подхватывает Андрей, — Если он будет титулован, то у него будет гораздо больше возможностей по жизни. Разумеется, одной принадлежностью к дворянству все не закончится, но это определенно хорошее дополнение ко всему остальному. Он хотя бы сможет в случае чего жениться, на ком захочет, потому что у него не будет проблем с неравным статусом, как это сейчас происходит у твоего Лазина. — Титул действительно может открыть для Гриши немало дверей, — соглашается Назар, — Я не вижу в этом ничего дурного. А что до солдат, Яна права. Для них это станет дополнительной мотивацией нести службу достойно, чтобы их старания были награждены. Пока плюсов больше, чем минусов. — Трое против одного — это не слишком честно, — усмехается Федор, но по лицу заметно — сдался. Не будет он спорить и сопротивляться, как миленький станет маркизом (если, разумеется, Марк не передумал даровать именно это титул) и с гордостью понесет новое звание, — Но я привык. С вами на равный бой мне рассчитывать никогда не приходится. Качая головой, Назар едва заметно улыбается на подобные слова. В них истины ровно половина, но она все же там есть, потому что в прежние времена порою случалось так, что Федор был вынужден противостоять один сразу двоим. По-детски глупо выходило, когда он не одобрял какую-то затею, из-за чего Назар с Андреем, иногда придерживающиеся общего мнения, объединяли свои силы и подавляли его численным превосходством. Быть может, это и не было честно по отношению к Федору, но, в конечном итоге, все всегда завершалось успешно. Или почти все, сейчас уже неважно. Ему в любом случае действительно не привыкать к тому, что против него в определенные периоды создаётся альянс из двух самых близких эльфов. Вынырнув из этих своих размышлений и оглянувшись, Назар довольно хмыкает себе под нос. Все так, как он полагал: придворные, прогуливающиеся по саду в это время, смотрят на них во все глаза и о чем-то перешептываются, не рискуя подходить ближе. Значит, уже совсем скоро все узнают о том, что глава Легиона выражает свою благосклонность к Ее Высочеству. Это будет кстати. Надя, будто чувствуя что-то или догадываясь о чем-то, неожиданно просыпается, распахивает глаза и, прищурившись, смотрит в одну точку. Она несколько секунд лежит тихо, словно пытается понять, где она находится и что с ней происходит, а потом, как само собой разумеющееся, принимается хныкать. Поначалу это кажется лёгким недовольством, но вскоре Надя начинает плакать в голос и активно ёрзать в руках Яны. Та старается ее утешить, говорит ей что-то, качает, однако результата это никакого не приносит. Назар усилием воли подавляет в себе желание взять дочь на руки (наверное, это будет уже слишком) и собирается было предложить вернуться во дворец, но Андрей не даёт поступить ему так. — Помнится, ты всегда ладил с детьми, — задумчиво тянет он, обращаясь к Назару, — Не хочешь взять Ее Высочество? Вдруг у тебя получится успокоить ее. — Не думаю, что это хорошая затея, — качает головой тот, — Я не умею обращаться со столь малыми детьми. — А ты попробуй, — не унимается Андрей, кидая предупреждающий взгляд, — Я все же считаю, что ты сможешь. — Смелее, Назар, — усмехается Федор, — Это не так сложно, как кажется. Назар чувствует в данную секунду много чего. Недовольство, вызванное выходкой и поведением своих друзей, раздражение из-за прикованных к ним взглядов придворных, растерянность. А ещё некоторое, черт, волнение — он спокойно относится к детским капризам, но плач Нади его дестабилизирует по неведомой причине. Потому торги с самим собой и длятся недолго, Назар поворачивается к не менее озабоченной Яне и, приняв нейтральное выражение лица, просит у нее, подумать только, взять на руки собственную дочь. — Давайте попробую я. Вдруг это действительно сработает. — Только осторожно, — предупреждает его Яна, — Обязательно придерживайте ее за голову. И, прошу вас, не крутите ее. Ее Высочество страшно не любит этого. В голове Назара пролетает мысль, что уж его обращаться с собственной дочерью учить не нужно точно, но он не возражает, понимая, что Яна хочет как лучше, и протягивает к ней руки. Надя, невзирая на то, что месяц не видела его, идет к нему охотно и замолкает почти сразу, как только ее голова оказывается на его плече. Назар вздыхает. — А ты боялся, — усмехается Андрей, отклоняя голову назад, чтобы посмотреть, чем занимается Гриша в его руках, — Ты там не уснул случаем? — Кажется, он облюбовал твою рубаху, — Федор осторожно просовывает руку между Андреем и Гришей и достает мокрую завязку из рта последнего, — Похоже, пора отвести его к кормилице. Пока они говорят между собой, разворачивая всех в в обратную сторону, чтобы вернуться во дворец, Назар молчит, силясь осознать, что вообще происходит. Он чувствует неконтролируемо много для одного эльфа: щекочущее дыхание Нади на коже, запах все того же молока и розового масла, исходящий от нее, тепло ее маленького тела. Ее вес, явно ставший больше, ее пальцы одной руки, неведомым образом высвободившейся из-под пеленки, на своем плече, даже, черт, стук ее сердца. А ещё смесь каких-то странных эмоций — он, черт, впервые за месяц держит дочь на руках, и этот факт бьёт по голове сильнее, чем даже самое крепкое пойло. Назар не может объяснить, что с ним такое, но на какое-то время он перестает воспринимать реальность, пока Яна его не окликает, выводя своим голосом из вакуума. — У вас и правда отлично получается, — говорит она с улыбкой, — Ее Высочество редко терпит незнакомцев и неохотно идёт в руки чужим, а к вам пошла. Наверное, вы вызываете у нее какое-то доверие. — Я сам удивлён, что дети по доброй воле приближаются ко мне, — отзывается Назар, — Всегда думал, что я не особо приятный для них компаньон. — Зря вы так, — качает головой Яна, — Дети чувствуют добро и тянутся к нему. А вы, я уверена, совсем не такой, каким кажетесь на первый взгляд. И Надя это подтвердит. — Либо отведает мою рубаху, — невпопад отвечает Назар, почувствовав, что дочь по примеру Гриши начала проявлять интерес к завязкам, — И откуда только такая привычка тащить все в рот? Яна, посмеиваясь, помогает забрать у Нади предмет ее интереса, достает из кармана платья глиняную игрушку в форме рыбы, внутри которой катаются, если судить по звуку, семена гороха и камни, и отвлекает ею строптивую принцессу. Та вмиг забывает о своем занятии, бросает попытки съесть несчастные завязки и тянет свою крохотную ладонь к новому развлечению. Из ее рта вылетает довольный звук, когда Яна трясет погремушкой в воздухе и отдает ей ее, не прекращая улыбаться. Назар снисходительно усмехается и поворачивает голову в сторону Андрея, когда тот зовёт его. — Мы хотим вернуться, Гришу нужно отдать кормилице, — сообщает он, пока Федор все продолжает борьбу со сжатым кулаком сына, в котором спрятаны мокрые завязки, — Вы с нами? — Думаю, Ее Высочеству тоже пора к кормилице, — вместо Назара отвечает Яна, — Да и госпожа Незборецкая просила надолго не уходить. Назар не возражает, потому послушно следует в сторону дворца. Ему приходится вывернуть одну руку на спине Нади так, чтобы ловить ею постоянно падающую погремушку и возвращать ее хозяйке, издающей всякий раз недовольные звуки при потере предмета своего интереса. Тот, к счастью, не угасает так быстро, как мог бы, потому до дворца они добираются не под аккомпанемент детского плача. Почти весь путь Назар кожей чувствует на себе внимательные взгляды встречающихся им придворных и усиленно их игнорирует, надеясь, что слухи поползут именно такие, каких он и добивается. Отсутствие гарантий тревожит его лишь самую малость и ровно до того момента, пока он не оказывается во дворце, где натыкается на чету Незборецких. Оба смотрят на него, как на юродивого, словно он совершил что-то невозможно глупое. Первый оживляется Игорь. — Господа, — кивает он, приветствуя сразу всех, обращается к Назару, — Вы решили составить компанию Ее Высочеству на прогулке? — Всего лишь проходил мимо, — отзывается тот, испытывая необъяснимое внутреннее напряжение. Будто ожидание негативной реакции на его слишком близкое нахождение подле дочери, — Но мне уже пора. Он было пытается отдать Яне Надю, но последняя отказывается покидать насиженное место, вновь принимается возмущаться и цепляется своими крохотными пальцами в его рубаху, чуть не выронив погремушку. Назар на автомате ловит ее, второй рукой сильнее прижимает к себе Надю и вздыхает. Такое поведение, черт, точно вызовет подозрения и вопросы. Кажется, он только что допустил огромную ошибку. Елена, к его удивлению, опровергает это убеждение. — Я знала, что вы ей понравитесь, — заявляет она, — Она отчего-то расположена к темным эльфам. Судя по всему, вы не стали исключением. Давайте ее мне. К Елене Надя, к счастью, идёт куда охотнее. Передав ее в руки следующего воспитателя, Назар озирается по сторонам и замечает, что Федора и Андрея уже и след простыл. Вот же паршивцы. Если бы вдруг понадобилась их помощь, а они ушли? Бессовестные. С другой стороны, накормить Гришу важнее, чем быть свидетелями обмена любезностями. Назар не испытывает негодования — скорее все ещё несколько тревожится. Игорь эту тревогу умудряется развеять. — Дорогая, отведи Надю кормилице, — говорит он жене, — Я скоро подойду к вам. Вместе отправимся на вечернюю трапезу. Елена не возражает и вместе с Яной, поклонившейся напоследок Назару, уходит прочь. Тот провожает их долгими взглядом, подозревая, что ему определенно хотят что-то сказать, и тяжело вздыхает. Не хватало только напороться на не самые удобные вопросы. Оставить их без ответа будет просто, однако сам факт их гипотетического наличия действует на нервы. Только вот Игорь поступает иначе. — Проводить время с Ее Высочеством довольно разумное решение, — тихо говорит он, — К тому же она действительно расположена к темным. Было бы неплохо, если бы и они были расположены к ней. В ту же секунду Назар понимает, что его не то, чтобы гениальный, скорее крайне очевидный план раскрыли, но не испытывает по этому поводу беспокойства. Напротив, раз уж Игорь, особенно заинтересованный в благополучии Нади, расценил всю эту ситуацию как попытку главы Легиона поддержать таким образом принцессу, то и другие будут думать так же. А этого Назар и добивается — неважно, в чем заключаются его истинные мотивы, значение имеет только то, как все выглядит со стороны. И раз уж все выглядит так, будто он оберегает единственную наследницу престола и не более того, то всё идёт по плану. Спасибо Творцу, что не по безызвестному месту. К этому Назар был бы готов, но приятного все же мало. — Будут, — просто обещает он, — Дайте им времени, и все обязательно разрешится. — Ваши слова я не посмею ставить под сомнение, — Игорь разводит руками, будто подтверждая веру в чужие возможности, и улыбается одними уголками губ, — Благодарю вас. Пусть Творец поможет вам во всех ваших деяниях. — Аминь, — хмыкает Назар, — С вашего позволения я пойду. Есть ещё дела, которые мне необходимо завершить. Он не дожидается ответных слов, проходит мимо в сторону переговорной, где ожидает застать Марка и Голубина, но все же останавливается и оборачивается через плечо, когда Игорь окликает его. — Теперь я понимаю, почему ваши солдаты так верны вам, — заявляет он, — Вы удивительный эльф, господин Вотяков. Ничего не объяснив, Игорь разворачивается на пятках и следует к своим покоям, Назар же стоит какое-то время, силясь осознать смысл сказанных ему слов, трясет головой, встряхивая из нее совершенно ненужные сейчас мысли, и продолжает свой путь до переговорной. Пока есть такая возможность, он постарается повлиять на исход событий, чтобы тот был позитивным. Все остальное же, в том числе бессмысленные размышления, для него не имеют никакого значения. У него по-прежнему есть долг. И его выполнение ставить под сомнение запрещено.

***

Быть может, Марк никогда и не был робким и ведомым, быть может, он все эти года искусно притворялся, что умеет быть покорным, быть может, его дальновидность и продуманность всегда были в нем, и он зачем-то упорно скрывал их, чтобы проявить позднее, когда в руках у него окажется настоящая власть. Назар не знает точно, у него нет ответа ни на один из возникших вопросов, но он признает тот факт, что с таким королем они определенно не пропадут. Потому что тот не только удержал трон и пережил все попытки свержения, а ещё и умудрился понять, как сделать так, чтобы позиции были закреплены основательно. Не через силу, жесткость и диктатуру. Через умение убеждать и сотрудничать с теми, с кем это выгодно. — Еще раз, — просит Назар, обхватывая Надю поперек живота, когда та как-то неловко ёрзает, давая понять, что ей неудобно, — Голубин решил профинансировать восстановление целого города и торговать там тканями? Он рехнулся? — Не рехнулся, а решил ответить мне той же монетой, — поправляет его Марк, макая перо в чернильницу. Он задумывается на пару секунд, глядя на лист пергамента перед собой, и, параллельно выводя на нем что-то, продолжает, — Я сделаю его жениха виконтом и дам добро на их союз, он в свою очередь выделит личные средства на облагораживание Нижнего Города после войны и получит возможность вести свои дела там. Конечно, мне пришлось согласиться на более низкий налог для Голубина, но это не такая уж и большая проблема. В конце концов, все останутся в плюсе, а это именно то, чего мы и добивались. — Я не понимаю, — вздыхает Назар, проходясь из стороны в сторону, — С какой радости Голубин решил так потратиться ради свадьбы с солдатом без каких-либо регалий? Мне абсолютно не ясны его мотивы. Тут должен быть какой-то подвох. — Главный подвох заключается в том, что никакого подвоха нет, — усмехается Марк, не отрываясь от своего занятия, — Голубин юн и влюблен, но он не глуп и понимает, как все устроено. Я думаю, до смерти своего отца он действительно собирался лишиться собственного титула, лишь бы обручиться с Лазиным, но после такая жертва перестала быть необходимой. У него появились иные перспективы, и он решил ими воспользоваться. Голубин, само собой, заинтересован в свадьбе, потому что это его искреннее желание, но ещё он догадывается, что его жених может достичь каких-то высот. Сам посуди, ты лично назначил Лазина командующим, и это о многом говорит. У него вскоре появится статус, и он сможет составить хорошую партию для кого-либо даже без титула. Голубин осознает это, потому и предлагает свою помощь Нижнему Городу. Чтобы не упускать свое. — Хочешь сказать, что это брак по расчёту? Марк не спешит ответить. Он устало вздыхает, выводя что-то на пергаменте, придирчиво рассматривает результат своей работы и кладет перо на стол, после чего встаёт со стула. По нему сложно сказать, утомился ли он, но будто бы не так, как это было вчера и днями ранее. Будто эта усталость для него приятна, потому что вызвана куда менее изматывающими явлениями. Черт его разберёшь, на самом деле. Назар вообще возмущен тем фактом, что король снова весь в заботах, несмотря на их договоренность, но пока ещё ничего не говорит. Ему бы понять, что там с Голубиным, потом уже провести дальнейший разбор полетов. Марк понять, к счастью, помогает. — Это прежде всего брак по любви, — заявляет он, подходя ближе, — Потому что ни один разумный эльф, имея статус, деньги и свое дело, не стал бы отказываться от всего этого ради свадьбы с обычным солдатом. А Голубин намеревался отказаться из-за отсутствия иных вариантов, и это как раз наталкивает на мысль, что он действительно хочет свадьбы. Но умер его отец, пропали некоторые тягости, и перспектив открылось больше. Твое назначение Лазина на должность командующего дало понять Голубину, что он может и проворонить своего жениха, если не согласится на мое предложение. Да и давай будем честны — Голубин дворянин, он так или иначе ценит тех, у кого есть какие-то регалии и возможности. А сейчас они появились у Лазина, и это только укрепило желание обручиться с ним. Его чувства просто переплелись с рациональным стремлением остаться в выгодном положении. Только и всего. — Голубин хотел свадьбы раньше, а теперь, когда Лазин стал командующим, хочет её ещё больше, потому что они почти на равных, — заключает Назар, — Так? — Так, — подтверждает Марк, — И за то, чтобы Лазина не женили на ком-то ещё после присвоения статуса командующего, он готов неплохо заплатить. Конечно, свою выгоду с торговли по низкому налогу Голубин тоже извлечет, но я ничего не имею против этого. В конце концов, мы тоже не остались в дураках, так что все складывается более, чем удачно. Ты так не считаешь? Обдумав все услышанное ещё раз, Назар медленно кивает, мысленно признавая, что логика в этом все же есть. Отчаянное желание быть с возлюбленным во что бы то ни стало сменилось на разумное стремление построить равный брак с тем, кто пришелся по душе, без потерь и с определенными приобретениями. Голубин и так собирался добиться свадьбы любыми путями, но наличие иного, более выгодного варианта помогло ему хорошо разыграть карты. Справедливости ради, Марк тоже получил то, что хотел — у него теперь есть средства на восстановление Нижнего Города и ещё один эльф, который будет возрождать торговлю там. Как ни странно, и Назару перепало кое-что, ведь ему не придется искать кого-то на место Лазина, и это очевидно неплохо. Удивительно, однако, что все складывается столь удачно. В это даже слабо верится. — Голубин отправится с тобой в Нижний Город, — сообщает Марк, прерывая молчание, — Я издал указ о присвоении титула виконта Лазину. Ты должен будешь увезти копию в Далорус, зачитать ее содержимое, а после оставить ее в архиве. Полагаю, со свадьбой они разберутся сами, но если им понадобится помощь, пожалуйста, не отказывай. Чем быстрее это случится, тем лучше для нас всех. Это станет гарантией, что ни Лазин, ни Голубин не сорвутся и будут делать то, что от них требуется. — Как скажешь, — отзывается Назар, осторожно приподнимая Надю на уровень своей груди. Та от этого незначительного движения дёргается, намекая на то, что ее вполне устраивало ее прежнее положение, и затихает, когда Назар вновь опускает ее вниз лицом, — Не думаю, что они будут устраивать большое торжество, но если им понадобится помощь, я не откажу. Я тоже заинтересован в том, чтобы этот союз состоялся. — Вот и отлично, — кивает Марк, заглядывает в лицо и неожиданно спрашивает, — Это правда, что ты гулял с Надей сегодня? Елена сказала мне, что встретила вас внизу. Признаться честно, Назар даже теряется на мгновение от такого вопроса. Нет, ничего дурного он не сделал, да и действительно ведь прогуливался с Надей, что видел, наверное, весь двор, а не одна только Елена, но все же некоторая растерянность возникает. Может, потому что причины всей этой истории заключаются не совсем в том, о чем думает Марк, а может, как раз потому что он догадывается, каковы же истинные мотивы Назара. Сказать точно нельзя, и все это походит на танец на тонком льду, что надломится в любой момент. Неясно, какова будет реакция на тот факт, что глава Легиона крутится рядом с дочерью у всех на глазах не только из-за отцовского участия, но и ради проявления благосклонности к ней, как к наследнице престола. Марку может не понравиться это, более того, его это может расстроить. Назар расстраивать не хочет, потому тщательно подбирает слова для ответа. — Да, я встретил Андрея и Федора с Гришей и решил ненадолго присоединиться к ним, — подтверждает он, — Надя внезапно расплакалась в руках Яны, она не смогла ее успокоить, поэтому мне пришлось сделать это за нее. Во дворце я отдал ее Елене. — Придворные уже говорят об этом, — объявляет Марк, — Что господин глава Легиона проявляет внимание к Ее Высочеству и нянчит ее, как свою дочь. Образно, разумеется. Но твою благосклонность к ней увидели все. — Я не могу быть неблагосклонен к собственной дочери, — качает головой Назар, прекрасно понимая, что его план был раскрыт. Не то, чтобы он надеялся оставить его в тайне навсегда. Не то, чтобы он хотел сразу кидать все карты на стол, — Даже если в глазах других она мне никто. — В глазах других она для тебя наследница престола. Замолкнув, Марк отходит обратно к столу, где зажигает свечу, берет лежащую рядом ложку и кидает в нее пару кусочков сургуча, предварительно достав те из куска парламента. Он топит их на огне, после выливает на указ, который подписывал ранее, и сразу же хватается за печать, чтобы приложить ее к расплавленной массе. Назар наблюдает за ним со стороны, все качая Надю, неторопящуюся отходить ко сну, и понимает, что, кажется, где-то тут таится обида. Только вот неясно, на что: на подобное решение с его стороны или на молчание о его принятии. Пытается выяснить. — Допустим, все так, — соглашается он, — Но что это меняет? В глазах окружающих Надя для меня наследница престола, на деле она моя дочь. Не вижу в этом никакой проблемы. — Я не говорил, что в этом есть проблема, — качает головой Марк, отрывая печать от пергамента, — Но ты мог оповестить меня, что намерен вести игру. Я уже было подумал, что ты хочешь быть подле Нади, но, как выяснилось, это всего лишь очередной политический ход. — Ты же понимаешь, что этот самый политический ход обеспечит порядок в стране? — уточняет Назар, — И что без него народ будет бояться за свое будущее вдвое больше, чем боится сейчас. Я делаю это, не потому что хочу, а потому что так нужно. И отчасти потому что для меня это единственная возможность быть подле собственной дочери, не вызывая подозрений и неуместных вопросов. Уже сказав, он вдруг осознает, что последнее из него вырвалось будто бы невольно, но, поскольку взять обратно свои слова не может, принимает безучастное выражение лица, делая вид, что так и было задумано. На деле же задумано так не было, и делиться тем, что быть рядом с Надей без всяких условностей при наличии желания почти невозможно, Назар не собирался. Он поэтому чувствует себя несколько странно: вроде и за язык его никто не тянул, а все равно признался. Переутомился что ли? На Марка же это откровение действует куда более эффективно, чем стремление утихомирить страхи народа перед неизвестностью. Взгляд его вдруг смягчается, он кладет на стол свою печать и подходит ближе. Как ни странно, руки пока ещё держит при себе. — Я не знал, что ты зацепился за это, как за повод, — говорит он, — Мне показалось, что ты просто решил демонстрировать свою благосклонность к Наде. Ты правда хочешь проводить с ней время? — Она моя дочь, Марк, — напоминает Назар, — Так или иначе я хочу быть рядом с ней, но это невозможно по ряду причин. Я не хватался за эту возможность, как за единственный выход, потому что сразу смирился со своим положением. И когда я решил, что должен показать всем, что рассматриваю ее, как наследницу, я не думал только лишь о том, что смогу проводить с ней время. Но моя цель теперь, как и у Голубина, комплексная. Во благо народа и самую малость для меня самого. — Иногда я забываю о том, что для тебя долг превыше всего, — беззлобно усмехается Марк, — Но я рад слышать, что тебе хочется быть подле Нади без всяких причин. Признаться честно, меня задело, что ты был на прогулке, когда я услышал об этом от Елены. Не потому что я против, а потому что я сразу понял, зачем ты это делаешь. Мне показалось, что тебя интересует не наша дочь, а одно только спокойствие народа. Не то, чтобы меня оно не интересует, но мне было бы сложно примириться с мыслью, что Надя значит для тебя меньше. Теперь я понимаю, что это не так. Назара как-то неожиданно накрывает возмущением. Как, черт побери, Надя может значить для него меньше, чем обстановка в стране? Он же буквально эту самую обстановку пытается всеми силами стабилизировать с той лишь целью, чтобы потом, спустя года его дочери не пришлось жить в мире, полном войн, грязи и опасностей. Чтобы для нее было уготовано иное будущее, чистое и светлое, как она сама, чтобы путь ее был другим, не таким, как у него. Назар прикладывает массу усилий для этого, и предположение, что Надя имеет для него меньшую ценность, абсурдно по своей сути. Почему Марк вообще его допускает, неясно, но, быть может, эти мысли у него возникли неспроста. Надо быть справедливыми — Назар не говорил никогда, что хочет принимать участие в воспитании их дочери, и вообще не высказывался касательно каких-либо перспектив. Он и не отрекался, конечно, но его поведение могло быть расценено, как грядущий отказ. Впрочем, так оно и должно было случиться, и если бы не беседа с Пелагеей, так оно и было бы. Назар все ещё видит в подобном исходе плюсы, однако в нынешнем раскладе находит их тоже. Ему приходится переступать через себя, чтобы добиться желаемого и необходимого одновременно, но цель оправдывает средства. А раз уж средством выступают всего лишь его убеждения, ими не так уж и жалко пожертвовать. В жизни Назара были потери и посерьёзнее. Осознание подноготной заземляет его, он успокаивается мигом, не успев даже выйти из себя, и решает никак не комментировать прозвучавшее признание. Ссор им не надо, тем более на пустом месте. Нынче не до того. — Я рад, что ты понимаешь, что это не так, — говорит он, наконец, — Потому что Надя ни при каких раскладах не может значить для меня меньше, чем благосостояние страны. Я рядом с ней, потому что должен и хочу. И потому что так будет лучше всем. — А что будет, когда я рожу законного ребенка? — спрашивает Марк, — Скажем, темного мальчика. Ты перестанешь проявлять благосклонность к Наде и начнёшь поддерживать главного наследника престола? — Да, — без увертываний отвечает Назар, — Потому что в таком случае Надя не будет единственной претенденткой на трон, и моя благосклонность к ней, как главы Легиона, не будет нужна. Но быть моей дочерью она не перестанет. — То есть ты не отстранишься от нее, когда я принесу на свет другого ребенка? Марк умен, он знает, на какие рычаги давить. Он знает, какие вопросы нужно задавать, бьёт точно в цель без промаха и попадает, разумеется, в мишень. В мишень между ребер Назара, потому что тому нечего сказать. Ему придется отстраниться от Нади, как только она перестанет быть наследницей престола, потому что исчезнет необходимость в этом политическом ходе, как исчезнет возможность крутиться подле нее без всяких подозрений. Одно дело, когда глава Легиона пытается показать, что трон есть кому занять, а другое, когда все об этом знают и так, потому что у короля имеется законный ребенок. Сопоставлять бессмысленно, вывод тут напрашивается один — как только Марк родит сына в браке, Назару быть рядом с Надей уже будет нельзя. Его, так сказать, симпатии не должны будут принадлежать ей. Это реальность, и какой бы тяжёлой она не была, ее следует принять. Назар может, но не уверен, что может озвучить это вслух. Не потому что страшно за реакцию, и так ясно, какой она будет, не потому что когда-то он передумает, не потому что боится, что его переубедят. А потому что Марка это заденет и расстроит, и вот этого сейчас допускать все же нельзя. Не тогда, когда он столь нестабилен и озабочен положением Нижнего Города. Не тогда, когда каждый его шаг может привести к провалу. Потом, когда придет время, когда принимать многие вещи станет проще, Назар скажет обязательно правду. Но не сегодня. — Я не намерен отрекаться от нее. Это все, что он говорит. Большего выдавить из себя, не солгав, он не в состоянии, потому он проверяет, уснула ли Надя, и, убедившись, что она уже спит, относит ее в люльку. Там приходится повозиться, чтобы уложить ее и не разбудить, но задача все же выполняется вполне успешно. Хотя бы одна из двух, потому что неверие Марка чувствуется кожей. Кажется, Назар не сумел убедить его в правдивости своих слов. Не то, чтобы он старался. Не то, чтобы он не пытался. — Будь она твоей законной дочерью, все было бы проще, — вздыхает Марк, бесшумно подходя ближе, — Или если бы ее считали законной в принципе. Назар ничего не отвечает: он слишком много думал на эту тему, ни к какому выводу не пришел, сожалеть себе запретил, потому и молчит. Марк, поняв, что, судя по всему, беседа не состоится, перестает пытаться вывести на нее, замирает позади и прижимается щекой к чужому плечу. Выглядит он все же утомленным, на что Назар не может не указать. — Ты обещал мне отдохнуть хотя бы несколько дней, но сегодня носился, как сайгак. Как это понимать? — Как то, что я не держу свое слово, — усмехается Марк, — Но на самом деле я почти весь день провёл с Надей. После собрания я забрал ее к себе, а отнес ее к Елене, только когда прибыл Голубин. Так что обещание свое я сдержал. — Слабо верю в это, — качает головой Назар, оборачиваясь и заставляя Марка отодвинуться, спрашивает, — Ты ведь понимаешь, что тебе нужен отдых? В противном случае ты перегоришь быстрее, чем воплотишь хотя бы половину из того, что задумал. — Ты же не перегораешь. — Я не носил под сердцем дитя. — Андрей носил, но он справляется. — Потому что все, чем он занимается, это Гриша. Марк упрямо поджимает губы, не желая признавать чужую правоту, все же кивает и, вздохнув, соглашается. — Я постараюсь отдохнуть, пока ты здесь. — Это прежде всего нужно тебе, — напоминает Назар, — И делается это для тебя, а не для меня. И, быть может, для Нади. Ты нужен ей, поэтому ты должен быть в строю. Не забывай об этом. — Все, что я делаю, я делаю и для нее тоже, — качает головой Марк, — Для того, чтобы ее будущее не пугало страхом неизвестности. Но я услышал тебя. Я постараюсь отложить все дела на какое-то время. Назар подозревает, что какое-то время закончится, как только он уедет в Нижний Город, однако спорить не берется. Это бессмысленно, это бесполезно, а ещё это ни к чему. Марку самому нести свою ношу, и если он не услышит совет, то внешние события заставят его поступить разумно. Конечно, хотелось бы избежать последствий, но пока при дворе Федор, Андрей и Евгения, можно не бояться, что те будут страшными. Поучительными — да, однако некоторые уроки все же лучше усваивать без подкрепления опытом. Назар надеется, что в данном вопросе будет именно так. — Федор сказал, что ты решил даровать ему титул, — говорит он, — Это для Андрея и Гриши, не так ли? — Мужья, жены и дети принимают тот же титул по закону без всякий исключений, — пожимает плечами Марк, — Поэтому да, это для Андрея и Гриши. Сам Федор не был в восторге от этой затеи, но его мнение в данном вопросе меня мало волнует. Ничего дурного не произойдет, если он станет маркизом. Зато его сыну в будущем это откроет немало дорог. — Значит, все же маркиз. Щедро. — Ты так говоришь, будто тоже хочешь стать дворянином. Назар кривится от такого предположения, бормочет что-то вроде «упаси Творец». Это абсурд в чистом виде, ему титул не сдался, потому что он никогда не стремился к таким вещам и не стремится до сих пор. Да и что для него изменится, если вдруг он станет дворянином? Ровным счётом ничего, потому что главным его статусом останется статус главы Легиона. Поскольку законных детей у него нет и не будет, передавать титул по праву наследования ему некому, так и зачем он тогда вообще нужен? Правильно, незачем. Федор хотя бы сыну будущее обеспечит, у Назара таких полномочий нет. Официально, разумеется. На деле же для дочери он обязан сделать немало. — И когда будет издан указ? — Думаю, через пару дней, — поразмыслив, отвечает Марк, — Вместе с указом о даровании титула графа Диме. Я не хочу больше держать его в Пальмире, пока Мария ждёт дитя, потому не стану затягивать с этим вопросом и постараюсь решить его как можно скорее. Если ты не торопишься в Нижний Город, то можешь остаться на праздник. Думаю, такой повод можно счесть за весомый. — На три дня я могу задержаться, — решает Назар, — Но не дольше. Этого времени хватит? — Более чем. Разговор вроде как заходит в тупик, и можно вполне себе возвращаться в собственные покои и ложиться спать, но Назар понимает, что не может уйти. Не потому что его держат или просят задержаться, а потому что это снова чужая потребность. Она читается во всем: во взгляде Марка, в выражении его лица, в его неозвученных словах и невысказанных мыслях. Их Назар будто бы даже слышит, потому и стоит на своем месте какое-то время, ожидая действий. Он подозревает, что может ошибаться и предполагать то, чего нет, потому позволяет себе запустить обратный отсчёт. Тот, не достигнув даже середины, прерывается, когда Марк делает шаг навстречу и обнимает за шею. Все, как прежде. Изменений пока нет. Назар не отстраняется, оплетает его руками в ответ, зарывается носом в его светлую макушку и мысленно решает, что останется до утра. С рассветом он уйдет в свои покои, после отправится на обряд, но ночь, пожалуй, проведет тут. Как завершение того, что началось невольно и не совсем обдуманно. Как подведение черты. Как последние дни, когда ещё не нужно отказываться от привычных вещей.