Без права на отказ

Утром следующего дня Охра, собрав отряд, направляется в сторону Яноры, обещая не поселять хаоса и не творить глупостей, поскольку новые проблемы им не нужны, чтобы проверить, не объявлялся ли там случаем Савченко или кто-то из темных. От Федора же приходит письмо, в котором он говорит о том, что поиски в Нижнем Городе все ещё не дали результата, но рейды проводятся регулярно, и рано или поздно они принесут свои плоды. Про мятежи он пишет кратко — подавляются успешно, сопротивление граждан медленно падает, дела идут неплохо. Из прочитанного Назар делает вывод, что все под контролем, потому покидает столицу и направляется в знакомую таверну. Информация не бывает лишней, какого бы толка она не была, а сейчас она и вовсе на вес золота. Пренебрегать ею определенно не стоит. Госпожа Леона, завидев его, удивлённо вскидывает брови, прекращает вытирать бокал, кидает тряпку на стол и выскакивает из-за своей стойки, набрасываясь на него с объятиями. — Слава Творцу, живой! — радостно восклицает она, — Я уж думала, что ты погиб! Где же ты пропадал? Хотя чего это, ясно дело, где ты был. Я так рада тебя видеть! Назар не может понять, чем вызвана такая реакция, но и вырваться не пытается тоже. Он лишь оглядывается по сторонам, чтобы удостовериться, что нет лишних свидетелей, и, дав госпоже Леоне выговориться, осторожно отстраняется. — Я тоже рад, что с вами все в порядке, — сдержанно отвечает он, — Все ведь в порядке? — Бывали времена получше, но не жалуемся, — бодро отвечает госпожа Леона, — Твои отважные солдаты дважды спасли мою таверну от полчища мятежников, так что сегодня эль и обед за мой счёт. Не знаю, чего бы мы делали, если бы Легион не вмешался. Дай Творец вам всем здоровья и благополучия. И королю, конечно. Как он там? Поговаривают, что родил дочурку давеча. Правда ли, или врут? — Не врут, — вздыхает Назар, позволяя увести себя к стойке, усаживается на табурет, — Его Величество прошлой ночью родил дочь. — Рановато, — подмечает госпожа Леона, давая знак кому-то из своих девиц идти на кухню, опускается рядом, — Но оно и ясно, совсем себя не берег. У него уж пузо на лоб лезло, а он все ездил по стране, приюты да больницы смотрел, зерно от серых проверял. Война шла, ему хоть бы хны! Народ его, конечно, поддерживал, но ведь всякое могло случиться. Не знаю, куда там при дворе смотрели, а я тебе так скажу: на жопе ровно ему сидеть надо было. Доносил бы дитя до положенного срока, а потом бы делал, что заблагорассудится. Нет же, не по уму все! Хотя и понять могу, тяжело ему было. Это ж надо отца своего ребенка так потерять, и от горя не озлобиться, а другим начать помогать. Сердце у него большое, с таким королем хорошо жить будем. Дай Творец ему долгих лет. Назар рассеянно кивает. Об этом всем он уже слышал от Мирона, хоть и в другой форме. Сейчас, когда волнительное ожидание отпустило, удивительно осознавать, что Марк сделал. Он же в самом деле, нося под сердцем дитя, ездил по городам Верхнего Города, чтобы быть рядом со своими подданными в трудные времена. Это было опасно и неблагоразумно, неясно, как Мирон подобное вообще позволил, но это определенно было смело. И это возымело успех — народ действительно потянулся к своему королю, увидев, что тому не все равно. Увидев, что он ценит тех, кем правит. Хотя, даже понимая это, Назар все равно недоволен. Как будет возможность, обязательно, черт, поговорит и с Мироном, и с Марком. Чтобы неповадно было так рисковать больше. — Ты ребёночка то видел? — любопытствует госпожа Леона, подталкивая к нему невесть откуда взявшуюся тарелку с мясной кашей, — Или пока не показывают никому? — Не видел, — не раздумывая, врёт Назар, благодарно кивает, — Спасибо. Придворная целительница не допускает пока ещё никого до Его Величества. Но я слышал, что дитя светлое и похоже на нашего короля. — Светлая, значит, — восхищённо тянет госпожа Леона, подпирая щеку рукой, — Уж у такого отца точно красавицей вырастет. Хорошо бы Старейшинам обряд провести, духовный родитель нужен, как ни крути. Я слыхала, конечно, что бастардов в таинство не посвящают, но ерунда же это. Дитя то не виновато, что так на свет появилось. Да и король тоже, чего уж там. Всякий ошибиться может, а он же раскаивается искренне, грехи свои замаливает. Нет, обряд точно надо провести. Ты если со Старейшинами там на короткой ноге, скажи уж им, чтобы не отказывали. Милосерднее надо быть. — Вряд ли кто-то может повлиять на Старейшин, — отвечает Назар, размешивая кашу ложкой, — Но Парламент постарается решить этот вопрос. Главное, что Его Величество и ребенок в безопасности, пока этого достаточно. Хотя есть ещё, о чем волноваться. — Ирка, ну-ка брысь отсюда! — госпожа Леона кидает тряпку, внезапно оказавшуюся в ее руках, в одну из девиц, что подкралась к ним незаметно, добавляет недовольно, — Нечего уши греть! Иди лучше делом займись. — Так я ведь все сделала уже, — несколько растерянно оправдывается, судя по всему, Ирка, которую Назар не видит, — Вот подошла спросить, можно ли в Элларию съездить. Платье новое нужно. И пеньюар. — Все деньги на наряды спускаешь, негодница, — качает головой госпожа Леона, — Ладно, сейчас скажу Риму, чтоб отвёз. А то потеряешься ещё, я ж тебя знаю! Попросив подождать ее немного, она сползает с табурета и идёт к выходу из таверны. Назар лениво копается в своей тарелке, пережёвывая немного пресную кашу, думает. Сможет ли он узнать у госпожи Леоны хоть что-то или зря сюда приехал? С другой стороны, как бы там ни было, наведаться не было лишним. Связь поддерживать надо в любом случае, это ещё может пригодиться в дальнейшем. Назар уже убеждался не раз — союзников терять нельзя. Подобное всегда чревато неприятными последствиями. Госпожа Леона вскоре возвращается, просит очередную девицу налить ей вина и, сев рядом, спрашивает. — Твоя то жизнь как? А то я все о короле, даже не узнала, где ты пропадал. В Нижнем Городе был? — Именно, — кивает Назар, — Собственно, ничем особенным не занимался. Все так же, как и раньше. Солдаты, враги и война. Недавно только прибыл в Пальмиру, и то, потому что Федор подменил меня. — Утомился небось, — сочувствующе вздыхает госпожа Леона, отпив из своего бокала, — Тяжёлое это дело — войну вести. А чего вернулся то? Неужто успокоилось все? — Савченко найти надо. Госпожа Леона мгновенно мрачнеет, лицо ее приобретает острые черты, во взгляде проскальзывает злость. — Предателя то этого? — зачем-то уточняет она, — Да, найти его обязательно надо. И казнить сразу же. Это ж как так можно то? Ладно Хинтер, он мне никогда не нравился, больно многого требовал от короля, вот и умер от рук своих же. А Савченко? Плохо ему жилось что ли? Темные не бедствуют с тех пор, как Его Величество страной управляет, а они все равно лезут. Я поняла бы, если бы они с разговором пришли или с прошением, так они ж переворот задумали. Столько народу перебили зазря, тьфу на них! Ты уж постарайся, такое безнаказанным оставлять нельзя. Чтобы и другим неповадно было. — Сделаю все, что смогу, — обещает Назар, — Но мне нужна помощь. Может, ты что-то знаешь? Или твои девушки. Вдруг были толки о том, где может находиться Савченко. Может, вы видели кого-то из темных? — Творцом клянусь, ничего такого не слыхала, — заверяет его госпожа Леона, — А если бы слыхала, тебе бы первому донесла. Ты же знаешь, мне если чего такого расскажут, я тебе сразу пишу. А тут… Нет, Назар, прости, ничем помочь не могу. Если вдруг что-то и узнаю, я тебе сообщу. По совести поступлю, не сомневайся даже. Назар и не сомневается — тут его не подводили ни разу. Жаль, конечно, что полезной информации нет, но, как говорится, ещё не вечер. Мало ли, кто объявится. Исключить нельзя. — Буду ждать, — говорит он, — Если понадобится моя помощь, дай знать. Я пока ещё буду в Верхнем Городе какое-то время, в услуге не откажу. — Ты б о себе подумал, — добродушно фыркает госпожа Леона, — Совсем осунулся, не признала даже тебя сразу. А какой раньше то был, ой… Загляденье! Жениться бы тебе пора, слышишь? Годков то уже немало, надо и потомством обзавестись. Ребенок тебе нужен, чтобы в вояку не играть больше. Давай, заканчивай со своими делами быстрее, и под венец. Невесту я тебе подыщу, если попросишь. Или жениха, тут уже сам выбирай. — Я женат на армии, — Назар вскидывает на нее усталый взгляд, пожимает плечами, — Она моя семья и мой долг. Да и сама посуди, какой из меня муж? Пока я стою во главе Легиона, ни о какой женитьбе и речи быть не может. — Это ещё почему? — У меня дел по горло, каждый новый день сложнее прежнего, — отмахивается Назар, — Война не бесконечна, но армия нужна всегда. Солдаты нужны, а солдат из воздуха не возьмёшь, их самим лепить надо. И заниматься этим придется мне до тех пор, пока кто-то не придет мне на смену. Я вообще сомневаюсь, что меня кто-то сменит, а когда это случится, я уже буду стар, как мир. Семья — это не просто обет наложить, детей настругать, и пусть живут, как хотят. Нужно участие, а я этого участия дать не могу. Поэтому не лезу. Правда в его словах есть, ее даже немало, но есть и другая сторона медали. Назар давно себе сказал: не должно существовать ничего, что сделает его уязвимым. Не должно быть тех, кому могут навредить из-за него. Такие, конечно, всегда были, те же Федор и Андрей, но это другое. Они хотя бы могут себя защитить сами, да и путь их был не многим проще. А вот те, кого Назар давно, несколько жизней назад даже любил, погибли все до единого. От болезней. От голода. От рук тех, кто желал сломать его и кто сам в итоге не прожил многим больше, потому что он всегда добирался до них. Рано или поздно, но заявлялся на порог, сразу давая понять — сбежать не выйдет. И головы не плечах больше не сносить. Назар не жалеет о своем прошлом. Он трезво оценивает все: выбора не было. Были нужда, грязь и бесконечные попытки не сдохнуть среди нищеты и злобы. А потом был Легион, кучка юнцов, из которых ему велели слепить солдат, и он взялся за это, не потому что так хотел замолить грехи. У него бы все равно не получилось, отправляя на поле боя вчерашних детей, он бы никогда не очистил карму, только глубже себя закопал бы. Назар согласился, потому что так мог хотя сберечь от смерти. Научить обороняться, научить бороться. Держать спину ровно, идти до конца. Не сдаваться. Менять судьбу, а не становится жертвой смирения. У него даже вышло что-то. Вот только он сам не заметил, как его же отдушина стала его удавкой. Он сменил бремя наёмного убийцы на бремя капитана. И это уже был его осознанный выбор, о котором он тоже не жалеет, потому что он был верным. Раз уж кто-то из его солдат в конечном итоге выживет и доберется до точки под названием «будущее», он будет уверен, что все было не напрасно. Однако для себя он уже никогда и ничего не получит. Не страх и не отречение, вовсе нет. Часть все того же рационального — ему нельзя так, как можно другим. Это всегда заканчивается одинаково, и плохо в итоге не Назару, а тем, кем он дорожит. Он хочет избавить их от такой участи. Он хочет дать им шанс на что-то более чистое и безопасное. Загвоздка лишь в том, что у него теперь есть дочь. Ее он, разумеется, будет беречь от всех напастей, но прежде всего от самого себя. Это не значит, что он не будет рядом. Это не значит, что он не будет принимать вообще никакого участия в ее воспитании. Это значит, что она и никто другой никогда не узнают, что он ее отец. Так она уцелеет. Во всех других случаях может сыграть вероятность. Назар ее обойдет — Надя обойдет вряд ли. Как и Марк, но с ним сложнее. Он король, и он всегда рискует. С этим как раз придётся смириться. От короны не избавиться, как и от всего того, что она влечет за собой. Может, поэтому ещё их можно считать в чем-то схожими. Вся жизнь под эгидой опасностей. По собственной воле у одного и с самого рождения у другого. Общность в единственном — это навсегда. И от этого, как ни крути, не сбежать уже. — А я вот думаю, что ты трусишь, — хитро прищурившись, говорит госпожа Леона, — Знать не знаю, как ты в Нижнем Городе жил раньше, но теперь вот боишься чего-то, потому и в вояку заделался. А так нельзя. Сам же себя всего лишаешь, потом жалеть будешь. Что даже шанса себе не дал. — Не буду — качает головой Назар, — Мне по долгу запрещено даже жалеть о своем выборе. Госпожа Леона награждает его пристальным взглядом, но в душу больше не лезет и расспрашивает об ином. Она снова и снова возвращается к разговору о Марке, рассуждает вслух, что он будет делать дальше, как поступит с дочерью, отошлет куда или при себе оставит, а если и оставит, то на каких правах. Назар как и всегда отвечает все чаще односложно и безэмоционально, чтобы ничем себя не выдать, и с поставленной задачей своей вполне справляется. Только вот госпожа Леона спешит уточнить кое-что ещё. — А ты ж капитаном его был, если правду говорят, — вдруг заявляет она, — Неужто относился к нему так же, как и к другим? — С ним я был ещё строже, — хмыкает Назар, — Для меня он был не королём, а солдатом. Очень херовым поначалу, но со временем появились успехи. Да и нельзя мне было к нему как-то по-особенному относиться, не научился бы ничему. Так хоть прок какой вышел. Смог все же удержаться на троне. — Твоя заслуга, получается, — подмечает госпожа Леона, — Хорошим ты ему наставником был, значит. — Не лучше, чем для остальных. — Чурбан бесчувственный, — машет на него рукой госпожа Леона, опомнившись, удивляется, — Вот те раз, время то уже! Языком мелю, а дела стоят. Всегда, когда ты приходишь, так случается, чтоб его. Все, пошла я, иначе до вечера с тобой просижу. Ты если хочешь, поешь ещё, я Эмилии скажу, чтобы накормила. И не пропадай так больше, доведешь меня своими исчезновениями. Все продолжая ворчать, она подбирает свой пустой бокал и уходит куда-то в сторону кухни. Назар невольно расплывается в улыбке, в который раз лишь качая головой на такую простодушность, благодарит эльфийку, принесшую ему обед, и покидает таверну. Раз уж здесь он ничего не узнал, он прошерстит ещё пару мест, а потом уже, возможно, вернётся в Пальмиру. К тому времени Марк должен прийти в себя после родов, можно будет сопроводить его вместе с Андреем до Тартании. Пускай там вместе с детьми переживут грядущую бурю, так всем будет спокойнее. И Назару, возможно, тоже. Уже было покинув таверну и почти добравшись до Ворноса, он внезапно вспоминает о словах Федора. Как он там сказал? Хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место. Почему вдруг сейчас в голову пришло именно это? Назар не понимает, но чувствует, будто в этом есть какой-то смысл. Они ищут не только Савченко, они ищут предателя, что всегда был среди них, но так уж вышло, что он всегда был незаметен. Он каким-то образом получал информацию и передавал ее, и не ошибался ведь, лишь один раз оступился, когда Назар якобы отправился в Дениру. А что было перед этим? Был план послать Диму и Федора в Родарик, план фальшивого столкновения с волками, необходимый, чтобы выманить врагов, который они обсуждали с Мамаем и Мироном в поместье Тимарцева. Назар застывает, вцепившись в поводья. Всегда невидим. Всегда на виду. Вот же черт. Это Тимарцев. Конечно, кто ещё это мог быть? Они же каждый раз собирались у него, и пусть он сам никогда не присутствовал, это был его дом. А в своем доме он наверняка имел и глаза, и уши, и черт знает, что ещё, потому ничего и не складывалось. Он все узнавал одним из первых, а они, идиоты, доверяли ему, потому что он прошел с ними путь от Нижнего Города до Пальмиры как верный товарищ, после чего стал заниматься торговлей. Как раз род его деятельности и позволял ему спокойно поддерживать связь с Савченко. Все ведь очевидно просто. Как только они упустили его из виду? Почему не додумались раньше? Творец, столько можно было бы избежать, если бы хоть кто-то из них решил проверить и его тоже. Если бы хоть кто-то из них заподозрил его в предательстве. А что, если Тимарцев знает, где Савченко? В таком случае нужно поскорее задержать его, они так убьют двух зайцев одной стрелой и положат конец этой войне, которую можно было предотвратить. Но о прошлом не жалеют, Назар и сейчас делать этого не станет. Он берет себя в руки и, развернув лошадь, мчится в Пальмиру. Должен успеть. Теперь уже просто обязан.

***

Все случается быстро и беспощадно, как случается с ними со всеми всегда, когда они вдруг решают, что действиями своими добьются мира и справедливости. В конечном итоге, конечно, добиваются, но помимо прочего ещё и считают потери и нередко скорбят. Назар себе скорбеть раньше времени запрещает. Пальмира встречает его беспокойно, неясно откуда взявшиеся темные устроили мятеж, несмотря на все охранные меры, и королевская армия к моменту его прибытия уже даже вроде усмиряет его, но выясняется важное — при дворе и в Легионе солдат почти не осталось. Уповая на то, что уж подле короля стража куда внимательнее, Назар мчится через всю столицу и уже у главного въезда понимает — ни черта. Кажется, опоздал. Не давая волю беспокойству, он бросает лошадь и забегает в сад, чтобы проникнуть внутрь незамеченным, и наблюдает за тем, как на улицу вываливаются придворные, а его солдаты (малая их часть, остальные все ещё в Нижнем Городе и в столице подавляют мятеж, как он успел заметить) пытаются усмирить их и затолкать по каретам. Назар искренне надеется (наверное, впервые за много лет действительно надеется, а не знает), что хоть кому-то хватило ума увезти Марка с дочерью, и оказывается во дворце, забравшись в коридор первого этажа через открытое окно. Встречают его, к сожалению, не слишком радушно — трое эльфов, завидев его, замирают поначалу, затем двое тут же бросаются в атаку, а ещё один уносится прочь. Назар вздыхает тяжело, мгновенно вынимая припрятанный кинжал из сапога, поскольку лук в таком узком пространстве использовать сложно, и делает шаг навстречу, даже не рассчитывая на долгую возню. К его счастью, он оказывается прав, потому одного из противников оставляет в живых, и, отобрав у него меч и повалив его на пол, спрашивает. — Савченко здесь? Отвечай, или я отрежу тебе язык и заставлю проглотить его. — А ты попробуй, — шипит эльф, стонет надломленно, когда Назар наступает сапогом на его рану на ноге, — Хрен я тебе что скажу, урод! Назар закатывает глаза, времени на игры у него нет, потому он без лишних слов перерезает ему глотку и, переступив через труп, бежит к покоям Евгении. На Мирона и Мамая ему, признаться честно, несколько плевать, они и сами в состоянии себя защитить, а вот Марк и ребенок, а ещё Андрей и ещё один ребенок — вряд ли. Потому надо срочно убедиться, что они в безопасности, а ещё лучше, что они давно уже покинули дворец, и затем уже разбираться со всем остальным. Этого плана Назар и собирается придерживаться. Разумеется, у него не выходит. Мятежников не так уж и много, но и не слишком мало, он то и дело натыкается на них, и постоянно вынужден задерживаться, чтобы обойти их. Обойти без стычки не получается, меч приходится использовать неоднократно, не допуская при этом собственных ранений и это, надо отметить, не слишком просто. Но Назар справляется, а когда узнает все же, что Савченко здесь, так и вовсе управляется быстрее. Так скоро, насколько это возможно, он все же добирается до покоев Евгении и обнаруживает, что те пусты. На мгновение его это успокаивает, потому он решает дойти и до покоев Андрея (хрен с ним с Савченко, никуда он не денется), но на половине пути почему-то передумывает. Чуйка ли, интуиция, опыт, неведомый зов заставляют его сменить маршрут, и он, чувствуя необъяснимую тревогу, бежит ко второму выходу из дворца. На месте оказывается секунда в секунду. Назар даже толком не может понять происходящего, он видит лишь, как какой-то темный вполне уверенно (даже слишком) идёт на Марка, оставшегося какого-то черта в одиночку, а ещё двое расправляются со стражей. Возможно, это просто стечение обстоятельств, совпадение или воля Творца, но как и год назад в Шаригане Назар не успевает всего ничего, упускает какую-то крупицу времени. Только вот все имеет свойство меняться, ничего не остаётся прежним, потому вместо Лии на этот раз на месте действий оказывается Идан, и вот уже как раз он проявляет чудеса проворства и умудряется схватить Марка за шкирку и оттащить его в сторону, самолично подставляя свое плечо под меч. Назар подскакивает ровно в этот момент, разбирается со всеми троими и, бегло оглядев Марка и Идана и убедившись, что оба целы, обращается к одному из нападавших. — Где Савченко? — Тут он где-то! — кричит Андрей, внезапно появившийся рядом, торопливо подходит к Марку. Наверное, только сейчас зашёл с улицы, — Во всяком случае, мне так сказали. Ему уже доложили, что ты вернулся, поэтому он попытается бежать. Я дал приказ заблокировать выезд из дворца, так что не уйдет, надеюсь. — А вы почему не уехали? — спрашивает Назар, поворачиваясь к Марку лицом, — И где дети? Что тут, черт возьми, происходит вообще? — Дети с Евгенией уже отбыли в Тартанию, — отвечает Андрей, осматривая поочередно то Марка, то Идана, последний лишь отмахивается, явно не желая становиться жертвой излишнего внимания, — Нам пришлось задержаться, возникли некоторые сложности. На дворец слишком внезапно напали, Лия с Охрой первые приняли на себя удар и теперь делают все, чтобы поймать всех темных. Мирон с Мамаем, несколько я понял, со стражей ищут Савченко. — Залмансон, — откликает Идана Назар, — Ты едешь с Его Величеством. Сопроводи их до безопасного места и не смей оставлять одних. Тебя же не ранило? — Нет, но… — Это приказ. Идан больше не возражает, лишь кивает, Назар же ещё раз для верности рассматривает Марка (лицо у него бледное, но в целом вроде все в порядке) и на всякий случай уточняет. — Ваше Величество, с вами все хорошо? — Да, — глухо отзывается Марк, — Да, капитан. Спасибо. Вы опять спасли мне жизнь. — Не время для любезностей — ворчит Андрей, озираясь по сторонам, — Все, пошли быстрее, пока чисто. Надо поторопиться. Назар с ним безмолвно соглашается, потому провожает их до кареты, усаживает внутрь, одним взглядом велит Идану не терять бдительность и, уже было собираясь захлопнуть дверцу, останавливается из-за Марка. — Живым, — говорит он с нажимом, — Вы должны остаться живым, капитан. Вы меня поняли? Ничего не ответив, Назар едва заметно кивает и наблюдает за тем, как карета уносится к выезду из дворца. Как только она скрывается из виду, он возвращается внутрь и, перехватив меч поудобнее, ступает по коридору. Савченко не сбежит, просто-напросто не сможет. Он сам забрел в клетку и в этой клетке подохнет за все свои грехи. Назар ему это теперь уже гарантирует.

***

— Если он попытается бежать или начнет вести себя слишком буйно, разрешаю применить силу, — говорит Назар двум солдатам, застывшим перед дверьми одиночной камеры, — Убивать нельзя, проявлять жесткость тоже. Только усмирить. Ясно? — Так точно, капитан, — кивает один из солдат, — Будет сделано. Убедившись, что его приказ услышали и приняли во внимание, Назар разворачивается на пятках и следует в другую часть тюрьмы, чтобы проверить ещё одного задержанного. В этом нет как таковой необходимости, все же в воспитанниках Федора сомневаться глупо, однако перестраховаться не будет лишним. Да и иных дел пока не так много — Охра и Лия, узнав о прибытии Назара, уехали подавлять мятеж уже в самой столице, Мамай же был отправлен на задержание Тимарцева, успел схватить его на выезде из Пальмиры и привести сюда. Мирон остался во дворце, чтобы разобраться с последствиями нападения, Андрей с Марком в сопровождении стражи и Идана благополучно добрались до Тартании, где их уже ждала Евгения с детьми. Дело за малым, нужно только написать Федору с Дарио и съездить в штаб Легиона для разбора полетов. Назар слабо верит, что все действительно почти закончилось, потому не позволяет себе расслабляться. Дойдя до нужной камеры, он велит открыть дверь и входит внутрь, слыша за спиной лязг замка. Задержанный на его появление никак не реагирует, продолжая смотреть в одну точку, затем все же вскидывает голову, шмыгает окровавленным носом и однобоко ухмыляется. — Сам глава Легиона решил почтить меня своим визитом? — язвительно спрашивает он, — Я польщён. Чем обязан такому вниманию? — Ответь мне на один вопрос, — спокойно говорит Назар, встав напротив, — Чего тебе так не хватало, что ты решил сгубить ни в чем неповинных эльфов и начать заведомо провальную военную кампанию? — Дурной пример заразителен, — фыркает Савченко. Назар едва сдерживает порыв придушить его, но все же не теряет самообладания и рассматривает собеседника с ног до головы. Руки даже не обвязаны веревкой, а закованы в кандалы, на лице почти нет живого места (нечего было думать, что рукопашным боем Назар не владеет), рана на кое-как перевязанном бедре все ещё кровоточит и наверняка болит. Открывшийся вид, признаться честно, сбивает с толку. И вот этот поверженный, избитый, израненный эльф и есть тот самый Савченко, из-за которого начались все эти беспорядки? Не такой уж он и грозный и всесильный, как о нем говорили, самый обычный. Изворотливый, конечно, в меру хитрый, но все же трусливый и слабый. Назар даже жалеет, что потратил столько сил, своих и чужих, на его поиск. Оно того, разумеется, стоило, но разочарование все равно есть. В первую очередь из-за поведения самого Савченко. Они столкнулись абсолютно случайно у покоев Мирона. Назар понятия не имел, как должен выглядеть противник, он просто останавливал всех на своем пути и по возможности ранил так, чтобы не сбежали, если не получалось, убивал. А тут удача повернулась лицом — один из темных окликнул Савченко по имени, и только поэтому Назар понял, что это тот, кого он искал. И он не то, чтобы предвкушал стычки, ему не хотелось вовсе вступать в долгую и открытую конфронтацию, но он этого ожидал. Ожидал, что Савченко набросится на него, поскольку все же проявил себя, как довольно решительного и наглого, ожидал, что он попытается убить или хотя бы ранить, но он выбрал другой вариант — бежать. А когда не вышло, все же постарался отбиться, но у него, как ни странно, не вышло. Схватка длилась недолго, они оба каким-то образом остались без оружия и перешли на кулаки. И, надо быть честным, это было даже как-то слишком просто. Назар, наученный горьким опытом драк в Нижнем Городе и постоянными тренировками с более сильным Федором, ожидал примерно того же, но ошибся. Савченко физически, конечно, оказался более выносливыми, благодаря крови темных, но техникой особо не владел, потому вскоре уже лежал на полу, придавленный лицом к холодному мрамору. На бедре его была рана, оставленная кем-то до, он уже даже не сопротивлялся особо и не пытался вырваться, и это сбивало Назара с толку. Думалось, что Савченко будет грызться до последнего, что так легко не сложит оружия, а нет. Он оказался обычным, черт, трусом, только то и умеющим делать, что прятаться за спинами других и взращивать чужие страхи, пользуясь этим для достижения своих целей. Назар даже подумал, что если бы у Савченко и вышло захватить трон, он бы на нем долго не просидел. Его бы свергли раньше, чем он успел укрепить свои позиции. Потому что и укрепить бы с таким набором качеств не сумел. Даже глупо как-то получается. — Ясно все с тобой, — вздыхает Назар. У него нет ни малейшего желания объяснять сейчас разницу, говорить об отличиях в борьбе за справедливость и в борьбе за власть, потому он и не станет того делать. Лучше поскорее вернётся во дворец и узнает, какова обстановка там, — Допрашивать тебя ещё раз я не вижу смысла, поэтому ты пробудешь здесь до суда. И, да, Тимарцева тоже схватили, так что на побег можешь не рассчитывать. — Если ты думаешь, что это конец, то ты ошибаешься, — усмехается Савченко, — Сегодня вы, возможно, и победили, но темные никогда не сложат оружие. Никогда не позволят больше светлым выродкам устанавливать свои порядки. У нас не получилось на этот раз, но получится в другой. Рано или поздно на свет появятся эльфы, которые доведут это благое дело до конца. Вы можете казнить меня, Тимарцева, да хоть всех, но вы не никогда не уничтожите силу темных. И она когда-то уничтожит уже вас и весь Верхний Город. — Знаешь, я не удивлен, что ты проиграл, — говорит Назар, — Ты настолько неубедителен, что это даже звучит жалко. После того, как трон занял Его Величество, нет никакого притеснения темных эльфов, и они это видят. Да, в них есть страх за будущее, и ты умело этим воспользовался, но ничто не вечно. Рано или поздно Нижний Город перестанет боятся и больше никогда не пойдет против правящего короля, а ты и все, кто был с тобой, умрёте ни за что. За свою попытку прибрать власть к рукам. Потому что темные и светлые равны, и никто уже никого не угнетает. Как только будут восстановлены города, все это поймут. И Его Величество продолжит править, а ты… Впрочем, решать будет суд. Но даю слово, если твоим наказанием станет эшафот, я лично отсеку тебе голову. За всех моих солдат, которых ты сгубил. Савченко кривит губы в оскале, задрав голову вверх, неожиданно смеётся, заходится кашлем и, успокоившись, вновь подаёт голос. — Светлые и темные никогда не будут равны, — заявляет он, — И светлые всегда будут видеть в нас лишь ресурс. Да даже ваш король делает так же. Он вашими руками свергнул своего отца и уселся на трон, а вы прогнулись под него, лишь бы сбежать из Нижнего Города. Но ваше мнимое счастье не будет долгим, вот увидишь. Темные не потерпят власти светлых. Даже если они потерпят год, два или десять лет, в конечном итоге все равно пойдут на вас войной. И однажды они обязательно выиграют. — Или будут проигрывать из раза в раз, пока не примут тот факт, что бороться бессмысленно, — пожимает плечами Назар, — Потому что неважно, в чьих руках власть. Важно, что эта власть за собой несёт, а сейчас она несёт одно только благо. И Нижний Город это увидит. Савченко ничего не отвечает, лишь прикрывает глаза, и Назар, окинув его взглядом, выходит из камеры. Одному из солдат он даёт приказ найти и привести целителя, чтобы он осмотрел раны задержанного, после чего покидает тюрьму и возвращается во дворец. Там случается то, чего он и ожидал — разбор полетов. Мирон ведёт его в переговорную, сообщая, что письмо Федору уже отправил и что Лия и Охра уже вернулись, Назар заставляет себя прикусить язык до поры до времени и, только оказавшись за столом и опустившись рядом с Мамаем, прямо спрашивает. — Какого черта вы в первую очередь не увезли Марка и Андрея? У вас совсем головы на плечах нет что ли? — Простите, капитан, — лепечет Лия, прижимаясь своим плечом к плечу Охры, — Я не успела среагировать. Как только на дворец напали, я сразу же оповестила об этом всех и попыталась оказать сопротивление вместе со стражей, но до Его Величества лично не добралась. У меня не было такой возможности, но я отправила несколько солдат, чтобы они помогли Его Величеству уехать. Простите. — К тебе вопросов нет, — машет рукой Назар, обращается к Мирону, — Ты куда смотрел? Почему на моих глазах нашего короля чуть не ранили? Если бы мы с Иданом не успели, Его Величество, возможно, был бы мертв. Неужели так сложно было обезопасить его? — Ты прибыл уже после того, как мы своими силами нейтрализовали основную угрозу, — холодно отвечает Мирон, — Я не мог одновременно отбиваться от нападавших и приглядывать на Его Величеством. Я так же, как и Лия, дал приказ солдатам увезти его, но они то ли не добрались до него, то ли не нашли. В этом нет ничьей вины. Назар лишь благодаря титаническим усилиям не вскакивает со своего места, чтобы воткнуть кинжал Мирону в хребет, медленно втягивает воздух, туша внутренний пожар, рвано выдыхает. Нужно бы усмирить собственные эмоции, они сейчас не помощник, да и споры с руганью ни к чему. У них чудом вышло избежать глобальных потерь, и этому стоит порадоваться. Впрочем, как и разобраться во всем. — А теперь четко и по порядку, — чеканит Назар по слогам, — Как все произошло? — Из слов Тимарцева стало известно, что это он помогал Савченко, — осторожно начинает Мамай, явно опасаясь отхватить больше остальных, — Примерно с тех пор, как стало известно о том, что Его Величество ждёт дитя. До того момента Тимарцев ни в чем не принимал участия, но позже встал на сторону наших противников. Савченко все это время, когда приезжал в Верхний Город, получал от него информацию и укрытие. После того, как ты схватил Несатого, они решили, что пришло время действовать и дали приказ всем темным, находящимся в стране, начинать восстание. Савченко отправился в Нижний Город, он надеялся, что Пальмиру возьмут без него, но просчитался. Федор перекрыл границы, и вернуться сам Савченко уже не мог. Поэтому Тимарцев вывез его под видом одного из своих помощников и помог устроиться здесь вместе с выжившими и скрывающимися мятежниками. Именно они сегодня и устроили нападение на дворец, как я по… — Так, стоп, — Назар обрывает его на полуслове, трёт переносицу, — Это я уже слышал. Как и то, что напали они именно сегодня из-за того, что ни меня, ни Федора не было в Пальмире, а Его Величество родил за день до и был обессилен. Меня интересует, как они пробрались внутрь и почему их сразу не остановили. Лия? — Мятеж в Пальмире дал им преимущество, — молниеносно отвечает она, — Те солдаты, что остались здесь, а не отправились в Нижний Город или на границу, были вынуждены покинуть штаб Легиона и уехать на помощь гражданам столицы. Охрана дворца была по-прежнему усилена, но все равно проигрывала по численности. К тому же внезапность нападения не дала нам и шанса отразить атаку сразу же. Я была у главных врат, когда сюда заявились темные, и могу поклясться, что их было действительно много. Мы сразу отдали приказ увозить Его Величество с ребенком, а также Евгению и Андрея с сыном, но он, судя по всему, не был исполнен. Капитан, ваши солдаты… Их почти не осталось при дворе. Они уехали подавлять мятеж, и мы были вынуждены обходиться тем, что у нас было. — То есть вы отправили моих солдат подавлять мятеж, но при этом даже не допустили мысли, что темные доберутся до дворца, — мрачно заключает Назар, — Я ведь правильно понял? — Не совсем так, — качает головой Мирон, — Не прошло и пяти минут после того, как я получил письмо от гонца, а на дворец напали. Мы просто не успели ничего предпринять. Лия с Охрой едва прибыли из штаба, как темные были уже на пороге. Они могут подтвердить, что времени было катастрофически мало. — Пяти минут было бы достаточно, чтобы увезти Его Величество, Андрея и детей, — цедит сквозь зубы Назар, — И у вас определенно было больше времени. Вы ведь узнали о мятеже в Пальмире раньше. Что вам мешало в ту же минуту отправить Его Величество в Тартанию? Ему никто ничего не отвечает. Что и требовалось доказать, черт побери. Кучка идиотов, неужели они не могли хотя бы ради перестраховки увезти из дворца всех, чтобы избежать потерь? Чем они думали, куда смотрели? А если бы Марк умер? Вот же придурки, совсем мозгов нет. — Мы допустили ошибку, — вздыхает Охра, прерывая молчание, — Это наша вина. Но даю слово, мы с Лией сразу же отправили гонца во дворец, как только узнали, что в Пальмире мятеж. Так уж вышло, что я вернулся из Яноры раньше, чем предполагал изначально. Я и Лия в тот момент были в штабе, и, когда до нас дошли вести, мы были вынуждены отпустить солдат на помощь гражданам. Когда мы вернулись, было уже поздно, темные двинулись на нас потоком. Мы правда пытались их остановить, но у нас не вышло. — Твоей вины я здесь не наблюдаю, — отзывается Назар, — И твоей, Янсонс, тоже. Вы правильно сделали, что отправили солдат к гражданам. Но ты, Мирон? Раз уж тебя даже предупредили о происходящем. Почему ты не дал приказ увозить Его Величество? — Потому что между прибытием гонца и нападением на дворец разница была в пять минут, — отвечает Мирон, — Мы просто не успели, понимаешь? — Идан за минуту успел спасти Его Величество. — Только потому что большинство нападавших мы уже обезвредили. Так бы у него тоже не было даже малейшего шанса успеть. — Ты не прав, — внезапно заявляет Охра, — Мирон, прекрати отрицать свою и нашу вину. Мы действительно должны были в первую очередь увезти Его Величество с дочерью, и то, что мы не успели сделать этого, исключительно наша вина. Оставшиеся солдаты Назара отлично справились со своей задачей и спасли немало придворных. Да и он сам помог Его Величеству и Андрею покинуть дворец, а также схватил Савченко. Не отрицай его заслуг просто из-за того, что сам допустил ошибку. В воздухе повисает напряжение, будто вот-вот со всех сторон полетят стрелы и переубивают всех вокруг. Назар беззвучно удивляется словам Охры, не понимая, с чего вдруг тот пошел против Мирона, но ни слова сказать не успевает, Мамай оказывается быстрее. — Давайте успокоимся и не будем нагнетать, — просит он, — Как бы там ни было, у нас вышло предотвратить непоправимое. Его Величество с дочерью и Андрей с сыном в добром здравии находятся в Тартании, с ними все в порядке. Нам же нужно решить, что делать дальше. Поскольку Тимарцев и Савченко схвачены и находятся под стражей, я считаю, что их нужно ещё раз допросить, а после судить. Также было бы неплохо положить конец беспорядкам в Нижнем Городе. Федор пока справляется, думаю, после того, как темные узнают, что Савченко мертв, они прекратят сопротивление, но перестраховаться не будет лишним. Назар, ты сможешь отправиться к нему на помощь? — Если того потребуется, то да, — кивает Назар, — Но я бы предпочел для начала закончить тут. Хочу убедиться, что в Верхнем Городе нет больше никакой угрозы. После я готов поехать к Федору. — Тогда так и поступим, — решает Мамай, — Проверим, какова обстановка в стране и в столице в целом, и завершим дела в Нижнем Городе. Думаю, Его Величество пока лучше быть в Тартании. Я дал приказ некоторым вернувшимся с мятежа солдатам ехать туда. Надеюсь, никто не против? Назар едва заметно качает головой. Мамай вздыхает и предлагает ещё раз обсудить дальнейший план действий. На это они тратят весь остаток дня. Уже после дворец наполняется суматохой. Слуги и выжившая стража убирают следы недавнего нападения, в том числе осколки стекла, обломки мечей и даже стрел, Лия вызывается помочь им и пропадает куда-то. Назар встречает ее уже позже у королевских покоев, которые она решила осмотреть лично, чтобы убедиться, что все в порядке. — Капитан, — она кивает, не отвлекаясь от своего занятия, проверяет замок на двери, — Вы что-то хотели? — Как твоя нога? — спрашивает Назар, — Не болит? — Никак нет, — отвечает Лия, а заметив в направленном на нее взгляде скепсис, все же признается, — Лишь временами. Обычно в плохую погоду и при длительной ходьбе, но я не жалуюсь. Я пострадала из-за своей неосмотрительности, поэтому сама отвечаю за последствия. Хромота — меньшая цена, которую я могла заплатить. Я хотя бы буду жить, пусть и солдат из меня теперь никчёмный. — Хороший солдат не становится никчемным из-за ранения, — твердо говорит Назар. В нем отчего-то бунтует желание хоть как-то утешить девчонку, раз уж никто не додумался донести до нее тот факт, что ее вины во всем, что с ней произошло, нет. Она сделала все, что могла, однако оказалась не всесильна. Да, это могло стоить ей жизни, но тем не менее она проявила себя смело, хоть в конечном итоге и не смогла задержать Хинтера. Лия хотя бы попыталась, в отличии от тех, кто и пальцем не пошевелил. Это до нее нужно всё-таки донести, — Менее мобильным, возможно, но точно не никчемным. Мне жаль, что так вышло, однако я благодарен тебе за то, что ты постаралась выполнить мой приказ. Спасибо, Янсонс. Он не говорит — «я горжусь тобой», не говорит — «ты молодец». Потому что молодцом Лия себя явно не чувствует, но ему хочется, чтобы она хотя бы понимала, что ее действия не были безрезультатны. Что она использовала все свои возможности, которым все же есть предел. Лия же вскидывает на него удивленный взгляд, хлопает глазами и, справившись с замешательством, кивает. — Если честно, я чувствую себя бесполезной, — в каком-то странном порыве признается она, — Я стала менее проворной и даже сегодня не смогла сделать много. Простите, капитан. Я все ещё готова служить Легиону и Его Величеству, но очень сомневаюсь, будет ли от моей службы хоть какой-то прок. — Не выдумывай, — осекает ее Назар, — Ты с хромой ногой сумела сегодня задержать кучу темных и спасти некоторых придворных. Одно ранение не списывает тебя со счетов. Да и в Легион я тебя тащить больше не собираюсь. Не потому что по твоим словам ты стала бесполезной. Тебе, как и Идану, пора найти занятие по душе, а не бегать, как я и Федор, до старости с луком. — Это приказ? — Всего лишь совет. Вам пора начинать жить так, как хотите вы, а не кто-либо ещё. Задумавшись, Лия несколько раз щелкает замком, будто это незамысловатое действие может помочь ей осознать услышанное, хмурится. Назар исподтишка рассматривает ее и поверить никак не может, что она в самом деле выросла. Даже не выросла — повзрослела. Наружу все ещё временами вырывается эта ее ребяческая радость, но в остальном она уже совсем другая. Лия больше не та задорная девчонка, бросающаяся в бой с головой, готовая спорить до сорванной глотки и доказывать свою правоту, она рассудительная, порою крайне сдержанная, ответственная. И ей правда пора бы уже найти свое место, направить на него свои силы и запал. Или же выйти замуж за Охру, построить семью, родить детей. Делать то, чего желает она сама. Потому что заслужила бесспорно. Потому что у нее хотя бы есть на то шансы. — Мы отложили свадьбу, — тихо говорит она, будто ей все ещё неловко вести беседу на тему своего скорого замужества, — Возможно, вы посчитаете меня капризной, но я настояла на проведении обряда после того, как закончится война. Мне бы хотелось, чтобы это не было поспешно между мятежами, хотелось бы, чтобы это было… Нормально. Знаете, хоть с каким-то праздником, а не так, чтобы во мне не было уверенности, наступит ли завтра. И раз сейчас все вроде как начало успокаиваться… Вы дадите свое благословение? Назар вздыхает. Он не помнит, чтобы брал на себя роль духовного родителя Лии, только лишь капитана и наставника, а его слово все равно имеет для нее значение даже в таком вопросе. По закону он не имеет права запрещать, да и делать этого не станет ни за что. Ей небезразличен Охра, она ему вроде бы тоже, так и чего тут думать? Если хоть у них что-то получится, пусть так и будет. По правде говоря, Назар такому исходу только порадуется. — Я уже его дал, — отвечает он, дёрнув уголками губ в подобии улыбки, — Так что можешь больше не спрашивать. Если это то, чего ты хочешь, то я не буду против. Да и никто не будет, в принципе. — Спасибо вам, капитан, — Лия улыбается и убирает, наконец, руки от несчастного замка, — Я думаю, как только все окончательно придет в норму, можно будет провести обряд. Конечно, нам никто не разрешит сыграть свадьбу во дворце, но это не такая большая проблема. Хорошо будет хоть как-то сыграть ее. — С чего ты взяла, что вам не дадут разрешения? — У меня нет дворянского титула, и при дворе я фактически никто. В голосе Лии нет обиды или разочарования, лишь намек на некоторую печаль, и Назар задумывается. Титул, значит. Здесь она, как ни крути, права, но ведь Марк вполне может в качестве исключения дать им право провести обряд во дворце. Кому вообще будет до этого дело? Охра член Парламента, никто не станет возмущаться тому факту, что он решил не уезжать из Пальмиры ради заключения брака. Правда народу может не понравиться то, что невеста его без роду и племени выходит замуж подобно придворным дамам. Сам то он из знатной семьи, пусть и рождён был в Нижнем Городе, а вот Лия… С этим надо что-то делать. Не только ради свадьбы, но и для будущего. Чтобы не было толков о неравном союзе. — Разберемся, — решает Назар, — Тебе нужна помощь здесь? — Не думаю. Спасибо, капитан. Вздохнув в очередной раз, он разворачивается на пятках и выходит из дворца, чтобы поехать в штаб Легиона. Ему нужно провести разбор полетов со своими солдатами, узнать уже от них, какова сейчас обстановка в столице, и только тогда уже решить, как быть дальше и куда направиться. Забот по-прежнему много, но они, наконец, сулят конец беспорядкам, а не являются предвестником новых волнений.

***

Решение остаться на ночь в штабе Назар принимает в последний момент, поняв вдруг, что при дворе ему делать пока нечего, а в столицу к гражданам он отправится только завтра вместе с Мироном. Сон отчего-то не идёт, и хоть спать он ложится не в казарме, а на полу в своем кабинете (обычная комнатушка, в котором собраны личные дела солдат, но Федор гордо называет это кабинетом), где его никто не может побеспокоить без веской причины, глаз он так и не смыкает. Силы вроде на исходе, однако усталость не побеждает, и Назар так и ворочается на своем месте, пока, наконец, не понимает, что сегодня ему не суждено сомкнуть глаз. Потому он встаёт, прихватывает лук и выходит на улицу, где ночной воздух позволяет дышать полной грудью и не думать особо ни о чем. Однако мысли все равно возвращаются к одному и тому же. Мирон оповестил, конечно, что с Марком, Андреем, Евгенией и детьми все в порядке, что они в целости и сохранности добрались в сопровождении Идана и стражи до Тартании, где остановились в одном из поместий бывшего короля, но знания этого почему-то оказалось мало, чтобы успокоиться. Назар уверен, что они в безопасности и им ничего не угрожает, только вот сам не понимает, почему ему недостаточно этого. За кого ему вообще беспокоиться и по какой причине? Андрей вон сам сегодня впервые за долгое время взял оружие в руки и, судя по всему, вступил в бой, Евгения тоже не так безобидна, как кажется. В Идане сомневаться не приходится, он не подведет, а Марк… А что Марк? Он не один, рядом с ним те, кому можно доверять. Кому можно доверить его жизнь и жизнь их дочери. И Назар доверяет, однако призрачная тревога все равно не отпускает его. Может, это всего лишь переутомление, может, это выдумывание новых тревог на фоне прежних волнений, может, это приближающееся с каждым днём всё быстрее безумство после всего, что однажды пришлось пережить. Много «может» и ни одного «точно». Назар не знает. Но он с великим трудом пересиливает желание отправиться в Тартанию сейчас же, чтобы собственными глазами увидеть — все в полном порядке. Этого делать нельзя ни в коем случае, если стража и солдаты увидят его там, они придумают всякого, да и утром нужно быть в Пальмире, потому логично будет остаться в штабе. Так Назару велит даже не голос совести (совесть его давно уже нема), а голос разума, твердящий избегать любых слухов и домыслов. Вот только другой, неизвестный и очень настырный голос приказывает брать лошадь и выдвигаться в путь, и он не желает замолкать или хотя бы стихать. Назар чувствует себя последним идиотом. Он встряхивает головой, делает глубокий вдох. Нужно бы прийти в себя и не позволять минутным порывам брать верх, это все же может плохо закончиться, да и ему не следует вести себя опрометчиво, он же всё-таки глава Легиона. Любая его ошибка может стоить кому-то жизни, а в данном случае она может стоить едва возникшего равновесия, и цену эту платить Назар не готов. Не потому что нечем — банальная попытка избежать потерь. Они все чаще неизбежны, но не сейчас. Сейчас их как раз можно предотвратить. Назар заставляет себя вернуться обратно. На полпути его что-то останавливает. Творец, он действительно уже сходит с ума, раз мечется, как босоногий мальчишка и не может просто поступить так, как должен. Однако наклевывается справедливый вопрос: а как именно он должен? Так, чтобы никто не пострадал и все остались целы. И кто вообще пострадает, если он на час, а то и меньше, съездит в Тартанию и лично убедится, что там все нормально? Маловероятно, что кто-то. Покинуть штаб незаметно он сумеет, не зря же столько лет пробыл наёмником, вернётся ещё до того, как сменится караул. В поместье он может заявиться, обогнув стражу и солдат, Андрей и Марк, ясно дело, никому не расскажут об его визите, а Идан о нем просто-напросто не узнает. Все можно провернуть успешно, если быть достаточно осторожным. Только вот зачем? На этот вопрос Назар отказывается отвечать (ему нечем) и, сдавшись окончательно, вновь оказывается на улице. Уже спустя четверть часа он выдвигается в Тартанию, убедившись, что никто не увидел, как он покидает штаб. Как проходит путь, он к его концу уже даже не помнит особо. При помощи прихваченной карты Назар добирается до точки назначения, однако лошадь оставляет чуть поодаль, а сам идёт к поместью. Как и ожидал — на улице у главного и запасного выходов стража, в некоторых окнах на первом этаже горит свет. Это случайно напоминает Назару о том, как он посещал королевские покои по ночам, на лице его отчего-то возникает подобие улыбки. Стараясь не шуметь и никак себя не выдавать, он озирается по сторонам, пробирается ближе, однако не доходит. На плечо его опускается чья-то рука, он резко оборачивается и выдыхает с облегчением. Перед ним оказывается Андрей. — Топаешь, как конь, — фыркает он, — За версту услышать можно. Зачем приехал? Вряд ли бы ты попытался проникнуть внутрь через окно, если бы не случилось что-то важное. — Хотел удостовериться, что у вас тут все в порядке, — пожимает плечами Назар, — И я не собирался проникать внутрь через окно. — И именно поэтому ты шел к окну, — иронично тянет Андрей, — Почему нельзя войти через дверь? Мне казалось, что тебе достаточно лет, чтобы не вести себя так глупо. Стража бы тебе слова не сказала, ты же глава армии. В этом есть логика, но стража к тому же может сделать свои выводу, потому ей лучше не знать о столь позднем визите, чтобы не возникло пищи для размышлений. Однако Назар не хочет объяснять это, он уже жалеет о том, что приехал сюда, и собирается было сказать, что ему пора, как Андрей неожиданно меняется в лице и кивает. — Ну конечно, ты хотел остаться незамеченным, — понимает он вдруг, — Чтобы не было вопросов, зачем ты приехал без распоряжения Мирона. Я ведь прав? — Допустим, — нехотя соглашается Назар, — Но я вижу, что у вас все в порядке, поэтому, пожалуй, поеду обратно. Все ведь целы, не так ли? — Я дам тебе совет, дорогой друг, — Андрей делает шаг навстречу, кладёт руку ему на плечо и растягивает губы в снисходительной улыбке, — Передо мной придуриваться вовсе необязательно. Твоя конспирация полезна в Пальмире, здесь можешь обойтись без нее. Пошли. Не дав ничего ответить, он ведёт Назара за собой к другой части поместья, в котором одно из окон оказывается открыто, но свет внутри не горит. Оглянувшись, Андрей наклоняется ближе и шепчет. — Как залезешь, первые покои слева. Постарайся не шуметь, чтобы не разбудить слуг. Он не дожидается, пока ему что-либо скажут, разворачивается и уходит к главному входу, Назар же вздыхает и, отойдя на два шага назад, с лёгкостью запрыгивает в открытое окно, приземляясь в темном коридоре. Выпрямившись, он смахивает с себя несуществующую пыль и идёт вперёд. Когда перед ним оказывается дверь, он мешкается, но все же осторожно открывает ее и входит в комнату, где свет пока ещё горит. Встречает его Марк, качающий дочь в своих руках. — Назар? — неверяще спрашивает он вполголоса, — Что ты тут делаешь? — Тише, — просит Назар. Закрыв дверь, он снимает с себя колчан и лук, опускает их на пол и подходит ближе, — Никто не должен знать о моем визите. Как ваши дела? — Справляемся, — вздыхает Марк, — Зачем ты пришел? Опять что-то произошло? Нам нужно уезжать? — Нет. Я просто… Назар теряется на мгновение. В самом деле, что им двигало, когда он ехал сюда? Все спокойно, в этом он уже убедился, и в его присутствии нет необходимости. Как не было необходимости тайно покидать штаб, добираться до Тартании, лезть, черт побери, в окно, как юнец с ветром в голове, заявляться в покои посреди ночи, чтобы стоять теперь здесь и не понимать, зачем все это было. Кажется, Назар и впрямь сдурел. Возможно, это перенапряжение отнимает рассудок, иных объяснений нет. Хотя Марку они, кажется, и не нужны. — Раз уж пришел, расскажи, что происходит в Пальмире, — просит он, указывая головой на пустующее место возле себя, — Мирон написал, что вы схватили Савченко, но я так и не понял, как он сумел попасть в Верхний Город. Ему кто-то помог? Назар даже не пытается убедить себя, что не чувствует облегчения от этого вопроса. Обсуждение дел создаёт иллюзию необходимости его приезда, а если не необходимости, то хотя бы разумной причины, и это помогает немного прийти в себя. Глупость, конечно, вот только Назару и правда проще быть тем, кем он в последнее время бывает все чаще — прибывшим с вестями разной степени паршивости. — Да, ему помогли, — подтверждает он, опустившись на край кровати, — Это был Тимарцев. Он все это время помогал темным и предоставлял им всю информацию о наших действиях. Как выяснилось, Савченко находился в Верхнем Городе весь последний месяц, но не рисковал напасть на дворец. Надеялся, что Нижний Город сможет прорваться через границу и не сложит оружие до последнего. Но мы с Дарио слишком быстро начали подавлять мятежи, а Федор постоянно был в столице, поэтому у темных все шло не по плану. В конечном итоге они решили взять Пальмиру, пока ни меня, ни Федора нет, чтобы убить членов Парламента и захватить власть. Тебе они, оказывается, собирались сохранить жизнь. Изначально они думали поженить тебя с кем-то из верных им дворян Нижнего Города, но в ходе допроса Савченко признался, что намеревался сам стать твоим супругом. — Он правда считал, что я не буду сопротивляться? — усмехается Марк, — Очень глупо с его стороны. Да и брать столицу, когда вся страна на нашей стороне, не особо эффективно. Народ бы все равно не допустил этого. Даже если бы вы не смогли подавить мятеж, весь Верхний Город бы встал против. Савченко просчитался. — Я думаю, это был скорее отчаянный жест, нежели активное наступление, — говорит Назар, — Они понимали, что проигрывают войну, поэтому предприняли попытку сделать хоть что-то. Им это ничего не дало, поэтому ты прав, они поступили глупо. Как и Тимарцев. Он неплохо жил в Верхнем Городе, занимаясь торговлей, но жажда власти затуманила его разум. Никаких высоких целей он не преследовал, как выяснилось. Всего лишь хотел быть во главе страны наравне с Савченко и Хинтером. За это и поплатится. — А Хинтер? Его то кто убил? — Темные по приказу Савченко. Хинтер понял, что темные не справляются, и в последний момент решил выйти из игры. Его выследили и убили, когда он возвращался на земли северных. — А бежать ему помог Тимарцев, верно? — Именно. Марк задумчиво склоняет голову вбок, рассматривает спящую дочь в своих руках, проводя пальцем по ее щеке, и вздыхает. — Значит, всех мятежников и предателей вы схватили, — заключает он, — Что ж, осталось убедить граждан Нижнего Города сложить оружие, и тогда можно будет считать, что война окончена. Конечно, уйдет немало времени на восстановление, но лучше так, чем вечно ожидать удара в спину. Я рад таким вестям. — Почему ты не уехал, как только на дворец напали? — не сдержавшись, спрашивает Назар, — Ты должен был покинуть Пальмиру сразу же, как узнал о произошедшем. Зачем ты задержался? — Я не смог уехать сразу же, — безразлично отвечает Марк, — Как только до меня донесли, что темные во дворце, я дал приказ Евгении увозить Надю с Гришей сюда и отправил с ними свою стражу. Я думал, что покину дворец следом, но… У меня было мало сил. Я плохо спал, к тому же не до конца пришел в себя после родов. Я понимал это, поэтому отпустил Евгению, чтобы не задерживать ее, а когда попытался уйти сам, наткнулся на темных. Двух смог убить, но на этом мои солдатские навыки себя исчерпали. Андрей пытался добраться до меня, но и ему пришлось отбиваться самостоятельно. Он смог подготовить нам карету и вернулся, чтобы ввести меня, однако ты и Идан нашли меня раньше. И очень вовремя. Я не знал, что со мной хотят сделать, и собирался сопротивляться до последнего. К счастью, этого не пригодилось. Назар вздрагивает. Творец, почему он не подумал об этом сразу? Марк же действительно едва родил, естественно у него не было так уж много сил, чтобы сразу же покинуть дворец. Он сделал то, что посчитал самым важным, а именно приказал спасать детей, и сам был готов умереть, лишь бы не задерживать карету. Действовал на инстинктах, не иначе, собственная жизнь для него на тот момент не имела такого значения, как жизнь дочери. И это не удивляет, вовсе нет. Заставляет лишь порадоваться, что все закончилось благополучно. А ещё пожалеть — Назар правда корит себя за отлучку. Может, если бы он не покинул столицу, ничего бы и не случилось. Или если бы он вернулся чуть раньше, он бы успел среагировать быстрее и защитить Марка с Надей. Сделать то, что обязан. То, что обещал. — Мне жаль. — А мне ни капельки, — качает головой Марк, — Мы, наконец-то, выманили Савченко и нашли предателя. Весь этот переполох стоил того, чтобы положить конец беспорядкам. Плохо, что погибли придворные и солдаты, но потери всегда неизбежны. Проще заплатить эту цену вот так, чем изматывать армию и Нижний Город беспричинным кровопролитием. Поэтому я даже рад, что Савченко напал на дворец. Он сам себе и подписал смертный приговор. — Ты намерен казнить его? Задумавшись, Марк какое-то время молчит, затем поднимается с кровати и идёт к стене, у которой стоит не замеченная Назаром ранее люлька. Он кладет в нее дочь, лицо его освещается непрочной улыбкой. И снова эта юность, проступающаяся через слой усталости, будто не было этих мучительных месяцев войны, мятежей, беспорядков и страхов. Одни глаза выдают — в них откуда-то появилась твердость, и ее Марк скрыть не пытается совсем. — Намерен, — кивает он, вернувшись к кровати, садится рядом, — И на то есть причины. Разумеется, многие темные не оценят моего решения, но я обязан наказать и Савченко, и Тимарцева, чтобы дать всем понять, что попытка свергнуть меня и убить моих приближенных не сойдёт никому с рук. Чтобы подданные видели, чем чреваты заговоры против короля. Отчасти я должен так поступить, чтобы не терять связи с северными. Незборецкие очень уважаемы среди них, их мнение имеет немалое значение. А поскольку по вине Савченко был убит Кирилл, они захотят, чтобы преступники были наказаны. Я даже могу их понять. Поэтому да, я вынесу им смертный приговор, поскольку они его заслужили. — Не подумай, что я не согласен с тобой, но будь готов к тому, что Нижний Город после суда сильнее укрепит свою веру в жестокость светлых, — говорит Назар, — Я сам не меньше твоего хочу казнить Савченко и Тимарцева. Я даже готов своими руками отсечь им головы, если ты прикажешь. Однако для темных эльфов все это будет выглядеть так, будто нынешний король такой же, как и прежний. И с этим нужно будет что-то делать. — Я знаю, — вздыхает Марк, — Я думал об этом. Думал о словах всех схваченных мятежников. Они все повторяют одно и то же, и камнем преткновения остаётся моя светлая кровь и мои возможные светлые сыновья. Их страхи для меня в определенной степени понятны, но я почему-то уверен, что от них нельзя будет избавиться одним только хорошим отношением к темным. Даже если я дам Нижнему Городу все, даже если я сделаю его не хуже, чем Верхний Город, этого не будет достаточно. Светлый король со светлыми наследниками не даст им покоя. Это как суеверие, которое они ни за что не поставят под сомнение. Поэтому усмирить народ окончательно я смогу только одним способом. — Каким? — Родить законного темного наследника для Нижнего Города. Назар чуть воздухом не давится, но умудряется сохранить невозмутимый вид и выдает свое удивление лишь сведенными на переносице бровями. Марк едва родил, ещё даже не оправился толком, а уже говорит о следующем ребенке. Ещё и о темном, о законном, и где ж его взять то, а ещё интереснее, когда? Понятно, что брак неизбежен, наследники нужны, а Надя, как бы ее не принял народ, не сможет занять трон, вот только в ближайшее время сделать все то, что Марк задумал, невозможно. Нужно разобраться с мятежами в Нижнем Городе, нужно казнить Савченко и Тимарцева, нужно восстановить страну, да много чего ещё нужно. Забот полно, планов не меньше, и свадьба короля (при полном отсутствии подходящей кандидатуры на роль будущего мужа) никак в них не вписывается. Назар бы и не прочь озвучить свои мысли и опасения, не ради того, чтобы отговорить, а чтобы объяснить, почему сейчас это невозможно, но Марк его опережает. — Я не говорю, что это должно случиться сейчас, — продолжает он, — У нас много дел, и пока следует разобраться с ними, а потом уже думать о законных наследниках. К тому же я не могу так быстро сыграть свадьбу, это будет выглядеть подозрительно после моих речей о горечи утраты. Но позже, когда все придет в равновесие, я должен буду сделать это. Для будущего страны и всех моих подданных. Для долголетия и процветания как народа светлых эльфов, так и темных. Конечно, это не единственная моя обязанность, я намерен полностью восстановить Нижний Город и улучшить жизнь его граждан, но им нужен темный наследник. И мне придется его дать им, чтобы навсегда положить конец разногласиям. — А народ Верхнего Города? — уточняет Назар, — Они не взбунтуются от того, что на трон после тебя сядет темный? — Не знаю, — пожимает плечами Марк, — Возможно, престол в Верхнем Городе займет светлый. Время покажет. Вновь ширится абсурд, и Назар понимает это куда отчётливее, чем раньше. Он догадывался, конечно, что рано или поздно Марку придется заключить с кем-то брак, надеялся, что это произойдет по доброй воле и с тем, кто будет ему по душе, но чтобы вот так… Опять расчётливо. Опять дальновидно. Опять во благо тех, кем Марк решил править, опять в ущерб самому себе. Не такая большая жертва, конечно, да и логика в подобных рассуждениях есть, но Назару, наверное, просто хотелось иного. Хотелось, чтобы у Марка было иначе, было правильно и чисто, а не из каких-то выгодных для страны соображений. Законный брак и законные дети королю, само собой, нужны, это и отрицать бессмысленно. Жаль лишь, что нет почти что шанса, чтобы в законности этой было что-то ещё. Марк снова лишится свободы, и на этот раз безвозвратно и самолично. Назар в глубине души всегда желал ему другого. Только вот и перечить не видит смысла. Имеет право лишь поддержать — в этом его долг. — Я думаю, пока рано думать об этом, — нарушает он повисшую тишину, — Я вижу в твоих словах логику, но не советую торопить события. Давай восстановим страну после войны, а потом ты уже решишь, с кем заключать брак и кого делать отцом своих детей. Возможно, знатные семьи Нижнего Города окажут тебе содействие, и ты сможешь найти среди них кандидата на роль своего будущего мужа. — Я об этом как-то не подумал, — бормочет Марк, — Что жених должен быть из знатной семьи или с титулом. Тогда действительно придется как-то выкручиваться. Но не сейчас, ты прав. Нам пока есть, чем заняться. — Раз уж речь пошла о титулах, — вспоминает вдруг Назар, — Я говорил сегодня с Лией. Думаю, ты знаешь, что они с Охрой собираются пожениться. Она призналась, что была бы не прочь сыграть свадьбу во дворце, но сказала, что вряд ли получит на это позволение, поскольку не является дворянкой, и при дворе она в принципе никто. Если это не будет слишком бестактно, я бы попросил тебя даровать ей титул. Заслуг у нее немало, сам знаешь, она Легиону отслужила сторицей, и с нее, пожалуй, хватит. Пускай выйдет замуж, найдет себе занятие по душе и останется при дворе. Но так, чтобы не было толков о неравном браке. Понимаешь? — А я и забыл, что у меня есть право даровать дворянский титул, — Марк как-то странно улыбается, кивает поспешно, — Да, думаю, я смогу сделать нечто подобное. Лия принимала участие в перевороте, к тому же спасла немало придворных во время нападения. Это сойдёт за основание, чтобы наградить ее. Как вернусь в Пальмиру, издам указ. Никаких толков о неравном браке не будет. Назару кажется, что за этими словами спрятано что-то ещё, что он нащупывает, но никак не может поймать. Какая-то скрытая от него подноготная, неочевидная, не исключено, что безрассудная и опасная. Он мучительно думает, где же прячется подвох, но так и не понимает. Хмурится. Сдается. Ему не под силу найти истину сейчас. Вернётся к этому позже. — Спасибо, — кивает он, — Пусть хоть у нее все сложится, раз уж Идана от его участи я не смог сберечь. — Он не сетует на свою судьбу, — не соглашается Марк, — Пока тебя не было в Пальмире, Идан много помогал мне с благотворительностью и всячески поддерживал меня. Когда я уже не мог ездить по городам, он делал это вместо меня и даже предлагал здравые идеи облагораживания городов, до которых у меня пока не дошли руки. Ты знал, что отец учил его ювелирному делу? — Конечно, — усмехается Назар. Глупо было бы полагать, что он не знает абсолютно все про лучших своих солдат, — Его отец был талантливейшим самоучкой, таких днём с огнём не сыщешь. И Идан пошел по его стопам. Если бы не положение Нижнего Города в прежние времена, он бы стал мастером ювелирного дела, но ему пришлось выбрать Легион, чтобы выжить. И умереть в конечном итоге из-за него же. — Не хорони Идана раньше времени, — просит Марк, поморщившись, — Для него ещё не всё потеряно. Вблизи Претиоза были найдены залежи драгоценных камней, я приказал начать работу по их извлечению. Конечно, часть придется продать, казна не должна пустовать, но что-то останется в Верхнем Городе. Идан вполне может открыть свою ювелирную мастерскую, а заодно взять детей на обучение. Сколотит себе состояние на украшениях и проживет остаток дней, занимаясь любимым делом. Чем не прекрасный исход? — Ты и ему титул даруй, тогда отец Петры точно изменит свое решение и даст согласие на свадьбу, — беззлобно фыркает Назар, — Чем не завидный жених? Дворянин, богач, ювелирный мастер, к тому же приближенный короля. Очередь из невест выстроится, хоть ему и отведено мало времени. Во взгляде Марка проскальзывает что-то. Какое-то осознание, искра идеи, что возгорается за секунду и так же быстро тухнет где-то в глубине радужки. Назар замирает. И что это, черт побери, было? Нет, он не прочь, чтобы Идан занялся ювелирным делом и нашел в нем свое призвание, все равно Легион уже помотал его душу и его тело, пусть уж остаток жизни проживет так, как хочет. Но с чего вдруг Марк так реагирует? Думает о том же? Желает для Идана того же? Видит смысл? Понимает, что в этом есть какая-то выгода? Что? — Ты прав, титул я Идану однозначно дарую, — абсолютно спокойно говорит он, — Он когда-то попытался спасти мою жизнь в Шаригане вместе с Лией, а вчера у него это даже получилось. Так что дворянином ему быть. Это то немногое, что я могу дать ему за все, что он сделал для меня и Легиона. Ты ведь не будешь против? — Против чего? — на всякий случай уточняет Назар, — Что ты заберёшь его из Легиона? — Именно. — Да Творца ради. Я ему даже обязан это. — Тогда отлично. Из люльки доносится какой-то шорох, Назар реагирует мгновенно, хоть и неосознанно, тут же вскакивает на ноги и делает было шаг, но Марк останавливается его, хватая за запястье. — Все в порядке, она просто беспокойно спит, — объясняет он, — Если бы захотела есть, проснулась бы. Не волнуйся, Евгения сказала, что это нормально. — А ты как себя чувствуешь? — запоздало спрашивает Назар, — Тебе не стало хуже, после всех этих тревог? Евгения осмотрела тебя? Вместо ответа Марк с силой тянет его обратно на кровать, обнимает обеими руками за плечи и целует. Без прежней прыти, скорее в поисках утешения, успокоения, чего-то знакомого и ставшего если не привычным, то хотя бы стабильным и понятным. Назар отвечает не сразу, ему не даёт покоя мысль, что вот теперь уж в этом всем точно нет никакой необходимости и прекращать бы уже пора по-хорошему, но он все равно не отстраняется. Вместо этого он ловит Марка пальцами за подбородок, позволяет навалиться на себя и вспоминает вдруг, что не сказал ничего из того, что, наверное, следовало бы. А в нормальном мире следует благодарить за рождение дитя, неважно, во грехе оно родилось или нет, было ли оно желанным, что принесло своим появлением на свет. Это не имеет значения. Назар, по правде говоря, в глубине души рад тому, что у него теперь есть дочь. Не потому что он так стремился стать отцом (не стремился же вовсе), не потому что отныне Надя будет смыслом его жизни (у него этих смыслов было навалом — и где они теперь?), не потому что у него по странному стечению обстоятельств появилось продолжение рода (бесславного и позабытого, чего уж там). Это что-то другое. Что-то, что не поддается разумным объяснениям, что-то, что не поддается даже самому Назару. Он не в ладах со всеми этими чувствами, эмоциями и переживаниями, большинству он может предоставить одно только раздражение, но здесь иначе. Дочери он готов сделать будущее, даже если она никогда не узнает, что он ее отец, даже если она никогда не испытает на себе его любви (о которой говорить то абсурдно, но да ладно), даже если ему будет отведена роль стороннего наблюдателя. Его и она устроит. Он не намерен просить о большем, чтобы не навредить. Ни ей, ни Марку. Которому, впрочем, плевать сейчас на все эти тонкости вроде осторожности, внимательности и разумности. Он обнимает крепче, хоть и сил у него все ещё мало, отодвигается всего на дюйм, не больше, и шепчет. — Спасибо, что приехал. Назар прикусывает язык, лишь бы не сказать, что ему пришлось поторговаться с собой для того, чтобы оказаться тут, кивает. — Я должен был убедиться, что вы в порядке. Вскинув взгляд, Марк улыбается, прижимается лбом к его лбу и едва слышно просит. — Останешься ещё ненадолго? Мне спокойнее, пока ты тут. Ошибка. У всего происходящего снова вкус ошибки, Назар чувствует его на губах. На своих. На чужих. В каждом вздохе, в каждом касании. Внутри себя, внутри Марка. Беглый взгляд на люльку — нет, здесь чисто. Здесь не пахнет бедствием и возможными последствиями, здесь никакого порока. Надя чиста и невинна, ее существование невозможно считать грехом. Ни при каких раскладах. Ни в одном из тысячи вариантов развития событий. Назар сдается. И, понимая, что спать все равно не ляжет, соглашается остаться ещё на какое-то время.