Без права на отказ

Последующие дни проходят в суматохе. Назар с Мироном являются в Пальмиру, чтобы объявить, что всех мятежников и предателей схватили и вскоре будет суд, что нападение на дворец не понесло за собой глобальных потерь и что Его Величество с дочерью (о рождении ребенка все решено было сказать официально, поскольку скрывать уже было бессмысленно) не пострадали. И неясно, чему народ радуется больше: тому, что Савченко и Тимарцева вскоре казнят, или же тому, что с Марком и Надей все в порядке, но ликовать он не прекращает, все повторяя, как мантру, одно и то же. «Слава Его Величеству, благословенному королю Верхнего Города!» Когда обстановка становится более стабильной, а все последствия нападения устраняют, Марк с Андреем и всеми остальными возвращаются в Пальмиру. Суд решают немного отложить лишь по той причине, что северные, а именно семья Незборецких, изъявляют желание присутствовать, потому Назар с головой уходит в иные заботы. Он получает от Федора письмо, в котором тот пишет, что в Нижнем Городе сопротивление почти пало, но работа ещё есть, и помощь необязательна, однако пришлась бы кстати, если есть такая возможность. И, да, возможность есть, только вот Мирон просит Назара задержаться, чтобы решить ещё один немаловажный на его взгляд вопрос. — С Савченко и Тимарцевым нужно что-то делать, — объявляет он, когда в переговорной собираются все причастные, — Безнаказанными их деяния оставить нельзя, но я опасаюсь, что темные взбунтуются вновь, если мы казним их. Быть может, Его Величеству не будет лишним проявить милосердие и, скажем, приговорить их к пожизненному заключению в тюрьме. Что думаете? — Это может сыграть против нас, — задумчиво говорит Мамай, — Если мы сохраним им жизнь, все будут думать, будто подобное дозволено всякому. Я так скажу: Его Величеству нужно показать свою власть. Лучше один раз вынести приговор, чем потом бесперебойно подавлять мятежи. — Однако жестокость может испугать народ Нижнего Города ещё больше, — включается в беседу Охра, — И тогда они будут думать, что светлые по-прежнему угнетают их. Конечно, отрицать вину Савченко и Тимарцева бессмысленно, но они темные, и в этом вся проблема. Если мы казним темных пусть и по заслугам, это может возыметь свои последствия. Нужно подумать, как будет лучше для всех. — Я о том же, — вздыхает Мирон, обращается к Назару, — А ты что скажешь? Как будет правильнее поступить? Назар ничего не отвечает, лишь молча пожимает плечами. Про себя он считает минуты и секунды, ожидая появления главного участника обсуждения, которого Парламент какого-то черта решил не приглашать. А его мнение между прочим в данном вопросе не просто не последнее, оно самое важное. И его выслушать необходимо в первую очередь. Когда Мирон уже было собирается вновь задать вопрос, открывается дверь, и в переговорную входит Марк. Выглядит он так, как и должен — с короной на голове, в своем королевском одеянии и с некоторым укором на лице. Назар едва заметно улыбается. — Ваше Величество, — Мамай, вскочив со стула, отвешивает ему поклон, так же поступают и Охра с Мироном, — Все в порядке? — Более чем, — Марк пренебрежительно машет рукой, на попытку Назара встать лишь закатывает глаза, — Сидите, капитан. Обойдемся без любезностей, я тут не за этим. — Тогда за чем? — осторожно уточняет Мирон, отодвигая ему стул, — Что-то произошло? — О, определенно, — подтверждает Марк, опустившись на предложенное ему место, складывает руки на столе и без реверансов объявляет, — Я знаю, что сейчас остро стоит вопрос касательно выноса приговора для Савченко и Тимарцева. И я понимаю, что вы наверняка опасаетесь негативной реакции граждан Нижнего Города. Я сам не лишён опасений. Однако как король я приказываю приговорить их обоих к смертной казни, поскольку они пытались устроить переворот, а также развязали войну против действующей власти. Такое нельзя прощать. Какими бы ни были последствия подобного решения, я беру на себя ответственность за них и готов подписать указ прямо сейчас. Иные варианты я не принимаю. — Ваше Величество, не кажется ли вам, что вы спешите с подобным решением? — любопытствует Охра, — Мы все прекрасно понимаем, что вина Савченко и Тимарцева немалая, но их казнь может испугать народ темных эльфов ещё больше. Федор и Дарио только-только начали восстанавливать порядок, а мы можем усугубить ситуацию, если вынесем смертный приговор. Нужно подумать и о других вариантах тоже. — Например, приговорить их к пожизненному заключению, — подхватывает Мирон, — Это довольно суровое наказание, и оно даст всем понять, что идти против власти короля неразумно. Я не думаю, что народ Верхнего Города не согласится с нами. Народ Нижнего Города в свою очередь увидит в ваших действиях милосердие и поймет, что вы поддерживаете темных так же, как и светлых. — Или же мы можем убедить темных, что мое решение взвешенное и справедливое, — с нажимом говорит Марк, — Пригласим дворян и простых эльфов из Нижнего Города на суд. Я побеседую с ними и убежу их, что вынесенный мной приговор не является проявлением жестокости или угнетения, и накажу виновных в смерти отца моего ребенка. Это ведь возможно? — Я не думаю, — начинает было Охра, но Назар перебивает его. — Если это ваш приказ, то я готов сопроводить темных эльфов в Пальмиру, — он ловит взгляд Марка, добавляет, — Тех, кого вы посчитаете нужным видеть на суде. Дарио поможет. — Благодарю вас, капитан, — кивает Марк, — В таком случае не вижу смысла что-либо ещё обсуждать. Пусть Дарио отберёт тех, кто больше остальных поддерживал Савченко. Я хочу, чтобы они были в Пальмире и видели своими глазами, за что вынесен такой приговор. Милосердие в данном случае я не считаю приемлемым. Если не казнить виновных, это рано или поздно обернется для нас бедой, а я не намерен больше истязать свою страну войнами и голодом. — Но, Ваше Величество, темные могут воспринять ваше приглашение за усмешку над ними, — не сдается Мирон, — Будто бы вы специально вызвали их в Пальмиру, чтобы на их же глазах казнить эльфов нашего народа. Если же вы сохраните Савченко и Тимарцеву жизнь, они будут думать о вас, как о рассудительном и мудром короле. Умеющим прощать и при этом же строго наказывать. Каким образом Марк не выходит из себя, загадка, и ответа на нее Назар честно не знает. Он лишь видит, как лицо короля приобретает острые черты, чувствует, как в воздухе повисает напряжение, и ждёт, пока все в переговорной взлетит в воздух. А это неизбежно, судя по всему, потому что Парламент абсолютно не считается с мнением Его Величества и упорно гнет свою линию. Добьется ли своего? О, крайне маловероятно. Потому что Мирон, может, и был первым наставником Марка, но солдата, волевого и непреклонного, из него сделал Назар. И вот он то уж точно может сказать, что король такого терпеть не станет и не сдаст позиции так просто. Оказывается прав. — О каком милосердии может идти речь, если по приказу Савченко был убит отец моего ребенка и мой друг? — чеканит он по слогам, — Если по его же приказу мою дочь тоже должны были убить и вас всех вместе с ней. Он собирался оставить одни руины от моей страны, и видит Творец, начать уничтожать светлых. Мой народ, эльфов, кровь которых течет в моих жилах. Я доверял вам, когда мы пошли войной на моего отца, доверял, когда Хинтер диктовал свои условия, доверял, когда темные проникли в Верхний Город. И я доверяю вам до сих пор, но дважды повторять не буду. Это приказ вашего короля. Как только в Пальмиру прибудут северные и темные, Савченко и Тимарцев будут казнены на главной площади, а все, кто недоволен моим решением, могут составить им компанию. Ещё возражения будут? Повисает молчание. Мирон пораженно хлопает глазами, но сказать ничего не рискует, Мамай бегло переглядывается с пожимающим от недоумения плечами Охрой. Марк окидывает их всех пристальным взглядом, задерживает его на Назаре. Тот едва заметно кивает, говоря беззвучно — «я на твоей стороне». «Я с тобой, что бы ты не решил предпринять.» И верность эта вызвана вовсе не совместным и крайне спорным родительством, а самой обычной разумностью. Потому что Марк, как ни крути, прав. Если он сейчас не покажет, что способен наказывать по всей строгости закона, то в дальнейшем его не будут воспринимать всерьёз, и король будет для народа Нижнего Города скорее наивным глупцом, нежели мудрым правителем. Да и Савченко с Тимарцевым заслужили смертного приговора, нечего жалеть их. Назар лично готов отсечь им головы за одно только отравление Идана, не говоря уже о смерти Гриши и других его солдат. Для Марка он делает это лишь отчасти, однако бессмысленно отрицать, что короля он в данной ситуации намерен поддерживать безоговорочно. — Молчание — знак согласия, — заключает Марк, поднявшись во стула, взмахом руки даёт знак всем сидеть, — Тогда сегодня же жду указ о смертном приговоре Савченко и Тимарцева у себя на столе. Есть что-то ещё, что вы хотите обсудить? — Пока нет, — качает головой Мирон, — Указ я подготовлю, Ваше Величество. — Вот и славно. Пробравшись к дверям, Марк в сопровождении стражи уходит, Назар же какое-то время смотрит ему вслед и мысленно готовится к череде вопросов. Само собой, они поступают, но не столько к нему, сколько в качестве комментариев к развернувшейся сцене. — Что на него нашло? — удивляется Охра, — Он даже слушать нас не захотел, хотя раньше всегда считался с нашим мнением. Кто-нибудь объяснит мне, в чем дело? — Дело в том, что наш король самостоятельно принял решение и дал нам понять это, — усмехается Мамай, качнув головой, продолжает, — Пусть оно и было продиктовано эмоциями, его нельзя назвать неправильным. Последствия будут в любом случае, неважно, казним мы Савченко и Тимарцева или сохраним им жизнь. Хотя в первом случае этих самых последствий будет меньше. Да и Его Величеству так будет в разы легче. Может, его боль хоть немного уймется после суда. — Что ты имеешь ввиду? — уточняет Мирон. — А ты разве не слышал? — вопросом на вопрос отвечает Мамай, — Он ведь сам сказал — отца его ребенка убили по приказу Савченко, их дочь тоже могла погибнуть. Это большое потрясение для Его Величества, я не удивлен, что он хочет добиться справедливости. Он все то время, что носил под сердцем дитя, держал траур. Только не говори, что ты не видел, как он ежедневно молился в тронном зале. Быть может, изначально он и не хотел вступать в брак с покойным Незборецким, но я видел их вместе неоднократно и могу сказать, что между ними успела возникнуть какая-то связь. Не такая крепкая на первый взгляд, однако Его Величество молод, и… Как бы правильно сказать. Я не отрицаю вероятности, что Незборецкий стал не только отцом его ребенка, но и первым, с кем он разделил ложе. А это, как известно, довольно трепетный момент. Тот факт, что свадьба не состоялась, не говорит о том, что Его Величество ничего не испытывал по отношению к своему жениху. Я думаю, он был в него влюблен, но был вынужден отпустить его во благо страны. И смерть Незборецкого причинила ему боль, которую он пытался унять хоть как-то, а теперь может сделать это, наказав всех виновных. Потому нам не следует противиться его воле. Он все ещё наш король, и мы должны исполнить его приказ. — А что мы будем делать, если в Нижнем Город вновь начнутся беспорядки? — спрашивает Охра, — Я не могу понять боль Его Величества всецело, хоть и искренне соболезную его утрате, однако мы должны смотреть на перспективу. А она такова, что у всех решений такого рода могут быть последствия. — Легион разберётся, — второй раз за все время обсуждения подаёт голос Назар, — Во всяком случае армия не даст войне вспыхнуть снова. Уже позднее, когда мы восстановим Нижний Город, мы сможем доказать его жителям, что король одинаково относится ко всем своим подданным, будь они светлыми или темными. Дело времени. — Твои слова да Творцу в уши, — вздыхает Мирон, — В любом случае Его Величество не оставил нам выбора. Я подготовлю указ, а ты, Назар, будь так добр связаться с Дарио. Раз уж Марк хочет видеть на суде темных, пусть так и будет. Сопроводить их придется тебе, чтобы не возникло никаких проблем. — Помог бы нам всем этот Творец, — бормочет Охра, опомнившись, задаётся вдруг вопросом, — А как Его Величество узнал, что мы здесь? Ему кто-то донес? Назар беззвучно чертыхается. Он надеялся, что никто не подумает о том, почему Марк так неожиданно заявился к ним во время довольно важного обсуждения, но просчитался. Ему не страшно выдать себя и сказать, что это он рассказал обо всем, только вот подозрений вызывать не хочется. Как бы Назар не доверял Мирону, Охре и Мамаю, он не намерен давать им пищу для размышлений, с чего это вдруг он без раздумий встаёт на сторону Марка. Ничего зазорного в этом нет, но есть что-то неочевидное. За этим неочевидным при должной внимательности можно разглядеть истину, а этого как раз и нужно избежать. Избежать почему-то помогает сам Мирон. — Я оповестил свою стражу, что буду в переговорной на тот случай, если прибудет гонец от северных или Дарио, — говорит он устало, — Возможно, Его Величество искал меня, а они ему сказали, где меня найти. Думаю, он как раз намеревался обсудить со мной этот вопрос, поэтому и пришел. Нам бы стоило позвать и его, но я почему-то решил, что он пока ещё не готов. Это было зря. — Согласен, — кивает Мамай, — Мы не имеем права скрывать от Его Величества то, что касается его напрямую. — И не будем, — добавляет Мирон. Они вскоре расходятся по своим делам, Назар заглядывает для начала к Андрею, чтобы оповестить того, что Федор вскоре сможет вернуться в Пальмиру, и случайно сталкивается с ним же в дверях его покоев. — Назар? — зачем-то уточняет он, поудобнее перехватывая смирно лежащего на его руках сына, — Что-то случилось? — Нет, я просто хотел поговорить с тобой, — отвечает Назар, — По решению Его Величества суд пройдет после того, как в Пальмиру прибудут северные и некоторые темные. Мне было велено сопроводить их, потом я намерен отправиться в Нижний Город. Если обстановка там будет не столь напряжённой, я скажу Федору, чтобы он ехал сюда. Думаю, в его участии больше нет как таковой необходимости, мы с Дарио справимся сами. — Вот оно что, — вздыхает Андрей, делая пару шагов прямо по коридору, безмолвно велит идти за ним, — Ты, оказывается, умеешь приносить не только дурные вести. Спасибо. Сам то когда вернёшься? — Должен управиться быстро, — пожимает плечами Назар, следуя за ним. Он не может сказать точно, сколько у него уйдет времени на то, чтобы окончательно усмирить граждан Нижнего Города, а лгать не считает нужным, — Если вдруг все затянется, я прибуду на пару дней, чтобы мы могли провести обряд имянаречения. В том случае, если ты не передумал. — Мечтай, — фыркает Андрей, добавляет куда серьезнее, — Мы с Федором убеждены, что ты лучше всех подходишь на роль духовного отца для Гриши, поэтому даже не пытайся меня отговорить. Конечно, ты все ещё можешь отказать, но больше я никому не доверю свое дитя и никого просить не стану. Какие бы у нас не были разногласия порой, я считаю тебя своим другом. Одним из немногих, в ком я могу быть уверен. Поэтому тебе мне не страшно доверить жизнь своего сына на тот случай, если со мной и Федором что-то случится. Я знаю, что ты не подведешь. И я не знаю никого другого, кто бы справился лучше тебя. Услышанные слова невольно вызывают у Назара улыбку. Он не то, чтобы плохой, не то, чтобы прогнил изнутри или лишился совести окончательно, но назвать его хорошим ни у кого язык не повернется. Репутация в Нижнем Городе у него была, мягко говоря, хреновой, в Верхнем Городе она стала не многим лучше, просто он сам стал вызывать чуть больше уважения (и, возможно, страха) из-за своего статуса. И этого не должно хватить, чтобы доверить ему роль духовного отца невинного ребенка, но не стоит забывать, что родители этого самого ребенка тоже не святые. Тоже прошли нелегкий, извилистый и грязный путь, чтобы дойти до чего-то чистого и правильного, и пусть чистыми и правильными от того они не стали, но в них сохранилось кое-что не менее важное. Справедливость, милосердие и верность. То, чего некоторые были лишены, не прожив на своем веку и капли того, что прожили они. Назар же прожил это с ними бок о бок, потому не видит смысла отказывать или перечить. У него почти не осталось друзей, новыми он обзаводиться не намерен, потому Андрей и Федор — его единственный оплот стабильности. Андрей и Федор — последнее, что у него осталось от Нижнего Города, последние, с кем он не связан долгом, обязательствами или клятвами. С кем он связан многим проще, и связь эту разрывать глупо. Да и не получится уже — она за все минувшие года стала только крепче. И этому Назар, как ни крути, действительно рад. — Я готов стать духовным отцом Гриши, — говорит он абсолютно искренне, — Но, пожалуй, после того, как избавлю нас всех от необходимости жить, ожидая удара в спину. — Чудно, — улыбается Андрей, наклонившись к сыну, воркует, — Вот этот чурбан неотесанный будет твоим духовным отцом, представляешь? Я понимаю, что ты вряд ли в восторге от этого, но поверь, он не такой уж и плохой. Даже умеет сносно стрелять из лука и управлять мечом. — А ещё кинжалом. Так что поосторожнее со словами, если не хочешь найти его между рёбер. — Какие мы нежные, — Андрей кривит нос в пренебрежении, но глаза его остаются весёлыми, он оглядывается по сторонам и говорит, — Черт, я забыл предупредить няню, что мы выйдем в сад. Ты не мог бы найти ее? Она должна была зайти к Евгении за какой-то мазью, возможно, она ещё там. Не хочу опять возвращаться за ней. — Найду. Кого-то ещё нужно позвать? — Не думаю. Кивнув в знак благодарности, Андрей шагает к главному выходу из дворца, все продолжая говорить о чем-то с пока ещё явно ничего не понимающим Гришей, Назар же разворачивается и следует к покоям Евгении. Няню (довольно юную на вид, но очень бойкую, если судить по голосу) застаёт там же уже собирающейся уходить и оповещает о том, что Андрей вышел на прогулку. — Он просил передать, что будет в саду. — Волк меня за ногу, а чего тогда я тут сижу? — удивляется она, поворачивается к Евгении, — Спасибо за мазь, ты меня очень выручила! Ничего более не сказав, она исчезает за дверьми, Назар хочет было уйти следом, но вспоминает об одном моменте. Озвучивает его вслух. — Целитель в Ворносе сказал мне, что Идану отведено всего пять лет после отравления ядом, — говорит он, — Он мог ошибиться? Не подумай, что я пытаюсь уличить кого-либо в обмане, но Идан выглядит живее всех живых, хотя я, признаться честно, ожидал, что он вскоре будет прикован к постели. — Яд убивает медленно, и пока это не столь заметно, — отзывается Евгения, продолжая толочь в ступке какие-то травы, — Когда останется совсем мало времени, Идан вряд ли сможет жить так, как сейчас. Не думаю, что он будет прикован к постели, но он будет слабеть с каждым днём всё больше и больше, пока душа его не отправится к Творцу. А что касательно слов целителя, я бы не была уверена в его правоте. Возможно, Идан проживет три года, возможно, все десять лет. Смотря, как его тело будет сопротивляться. Пять лет — это лишь примерный срок, как оно будет на самом деле, покажет время. Тебе не лгали, но и не сказали правды, потому что правда известна одному только Творцу. — А ты можешь как-нибудь продлить его дни? — Я делаю всё, что в моих силах, — вздыхает Евгения, поворачивается к нему лицом и виновато пожимает плечами, — Но ни моих, ни чьих-либо ещё умений не хватит, чтобы спасти Идана и вывести яд из его тела. Он умрет, это неизбежно, и умрет раньше остальных. Я постараюсь ему помочь всем, чем смогу, только не ждите от меня многого. Я не во власти бороться с его судьбой. Назар кивает. Ему так странно осознавать сейчас, что он как раз учил бороться своих солдат с судьбой, менять ее и не преклонять перед ней колено, но никогда и не думал, что однажды эти мантры станут бесполезны. Что может случиться так, что выбора уже не будет, и путь окажется короче, чем хотелось бы. Ему искренне жаль и Идана, медленно умирающего от яда, и Гришу, что погиб от рук темных, и Лию, что навсегда останется хромой, и Марка, как ни странно, тоже. Хотя бы потому что вместе с короной к нему не пришло право выбирать и самому распоряжаться даже не столько страной, сколько самим собой. Это правда удручает. Пусть Марк всякую игру ведёт по-своему и извлекает из нее пользу, это не значит, что он свободен. Это не значит, что он получит все то, чего, возможно, хочет. Это значит, что он вынужден подстраиваться, чтобы хотя бы иногда диктовать свои условия, а не плясать под чужую дудку. Хотя вот сейчас Назар уже сомневается, точно ли Марк все ещё заложник обстоятельств и пешка на этой шахматной доске. Он по какой-то неведомой причине начал вдруг перетягивать одеяло на себя и напоминать всем (а прежде всего Парламенту), что он король и он имеет право отдавать приказы, которые должны быть выполнены безоговорочно. Дело не в том, что он настоял на казни Савченко и Тимарцева, это можно объяснить банальной предосторожностью. Дело в том, что Марк будто бы хочет отхватить и себе кусок принадлежащей ему по праву власти, и Назар не знает, что из этого получится. Уверен он в одном — поддерживать короля он будет однозначно. Во всяком случае до тех пор, пока этот самый король принимает правильные решения, какую бы цель он не преследовал в конечном итоге. Поблагодарив Евгению, Назар покидает ее покои и следует к Марку. Им бы обсудить, кого именно из темных будет лучше привезти в Пальмиру и какие титулы даровать Лие с Иданом (и под каким предлогом — все же придворным подобный жест объяснить как-то надо), да и подумать, как быть дальше с Нижним Городом не помешает. Конечно, последний вопрос нужно будет вынести ещё раз на следующем заседании Парламента, но Назар предпочтет для начала услышать мнение Марка. Раз уж король созрел для того, чтобы самолично принимать решения, стоит удержать его от возможного падения. Крылья ему отрезали давно, так пусть хотя бы идёт уверенно. Хотя бы в эту пропасть Назар ему упасть не позволит. И удержит, если хватит на то сил.

***

Чтобы все происходящее не выглядело, как танцы на чужих костях, Марк решает даровать титулы Лие и Идану тихо, без лишнего размаха. На глазах придворных он в тронном зале приказывает зачитать указ, в котором перечисляются все заслуги и благие деяния бывших солдат Назара, после чего сам берет слово и объявляет указ вошедшим в силу, подмечая при этом, что срока действия у него нет и не будет. Так Лия становится маркизой, в то время как Идана гордо именуют герцогом. Оба выглядят не то, что удивленными, а даже шокированными, и Назар, признаться честно, разделяет их недоумение. Он не понимает, с чего вдруг Марк решил дать им именно такие титулы (прошлой ночью он об этом даже слова не сказал, сколько бы его не спрашивали), но не в свое дело не лезет и лишь наблюдает за тем, как зал взрывается аплодисментами впечатленных придворных. Юные эльфийки все не прекращают шептаться, то и дело поглядывая на Идана, вызывая у Назара тихую усмешку. Что ж, возможно, в своих предположениях он не ошибся, и действительно не все потеряно. Да и чем черт не шутит, вдруг Идан все же умудрится жениться на ком-то и обзавестись потомством до того, как умрет. Такой расклад будет вполне неплох. Особенно если невестой его вновь станет Петра (отца ее переубедить теперь будет в разы проще). Несмотря на то, что торжество было решено не устраивать, Марк все же позволяет празднику продолжиться до ночи, хоть и сам в нем участия не принимает. Он покидает тронный зал, кинув Назару напоследок долгий и крайне говорящий взгляд, после чего исчезает из поля зрения, Назар же приличия ради остаётся ещё на полчаса и лишь по истечении этого времени выходит из дворца. И, по правде говоря, ему все эти ночные визиты уже несколько опостылели, но днём Марка поймать в лишний раз становится все сложнее, не говоря уже о том, что заявляться в его покои посреди белого дня все ещё подозрительно. Потому Назар терпит и все так же лезет в окно, как босоногий юнец посещает понравившуюся даму, пока никто не видит. Только вот юнцы таким образом хотят удивить свою избранницу и показать всю серьезность своих намерений (либо же просто получить желаемое), Назар же преследует несколько иную цель. Ему и все эти цирковые трюки нипочем, ведь так он может увидеть дочь. Ради нее он готов приходить посреди ночи, жертвуя несколькими часами своего сна. — Закрой окно, — просит Марк, когда он, наконец, оказывается в покоях, — Уже холодно. Не хочу, чтобы ненароком Надя заболела. Назар молча выполняет просьбу, разворачивается, идёт к люльке. Слуг в это время уже нет, а няня и кормилица, как правило, приходят по первому зову, потому нет риска быть пойманным. Хотя раньше бывало всякое, пару раз, когда ещё северные были при дворе, Марк вел себя слишком шумно, и Назару даже приходилось, скрипя зубами, отлеживаться под кроватью в не самом надлежащем виде. Он все ещё несколько негодует по этому поводу, но сейчас ничего уже говорить не намерен. Да и желания у него нет никакого, внутри отчего-то теплеет, когда он видит дочь, посапывающую в люльке, и ему в миг становится в разы спокойнее. Не панацея, вовсе нет. Но видеть ее живой и здоровой как минимум приятно. — Она сегодня была не в духе, — заявляет Марк, бесшумно подкравшись сзади, кладёт подбородок на чужое плечо, — Помотала нервы всем, кому могла. Даже Идану днём, когда он вышел с нами на прогулку. — Это у нее от тебя, — усмехается Назар, — Ты тоже умеешь играть на чужих нервах. — У нее получается лучше. — Идеалистка. Идан и правда был с вами? Назара не беспокоит это, разве что самую малость интересует. Он, признаться честно, никогда не замечал, чтобы между Марком и Иданом была какая-то крепкая связь. Они, конечно, всегда неплохо ладили, иногда тренировались в паре и выручали друг друга, прикрывая во время атаки, но большими друзьями не были. Никаких натянутых отношений или скрытой неприязни, напротив, все прозрачно и очевидно. Но не сейчас — сейчас Назар вдруг понимает, что Марк с Иданом сблизились. Не в том плане, в котором можно было бы подумать, но их все чаще видят вместе. На глазах у всех придворных, без каких-либо излишеств, само собой, просто за очередной прогулкой или непринужденной беседой, но все же вместе. И это вызывает определенные вопросы. — Да, мы обсуждали с ним перспективу открытия ювелирной мастерской, — отвечает Марк, не двигаясь с места, — Не сейчас, разумеется, но в ближайшее возможное время. К тому же он придерживается того же мнения касательно Нижнего Города, что и я. Нужно будет не только восстановить его после войны, но и проделать немалую работу, чтобы темные видели мое участие. У Идана есть пару идей, и они показались мне разумными. Как и все, которые он предлагал ранее. — Например? — Все та же благотворительность, — объясняет Марк, — Школы, приюты, больницы, дома милосердия. Ещё у нас с Иданом возникла мысль провернуть переселение некоторых граждан из Нижнего Города в Верхний Город, и наоборот. Не на пустом месте, разумеется. Это будет сделано по необходимости рабочих рук в тех или иных поселениях. Темные хороши в добыче и обработке драгоценных камней и металлов, а светлые умеют бесподобно работать с лесом. Если произвести рокировку, это возымеет определенный эффект. Пока ещё я слабо верю, но все же надеюсь, что когда-то два моих народа смогут примириться. И я сделаю для этого все, что будет в моих силах. — Думаешь, что пребывание светлых среди темных как-то поможет? — уточняет Назар, а получив неуверенный кивок, вздыхает, — Смелое предположение. Ты же понимаешь, что так сразу ничего не получится? — Я не говорю о быстрых результатах. — И о своем непосредственном участии тоже. Марк отодвигается, заставляет Назара повернуться к нему лицом и складывает руки на груди. — И что ты хочешь этим сказать? — спрашивает он, — Считаешь, того, что я намерен сделать, недостаточно? При условии, что большего я пока не могу, и ты это прекрасно знаешь. Ты сомневаешься в моем решении? — Не кипятись, — беззлобно фыркает Назар, — Я не говорил, что ты мало делаешь. Я имел ввиду, что начинать нужно всегда с себя. Напомни, сколько раз ты был в Нижнем Городе после того, как прошла коронация? — Ни разу. Но… — Без но, — осекает его Назар, — Поданные Нижнего Города не видят своего короля, и это не есть хорошо. Я не говорю о том, что ты должен пропадать там денно и нощно, но приезжать хотя бы иногда не было бы лишним. Ты мог бы пообщаться с обычными гражданами, выслушать их, проявляя свое участие там, а не отдавая приказы отсюда. Я сейчас не виню тебя в чем-либо, обстановка долгое время и правда была неспокойной, но сейчас все немного да лучше. Как только мы с Дарио окончательно угомоним народ, ты сможешь приехать и выйти к своему народу. Чтобы они знали, что ты их не оставишь в угоду Верхнему Городу и его нуждам. Марк крепко задумывается, медленно кивает, и постепенно недовольство на его лице сменяется заинтересованностью. Он вдруг отходит к столу, заваленному бумагами, ищет что-то в этом беспорядке, и Назар не рискует ему мешать. Назар ждёт ответа, и, наконец, дожидается его. — После того, как в Верхнем Городе все стихло, я какое-то время вел переписку с господином Игорем Незборецким, — заявляет он, — Если помнишь, он небезызвестный целитель и очень уважаемый эльф не только среди северных, но и всех, кто как-либо связан с его родом деятельности. Он предлагал свою помощь в построении больницы близ Яноры, но пришлось повременить, поскольку я не мог на тот момент лично проверить, как идёт работа. Сейчас уже в этом нет нужды, но если я убежу его, что в Нижнем Городе это не менее необходимо, то у нас получится убить двух зайцев одной стрелой. Не придется искать средства, к тому же темные увидят не только мое участие, но и участие северных. — А это будет выгодно, чтобы они признали дочь, рожденную от северного, и не порицали тебя за добрачную связь, — догадывается Назар, — Что ж, в этом определенно есть смысл. Но так просто уговорить господина Незборецкого выйдет вряд ли, тебе нужен весомый аргумент, чтобы он согласился оказать такую услугу. Он ведь прибудет на суд? — Прибудет, — подтверждает Марк, — Не один, вместе с женой. И я могу задержать их в Пальмире, если Старейшины дадут мне, наконец, разрешение на проведение обряда имянаречения. Поскольку духовным отцом Нади я хочу сделать господина Игоря Незборецкого, он наверняка оценит подобный жест и не откажет мне в услуге. Только бы Влади согласился. Пока ещё у меня не получилось уговорить его. — Влади, говоришь, — вздыхает Назар. Да, этот непреклонный черт будет стоять на своем до конца, разжалобить или уговорить его будет трудно. Но даже на него есть определенные рычаги давления, просто нужно получше искать. Кто умеет лучше других находить информацию? О, у Назара есть в запасе один такой. И уж он то точно не откажет в услуге, раз она касается Марка, — Дай мне пару дней, я разберусь. — Ты же понимаешь, что убивать и калечить его нельзя? — иронично выгнув бровь, уточняет Марк, — И что угрожать ему нельзя тоже? Мы не можем использовать против него радикальные методы, только мирные переговоры и взаимовыгодные условия. — Ты и правда считаешь, что я умею действовать только через силу? В Назаре говорит не возмущение, а любопытство. Ему и впрямь интересно, как спустя года, через какую призму его видит Марк. Как жестокого и неуловимого головореза? Как бесчувственного и строгого капитана? Как непреклонную и суровую главу Легиона? Как преданного соратника? Как удобного союзника? Как отца своего ребенка? Назар не знает. И вполне не прочь приобрести это знание. Марк же медлит с ответом, убирает лист пергамента обратно на стол и, заглянув в глаза, признается. — Не совсем, — говорит он, — Но мне все ещё кажется, что через силу тебе действовать проще. Для тебя это привычно и давно уже не страшно. Если честно, меня в первые дни войны трясло, как осиновый лист, когда мне приходилось убивать королевских солдат, а твоя рука ни разу не дрогнула. Конечно, у тебя был опыт. Но он был и у Федора, и у Андрея, только вот они могли замешкаться, а ты — никогда. Ты никогда не останавливался и вел нас за собой, не позволяя отступить. И мы шли. Я шел. Потому что знал, что ты проложишь нам путь до Пальмиры даже ценой своей жизни, хоть ты и не говорил об этом. Но я все равно тебе верил. Возможно, потому что ты единственный никогда не лгал мне. И единственный не лжешь до сих пор. Внезапное откровение на секунду сбивает с толку, Назар хмурится. К чему все это? Он ведь спрашивал об одном, но получил другое. Важное? Вполне. Выходит, одной из причин, по которой Марк не сбежал и не сложил оружие, является то, что его за собой тащил Назар. Так оно и правда было, он несся вперёд, не видя преград, и протаптывал путь своим солдатам, чтобы они все же достигли того, к чему так стремились. Чтобы они построили новый мир, о котором мечтали, о котором говорили, не замолкая, каждый раз, когда приходило время идти в атаку. Назар делал это, потому что видел в них искру решимости. И раздувал эту искру до огня, потушить который было невозможно, лишь бы у них получилось. Получилось то, о чем он давно уже даже не думал. — Я не имел права отступать и сомневаться, — отвечает Назар, — Раз я дал обещание, что доведу вас до Пальмиры, я был обязан его сдержать, чего бы мне это не стоило. Словами я разбрасываться не привык. — Я говорю о том же, — усмехается Марк, — Но, возвращаясь к твоему вопросу, я не считаю, что ты умеешь действовать только через силу. Если бы это было так, ты бы не предлагал мне заниматься благотворительностью и ехать в Нижний Город, чтобы показаться темным. Ты умеешь по-другому, но поскольку ты глава Легиона, как раз радикальные методы все чаще по твоей части. Не скажу, что это плохо. Кто-то должен вот так, и я не знаю никого другого, кто справился бы лучше тебя. — Почему? — Потому что твоя сила не породила в тебе жестокость. Я знаю, что ты был наемным убийцей. Но твоё прошлое каким-то образом не лишило тебя милосердия. Милосердие, значит. Назар качает головой. Эта самая неведомая сила, о которой говорит Марк, породила в нем не жестокость, а равнодушие. Сила породила в нем отречение от всего и всех, потому что приобретать ее пришлось через потери. Сплошные и безостановочные: голод, болезни, нищета, смерть, война, ещё одна война. Это порочный круг, и он, наверное, никогда не замкнется. Назар уже и не ждет этого вовсе. Чтобы не обманываться, не возлагать пустых надежд. Все, что он действительно может, это прилагать усилия и бороться. Не давать паршивеце-судьбе ломать тех, кто пока ещё к чему-то стремится. Именно это Назар и делает. Не из-за милосердия и поиска чего-то для себя. Возможно, из-за того, что в этом его цель. Призрачная и порою недостижимая, но она у него все же есть. Хотя бы такая. — Как бы там ни было, я не намерен причинять вред Влади, — выплыв из своих размышлений, заявляет Назар, — Я найду другой способ убедить его дать разрешение на проведение обряда. Но с твоего позволения, говорить с ним будешь ты. В противном случае это будет слишком подозрительно. — Никто уже не сомневается, что отец Нади Кирилл, — усмехается Марк, — Но ты прав, нам ни к чему рисковать. Если ты и правда придумаешь, как уговорить Влади, я буду тебе крайне признателен. — Придумаю. — Спасибо. — Насчёт Идана, — вспоминает Назар, — Не подумай, что я имею возражения, но почему ты даровал ему и Лие такие высокие титулы? Конечно, их заслуги перед страной и Легионом отрицать глупо, но придворные и Парламент так и не поняли, с чего такая щедрость. Не объяснишь? — Лия собирается замуж за Охру, а он сам маркиз, хоть и об этом мало кто знает, — отзывается Марк, — Я хочу, чтобы у них был равный брак. Что же касательно Идана, так было нужно. Во-первых, народ Нижнего Города увидит, что я ценю темных при дворе, а во-вторых, это повышает шансы Идана всё-таки жениться. Охмурить герцога не попытается разве что самая ленивая дама, хоть он и не проживёт долго. Он очень помогал мне в твое отсутствие. Это меньшее, что я могу сделать для него в ответ. — Однако это очень высокий титул. Настолько, что Идан теперь может составить выгодную партию даже членам королевской семьи. — Значит, во второй раз отец Петры не будет столь непреклонен. Назара осеняет внезапно, и он чувствует от того себя последним глупцом. Пока его не было в Пальмире, пока он разбирался с мятежами в Нижнем Городе, Марк был тут совсем один и наверняка нуждался хоть в ком-то, кто мог его поддержать и банально утешить в эти беспокойные времена. Рядом с ним был Андрей, но его одного не было достаточно, потому Идан не из-за каких-то корыстных целей, а по старой дружбе и из-за такой же потребности избежать отчужденности стал этим самым кем-то. Помогал с благотворительностью, говорил, оберегал в какой-то степени, разгонял тоску да и просто присутствовал, пока сам Назар постоянно отсутствовал. И если смотреть на все через такую призму, то многое становится понятно. Марк не выносит одиночества, не выносит ещё с тех пор, как попал в Легион. И тому, кто это его одиночество хоть как-то попытался разогнать, он готов дать немало взамен. В таком случае титул — это действительно не так уж и много. Назар качает головой. Хорошо, что спросил. А то лезли в голову всякие абсурдные мысли, совсем уж идиотские. Нечего им там делать. — Я тебя понял. Пусть будет так, раз ты считаешь это правильным. — Всего лишь заслуженным, — пожимает плечами Марк, — Следующий на очереди Андрей. Но оснований на это у меня мало, поэтому я скорее всего дарую титул Федору. Поскольку они женаты, они оба будут маркизами. Федора, когда все закончится, я объявлю героем войны, и тогда ни у кого не возникнет лишних вопросов. — Мне тоже уготован такой подарок судьбы? — не скрывая иронии в голосе, любопытствует Назар. — Нет, ты обойдешься, — внезапно повеселев, машет рукой Марк, — Хватит того, что я родил тебе дочь. Назар не находит, чем парировать. Титул ему не нужен, вертел он его на одном месте, да и в словах Марка есть доля истины. Надя ценнее статусов и различных привилегий, ценнее всего, что только можно выдумать. Потому что она — единица жизни, половина самого Назара, кровь от крови. Она его дочь, и пусть хороший отец из него не получится по той лишь причине, что официально он ей отцом то никогда не будет, отрицать бессмысленно. Для нее он сделает все, что ему под силу, а, может, даже и прыгнет где-то выше своей головы. Потому что Надя обязана увидеть мир иным, раз уж пришла на этот свет. Хотя бы она, раз уж другие были лишены этого. Назар не считает даже, что это один только долг. Это, подумать сложно, ещё и его личное желание. Ещё одна его цель, но уже более достижимая, чем прежняя. — Хватит и того, — едва слышно шепчет он, окидывая взглядом спящую дочь, спрашивает чуть громче, лишь бы не разбудить, — Есть что-то ещё, чтобы ты хотел обсудить со мной? Может, нужна какая-то помощь? — Ты сказал, что заканчивать дела в Нижнем Городе будете вы с Дарио, — вспоминает Марк, вновь подходя ближе, — Правильно ли я понял, что ты намерен опять покинуть Пальмиру, а Федора вернуть обратно? — Андрею сложно без него, — заявляет Назар. Он понимает, какую реакцию вызовет его очередная отлучка, потому бьёт на опережение и даже не лжет, — Его можно понять. Поэтому да, я бы хотел подменить Федора. Не думаю, что это все затянется надолго. Мы с Дарио постараемся управиться быстро. На удивление Марк даже не расстраивается, либо же просто не подаёт виду, но он лишь кивает, давая понять, что согласен с прозвучавшими словами, и, сделав шаг навстречу, осторожно обнимает за плечи. Назар на мгновение теряется (хотя глупо же, они и не таким, черт, занимались в этих покоях), однако возвращает себе самообладание и касается носом виска Марка, оплетая его своими руками. Сшивая для него невидимый и неосязаемый щит, пока он ещё здесь и может хоть что-то. Марк едва слышно вздыхает и прижимается крепче. В этом жесте Назару чудится поиск опоры. Он прикрывает глаза и плотнее скрепляет ладони на чужой спине, беззвучно обещая в который раз хоть сейчас удержать от падения.

***

Для Назара не существует невыполнимых задач, когда дело касается обеспечения безопасности, как бы иронично это не звучало после нападения на дворец, потому он со спокойной душой едет к границе встречать делегацию темных эльфов, чтобы сопроводить их в Пальмиру. К его облегчению путь что туда, что обратно проходит вполне спокойно, а с одним из гостей, Сергеем Крупповым, (по словам Дарио очень уважаемым торговцем тканями) у него даже складывается неплохая беседа, пока они скачут в столицу. — Признаться честно, я был удивлен, когда господин Виейра сказал, что Его Величество приглашает нас на суд, — говорит Сергей, глядя куда-то вдаль, — Я сначала подумал, что это какая-то шутка, но потом увидел королевскую печать на письме, и стало совсем не до смеха. — Почему согласились приехать? — уточняет Назар. — Потому что я желаю народу темных эльфов добра, — вздыхает Сергей, — Вы можете мне не верить, но я и многие другие граждане Нижнего Города никогда не преследовали цели проливать чужую кровь ради власти. Лично я хотел всего лишь быть уверен, что после правления Его Величества светлые не установят вновь прежние порядки на нашей земле, а Савченко был готов нам эту уверенность дать. Он клялся, что невинные не умрут и что на троне в будущем будет сидеть темный наследник, но он многое умолчал. Я верил ему, потому что он был убедителен и изначально обещал нам всем не отнимать жизнь у Его Величества и его дитя, однако он поступил иначе. Его союз с Хинтером, к тому же убийство приближенных Его Величества и нападение на северных. Все это говорит о том, что цели Савченко в какой-то степени отличались от тех, о которых он говорил нам. А мы позволили ему дурить нас из-за собственных сомнений. Назар хмыкает себе под нос, окидывает взглядом делегацию темных, скачущих в столицу. В словах Сергея наверняка немало лукавства, но и правда в них есть. И от нее трудно бегать, всего раз повстречав ее, потому Назар и не притворяется, будто ничего не понимает. Нижний Город начал жить лучше после того, как Марк сел на трон (начал хотя бы жить, а не выживать), но этого оказалось недостаточно, чтобы искоренить глубоко спрятанные страхи. Они будто бы уже даже не в голове, а в самой крови, в самой сущности темных. Они все ждут подвоха, ждут ножа в спину, ждут того, чего Марк не делал ведь. Как он и сказал — суеверие. Будто бы его дети из-за одной только принадлежности к светлым стали бы вдруг врагами Нижнему Городу и превратили его в ад на земле, как это было в былые времена. Рационального и разумного в этом мало, но осуждать за страхи Назар не намерен. Это не значит, что он оправдывает войну и все потери. Это не значит, что он согласен с подобной позицией. Он всего лишь может понять и помочь Марку сделать так, чтобы подобного больше никогда не случалось. — Война не несёт за собой добро, когда она нужна прежде всего ради отстаивания интересов одного эльфа, — отзывается Назар, — Савченко, возможно, отчасти и хотел лучшего для темных, но прежде всего он хотел власти. А вы и все его сподвижники стали инструментом достижения этой цели. Я не осуждаю вас, не осуждаю граждан Нижнего Города. Я бы не смог, поскольку сам вырос там и знаю, чего именно вы опасаетесь. Но надо смотреть правде в глаза — Его Величество не давал повода усомниться в своем стремлении сделать жизнь всех своих подданных лучше. В противном случае я бы не повел армию за собой что тогда, во время переворота, что сейчас. — Мы сомневались не в Его Величестве, а прежде всего в будущих наследниках, — качает головой Сергей, — Следующий король родится и вырастет в Пальмире и не будет знать, каков был раньше Нижний Город. Он может однажды вернуть все то, что вы попытались уничтожить не только из-за светлой крови, но и из-за того, что он не будет видеть своих подданных. Не будет знать историю и путь народа, над которым правит. Будет поощрять один только Верхний Город, считая его за свою родину, а Нижний Город может стать для него всего лишь ресурсом. Этого мы боимся. — А с чего вы взяли, что все будет именно так? Его Величество вполне может воспитать справедливого и мудрого правителя, который никогда не станет угнетать народ темных эльфов. — Его Величество пока еще не сумел даже дать нам законного наследника. И ни разу не явился, чтобы увидеть и услышать нас. Да что там говорить, он все силы кинул на Верхний Город. Нам остаётся надеяться, что так не будет всегда. Назару хочется сказать много чего. Что мятежи в Верхнем Городе не особо способствовали дальним поездкам, что проблемы с зерном не могли решить себя сами, что северные, а именно покойный Хинтер, плели свои интриги, и с ними тоже надо было разбираться. Что после войны страну надо было восстанавливать хоть как-то, и Марк с Парламентом пытались, однако им не дали ни времени, ни возможности сделать это все минувшие события. Но Назар ничего из этого не озвучивает понимая, что это не имеет никакого значения. Сергей прав — Нижний Город не видел своего короля, не чувствовал глобальных изменений, потому пошел за Савченко в надежде, что вот он то уж и наведёт порядок. Порядок он, увы, не навёл, лишь усадил их всех в ещё более глубокую яму, из которой выбираться теперь придется долго, но само его стремление было подхвачено народом. Они всего лишь хотят покоя себе и своим семьям, хотят верить в будущее, хотят забыть о голоде, нужде и боли. Что выбрали методом достижения благой цели войну, не есть хорошо. Но хорошего в мире мало осталось, чего уж там. Назар это знает, как никто другой, и не может обвинять темных в том, что они желают чего-то и для себя. Он сам давно не желает, но это не значит, что другие живут так же. И это не значит, что другие согласны на вечное ожидание без каких-либо гарантий. Марку предстоит долгая работа. Остаётся надеяться, что он справится. До Пальмиры добираются спокойно, у главных врат дворца новоприбывших встречают все члены Парламента, какого-то черта Влади и даже сам Марк. Сергей (судя по всему, назначенный главным) спрыгивает с лошади и, оглянув своих спутников, отвешивает поклон. Марк качает головой. — Нет, не нужно, — просит он, — Это ни к чему. Я благодарен вам, что вы согласились приехать, потому обойдёмся без всего этого. Как прошел ваш путь? — Сносно, — коротко отзывается Сергей, — Спасибо, что пригласили, Ваше Величество. Пусть причина нашего визита не самая благоприятная, мы рады, что мы тут. — Полагаю, вам нужно отдохнуть после долгой дороги, — улыбнувшись краешком рта, говорит Марк, — После я бы хотел побеседовать с вами лично. Со всеми. Мне давно пора услышать вас, как вам пора сказать все, что вы считаете нужным. На мгновение в глазах Сергея вспыхивает удивление, но он быстро возвращает себе самообладание и скупо кивает. Вся процессия начинает перемещаться во дворец, Назар отстраненно думает, с чего это вдруг Мирон помалкивает, но спрашивать не собирается. Вместо этого, уже оказавшись внутри, незаметно отделяется от толпы и следует к покоям Андрея. У дверей его встречает та самая юная няня с Гришей на руках. — День добрый, — кивает она, поудобнее перехватывая ребенка. — Господин Логвинов у себя? — уточняет Назар. — Только вернулся, — подтверждает няня, — Он попросил прогуляться с Гришей в саду, пока будет заниматься своими делами, так что отвлекать мы вас не станем. Да, Гришка? Гриша отвечает ей молчанием, лишь непонимающе хлопает глазами, не зная явно, чего от него вообще ждут, Назар невольно усмехается. Точно сын Федора — никаких лишний эмоций. В отличии от Андрея, что в иной раз может и взорваться от их переизбытка. — Тогда хорошей вам прогулки, — говорит Назар, схватившись за ручку двери, предупреждает, — После обеда и к вечеру не советую выходить на улицу. Во дворце целая делегация темных, пока неясно, чего от них ожидать. — Учту. Кинув на няню беглый взгляд, он без стука входит в покои и застаёт Андрея сидящим за письменным столом. На появление гостя реакция следует вполне ожидаемая. — Как доехали? Без приключений? — К счастью, без, — кивает Назар, приближаясь к собеседнику, спрашивает, — Ты смог найти то, что мне нужно? — Обижаешь, — фыркает Андрей, роясь в ворохе бумаг, находит что-то и принимается рассказывать, — К нашему великому сожалению, у Влади нет своих детей и жены, потому действовать через них не получится, но у него есть младший брат по имени Михаил. Он живёт в том самом Легасе, где тебя чуть не убили. Имеет двух дочерей и одного сына, а ещё воспитывает племянника своей жены. Мальчик остался сиротой после одного из мятежей, поэтому попечительство над ним взяли Михаил и Дайана. Его зовут Роман. Он унаследовал посудную лавку и прилагающуюся к ней мастерскую, поскольку был единственным ребенком в семье, как раз ею и занимаются его опекуны. Я навел справки и узнал, что дела у них идут не очень хорошо. Им не хватает средств для изготовления товара, возить его в Пальмиру они не могут из-за того, что в столице у них нет своих работников и места торговли. Влади пытался им помочь, но нужных связей у него не оказалось, а просить Марка он почему-то не стал. Ещё момент: старшая дочь Михаила страдает от какого-то недуга, у нее постоянные головные боли, и иногда она теряет сознание. Ее показывали целителям в Легасе, но те ничем не смогли помочь, девочка так и мучается. В общем зацепиться есть за что. — Недурно, — хмыкает Назар. Его вдруг посещает мысль, что зря они пренебрегали талантом Андрея находить точную информацию в сжатые сроки. Больше так делать не стоит, — Как сам думаешь, с какой стороны лучше заходить? — Лечить девочку, — отзывается Андрей, убирая бумагу в сторону, — Потому что, во-первых, это важнее, а во-вторых, Игорь Незборецкий как раз является одним из лучших целителей на землях северных. Если он сможет как-то помочь, то Влади тут же согласится на проведение обряда. — А если не сможет помочь? — Да он в лепешку разобьётся, лишь бы стать духовным отцом Нади. Ты бы видел те письма, что он писал Марку. Незборецкий найдет способ, потому что для него это важно. Да и он давно зарекомендовал себя как мастера своего дела. Назар кивает. Действительно ведь Влади может за услугу оказать ответную, тем более если все участники действа будут повязаны между собой. Его племянницу если не излечат полностью, то хотя бы поставят на ноги, а в ответ ему надо то будет всего лишь дать разрешение на проведение обряда. И дать тому, кто как раз ему поможет. Расклад хорош. — Тогда я скажу Марку, чтобы он сегодня же побеседовал с Влади, — решает Назар, — Спасибо. Ты очень выручил нас. — Мне твое спасибо не нужно, — отмахивается Андрей, принимаясь собирать бумаги, — Верни Федора в Пальмиру, приедь сам, и будем в расчете. Конечно, я заинтересован в том, чтобы Надя приобрела духовного отца, но Грише он тоже нужен. Как и земной, а он пропадает постоянно невесть где, и мы почти его не видим. Такой расклад меня не устраивает, хоть ты тресни. — Скоро Федор будет в Пальмире. Дай нам немного времени решить все вопросы. — Я ловлю тебя на слове, Назар. В противном случае ты получишь по заслугам за все мои обманутые ожидания. Назар фыркает. Пусть Андрей хоть в ярости будет, ему никогда не хватит сил действительно навредить или хотя бы выместить свою злость так, как он обещает каждый раз, но это давно уже стало нормальным. Он всегда таким был: не лез за словом в карман, грозился всем подряд, ворчал. Но при этом всегда оставался в трезвом уме и не пихал палок в колеса, напротив, помогал и выручал. И пора бы отплатить ему той же монетой. Заслужил ведь. — Что Марк собирается делать с этой кучкой темных? — любопытствует Андрей, закончив с бумагами, — Понятно, что он таким образом хочет показать им свое участие и наладить отношения, но надо же думать на перспективу. Вряд ли им хватит одной аудиенции, чтобы избавиться от всех недовольств. — Об этом лучше спросить его самого, — пожимает плечами Назар, — Но если у него выйдет наладить с ними отношения, то, возможно, Нижний Город сам сложит оружие. Прибывшие эльфы не последние среди темных, их мнение имеет вес. Нам всем будет выгодно сотрудничать с ними, а не конфликтовать. — Справедливо. Правда я не очень понимаю, в какой момент Марк вдруг начал превращаться из куклы на троне в настоящего правителя. Андрей вскидывает взгляд, Назар же отводит его в сторону. Он сам немало думал об этом и тоже так и не смог осознать, когда начались изменения и по какой причине. Можно подумать, что Марк просто захотел власти себе, но надо ведь понимать, что эта самая власть — большая ответственность. Даже не ответственность — настоящее бремя, нести которое под силу не каждому, тем более когда прибавляются такие явления, как война, голод и разруха. С чего вдруг Марк решил, что он готов к подобному, неясно, но препятствовать Назар ему не собирается. Он не представляет себе, что из этого получится, понятия не имеет, что будет дальше. У него нет способностей к предвидению, но есть кое-что другое — долг. Долг защищать, оберегать, поддерживать. И уж хотя бы его он исполнит. — Думаю, это было неизбежно, — вздыхает Назар, — Просто мы не знали, когда именно это случится. — Дай Творец Марку сил справиться со всем, — говорит Андрей, поднимаясь с места, — Лишь бы Парламент не вклинился. Разумеется, влияние Мирона и остальных все ещё большое, но со временем оно должно ослабиться, если Марк вдруг решит самолично править страной. И ослабиться безболезненно, если ты понимаешь, о чем я. — Думаешь, Мирон может пойти против? — Как минимум не захотеть так легко сдавать позиции. Назар кивает. Мирон действительно сделал немало, чтобы Марк добрался до трона. Нашел его, воспитал под своим крылом, скрывая от всего мира, привел в Легион, помог довести до Пальмиры, короновал, черт побери. Без Мирона бы не получилось всего этого, но он рано или поздно будет вынужден отойти в тень. Не исчезнуть, вовсе нет. Просто отдать Марку то, что принадлежит ему по праву. Только и всего. Но все позже. У них пока ещё полно забот. От Андрея Назар вскоре уходит, направляясь в сторону покоев Идана. Раз уж они с Марком затеяли большие дела, имеет смысл уточнить, нужна ли помощь, и проявить участие. Все равно до суда придется побыть в Пальмире. Вот и пускай время при дворе пройдет хоть с какой-то пользой.

***

После обеда Марк устраивает собрание, куда Назара к его несчастью вызывают как главу Легиона. Он не особо любит чесать языками, обмениваясь любезностями, но отказать не может, поскольку понимает, что дело и правда важное, потому является одним из последних. В переговорной к его приходу оказывается немало народу — почти все прибывшие темные, Мирон, Мамай и Охра, Влади и сам Марк. Заметив Назара, он кивает на стул по правую руку от себя. — Присаживайтесь, капитан. Сжав губы в тонкую линию, Назар опускается на предложенное место, расправляет плечи и молча ожидает начала всего этого балагана. Ему бы поговорить с Марком наедине, чтобы передать информацию по Влади до прибытия северных (а они приедут уже завтра с утра, и встретить их тоже придется ему), но он заставляет себя сидеть смирно и не заводить беседы такого рода в столь неподходящий момент. К его облегчению, в переговорную последними заходят Идан и ещё пару темных, и Марк, наконец, открывает это чрезвычайно серьезное обсуждение. — Я пригласил и собрал вас не просто так, — начинает он издалека, — Нынешние времена требуют честного и прямого разговора, потому нам следует провести его, чтобы положить конец всем беспорядкам. Мне бы хотелось услышать вас всех, но я прошу и вас услышать меня. Только так мы сможем прийти к чему-то общему и наладить мир. — Если вы разрешаете не подбирать слов и говорить напрямую, то нам определенно есть что сказать, — подает голос Сергей, — Но для начала мы бы хотели узнать, какова будет дальнейшая судьба Савченко. — Я принял решение о его казни, — отвечает Марк, и ни одна эмоция не отображается на его лице вместе с этими словами, — Вы можете считать это слишком жестоким наказанием, но оно справедливо с учётом всех его деяний. По его приказу были совершены нападения, они повлекли за собой немалые потери. Он посягнул на мою жизнь и жизнь моего народа. По закону я не имею права помиловать его и делать этого не стану. — Ваши солдаты точно так же убивали наших граждан, — объявляет кто-то из темных. Назар кидает на него беглый взгляд, узнает по шраму на щеке. Александр Азарин, близкий товарищ Круппова, из семьи обнищавших целителей. Порывист, не бесталанный. Опасности как таковой не представляет, — И я видел это своими глазами. Тысячи сгубленных темных, которых вы называете мятежниками. Кто будет нести наказание за это? Верхушка вашей армии? Назар беззвучно спрашивает Марка, стоит ли ему что-либо говорить, тот едва заметно качает головой, призывая пока молчать, и сам берет слово. — Я не отрицаю, что немало темных погибло от рук моих солдат, — говорит он, — Но и вы не отрицайте того, что от рук эльфов, поддерживающих Савченко, умерло много граждан. Нижний Город напал первый, я не имел права проигнорировать это и был вынужден проявить силу в ответ на силу. Однако прошу заметить, что Легион сохранял жизнь всем, кто соглашался сложить оружие. Солдаты не трогали детей, стариков и женщин, только тех, кто шел войной на Верхний Город. Это не оправдывает ни их, ни тем более меня, но объясняет наши цели. Савченко до закрытия границ приказывал убивать всех. И это я тоже видел своими глазами, пока ездил по стране. Что же касательно ответственности, ее нести буду я. Но только в том случае, если вы окажете мне содействие. — При условии, что солдаты Легиона все ещё не покинули Нижний Город, — фыркает ещё один эльф. Назар присматривается к нему, вздыхает. Алексей Спиридонов, кузнец. Потерял во время войны двух братьев. Может проявить открытую агрессию из-за неумения сдерживать эмоции. С ним стоит быть внимательнее, — И все ещё губят темных. Зачем было вызывать нас сюда? Чтобы показать свою власть? Нам не нужен этот фарс, нам нужно, чтобы ваша армия покинула наши земли. Только тогда мы будем готовы говорить с вами и содействовать вам. — Легион готов остановиться, — не выдержав, подаёт голос Назар, — Солдаты не желают проливать невинную кровь, но вынуждены делать все, чтобы не дать произойти страшному. Я сам лично был в Нижнем Городе, и ни один город по моему приказу не был сожжён, ни один дом не был уничтожен. Сейчас, когда мы нашли Савченко, мы готовы отступить, но для этого гражданам нужно сложить оружие и признать, что война — не выход. И прекратить не только убивать солдат Легиона, но и друг друга. Я видел, как брат шел на брата, как темный шел на темного, пока армия светлых пыталась их остановить. Пока она призывала прекратить пролитие крови и сохраняла жизнь всем, кто действительно хочет мира. Можете считать происходящее фарсом, но смотрите правде в глаза. На уступки придется идти всем, если наша общая цель заключается в установлении порядка. — Нам необходимы гарантии, что после того, как мы перестанем оказывать сопротивление, вы, Ваше Величество, не забудете вновь о нашем существовании, — заявляет Азарин, — И что услышите нас и не будете игнорировать наши нужды. Нужды народа, над которым вы правите. Вы можете казнить Савченко и Тимарцева, можете казнить всех, кто пошел против. Но если на этом все ваше участие закончится, не удивляйтесь, когда темные вновь направят на вас оружие. — Я бы попросил подбирать слова, — холодно осекает его Охра, — Если вы считаете, что угрозы помогут решить конфликт, то вы глубоко ошибаетесь. — Что, и меня за это казните? — Ни в коем случае, — Марк кидает на Охру предупреждающий взгляд, обращается ко всем присутствующим, — Казнить невинных и готовых к заключению мира никто не собирается. Я повторюсь: я не отрицаю своей вины перед народом темных эльфов, и я готов загладить ее. Легион готов отступить хоть завтра же, однако это невозможно, пока Нижний Город не согласится остановиться сам. Господин Виейра не прекращает убеждать граждан прекратить сопротивление, но они его не слышат. Быть может, услышат вас. Если вы поможете мне, я помогу вам. Слово короля. — Дорого ли стоит ваше слово? — спрашивает, усмехнувшись, одна из немногих эльфиек. Ее Назар, увы, не знает, но черты ее лица кажутся знакомыми, — Какова вероятность, что наш отказ от сопротивления не приведет к тому же, с чего все начиналось? — А какова вероятность, что Нижний Город вновь не начнет мятежи сразу после того, как солдаты покинут его? — в тон ей отвечает Мирон, — Мы не можем спорить на тему того, кто должен быть первым. У нас один выход: пойти навстречу друг другу. Как только темные сложат оружие, армия сразу прекратит все свои действия на ваших землях. Легиону нет резона идти против граждан, готовых заключить перемирие. Мы же в свою очередь готовы восстановить страну и начать можем с полноценных поставок зерна, чтобы избежать голода. Слава Творцу, Верхний Город сейчас способен на это. — У Верхнего Города появилось свое зерно? — удивляется Спиридонов, — Не втридорога от северных? — И даже не от серых, — усмехается Мамай, — Оно будет доступным для всех, если мы, наконец, сможем отправить его через границу. Первая поставка может произойти хоть завтра же, но для этого нужно, чтобы в Нижнем Городе был порядок. Купцы готовы ехать к вам. Только дайте им обещание, что они не погибнут из-за мятежей. Спиридонов переглядывается с Сергеем, тот задумчиво склоняет голову вбок. Очевидно, что они хотят, чтобы зерно доходило до Нижнего Города, попытка вырастить собственное из-за войны оказалась провальной, а народ кормить чем-то надо. Но чувствуется, что их одолевают сомнения. Марк, кажется, понимает это. — Зерно — это то меньшее, что мы можем вам дать, — говорит он, — Если вы сложите оружие, то, я клянусь, Нижний Город получит ещё больше. Мы восстановим города, поможем фермерам выращивать свое зерно, чтобы народ темных не зависел от Верхнего Города. Будут построены приюты, больницы и дома милосердия, проведены все необходимые работы. Дайте нам такую возможность, и, я клянусь, вы не пожалеете, что доверились мне. Я совершил ошибку, вовремя не успев проявить свое участие, и я готов ее исправить. Вы хотите уверенности в будущем, я вас понимаю. Я хочу дать вам эту уверенность, но необходимо, чтобы мятежи стихли. Если для этого нужно, чтобы я сам явился в Нижний Город, я поеду. Сразу же после суда. Однако мне нужна ваша поддержка. У меня не выйдет заверить народ, что мои намерения благие, но выйдет у вас. Совместными усилиями мы сможем установить мир и покой для народа темных эльфов. Вы ведь хотели этого, не так ли? Так помогите мне сейчас, и я отвечу вам тем же в троекратном размере. Сжав кулаки, Назара заставляет себя промолчать. Марк все делает правильно, давит на нужные рычаги, но если он считает, что его визит в Нижний Город сейчас уместен, то он глубоко ошибается. Будет так же, как в Шаригане, и хорошо, если все это дело закончится одним только шоком. Может случиться и так, что на Марка попытаются напасть озверевшие граждане, а Назар не намерен этого допускать. Он готов сопровождать и охранять, как зеницу ока, своего короля, но он не может дать гарантий, что этого будет достаточно. Потому и согласия он на это тоже не даст, хоть и перечить не имеет права. Однако свое слово он скажет обязательно. Не хватало, чтобы Надя осталась без присмотра. Да и Марку не помешало бы окончательно прийти в себя, прежде чем начинать работу над восстановлением мира. — Если вы, Ваше Величество, готовы начать поставки зерна, то мы готовы выйти к гражданам Нижнего Города и призвать их опустить оружие, — наконец, объявляет Сергей, — Ваше непосредственное участие, разумеется, тоже было бы кстати. Но мы вынуждены вас предупредить, что народ может неоднозначно среагировать на новость о казни Савченко. Неужели нет никакой возможности сохранить ему и Тимарцеву жизнь? — Нет, — отрезает Марк, добавляет куда спокойнее, — Закон суров, но он закон. Я не имею права помиловать тех, кто отдавал приказы убивать мирных граждан, вы должны это понимать. Мне непросто даётся это решение, но таков мой долг. И от него я не могу отречься. — Мы не просим помиловать Савченко, — качает головой Азарин, — Мы просим не казнить его, чтобы не вызывать негативную реакцию всех, кто шел за ним. Приговорите его к пожизненному заключению. Это не менее суровое наказание, его будет достаточно, чтобы все увидели вашу власть. — Это невозможно. — Если бы Хинтер был жив, вы бы казнили его? — любопытствует Спиридонов, выгнув бровь, — Что-то мне подсказывает, что нет. Вам ведь выгоден союз с северными, а они бы точно предъявили претензии, если бы голова Хинтера лежала на плахе. Посмотрите теперь на ситуацию с этой стороны. Если вы сохраните жизнь Савченко, темные поймут, что вы готовы проявить милосердие. Их страхи не уйдут, но отчасти потеряют свою силу. — У вас есть дети? — неожиданно спрашивает Марк у Спиридонова, получив кивок, обращается ко всем остальным, — Почти у любого из вас есть дети, не так ли? У меня есть дочь. Да, незаконная, но ни в чем не повинная дочь. Которую Савченко приказал убить. Взять и уничтожить при первой же возможности. Так же, как по его приказу был убит отец моей дочери и мои граждане, мои солдаты, вставшие на защиту своей страны. Посмотрите теперь вы на ситуацию с этой стороны. Если бы отцов и матерей ваших детей по моему приказу убили, вы бы сохранили мне жизнь? Я думаю, что нет. Вы бы разорвали в клочья и меня, и всех, кто действовал от моего имени. Я же намерен наказать по всей строгости закона только Савченко и Тимарцева, всех остальных я готов помиловать. Можете считать это неоправданным, но я, как отец, не могу оставить безнаказанным такой поступок. И вы бы, я уверен, не смогли тоже. Что же касательно Хинтера — народ северных эльфов был намерен сам судить его. Они не простили ему гибели господина Незборецкого и никогда уже не простят. И, признаюсь честно, я не прощу тоже. Ни как король, ни как отец его ребенка. В переговорной повисает молчание, липкое и вязкое, словно зыбучие пески в самых мрачных лесах Нижнего Города, и никто не торопится его прервать. Назар окидывает взглядом присутствующих, пытающихся осознать услышанное, невольно сам прокручивает в голове сказанные Марком слова. Они звучат не слишком рационально и разумно, скорее эмоционально и горько, оттого наклевывается вопрос, будет ли их достаточно. Народ Верхнего Города бы уже сам побежал рвать Савченко на куски, но с темными все иначе. Они не принимают Марка так, как светлые, и сострадание в них вызвать сложнее. Они, черт, сами потеряли немало близких и родных на этой войне, потому могут воспринять новость о казни, аргументом к которой является убийство отца Нади, не слишком положительно. Скорее даже как насмешку: король наказывает тех, кто причинил вред ему, хотя сам при этом отдавал приказы убирать с пути врагов, что могли являться чьим-то родителям и детьми. Призма восприятия не так проста, как кажется. Назар беспокоится, что здесь произошел просчет. Но Марк решает добавить масла в огонь. — Я признаю, что совершил ошибку, допустив добрачную связь, — говорит он, — Но, поверьте, я заплатил за нее сполна. Мой брак с покойным господином Незборецким был нужен, чтобы заключить союз с северными и получить зерно, которое я намеревался отправить по всем своим землям, но я оступился. И я сожалею, что нарушил закон, однако горечь утраты от раскаяния не стала легче. От казни Савченко она не станет легче тоже, однако я обязан поступить именно так. Не только ради защиты своего потомства, но и ради защиты своего народа. Ради торжества справедливости. Мне однажды пришлось убить своими руками собственного отца, чтобы освободить Нижний Город. И во имя его благополучия сейчас я тоже не отступлю. Я не могу убить солдат, что, возможно, отняли жизнь у ваших близких. Но я могу казнить того, кто начал войну и стал виновным во всех смертях и потерях. — Мы соболезнуем вашей утрате, — спустя продолжительную паузу говорит Сергей, — И понимаем вас, как никто другой. Если суд считает справедливым приговор Савченко, мы не станем препятствовать его исполнению. Однако мы просим вас явиться в Нижний Город, чтобы показать народу темных эльфов, что король с ними и готов к восстановлению мира. — Мы можем рассчитывать на вашу поддержку? — спрашивает Мирон, — Если вы окажете ее, и Нижний Город сам сложит оружие, мы в ту же минуту выведем армию с ваших земель и начнем поставки зерна. Сергей переглядывается с Азариным, затем со Спиридоновым, после с той эльфийкой, что тоже вступала в разговор, раздумывает над чем-то и, наконец, кивает. — Если вы обещаете поддерживать Нижний Город, мы готовы посодействовать вам. У Назара будто гора с плеч валится. Он знает прекрасно, что ликовать рано, дел невпроворот ещё, но это уже что-то. Если темные без лишних сопротивлений сдадут позиции и согласятся на мир, то все станет куда проще. Больше не будет литься кровь, больше не будет нужды отнимать чьи-то жизни и бороться за собственную. Много работы впереди, и дай Творец им всем сил и терпения, чтобы справиться. Марк вскоре отпускает из переговорной некоторых участников собрания, желая лично побеседовать с отдельными лицами, Назар, получив разрешение, удаляется одним из первых и уже было направляется в сторону выхода из дворца, как его кто-то окликает. — Господин Вотяков, постойте! Обращение режет слух, но он не подает виду, оборачивается и видит перед собой ту самую эльфийку. Она застывает перед ним, взволнованно вздыхает и протягивает руку. — Мое имя Анна, в девичестве Пурцен, — представляется она, — Возможно, вы слышали о моей семье. Мой отец держит таверну в Тенебрисе с давних пор. — Вот оно что, — хмыкает Назар, пожимая протянутую ладонь. Будь перед ним придворная дама, он бы ожидал, что от него требуют другого жеста, однако темные эльфийки в подобных вопросах проще и требуют равного отношения, — Я все пытался вспомнить, почему ваше лицо кажется мне знакомым. Теперь понял. Как ваш отец? — Он в добром здравии, хоть и все ещё не может прийти в себя, — отвечает Анна, — Темные сочли, что его жизнь не имеет ценности, раз уж он не поддерживает Савченко, и чуть не перевернули с ног на голову нашу таверну. Однако солдаты Легиона навели порядок и не дали случиться непоправимому. Я хотела поблагодарить вас за это. Пожав плечами, Назар даёт понять, что благодарности ни к чему. Он не юлил и не лгал, когда говорил, что не позволял своим солдатам устраивать бардак и убивать невинных. Он не считает себя за это героем. — Рад, что с ним все в порядке. — У меня есть вопрос к вам, — неожиданно заявляет Анна, теребя край рукава своего платья, — Не сочтите за наглость, но я не знаю, кого ещё я могу спросить, а беспокоить Его Величество сейчас не считаю уместным. — В чем дело? — Мой муж, — вздыхает Анна, пряча взгляд, — Он встал в ряды мятежников и уехал в Верхний Город одним из первых, как бы я не просила его не делать этого. С тех пор, как началась война, от него не приходило никаких вестей, но мне говорили, что он жив и находится под стражей. Только поэтому я здесь. Меня бы не взяли, но господин Круппов хорошо знает семью моего мужа, потому пригласил меня с собой. Скажите, его тоже казнят? — Как зовут вашего мужа? — Арсений. Арсений Несатый. У нас растет сын, и я очень боюсь, что он останется без отца. Назар с трудом скрывает удивление. Выходит, Несатый не врал ему, когда говорил, что у него есть семья и что он признался во всем, лишь бы ему сохранили жизнь. Что он успел натворить? Насколько Назару известно, от его рук погибло несколько солдат, после он уже был пленен и помещен в темницу. И, к сожалению, это не улучшает его положение. За попытку напасть на главу Легиона Несатому грозит как минимум тюремное заключение лет на пять, а добавить сюда убийства, и будет уже десять. Но Анна смотрит так, что внутри что-то вздрагивает, и Назар, сдавшись, кивает. — Ваш муж жив, — говорит он, — Он находится под стражей. Я переговорю с Его Величеством, но не могу обещать, что его отпустят. — Что я могу сделать, чтобы Его Величество помиловал Арсения? — с волнением в голосе спрашивает Анна, — Может, моя семья в состоянии чем-то помочь? Пожалуйста, господин Вотяков, помогите мне. Я понимаю, что мой муж виновен, но он просто ошибся и не заслужил смертной казни. Прошу вас, не убивайте его. — Я не думаю, что его казнят, — сдержанно отвечает Назар, — Он уже признал свою вину, потому такое суровое наказание ему не грозит. Я обсужу этот вопрос с Его Величеством, только он имеет право принимать решение. Но не волнуйтесь, суд будет справедлив к вашему мужу. — Сохраните ему жизнь, — просит Анна, — Умоляю вас, не казните его. Я готова на что угодно, только пусть он останется жив. Пожалуйста. — Госпожа Несатая, — мягко осекает ее Назар, — Никто не собирается казнить вашего мужа. Вы разве не слышали, что говорил Его Величество? Он намерен помиловать всех, кто добровольно сложит оружие и пойдет ему навстречу. Я обязательно переговорю с ним и узнаю, каково его решение касательно господина Несатого. Не могу обещать, что я могу как-то повлиять, но я постараюсь помочь вам и вашей семье. Не теряйте рассудка. Раз уж вы даже прибыли сюда, то все обязательно разрешится. Взгляд Анны проясняется, в нем вспыхивает надежда, она улыбается одними уголками губ и прижимает руки к груди. — Спасибо, — она кивает, повторяет снова, — Спасибо вам большое. Я у вас в долгу. — В этом нет нужды. — Нет, есть, — неожиданно возражает Анна, смахивая слезу, успевшую все же скатиться по ее щеке, — Ваши солдаты спасли жизнь моему отцу и моему сыну и не убили моего мужа, несмотря на то, что он встал на сторону Савченко. О вас разное говорят в Нижнем Городе, кто-то считает вас жестоким убийцей, но я вижу, что это не так. Я понимаю, что вы не можете повлиять на решение Его Величества, но я верю вашим словам. Верю, что Арсению могут сохранить жизнь. Потому знайте, что я готова оказать вам ответную услугу, если понадобится. Пожалуйста, не спорьте. Для меня это правда много значит. — Я не обещал вам, что вашего мужа отпустят. — И пусть. Главное, чтобы его не казнили. Простите, мне пора. И спасибо ещё раз. Темные эльфы поистине не видят дальше своего носа, раз считают, что в Пальмире ни в ком не осталось милосердия. Возможно, милосердия как раз не осталось в них самих. Замолкнув, Анна разворачивается и торопливо уходит, ни разу не оглянувшись, Назар же смотрит ей вслед и тяжело вздыхает. Конечно, вряд ли Несатого казнят, но отпустят ли его на волю, дадут ли ему шанс вернуться домой и начать заново, неизвестно. И если этого не случится, если вдруг он будет отбывать долгие годы свое наказание в тюрьме, то там он скорее всего и умрет, а вместе с ним умрет ещё кое-что — надежда. Надежда на будущее его жены, а в дальнейшем и его сына, надежда на изменения, надежда на лучшие времена после многих лет страданий. Назару, признаться честно, должно быть плевать на Несатого, но в нем все же осталось ещё хоть немного милосердия. Он может понять Анну. Это не значит, что он освободит ее мужа из темницы без ведома других. Это не значит, что он оправдывает все его деяния и убийство солдат. Это значит, что он сделает то, что обещал — поговорит с Марком. И, быть может, все же попросит не проявлять излишнюю суровость. Не исключено, что для Несатого не все потеряно, и он возьмётся за ум и впредь будет разумнее. Хотя бы ради семьи, раз уж когда-то во имя их будущего и ступил на путь крови. Порою ошибки не прощаются и стоят жизни. Пусть это будет не тот случай. Несатого накажет совесть, если она у него есть. Лишь бы он не оступался больше. Простояв ещё немного, Назар разворачивается и, наконец, покидает дворец, думая о том, что к вечеру придется вернуться.

***

Поймать Марка оказывается сложно: он всего себя отдает прибывшим гостям и не находит времени даже на недолгую беседу. Темные, добившись, наконец, аудиенции, не отпускают своего короля вплоть до вечера, обсуждая с ним, само собой, важные дела, и не прекращают даже после окончания вечерней трапезы. Назар за происходящим наблюдает со стороны. Не лезет, не мешает, не пытается присоединиться, но в тронном зале, где Марк старается уделить внимание каждому, кто подходит к нему, все же остаётся. Это не паранойя, упаси Творец, всего лишь осторожность. Назар занимается тем, чем занимается всегда — обеспечивает безопасность, потому и находится поблизости. Не стережет. Присутствует. И понимает с каждой минутой все больше, что Марк устал. Держится он достойно, никому не отказывает в разговоре, дежурно улыбается, слушает внимательно, но в каждом его движении отчётливо читается утомление. И прежде всего оно физическое, потому что понять, что происходит у него внутри, не всегда просто, но реакция его тела очевидна. Оно просит о покое, все же роды прошли не так давно и были не такими лёгкими, как хотелось бы, к тому же все волнения и тревоги сказались на общем состоянии, но Марк упорно игнорирует все сигналы, которые просто-напросто не может не чувствовать, и остаётся на своем месте. Однако спустя какое-то время он все же вскидывает голову, озирается и находит взглядом Назара. Тот в половину уха слушает Охру, повествующего о необходимости наведаться в Нижний Город, тут же отвлекается от этой болтовни, когда замечает внимание к себе, и вопросительно гнет бровь, хоть и понимает прекрасно, что до него пытаются донести беззвучно. Все же он не один год был капитаном Марка и научился видеть, когда тот уже на пределе, но сейчас не совсем улавливает, чего от него ждут. Помощи? Поддержки? Похищения? Марк едва заметно шевелит губами. «Надя». Назар впадает в секундный ступор. Он никогда не был совсем уж глупцом, хоть и бывало такое, что по юности поступал опрометчиво, никогда не считал себя недалёким, но сейчас он не может осознать, чего от него просят. Не может же он принести Надю сюда, это будет как минимум странно. Может, Марк хочет, чтобы Назар присмотрел за ней? Но и это не слишком логично, она ведь с няней и кормилицей, заботой не обделена. Да и как это будет выглядеть со стороны? Глава Легиона какого-то черта заявляется в покои слуг и требует отдать ему дочь короля. Слухов же потом не оберутся. И Назар уже было собирается продолжить игру в гляделки, чтобы добиться более точного ответа, но осознание настигает его быстрее: Марк хочет уйти к дочери. Он, должно быть, с утра ее и не видел толком, пока возился с темными, а сейчас, когда уже почти обессилел, желает больше остального побыть с ней. Так просто уйти не может, чтобы не обидеть гостей (хотя, казалось бы, король же, имеет право делать все, что ему заблагорассудится), потому просит помочь хоть чем-то. Назар хмурится, задумавшись, и кивает. У него есть одна мысль. Он находит глазами Андрея и посылает ему сигнал идти на выход, когда тот без возражений скрывается за дверьми тронного зал, незаметно покидает его вслед за ним, предварительно спихнув Охру на Мамая. В коридоре Назар озирается и, заметив, что Андрей отошел подальше, удовлетворительно хмыкает себе под нос. Смекалистый он все же, догадывается, что никто не должен слышать их. Слава Творцу, что был под боком у Марка все это время. С таким не пропадешь. И Назар убеждается в этом, когда подходит ближе. Даже рта открыть не успевает, Андрей сам за него все говорит. — Его Величество очень устал, — тихо заявляет он, глядя в окно, — На ногах едва стоит, а завтра опять дел будет невпроворот, когда прибудут северные. Не слишком то и разумно торчать сегодня тут до ночи. — Будь так добр, прогуляйся до Евгении, — просит Назар, — Я слышал утром, что Его Величество обещал зайти к ней, но, похоже, забыл. Ей лучше напомнить ему об этом. — Действительно, — усмехается Андрей, смекнув, что к чему, — Ей лучше не перечить, она ведь знает свое дело. Жаль, конечно, что придется оставить гостей, но ослушаться целительницу нельзя никак. — Соглашусь. — Я загляну к ней и пойду, пожалуй, укладывать Гришу. Доброй ночи. — И тебе. Смерив его нечитаемым взглядом, Андрей уходит прочь, Назар же возвращается в тронный зал и, приткнувшись к скучающей Лие, отыскивает Марка глазами. Установив зрительный контакт, кивает. «Подожди немного». К счастью, не лжет, вскоре заявляется Евгения. Она вежливо приветствует всех, кто узнает ее, сдержанно отказывается от вина и бесед, пробирается к Марку и, встав напротив, с серьезным выражением лица что-то говорит ему. Даже, черт, хмурится недовольно и жестикулирует, объясняя что-то невероятно важное, а замолкнув, указывает рукой на дверь. Марк будто бы даже теряется, будто бы даже сникает, просит у всех находящихся поблизости прощения и, пожелав всем доброй ночи, вслед за Евгенией покидает тронный зал. Назар выдыхает с облегчением. От Лии это, кажется, не скрывается, но она трактует все по-своему. — Если вы устали, я могу остаться тут до ночи вместо вас, капитан, — говорит она, чуть смутившись, — Обещаю, что буду внимательна. Вы можете положиться на меня. — Не забывай, что ты больше не входишь в состав королевской стражи, — напоминает Назар, заметив, что Лия после его слов сникла, добавляет, — Ты все ещё отличный солдат, но ты теперь маркиза. И охрана не входит в число твоих обязанностей при таком то титуле. — У меня теперь, кажется, вообще нет никаких обязанностей, — вздыхает Лия, — Поэтому мне за радость будет занять себя хоть чем-то, пока я ещё могу позволить себе это. Прошу, капитан, разрешите подменить вас. Я хочу быть полезна. Назар морщится. Ещё одна певчая птичка, запертая клетке, на его голову, что ж такое то. Сначала Марка усадили на трон и заставили подчиниться правилам игры, потом Андрей понес дитя и был отстранён от дел, затем и Идана отравили и оставили без причастности к армии. Теперь ещё и Лия без колчана и стрел чувствует себя бесполезной, а ведь Назар что ее, что других своих солдат научил ненароком ценить свободу. Даже не научил — показал собственным примером, как ее нужно любить. Однажды вкусив ее, потерять уже не захочешь, а они все в той или иной степени лишены ее теперь. И если Марк, Андрей и Идан нашли хоть что-то для себя, Лия ещё не успела. Но вопрос решаем. Чем она там занималась в Нижнем Городе до того, как попала в Легион? Кажется, кисть в руках держала, пока ее не заменил лук. Да, точно, портреты она на заказ писала, причем вполне сносно. Назар даже что-то видел из ее работ, когда она на кусках пергамента угольком выводила лица своих друзей. Он без слов кивает своим мыслям. С этим можно работать. — Подменять меня не нужно, — отвечает он, — Этот балаган сам скоро закончится, как только Мирон наговорится. А дело мы тебе еще найдем, не сомневайся. — Правда? — удивляется Лия, — Какое? Вы опять возьмете меня в Легион? Не подумайте, что я против, капитан, я как раз была бы за. Только дайте сыграть свадьбу, а потом я готова вернуться на службу. — Никакого Легиона, — отрезает Назар, — Хватит с тебя. Нормальным делом займешься, не все же с луком бегать до старости. Да и статус уже не позволит. — Я готова отказаться от ти… — Янсонс. Я сказал нет. Насупившись, Лия молчит, и в ее молчание читается обида вперемешку с досадой. Оно и ясно, не привыкла девчонка сидеть, сложа руки, жаждет тоже быть причастной, чтобы чувствовать себя задействованной. Чувствовать себя полезной. Но много ли пользы будет для нее самой, если она опять вступит в ряды солдат? Крайне маловероятно. И так хромой осталась, уж пусть сбережёт себя для чего-то более чистого и правильного. Для чего-то более безопасного. Но сама ведь не поймет так быстро, до последнего упираться будет, упрямая больно. Назар знает об этом, как никто другой, потому продолжает. — Я не перестану считать тебя одной из своих солдат, — миролюбиво говорит он, что ему совсем несвойственно, — Причем хороших солдат. И не перестану считать себя твоим капитаном. Но ты не должна до конца своих дней быть верна одному только Легиону. Ты молода, теперь ещё и титулована. Скоро ты выйдешь замуж, и твоя жизнь изменится. Постарайся увидеть в этих переменах что-то положительное. Перед тобой открываются новые возможности, воспользуйся этим. Займись тем, к чему у тебя лежит душа, а не тем, чему тебе пришлось выучится. Ты можешь себе это позволить, наконец. — Вы правда так считаете, капитан? — уточняет Лия, — Я в самом деле могу заняться чем-то для себя? — Кто ж тебе запретит, — фыркает Назар, — Ты теперь дворянка, у тебя многим больше прав, чем раньше. Если ты захочешь что-то для себя, что не будет противоречить законам, то вперёд. Его Величество вряд ли будет против, а остальных ты слушать не обязана вовсе. Даже, как бы странно не было говорить об этом, меня. — А ведь и правда, — спустя долгую паузу вновь подаёт голос Лия, — Я как-то не подумала об этом. Знаете, все ещё не покидает ощущение, что мне необходимо всегда держать ухо востро и быть в боевой готовности. Ждать нападения и угрозы. И теперь вроде бы и не нужно же больше, но я… Не договорив, она растерянно улыбается, будто не знает, как объяснить то, о чем думает. Назар мягко усмехается. Он как раз понимает прекрасно все то, что она старается донести. Вечная попытка выжить, при которой приходится забыть о том, как можно жить. Просто жить, не играя со смертью и опасностью наперегонки, просто жить и не жалеть ни о чем. Они так не могут. Назар, потому что не умел никогда, Лия, потому что он ее научил. Вынужденно, разумеется. И тогда это было необходимо, но сейчас уже нет. И ей следует это понять, принять и использовать во благо себе. Так будет правильно. — Вот ты где. Рядом с ними внезапно возникает Охра, что тут же протягивает руку Лие и, наклонившись ближе, что-то нашептывает ей на ухо, уводя ее за собой. Она напоследок все же поворачивается к Назару, кивает ему, таким образом отдавая честь, и уходит куда-то вслед за Охрой. Назар однобоко ухмыляется, провожая их взглядом, и возвращает свое внимание к наблюдению за собравшимися, ожидая, пока подойдёт к концу все это безобразие. К счастью, ждать ему долго не проходится. Отсутствие короля отбивает что у придворных, что у темных желание продолжать вечер, потому зал постепенно пустеет. Когда в нем остаётся всего пару эльфов, Назар решает, что теперь уже он точно не нужен, и направляется к выходу из дворца. Он бы с радостью пошел спать, все же ему с рассветом снова в путь, но уже за северными, однако есть ещё, что надо бы сделать. Потому он оказывается на улице, пересекает сад, то и дело озираясь, бесшумно подбирается к нужному окну, которое для него предусмотрительно оставили открытым, и забирается через него в покои. Марк встречает его с Надей на руках. — Закрой, — коротко просит он, качая дочь, — Тебя долго не было. Темные не хотели расходиться? — Их энтузиазму нет предела, — отзывается Назар, закрывая окно, спрашивает, — Ты в порядке? — Можно и так сказать, — уклончиво отвечает Марк, опустившись на кровать, направляет свой взгляд на уже спящую Надю, — Я и подумать не мог, что все это настолько затянется. Нет, я бы с радостью выслушал их всех ещё не раз, но и моим возможностям есть предел. Надя не хотела засыпать в руках няни, да и мне было беспокойно за нее. Не представляю, как мне ее оставить, когда нужно будет ехать в Нижний Город. Взять ее с собой я не смогу, но и отправиться без нее… Не знаю. Даже думать об этом трудно. — Ты не должен ехать в Нижний Город сейчас, — твердо говорит Назар, — Это может быть небезопасно. Неизвестно, как темные отреагируют на казнь Савченко, они могут ещё больше обозлиться на тебя. А если ты ещё и выйдешь к ним, они могут причинить тебе вред. Лучше переждать и отправиться, когда угроза исчезнет. Дай себе времени окрепнуть. Ни к чему рисковать, раз уж можно избежать потерь. Ничего не изменится, если ты заявишься к темным чуть позже. Так даже будет лучше. Марк отвечает не сразу. Он все сидит, вперившись взглядом в лицо Нади, думает о чем-то своем и, когда уже Назар перестает ждать его слов и хочет было перевести тему, вновь подаёт голос. — Я не могу откладывать ещё больше, — безапелляционно заявляет он, — Мы и так потеряли время, и вот чем это обернулось. Я обязан явиться к гражданам Нижнего Города и показать, что король с ними и за них, а не наоборот. Это мой долг. Если я сделаю это сейчас, то они увидят, что я им не враг. И что я не боюсь принять их праведный гнев, а готов решить все проблемы и проявить свое участие, как и полагается королю. Мне придется поехать. Я уверен, что это сейчас необходимо. — Это неразумно, — возражает Назар, — Я не отрицаю, что ты должен съездить, но необязательно отправляться уже сейчас. Пусть все мятежи стихнут, тогда можно будет подумать о визите в Нижний Город. Ты понимаешь, что с тобой могут что-то сделать? Разумеется, с тобой будут солдаты и охрана, но это не гарантия того, что ты точно останешься цел. Марк, не нужно играть в смелого дурака. Дай нам с Федором усмирить граждан и вывести армию, а потом уже выходи к народу. Так будет лучше для всех. — Вам не придется усмирять граждан, если я появлюсь перед ними, — твердо говорит Марк, — Они увидят, что я готов восстановить мир и справедливость, и сами сложат оружие. Это облегчит задачу Легиона и Парламента, дело останется за малым — начать восстановление страны. Так что даже не пытайся переубедить меня. Как только пройдет суд, я поеду вместе с темными в Нижний Город. И никто не посмеет меня остановить. — Ты хоть понимаешь, что на тебя могут напасть сподвижники Савченко? — Ты сам сказал, что со мной будут солдаты. Если это будут твои солдаты, то беспокоиться мне не о чем. Сжав челюсти, Назар со свистом втягивает воздух. Несносный мальчишка, чего же ему не сидится на жопе ровно? Зачем он так рвется в эпицентр шторма и не хочет переждать? Понятно, что рано или поздно ему придется выйти к своему народу, но можно ведь отложить. Ненадолго, хотя бы до того момента, как буря немного стихнет и риск погибнуть от стрел обезумевших темных станет в разы меньше. Нет же, ему вот надо сейчас, будто не хватает иных забот. О которых Назар и напоминает. — А Надю ты на кого собрался оставить? — спрашивает он, — Взять ее с собой ты не сможешь, да и я не позволю тебе. К тому же если поедешь ты, придется ехать и мне. Как глава Легиона я буду обязан сопроводить тебя, потому что твоя безопасность — моя задача. — Ты не обязан ехать со мной, — пожимает плечами Марк, — Останешься в Пальмире, разберёшься с делами тут. В Нижнем Городе будут Федор и Дарио, они, я думаю, тоже смогут обеспечить мне безопасность. А ты сможешь приглядеть за Надей. К тому же при дворе будут Андрей, Евгения и Идан. Им я тоже могу довериться. — Никто в здравом уме не отпустит тебя в Нижний Город без сопровождения. — Я намерен отправиться с темными. — С ними я не отпущу тебя тем более. Либо со мной, либо не едешь вовсе. Уже замолкнув, Назар понимает, что прозвучало это странно. С каких пор он вообще диктует правила, и не абы кому, а королю, которому обязан и клялся служить до последнего вздоха? Ещё и запрещает что-то, надо же. Хотя ясно ведь, как день, что в отличии от этого самого короля мыслит разумно. Да и капитанское прошлое не забыть так просто, в былые времена Назар отдавал приказы, а не исполнял. И он вовсе не намерен пихать палки в колеса или мешать делать дела, но намерен выдвигать требования. Он не доверяет темным, потому не отпустит Марка с ними в Нижний Город без сопровождения проверенных эльфов, а поскольку такие нынче в дефиците, возьмёт эту задачу на себя. Потому что знает: другие могут не углядеть. А потерь было достаточно, нечего допускать новые. Тем более такие. Марк уже было открывает рот, чтобы что-то сказать, но Надя в его руках принимается копошиться, а затем и вовсе хныкать. Проходит всего несколько секунд, как она вдруг начинает плакать, не внимая попыткам успокоить себя. — Ну что такое? — ласково спрашивает ее Марк, поднимаясь на ноги, делает пару шагов вперёд, — Только же уснула. Он все воркует над ней, силясь усмирить внезапный плач, качает и ходит из стороны в сторону. Назар наблюдает за ними устало, опускается даже не на стул, а на пол, припав спиной к ножке стола, и с нажимом трёт лицо. Он ведь вообще не за тем пришел, ему бы просто доложить, что так и так, есть некоторые рычаги давления на Влади, попросить за Несатого, чтобы отпустили его и отправили с миром домой, а затем уйти к себе и хоть немного поспать, но нет. Все не по плану. Все не так, как надо. А как, черт, надо? Назар правда давно уже ничего не хочет так сильно, как хоть какого-то покоя для всех, кого клялся защищать и беречь, но тот даже не снится, не говоря уже о том, что не приближается особо. И Марк наверняка хочет того же, однако берет на себя слишком много, не понимая будто, что торопиться нельзя. Результатов быстрых ждать глупо, все будет, но постепенно, потому нет необходимости уже сейчас ехать в Нижний Город, где поломанные войной темные в приливе не самых нежных чувств могут и накинуться на своего короля, как стая бродячих псов. Костей ведь даже не оставят, не из-за злобы, а из-за отчаяния и страха. Марк же уже проходил через это. Почему тогда он намеревается, говоря прямо, сглупить? Что им движет? Назар не знает. И впечатление такое, будто не докопается до сути. Точно не сегодня. — Она не голодна? — уточняет он, отняв ладони от лица, когда спустя несколько минут плач так и не стихает, — Ее кормили? — Буквально до моего прихода, — отзывается Марк, хмурится и вздыхает, прикрыв глаза, — Кажется, даже уже сейчас я не справляюсь. Я и правда беру на себя больше, чем могу вынести. Назару будто обухом по голове прилетает. Только не хватало, чтобы Марк начал сомневаться, это точно к добру не приведет. Раз он задумал постепенно прибрать власть к своим рукам, пусть так оно и будет, нечего сворачивать с намеченного маршрута. И нечего давать страхам и тревогам брать вверх, в противном случае он так и останется пешкой в руках Парламента, темных и, Творец знает, кого ещё. Нет уж, Назар не позволит ему сдаться так быстро. Поступать опрометчиво не позволит тоже, заставит все же услышать себя, но не сейчас. Сейчас есть кое-что поважнее. Он встаёт, подходит ближе и, бросив колчан и лук на пол, протягивает руки. Марк удивленно вскидывает брови. — Ты хочешь взять ее? — У тебя она уже вряд ли уснет, — пожимает плечами Назар, забирая дочь себе, перехватывает ее удобнее, лишь бы не уронить, — Да и ты явно устал. Дай себе отдохнуть. Срабатывает закон подлости. Надя, оказавшись в других руках, внезапно замолкает, смотрит заплаканными глазами на обладателя этих самых рук, распахивает свой беззубый рот и издает довольный звук. Марк поджимает губы, силясь скрыть улыбку. — Вот так, значит, — вздыхает он, — Ясно все. Меня ты всерьез не воспринимаешь. Душа моя, а я ведь носил тебя под сердцем девять месяцев, пока твой отец пропадал невесть где. И вот такая твоя благодарность? — Она просто знает, чью сторону лучше принять, — усмехается Назар. Будто подтверждая его слова, Надя невероятным образом вытаскивает свою крохотную руку из-под ткани, в которую завернута, взмахивает ею в воздухе и хватает Назара за протянутый в ее сторону палец. Тот позволяет себе непрочную улыбку. — Стоило ли мне так мучаться, если она любит тебя больше, чем меня? — тихо смеётся Марк, опускаясь обратно на край кровати, вытягивает ноги вперёд, попутно развязывая ворот рубахи, — Вот и доказательство того, что тебе будет лучше остаться в Пальмире. Скучать вам без меня явно не придется. Проглотив все возражения, Назар садится рядом, пока Надя с любопытством изучает его палец, и ничего не спешит сказать. Он уже жалеет, что вообще завел разговор на эту тему. Все же ему стоило подумать, прежде чем обсуждать такие вещи после долгого и тяжелого дня. Марк явно измотан, очевидно, что все эти встречи дались ему непросто, и голову его теперь терзают сотни мыслей. Пускай отдохнет, наберется сил, хоть немного придет в себя, и тогда уже можно будет вновь переговорить касательно всего, что необходимо сделать. Но точно не сегодня. Сегодня только то, что действительно нуждается в скором решении. — Я узнал кое-что насчёт Влади, — объявляет Назар, покачивая Надю одной рукой, — У его брата, Михаила, есть дочь. Она страдает от какой-то странной болезни, но насколько я понял, помощи от целителей она так и не получила. К тому же Михаил держит посудную лавку, но дела идут плохо. Если ты предложишь Влади свое содействие, то он наверняка согласится дать разрешение на проведение обряда. Вряд ли он будет столь непреклонен после того, как господин Незборецкий попытается вылечить его племянницу. — Умно, — хмыкает Марк, — Если именно господин Незборецкий поможет его племяннице, то он точно не будет против. Спасибо. Я переговорю с ним завтра. — Есть ещё кое-что, — говорит Назар, не поднимая взгляда, — Помнишь Арсения Несатого? Тот темный, которого я схватил на пути в Дениру. Его жена здесь. Ее зовут Анна Несатая, в девичестве Пурцен. Она прибыла из Нижнего Города, чтобы просить помиловать ее мужа. Сегодня возле переговорной она умоляла меня сохранить ему жизнь и не казнить его. Я обещал ей, что поговорю с тобой, а ты уже примешь окончательное решение. Конечно, последнее слово за тобой, и никто не посмеет возразить тебе, но я бы советовал отпустить Несатого. Его преступления не столь страшны, чтобы приговаривать его к тюрьме. К тому же у него есть сын. — Он пытался напасть на тебя, — вспоминает Марк, — И, если я не ошибаюсь, убил несколько солдат. Мне казалось, что этого достаточно, чтобы оказаться в темнице на ближайшие десять лет. — Достаточно. Но ты имеешь право помиловать его. Ты ведь сам сказал, что всех, кто сложит оружие, ты не станешь наказывать. — Речь не шла о тех, кто хотел убить отца моего ребенка. — За меня мстить не надо, — беззлобно усмехается Назар, — И наказывать тоже. Арсений сам прекрасно понимает, какую ошибку совершил. Он мне так и сказал. Он признался во всем, лишь потому что это гарантировало ему сохранение жизни. Я не прошу тебя принимать неугодное тебе решение, но если я имею право голоса, то я бы советовал отпустить его. Он не так уж и опасен, чтобы его свобода стала риском для тебя или кого-то ещё. Да и сын его ни в чем невиновен, чтобы расти без отца. Ровно как и его жена не сделала ничего такого, чтобы остаться вдовой. Подумай об этом. Нахмурившись, Марк кидает беглый взгляд на Надю, и в его глазах читается понимание. Возможно, он размышляет над тем, каково было бы ей остаться сиротой, или о том, что было бы с ним самим, если бы ее второго отца убили во время войны. Мало ли, какие мысли его посещают, однако выражение его лица смягчается, избавляется от строгости. Марк кивает. — Если ты считаешь, что Несатый заслуживает помилования, я отпущу его в Нижний Город вместе с темными, — говорит он, — И сам отправлюсь вместе с ними. Чем быстрее мятежники сложат оружие, тем лучше для них самих. — Не торопи события, — вздыхает Назар. У него есть тысячи слов, чтобы доказать, почему заявляться в Нижний Город в сложившейся ситуации неразумно, но он помалкивает, решая обсудить данный вопрос позже. Вместо этого спрашивает, — Как ты себя чувствуешь? Ты выглядишь уставшим. — Не хуже, чем когда ты гонял меня по лесу так, что язык на плече валялся, — усмехается Марк, снимая с себя рубаху, метко бросает ее на стул, — Это утомление не стоит считать серьезным. По словам Евгении я скоро восстановлюсь, так что нет причин для беспокойств. Андрей уже через две недели был бодр и полон сил. Я моложе него, мне понадобится меньше времени. — Не забывай, что Андрей в разы выносливее тебя. — Я был под твоим командованием несколько лет. Этот опыт куда ценнее и полезнее, чем темная кровь. Едва слышно фыркнув себе под нос, Назар качает головой. Можно посчитать прозвучавшее за комплимент, можно принять услышанное за претензию, но правда не изменится. В рядах солдат Легиона Марк в самом деле приобрел немало качеств, благодаря которым не только выжил, но и научился крепко стоять на ногах. Его все ещё пошатывает из стороны в сторону, то одни, то другие пытаются лишить его равновесия, однако он не преклоняет колено и все равно держит спину прямо, какой бы удар не пришлось принять ею. Он не просто вырос. Он повзрослел. И теперь многое из того, что раньше пугало его, ему по плечу. Прежнего Марка нет. Куда он делся, неизвестно, но новый намерен стать полноправным правителем своей страны. Не исключено, что у него получится. Упрямство всегда было его вторым именем. Назар собирается было спросить вскользь о деталях завтрашней встречи с северными, но так ничего и не говорит. Он впадает в ступор от того, что Надя, высвободив обе руки из-под пеленки, хватает ими его палец и тащит его себе в рот. Марк, заметив это, тихо смеётся. — Это рефлекс, — объясняет он, успокоившись, — Давай ее мне. Надю подобное не устраивает, едва оказавшись в уже других руках, она вновь кривит нос, намереваясь расплакаться, и Марк, растерявшись, вскидывает на Назара недоуменный взгляд. Тот пожимает плечами. — У меня ей нравится больше, — говорит он, забирая дочь обратно себе. В ту же секунду она прекращает выражать недовольство и затихает, возвращая свое внимание к его пальцу, — Отдохни. Я уложу ее и уйду. — Тебе отбывать скоро, — роняет Марк невпопад, — Можешь остаться и утром уйти. Все равно никто из слуг не заявится раньше времени. — А если все же заявится? — Помнится, под кроватью тебе было не так уж и плохо. Вспышка едва ощутимого раздражения чуть не вынуждает Назара съязвить в ответ, но он сдерживает свой порыв и вновь пожимает плечами. Ему, надо быть честным, плевать, где коротать ночь. Здесь или в своих покоях, никакой разницы, раз уж и спать осталось всего ничего. Вот только он понимает важное: пора прекращать. По той простой причине, что рано или поздно Марк, как и сказал сам, должен будет связать себя узами брака, и на этот раз свадьбу сорвать не получится, потому что она будет если не желанна, то необходима и устроена по доброй воле. Это значит, что у короля появится законный муж, который и станет отцом его будущих детей. Он и будет заявляться сюда, и никто, помимо него, не посмеет больше входить в эти покои с подобными намерениями. Назара это не злит и не расстраивает. Он знает, как устроен мир, и не просит ни о чем, поскольку не имеет на это никаких прав. Ему отчасти лишь жаль, что Марку придется подпустить к себе кого-то стороннего, но тот сам выразил если не готовность, то стремление. Значит, он должен осознавать, какая на нем будет лежать ответственность, и не позволять себе опрометчивых поступков. Прелюбодеяний и измен в первую очередь. Потому следует уже сейчас пресекать близость, пресекать все то, что они оба когда-то допустили. Отдаляться шаг за шагом и возвращаться к истокам. Становиться теми, кем были прежде — главой Легиона и королем. Без дополнительных, крайне опасных ролей. Без той связи, что была раньше. Так будет правильно. И Назар готов отстраниться, чтобы не навредить и не вызвать никаких подозрений. Ему не хочется создавать проблем, он и не станет. Как и соглашаться на статус фаворита, если вдруг Марк предложит, потому что это как минимум глупо. Это слишком безрассудно и порочно даже для Назара. Он не прочь быть союзником, исполнителем приказов, где-то, возможно, наставником и верным слугой. Но точно не любовником. Марк не должен погрязнуть во грехе ещё больше. Марк не должен даже допускать подобную мысль. Как только он выберет мужа, все пути назад будут отрезаны. Назар сам их перекроет. Не жестокость, не равнодушие, не бесчувствие. Так нужно, только и всего. Не исключено, что для Марка это будет сложно. Не исключено, что его это не устроит. Но от правды не сбежать — законный супруг предполагает следование этим самым законам вне зависимости от того, хотят они так или нет. Их мнение не будет иметь важности, а их выбор будет иметь последствия. С ними Марку и придется столкнуться, их ему и придется принять. Чем раньше, тем лучше. Для него самого в первую очередь. Назар понимает, что начать нужно будет ему. Что ему нужно будет уйти первым и больше не возвращаться в качестве того, кем он приходил сюда на протяжении какого-то времени. Потому что сам Марк сможет вряд ли. Возможно, он и о свадьбе с кем-то из темных говорит уже сейчас лишь по той причине, что таким образом пытается безмолвно попросить Назара сделать первый шаг. Попросить Назара отступить, прекратить все, остановить. Потому что сам Марк этого очевидно не хочет. Он не готов прощаться с тем, что стало для него привычным, понятным и спокойным, он не находит в себе сил закончить даже сейчас, предлагая остаться и понимая при этом, что скоро допускать подобное будет нельзя. Он без слов говорит: «это должен сделать ты». И Назар сделает. Ему все же многим проще, да и сожалеть он будет вряд ли. Он уже не умеет по-другому. Он не знает той жизни, где не было потерь. Но все и всегда переживал. Переживет и на этот раз. Но не сегодня. Пока ещё время есть. Пусть у Марка будет возможность собраться духом и принять неутешительный для него расклад. Пусть у него будет возможность ещё немного подержаться за свою свободу, которой он обязательно лишится в дальнейшем. По доброй воле. По закону. — Я останусь, — решает Назар. Он не клянётся себе, что никогда больше, но даёт обещание — прекратит, как только понадобится. Поступит так, как должен, — А ты ложись. Завтра будет сложный день. Марк ему ничего не отвечает, он неспешно переодевается в ночную сорочку, целует Надю в лоб и укладывается в кровать. Назар ещё какое-то время качает дочь, пока она окончательно не засыпает, прячет обе ее руки под пеленку и кладёт ее в люльку, после чего тушит свет в покоях. Он все ещё может уйти, ничего ему не мешает выбраться на улицу и отправиться к себе. Но он остаётся, потому что обещал, снимает рубаху с сапогами и ложится рядом с Марком, никак его не касаясь. Тот сквозь сон чувствует чье-то вторжение, подползает ближе и устраивается под боком. Назар устало прикрывает глаза. То, что его обнимают одной рукой за живот, он чувствует прекрасно даже сквозь завесу полудремы, но ничего не предпринимает и позволяет этому просто быть хотя бы в эту ночь.