Без права на отказ

А, может, это Назар идиот, выживший лишь благодаря удаче, может, в Парламенте сидят глупцы, что, управляя целой страной, не могут решить её проблемы, может, Легион умеет действовать только через силу. Может, они все ненормальные и недалекие, воспитанные жестокостью и болью, и иного, кроме как сеять хаос и страдания, им не дано. Может, они все и не сложили головы потому лишь только, что среди них всегда был тот, что нес свет. Назар не знает. Назар раньше даже не думал об этом. Но Назар смотрит на Марка, ожидающего ответа на свои слова, и ловит себя на мысли, что зря король их лишён власти. Может, так было бы даже лучше, если бы он волен был что-то решать. — Я правильно понимаю, что вы, Ваше Величество, в качестве свадебного подарка хотите получить часть наших земель на юге? — чуть неверяще уточняет Хинтер, — Почти двенадцать тысяч ярдов, если судить по вашим… Предпочтениям. — Это проблема? — вопросом на вопрос отвечает Марк, поднося бокал к губам, — Мне казалось, что двенадцать тысяч ярдов в качестве свадебного подарка для короля — сущий пустяк. Вы так не считаете? — Мы говорим о землях, принадлежащих нашим гражданам, — напоминает Хинтер, — Дворянам, между прочим. Предоставлять их в качестве подарка нам кажется как минимум неразумным. Может, вы рассмотрите другие варианты? Мы готовы предложить вам земли у моря, даже больше, чем двенадцать тысяч ярдов. Марк отпивает воды (от вина он почему-то отказался), ставит свой бокал на стол и, чуть нахмурившись, качает головой. — Вы выдвигаете предложение так, будто вас не интересует предстоящая свадьба, — говорит он со скукой в голосе, — Как меня не интересуют земли у моря. Я ведь не прошу ваших дворян покидать свои дома и переселяться. Я всего лишь прошу сделать их подданными Верхнего Города, а земли предоставить в качестве свадебного подарка. Неужели вы не можете выполнить это? Хинтер поджимает губы, и Назар едва сдерживается, чтобы не улыбнуться. Марк, несносный мальчишка, играет на нервах северных и диктует условия, которые выполнять они не хотят по понятным причинам. Он ведь знает прекрасно, что последует отказ, но продолжает гнуть свою линию уже битый час. Даже Мирон, вечно пытающийся в дипломатию, помалкивает пока и наблюдает за происходящим. И чем все закончится, действительно интересно, потому что какой бы не был ответ Хинтера, итог почти ясен. Без того тонкий лёд надломится. — Разумеется, нас интересует свадьба, Ваше Величество, — он кидает на Марка холодный взгляд, продолжает, — Но изначально Парламент не выдвигал подобных условий, потому мы не можем выполнить их так просто. Вы просите в подарок часть тех земель, что издревле принадлежат северным эльфам. Вам не кажется, что это несколько завышенное требование? — Почему же? — удивляется Марк. Выглядит он настолько невинно, что Назар на секунду даже верит в эту святую простоту, — Я ведь прошу об этих землях не от лица Парламента, я прошу их лично для себя. Кири… Господин Незборецкий говорил, что там хороший воздух и прекрасные места для охоты. И я не собираюсь выгонять местных жителей или просить их покидать свои дома, увольте. Я просто хочу что-то для себя. — Вы понимаете, о чем вообще идёт речь? — Разумеется. А вы? — Давайте обсудим данный вопрос чуть позже, — наконец, подаёт голос Мирон, дав Марку вдоволь поиграть с терпением Хинтера, — Не думаю, что свадебный подарок для Его Величества станет такой уж большой проблемой. Мы ведь все понимаем, что наш союз так или иначе будет закреплён. Детали имеют меньшее значение. — В деталях кроется Дьявол, — многозначительно тянет Хинтер, не спуская глаз с Марка, выдерживает паузу и добавляет, — Впрочем, я с вами согласен. Это не тот вопрос, который мы не сможем решить совместными усилиями. — Усилия стоит приложить в первую очередь вам, — мягко усмехается Марк, — И тогда никаких проблем не возникнет точно. Хинтер награждает его ещё одним взглядом, острым и резким, едва заметно сжимает кулаки под столом. Пусть только попробует сейчас что-то сделать Марку, обнаружит между глаз стрелу, тут же думает Назар, готовый мгновенно выпустить ее из лука. Но Хинтер, будто чувствуя что-то, принимает безучастное выражение лица и кивает. — Конечно, Ваше Величество. Мы обязательно решим этот вопрос. Нам ведь всем выгоден этот союз. — Рад, что вы это понимаете, — Марк улыбается, и, встав со своего места, поднимает ладонь в воздухе, — Нет-нет, сидите. Я отнял у вас достаточно времени, мне уже пора. Доброго дня. Договорив, он в сопровождении стражи выходит из переговорной, Назар же смотрит ему вслед и качает головой. Они бродят над пропастью, ведя игру подобным образом, и обязательно случится что-то, что и станет переломным моментом. У чего обязательно будут последствия, с которыми разбираться придется скорее всего Легиону, ведь Хинтер не оставит это просто так. Пока ещё все довольно безобидно, да и Мирон с лёгкостью сгладит все острые углы, но подойдёт к концу срок траура, прекратятся все эти выходки Марка, и они вернутся в тому, с чего начинали. К негласному противостоянию с северными и нежеланию подпускать их близко к трону, при условии зависимости от них и их ресурсов. Назар чувствует, что достаточно искры огня, чтобы вспыхнуло пламя, но пока ещё не может сказать наверняка, что именно это будет. Скорее всего отказ в свадьбе и дитя, которое Марк будет носить под сердцем. Если уже не носит. — У Его Величества странные представления о свадебных дарах, — привлекает к себе внимание Хинтер, постукивая пальцем по столу, — По древним обычаям даже королевским особам чаще всего преподносят драгоценные металлы, камни и ткани. Конечно, земли тоже, но в таких случаях речь идёт о поместьях и замках, но никак не о том, о чем просит Его Величество. Может, кто-то объяснит мне, почему он выдвигает подобные условия? — Его Величество таким образом просто желает увидеть ценность нашего с вами союза, — осторожно отвечает Мирон, — Для него важно понимать, что планируемая свадьба станет точкой отсчёта многолетнего содружества с северными эльфами. Что мы все будем действовать во благо народа и династии. Потому Его Величество просит о таком… Подношении. Оно даст ему уверенность в том, что страна будет жить и процветать ещё долгие годы. — А помощи в период военных действий и поставок зерна Его Величеству недостаточно для приобретения уверенности? — уточняет Хинтер, — Разве этого мало? — Мы ни в коем случае не отрицаем ваших заслуг, — подключается к разговору Мамай, — И ни в коем случае не станем пренебрегать обязательствами перед вами за все ваши благодеяния. Но и так просто убедить Его Величество изменить требования мы не сможем, поскольку он имеет право просить о подобном подношении в честь предстоящей свадьбы. Видите ли, по законам Верхнего Города любому члену королевской семьи должен быть представлен дар не только в виде драгоценных металлов и камней, но и земель в том числе. Каких именно, не уточняется, но в количестве не менее десяти тысяч ярдов. И Его Величество может сам выбрать, что это будут за земли. — Мы можем предложить Его Величеству сорок тысяч ярдов у моря, — объявляет Хинтер, — Если этого ему покажется недостаточно, то в довесок мы можем предоставить ещё столько же на границе с Янорой. Раз уж законы Верхнего Города требуют того, то мы ни в коем случае не станем их нарушать. Народ северных эльфов умеет держать свое слово. Мирон бегло переглядывается с Мамаем и Охрой, затем с Назаром, одними глазами даёт всем знак молчать и, растянув губы в дежурной улыбке, соглашается. — Думаю, Его Величество обязательно рассмотрит такой вариант, — говорит он, — Наш король тоже умеет выполнять данные им обещания. Лишь спустя ещё полчаса Назар, наконец, покидает дворец и возвращается в штаб. По пути он гоняет в голове мысли, что никак не хотят оставить его в покое. До окончания срока траура осталось чуть меньше двух недель, после на всю страну должно быть объявлено о свадьбе, состояться которой, как ни крути, нельзя. К тому же времени Марк уже должен ждать ребенка, а Старейшины узнать об этом, чтобы запретить заключить обет, только вот совсем неясно, что делать дальше. По словам Мирона тех поставок зерна, что уже были произведены, хватит максимум на месяц, Нижний Город сможет начать делать их только через три, и выпадающие два во всех этих расчетах могут стать и станут решающими. Голод — страшное оружие, страшнее меча и стрел. Он может сподвигнуть народ на всякое, северные запросто воспользуются нестабильной обстановкой и извлекут из нее свою выгоду. Разумеется, Легион вмешается, но возможности его сильно ограничены и подавить беспорядки у него так просто не выйдет. Конфликт с Хинтером неизбежен, это было понятно давно, только вот сейчас нужен план, как его решить. Повод для отказа есть — нет способов предотвращения последствий. Назар знает один-единственный, которым живёт много лет, однако что-то ему подсказывает, что никому он не понравится. Да и кто вообще захочет вновь ввязываться в войну, едва придя в себя после предыдущей? Он сам то не хочет, но понимает, что вариантов не слишком много. Грубая сила — это то, что эффективнее всех дипломатических подходов и попыток в договоренности. Грубая сила — это то, благодаря чему они все ещё живы. И то, что Марк не одобрит однозначно. Но что ему, возможно, придется принять, если он не хочет оказаться однажды на месте своего отца. Тренировка проходит довольно уныло, Назар даже, поверить только, утомляется гонять новобранцев. Он отпускает их пораньше, понимая, что большего не добьется, и уходит в свою комнату. Назойливое беспокойство не отпускает, и это начинает дико раздражать, потому что вместе с ним возникают все новые и новые предположения. Хинтер обязательно попытается избавиться от Марка. А если не от него самого, то от его дитя, чтобы добиться всё-таки свадьбы, чтобы позже посадить на трон того, в чьих жилах будет течь кровь северных эльфов. Ему нужна власть, и он ее получит, если все будет так, как он хочет. Чертова засуха развязала ему руки, и если бы не было проблем с зерном, Назар лично бы отсек ему голову. Дело не в жестокости или желании вновь стать убийцей, вовсе нет. Дело лишь в том, что греть змею на груди неразумно, а в том, что Хинтер обязательно выпустит зубы, нет никаких сомнений. Даже если Марк заключит обет с Незборецким или кем-то ещё, этого не хватит, чтобы утолить жажду. Это станет только началом, и что будет после, большой вопрос, на который у Назара нет определенного ответа. У него есть только некоторый опыт, и этот самый опыт подсказывает ему, что необходимо бить на опережение. Необходимо быть на шаг впереди, ведь только так и выигрываются войны. Только так и остаются с щитом, а не на щите. Потому, возможно, будет логично уже сейчас предупредить всякую угрозу и вновь ступить на путь крови. Это для Назара привычно, это он умеет, потому не будет против сам возглавить армию. Если ему позволят созвать обратно хотя бы часть тех солдат, что были в его отряде, он вполне справится с поставленной задачей. Но нужно получить разрешение от Парламента и согласие Его Величества. На Старейшин плевать — с ними договорится Мирон. А с северными разберется Легион. Вот же он — тот самый план, осознает Назар. И незачем было заставлять Марка принимать решение, к которому он не был готов, чтобы избежать свадьбы. Ещё не поздно поменять вектор развития событий, нужно просто в срочном порядке поговорить с Мироном и начать подготовку к наступлению на чужие земли. Это не будет освобождением, это будет захватом, но на подобные тонкости Назару, мягко говоря, плевать. Важна цель, а она такая, что оправдывает всякие средства. И эти оправдает тоже. С этими мыслями он возвращается во дворец и мчится в покои Мирона, но не доходит, натыкается на Марка. В этот раз, на удивление, без сопровождения Незборецкого. — Оставьте нас, — коротко велит он страже, и та послушно отступает в тень, — Капитан, с вами все в порядке? — Более чем, — кивает Назар, вновь забыв о поклоне, — Прошу прощения, Ваше Величество, я несколько спешу. Позволите покинуть вас? — Пока не объясните, в чем дело, нет, — отрезает Марк, добавляет тише, — У вас такое выражение лица, будто что-то произошло. Что-то произошло? Да. Определенно точно да, но Назар не хочет объяснять. Назар не хочет признавать, что его идея была глупой и рискованной, не хочет признавать, что они с Мироном чуть не допустили ошибку. Дитя под сердцем короля не решило бы проблему и даже не отсрочило бы последствия, и они все должны были понять это ещё после случая в Шаригане. Они должны были в ту же секунду собрать все силы и броситься к землям северных, а не играть в дипломатов. Бесчестно? Само собой, черт, но таков их мир. И притворяться, будто не по их вине, бессмысленно. Назару не следовало, однако он позволил себе это, и теперь обязан исправить все. Пока ещё не поздно. Пока ещё можно все решить привычными методами. — Капитан? — Марк делает шаг навстречу, хмурится, — Что… Он не успевает договорить, в конце коридора разносится грохот. Назар даже головы не поворачивает, не пугается, само собой, но замечает то, что выбивает землю из-под ног. Марк, вздрогнув, кладёт руку на свой живот в защитном жесте, слегка сжимает между пальцев ткань рубахи и тут же одергивает ладонь. Назар все понимает в ту же секунду. Опоздал. Он не трус. Он никогда им не был, и если возникала необходимость, был готов лезть в пекло, чтобы вытащить из него других. Он не делал невозможные вещи, но порою выходил за пределы своих возможностей и даже оставался цел. Он превозмогал собственные слабости и страхи до тех пор, пока они не исчезли. Но сейчас. Именно сейчас Назар не справляется, когда осознание о содеянном надвигается на него подобно огромной волне. Это не страх — это вина, и от нее некуда деться. Потому что Марк больше не пытается ничего сказать, смотрит в упор и ждёт реакции, догадавшись, должно быть, что не смог скрыть все. Смотрит и просит безмолвно — «скажи хоть что-то». Назар сжимает кулаки. Ему нечего сказать, кроме одного, неуместного и несвоевременного. «Прости». Он забывает о поклоне, забывает о словах, о страже, о придворных, что могут его увидеть. Он проходит мимо застывшего Марка, добегает до покоев Мирона и без стука заходит внутрь. Обнаруживает того за столом одного. — Назар? Что ты тут делаешь? — Собирайся, — коротко бросает вслух Назар, вовремя вернув себе самообладание. Здесь небезопасно что-либо обсуждать, — Есть разговор. — Что-то срочное? — уточняет Мирон, поднимаясь со своего места, — Это связано с Легионом? — Пока ещё нет. Но вскоре, возможно, будет.

***

Если у Назара спросить, кого он считает превосходным стратегом, он без раздумий назовет имя Федора и не будет сомневаться в правильности своего убеждения. Только загвоздка — речь будет идти вовсе не о закулисных играх, а о военных схемах и решениях, принимаемых на фронте. Если у Назара спросить, кого он считает старым лисом, нуждающимся в профилактической беседе, что проводятся на постоянной основе с новобранцами в Легионе, он выберет Мирона. И снова сделает это без сомнений. — Когда ты собирался рассказать? — спрашивает он, едва сдерживая порыв придушить своего собеседника, — Ты вообще собирался рассказать мне об этом? — Чуть позже, — уклончиво отвечает Мирон, — Но не потому что я не доверяю тебе. Просто я не был уверен, что все получится, потому не торопился ставить тебя в известность. Не беспокойся, я бы обязательно сделал это в ближайшее время, но ты как всегда оказался быстрее. — И слава Творцу, — цедит сквозь зубы Назар, — Иначе бы все это обернулось бедой. Мирон пожимает плечами, растягивая губы в непрочной улыбке, и смахивает со своих штанов невидимую пыль. Назар же наблюдает за ним и прикрывает глаза, ощущая странную слабость во всем теле. Это облегчение на фоне новостей и исчезновения бесполезных беспокойств. Это временное успокоение на фоне отступления постоянных тревог. Серые эльфы. Все забыли о серых эльфах, а те сами дали о себе знать, когда узнали о ситуации с зерном. Они в привычной манере не поддержали военную кампанию, но и не выступили против, воздержались от всякого участия, не желая проливать кровь своего народа, и осуждать их за этого никто не стал. Никто и не осуждал их, все давно уже приняли, что они всегда остаются в стороне и держатся особняком, но все почему-то ещё и решили, что они лишены милосердия. Оказалось, что это не так. Оказалось, что достаточно просто на взаимовыгодных условиях заключить договор, и все станет намного проще, чем кажется. Пока Назар и Марк искренне полагали, что своим грехопадением выигрывают отсрочку, Мирон зря времени не терял. Он не только контролировал, как идут дела в Нижнем Городе, он ещё и связался с Вакуленко, чтобы просто уточнить, не имеется ли у серых запасов зерна, которое они готовы поставлять взамен на иные ресурсы. И, да, выяснилось, что они могут помочь, но первая поставка произойдет не раньше, чем через месяц, ведь перевозка груза через море — дело не самое простое. Взамен Вакуленко попросил не больше, не меньше пару рудников на границе с Родариком. Приемлемые условия. Взаимовыгодное сотрудничество. Мирон снова обвел всех вокруг пальца. Даже тех, с кем плывет в одной лодке. — Пока что мы будем придерживаться прежнего плана действий, — говорит он, нарушая молчание, — Будем готовиться к свадьбе и принимать поставки от северных. Чуть позже объявим о том, что Марк ждёт дитя, и разорвем союз с Хинтером. Того, что он успеет развести по всей стране, хватит как раз до тех пор, пока серые не доберутся до Родарика. Позднее, думаю, Нижний Город сможет помочь нам. Мы сможем выйти из этой ситуации без больших потерь. — Но зачем? — спрашивает Назар, — Зачем мы заставили Марка зачать дитя, если можно было обойтись без таких жертв? — Нам нужен был повод для отказа Хинтеру, — просто отвечает Мирон, и словами своими он вновь вызывает желание распустить руки, но добавляет тут же, — К тому же это не жертва, а оберег. Если ты думаешь, что северные единственные, кто пожелает подобраться к престолу, то ты глубоко ошибаешься. Король, не имеющий возможности пойти под венец, наш козырь. Мы запросто откажем всем, кто захочет связать себя узами брака с Марком. Я пока не знаю, как поведут себя серые в дальнейшем, но дитя в любом случае обезопасит Его Величество на какой-то срок. Что бы ты не думал, я не только забочусь о стране и народе, но и о Марке тоже, даже если со стороны кажется иначе. Усилием воли Назар заставляет себя сидеть смирно и не применять физическую силу. Он то считал, что он не обманывает Марка, он то считал, что он делает так, чтобы обошлось без потерь для всех, а оказалось, что он просто лгал. Чего не позволял себе никогда, но что допустил по незнанию. И как быть теперь? Как смотреть Марку в глаза, зная, что все это было двойной игрой, в которую их втянули против воли? Назар не знает. Как выясняется, многого. — Марк в курсе, — внезапно объявляет Мирон, — Пару дней назад я рассказал ему, каково наше положение. Он все понял и не высказался против. Так что можешь не переживать, что наш король встанет на дыбы. Мы не используем его. Мы оберегаем его, как можем. — А его условия Хинтеру по поводу свадебного подарка? — уточняет Назар, стараясь никак не выдавать своего шока, — Ты его надоумил? — Нет, это было решение самого Марка, — качает головой Мирон, — Он хотел показать таким образом, что действительно намерен заключить обет с Незборецким. К тому же это была условная проверка, как далеко мы можем зайти. В прошлый раз все закончилось беспорядками в Шаригане, чем закончится сейчас, пока неясно, но в любом случае нам нужно быть готовыми к чему угодно. Если вдруг Хинтер согласится отдать земли, мы быстро включим их в состав наших территорий и присвоим себе. Если нет, ничего страшного. Это всего лишь разведка, не более того. Нам нужно увидеть ответную реакцию и на ее основании составить дальнейший план действий. Метод, выбранный Марком, мне не особо нравится, но пусть будет так. Пока ещё мы ничего не теряем. Назару кажется, что все это цирк, где у него роль урода. Марк в курсе, что серые пришлют зерно, но при этом все равно согласен на план с зачатием ребенка. Зная прекрасно, что он вполне может не делать этого, он все равно сделал и ничего, черт, ничего не сказал Назару о том, что вообще происходит. Либо Мирон настолько запудрил ему мозги, либо он сам сдурел, но итог один. Марк уже ждёт дитя. Вакуленко вскоре отправит свои товарные корабли. Хинтер получит прямой отказ. Мирон, хитрый лис, все это провернул один и удосужился поставить в известность, лишь когда все стало необратимым, а Назар… А что Назар? Его обвели вокруг пальца, как мальчишку и заставили испытать вину (что меньше не стала, но возымела иную причину). И он теперь не знает от слова совсем, а как ему быть и что делать. Раньше с подобным проблем не возникало — есть проблема, надо ее устранить. Есть цель, надо ее достигнуть. Есть задача, надо ее выполнить. А что есть сейчас? Помимо беременного короля, угрозы со стороны Хинтера и игр, что ведёт Мирон. Есть ответственность за свои поступки, понимает Назар. И необходимость взять ее в свои руки целиком, постаравшись при этом никого не прикончить за все эти схемы. — Если Хинтер развяжет мятежи, что мы будем делать? — спрашивает он в первую очередь, — Если он пойдет на нас войной? Будем бить на опережение? — Ни в коем случае, — отвечает Мирон, — Пока северные не нападут, мы не полезем сами. Если вдруг от них начнет исходить угроза или они развяжут конфликт, мы нанесем ответный удар. Разумеется, силами Легиона, но я не думаю, что это проблема. Если мы не будем зависеть от Хинтера, мы сможем позволить себе все, что угодно. Даже закон будет на нашей стороне. — Допустим, — вздыхает Назар, — А если они попытаются причинить вред Его Величеству и ребенку? — Мы отреагируем так, как должны. И накажем всех виновных теми методами, что нам будут доступны. Назар хмыкает себе под нос. Ясно все. Как беременность Марка станет поводом для отказа от свадьбы, так любое покушение на него станет причиной развязать войну и подчинить себе северных. Грязно? Само собой. Но чистые долго не живут и не управляют огромной страной. Чистые не выигрывают — они отправляются на небеса. Только и всего. — Ты ублюдок, — честно и не очень лестно заявляет Назар, — Но я вынужден признать, что ты все хорошо просчитал. Надеюсь, ты ничего не упустил из внимания, иначе это дорого нам обойдётся. — Я сочту это за комплимент, — усмехается Мирон, — А что касательно возможных потерь, так они неизбежны. Но я сделаю все, чтобы снизить их количество. Того же попрошу от тебя. — То есть? — Безопасность, Назар. Твоя главная задача — безопасность Его Величества. А остальное мы решим по ходу дела. И у этого тоже есть двойное дно. Разумеется, когда Назар тащил Мирона к Тимарцеву, чтобы поговорить, он тщательно подбирал слова, однако теперь сомневается, не сболтнул ли лишнего. Не выдал ли себя ненароком, чего делать определенно не стоило. Что он вообще сказал Мирону такого? Выразил опасения и сомнения, предложил уже сейчас избавиться от угрозы в лице северных и поделился, что Марк ждёт дитя. Откуда он об этом узнал, упоминать не стал, как не стал признаваться, что сам принял во всем этом непосредственное участие, но Мирон мог догадаться. Он достаточно умён и хитёр, и хоть не стал уточнять, откуда такая информация, наверняка что-то да понял. Или нет, черт его знает. Спрашивать не хочется. Назар и не станет. — Я тебя услышал, — говорит он, принимая безразличное выражение лица, — Будем работать с тем, что есть. — Во славу народа, Его Величества и Творца, — задумчиво произносит Мирон, — Все под контролем. Главное, не терять его. — Мы давно уже, если ты не заметил. Мирон снисходительно усмехается, но ничего не отвечает и поднимается со своего места, намекая, что разговор подошёл к концу. Назар встаёт следом, не понимая, как будет правильно поступить дальше. Ехать ли во дворец или отравиться в штаб? А если и ехать, то на кой черт? В королевских покоях он больше явно не нужен, так и нечего заявляться туда в лишний раз. Хотя ухо, конечно, лучше держать востро. Мирон считает так же. — Раз уж у нас такие вести, то тебе следует больше времени проводить при дворе, — сообщает он, — Так всем будет спокойнее. — Ты на что-то намекаешь? — Да. На то, что главе Легиона стоит заняться вопросом обеспечения безопасности Его Величества. Назар награждает Мирона тяжёлым взглядом, вновь задумываясь, а точно ли тот ничего не прознал, прищуривается и все же кивает. Не потому что согласен с услышанным. Потому что обещал Марку. А слово, данное королю, нарушать нельзя. Даже если в конечном итоге грош ему цена.

***

Поначалу Назар не понимает, что изменилось. Он прекращает свои ночные визиты, поскольку в них пропадает необходимость, но вовсе не отказывается поддерживать связь с Марком, однако тот сам принимается его избегать и проводить ещё больше времени со своими будущим супругом. Не подходит первый, не заводит разговор, не удостаивает даже кивком головы. Делает вид, будто Назара не существует. И тому бы выдохнуть с облегчением, меньше нервов потратит, но он, напротив, тратит больше. Не из-за молчания даже. А из-за того, что чувствует — где-то он крупно ошибся. И это не даёт ему покоя. Только вот и предпринимать он ничего не предпринимает. Он тактически выжидает, зная, что Марк никогда не отличался терпением, и оказывается прав. На третий день избегания Его Величество присылает письмо. «Я жду». И к ночи Назар послушно следует в королевские покои. Входить через дверь теперь уже можно, но он все равно пользуется окном (мнительность или осторожность, не столь важно) и чуть не летит из него, когда Марк внезапно возникает перед ним, сложив руки на груди. Назар хмурится. — В чем дело? — Это ты мне скажи, в чем дело, — цедит сквозь зубы Марк, — Неужели глава Легиона такой трус, что сбежал из-за вестей, которых следовало ожидать? Ты даже не подошёл ни разу. Испугался, да? К чему тогда были все твои обещания? Назар понимает только сейчас — Марк обижен. Обижен на то, что не получил той реакции на новость о ребенке, которую ожидал. Обижен на то, что его оставили с этим всем одного. Возможно, он хотел, чтобы это произошло иначе. Возможно, ему было нужно, чтобы Назар все это время был рядом. Возможно, ему просто страшно. Назар не может сказать наверняка. Но может сделать то, что во всяком случае должен. — Прости, — говорит он, — Я не струсил и не сбежал. И все мои обещания имеют прежнюю силу. Просто я позволил себе… Минутную слабость. Впредь не повторится. — Мне не нужны твои извинения, — упрямо качает головой Марк, — Мне нужно, чтобы ты сдержал свое слово. Я уверен, что Хинтер обязательно попытается сделать что-то со мной и моим дитя, но согласился на ваш с Мироном план, только потому что ты обещал обеспечить моему ребенку защиту. — Раз я дал слово, я его сдержу. Марк недовольно поджимает губы, смотрит с подозрением, внимательно и долго, вздыхает и все же кивает. — Хорошо, — коротко отвечает он, отступая назад, — Я тебе верю. Но попробуй только солгать мне, и я приложу все усилия, чтобы испортить твою жизнь. В угрозе нет ни капли уверенности, нет ни капли серьезности. Назар чувствует и знает это, но все же делает вид, будто принял слова эти во внимание. Ему почему-то до нелепого смешно — кто кому ещё лгал, вот в чем вопрос. Марк хотя бы был в курсе, что Мирон заключил союз с Вакуленко, Назар же был лишён этого знания. Если бы не настоял, так бы и остался в неведении до поры до времени. Впрочем, это не столь важно. Все ведь по-прежнему — Марк все так же самый уязвимый среди них по ряду причин, и обезопасить его необходимо любой ценой. Даже если цена эта будет представлена головой Хинтера. — Как давно ты узнал? — спрашивает Назар. Его не мучал этот вопрос, но любопытство преобладает, — До прибытия северных или после? — После, — отзывается Марк, отвернувшись к столу, — Я никому не говорил. Только тебе. — А Мирон? — Поставлю его в известность чуть позже, я пока… Не хочу. В этом «не хочу» можно найти много всего на самом деле. Не хочу, чтобы все узнали раньше времени. Не хочу отвечать на неуместные вопросы. Не хочу осознавать, что все это всего лишь хитрый план. Не хочу говорить об этом, как о части этого самого хитрого плана. Не хочу в очередной раз понимать, на что обрекаю себя и свое дитя. Не хочу делать свое дитя предметом сплетен и мишенью. Хочу нормально. Но нормально не суждено. Назар вздыхает. Какая ирония — ему под силу обмануть смерть, но он не может дать Марку того, чего он так отчаянно хочет. Не может заверить, что все будет в порядке, может только пообещать, что будет служить верой и правдой, но нужно то совсем не это. Марк желает совсем не этого. Он скрывает свои тревоги и свои радости, и почему-то не возникает сомнений, что он действительно рад ребенку. И он жаждет разделить все это с кем-то. Он надеется, что Назар снова этим кем-то станет. Назар не имеет права согласиться и отказаться не имеет тоже. Но в очередной раз делает то, чего не должен. — Ты был у целителя? — уточняет он, подходя ближе, снимает все же с себя плащ. — Был. — У кого? — У Евгении, — отвечает Марк, и словами своими вызывает облегчение. Евгении можно доверять, она вместе с ними прошла путь из Нижнего Города до Пальмиры. Она своя и никому ничего не скажет, — Она мне и сказала, что мы… Я жду дитя. — Хорошо, — кивает Назар, пытаясь сделать вид, что не заметил оговорки, — Как скоро ты собираешься рассказать остальным? — Думаю, через пару дней. Хочу, чтобы вернулись Дима и Гриша. Назар вновь кивает. Пару дней хранить эту тайну от всех можно, а, может, даже нужно. Мирон пообещал пока ничего не спрашивать у Марка и дождаться, пока тот объявит все сам. Дал очередную отсрочку. Для чего? Да кто бы знал. Назар не знает тоже и не пытается угнаться за ответом. Вместо этого едва заметно улыбается. — Я рад таким вестям, — говорит он, и, наверное, даже не врёт. Он недоволен ситуацией, его не устраивает их положение, и тревоги исчезли не все, но дитя здесь не причём. Дитя заслуживает, чтобы его ждали в этом мире, — Надеюсь, все пройдет как можно безболезненнее для тебя. — Я тоже рад, — неожиданно признается Марк, и от улыбки лицо его вновь становится юным. Не знающим о боли и страданиях, — Я готов к тому, что это будет сложно. Главное, чтобы мне обеспечили защиту до того момента, как мой ребенок появится на свет. Потом можете делать что угодно, но обезопасьте его. И если встанет выбор… Ты знаешь, как нужно поступить. — Что ты имеешь ввиду? Марк неуверенно ведёт плечами, мол не обязан я объяснять, догадайся, не глупый же. Неосознанно опускает руку на живот, и Назар понимает. В случае, если нужно будет решить, чью жизнь сохранить, короля или ребенка, Его Величество просить сделать выбор не в свою пользу. Он уже защищает того, кого ещё даже нет. Назар бы не прочь притвориться, будто все не так, но не может. Ложь здесь не помощник. — Ты уверен? — Уверен, — подтверждает Марк, — И я прошу тебя, потому что другие не выполнят мою просьбу. Я понимаю, что жизнь законного короля в приоритете, но… Назар, пожалуйста. Это впервые, когда он назвал по имени, а не обратился привычным «капитан». Это впервые, когда он не требует, не приказывает, не просит и не молит, а оказывает доверие так, как никогда раньше. Назару нельзя его подвести не только из-за существования долга. А из-за того, что он тоже причастен. Так, как никто другой. Если возникнет какая-то опасность, ему придется объявить себя вторым отцом и дать указание спасать ребенка. Если он этого не сделает, то Мирон выберет Марка по понятным всем причинам. Марк же хочет не этого. Марк снова хочет по-своему и втягивает в это Назара. Существует ли право на отказ? Вполне себе. Но Назар не решается им воспользоваться. И надеется, что проверять, чем все это обернется, не придется. Ни ему, ни кому-либо ещё. — Хорошо, — вздыхает он, — Я тебя услышал. Это не согласие. Но и не ложь. Марк осознает это, если судить по его взгляду, однако не спорит и ничего не доказывает. Наверное, откладывает на потом. Вместо всего делает шаг навстречу. — Спасибо, — тихо говорит он, встав почти вплотную, — Я знал, что ты поможешь мне. И целует. В этот раз с благодарностью, и Назар не может ее принять, но принимает. Утягивает ближе к себе, обнимает за спину, снова обещая удержать от падения, раз уж не смог (да и не пытался же) уберечь от прогулки над пропастью. Касается раскрытой ладонью живота — мимолётно и осторожно — разделяя на двоих то, чем так сильно Марк хочет поделиться. Не лжет, убеждает себя Назар. Лишь частично умалчивает правду во благо. Лишь утешает того, кому сейчас это нужнее. И вновь клянётся самому себе — умрет, но не позволит произойти непоправимому.

***

— У меня есть новости, — объявляет Марк, когда в переговорной остаются только те, кому следует об этом знать уже сейчас, — Я жду дитя. Мирон усердно делает вид, будто удивлен, Мамай бегло переглядывается с Охрой, в то время как Лия (все же ещё сама как дитя) принимается на пару с Гришей крутиться вокруг Его Величества, задавая сотню вопросов в минуту. Дима задумчиво чешет затылок, явно не понимая, радоваться или плакать, Назар же принимает безразличное выражение лица и ждёт, пока поутихнет бунт эмоций. Совершенно случайно он встречается взглядами с Федором, а тот смотрит с лёгким прищуром, будто у него есть некие предположения. На секунду Назара сбивает это с толку, но он умудряется сохранить невозмутимый вид и невыразительно пожать плечами. Не хватало, чтобы кто-то что-то прознал. — Могу я спросить, кто отец? Федор, разумеется, задает самый правильный вопрос. Прицельно точный, конкретный, неуместный. Но Марк, к счастью, не теряется. — Мой будущий муж, — уверенно отвечает он, — Кирилл Незборецкий. Это имеет значение? — Боюсь, что нет, — вздыхает Мирон, — Если это его дитя, то свадьбу придется отменить. Старейшины не разрешат провести обет с ним ни до рождения ребенка, ни после. — Как? — притворно удивляется Марк, — Я думал, что это уже решенный вопрос. Разве есть какая-то разница? Мы ведь уже помолвлены, нам осталось лишь наложить обет. — Да, но закон есть закон, — говорит Мамай, — Если ребенок зачат не в законном браке, то накладывать обет запрещено. Мы будем вынуждены разорвать помолвку, Старейшины не позволят провести обряд. Шок на лице Марка почти правдоподобный, он даже рот открывает будто бы в изумлении, но Лия тут же усаживает его на стул, причитая на тему того, что волноваться нельзя и все обязательно будет хорошо. Гриша с другой стороны машет какими-то бумагами, обеспечивая Его Величеству приток свежего воздуха, Назар наблюдает за этим спектаклем и фыркает себе под нос. Король их отличный актер — ему даже можно поверить, если не знать подоплеки. Но выдавать его все же не стоит, иначе все старания пойдут коту под хвост. — Может, стоит увезти Его Величество из Пальмиры? — неуверенно предлагает Дима, глядя на Марка с долей беспокойства, — Мне кажется, будет лучше на какое-то время покинуть столицу. — Сейчас нельзя, — качает головой Мирон, — Мы должны обсудить все с северными эльфами, чтобы не возникло никаких разногласий, и Хинтер может попросить Его Величество присутствовать. Конечно, положение наше не самое завидное, но что сделано, то сделано. Во всяком случае ничего страшного не произошло. — Пора готовить солдат к новой войне, — усмехается Федор, — Хинтер ни за что не примет отказ смиренно. Помяните мое слово, он обязательно ответит на такую дерзость своими методами. — Давайте не будем думать о плохом, — просит Охра, — В конце концов, Незборецкому тоже следовало подумать о последствиях, так что Хинтер не сможет обвинять во всем Его Величество. Мы вполне можем прийти к договоренности, если будем мыслить разумно. Федор закатывает глаза, но в спор не вступает. Его скепсис оправдан — Хинтер точно не отреагирует на такие вести положительно, но что хуже, он может не поверить Марку. Как вообще доказать, что Незборецкий отец ребенка, если это не так? Назар лично не знает. Он пока ещё не понимает, как они все это провернут, но намерен понять любой ценой. Потому что только имея достоверную информацию, он сможет оказаться полезен. Только зная правду, он сможет обеспечить безопасность Марку. Лия, наконец, успокаивается, вслед за ней Гриша прекращает мучить несчастные бумаги. Мирон отпускает всех из переговорной, непрозрачно намекая, что хочет переговорить с Его Величеством наедине, и все спешат разойтись. Назар тоже встаёт из-за стола и следует к двери, но слышит голос Мирона, летящий ему в спину. — Тебе лучше остаться, — говорит он, — Но для начала выйди, пусть остальные видят, что ты тоже ушел. Потом возвращайся, нужно кое-что обсудить. Стиснув зубы, Назар все же выполняет поручение и оказывается в коридоре. Он догоняет отошедших Гришу и Диму, в разговор с ними особо не вступает и вскоре оставляет их, сворачивая в другое крыло дворца. Оттуда он следует на верхний этаж, преодолевает ещё одну лестницу и вновь заявляется в переговорную. Мирон кивает на стул. — Присядь, — он поворачивается к Марку, уточняет, — Отец ребенка не Незборецкий, верно? — Я не знаю, — пожимает плечами тот, — Возможно, и он. — Правильно ли я понял тебя? — Мирон вопросительно изгибает бровь, — Есть основания полагать, что Незборецкий может оказаться отцом? — Быть может. Для Назара это новость, и он не может скрыть своего удивления. То есть его снова обвели вокруг пальца? То есть он все это время был не единственным кандидатом? Нет, это не ревность, упаси Творец, и вовсе не возмущение. Это искреннее удивление — Марк, похоже, лгал ему, когда говорил, что никому больше не может довериться. Что некого ему больше просить о такой услуге. Чертов манипулятор. — Если мы объявим, что ты ждешь дитя от Незборецкого, он подтвердит это? — спрашивает Мирон. — Даже если он будет утверждать обратное, то какая разница? — усмехается Марк, — Слово короля против слова простого дворянина. Да и он был настолько пьян, что вряд ли вообще сможет что-либо утверждать. И поверит во что угодно. — Ты специально напоил его? Марк вскидывает взгляд на Назара, тот не отворачивается, смотрит в упор. Ищет правду и истину, и, слава Творцу, находит. Это ложь. В глазах Марка плещется азарт и лёгкий испуг от мысли, что его раскроют, и Назар ни с чем не спутает это. Незборецкий непричастен. Отец ребенка не он, но утверждать обратное он не сможет. Марк блефует, но он определенно все просчитал. Об этом он и говорит в следующую секунду. — Вовсе нет, — лукаво улыбается он, — Кирилл сам перебрал с вином, после чего потерял всякое благоразумие, а вместе с ним и сознание. Но он был в моих покоях, стража подтвердит. — Извини за бестактность, но когда это было? — хмурится Мирон, — Сразу после объявления о помолвке? — Пару дней назад, — отзывается Марк. Натянутая струна тетивы ослабляется, и Назар убеждается — отец все же он. Пару дней назад Марк уже ждал ребенка, а ещё таил обиду и избегал встреч. Не это ли стало причиной, по которой Незборецкий оказался в его покоях? И что вообще значит «потерял всякое благоразумие»? Пока неясно. Но позже это можно будет выяснить, сейчас важнее всего, что у них есть преимущество. Марк все же тоже хорош в закулисных играх. И иногда делает правильные ходы. — Что ж, с этим можно что-то сделать, — кивает Мирон, — В таком случае мы расскажем Хинтеру, что ты носишь под сердцем дитя Незборецкого, и разорвем помолвку. Перед этим, конечно, нужно будет поставить в известность Старейшин, чтобы они сказали свое слово, но это я возьму на себя. — Славно, — Марк поднимается из-за стола, оглядывается, — А моя стража… Не договорив, он хмурится. Все верно, стражу Назар отпустил сам, поскольку той не следовало слышать, о чем они тут вообще говорят. Отправлять Марка одного до покоев небезопасно — пусть ещё никто не знает о том, что он ждёт ребенка, его теперь нужно хранить, как зеницу ока. Назар встает следом. — Я сопровожу тебя, — безапелляционно заявляет он, обращается к Мирону, — Я ведь больше не нужен? — Вернёшься, как только сопроводишь Марка до покоев, — распоряжается тот, — Нам нужно обсудить ещё кое-что. Назар сухо кивает, первый выходит в коридор, Марк выходит следом. В молчании они петляют по коридором, оба понимая, что заводить разговор на любую из важных тем здесь не следует, а вести праздную беседу у них у обоих нет желания. Путь до королевских покоев близкий, они вскоре оказываются у дубовых дверей, где Назар, кивнув, уже собирается было уйти, но Марк его останавливает. — Зайдите ко мне позже, капитан, — велит он. — Позвольте узнать, зачем? — Я объясню позднее. Поджав губы, Назар устало прикрывает глаза и, ничего не ответив, покидает Марка, резко развернувшись на пятках. Они все поплатятся за то, что учинили, но поздно уже что-либо менять. Им остаётся лишь нести ответственность за все свои решения.

***

Назару не свойственна злость. Гнев — вполне себе, особенно на поле боя или в пылу битвы; ярость — да, бывает, когда самоконтроль утекает, как песок из-под пальцев; раздражение — в последнее время все чаще, но это напускное, нет смысла переживать; недовольство — он же капитан, разумеется, есть вещи и события, что его не устраивают. Но не злость. Разочарование, досада, бешенство, негодование. Что угодно, в любом виде, в любой форме. Только не злость. Во всяком случае так он считал до этой минуты. Теперь вот сомневается — и не хочет осознавать, почему. — Незборецкий покушался на твою честь? — Не совсем, — качает головой Марк, — Он слишком много выпил и попытался… Проявить интерес к моей персоне. Я все пресек, а после он так налакался, что уснул в моих покоях. Я не стал звать стражу или выгонять его, подумал, что в дальнейшем из этого можно будет извлечь выгоду. — А что было потом? Какое-то время Марк молчит. Он задумчиво проводит пальцем по скуле Назара, будто желая проверить, не порежется ли, касается родинки на щеке и, вздохнув, вновь подаёт голос. — Я сделал вид, будто между нами было больше, чем было на самом деле, — обтекаемо объясняет он, — Утром выпроводил его из своих покоев и попросил никому не рассказывать. — А что было на самом деле? — не унимается Назар. Ему нужно знать, и он не понимает, зачем, но чувствует эту потребность каждой клеткой своего тела, каждой нитью своей погрязшей в грязи и тьме души, если та вообще у него есть. Ему эта информация не даст фактически ничего, потому что разработанный Мироном план не изменится ни при каком раскладе, но Назару нужно быть осведомлённым. На всякий случай, убеждает он себя, чтобы иметь преимущество и козыри. Просто чтобы не оставаться в неведении. Просто чтобы быть уверенным — Марка не сломали ещё и так. — Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться, — отвечает он, — Но Кирилл, разумеется, считает иначе. Поэтому он не сможет утверждать, что не является отцом ребенка. Нам это на руку. — Но он пытался? — А это имеет значение? Имеет. Конечно, черт, имеет. Если Незборецкий позволил себе хоть что-то, чего Марк не хотел ему позволять, от него мокрого места не останется. Это не ревность, упаси Творец, Назар не имеет никаких притязаний и не заявляет о своих несуществующих правах. Это попытка защитить, не более того. Это попытка сберечь от лишней, совершенно ненужной боли. — Возможно. — Да, он пытался, — наконец, подтверждает Марк, и от слов его под кожей вновь вспыхивает злость, — Но я ему не позволил. Федор не зря учил меня тактике ближнего боя. — Постой, — Назар хмурится, считывая в чужих глазах насмешливые искры, — Ты споил Незборецкого и вырубил его? Серьезно? Марк не выдерживает, заходится смехом и роняет голову на грудь Назара. Тот понимает, что его снова обдурили, но злость почему-то отступает, оставляя место облегчению. Несносный мальчишка, черт, снова сделал все по-своему. Совершенно ненормально. Абсолютно правильно. — Я должен был как-то защитить свою честь, — успокоившись, говорит Марк, — Кирилл был настойчив, но я не мог просто взять и выпроводить его. Я мог позвать стражу, но в тот момент я понял, что происходящее можно будет вывернуть в свою пользу в дальнейшем. Поэтому я напоил его, после он уже сам не выпускал бокал из рук. А когда он снова начал приставать, я осторожно приложил его головой о стену и уложил в кровать. Пришлось, конечно, частично снять с него одежду, но иначе бы он не поверил, что вступил в связь со мной. На утро он почти ничего не помнил, поэтому поверил в то, что между нами что-то было. И, да, я удостоверился, чтобы стража и слуги видели, как он покидает мои покои. Так что… Замолкнув, Марк победно улыбается, намекая, что в той игре, которую затеял, он выиграл. Назар вынужден признать — их король оказался не просто хитёр, он оказался предусмотрителен и дальновиден. Почти наверняка он знал, чем все закончится, когда звал в свои покои Незборецкого. И наверняка понимал, для чего все это делает. В этот раз не для того, чтобы вызвать реакцию или вытянуть эмоции, а лишь для того, чтобы обезопасить себя от гнева северных и без страха назвать имя отца своего ребенка. Объективно, это все ещё распутство и прелюбодеяние, но есть разница, от кого понести дитя: от будущего супруга или от неизвестно кого. Расчётливый ход. Назар даже ловит себя на том, что восхищен, насколько Марк изящно все провернул. — Элегантно, — тихо усмехается он, убирая с чужого лица пряди светлых волос, — Очень в твоём духе. Хинтер будет в бешенстве, когда поймет, что все его планы обернулись провалом по его же вине. Возможно, если бы он не настоял на смотринах и преждевременной помолвке, мы бы не вышли из этой ситуации без потерь. — Если бы не сработал этот план, вы с Мироном придумали бы другой, — пожимает плечами Марк, — Но нам повезло, что Хинтер настоял на рассмотрении кандидатов. Конечно, мне плевать на Кирилла, но не хотелось бы, чтобы его наказали за это. Он ведь ни в чем не виноват. — Ты собираешься объявить его отцом своего ребенка. Не думаю, что его похвалят за добрачную связь с королем. — Пусть не хвалят. Лишь бы не осудили. Назар решает ничего не отвечать. В каких-то вопросах Марк все же наивен, либо делает вид, либо сильно хочет верить в лучшее, не столь важно. Истина заключается в том, что Незборецкого не просто осудят, а обязательно накажут за опрометчивость и ошибку, из-за которой северным откажут в браке. Из-за которой северные лишатся возможности подобраться к трону и начать диктовать свои правила. Такой проступок не спустят с рук, но какова будет форма наказания, Назар не знает. И, если честно, не особо хочет знать. Он повидал достаточно, чтобы понимать, как поступают с теми, по чьей вине рушатся планы и убегает из рук ценная добыча. Сколько боли им могут причинить и как сломать. Были времена, когда Назар сам исполнял приказы такого рода. Теперь он не желает даже предполагать, как сильно достанется Незборецкому. Это не значит, что он злорадствует. Это не значит, что он лишён сочувствия. Он всего лишь осознает, что иначе никак. Победитель всегда один, и Назар предпочтет быть им, потому что проигравшим был слишком часто. За что платил слишком высокую цену. Больше он подобного не допустит. — Нужно обождать, — вздыхает Назар. Ему бы уйти уже, наконец, ведь все, что нужно, он уже узнал, да и оставаться в королевских покоях нет необходимости, но он почему-то не может. Вместо того, чтобы вырваться из объятий, спрашивает, — Как ты себя чувствуешь? — Сносно, — отзывается Марк, — Евгения сказала, что всё идёт так, как и должно. Я… Прости, я сказал ей, что отец ребенка не Кирилл. Не потому что не смог сохранить молчание, просто ей нужно было знать, каких кровей будет дитя. Она сказала, что высока вероятность, что оно не будет похоже на меня, раз уж в его жилах течет кровь темных эльфов. Надеюсь, это не станет проблемой в дальнейшем. Назар обдумывает услышанное, медленно кивает. То, что Евгения теперь в курсе всего, его не беспокоит, ей можно доверять. Она из тех, кого на первый взгляд легко можно сломить, но стоит копнуть чуть глубже, и выяснится, что внутри нее сидит воин, сильный и непоколебимый. И спрашивала она Марка об отце его ребенка точно не из любопытства. Возможно, это имеет какое-то значение для нее, как для целительницы. Нет сомнений, что она просто хочет сберечь Его Величество и сделать все, чтобы он родил здоровое дитя. Она знает, что делает. А вот Назар не знает, что думать. Если ребенок будет похож на него, придворные точно о чем-то догадаются. С другой стороны, в роду у Марка когда-то были темные, возможно, получится спихнуть все на наследственность. Конечно, делать этого все же не стоит по ряду причин, но если иных вариантов не будет, можно будет воспользоваться этим. А если и нет, то ничего страшного. Это ведь произойдет лишь через много месяцев, вот тогда и можно будет озаботиться данным вопросом. Сейчас нужно решать более важные проблемы. — Ты правильно сделал, что сказал ей, — уверенно заявляет он. Было бы глупо полагать, что он не считает беспокойство Марка. Было бы странно считать, что он проигнорирует эту тревогу и не попытается унять ее, — Она целительница, ей можно и нужно знать всю правду. А что касательно того, что дитя не будет похоже на тебя, это не столь важно. Это ведь пока неточно. Но даже если и так, то ничего страшного. Его жизни ни при каких раскладах не будет ничего угрожать. — Его жизни всегда будет что-то угрожать, — возражает Марк, — Но пока ты будешь оберегать его, мне не придется постоянно бояться ещё и за это. Договорив, он не даёт ничего сказать в ответ и целует. Будто для них это в порядке вещей. Будто это нормально, и абсурд происходящего не давит на голову. Давит. Да так, что Назар не отстраняется и обнимает худые плечи. Он поплатится за это позже. Но сейчас хотя бы постарается не думать об этом.

***

Когда в переговорной собираются все необходимые участники собрания, Марк поднимается со своего места и объявляет о том, что у него есть новость. И хоть Назар знает, о чем пойдет речь, он все равно напрягается, сжимая руки под столом в замок, и направляет свой взгляд на замершего в ожидании Хинтера. Пусть только попробует что-то сказать или сделать, отсюда живым не выйдет. И никто из северных не останется цел, если посмеют навредить. Назар не допустит. — Я жду ребенка, — говорит Марк абсолютно спокойным тоном. Повисает молчание, липкое и тяжёлое, Мирон шумно вздыхает, пока Мамай беззвучно читает молитву, вознеся глаза к потолку. Хинтер же сменяет свое равнодушие на вполне очевидное удивление, смотрит сначала на Марка, потом на Мирона, после на Незборецкого, что будто бы скукоживается от холодного и острого взгляда, и, собравшись с мыслями, наконец, спрашивает. — Прошу прощения за бестактность, Ваше Величество, но кто отец ребенка? — Ки… Господин Незборецкий, — невозмутимо отвечает Марк, но голову все же опускает вниз, будто ему стыдно. Актер несчастный. — Вы уверены в этом? — не унимается Хинтер, поворачивается к Незборецкому, — Кирилл? — Я… — начинает было тот, но осекается, поймав ещё и взгляд Марка, и понуро кивает, — Думаю, что это правда. — Это правда, — включается в разговор Евгения, что все это время сидела, притаившись, в углу, — Его Величество ждёт дитя. — Дела, — ошарашенно тянет Охра. Назар фыркает себе под нос, наблюдая за тем, как Хинтер пытается взглядом убить Незборецкого, пока тот неразборчиво оправдывается, а Марк все продолжает стоять и рассматривать свои ноги, словно он тут не причем, и вообще, чего зря закатывать сцену. Пока Мирон всех успокаивает, Назар поудобнее устраивается на своем месте и замирает в ожидании. Что же будет дальше? Как Хинтер будет выкручиваться, что придумает? Пусть вариантов у него не так много, действительно интересно, что он предложит. Предлагает он, разумеется, абсолютно бесполезные вещи. — Мы можем сыграть свадьбу, — объявляет он, — Вовсе необязательно отменять ее, раз уж отцом ребенка является будущий супруг Его Величества. Конечно, закон суров, но ради процветания народа и страны им можно немного пренебречь. — Нельзя, — отрезает Влади, — Никто из Старейшин не позволит этому произойти. Брак не будет законным, как и дитя, рождённое в нем. От лица всех Старейшин Верхнего Города я не даю на это разрешения и не стану накладывать обет. Хинтер сжимает губы в тонкую линию, выражая так все свое негодование, метает глазами молнии, и Назару, признаться честно, даже нравится происходящее. Он прекрасно понимает, что дальше будет не до веселья, но сейчас его забавит подобная реакция. Неужели Хинтер и правда считал, что все будет так, как он захочет? Он явно недооценил своих соперников. Тех, кто вышел из Нижнего Города, невозможно взять так просто. Невозможно подчинить себе и сломить. Просто невозможно. — Но мы ведь уже помолвлены, — лепечет Марк, вновь принимаясь отыгрывать свою роль так, как нужно, смотрит он исключительно на Незборецкого, — Разве это не является основанием для заключения обета? Свадьба уже запланирована, вовсе необязательно отменять ее. Отец ребенка — мой будущий муж. И я бы хотел, чтобы наше дитя родилось в законном браке. — Добрачная связь запрещена законом, — заученно отвечает Влади, никак не реагируя на все эти просьбы и намёки между строк, — А поскольку закон был нарушен, то обет накладывать никто из Старейшин не станет. Я не дам на это разрешения. — Что ж, в таком случае у нас есть ещё один вариант, — холодно сообщает Хинтер, — Раз уж дитя зачато в грехе, то вряд ли не дать ему родиться будет большим грехом. Назар напрягается мгновенно и чуть не вскакивает со своего места, чтобы дать понять ублюдку без слов, что такие варианты не рассматриваются, но Мирон оказывается умнее и пихает его ногой под столом, намекая не дергаться. Марк же сникает, от шока, наверное, опускается обратно на стул и со страхом смотрит на Влади. Тот исправляет ситуацию быстро. — Нельзя, — повторяет он, — Детоубийство запрещено так же, как и любая связь до брака. Если Его Величество позволит себе подобное преступление, то он будет нести за него ответственность перед судом. — К тому же любое вмешательство такого рода может повлиять на здравие Его Величества, — осторожно подаёт голос Евгения, — В дальнейшем может возникнуть риск, когда дело коснется заведения потомства. — И что вы предлагаете? — устав в одиночку рассуждать, спрашивает Хинтер, — Какие у нас есть варианты решения проблемы? — Я бы не стал называть это проблемой, — абсолютно невозмутимо говорит Мирон, — Но на данный момент положение наше таково, что свадьбе не суждено состояться. Мы должны дождаться, пока дитя Его Величества появится на свет, а после сможем рассмотреть другую кандидатуру для брака. В противном случае это будет нарушением закона. — Странно, что вы, Ваше Величество, не знали о том, каковы законы вашей собственной страны, — мрачно отзывается Хинтер, переводит взгляд на Незборецкого, — Неужели так сложно было дождаться свадьбы? — Попрошу не отчитывать Его Величество, как мальчишку, — строго велит Охра, не дав Марку сказать и слова в свое оправдание, — И понимать, что юность и страсть диктуют свои правила. Господину Незборецкому тоже стоило подумать, прежде чем допускать добрачную связь пусть и с будущим супругом. Он тоже должен был удержать свой пыл, но не сумел. И вряд ли вы вините его за это. Так не смейте винить Его Величество тоже. Они сглупили, однако не совершили чего-то страшного. Дитя — это великий дар. Даже если его появление на свет следствие греха. Красиво завернул, ничего не скажешь, думается Назару. И не слишком правдоподобно, конечно. Хинтер, может, и держит себя в узде пока что, но ясно, как день, что Незборецкого он теперь желает прикончить. Хоть тот и вообще не сделал ничего такого, Марк оказался прав. Слово короля против слова обычного дворянина. Очевидно, на чьей стороне перевес. Очевидно, кто выиграл в этой игре. — Ваша правда, — скрипя зубами, соглашается Хинтер, хоть и делает он это явно нехотя, — Это все действительно итог большой глупости, которую нельзя было допускать. Но я всё понимаю, порою оступиться проще простого. — Но никогда не поздно все исправить, — задумчиво тянет Мирон, — Если никто не возражает, давайте не будем задерживать тех, кому пора идти. Намек считывается просто, потому Влади и Евгения мигом поднимаются со своих мест и идут в двери, за ними тенью следуют ещё двое северных. После них переговорную покидает совсем уж поникший Незборецкий, Марк тоже встаёт и движется к выходу. Назар переглядывается с Мироном, беззвучно спрашивая, нужен ли он тут, тот едва заметно качает головой, позволяя покинуть переговорную. Не видя смысла перечить, Назар встаёт и выскальзывает в коридор, сопровождаемый пристальным взглядом Хинтера, оставляющим на спине невидимый след. В коридоре его встречает вполне ожидаемая картина — встав у окна, Незборецкий и Марк беседуют о чем-то прямо на глазах у стражи. Последний смотрит в пол и обнимает себя за плечи, будто пытаясь согреться, Назар хмурится, но помешать разговору не рискует и тихо уходит. Уже оказавшись за пределами дворца, он ловит себя на мысли, что все получилось как-то слишком просто, но решает не думать о том, что где-то тут есть подвох. В штабе Легиона все оказывается прежним — новобранцы, солдаты, тренировки. Ничего, что стоит взвешивать на правдивость. Ничего, в чем стоит сомневаться. Назар выдыхает со странным облегчением и, захватив лук, выходит на улицу. Сегодня он намерен хорошенько набегаться. К его удивлению, к нему присоединяется ещё и Федор. Обычно их тренировки проводятся в разное время, но на этот раз они по какому-то стечению обстоятельств состыковываются и оказываются в одном месте. Федор молчалив и немного мрачен, гоняет новобранцев до седьмого пота, команды отдает строго и сухо, и что-то в его поведении Назара настораживает. Уже позднее, когда солдаты, едва передвигая ноги, уходят в казарму, он бесшумно встаёт рядом и едва слышно спрашивает. — В чем дело? — Будто ты не понимаешь, — невесело усмехается Федор, продолжая проверять свои стрелы, — Нас ждёт очередная война, и половину из этих юнцов мы не вернём домой. Я понимаю это, но все равно хочу, чтобы у них был хотя бы шанс выжить. — С чего ты взял, что будет война? — нахмурившись, уточняет Назар, — Северные не полезут, а если и да, то все можно будет пресечь быстро. Мы больше не зависим от них, поэтому нам позволено использовать силу в ответ на силу. — Северные не полезут, — кивает Федор, — Но полезем мы. Ты разве не понимаешь, что беременность Его Величества — это всего лишь приманка? Хинтер не сможет добиться брака, пока король носит дитя под сердцем, потому попытается избавиться от него, лишь бы наложить обет с кем-то ещё. Он покусится на жизнь Его Величества, а для Парламента это станет поводом начать захват чужих земель. И задача эта ляжет на наши с тобой плечи. Назар вздыхает. Конечно, он думал об этом, да и Мирон намекал на нечто подобное, но нужно понимать, что Хинтер, каким бы ублюдком не был, не идиот. Он не станет рисковать и нападать на короля, ведь знает, что он будет первым в списке подозреваемых. Как и ранее, северные поступят не слишком умно — они просто прекратят давать зерно и дождутся, пока в стране начнутся мятежи, и вот уже тогда сделают что-то ещё, чтобы вывернуть все в свою пользу. Загвоздка в том, что их план не сработает, поскольку уже через месяц, если не меньше, корабли Вакуленко доберутся до Родарика, и зависимость от северных пропадет. Мирон, конечно, может сунуться на чужие земли, чтобы устранить угрозу до того, как она возрастёт, но и он понимает, что очередная военная кампания не особо выгодна. Подобная агрессия может возыметь свои последствия, к тому же неясно, кто в случае чего поддержит северных, а кто встанет на сторону короля и его армии. Лучше не проверять. Лучше не ступать вновь на путь крови, чтобы окончательно не запачкаться ею. — Я бы не был так уверен в том, что Хинтер попытается причинить вред Его Величеству, — спокойно говорит Назар, — Он не глуп и не станет поступать столь опрометчиво. Все, что могут сделать северные, это прекратить поставку зерна, но для нас это не имеет значения. Вакуленко поможет разобраться с этой проблемой, а потом уже силами Нижнего Города мы сможем накормить всю страну сами. Риск существует всегда, но сейчас он сведен к минимуму. — Ты слишком оптимистичен, — фыркает Федор, — Но ты должен понимать, что даже минимальный риск, когда дело касается Его Величества — это уже немалая угроза. Он не будет в безопасности, как не будет в безопасности его дитя. Ты сам знаешь, какова судьба бастарда — вечные гонения и никакой спокойной жизни, лишь бы не добрался до трона. — Федор, мы говорим о нерожденном ребенке, — напоминает Назар, — У которого не будет никаких прав на престол. И которому, я уверен, этот престол даже не будет нужен. К чему ты вообще ведёшь? — Я смотрю на перспективу, — сухо отвечает Федор, — Дитя не будет иметь прав на престол, но где гарантия, что оно не попытается о них заявить, как это сделал Его Величество? Допустим, этот вопрос решится иначе, король заключит обет с кем-то ещё и родит другого ребенка в законном браке, который и станет следующим королем. Но если первенца Его Величества поддержат северные, а они могут это сделать, то нас всех ждёт переворот и война. Да даже если бастарду не будет нужен трон, Хинтер сам придет и посадит его туда, лишь бы заполучить власть. И не стоит забывать о том, что могут развязаться мятежи. Народ легко управляем, если знать, как на него повлиять. А Хинтер знает об этом достаточно. Я убежден, что все это закончится плохо. И ты не сможешь доказать мне обратное. Замолкнув, Федор не дожидается ответа и молча уходит в штаб, закинув колчан и лук себе за спину. Назар провожает его долгим взглядом, обдумывая все услышанное, и тяжело вздыхает. Все эти теории не лишены смысла, но какова вероятность, что они претворятся в реальность, неясно от слова совсем. Пока ещё слишком рано предполагать что-либо. Им всем придется разбираться с проблемами по мере их поступления, а не заниматься тем, чтобы подсчитывать возможность негативного исхода. Будут потери, будут приобретения. Будут сомнения, будут страхи. Будет новый день и новый взгляд на их положение. На данный момент главной задачей остаётся обеспечить Марку и его ребенку защиту, а все остальное — потом. И хотя бы с этим Назар намерен справиться, хотя бы чтобы риски были оправданы.

***

Северные из-за отменившейся свадьбы вскоре решают покинуть Пальмиру, и в честь их отъезда Мирон организовывает прощальный ужин, на который Назар заявляется по той же причине, что и раньше. Он особо не следит за происходящим, наблюдая почему-то за тем, как Лия и Охра то и дело шепчутся между собой, и чуть не упускает важный момент. А именно то, как Марк, приткнувшись к дальней стене, долго говорит о чем-то с Незборецким на глазах у всех придворных. Он выглядит подавленным и расстроенным, даже поникшим, и Назар задумывается: маска или в самом деле отсутствие настроения? К какому-либо ответу он прийти не успевает, поскольку вскоре весь этот балаган походит к концу, и их нежеланные гости, стиснув зубы и поблагодарив за теплый прием, покидают дворец. Марк напоследок проводит рукой по плечу Незборецкого, тот как-то печально улыбается ему и в сопровождении стражи выходит из тронного зала одним из последних. Как только все северные оказываются за пределами дворца, Назар выдыхает и сам уходит подальше от всей этой мишуры. Ширится абсурд, он действует на нервы, и успокоиться нужно срочно. Не хватало, чтобы глава Легиона потерял контроль над собой или благоразумие, вот потеха начнется. И так разные беды не за горами, нечего добавлять сверху. Назар и не станет. Ему все же есть, чем заняться. Он сводит встречи с Марком к необходимому минимуму, все чаще спрашивает о самочувствии и старается говорить только по делу, чтобы не возникло новых пересудов, уже успевших появиться из-за отъезда северных. Пусть весть о беременности было велено не разносить, она все равно распространяется, словно болезнь, и все придворные постоянно что-то обсуждают. Раз знают они, вскоре будет знать вся страна, понимает Назар, но не особо беспокоится по этому поводу. В конце концов, они бы не смогли делать из этого тайну вечно. Возможно, это тот случай, когда чем раньше, тем лучше. Но это, разумеется, неточно. Чем Назар решает себя озаботить в первую очередь, так это личной охраной короля. Он убирает прежнюю стражу, а на ее место приводит лучших солдат из Легиона. Со слугами оказывается немного сложнее, но путем переговоров с Мироном и Марком получается найти пару доверенных лиц, готовых быть рядом с Его Величеством денно и нощно. Покончив с этим, Назар вновь возвращает свою жизнь прежнее русло — в ожидание новых задач и проблем. И они, само собой, появляются. Северные, что было очевидно с самого начала, прекращают поставки. Обрывают все связи, справедливости ради вполне обоснованно, аргументируют тем, что у них появились некоторые проблемы с транспортировкой зерна, и когда они решатся, никто не знает. Хинтер таким образом опять пытается заставить принять иное решение, пытается сделать так, чтобы свадьба все же состоялась, чтобы Мирон убедил Старейшин наложить обет, да черт его знает, чего он добивается, но реакцию народа он вызывает. По всей стране начинаются мятежи, поскольку уже доставленного зерна не хватает вдоволь, а то, что отправил Вакуленко, ещё находится в пути. Чтобы не допустить глобальных беспорядков, Легион отправляется восстанавливать порядок, и Назар без просьб и поручений собирает отряд. Перед отбытием он все же заглядывает в королевские покои ближе к ночи и снова даёт обещания, которые давать не должен. — Я благословляю твой отъезд, но ты обязан вернуться живым, — твердо говорит Марк, обхватив свои плечи руками, смотрит в окно, — В противном случае мое дитя будет некому защитить. — Я не еду умирать, — отвечает Назар. Его даже забавит мысль о том, что он, наверное, смертен. С учётом того, сколько раз он должен был отправиться к Творцу, но не отправился, все это больше похоже на несмешную шутку, нежели на повод для гордости. Но нынче не время для забав, — И я вернусь. Ты и ребенок будете в безопасности. В Пальмире останутся Мирон, Лия и Охра, они будут рядом с тобой. К тому же я не думаю, что все это затянется надолго. Тебе не о чем беспокоиться. — Мне всегда есть о чем беспокоиться, — Марк переводит взгляд на Назара, качает головой, — Сколько я себя помню, в моей жизни никогда не было покоя. Только его подобие. Я не жалуюсь на свою судьбу, потому что ты учил меня бороться, если я хочу что-то изменить. Но я не верю, что когда-то наступит момент, когда не останется никаких тревог. Я могу лишь надеяться на то, что не все они будут оправданы. Назар вздыхает. Они опять возвращаются к одному и тому же, и осуждать за это Марка глупо, в конце концов, он пережил достаточно, чтобы говорить так, но он, наверное, не совсем понимает, что сейчас все иначе. Да, его будущее дитя — бастард, но жизнь его определенно сложится иначе. Потому что расти оно будет не в Нижнем Городе среди беззакония и грязи, а в Пальмире. И оно не будет брошено на произвол судьбы, а будет окружено вниманием и заботой как минимум. Но Марк тревожится, и, наверное, для его положения это нормально. Назар может начать убеждать его в своей правоте, может прочитать лекцию о том, что времена сменились, может просто промолчать. Но он выбирает вместо этого то, что выбирал всегда. Сказать правду. И, возможно, немного утешить. — Ты никогда не останешься без поддержки, — он выдерживает паузу, продолжает, — Рядом с тобой всегда будут те, кому ты сможешь доверять и кто будет защищать тебя и твоего ребенка. И ему не придется бороться за право на существование, как это пришлось сделать тебе. Потому что от него никто не отрекается, даже если он не сможет претендовать на титул будущего короля. — Ты не понимаешь, — качает головой Марк, — Даже если мы все будем оберегать его, мы не сможем оградить его от чужой злобы. Бастард — значит, рождённый во грехе. В нем будут видеть одни только пороки, его никогда не признают и не примут. За него все решено ещё до его рождения. — За тебя все тоже было решено до твоего рождения? — спрашивает Назар, — Марк, посмотри на себя. Пару лет назад ты был незаконнорожденным сыном правящего короля, а сегодня тебе кланятся и говорят Ваше Величество. Напомни, хоть кто-то усомнился в твоём праве на трон? — Если ты забыл, то мы развязали целую войну, чтобы усадить меня на этот самый трон. Мне пришлось убить собственного отца, чтобы стать королём. — И тем не менее никто не отрицает, что ты законный правитель. — Да? — Марк иронично изгибает бровь, — А мятежи по всей стране, начавшиеся после коронации? А проклятия, летящие в мою сторону со всех сторон? Да даже то ранение в Шаригане. Мои же граждане попытались убить меня просто за то, что я вышел к ним. Или все это не в счёт? — В Шаригане народ устроил мятеж не против короля, а против повышения цен на зерно, — отвечает Назар, — На тебя накинулись бы, даже если бы ты был законным ребенком своего отца, потому что голод толкает на страшные вещи. А что по поводу беспорядков после коронации — ты же понимаешь, что буквально совершил дворцовый переворот? Граждане не могли принять новую реальность так просто, им нужно было время на осознание и принятие произошедшего. А все те проклятия, о которых ты говоришь… Ты действительно хочешь знать, что я об этом думаю? — Хочу. Позабыв о том, что времени в запасе не так уж и много, Назар отодвигает себе стул, усаживается на него и, взглянув на Марка снизу вверх, принимается объяснять очевидные, казалось бы, вещи. — Эльфы верят в кару Творца, — говорит он, — Что за нарушение правил и законов их обязательно накажут, когда они умрут. И дети, рождённые вне брака, пугают их. Не потому что они прокаженные, не потому что они совершают страшные поступки. А потому что они — результат греховной связи, и их рождение — уже преступление. Эльфы ждут от них опасности, ждут, что их появление на свет ознаменуется чем-то плохим. На самом деле этот страх вызван лишь собственной порочностью, но всегда нужен кто-то, кого можно во всем обвинить, чтобы не признавать свою вину. Когда в стране началась засуха, граждане в первую очередь начали говорить о том, что это все из-за того, что престол занял бастард. Что это ты принес беду, что это из-за тебя нет зерна. Но мы же оба понимаем, что это не так. Что порою случаются и проливные дожди, и засуха, и ветра с востока, и что это не зависит от того, на кого надета корона. Потому все эти проклятия вызваны всего лишь страхом. После коронации — страхом изменений, во время засухи — страхом умереть от голода. Сейчас тебя проклинают за то, что не хватает зерна, когда оно появится, найдется другая причина, из-за которой во всем будут обвинять тебя. Потому что это удобно — свалить на кого-то одного все проблемы и сделать этого кого-то источником бед. И незаконнорожденный бастард подходит для этот лучше всех остальных, потому что есть повод считать его существование грехом, влекущим за собой горести. — Ты рассказываешь мне о том, о чем я сам прекрасно знаю без тебя, — огрызается Марк, — Так что ничего нового ты мне не открыл. — Ты не дослушал, — усмехается Назар и четко видит — задел. Неприятной правдой и сухой истиной. Видит и понимает — надо исправить, и потому продолжает, — Несмотря на все это, тебя признают законным королем и не пытаются свергнуть. Твои подданные в курсе, что ты бастард, но при этом не пытаются устроить переворот или развязать гражданскую войну. После того, как решится вопрос с зерном, все успокоится, и народ перестанет устраивать мятежи. Вместе с тем не какое-то время пропадут порицания и косые взгляды. Если ты правильно воспользуешься периодом затишья, то сможешь поправить свою репутацию, а вместе с тем в какой-то степени обезопасить будущего ребенка. — Что ты имеешь ввиду? — Благотворительность, Марк, — на непонимание в чужом взгляде, Назар лишь пожимает плечами, — Займись ею. Открой приют или школу, помоги беднякам, посети хосписы. Помоги целителям провизией, посмотри, как идут дела на тяжёлых рудниках. Покажи, что тебе в самом деле не все равно на свой народ. Пусть ты не можешь принимать какие-то важные решения, это не значит, что тебе запрещено абсолютно все. Уверен, что Мирон выделит тебе средства из казны на такие цели. Завоюй любовь своих граждан делами, как завоевал трон. Если они увидят твое участие, то никогда не пойдут против тебя. И против твоего ребенка тоже. Марк задумывается, принимая сосредоточенное выражение лица, проходится вдоль окна. Назар незаметно наблюдает за ним, и ощущение, будто чувствует, как происходит осознание. Он сам об этом думал достаточно давно, но озвучивать и предлагать не спешил, поскольку обстановка была нестабильной. Она и сейчас нестабильная, но вскоре все должно устаканиться, и вот тогда можно будет запустить благотворительные акции от лица Его Величества. Они всегда работают так, как надо. Купить чью-либо любовь невозможно, но вполне реально добиться расположения. И у Марка есть все шансы, если он направит имеющиеся у него ресурсы в правильное русло. — Это хорошая мысль, — кивает он, развернувшись к Назару лицом, — Я поговорю с Мироном и Мамаем. Когда зерно Вакуленко будет отправлено по всей стране, можно будет попробовать открыть несколько приютов и школ. Не только в Верхнем Городе, но и в Нижнем. Нужно будет связаться с Дарио, спросить у него, что можно сделать. Мне кажется, это всем пойдет на пользу. — Так и есть, — соглашается Назар, поднимаясь на ноги. Ему пора идти, и теперь уже он может покинуть королевские покои, — Подумай об этом, у тебя как раз есть время. И не забывай посещать Евгению. Я слышал, что в Яноре началась вспышка кори. Тебе стоит быть осторожнее. — Неужели я слышу обеспокоенность в вашем голосе, капитан? — глумливо любопытствует Марк, — Это что, проявление заботы? Назар беззвучно фыркает, едва сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. Справедливости ради, он никогда особо не отличался бережным отношением к чему-либо, и уж тем более к своим солдатам, но он никогда не причинял им вред умышленно. Он никогда не бросал их в пекло просто так, забавы ради, никогда не ставил их жизни под угрозу, если можно было этого избежать. Он заботился о них по-своему: подъемом на час позже, разрешением пропустить тренировку (довольно редко, но все же), позволением высказать свое мнение и самостоятельно принять то или иное решение. Назар не подтирал им сопли и не пытался стать для них отцом. Назар всего лишь старался сделать все, чтобы они остались живы и были хоть немного счастливы. Справился ли он? Вопрос спорный. И ответа на него, разумеется, нет. — Я могу идти? — Иди, — вздыхает Марк, забросив попытки вызвать ответную реакцию, спохватившись, спрашивает, — А когда ты вернёшься? — Не могу сказать, — отзывается Назар, — Думаю, не больше, чем через пару недель. Корабли Вакуленко уже в пути, потому как только зерно будет доставлено, мятежи прекратятся сами по себе. Сейчас важно просто не дать беспорядкам приобрести крупные масштабы. Кивнув, Марк даёт понять, что более задерживать не намерен, отворачивается к окну и ничего не говорит. Назар же и не думает заводить разговор снова, давит в себе глупый и необоснованный порыв прикоснуться и выходит из покоев, сразу направляясь на улицу. Его ждёт отряд и неблизкий путь до Легаса. Его ждёт действительно беспокойный месяц, в чем бы он не убеждал Марка.

***

В пути ему почему-то вспоминается Нижний Город. Очередная тренировка на окраине леса, Федор в тысячный раз объясняет тактику ближнего боя, демонстрируя приемы вместе с Андреем, пока желторотые птенцы, которых они все почему-то называют солдатами, внимательно смотрят, а затем выполняют данное им поручение. Назар смотрит тоже, но только за своей ребятней, что разбивается на пары так, как им всем привычно. Дима встаёт с Иданом, пока Мария перебирается к Юлие, Гриша остаётся в связке с Робертом, Лия выбирает в напарники кого-то из мальчишек Федора (страшно любит выпендриваться эта девчонка, вот и лезет к тем, кто на вид грузен, чтобы уделать тактикой, а не силой), к Дарио же прибивается Марк. Этот тоже не прочь взять соперника посерьёзнее, но не для хвастовства, а чтобы было к чему стремиться. Это Назару в нем нравится (но говорить он об этом, конечно же, никогда не будет). Пока солдаты возятся и таскают друг друга по траве, Назар проверяет свой лук. После перерыва планируется стрельба и оттачивание навыков маскировки, а ещё ранний отбой, поскольку снова придется покинуть эту территорию и перебраться по утру в другое место. Наращивать мощь и готовиться к войне в подполье и под носом у тех, кто запросто отправит на эшафот, довольно сложно и рискованно, но им всем, наверное, уже нечего терять. Назару во всяком случае точно — он либо дойдет до Верхнего Города на стороне победителей, либо так и сгинет в Нижнем Городе. Признаться честно, ему несколько все равно, как сложится его дальнейшая судьба, но ради этих юнцов он, пожалуй, попробует что-то изменить. Для их будущего и будущего их детей. А для себя Назар уже ничего не ждёт — он живёт слишком долго и давно уже перестал думать о том, что с ним будет дальше. Это не апатия. Всего лишь точка невозврата. Чуткий слух улавливает чье-то приближение из-за шелеста травы и сухих листьев за спиной, но Назар и ухом не ведёт и, не оборачиваясь, говорит. — Что-то срочное? — К тебе невозможно подобраться незамеченным, верно? — усмехается Мирон, вставая рядом, кивает в сторону тренирующихся солдат, — Как успехи? — Тебя интересуют все или кто-то конкретный? — уточняет Назар, хотя подозревает, что знает ответ, но даёт собеседнику возможность самому его озвучить. Мирон смотрит на него с лёгким прищуром, улыбается одними уголками губ и склоняет голову вбок. Он выглядит задумчивым, будто действительно размышляет над вопросом, а затем говорит то, что Назар, в принципе, ожидал. — Допустим, я спрашиваю про Марка. — Как неожиданно, — фыркает Назар, подумав, все же отвечает, — Ему не хватает физических сил. Тактику он освоил, но одолеть соперника покрепче так просто не может. У него неплохие данные, поэтому приходится учить его маневрировать. Скорость у него сносная, из всего отряда быстрее него разве что Роберт. И эмоции. Марк слишком часто поддается им и забывает о технике. Если направить их в правильное русло, то можно будет извлечь из этого пользу. — Может, он просто устал? — предполагает Мирон, нахмурившись, — Вы ведь гоняете их с утра до ночи. Конечно, ему не будет хватать физических сил. К тому же он светлый, а они, как известно, менее выносливы, нежели темные. Вполне вероятно, что дело в этом. — Ага, как же, — Назар качает головой, беззвучно раздражаясь этому стремлению выгородить мальчишку, — Почему-то Лия с Марией находятся точно в таких же условиях и вполне себе справляются. Да и в Марке есть кровь темных. Так что дело только в его желании, а все остальное — блажь. — Прознал все же, — вздыхает Мирон, — Он сам рассказал? Не закатить глаза Назару стоит немалых усилий, но он все же справляется и никак не выдает своего раздражения. Разумеется, можно было вытянуть из Марка некоторые подробности, но зачем, если и без этого все понятно? Назар достаточно видел, достаточно знает. Ни один светлый эльф не наделён такой ловкостью, ни один из них не способен так управлять луком, даже если взять во внимание бесконечные тренировки и природные таланты. Конечно, можно было бы все свалить на исполнительность и преследование своей цели, из которых вытекают старательность и должное упорство, но такое Назар бы определил сразу. Здесь же другое — Марк едва взял в руки лук, стало ясно, что это врождённое. Он сам то не понял, как так вышло, что попал почти во все мишени и уделал нос Идану, славящемуся в их отряде меткостью, а вот Назар осознал все в ту же минуту. Кто-то в роду будущего короля (если они когда-то доберутся до Пальмиры) был из тёмных эльфов, и, вероятнее всего, что стороны его матери. Не то, чтобы это было удивительно. Не то, чтобы это было плохо. Не то, чтобы Назару до этого есть дело, но вот народу Верхнего Города, если вдруг до коронации все же дойдет, будет. Потому что светлый с кровью темных на троне — нонсенс. Но это, разумеется, можно будет скрыть. Главное, чтобы информация такого рода не вышла за пределы довольно узкого круга доверенных лиц. — Нет, я сам догадался, — отзывается Назар, фиксируя свой взгляд на Марке, повалившего Дарио на землю, — Больно хорошо владеет луком для светлого без какого-либо опыта. Или ты все же учил его чему-то? — Грамоте, чтению, манерам и сдержанности, — Мирон лишь улыбается на иронично вздернутую бровь Назара, пожимает плечами, — А чему ещё я мог научить ребенка? Не меч же мне было давать ему в руки, тем более в таком возрасте. — А его мать? — Ольга была слишком миролюбива для таких вещей. Назар кивает, не спрашивая больше ничего. Об обоих родителях Марка он знает не слишком много, чтобы что-то утверждать, но и не слишком мало, чтобы не делать выводов. Отец — правящий король Верхнего Города из рода Маркулов, позволивший себе ещё до свадьбы с покойной теперь уже королевой интрижку с ее же фрейлиной. Мать — та самая фрейлина Ольга, что, забеременев и узнав об этом, тут же бежала из Пальмиры, чтобы сохранить жизнь себе и своему ребенку. Разумеется, ее преследовали и пытались найти, чтобы не допустить появления на свет бастарда, но она поступила по-умному и скрылась в Нижнем Городе. Разыскать ее так и не смогли, а позже о ней и вовсе позабыли. Ольга вскоре родила Марка, и на данный момент он является единственным престолонаследником мужского пола. У короля Верхнего Города после свадьбы родилось ещё три дочери, ни одна из которых не сможет занять трон по закону, и два сына, что умерли во младенчестве. Скорее всего он даже не подозревает, что его первенец жив, поскольку тот о себе пока ещё ни разу не заявил, и это им всем только на руку. Мирон так и сказал ведь Назару, когда привел Марка в Легион — бастард, о котором никто не знает, их козырь в рукаве. Пусть роль его и будет заключаться лишь в том, чтобы заявить о своих правах на престол, но это уже немало. Этого достаточно, чтобы начать войну и изменить жизнь многих эльфов. И достаточно, чтобы испортить ее как минимум одному. Впрочем, судьба у Марка без того незавидная. Ольга умерла от неизвестной болезни, когда ему было всего семь, после чего он попал на воспитание к подруге своей матери, у которой без того было шестеро детей. Единственный светлый среди темных — разумеется, его немало обижали, да и рос он как сорняк, сам по себе и без всякого внимания, с малых лет учась выживать среди беззакония улиц и нищеты, пока Мирон не нашел его. Тот разузнал побольше о происхождении Марка и, выяснив через ту же Розалию, довольно условно опекавшей мальчика, что он является незаконным сыном короля, сразу же забрал его под свое крыло. Что это было: жест доброй воли или поиск выгоды, Назар не может сказать точно. Одно он знает наверняка — Мирон явно уже тогда раздумывал над тем, чтобы потом этим воспользоваться. Во благо, во имя справедливости, верша правосудие, разницы никакой. Есть Марк, которого можно посадить на трон, есть причины, по которым можно начать войну, есть эльфы, которых можно сделать союзниками. Не хватало одного — грубой силы, готовой эту самую войну вести. Потому Мирон и вышел на Назара. А что, крайне удобно сделать из бывшего головореза главу армии. Прощение прошлых грехов и исправление репутации, а бонусом ещё и смена власти, влекущая за собой искоренение деспотии. Назар хотел поначалу отказаться от этой авантюры, но выиграло понимание — он уже ничем давно не рискует. Все, что было можно потерять, он потерял, совесть и чистоту души (а, может, и саму душу) в том числе. Согласиться, означало изменить хоть что-то для тех, кто останется после него. Для тех, кому это ещё надо, кто стремится к большему, кто готов на все, лишь бы добиться справедливости. Ради них попытаться стоило. Это не альтруизм и не милосердие. Всего лишь часть рационального — видящим свое будущее в другом мире можно помочь это будущее сделать. Через кровь. Через боль. Через грехопадение. Но сделать. Назар согласился. А когда Мирон привел в едва сформировавшийся отряд мальчишку, в глазах которого горел огонь решимости, убедился, что, наверное, не зря. Пускай хоть у этих что-то получится. Пускай хоть у этих что-то будет иначе. Теперь вот есть толика сомнения, а стоило ли совершать подобный выбор, но поздно метаться. Через год, если не меньше, они начнут войну, и пути назад уже не будет. Да и сейчас его уже нет, слишком много сил вложено, слишком много надежд поселено в сердцах, слишком много молитв вознесено к Творцу. Не от Назара — от юнцов, что стремятся стать частью нового мира. И их стремление должно быть награждено по заслугам. — Я хотел спросить, — внезапно подаёт голос Мирон, вырывая Назара из его размышлений, — Узнать твое мнение. — По поводу? — Ты считаешь, что мы правильно поступаем, готовя Марка к роли будущего короля? — А у нас есть выбор? — любопытствует Назар, — Если бы не было Марка, нам бы некого было сажать на трон. Разумеется, мы можем свергнуть Его Величество и сделать новым королем любого, кто подойдет для этого, но реакция граждан Верхнего Города в таком случае будет крайне негативной. А Марк из светлых, к тому же королевских кровей. Он гарантия того, что нового правителя со временем примут, поскольку у него есть хоть какие-то права на трон. Я не могу сказать, что это правильно. Но как минимум логично. — Но я спросил не об этом, — Мирон ловит взгляд Назара, смотрит прямо в глаза, — Не возлагаем ли мы на него слишком большую ответственность? Не ждём ли мы от него слишком много? Глупые вопросы, думается Назару, но он не озвучивает вслух свою мысль. Конечно, они возлагают. Конечно, они ждут. Однако не согласись Марк сам, не вырази он свою решимость, они бы и не смогли его заставить. А так мальчишка сам сказал — да, готов. Скорее всего не понимая, что его ждёт в дальнейшем, но горя идеей быть причастным. Отчасти все же потому что действительно хочет что-то изменить, но преимущественно от того, что желает быть полезным. Быть к месту. Внести лепту. В нем волком воет потребность стать не королем — стать одним из. Это даже не стадный инстинкт, это одиночество. Ненужный отцу, покинутый слишком рано матерью. Марк просто стремится к чему-то цельному, где сам будет цельным, а все остальное — побочно. И Назару, как капитану, стоило бы напрячься подобному раскладу, но он не считает нужным бить тревогу. Отбирать у Марка эту вовлечённость он не станет ни за что (это было бы слишком жестоко), а рассказывать о будущем он не будет, потому что рано. Потому что сейчас не поймет, сейчас слишком взахлёб всего, и это затуманивает разум. Да и юн ещё, слишком юн, чтобы осознать и проанализировать. Назар не сможет вдолбить в его голову, что жизнь короля будет не многим лучше жизни бастарда и уж тем более жизни солдата, но когда-то он об этом обязательно скажет. Не в качестве лекции — просто предупреждение. Чтобы знал, чтобы шел к трону с четким пониманием, как будет дальше, чтобы не давал сомнениям взять верх, когда сомневаться уже будет поздно. Сейчас бесполезно. Станет чуть старше, будет прок от этих слов. На данный момент это не ложь (Назар отчего-то давно ещё поклялся себе никогда не лгать Марку), а всего лишь умалчивание. И оно допустимо до тех пор, пока Марк сам не потребует правды. А он потребует, Назар уверен. Но позже, которое неизвестно когда наступит. — Мы собираемся объявить Марка новым королем, — напоминает он о то, о чем забыть невозможно, — Сам как думаешь, это большая ответственность? Конечно, ему придется немало сделать и принять безоговорочно, но раз уж его не устраивает его нынешнее положение, то пусть борется и меняет его. Неважно, как именно. Короной на голове или тренировками с утра до ночи. Главное, что он сам хочет этого. А все тонкости и нюансы он узнает, когда придет время. — Я не знаю, хватит ли его решимости на то, чтобы не отступить, — задумчиво тянет Мирон, — Он многого пока ещё не понимает, а когда поймет, может отказаться от всей этой авантюры. Я не говорю о том, что и нас может ждать провал. Если не получится убедить жителей Верхнего Города в том, что Марк — законный правитель, все это будет бессмысленно. И жертвы, что мы принесем, не будут оправданы. — Хватит, — коротко бросает вслух Назар, все же добавляет, — Он не отступит, слишком упрямый. А что касательно жителей Верхнего Города — им придется принять новую реальность, хотят они того или нет. Мы пойдем на них с войной, если ты не забыл. Они будут вынуждены преклонить колено перед чужой силой. Такова жизнь — тот, кто сильнее, диктует свои правила. И либо подчиниться им, либо умереть. Третьего здесь не дано. — Порою я забываю не о предстоящей войне, а о том, кто ты такой на самом деле, — усмехается Мирон, — А когда вспоминаю, у меня не остаётся сомнений, что мы выиграем. — С чего вдруг? — У тебя у одного, наверное, не осталось уязвимых мест. А таких, как правило, невозможно остановить. Уязвимые места, значит. Назар едва слышно вздыхает. Как бы там ни было, он пока ещё живой и, возможно, даже не лишён каких-то эмоций. Терять ему действительно нечего: всю свою семью он похоронил в серебряных рудниках, почти всех друзей — на улицах Нижнего Города, женщин — от болезней и от рук таких же ублюдков, как он сам. Своих детей у него, к счастью, нет, но есть отряд — и вот они, мальчишки и девчонки, в какой-то степени обременяют его. Даже не столько обременяют, сколько обязывают брать на себя ответственность. Они не слабое место — Назар, как бы цинично не было, переживет их потерю, если так случится. Это не значит, что он не будет горевать. Это не значит, что ему все равно. Это значит, что его это не сломает. Но тем не менее он сделает все, что в его силах, чтобы они уцелели. Скорее всего не все, но хотя бы большая часть из них. Слепит из них сносных солдат, доведет до Пальмиры и отпустит в свободное плавание. В новую, пока ещё неведомую для них жизнь. Главное, чтобы подальше от этого ужаса, а остальное уже не столь важно. Разве что с Марком так не выйдет, его судьба сложится иначе, но и ему будет гарантировано более спокойное существование в красивом и большом дворце. В золотой клетке, подсказывает Назару внутренний голос. Пусть так. Но хотя бы без риска умереть, не познав всего того, что стоит, наверное, познать до того, как отправиться к Творцу. Не успев понять — иначе бывает. Нужно всего лишь приложить некоторые усилия. — Я сочту это за комплимент, — хмыкает Назар, вспомнив о ещё одном моменте, спрашивает, — По поводу слабых мест. Ты ведь в курсе о некоторых особенностях Марка, верно? — В курсе, — кивает Мирон, даже не уточняя, о чем идёт речь. Видимо, тоже немало думал об этом, — Есть опасения? — А сам как думаешь? Во взгляде Мирона, направленного на поваленного своим соперником теперь уже Марка, на секунду вспыхивает смятение, но вскоре оно гаснет, словно огонь свечи, и глаза его опять становятся холодными. Он не выражает страхов ни своим видом, ни вслух, лишь потирает подбородок, хмыкает себе под нос и говорит. — Об этом не стоит рассказывать, — заявляет он, — Никому. Пока не придет время. И, разумеется, держать ситуацию под контролем. Я верю в благоразумие Марка, но все же считаю, что нам стоит быть внимательнее. Чтобы не произошло… Всякого. — Ты же понимаешь, что мы не сможем удержать его, если вдруг его благоразумие, как ты говоришь, покинет его? — интересуется Назар, — И стоит учитывать возраст. Я бы не был так уверен, что у нас получится избежать казусов. Только если не предупредить Марка о последствиях. — Мне кажется, он и сам понимает, какие они будут, если он сглупит, — отвечает Мирон, — Но и сберечь его от этой глупости мы вряд ли сможем, ты прав. Возможно, стоит поговорить с Евгенией. — Хочешь, чтобы она провела с ним беседу? — Вроде того. — А точнее? Мирон поворачивается к Назару, вздергивает брови, будто удивляясь такой недогадливости, и указывает головой на палатку Евгении, где она занимается своими делами. Назар хмурится, не улавливая, что именно до него пытаются донести, а затем вдруг понимает. Удержать Марка они действительно не смогут, если вдруг он решится на глупость, но предотвратить последствия этой самой глупости сумеют, если он будет знать, как именно. В целом это несложно, просто нужно объяснить ему все тонкости подсчёта дней, и Евгения, наверное, единственная, кто сделает это без смущения и максимально конкретно. Даже если нет возможности избежать неизбежного, всегда есть возможность уменьшить риски. — Я услышал тебя, — вздыхает Назар, — Мне отправить Марка к ней сегодня? — Отправь — распоряжается Мирон, — И присмотрись внимательнее к своим солдатам. Если кто-то из них проявляет особый интерес к Марку, мы должны знать. На всякий случай. — Предлагаешь осекать? — Не поощрять уж точно. Назар безразлично пожимает плечами. Про свой отряд он знает достаточно: Гриша давно уже положил свой глаз (лишь бы один только глаз, помоги им всем Творец) на Роберта, Дима бегает за Марией (по поводу них опасений нет — что первый, что вторая куда осознаннее остальных), Лия нет-нет да поглядывает на Охру (зачем ей этот индюк, Назар понятия не имеет, но ничего не говорит), Идан делами сердечными не озабочен, Юлия все пытается как-то подобраться к Марку, пока ещё не зная, что это бесполезно, а сам Марк слишком увлечен тем, чтобы стать хорошим солдатом. Это не значит, что его не настигнет такая напасть, как влечение. Это значит, что пока ещё его интерес заключается в другом, но как долго это продлится, неясно. Назар не хочет проверять, потому отправит его к Евгении перед отбоем в обязательном порядке. От греха (какая ирония) подальше. И, так уж и быть, будет внимательнее. Не только к тем, кто будет расположен к Марку, но и к тем, к кому будет расположен он сам. На всякий случай, как сказал Мирон. Перестраховка им не помешает. — Присмотрюсь. — Спасибо, — благодарит Мирон, — Я пойду, пожалуй. Он уходит прочь так же неожиданно, как и появился, Назар не смотрит ему вслед и возвращает свое внимание к тренировке в нужный момент. Как раз тогда, когда Марк, прижав Дарио коленом к земле, бросает тренировочный деревянный кинжал, попадая им ровно по центру груди Гриши. Федор одобрительно кивает и командует встать, тут же принимаясь озвучивать все недочёты, Марк, тяжело дыша, поднимается на ноги и ловит взгляд Назара, расплываясь в непрочной улыбке. В его глазах так и читается вопрос. «Достаточно хорошо?» Назар качает головой в знак отрицания. «Нужно лучше» Это не совет, а приказ. Не из придирчивости и скрупулёзности, а потому что так оно и есть. Марку необходимо научиться всему, отточить каждое свое движение до автоматизма, до идеала и отключения контроля со стороны сознательного, чтобы тело работало само по себе. Только так он сможет выжить на поле боя. Только так он сможет защитить себя, когда рядом не будет друзей и наставников. Марк на мгновение сникает, а затем вдруг сжимает кулаки и решительно кивает. «Так точно» Назар отворачивается. Сомнений в том, а точно ли его требование будет выполнено, в нем почему-то не возникает.

***

Легас встречает странно — слишком спокойно. Подозрительно спокойно. Когда Назар вместе с отрядом прибывает на место, мятеж уже стихает, и народ не требует ничего и не бунтует из-за проблем с зерном. Городской управляющий так и вовсе сообщает, что рано утром пришла поставка, потому граждане прекратили устраивать беспорядки и разошлись с главной площади. Назар не понимает ровным счётом ничего, но на всякий случай задерживается, чтобы проверить, все ли в норме, и удивляется ещё больше, когда понимает, что все так. Он отправляет письмо Мирону, в котором говорит о том, что северные почему-то отказались устраивать забастовку, и, собрав своих солдат в кучу, покидает Легас с паршивым предчувствием надвигающейся беды. На обратном пути Идан все пытается разговорить его, но Назар лишь отмахивается, силясь осознать, где тут подвох. Чуйка подсказывает ему, что он есть, и можно было бы свалить все на излишнюю мнительность, но дело явно не в этом. Только вот Назар не понимает, в чем тогда, и от того не может найти себе места. В цокоте копыт своей лошади он слышит какое-то предупреждение, которое не в силах проанализировать и осознать. К чему все это? Что такого произошло или происходит? Одному Творцу известно. Может, это беспокойство не за себя, а за других. Но за кого? Гриша и Роберт направились обратно в Янору, чтобы держать ситуацию там под контролем, Дима к себе в Родарик, чтобы принять поставки от Вакуленко, когда придет время. Идан здесь, скачет под боком, Федор, набрав солдат, ринулся в злосчастную Шаригану. Дарио в Нижнем Городе следит за тем, как идут дела на фермах, Лия в Пальмире, а значит, в относительной безопасности, там же Марк. За кого из них стоит переживать и стоит ли вовсе? Назар не в курсе. И его это иррационально тревожит, потому он уходит в свои волнения и размышления и этим самым допускает ошибку. Допускает нападение. Чужая стрела, выпущенная из тьмы густых зарослей, пролетает всего в паре сантиметров от его лица, он тянет лошадь за поводья и взмахом руки даёт знак всей колонне остановиться. Ровно в эту секунду со всех сторон на узкую лесную дорогу выходят эльфы, лица которых скрыты масками, и Назар заученным движением мгновенно хватается за лук. Последняя мысль, успевшая возникнуть в его голове, прежде чем внезапная схватка захватывает его целиком, гласит, что, возможно, не его одного застали врасплох. И она почему-то не приносит утешение, а лишь награждает осознанием, что в этот раз Назар, наверное, все же соврал Марку.