Без права на отказ

Жизнь в Нижнем Городе научила Назара многим вещам. Избегать привязанностей. Игнорировать боль. Не доверять никому, кроме себя и узкого круга лиц. Идти до последнего. Побеждать смерть. Все это было зазубрено, высечено под кожей и на коже и укреплено в голове, как правило. За последние несколько лет прибавилось ещё одно — беречь иных. Тех, кому рано в объятия Творца. Тех, кто ещё может изменить свою судьбу. Тех, у кого есть шанс на что-то чистое и светлое. Этому правилу Назар следует безоговорочно, не ставя под сомнение, а нужно ли. Потому что нет тут иных вариантов. Капитан обязан стоять за своих солдат до конца. — Залмансон, ты меня слышишь? — спрашивает он, — Держись, мы почти на месте. Ответом ему служит хриплый кашель, дающий понять, что Идан жив и хочет что-то сказать, но не может из-за своего состояния. Назар останавливается у дерева, осторожно приставляет к нему свою ношу и, открыв висящую на поясе фляжку с водой, подносит ее к пересохшим губам Идана. Он отпивает совсем немного, давится, опять начинает кашлять и, успокоившись, шумно втягивает воздух. Дело плохо. — Нам осталось идти меньше двух миль, — говорит Назар, закрывая фляжку, вешает ее обратно, — Постарайся не терять сознание. Скоро тебе помогут. — Мне кажется, я не дойду, — тихо, с придыханием отвечает Идан, — Оставьте меня тут, капитан. Вернётесь, как сможете. Назар плотнее смыкает челюсти. Ага, как же. Да ни за что на свете он не оставит тут своего раненого солдата одного, который даже отпор в случае чего дать не сможет. Нет, он дотащит, отведет к целителю, убедится, что опасность миновала, и лишь после этого отправится в Пальмиру. И Идана заберёт с собой обязательно — он из круга приближенных к королю, один Творец знает, что с ним могут сделать. Без того стоит едва живой, одна стрела пронзила ногу, вторая — спину, и это не было бы проблемой, если бы не яд. Назар не может сказать, какой именно, но как бы там ни было, нужно срочно получить помощь. Неизвестно, сколько у них времени, они и так потеряли его, пока бежали от преследования. Это совсем не в их духе, но Назар не из безрассудных смельчаков. В этот раз нужно было отступить, он отступил. Это не значит, что он сдался. Это не значит, что он не найдет ублюдков, устроивших засаду. Это значит, что есть вещи поважнее, чем бессмысленное геройство и не особо потешные игры в неодолимого. Жизнь Идана, к примеру. — Я дождусь вас тут, капитан, — продолжает он, — Идите. Вам нужнее, я видел, что вас тоже ранили. — Не было такого, — отрезает Назар, оглядываясь. Путь чист, до Ворноса уже рукой подать. Нужно идти, — Тебе показалось. Соберись духом, и пошли. Мы уже близко. — Но я же видел… — Тебе. Показалось. Это вовсе не попытка прикинуться неуязвимым и всесильным, нет. Просто Назару нужно, чтобы никто не был в курсе о его ранении, даже свои. Стрела прошлась по касательной, всего-то поцарапала плечо, но и она была отравлена. Только вот это не имеет значения, потому что яд на Назара не подействовал. Его таким не возьмёшь, и на то есть определенная причина, о которой никому не стоит знать. Поскольку живых свидетелей из отряда кроме Идана не осталось, тайну сохранить получится. Нужно только убедить его, что все было не так, как он думает. — Ты бредишь из-за отравления, — твердо заявляет Назар, хватая его за запястье, заставляет опереться о свое плечо и медленно бредет вперёд, — Потому нам как можно быстрее нужно добраться до Ворноса и затем отправиться в Пальмиру. Там ты будешь в безопасности. — Мне кажется, что я не выдержу этот путь, — отзывается Идан, едва переставляя ноги, — Если вдруг я скончаюсь в Ворносе, передайте Петре, что я разрываю помолвку. Не хочу, чтобы она держала траур и горевала. Она молода и красива, у нее ещё будет шанс обрести счастье с кем-то другим. Пожалуйста, передайте ей мои слова. — Залмансон, — предупреждающе окликает его Назар, — Даже не думай просить меня о таком, я не позволю тебе умереть. Слушай приказ капитана: две мили на юг бодрым шагом. Ослушаешься, я тебя к новобранцам в казарму на месяц поселю в качестве наказания. Чтобы неповадно было. Идан смеётся, снова заходится хриплым кашлем, отчего на губах у него остаётся пару капель крови, но не останавливается, а решительно кивает. — Да, капитан. Готов к выполнению приказа. Назар позволяет себе слабую улыбку. Пусть с судьбой не поспоришь, но пока у него есть силы и возможность, он будет беречь своих солдат от смерти и водить ее за нос так, как водит всю свою осознанную жизнь. Этому нельзя научить других, но это можно использовать во благо. Так он и поступит. Когда они добираются до Ворноса, Идан уже едва держит себя на ногах и слабо понимает, что происходит. Назар тащит его в городскую больницу, отдает в руки целителя, коротко и обтекаемо объясняя, что произошло, и, далеко не не уходя, пишет письмо Мирону, сообщая в нем о нападении. Уже собираясь отправить послание в Пальмиру, он внезапно передумывает и выводит на пергаменте немного иное. «Мы вышли из Легаса, мятежи стихли. На нас напали. Пока остановился в Элларии, весь отряд погиб. Ночью отправляюсь в Пальмиру. Н.В.» Дописав, Назар отдает мальчишке лет шестнадцати письмо, пару монет и наблюдает за тем, как тот уносится прочь. Проводив его долгим взглядом, он идёт к целителю, чтобы узнать о самочувствии Идана. В нем не утихает предчувствие, что произошло что-то ещё, что их пока что держат на мушке, потому он никак не может успокоиться и решить, как быть дальше. Внутри тревожно. Кто мог осмелиться напасть на него? И только ли на него одного, или другим отрядам тоже досталось? Если да, то дело плохо. Потому что неизвестно, откуда дует ветер. С одной стороны, это вполне могли быть северные, но Хинтер не настолько глуп, чтобы пытаться убить главу Легиона. Значит, это могли быть враги в стенах Верхнего Города, понимает Назар, и предположение это его совсем не радует. Назревает гражданская война, и видит Творец, она будет ещё более жестокой, чем та, из-за которой произошел дворцовый переворот. Целитель встречает Назара у порога своего кабинета мягкой улыбкой, войти не даёт, но и не гонит прочь. Он стар, ему, должно быть, немало лет, но глаза его не такие, как у эльфов, проживших долгую жизнь. И взгляд не холодный и не цепкий, он понимающий и открытый, даже утешающий. Ровно как и голос, звучащий ровно и спокойно. — Ваш спутник жив, — сообщает он, — Пока ещё он бредит и лихорадит, но вскоре ему станет лучше. Я залечил его раны и дал ему противоядие. Оно должно помочь. — Надолго? — прямо спрашивает Назар. Он немало знает о том, чем чревато отравление такого рода, но должен услышать все детали от более осведомленного. — Полагаю, мне нет нужды объяснять, каковы риски, — вздыхает целитель, — Вы очень поздно добрались до меня, яд успел причинить немалый вред. — И? — Боюсь, он не проживет дольше пяти лет. Мне жаль. Назар прикрывает глаза. Вот же черт. Пять лет — это даже не срок, это капля в море жизни. Что можно успеть сделать за это время? Да ничего, только замолить грехи и подготовиться к встрече с Творцом. Идан не заслужил подобного, но ничего теперь уже не изменишь. Ему придется смиренно принять свою участь и сложить оружие раньше, чем он мог бы, если бы не произошедшее. Впрочем, он ещё может жениться на Петре, если захочет. Сообщить обо всем ему самому надо обязательно, Назар ни за что не станет лгать. Но не сейчас. Сейчас он подумает о том, что делать дальше, а уже потом найдет всех виновных и собственноручно отсечет им головы. — Благодарю вас за помощь, — кивает он, открыв глаза, уточняет, — Когда он придет в себя? Мы бы хотели отправиться в Пальмиру как можно скорее. — Думаю, что к завтрашнему утру он уже будет готов покинуть Ворнос, — отвечает целитель, — До Пальмиры вы можете добраться вместе с торговцами, они возят ткани в столицу каждое утро. Либо купить лошадей на ферме, если вам так удобнее. Назар задумчиво склоняет голову вбок. А что, это идея. Слиться с обычными гражданами будет безопасно, так их с Иданом никто не раскроет, и они спокойно доедут до столицы. Лошадей своих они потеряли, но это не так уж и важно, все равно верхом бы не осилили этот путь. А вот в повозке — вполне. Нужно найти, с кем договориться. — Благодарю вас, — повторяет Назар, — Торговцы отъезжают от главной площади, верно? — Да, повозки собирают у лавки госпожи Дреминой в семь утра, — отвечает целитель, предлагает, — Вы нуждаетесь в осмотре? Мне сказали, что вы тоже были ранены. — Пожалуй, откажусь. Стрела не задела меня, все в порядке. — Вы уверены в этом? — Я похож на того, кого отравили ядом? Целитель, чуть прищурившись, награждает его внимательным взглядом, и на секунду Назару кажется, что он догадался обо всем. Это не пугает, вовсе нет, потому что со свидетелями всегда можно разобраться. Самый лёгкий способ — убрать их, но Назар не станет так поступать, потому в случае необходимости просто убедит молчать. Это несложно, если знать, с какой стороны заходить. Кому-то нужны деньги, кому-то — информация, другие нуждаются в связях и покровительстве, ещё одни — в благосклонности и помощи. Что-то Назар может дать, потому не беспокоится, что его тайна всплывёт наружу. Только вот целитель ни о чем не просит, он молча кивает и скрывается за дверьми своего кабинета, так ничего и не сказав напоследок. Утром следующего дня Идан в самом деле приходит в себя и даже выражает готовность отправиться в Пальмиру. Они договариваются с каким-то торговцем, тот соглашается отвезти их за довольно символическую плату, и через несколько часов они добираются до столицы в целости и сохранности. С главной площади путь их пролегает до дворца, и, пока они идут, Назар решает оповестить Идана о случившемся. — Яд сильно навредил тебе, — прямо говорит он, не желая ходить вокруг да около, — Не знаю точно, как это работает, но скорее всего он навсегда останется в твоём теле и заберёт у тебя немало жизненных сил. — И сколько мне осталось? — спрашивает Идан, никак не выражая своего шока. Научен горьким опытом держать эмоции при себе, — Не очень много, да? — Пять лет, — не без сожаления объявляет Назар, — Мне жаль, что так вышло. Я обещаю, что найду тех, кто сделал это, и приведу их на эшафот. Помрачнев, Идан кивает. Чувствует он себя уже явно лучше, но внутри у него наверняка шторм. Ещё бы, узнать в молодом возрасте, что осталось жить всего ничего, крайне паршиво. И страшно к тому же. Что не успел толком ничего, а возможностей всех лишили разом, и что делать дальше, как быть, совсем неясно. Назар бы хотел как-то помочь, но понимает, что тут уж ничем. Только наказать виновных. На другое он в сложившейся ситуации не способен. — Я разорву помолвку с Петрой, — нарушает молчание Идан, — Не хочу, чтобы она вскоре ходила вдовой. Мне нужно придумать причину, чтобы она была зла на меня, а не горевала. Есть идеи, капитан? — А ты уверен, что это хорошая затея? — уточняет Назар, — У вас будет пять лет. Это не слишком много, но лучше, чем ничего. Если ты женишься на ней, то у вас вскоре могут родиться дети. Забота о потомстве поможет ей пережить утрату. Разве ты не хочешь прожить с ней остаток своей жизни? Мне казалось, что она тебе небезразлична. — Я люблю ее, — Идан улыбается, от чего снова становится совсем юным мальчишкой, продолжает куда печальнее, — Но я не хочу причинять ей боль своей кончиной. Не хочу, чтобы она растила наших детей одна. Петра прекрасна, она наверняка сможет найти достойного мужа, который сделает ее счастливой. Я бы хотел стать им, но Творец отвёл мне слишком мало времени. Поэтому будет лучше, если мы не станем накладывать обет. Если я скажу ей правду, она легко переубедит меня, поэтому мне нужна причина, по которой я разорву нашу помолвку. Пусть она ненавидит меня. Лишь бы горе не сгубило ее. Назар вздыхает с досадой. Глупость какая. Найти повод, чтобы отказаться от брака, можно, но это не поможет. Даже если Петра разозлится и выйдет замуж за кого-то еще, она все равно будет испытывать боль, когда Идан умрет. Потому что она поймет, что все это было враньём, и уйдет в свое горе с головой. Сложить одно с другим несложно, да и она не глупа, найдет связь. Идан обрекает ее на страдания в любом случае, но есть выбор: дать перед этим что-то ещё или собственными руками загубить все. — Подумай ещё раз, что именно ты собираешься сделать, — советует Назар, — Я сейчас говорю тебе не как капитан, а как тот, кто в этой жизни что-то видел. Петре в любом случае будет непросто, но она может пять лет быть счастлива с тобой, а может пять лет страдать от разлуки. Боль неизбежна. Но имеет значение, чем именно она будет вызвана. — Вдовой ей не будет легче. — Как и брошенной невестой, жених которой обманул ее и оставил одну. Идан хмурится, будто только сейчас начал понимать суть вещей, но ничего сказать не успевает. Они, наконец, выходят к дворцу, где их встречает стража. Та, завидев Назара, пропускает их мгновенно, потому они без особых трудностей оказываются внутри. Встречает их обеспокоенный Мирон. — Что у вас произошло? — спрашивает он, взмахивая письмом, которое было отправлено ему из Ворноса, — Где отряд? Почему вы оказались в Элларии? — Не здесь, — коротко отвечает Назар, — Идану нужно ещё раз показаться целителю. Где Федор и все остальные? — Не там, где должны быть, — тяжело вздыхает Мирон, — Собирайся, мы едем к Тимарцеву. Идан, иди к Евгении, она должна быть у себя. Ты сильно пострадал? — Сильнее, чем хотелось бы, — отзывается Идан, — Я пойду, пожалуй. Капитан. Отдав честь, он уходит, хромая на одну ногу, Мирон смотрит ему вслед, переводит обеспокоенный взгляд на Назара. Тот лишь пожимает плечами. — Без жертв не обошлось. — Это точно, — соглашается Мирон, отходя в сторону своих покоев, взмахом руки даёт знак идти за ним, — Правильно я понимаю, что в Элларии вас не было? — Правильно, — подтверждает Назар, — Но там были нужные мне глаза и уши, так что вскоре мы, возможно, что-то узнаем. У вас здесь все в порядке? — Насколько мне известно, да. — А Его Величество? — В добром здравии. Зайдешь к нему позже, пока есть дела поважнее. Назар не возражает. Если Марк не пострадал, это хорошо. Остальное они уже будут решать по ходу дела, как только соберут всю информацию, которая у них есть и которой у них пока ещё нет. Но для того Назар и является главой Легиона — добыть то, что добыть невозможно, ему под силу. Даже если порою кажется совсем иначе.

***

У Тимарцева они собираются вчетвером: Мирон, ходящий из стороны в сторону, Мамай, задумчиво потирающий подбородок, Охра, стучащий пальцами по столу, и Назар, желающий поскорее вернуться во дворец. Он устал, ему нужно хоть немного отдохнуть, но он понимает, что сейчас решается будущее страны, потому и не говорит ничего о невзгодах своего организма. Вместо того думает со всеми, что делать дальше. — Что мы имеем? — привлекая к себе внимание всех присутствующих, спрашивает Мирон, принимается перечислять и загибать пальцы, — Кто-то напал на всех приближенных Его Величества, попытался избавиться от главы Легиона, убил управляющего Янорой Григория и отравил Идана. На Федора тоже было совершено покушение, как и на Дмитрия, но они, слава Творцу, живы и скоро будут в Пальмире. В столице пока спокойно, и все мятежи по какому-то стечению обстоятельств утихли ещё до того, как отряды добрались до городов. Вы видите связь? — Хинтер начал в открытую проявлять агрессию? — предполагает Охра, и сам тут же отметает эту теорию, — Но зачем ему это? Он ведь понимает, что в таком случае он станет первым в списке подозреваемых. Даже если бы его план убить всех приближенных к Его Величеству сработал, ему бы это ничего не дало. У нас есть армия, и на агрессию мы ответим такой же агрессией. Северные — народ крепкий, но Верхний Город сильнее, если речь идёт о войне. Я не думаю, что это дело рук Хинтера. Есть кто-то ещё, кого не устраивает бастард на троне. — С другой стороны, почему тогда поставки зерна возобновились лишь тогда, когда отряды прибыли подавлять мятежи? — подаёт голос Мамай, взмахивая рукой в воздухе, — Как по мне, это очень похоже на приманку. Хинтер наверняка знал, кто поедет по стране, и мог сделать так, чтобы мы были застигнуты врасплох. Но я, признаться честно, тоже не понимаю, зачем ему это. Слишком грязная игра. — Как насчёт Вакуленко? — уточняет Назар, — Он мог пойти на нечто подобное? — Сильно сомневаюсь, — качает головой Мирон, — Вакуленко осторожен в своих действиях, он бы не стал идти на такой шаг. К тому же ему нет нужды ставить под угрозу мирное существование народа серых эльфов. Они не принимали никакого участия в войне, не выбрали ни одну из сторон. Им спокойнее держаться в стороне, вряд ли они изменили свое решение из-за того, что подвернулся удачный случай. Я думаю, это был кто-то другой. — Кто-то в стенах Верхнего Города? — любопытствует Охра, — Если да, то дела наши плохи. Не знать, кто твой враг, крайне опасно. Как и не понимать, какую именно цель он преследует. Назар, вы не схватили никого из нападавших? — Это было невозможно, — вздыхает Назар. Он сам себя корит за то, что не смог взять в плен кого-нибудь из тех эльфов, но приоритеты его в тот момент были расставлены иначе, — Их было много, к тому же все произошло внезапно. Они перебили половину сразу, остаток отряда отбивался, как мог. Выжили только мы с Иданом, потому что я велел ему бежать. Его ранило стрелой, она была отравлена. Мне пришлось увести его в Ворнос, чтобы спасти и скрыться от преследования. Там нам помог целитель, благослови его Творец. Но Идан все равно долго не проживет, яд успел подействовать. Целитель сказал, что ему отведено не больше пяти лет. — Плохи дела, — повторяет Охра, — А как так вышло, что ты остался жив? Нет, я знаю, что ты способен на невозможное, но неужели ни одна стрела не добралась до тебя? — Ты сам сказал — я способен на невозможное, — невесело усмехается Назар. Стрела то до него добралась, но говорить он об этом не собирается, — У меня много опыта в подобных делах. Пусть напали на нас внезапно, но я стою во главе Легиона не первый год. И не из такого выбирался. — Твоя правда, — кивает Мирон, устав ходить, садится на стул и трёт переносицу, — И хорошо, что ты выжил. Если бы у нападавших получилось убить тебя, все обернулось бы бедой. Сейчас Легион как никогда нуждается в твердой руке, кроме тебя и Федора мы никому не можем доверить эту задачу. — Ты отправил письмо из Ворноса, — вспоминает Мамай, — Но ты писал, что находишься в Элларии. К чему это было? Боялся, что перехватят? — И не исключено, что перехватили, — хмыкает Назар, — Изначально я думал написать, как есть, но потом понял, что нас с Иданом могут преследовать. На дороге между Элларией и Пальмирой у меня есть… Кое-кто. Так что если там действительно кто-то побывал, мы об этом вскоре узнаем. — Мы могли бы отправить отряд туда, — объявляет Охра, — И сразу взять в плен нападавших. Почему ты не приказал отправить солдат на дорогу от Элларии? Назар кое-как подавляет вспышку раздражения, отстранённо думая о том, что если Лия выйдет замуж за этого дурака, то было бы славно ей родить детей с ее складом ума. Неужели, черт, непонятно, что бессмысленно было просить отправлять отряд, если письмо бы перехватили? Никто бы из нападавших тогда не заявился на указанное место, а так получилось почти естественно. Да, письмо было отправлено из Ворноса, но его точно прочли не в городе, а где-то рядом с Пальмирой, потому что предугадать, откуда оно было отправлено, было невозможно. Назар не идиот, потому разузнал, как работает городская почта, и выяснил, что все письма собирают и лишь потом отвозят в столицу. К тому же по пути набирают послания из близлежащих городов, и все смешивается в одну кучу, от того неясно, откуда и что едет. Следовательно, любой, кто читал написанное Назаром, считал, что он находится в Элларии. Он мог бы сообщить, что прибудет из Ворноса вечером в Пальмиру, собрать солдат и поджидать, но это бы не сработало по ряду причин. Нападавшие засекли бы их и ушли незамеченными, потому что дорога от города до столицы длинная, и непонятно, где бы они прятались. Пойди Назар их искать, точно бы раскрыл себя. Да и привлекательнее было бы добить его ночью, безоружного и дезориентированного. Утром это было бы сложнее, слишком много свидетелей, слишком мало шансов добиться успеха. И не стоит отрицать, что Назар мог не справиться. Он видел, как проходил бой, может сказать, что это были подготовленные эльфы. У него, конечно, есть сносные солдаты в штабе, но это не его отряд. Не те, кто прошел войну и вышел из нее победителем. А рисковать жизнью желторотых птенцов он не хочет. Да и информацию он все равно получит в конечном итоге. Более безопасным и эффективным методом. Его не привлекает идея объяснять все это, но он вынужден, поскольку ситуация требует. Потому, стараясь держать себя в руках, Назар на доступном языке излагает свои мысли. Когда он замолкает, Мирон награждает его восхищённым взглядом. — Ты очень… Дальновидный, — говорит он, — Только я не понял, почему ты выбрал дорогу от Элларии до Пальмиры. Кто тебе предоставит информацию и каким образом? — Кое-кто, — уклончиво отвечает Назар, — Я не стану раскрывать личность своего условного союзника, но мы и правда можем что-то узнать. Однако этого не будет достаточно. Нужно связаться с Хинтером и спросить, в чем дело. Можно считать совпадением, что поставки возобновились именно тогда, когда отряды прибыли на место, но перестраховаться не будет лишним. — Я отправлю ему письмо, — кивает Мамай, — Правда не знаю, безопасно ли это. Если всю почту перехватывают, то держать связь с кем бы то ни было будет сложно. — Не всю, — качает головой Назар, — Я уверен, что не всю. Только письма от тех, кого попытались убрать с пути. И только для того, чтобы закончить начатое. Потому Диму и Федора нужно будет обязательно встретить, чтобы обеспечить им безопасность. — Они хотят посеять панику, — внезапно заявляет Мирон, — Хотят лишить короля поддержки. Напали не только на верхушку армии, а на все ближайшие окружение Его Величества. Это было сделано, чтобы дестабилизировать обстановку и поставить нас в уязвимое положение. Нам нельзя поддаваться, нужно играть по своим правилам. Будем делать вид, что ничего не происходит, и осторожно узнавать все. Нападения выдадим за угрозу со стороны разбойников, их в стране хватает. Сами будем искать наших невидимых врагов и держать связь как с Вакуленко, так и с Хинтером. Если кто-то из них окажется причастным, мы пойдем на них войной. Легион ведь готов на это? — Готов, — подтверждает Назар, хотя идея вновь ступать на путь крови его не привлекает совсем. Но иногда иных вариантов нет, как показал опыт, — Я возглавлю армию, если это пригодится. Но для начала стоит усилить охрану при дворе и придумать пути отступления для Его Величества, если вдруг наши враги доберутся до столицы. — Это верно, — соглашается Мамай, — Но уезжать Его Величеству из Пальмиры нельзя, это будет подозрительно. Подготовим ему безопасное место, куда он сможет в случае чего отправиться, и дадим в распоряжение проверенных солдат. — Только не Лию, — встревает в разговор Охра, — Давайте рассмотрим и других кандидатов тоже. Назар закатывает глаза, но ничего не говорит. У них тут риск начать очередную военную кампанию, а Охра печется о девчонке так, будто она лук в руках никогда не держала. С другой стороны, если уж он не будет печься, то кто? Пускай хоть этот о ней позаботится, от других она такое получит вряд ли. Мирон вскоре объявляет, что нужно будет обсудить все ещё раз чуть позже, когда прибудут Дима и Федор, потому они возвращаются во дворец. Назар хочет уйти в свои покои, он смертельно устал, ему бы поспать хоть немного, но он не доходит. Марк перехватывает его на половине пути, отмахивается от картонного и безэмоционального «Ваше Величество» и велит идти за ним. Командует, черт бы его побрал, хотя ещё не так давно беспрекословно исполнял любой приказ своего капитана и боялся получить нагоняй за неповиновение. Но роли сменились, потому Назар, стиснув зубы, следует за ним, чувствуя, что ему нужно сменить скрытую под одеждой повязку на плече. Но это терпит, а вот Марк — нет. Он заводит его в свои покои, просит слуг уйти, а когда они остаются одни, внезапно теряет всю свою решительность и резко опускается на кровать. Назар хмурится. — С тобой все в порядке? — спрашивает он, подходя ближе. — Я боялся, что ты умер, — шепчет Марк, глядя куда-то в пустоту, — Это твое письмо, и ещё все эти нападения, Гриша… Я не знал, что мне думать, когда пришли вести о его гибели. Скажи мне, что происходит? — Мы не знаем точно, — вздыхает Назар, присаживаясь напротив Марка на корточки, — Кто-то попытался убрать с пути всех твоих приближенных, но, как видишь, у них ничего не вышло. Мы с Иданом спаслись, а Диму и Федора я встречу лично вместе с отрядом. Тебе не о чем беспокоиться. Ты и ребенок будете в безопасности. — Ты мог умереть. Да, мог. Тысячу с лишним раз, ещё в Нижнем Городе, от болезни, от рук таких же головорезов, как он сам, во время войны, в недавней засаде, в пути до Пальмиры. Но выжил ведь, потому что смерть не помнит и не ведает, кажется, даже, как он выглядит. Только провозглашать это бессмысленно, Марку нужно иное. Он напуган, он подавлен. Один его друг отправился к Творцу, второй через несколько лет тоже покинет его. И в такой ситуации нужно дать не больше, не меньше уверенности — один он не останется. Назар эту уверенность пытается ему дать. — Не мог, — возражает он, — Я обещал тебе, что вернусь живым и обеспечу тебе и ребенку защиту. Поэтому я тут. Времена сейчас неспокойные, но это не значит, что так будет всегда. Мы разберемся со всем. Марк вздрагивает, крупно, всем телом, будто в паре дюймов от его лица пролетела стрела. Смотрит совсем уж печально, а затем вдруг обнимает за плечи с такой силой, что Назар чуть не падает, и судорожно вздыхает. — Не делай так больше, — просит он, — Я чуть сам к Творцу не отправился, когда пришли вести о нападениях. Не смей больше так рисковать. Назар молчит. Обещание такого толка он дать не может, не имеет на это никакого права. Потому что не знает, что сулит новый день, не знает, как все обернется, но уверен в одном — рисковать ему придется однозначно. Проигнорировать брошенный вызов Назар не может по многим причинам. Он глава Легиона, верхушка королевской армии, и защищать монарха, народ и страну обязан до последнего вдоха. Да и душа его рвется в бой, но не ради того, чтобы пролить кровь. Ему необходимо найти и наказать всех, кто виновен в смерти Гриши и отравлении Идана, потому что это его солдаты, ради которых он готов на многое, если не на все. Сберечь он их не смог, но вот отомстить ему хватит сил. И попытаться сохранить жизнь тем, кто остался цел. Только вот и промолчать Назар не может, не может оставить Марка одного со всеми этими страхами и сомнениями, потому прижимает его крепче к себе, мимолётно касаясь губами виска. Словно клятва: «я буду рядом до тех пор, пока не придет время выполнить долг». Марк ведёт ладонями по его спине, будто что-то почувствовав, переносит руки на плечи и слегка сжимает их. Назар беззвучно шипит от боли и отстраняется, надеясь, что не выдал себя ничем. — Все будет хорошо, — заверяет он, хотя уверенности в словах особо нет, одна только надежда, — С тобой и ребенком все в порядке? — В полном, — кивает Марк, потупив взгляд, улыбается как-то растерянно, — Я думаю, это будет девочка. — Почему? — Мне приснилось, что родится дочь. Сны, значит. Назар едва слышно усмехается. Это не утверждение, а всего лишь желание поверить, что на свет появится девочка, поскольку ее жизни будет угрожать куда меньше опасностей. Нет прав на трон — нет врагов, желающих либо посадить на него, либо не допустить до него. Назар не может осуждать Марка за стремление обезопасить свое дитя, даже если защита эта будет заключаться в том, что оно будет принцессой, а не принцем. Назар может даже понять. — Пусть будет так, — пожимает плечами он, поднимаясь на ноги, — Главное, чтобы с вами обоими все было в порядке. Ты посещаешь Евгению? — Ежедневно, — подтверждает Марк, оставаясь сидеть, добавляет, чуть подумав, — Я беседовал с Мироном и Мамаем. Они сказали, что идея с благотворительностью хороша, и пообещали выделить средства. Как думаешь, откуда лучше начать? Я слышал, что в Зирнасе не так давно обвалился рудник, многие дети остались без родителей. Может, стоит построить там приют? — Я был не так давно в Ворносе, там не хватает школ, — отзывается Назар, — Городской больнице Легаса не хватает поддержки и средств. Но приют в Зирнасе — это правильная мысль. Ты можешь отдать приказ на его строительство, попутно помогать и другим городам. Если понадобится информация, я разузнаю все чуть позже. — Было бы неплохо. Ты уходишь? — Есть некоторые дела. Тебе есть что ещё рассказать? Марк качает головой в знак отрицания, потому Назар ещё раз осматривает его с ног до головы и следует к дверям. Уже собираясь выйти, он слышит тихий голос, летящий ему в спину. — Если ты закончишь с делами, приходи ночью. Я буду ждать. Ничего не ответив, Назар покидает королевские покои, думая лишь о том, что дела его закончатся явно не так скоро.

***

К Евгении он приходит сам, не потому что плохо себя чувствует, а потому что понимает — нужно перестраховаться. Пусть ранение пустяковое, его ранением то назвать нельзя, но нужно убедиться, что не существует никакой опасности для жизни. Назару в сложившейся ситуации ни в коем случае нельзя складывать оружие, потому он заявляется в кабинет целительницы, избегая встреч с кем-либо из придворных. Завидев его, Евгения заводит его внутрь, отпускает помощницу и, закрыв дверь на замок, разворачивается лицом, ожидая объяснений. Назар молча стягивает рубаху и снимает повязку с плеча. — Я промыл рану и проследил, чтобы туда не попала грязь, — говорит он, — Но все же подумал, что мне следует показаться и тебе тоже. Что скажешь? — Что ты глупец, — неутешительно объявляет Евгения, становясь напротив, касается пальцами воспалённой кожи на плече и хмурится, — Но очень живучий глупец. Как так вышло, что обе стрелы Идана были отравлены, а твоя — нет? Иначе я не знаю, как объяснить, что ты все ещё жив. — Полагаю, на меня не хватило яда, — усмехается Назар, поморщившись от лёгкой боли, вызванной касанием теплых пальцев, — Но если бы меня отравили, я бы это понял. Как и ты. — Странно, — задумчиво тянет Евгения. Она отходит к своему столу, берет с нее какую-то склянку, открывает ее и, пропитав светло-зеленой жидкостью кусок тряпки, который достала из кармана, возвращается к Назару. В нос ему ударяет запах полыни. — Что это? — Целебная настойка, — обтекаемо объясняет Евгения, проводя тряпкой по коже на плече, — Она поможет предотвратить заражение крови. Хотя я уверена, что твое тело справится и без этого. Ты давно сделал из него инструмент, который невозможно сломать. Даже яд тебя не взял. — Не было никакого яда, — устало вздыхает Назар, не обращая внимания на жжение в области ранения, — Если бы я был отравлен, я бы не смог отвести Идана в больницу, и мы бы оба погибли. Ты должна это понимать. Ничего не ответив, Евгения ещё раз протирает кожу на его плече, возвращается к столу и откладывает на него тряпку. Закрыв открытую склянку и убрав ее на место, она разворачивается к Назару лицом, награждает его внимательным взглядом и пожимает плечами. — Яд был, — упрямо повторяет она, — Просто он на тебя не подействовал, а вот на Идана — вполне. Мне нужно говорить, почему, или ты сам все знаешь? — Знаю, — коротко отвечает Назар. Он прекращает играть в дурака, поскольку понимает, что это бессмысленно, и с нажимом говорит, — Но другим знать не стоит. Ты ведь сможешь сохранить молчание? — Смогу, — кивает Евгения, — Однако не буду обещать, что никто ничего не узнает. Во всяком случае Его Величество все поймет, когда придет время. Потому советую тебе сказать ему правду самому. — Позволь уточнить: он тебе сказал, или ты сама догадалась? — При дворе не слишком много темных. Справедливо. Да и Евгения не глупа, она целительница, и ей хватило ума, чтобы сложить одно с другим. И выходит, что она в курсе, кто именно является отцом ребенка, но это не беспокоит Назара. Он доверяет ей, поскольку понимает, что она не выдаст эту тайну и унесет ее с собой в могилу. Как и его личный секрет, о котором говорить никому не следует. Только сейчас он осознает, как именно она догадалась. Яд не подействовал, хотя должен был, и это наталкивает на разного рода размышления. Раз уж у Идана он чуть не отнял жизнь, значит, он действительно сильный. Не сгубить Назара он мог лишь по одной причине. И причина эта очевидна. — Благодарю тебя, — сухо кивает он, надевая обратно рубаху, грязную повязку прячет за пазуху, — С Его Величеством я поговорю сам, когда понадобится. Будь добра, пригляди за ним. Слишком беспокойные времена настали, нам не помешает быть внимательнее. — Это моя обязанность, — пожимает плечами Евгения, — Так что я в любом случае буду подле Его Величества. Я понимаю, что на твоих плечах сейчас много ответственности, но когда наступит время родов, ты будешь нужен при дворе. Прошу тебя, постарайся быть в Пальмире. — Зачем? — Я не могу сказать с уверенностью, что все пройдет хорошо. В случае, если нужно будет выбирать, чью жизнь спасти, только ты будешь иметь право голоса. — С точки зрения закона на чьей стороне должен быть приоритет? — уточняет Назар, — Того, кто приносит на свет ребенка, верно? — Верно. — Если меня не будет при дворе, действуй согласно закону. Евгения хмурится, но все же не возражает, и Назар, ещё раз поблагодарив ее, уходит прочь. Он не лгал Марку, когда обещал спасти дитя, потому что не обещал вовсе, а ушел от ответа. Жизнь законного короля в противовес жизни бастарда. Этот выбор жесток, но очевиден, и его нужно будет сделать, если того будут требовать обстоятельства. Назар не знает, где он будет, когда наступит время родов, но свое слово сказал уже сейчас. Марк его за это никогда не простит. Возможно, будет прав. Но сгубить его Назар никому не позволит. Даже, как бы не было тяжело, собственному ребенку.

***

Диму и Федора целых и невредимых Назар встречает с отрядом и сопровождает до дворца, оттуда — в поместье Тимарцева. Ничего нового из их рассказа он не узнает: напали внезапно, попытались убить, позже скрылись. Одна и та же схема, одни и те же методы. Различно лишь место действий, все остальное идентично. Из всего этого следует вывод, что враги их действительно хотели убрать с пути всех приближенных Его Величества. Зачем? Это тот ответ, на который нет вопроса. Лишь теории, которых становится больше, когда Мамай объявляет, что северные вышли на связь. — Хинтер написал, что перебои с поставками произошли из-за дорожных разбойников, — сообщает он, — Он принес свои извинения за доставленные неудобства. А ещё он сказал, что на них тоже напали, когда они возвращались из Пальмиры на свои земли. Несколько эльфов погибло. — Незборецкий в том числе, верно? — спрашивает Мирон. Получив кивок, он мрачно заключает, — Значит, кто-то узнал, что он отец ребенка Его Величества. Наше положение становится шатким. Не исключено, что весть о беременности короля вскоре разнесется по всей стране. Как и то, что мы не держим ситуацию под контролем. — Это могло быть совпадение, — говорит Федор, — Я имею в виду гибель Незборецкого. Возможно, он не был главной мишенью и просто попал под горячую руку. Нападение на северных я считаю таким же спланированным, как на всех нас. — И это все только усложняет, — вздыхает Мамай, — Если Хинтер не врёт, а я уверен, что не врёт, то у нас появились враги в стенах Верхнего Города. Неясно, чего конкретно они добиваются и что будут делать дальше, но их главная цель, судя по всему, престол. Они пытаются убить всех приближенных Его Величества для того, чтобы оставить его без поддержки и свергнуть, а мы даже не знаем, кто они такие. — Если это был не Хинтер, то кто тогда? — любопытствует Охра. Ответа на этот вопрос нет ни у кого из них, потому Мирон решает, что пока нужно обождать. Он велит никому не покидать Пальмиру, отдает приказ усилить охрану дворца и столицы в целом, объявляет, что в сложившейся ситуации будет лучше сотрудничать с Хинтером, поскольку угроза эта может стать общей, и отпускает всех. Назар же осмеливается ослушаться его, дождавшись вечера, берет лошадь и отправляется в сторону Элларии, не взяв с собой никого в качестве спутника. До нужного ему места он добирается затемно, оставляет лошадь в лесу, чтобы не пользоваться конюшней и не привлекать к себе внимания, и, привязав ее к дереву, направляется в невысокое здание в два этажа с вывеской «Таверна госпожи Леоны». Его встречает хмурый эльф на входе, осматривает с ног до головы, но внутрь все же впускает, потому Назар осторожно заходит, предварительно накинув на голову капюшон. Народу в это время здесь много, эль и вино льются рекой, всюду гомон и смех, споры, откровенно разодетые девицы кружат вокруг столов, со второго этажа доносятся стоны, крики и иные звуки. Место, признаться честно, не из приятных, но Назар тут гость нечастый. В Нижнем Городе подобные заведения он посещал постоянно, но на то были причины, нынче он ведёт совсем другой образ жизни. Однако здесь у него есть свои глаза и уши, и их он намерен разыскать, чтобы, возможно, получить кое-какую информацию. Пробираясь через хмельные тела, Назар движется к длинной стойке у дальней стены, где добродушная госпожа Леона разливает по кружкам эль. Завидев его, она гонит прочь какого-то мальчишку, отмахивается от пьяного постояльца и, вытерев руки тряпкой, спрашивает, перекрикивая шум. — Вечер добрый, господин! Вам вина или рома? Назар едва заметно улыбается. Это условный код. Если он ответит «вина», значит, нужно поговорить наедине, если ответит «рома», значит, ему необходимо место для уединения. Не для похотливых целей, смешно даже думать о подобном, а для наблюдений, размышлений и прочих забот. — Вина. — Пару минут, — отзывается госпожа Леона, поворачивается к пьянчуге, что донимает ее вопросами, и восклицает, — Как же ты меня достал! Чего тебе ещё? Пока она разбирается, чего от нее хотят, Назар озирается по сторонам. В голову его врывается воспоминание, как он впервые тут оказался. Это произошло спустя несколько месяцев после коронации, по всей стране разжигались мятежи, один был хуже другого, и Легион подавлял их, как мог, силой усмиряя граждан. Вместе со своим отрядом Назар возвращался из Элларии в Пальмиру, а по пути наткнулся на эту таверну, которую неизвестные принялись крушить и грабить в знак какого-то странного протеста и непринятия нового короля. Госпожа Леона умоляла их остановиться, ее вины в дворцовом перевороте не было, она вообще вела дела честно (не учитывая того факта, что иногда дурила приезжих и сдирала с них больше денег, чем следовало) и никакого отношения к самопровозглашенному монарху не имела. В Назаре победило сострадание, да и беспорядок допускать все же не следовало, потому он отдал приказ своим солдатами усмирить буйных граждан, а кого надо — отправить в подвал на перевоспитание (и на протрезвление, чего уж там). Госпожа Леона после долго говорила, что Творец наградит его за благодетель, и обещала выполнить все, чего от нее потребуется. Она поначалу предлагала кого-нибудь из своих девиц (ничего хорошего в том, что таверна оказалась ещё и публичным домом, Назар не видел, но и сказать ничего не мог, все же не его ума дело), однако он учтиво отказал ей и принял благодарность в качестве ужина для всего своего отряда. Уже позднее у них возникло что-то вроде сотрудничества: Назар время от времени помогал госпоже Леоне решать проблемы с законом и, так сказать, в какой-то степени покровительствовал ей, она же в свою очередь предоставляла ему некоторую информацию. Казалось бы, что может знать немолодая эльфийка, заведующая дорожной таверной? Как выяснилось, немало. Ее девицы могли легко разговорить любого путника, остановившегося на ночь, да и эль с вином развязывали язык даже молчаливым и нелюдимым эльфам. Назару это было на руку. Пока шли мятежи, он поддерживал связь с госпожой Леоной, чтобы быть в курсе обстановки, и ему это нередко помогало. Что-что, а обзаводиться правильными союзниками он умел всегда, даже если становились ими неоднозначные лица. В последние несколько месяцев Назар сюда не заявлялся, не было нужды, но если требовалось его участие в каком-либо вопросе, не отказывал в услуге. Понимал — когда-то ему понадобится ответная. Оказался прав. Госпожа Леона, отделавшись, наконец, от своего постояльца, взмахом руки велит идти за ней и сама юрко скрывается за дверью у себя за спиной. Назар, оглянувшись ещё раз, следует за ней, запирает маленькую кладовку, в которой был не раз, на замок с внутренней стороны и скидывает с себя капюшон. — Дело срочное, — объявляет он, не тратя времени на любезности, — Вчера ночью или сегодня вечером здесь могли быть эльфы, которые ранее не появлялись в этих кругах. Видела таких? — Признаться честно, так сразу я тебе не скажу, — вздыхает госпожа Леона, усаживаясь на высокий табурет, что стоит вдоль полок, заставленных бутылками, — В последнее время очень много путников заглядывает в таверну, всех не вспомнишь. Ты ищешь кого-то конкретного? — Не совсем, — уклончиво отвечает Назар, — Но я действительно кого-то да ищу. Ты сказала, что у тебя было много гостей. О чем сейчас говорят? — О чем только не говорят, — смеётся госпожа Леона, качая головой, рассказывает, — Много толков о зерне, что скоро его не будет вовсе. Мол северные покинули Пальмиру, хотя и свадьба уже была на носу, но помолвку пришлось разорвать, потому что наш король понес дитя от кого-то. Кто-то говорит, что от женишка своего, кто-то, что совсем от другого, а Хинтера обвели вокруг пальца, чтобы не лез к трону. Как бы там ни было, светлые не хотят видеть северных на наших землях. Что власть у темных, они все ещё особо не признают, но свыклись уж. Дескать лучше они, чем Хинтер, хоть толк какой есть. Как зерно появляется, короля называют освободителем и законным правителем страны, как оно пропадает, проклинают, на чем свет стоит. По-разному бывает. Голод не тетка, сам понимаешь. Народ на всякое способен, когда жрать нечего. Назар кивает. Весть о беременности Марка вышла за пределы дворца, этого стоило ожидать, ничего удивительного. И что проблемы с зерном вызывают недовольство, тоже вполне объяснимо, как и повышение цен на него и перебои с поставками. Что действительно пугает, так это то, что народ догадывается об обмане. Раз уж простые граждане подозревают, что отец ребенка не Незборецкий, то и Хинтер до этого всяко додумается. Но пока это не столь важно, есть вещи посерьезнее. — А были разговоры о том, что правящему королю не место на троне? — Были, конечно, — подтвердить госпожа Леона, — Они вообще не стихают, то и дело кто-то об этом говорит. Но всем ведь не угодишь, да и толку от этих слов. Король пришел с войной, победил и занял трон по праву, с этим не поспоришь. Все это признают. Ох, если бы. Как раз кто-то этого не признаёт, вот и начались все эти нападения, грязные игры и попытки убрать с пути приближенных Марка. Чем все обернется, пока неясно, но Назар чувствует, что ничем хорошим. Ему несколько тревожно от мысли, что предатель может быть и среди своих, только вот исключать такой вариант нельзя. Нужно не бояться, а действовать как можно скорее. Искать врагов, а после уничтожить их, дабы не развязалась гражданская война. Но как? — Ты можешь узнать у своих девушек, был ли тут кто из новых гостей? — спрашивает Назар, — Возможно, они что-то слышали или видели. — Девицы то мои? — усмехается госпожа Леона, — Да они ж постоянно делом заняты, некогда им уши греть. Днём спят да таверну драят, ночью… Ай, ладно. Спрошу. Тебе к спеху? — Да. Справишься к завтрашнему вечеру? — Чего ж не справиться? Приходи, что узнаю, расскажу. Назар кивает в знак благодарности, хочет уже было покинуть кладовку, но госпожа Леона останавливает его своим вопросом. — А это правда, что король наш дитя под сердцем носит? — любопытствует она, — Неужто понес от жениха своего? — Правда, — подтверждает Назар. Он не видит смысла лгать и изворачиваться, раз уж слухи уже поползли. Пусть лучше все будут думать, что отец ребенка Незборецкий, чем будут подкидывать дров в костер и говорить о том, что Хинтера надурили, — Старейшины поэтому запретили накладывать обет, невзирая на то, что Его Величество был помолвлен. Закон суров, но он закон. — Дела, — тянет госпожа Леона, — Хотя чего уж там. Король юн, ветер у него в голове. Ничего удивительного, что поддался искушению. Плохо, конечно, что бастарда родит, ой как плохо. А отец ребенка, жених этот. Собой то хорош? — Почему тебя это интересует? — Как почему? — удивляется госпожа Леона, — Надо ж понимать, как так короля нашего угораздило. Если женишок щедр, красив и умен, хоть ясно, отчего так вышло. Хотя нет, вряд ли умен. Не стал бы в койку прыгать, если бы голова на плечах была. Это ж надо до свадьбы, и не абы с кем, а с королём! Во даёт. Значит, хорош собой всё-таки. Тоже ничего, тогда и дитя красивым будет. Назара от нервного смеха даже немного потряхивает, но он старается держать себя в руках. Жених, может, не так уж и глуп, наверное, по меркам стандартов красив, вот только он мертв, и причиной его гибели стало его выдуманное отцовство. Это не утверждение, но предположение, и опровергнуть его пока невозможно. К тому же Назара забавит череда рассуждений госпожи Леоны. Ее, судя по всему, вообще не беспокоит, что Марк согрешил, больше волнует, каким будет дитя. Как простодушно. Если бы все так отнеслись к вестям, было бы проще. Но проще не будет, понимает Назар. Точно не будет. — Он неплох. Вот и вся характеристика, которую он может дать покойному Незборецкому. Госпожу Леону подобное явно не устраивает, но она лишь машет рукой, ворчит что-то вроде «эх вы, мужики, ничего не понимаете» и спрыгивает с табурета, давая понять, что больше не держит. Назар снова благодарит ее, выходит из кладовой, после — из таверны, дойдя до своей лошади, взбирается на неё и мчится обратно в Пальмиру. Время ещё есть, должен успеть до утра добраться до столицы. Не так давно ещё Мирон сказал ему больше проводить времени при дворе, и кто же знал, что так оно и будет. Причина осталась такой же — обеспечить безопасность. Жаль лишь, что теперь совсем неясно, от кого нужно защищаться.

***

На следующий день происходит то, чего Назар не ожидал — Хинтер возвращается во дворец. Мирон объясняет его присутствие тем, что так необходимо и в сложившихся обстоятельствах северные им не враги, а союзники. Он просит успокоиться, просит не поступать опрометчиво и проявить благоразумие, и Назар, скрипя зубами, даёт слово, что будет терпелив. Не ради Мирона и его игр в дипломата, а потому что ситуация того требует, и нынче нельзя давать волю эмоциям и недовольству. Он и не даёт — для него это просто, поскольку есть что поважнее, чем незваные гости и раздражение на фоне их пребывания. Пока до вечера есть время, Назар отправляется в штаб Легиона. Его не было всего ничего, но проверить, как идут дела, не будет лишним, да и солдат распускать нельзя. Так же считает и Федор, потому они вместе посещают казармы и проводят тренировки, после чего остаются одни. Говорить на волнующие темы здесь неразумно, потому они не рискуют и обсуждают иные вещи. — Завтра я отлучусь на пару дней, — сообщает Федор, — Мне нужно сопроводить Андрея от Дениры до Пальмиры. Хочу, чтобы он был здесь, пока все не утихнет. — Мне казалось, что ты не хотел, чтобы он был при дворе, — отвечает Назар, — Передумал? — Передумал. И ты знаешь, почему. — Признаться честно, не совсем. Если тебя не будет в столице, то какой толк от всего этого? — Такой, что в столице так или иначе будешь ты. Назару кажется, здесь есть двойное дно. Кажется, что Федор догадался о чем-то, кажется, что это одновременно просьба и проявление доверия, много чего кажется, и одному Творцу известно, что из этого правда. Но он не задаёт вопросов, не докапывается до сути и не позволяет себе смутиться или растеряться. Он кивает, а вместе с тем обещает, что будет оберегать Андрея так же, как и Марка. Федору этого хватает — он улыбается одними уголками губ и уходит, так больше ничего и не сказав. Вечером Назар, как и вчера, берет лошадь и скачет в таверну, чтобы узнать, не получила ли госпожа Леона информацию от своих девушек. Та встречает его у той же стойки, ведёт его в ту кладовку и, заперев дверь, сообщает то, чего он ждал. — Пару дней назад тут были путники, которые раньше не гостили у меня, — говорит она шепотом, — Диана… Провела ночь с одним из них. Он проболтался, что грядут перемены, и трон займет тот, кто должен. Правда перед этим он выпил столько эля, что я даже не знаю, следует ли верить его пьяному языку. Да и Диана… Ты же знаешь, как оно бывает. — Помоги нам всем Творец, — вздыхает Назар, потирая пальцами переносицу, уточняет, — Что-то ещё удалось узнать? Хотя бы имя этого эльфа? Диана сможет его описать? — Он не представился, — отвечает госпожа Леона, — Но щедро наградил Диану и оставил немало денег за эль. А ещё он отдал ей пару странных монет, сказал, что вскоре только они и будут во всей стране. Я таких никогда не видела раньше. Сейчас покажу. Договорив, она лезет в карман своего платья, достает из него монету и передаёт ее Назару. Он принимает ее в руки и невесело усмехается себе под нос. Чеканный двор Нижнего Города ему не спутать ни с чем. — Пора возвращаться к истокам, — тихо бормочет он, добавляет куда громче, — Благодарю, ты очень выручила меня. Ты не будешь против, если я заберу монету с собой? Могу оставить взамен другую. — Да забирай, мне то что, — отмахивается госпожа Леона, — Не обеднею. Чего-то ещё изволишь? — Пока все. Я приеду, если мне что-то понадобится. Моя помощь тебе не нужна? — Слава Творцу, справляюсь сама. Ты заглядывай, я всегда тут. И девицы мои тоже, если вдруг… — Не вдруг. На поджатые в немой досаде губы Назар даже внимания особо не обращает. Сдались ему эти девицы, у него хватает головной боли со всеми этими беспорядками. Давно уже он не стремится за удовольствием, мирское ему не нужно. Покоя бы, но того всегда необходимо добиваться. Через боль. Через кровь. Через силу и меч. Через то, от чего отречься невозможно, сколько бы времени не прошло. Потому что оно уже в крови, оно уже незыблемое и неизменное. Оно там, где должна быть душа, но души нет, вот вместо нее и поселилось иное. То, что нельзя выкорчевать из себя, как не старайся. То, благодаря чему Назар еще жив и не умрет, пока не закончит начатое. Он без каких-либо проблем возвращается в Пальмиру и, поскольку на дворе ночь, вынужден дождаться утра, чтобы рассказать все Мирону. Усталость (она ему, оказывается, все же свойственна) подгоняет пойти спать, но ноги по старой привычке несут в другом направлении, и Назар сам не понимает, как приходит к окнам королевских покоев. Свет зажжен, значит, Марк ещё не спит, но заявляться без предупреждения не слишком тактично. Хотя не так давно его ждали в любое время. Не факт, что все по-прежнему. Не факт, что что-то изменилось. Назар мнется и отчего-то стоит, не зная, как ему поступить, но, в конце концов, решает, что глупость все это, совсем дурным становится, и собирается было уйти, только вот не успевает. Окно растворяется, и из него выглядывает удивленный Марк. — Что ты тут делаешь? — любопытствует он, оперевшись локтями о подоконник. — Как видишь, стою, — усмехается Назар, и почему-то беспокойство его утихает, отступает на неопределенный срок, — Я шел мимо, захотел осмотреть дворец снаружи. В который раз понял, что расположение у твоих покоев крайне удобное. — Чтобы заявляться в них посреди ночи? — язвительно интересуется Марк. — Чтобы сбежать из них в случае необходимости. Марк как-то мигом сникает, но так же быстро веселеет, исчезает куда-то, а затем вдруг свешивает ноги из окна и ловко спрыгивает на землю. Назар замирает. Это ещё что за цирковые трюки, не хватало, чтобы из-за своей дурости король навредил себе или чтобы их кто-то заметил в столь поздний час. Он уже было открывает рот, чтобы начать воспитательную беседу, но Марк не даёт ему ничего сказать. — Сбежать отсюда и правда просто, — важно кивает он, оглядываясь, — Но, надеюсь, мне не придется проверять это на деле. — Утолил любопытство? — Назар вопросительно изгибает бровь, — А теперь пошли обратно. Не дай Творец нас заметят, уже утром весь дворец будет знать об этом. — Сплетни, интриги, расследования, — смеётся Марк, показушно округляя глаза, — Его Величество и глава Легиона посреди ночи стоят и… Разговаривают! Стыд и позор им. — Ты сейчас дошутишься. — Уже боюсь. Марк снова заходится смехом, но все же повинуется и, развернувшись лицом к стене, запросто забирается через окно обратно в покои. Убедившись, что он не вывалится, Назар хочет было уйти, но ему не позволяют. — Обходить долго будет, — заявляет Марк, — Так что можешь напрямую через меня. — Я не буду идти через тебя. Слуги и стража вряд ли закроют глаза на мой визит. — Если я прикажу, то закроют. Да и это твои эльфы, так что не о чем беспокоиться. Слуг я давно отпустил. Забирайся. Все это похоже на уловку, на приманку, что слишком привлекательна, на капкан, что захлопнется и отрежет половину ноги. Поддаваться подобному, значит, быть тем ещё идиотом, а у Назара все ещё есть голова на плечах, и ему не следует вести себя безрассудно. Но Марк смотрит с таким ожиданием, снова с толикой той самой тоски, что противиться не выходит. Впечатление такое, что если отказать ему, он ночь эту не переживет, и пусть Назар догадывается, чем она вообще закончится, он все равно идёт на поводу. Это точно в последний раз, убеждает он себя, забираясь в королевские покои, больше никогда. Чтобы не дуреть и не потакать чужой дурости. Чтобы не жалеть и не заставлять жалеть других. Чтобы не строить иллюзий и не позволять строить их другим. Едва Назар закрывает окно, Марк тянет его за плечи к себе и целует, скидывая его плащ на пол. И от этого теперь уже точно не сбежать — как же глупо было предполагать, что все будет иначе. Уйти можно все ещё, проблема не в этом. Проблема в потребности, не в своей даже, заключающейся не в желании, а в близости. Назар имеет право отказать, но все равно не отказывает. Почему? Потому что знает теперь — он вскоре оставит Марка одного в Пальмире и пытается сейчас дать хоть что-то, раз уж потом уже не сможет. Не по своей воле, а из-за долга. Долга стоять за страну и короля до конца. Только поэтому Назар не уходит. Лишь из-за этого делает шаг навстречу, толкая Марка к кровати.

***

— Это ошибка, — в сотый раз повторяет Мирон, — Не может быть такого, что темные эльфы затевают переворот. Дарио верен нам, он держит ситуацию в Нижнем Городе под контролем. Ты что-то путаешь. — Вот это видишь? — спрашивает Назар, демонстрируя полученную у госпожи Леоны монету, — Чеканный двор Нижнего Города. Скажи мне, что тут непонятного? Возможно, Дарио даже не в курсе, что творится у него под носом. Мы, знаешь ли, в свое время тоже готовились к войне в подполье, а потом чудесным образом оказались в Пальмире и усадили Марка на трон. Все так, как я говорю. Теперь нужно думать, что делать дальше. — А что тут думать? Собираем войско и идём в Нижний Город, — твердо заявляет Охра, — Раз уж темные как-то замешаны во всем этом, нужно как можно скорее их остановить, пока не стало поздно. Быстрее разберемся, быстрее начнем жить спокойно. Назар закатывает глаза. Вот чем этот дурак приглянулся Лие, а? Он же дальше своего носа не видит и предлагает совсем уж глупые идеи. Нет никакого смысла идти в Нижний Город, все, кто надо, давно уже вышли из него и теперь находятся где-то рядом. И их необходимо разыскать здесь, в Верхнем Городе, схватить, допросить и казнить, а потом уже разбираться с теми, кто остался. Неужели это непонятно? — Пока рано, — качает головой Мирон, вызывая у Назара облегчение. Слава Творцу, хоть кто-то здесь наделён умом, — Нам нужно раздобыть больше информации и найти всех нападавших здесь. Раз уж они где-то поблизости, значит, нет нужды соваться в Нижний Город. Так мы только усложним ситуацию, а нам нельзя рисковать. — И какой план? — осторожно уточняет Мамай, — Как я понял, враги в стенах Верхнего Города, но где именно, никто точно не знает. Мы потратим уйму времени, чтобы отыскать их, а они могут снова внезапно напасть. Хинтер считает, что подобное возможно. — Да черт с ним Хинтером, — машет рукой Назар, — Пусть сидит смирно и не мешается, от него все равно никакой пользы. Надо выманивать врагов из их укрытия. Они пока залегли на дно, ждут удачного момента. Если мы сделаем по уму, то они выйдут из тени, и тогда можно будет схватить хоть кого-то и допросить. А там уже дело останется за малым. — Звучит логично, — кивает Мирон, — Но что может заставить их заявить о себе ещё раз? — Нужна приманка, — отвечает вместо Назара Мамай, — Причем крупная. Думаю, вы понимаете, о ком я говорю. Разумеется, они понимают. Разумеется, Назару это не нравится. Делать из Марка мишень неразумно, особенно учитывая его положение, и должен быть другой вариант, но его, увы, нет. Что может быть привлекательнее для изменников, чем убийство короля, которого они не признают? Раз уж убрать с пути его приближенных не вышло, то можно пойти и на более смелый шаг, ведь терять то уже нечего. Всего-то нужна возможность. Парламент эту возможность создать в состоянии, но Назар все равно недоволен. Только кто его спросит то? Конечно, его мнение не последнее в подобных вопросах, но один его голос имеет меньшее значение, чем голоса остальных. А раз уж те твердят, что иначе не выйдет, придется прислушаться и подчиниться. Глава Легиона не всегда влияет на решения. Иногда он просто становится исполнителем, и в последнее время все чаще. — Марк затеял благотворительные акции, — задумчиво говорит Мирон, — В Легасе, в Ворносе, в Зирнасе. Мы уже выделили для этого средства, так что вскоре начнется строительство школ и приютов. Марк может отправиться туда, чтобы своими глазами посмотреть, как идут дела, и поговорить с гражданами. Думаю, это сработает, если мы никак себя не выдадим. — Нужно создать иллюзию его уязвимости, но не перестараться, — подмечает Мамай, — Чтобы было достоверно и никто не понял, в чем подвох. Скажем, на обратном пути из какого-нибудь там Легаса Марку станет дурно по понятным причинам, и он выйдет из кареты. Стража вроде и будет рядом, но вроде и не настолько, чтобы успеть. А вот наш отряд в засаде будет куда более внимателен. — Главное, в этой самой засаде не оказаться вместе с теми, кто планирует покушение на Марка, — усмехается Назар, — Слишком сыро. И, что хуже, слишком очевидно. Нужен другой план. — Раз ты такой умный, то давай, скажи, что нам делать, — ворчит Охра, складывая руки на груди, — Критиковать любой горазд, предложи что-нибудь взамен. — Не время для ругани, — осекает его Мирон, обращается к Назару, — Как ты это видишь? Назар задумывается. У них простая задача на первый взгляд — сделать из Марка приманку и сделать так, чтобы на нее клюнули. Идея Мамая не так уж плоха, действительно ведь король может оказаться за пределами Пальмиры с целью посмотреть, как продвигаются дела в городах, куда он направил средства. Это хороший повод, он не вызовет подозрений и сгладит некоторые углы. Вопрос только, как все вывернуть, чтобы у врагов появилась иллюзия вседозволенности и не возникло сомнений. Не отпускать же Марка одного в путь, ему нужна стража, а ещё нужны солдаты, что незаметно будут его сопровождать и в любой момент будут готовы ринуться в бой. При этом король должен быть один. И в то же время не один. Дилемма. Тут бы пригодился Федор с его превосходными стратегическими способностями, но он уехал в Дениру за Андреем и вернётся лишь спустя пару дней, а ждать столько немыслимо. Назар с некоторой досадой подмечает, что фантазия — не его сильная сторона, хоть и изворотливым он быть умеет. Ещё бы, столько лет проходить головорезом и наёмником, которого в любой момент могут схватить и отправить на эшафот. Это сейчас Назар глава Легиона и уважаемый в узких кругах эльф, а раньше был обычным разбойником, выкручиваться которому приходилось всеми известными методами. На мыслях о собственном прошлом и озаряет. — Мы сами нападем на Его Величество, — объявляет он, — Возьмём солдат, переоденем их и выдадим за разбойников. Стражу предупредим, что нужно будет прикинуться побежденными и мертвыми. Если враги увидят, что полдела уже сделано, они не захотят упускать такой шанс и выйдут из своего укрытия. А когда это случится, разбойники снова станут солдатами и схватят их. — А это мысль, — подумав, кивает Мирон, — И мы не привлечем лишнее внимание, и Марка будет кому защитить. Главное, чтобы он не полез в бой, но если объяснить ему, как обстоит дело, он будет вести себя благоразумно. — Только вот тебе нельзя отправляться вместе с Марком, — говорит Охра, — Ты слишком узнаваем, а нам нужно, чтобы все выглядело правдоподобно. И Федора нельзя отпускать. Нужны проверенные солдаты, но такие, чтобы их никто не видел раньше. Где нам такими разжиться? — У Федора неплохой отряд второгодок, — отзывается Назар, — Разумные и исполнительные, задачу такого толка осилят. Только нужно будет подготовить их, а так они справятся. Струсить не должны. — В таком случае этим вопросом займёшься ты, пока Федор отсутствует, — решает Мирон, — А я побеседую с Марком. Хинтера в известность ставить не будем, но и упускать его из виду тоже нельзя. Мне что-то подсказывает, что он все ещё может быть причастен, но я не понимаю, как именно. — Сговор? — предполагает Охра, — Если да, то мы рискуем. Хинтер прямо у нас под носом, это все равно, что пригреть змею на груди. — Но и отпускать его пока нельзя, — вздыхает Мирон, — Если выяснится, что он объединил свои силы с нашими врагами, будет проще схватить его в Пальмире, чем бежать за ним на земли северных. Пока поглядим, как сложится. Но бдительность терять не будем, конечно же. Хинтер головы лишится, если все так, думает про себя Назар, но вслух ничего не говорит. Когда обсуждение подходит к концу, он отправляется в штаб, чтобы подготовить солдат к выполнению поставленной задачи. Пусть не его это отряд, но он все ещё глава Легиона, и его авторитет в армии вне сомнений. И под удар его поставить может разве что унизительное поражение, которого ещё, благо, не случалось ни разу. Дни переплетаются в один: они все что-то планируют, готовят и решают. Когда в Пальмиру возвращается Федор, Назар, наконец, посвящает его в дело и со спокойной душой направляется во дворец, где в последние дни особо не появлялся. Ему необходимо встретиться с Иданом и узнать, как тот себя чувствует, а ещё посетить Мирона для окончательного утверждения плана и Марка, чтобы обсудить все с ним. Хотелось бы, конечно, съездить в Янору и хоть как-то поддержать Роберта, потерявшего мужа, но это произойдет явно не скоро. Назар пусть и затерялся в веренице проблем, но о случившемся помнит и молчаливо скорбит, превознося Творцу молитвы за упокоение души Гриши. Слишком ранняя и несправедливая смерть, но с судьбой порою не поспоришь. Да и вообще спорить с ней бессмысленно. С нею только бороться, и Гриша боролся наверняка, однако не смог победить. Такое тоже бывает. С таким остаётся лишь смириться. Назар проходит мимо двух придворных дам, учтиво кивает им, следует дальше. У дверей тронного зала он замирает, увидев Марка. Тот стоит на коленях у молитвенного алтаря, положив руку на сердце, что-то шепчет, пока побоку от него Влади разжигает свечи. У дальнего окна о чем-то беседуют Мамай и Хинтер, последний глаз не сводит с короля и вертит в своих руках бокал. Назар хмурится. Какого черта происходит вообще? Прийти к ответу он не успевает, его замечает Мамай и взглядом велит не лезть. Подчиняться не хочется, но приходится все же, потому Назар скрывается из виду и идёт дальше, гоняя в голове мысли то об одном, то о другом. Идан встречает его в своих покоях с непрочной улыбкой. — Свадьбу пришлось все же отменить, — сходу заявляет он, — Отец Петры узнал, что я не проживу долго, и не дал своего благословения. Превратности судьбы. — Ты ему сам сказал? — спрашивает Назар, — Или он откуда-то прознал? — Я сказал Петре, а она ему, — отвечает Идан, — Я не имел права лгать. Возможно, так будет лучше для нее. Хоть не придется ходить вдовой через пять лет. — Мне жаль. Назар чувствует, что надо как-то утешить Идана, чувствует, что тот подавлен, расстроен и разбит такими вестями, но ничего не может поделать. Ему хватает головной боли со всеми этими нападениями и угрозами из Нижнего Города, который по логике вещей вообще не должен был начинать мятежи, у него слишком много задач, слишком много волнений. И сил на то, чтобы поддержать своего же солдата, у него, к сожалению, нет. Не потому что не хочет, не потому что не умеет (хотя и это тоже, конечно), а потому что сейчас совсем не время. И оно не настанет, если не уничтожить врагов и не стабилизировать обстановку, ни для кого из них. Потому Назар ещё недолго беседует с Иданом, после чего направляется прямиком в покои Мирона. Тот оказывается не один. — Проходи, — говорит он, указывая на стул, — Садись. Мы с Марком как раз обсуждали, когда будет лучше отправиться в Зирнас. Там началось строительство приюта, детей погибших на рудниках граждан уже собирают по всему городу и пока пристраивают, куда придется. Мы думаем, что пора наведаться туда и все посмотреть. Может, завтра? — Можно и завтра, — кивает Назар, пускаясь на предложенное ему место, — Я уже предупредил стражу, что Его Величество нуждается в сопровождении, так что все готово. Только отдайте приказ. Говорить на эту тему открыто небезопасно, да и впечатление, что среди своих есть предатель никак не исчезает, потому слова приходится подбирать осторожно. Это понимают все: и Назар, и Мирон, и даже Марк, обычно куда более эмоционально реагирующий на любые события. — Тогда я бы хотел отправиться с утра, — сообщает он, — И, если будет такая возможность, заглянуть ещё в Легас. Но это терпит, главное, выйти к гражданам Зирнаса и показать им, что король способен не только до дворце сидеть. — С Легасом пока повременим, — холодно говорит Назар, — А вот в Зирнас съездить действительно стоит. Вы там сейчас нужны. Марк смотрит на него с прищуром, будто ищет подвох, но Назар предельно честен. План таков, о каком изначально шла речь: король отправляется в Зирнас, на обратном пути на него нападают разбойники, перебивают стражу, а дальше по ситуации. Пробелы есть, само собой, но все должно быть под контролем. К тому же в близлежащих городах будут отряды, которые при необходимости придут на помощь. Ни Назар, ни Федор, ни Дима в операции участия не примут, чтобы не привлекать лишнего внимания, и это подозрительно, с чего это приближенные Марка не сопроводят его, но и тут есть лазейка. В Шаригане и Элларии этой ночью вспыхнут ненастоящие мятежи, которые срочно нужно будет подавить. Кому, как не Легиону с этим разбираться? А уж Его Величество как-нибудь разберётся с поездкой в Зирнас, дело то плевое. Все должно сработать. Просто обязано. — Вы правы, капитан, — соглашается Марк, — В Зирнасе я и правда нужен. В таком случае отправимся туда завтра утром. Вы ведь составите мне компанию? — Само собой, — кивает Назар, обращается к Мирону, — В моем присутствии в Пальмире нет необходимости? — Нет. Можешь ехать. Между строк заложен код — все готово. Ни в какой Зирнас Назар не поедет, а помчится в Элларию, в то время как Федор и Дима будут усмирять граждан в злосчастной Шаригане. Все, кто надо, об этом знают, значит, нет смысла больше задерживаться при дворе. Назар потому и покидает покои Мирона, но далеко уйти не успевает. Марк вынуждает его задержаться. — Зайдите вечером, — нарочито небрежно бросает он вслух, когда они оказываются в коридоре, — Хочу обсудить с вами детали завтрашней поездки. Назар плотнее смыкает челюсти. Им снова крутят, как хотят, и это раздражает, но понимание, что нужно заверить мальчишку, что все будет в порядке, выигрывает, он сухо кивает. — Зайду. Извините за бестактность, Ваше Величество, но я видел вас в тронном зале. Вы молились за убитого разбойниками Григория? — И за него тоже, — уклончиво отвечает Марк, все же объясняет, — Но ещё за господина Кирилла Незборецкого. Мною было решено держать траур вплоть до рождения нашего дитя. Только так я могу выразить всю свою горечь утраты. Вот оно как. Очередной умный ход, ничего не скажешь. Интересно, кто-то надоумил, или сам догадался, что лучше будет играть в разбитого горем возлюбленного, потерявшего отца своего ребенка? Назар не знает точно. Но уточнит этот вопрос вечером, а пока лишь впервые на своей памяти отвешивает поклон. — Соболезную вам. С вашего позволения я пойду. Доброго дня. И уходит прочь, чувствуя внимательный взгляд Марка между лопаток.

***

Марк переживает. Нет, не так. Марк боится и даже не пытается этого скрыть. — Я понимаю, что вы все продумали, но меня одолевают сомнения, — в который раз повторяет он, не прекращая ходить из стороны в сторону, — Кучка солдат, хоть они и не новобранцы, не вселяет в меня уверенность, что все пройдет успешно. Будь рядом хотя бы Федор или Дима, мне было спокойнее, а так… Неужели нет других вариантов? — Если бы они были, мы бы ими обязательно воспользовались, — устало вздыхает Назар. Он битый час пытается доказать, что все под контролем, но у него ничего не выходит. Это не вызывает раздражения, вовсе нет. Лишь утомляет. Но Марка нужно успокоить однозначно, чтобы не наворотил делов, — Однако их нет. Ни Диме, ни Федору, ни тем более мне нельзя быть там, иначе наши враги не рискнут напасть на тебя. Но тебе не о чем беспокоится. Отряды будут ждать вестей в близлежащих городах, солдат мы с Федором подготовили, они справятся. И ты тоже давно уже не беспомощен. Неважно, кто ты сейчас, но у тебя есть нужные навыки, чтобы защитить себя. Ты прошел войну, Марк. Ты умеешь выживать. — Но у меня не будет ни стрел, ни меча, — подмечает Марк, все продолжая мерить шагами свои покои, — Я король, и даже если я выхожу к народу, выходить я должен королем. Без оружия, а с короной. Так мне сказал Мирон, и он отчасти прав. Но я все равно не уверен, что все пойдет по плану. Пойми же, мне беспокойно. Если меня схватят? Я не боюсь за свою жизнь, но они могут причинить вред моему ребенку. И как тогда быть? Как мне защитить и его, и себя от опасности? Я считаю, что ты должен поехать со мной. Инкогнито. Так будет лучше для всех. Назару не хочется объяснять, что инкогнито не получится. За всеми будут следить, за ним будут подавно, и его отъезд в Элларию, что должен состояться буквально через несколько часов, это тоже часть плана. Это ещё одно преимущество в руках врагов. Верхушка армии и приближенные короля не рядом с ним, а решают где-то далеко иные проблемы. Идеальный момент для нападения. Отличный шанс. Марк головой точно понимает это, но эмоции диктуют ему другое. Их надо усмирить. Потому Назар тянет его за запястье, усаживает на стул, и, не выпуская его рук из своих, говорит. — С тобой будет целый отряд и стража, — он выдерживает паузу, продолжает, — Которые будут готовы отдать за тебя и твоего ребенка свои жизни, лишь бы вы остались целы. Но этого не пригодится. Мы схватим тех, кто попытается напасть на тебя, допросим и искореним угрозу в лице мятежников. Мы сможем избежать гражданской войны, если сделаем все правильно. Понимаешь? Это все затевается для будущего страны и короля. Для будущего твоего ребенка. Просто поверь нам. Поверь мне, раз уж другим не можешь. Я никогда не лгал тебе, не стану лгать впредь. И сделаю все, что от меня потребуется. Но для начала ты должен сделать то, что требуется от тебя. — Если бы я не знал, кто ты такой, я бы не поверил ни единому твоему слову, — отвечает Марк, — Но я слишком долго был твоим солдатом, чтобы сомневаться в тебе. Так и быть, я поеду в Зирнас. Но имей в виду, если кто-то посмеет навредить моему ребенку, я тебя уничтожу собственными руками. Без лука и меча. Понял? — Понял, — тихо усмехается Назар, все продолжая держать Марка за запястья, — Но я жду объяснений. С чего ты вдруг решил прикинуться, что держишь траур по Незборецкому? Из-за Хинтера? — Не только, — отзывается Марк, — Конечно, перед ним я старательно делаю вид, что тяжело переживаю утрату, но ещё есть Влади и все остальные. Я не отхожу далеко от придуманной легенды, по которой Кирилл является отцом моего ребенка. Раз уж все так думают, то я не стану поселять сомнений ни в ком. А что до молитв… Надеюсь, Грише так легче. Назар рассеянно кивает. Так он и думал, в принципе, правда есть один нюанс. По словам госпожи Леоны народ догадывается, что Незборецкий тут не причём, и это должно беспокоить, но не беспокоит вот совсем. У Марка хорошо получается играть по правилам этой непростой игры, и пока этого достаточно. Как только враги будут уничтожены, а корабли Вакуленко доберутся до Родарика, Хинтер уже не будет им нужен. Он не нужен и сейчас, но Назару никто не позволит убить его от греха подальше, потому остаётся только ждать. Даст Творец, ждать они будут недолго, и все разрешится. Не без потерь, конечно, но хотя бы с минимальным их количеством. Как и на любой войне. — Я рад, что Андрей вернулся в Пальмиру, — вновь подаёт голос Марк, — Не знал, что он тоже ждёт дитя. Мы сегодня встретились у Евгении, оказалось, он будет при дворе, пока не родит. Почему он уезжал? — Были некоторые обстоятельства для его отъезда, — обтекаемо объясняет Назар, — Но по словам Фёдора пока Андрею лучше быть в столице. Вы с ним неплохо ладите, верно? — Если это можно так назвать, — смеётся Марк, — Андрей всегда был милосерднее, чем ты и Федор. Пока вы гоняли нас до седьмого пота, он тайно подливал нам вина по вечерам и травил байки. Не знаю, как у него выходило быть и солдатом, и другом, и мужем. Едва слышно фыркнув себе под нос, Назар качает головой. Лично у него с Андреем всегда были крайне понятные и простые отношения. Они были союзниками, теми, кто идёт бок о бок, и дорожили одним и тем же — Федором. Назар, как другом, Андрей, как мужем, и это общее чувство приносило одну только пользу. Втроём они представляли из себя неплохую группу единомышленников, да и работать с чем бы то ни было вместе давно привыкли ещё со времён Нижнего Города. Назар выполнял заказы, Андрей заказчиков находил, Федор разбирался с желающими отомстить. Никаких осечек. Никаких ошибок. Их ни разу не поймали, ни разу не довели до суда. Убить хотели неоднократно, а они все равно выходили сухими из воды. Когда появился Легион, каждый из них занял правильную роль. Назар и Федор стали командующими, поскольку имели для того все необходимые навыки, Андрей же пошел за ними и принялся подыскивать новобранцев, настраивать нужные связи и иногда тренироваться вместе со всеми. Признаться честно, порою Назар скучает по тем временам, когда они все вместе были заняты общим делом, но это довольно редко и мимолётно. Все же многое изменилось, и нечего теперь тосковать по тому, что давно прошло. Оно кануло в лету, таков неумолимый ход жизни. Против него уж точно ничего не сделаешь. — Вам нужна была жёсткая рука, чтобы вы были готовы к войне, — наконец, говорит он, — Наше с Федором милосердие могло все только испортить. Мы действовали во благо вам, и ты это знаешь. — Знаю, — соглашается Марк, — И вовсе не жалуюсь. Просто Андрей и правда был к нам добр. Ко мне в том числе. Поэтому я рад, что он здесь. С ним не так тоскливо. — В ближайшие пару месяцев у тебя будет возможность наслаждаться его компанией, — мягко усмехается Назар, — Так что пользуйся моментом. И не забывай показываться Евгении. Загляни к ней завтра, как только вернёшься во дворец. Пусть она тебя осмотрит после того, как все закончится. — Зайду. Разговор заходит в тупик. Марк кажется не успокоившимся, но укрепившимся, будто он выдохнул и теперь уже почти готов к завтрашнему дню. Готов, потому что понимает, что проблему эту надо решать до того, как она приобрела небывалые масштабы. Почти, потому что сомнения его оправданы, хоть и все спланировано до мелочей. И его состояние призрачной встревоженности какого-то черта заражает Назара, он потому колеблется и не может уйти, хотя пора бы. Через несколько часов прибудет подставной гонец и сообщит о мятежах в Элларии и Шаригане, и ему нужно будет уехать якобы подавлять их. Поспать до сего момента не помешало бы, ещё раз перевязать почти уже зажившее плечо и настроиться на завтрашний день. Только вот ничего из этого Назар не делает. И сам не знает, почему. — Если родится дочь, как ты назовешь ее? — внезапно даже для самого себя спрашивает он, — В честь матери? — Я пока ещё не думал об этом, — пожимает плечами Марк, — Но, возможно, я и правда нареку ее Ольгой. Либо Луизой. Так звали мою покойную бабушку со стороны матери. — А если будет мальчик? — Григорий. Назар понимающе кивает. Если родится сын, и он будет иметь те же качества, что и покойный Гриша, то вырастет он вполне сносным мальчишкой. Немало будет зависеть от воспитания и окружения, но в это уже Назару лезть не дозволено. Принимать непосредственное участие, значит, ставить себя под подозрение, а им это не нужно. Он может только определить ребенка, когда станет старше, в Легион и сделать из него солдата, да только Марк на это разрешения не даст. По себе знает, каково это, быть под командованием Назара, сына от такого сомнительного удовольствия избавит точно. Максимум согласится оставить дитя на попечительство Федору, поскольку на того как-то может повлиять Андрей. Хотя лучше бы ребенку родиться девочкой. Подрастет и выйдет замуж, вот и вся наука. Назар бы и из нее смог слепить солдата, опыта у него навалом, но, опять же, Марк однозначно будет против. Не исключено, что будет прав. Правда рано думать об этом, у них пока хватает забот. Избавятся от врагов, вот тогда и будут жить. И, дай Творец, прекратят выживать. — А как бы ты хотел назвать сына? — любопытствует Марк, обхватывая его за запястье, и в жесте этом чудятся кандалы, — В честь отца? — Его я почти не помню, потому вряд ли, — качает головой Назар, — Не знаю, я не думал об этом. Разве мое мнение важно? — Конечно. Это ведь твой ребенок. Назар знает это. Но порою он неосознанно ограждает себя от этого знания. Он не отрицает свою причастность, свою ответственность и свою обязанность, и все же считает, что они сведены к минимуму. Не из-за трусости, он никогда не поддавался страхам и не складывал оружие добровольно, а из-за банального понимания — его участие недопустимо. Не сможет Назар воспитать этого ребенка, в противном случае все догадаются, что он его отец. Даже не из-за внешней схожести (он лишь недавно осознал, что есть вероятность рождения светлого дитя), а из-за его слишком близкого нахождения. С чего это вдруг глава Легиона крутится вокруг королевского бастарда? Помышляет вырастить и устроить переворот? Усадить затем на трон? Преследует свои какие-то цели? Столько домыслов может возникнуть, что представить страшно, но страшнее все же то, что все начнут подозревать его в отцовстве. Им это невыгодно. Это невыгодно Марку, потому придется отстраниться. Назар пока не знает, как относиться к такой перспективе. Ему не до того. — Меня устраивает твой выбор, — отвечает он, — Поэтому пусть будет Григорием. Или Луизой, если на свет появится девочка. — Ясно, — вздыхает Марк, — Тебе уже пора, верно? Назар гнет бровь в вопросе. Его выгоняют, или он это себе придумал? Хотя никакой разницы, уйти действительно стоит, чтобы позднее встретить гонца. Тот обязательно должен устроить переполох, чтобы все во дворце знали, что верхушка армии покинула Пальмиру. Это им тоже выгодно, но уже совсем по другим причинам. — Если хочешь, я могу задержаться. Марк вскидывает удивлённый взгляд, растягивает губы в непрочной улыбке и сильнее сжимает чужие запястья. В этой тихой радости Назар почему-то видит свой будущий смертный приговор, но не отстраняется, даже когда Марк увлекает его в поцелуй. Им следует быть осторожнее, чтобы не допустить ошибку. Хотя надо быть справедливыми, они давно уже ее допустили, понимает Назар. В таком случае они должны хотя бы разобраться со всеми последствиями.