Зелёный — цвет счастья

Монеки грустно смотрела на мышеглазку. Мышеглазка грустно смотрела на Монеки. Девочка не видела подругу так давно, что уже потеряла всякую надежду на следующую встречу — Сейко не давали выйти из своей комнаты, а Крис брал с собой Монеки чрезвычайно редко. Сейко вообще почему-то постоянно предоставляли привилегии — она знала тут все места вдоль и поперек, только в последний месяц ей не давали нужной свободы. А вот девочке, изрядно похорошевшей за прошедшие три месяца и выглядевшей теперь лет на двенадцать, оставалось бродить по лаборатории — уж её-то отпускали, в отличие от Сейко, куда угодно, будто она была им совсем не нужна! — в поиске новых приключений. В этот раз она забрела на шестой этаж в отдел ОГС (Обычные Говорящие Существа), куда до этого попадала всего только несколько раз. — Скучаешь по ней, да? — сочувственно каркнула мышеглазка и моргнула своим единственным огромным глазом. — А как не скучать? — риторически спросила Монеки. — Чего только её рисовать заставляют? Без продыху же! Не спит, не ест — рисует. И меня к ней уже неделю не пускают. Негуманно это, — пощеголяла она недавно узнанным словом. — Рисует, конечно, ей ведь строго рисовать наказали! Только так она сможет стать тетрамогой… — затрепетала перед такой возможностью мышеглазка. — Никто так и не смог нормально мне объяснить, кто такие эти тетрамоги. Каждый день слышу, только о них и речь. Сейко просто говорила, что у них есть фантазия, — тяжко вздохнула девочка. — И правильно говорила! Как об этом вообще можно было не знать? — возмутилась мышеглазка, словно это была прописная истина. — По сути, тетрамоги — это термин для обозначения совершенных тетр, которые действительно отличаются от обычных наличием фантазии. На самом деле отсутствие фантазии - это незапланированный поворот. Не знаю уж, что там планировалось изначально, но точно не такое. Понимаешь, в самом начале пути к созданию тетр произошла какая-то глобальная ошибка с чипами, поэтому они годятся только либо на неквалифицированную работу, либо на работу, которая не требует хоть малого умения воображать. Одна из задач наших сотрудников — создать из тетры тетрамогу, хотя у нас растут и не только такие экземпляры. Хотя наши уж почти и не надеются, что вообще смогут создать тетрамогу, но честно каждый день над этим работают. Если ты готовишься на место тетрамоги, то тебе не составит труда, к примеру, самой написать стихотворение или нарисовать портрет. Однако такое почти никому из наших не проделать, максимум срисовать сумеют. Главная надежда лаборатории — Сейко. Хотя я слышала, что и у неё с каждым разом всё хуже получается. Да и сложно её сейчас рисовать заставить. Зато как припрет, так целую стопку пейзажную наколдует. Ты это, не подумай, что я тут слежу за ней, нет-нет, это просто у меня уши-то длинные, разговоры хорошо слышу... — Но подожди… получается, все тетрамоги должны обязательно стать художниками или поэтами? Почему это не могут делать обычные люди? И какая вообще выгода от создания тетрамог? — спросила Монеки. — А какой смысл от получения фантазии, если потом эту же фантазию не используешь?! Выгода учёных совершенно понятна: условную выручку тетрамог забирает себе лаборатория, где эту тетрамогу и создали. Но в мире на сегодняшний день нет ни одной тетрамоги, хоть и существуют приближенные к ним тетры. Одна-единственная тетрамога была, но она пропала без вести. Подробностей не разглашают. Давно это было, ещё в 2027 году, если не ошибаюсь. Это я так говорю, по слухам всяких, меня-то ещё тогда не было. А вы, тетры, быстро же растете, вот ты какая за три месяца жизни вымахала! Людишки вечно создают всякий бред — похвастаться, что они там умеют в своих лабораториях, что они, мол, умные такие. (Ты уж прости, мы, мышеглазки, всего месяц назад вышли в продажу, ограниченный тираж, а обновлений давно не было, хоть они и обещали когда-то исправить наши проблемы с речевым аппаратом.) Лучше бы сыр какой сделали, чтоб когда съел, он опять на том же месте появился бы. Да, это практично… вот после такого я бы поверила в умное человечество. — А ты ведь, получается, бред, если тебя люди создали? — озорливо подмигнула Монеки. Мышеглазка оскорбленно каркнула и полетела к своей жердочке, легко взмахивая белыми крыльями. Девочка осмотрела комнату, поразительно напоминающую зоопарк, где показывали дивных существ. Пеликан с кошачьим носом; попугай-рэпер, постоянно пытавшийся найти какую-то рифму к своим песням; декламировавшая рекламу шампуня трясогузка; гордо смотрящие летучие пармотеи; несколько маленьких и больших мышеглазок. На полу резвились поросята с длинными пушистыми хвостами. Табличка на стеклянной двери по входе гласила: «На свой страх и риск!». Однако присутствие необычных животных не помешало Монеки погрузиться мыслями в возникшие вопросы, ведь мышеглазка мало на что ответила. Тем временем к девочке тихонько подошёл обычный, ничем не примечательный козлик, и у неё разом пропали все сомнения. Козлик гипнотизировал её своими хитрыми глазками, Монеки закачалась с ним в такт. Он встал на задние копыта и начал отбивать причудливый, но красивый ритм — не зря козлик был лучшим танцором-дабстепером среди животных. Девочка смогла избавиться от его влияния только в тот момент, когда начала выплясывать совсем уж невообразимые кренделя. Теперь она целиком и полностью понимала, почему «На свой страх и риск». Монеки спешно ретировалась из комнаты, успев заметив, что обиженная мышеглазка всё еще смотрит ей вслед. Дверь открылась, и она увидела в коридоре группу занятых мужчин. Они все были высокие, усатые и с чемоданами, а впереди всех шёл самый высокий и усатый человек, которого она когда-либо встречала. Он надавил на запястье, взглянул на засветившееся время и важно сказал: «Опаздываем, господа, опаздываем! Нам еще надо успеть взглянуть на отщипанов в кабинке, а на кафедре тетралогии меня ждут уже второй час». И незадачливый доцент пошёл со своей группой к выходу из лаборатории, даже не взглянув на притихшую Монеки. Естественно, его слова про отщипанов не стали для Монеки открытием. Мало что уже удивляло её в этой чудной лаборатории, ставшей ей домом. Вот отщипаны, например, уже не пугали её так, как в первый раз, когда она случайно попала в кабинку экспериментаторов. Отщипаны — это огромные оранжевые цветки, готовые отщипнуть палец случайному прохожему, этакие большие мухоловки. За такими не каждый решится ухаживать, поэтому их выращивают только в специальных местах. Всякое девочка за месяц успела тут повидать, однако никакой отщипан не мог заменить ей подругу — подумать только, Сейко по человеческим меркам было бы уже пятнадцать лет! Сейко — тетра, заменившая ей всех: и мать, и отца, и любого другого опекуна. Сейко, с которой они сошлись даже несмотря на поразительное различие характеров и интересов. Соединенные чуть ли не случайностью. Монеки не спеша поплелась к лестнице. Опустившись на пару этажей вниз, она открыла прикосновением правой руки дверь собственной комнаты. Ее комната — стерильно чистое, ухоженное помещение, хранящее секреты в своей безукоризненной правильности. В углу белоснежная кровать. Всё аскетично, без излишеств, чтобы ненароком не разбаловать, хотя любые развлечения в лаборатории — если, конечно, опасные игры с чудными зверями могли считаться развлечениями! — доступны каждому желающему. Повинуясь внезапному порыву, Монеки засунула в карман голубого платья Настроениум, тотчас же вспыхнувший зелёным цветом. Девочка достала из-под кровати небольшую коробку, вытащила какой-то листок, который был посреди остального барахла, сложила его квадратом и положила к Настроениуму. После она спешно покинула комнату, и дверь закрылась автоматически. Не особо надеясь на успех, Монеки поднялась на двенадцатый этаж (лифтами могли пользоваться только сотрудники и посетители лаборатории, но никак не тетры) и устало побрела к столь знакомой стеклянной двери. На ней, к удивлению, не было родной таблички «Посторонним вход запрещён!» — при появлении девочки показалась плоская клавиатура, а чуть выше засияла надпись: «Введите пароль». По ту сторону на кровати сидела Сейко в клетчатой зеленой рубашке и что-то пилила. Монеки постучала по стеклу, но девушка даже не посмотрела в её сторону. «Пароль… ей, очевидно, даже не сказали пароль, раз она не выходит. Такой сложный пароль, что умная тетра, претендующая на звание тетрамоги, не может его разгадать. «Точно! Тетрамога!» — подумала она и уверенно набрала на плоской клавиатуре пароль. Набранное слово загорелось ярко-зелёным цветом, и дверь открылась. Монеки вошла в комнату. Сейко обернулась и ойкнула от удивления. — Монеки! — Она улыбнулась, словно ждала девочку, и подбежала к ней. — Ты так вовремя! — Ты это о чем? — озадаченно спросила Монеки, но тоже уже улыбаясь. — Ладно, неважно. Тебя тут, видно, не особо и скрывают, раз ставят такой пароль, что его может отгадать первый попавшийся. — Это Крис сделал, он склонен ко всяким намекам. Остальные-то уже и не верят, что я тетрамогой стану. Неприятно терять доверие этих надеявшихся… думаю, уже скоро они вживят мне новый чип, и я всё забуду. И тебя забуду. Ты же знаешь, чипом можно стереть все хорошие воспоминания. А потом меня отправят работать в какое-нибудь захудалое местечко. — Сейко поджала губы и вновь опустилась на кровать. — Крис единственный меня всё время поддерживал. Он мне всегда был другом, еще до твоего рождения. Девушка опять начала что-то вырезать. Монеки подошла поближе и увидела острую пилочку для ногтей. — Ты чего делаешь?! — воскликнула испуганная девочка, увидев царапины на правой руке Сейко. — Прямо сейчас помереть хочешь, ещё до нового чипа?! — И она отобрала пилочку. — Вообще-то это не во вред, — раздраженно заметила Сейко и вытянула правую руку. — Посмотри внимательнее. На руке надпись ровным электронным почерком: «17.02.2032. Сейко», но год почти невозможно разобрать — он потерян под многочисленными царапинами. Буквы дрожали: их дергало из стороны в сторону, они расширялись и сужались на глазах. — Ты… ты… — ошарашенно промычала Монеки. — Всё было так просто? Почему остальные тетры не сделали так же?.. — Некоторые другими способами сделали, просто тебе никто об этом и не должен докладывать, — усмехнулась Сейко и ловким движением перехватила своё спасение. — Тетрам строго-настрого запрещено давать колющие и режущие предметы, но я попросила у Криса простую пилочку, чтобы опробовать «новую технику рисования». Он, наивный, поверил. Самую острую притащил. А ведь я даже и не притрагивалась к бумаге… — Умно! — восхитилась Монеки. — А почему все-таки нельзя было просто надеть кофту с длинными рукавами, чтобы не было видно надписи? — А как тебя, дурында, тогда лартометр при лифте проверит? — Это кто? — ужаснулась девочка. — Прибор, проверяющий входящих и выходящих на мелкие пластинки в правой руке. Напридумывали наши учёные всяких слов, а нам потом мучиться, запоминать… мне Кастра, уборщица-тетра, рассказала. Пластинки, конечно, я достать не в силах, но вполне достаточно просто изрезать надпись, чтобы их обезвредить. — Тебя, кстати, за дверью видно! Она же стеклянная, — заметила младшая тетра. — Тогда нужно делать это быстрее, — она ускорилась. — И почему они не могли поставить хотя бы матовую дверь… — Но скажи, что ты собираешься предпринимать дальше? Тебе даже некуда бежать, — укорила её Монеки. — Да куда угодно, но стать тем, кем я хочу стать, а не кем мне предрекли и за меня решили! Иди-иди, пожалуйся Крису или своему Фёдору, что я сбегаю, то-то они обрадуется, — нахмурилась Сейко. — Ты мне не доверяешь? — пораженно ахнула девочка, оскорбленная таким недоверием, и со свистом изъяла пилочку. И Монеки смело сделала первый надрез, перечеркнув свое имя.