Надень на меня ошейник

Мне хотелось плакать. Мне не было ни грустно, ни больно, но почему-то меня переполняла какая-то надрывная, почти истеричная мысль. Непонятная мысль, в корне которой был какой-то излом. Словно бы что-то внутри порвалось, что-то треснуло и хлынуло наружу. И от этого стало так легко. С первым же всхлипом, с первыми же слезами, все как будто стало проще. Все стало легче. Голова не гудит. Мышцы не болят. Все хорошо… - Ты мой хороший… - она легонько усмехнулась, чуть отстранившись. Ее рука, крепкая, теплая прошлась от основания шеи к ушкам, где принялась жамкать вставшую дыбом шерсть. Вокруг везде был гул дождя. Легкий шелест «спящего» компьютера едва-едва прорывался сквозь этот рев. Там, за окном, шквал холодных капель бил по корпусу красной машины, по черной крыше, по едва пробившейся траве, по узкой асфальтовой дорожке, звенел, отражаясь от металлического кожуха уличных фонарей. Но мне наплевать. Я бы крикнул, как мне наплевать. Как я не хочу об этом думать. Как я не хочу вспоминать широкие залы, большие окна, гул разговоров, острые взгляды. Но я забыл об этом. Больные воспоминания, вызывающие дрожь в руках, вызывающие тупые, задумчивые взгляды в окно, воспоминания от которых болит голова – все они просто ушли куда-то назад. Куда-то во тьму. Вместо них осталось лишь Едва Дрожащее чувство, распространившееся по всему моему телу… Я зажмурился, тело сковало какой-то дрожью. Я боялся пошевелиться, боялся упустить… Каждое прикосновение утоляло доселе скрытую жажду. В ответ на каждое теплое касание, на каждое движение пальчика, на каждый вздох, на каждый грамм тепла тело взрывалось этим чувством. Оно вырывалось вперед, ловя каждое мимолетное движение, хватая каждую секунду близости, сводя меня с ума. Меня будто бы морозило, словно я заболел… - Ты же спишь без одежды? Давай… - ее лапки оторвались от моего лица и устремились вниз, к футболке. Софи потянула наверх. Я покачал головой, зажмурился, потянулся лапами к ее кистям, стараясь остановить ее. Мне не хотелось быть перед ней обнаженным. Не хотелось… Но Софи была быстрее, сильнее… Она перехватила мои запястья и подняла руки наверх, попутно стаскивая с меня этот кусок серой ткани… Я кое-как открыл глаза, попытался мобилизоваться. Мне хотелось закрыть свое дрожащее тело, быть может даже снова натянуть на себя футболку... Она нависала надо мной. Безумно горячая, безумно теплая и сильная. Не было и шанса вырваться из ее хватки, протиснуться за нее. Не было и желания… Ее глазки горели так ярко, ее шерстка была такой мягкой: - Давай, тебе надо лечь, чтобы не стоять тут на холоде. Ну… Она расслабила хватку, но не отпустила моей руки. Лишь перехватила ее, сжала кисть своими сильными пальцами, разгоняя по окаменевшим мышцам тепло, разбивающее боль и усталость. Стянутые напряжением ткани с дрожью расслаблялись от ее прикосновений... Софи провела меня к кровати. К прохладным простыням, к горе подушек, купленных для того, чтобы заполнить пустоту. К теплому, большому одеялу... Я вздохнул и еще раз и мои глаза заполнились слезами. Мое сознание плыло. Не было мыслей в голове, кроме редких всполохов мимолетных желаний – единственных ориентиров в этой тьме. Не осталось никого, кто мог бы им сопротивляться… Я коснулся бедрами прохладного мягкого матраса и не успел я даже подумать о том, как мне садиться, как меня настиг легкий удар. Стремительный теплый толчок корпусом отправил меня в небольшой полет, я шлепнулся на кровать. Софи мелькала передо мной бурым призраком… Я рухнул на покрывало, голова упала на прохладное плато подушки. Прохладная ткань поглотила мою горящую шерсть, так же беспокоя это Едва Дрожащее чувство, правда, не так сильно, как это делала она… Мои ладони выпали из ее хватки, а вот мои ноги в ней оказались. Она зашвырнула их следом, закрыв меня затем шуршащим одеялом. Я оказался закрыт от всего мира плотным щитом из белой ткани и искусственного пуха. Кровать зацепила меня крепкой хваткой, опутав сотней приятных, утоляющих эту дикую жажду ощущений. На мгновение стало спокойно. Горячка словно отошла в сторону, позволив выпустить наружу расслабленный вздох. Но лишь на мгновение… Затем мозг взвыл… В полусумраке не было видно Софи, не чувствовалась Софи, не слышалась Софи. В единое мгновенье мозг взорвался горячим, кипящим голодным чувством. Тело задрожало от холода, шерсть встала дыбом, каждая клеточка настойчиво требовала тепла, которого вокруг не было. Пальцы, дрожа, собирались у мордочки, ловя ослабевающие теплые вздохи, но более движений не было. Уставшие мышцы, словно смирились со своей судьбой, принимая холодную смерть… Если она не вернется, если она уйдет, если ее и не было вовсе – то я сойду с ума. Еще минута и меня разобьет истерика, я завою во всю глотку от одиночества… Сквозь рев дождя щелкнул выключатель лампы. Комната опустилась во тьму. Через мгновение кровать пискнула справа, кто-то лег у стены и принялся шебуршать подушками… Затем одеяло приподнялось, кто-то за мой спиной сладко зевнул. А затем… Она потянула меня к себе. Обхватила за грудь обеими лапами и, приподнимая потащила вглубь кроватного пространства, во тьму, в уютный угол. Я весь дернулся в истерике, издав приглушенный писк. Слезы брызнули из глаз, и я инстинктивно потянулся лапами к ее лапам. Больше я ее не упущу. Нет. Ни за что. Меня встретила волна тепла, слегка жестковатая текстура футболки, мягкая шерсть и теплое, размеренное дыхание. Сотни тысяч искр вспыхнули на моей шерсти, на моей коже, когда ее тело полностью укрыло меня. Она обхватила мою дрожащую ладонь и крепкими пальчиками сжала ее, прижимая сильнее к себе: - Прости – ее голос сверху слегка касался моей шерсти, бил горячим дыханием в ухо, от чего, последнее, шурша дернулось, зацепив за ткань одеяла, - я здесь. Еще некоторое время она левой рукой поправляла подушки и одеяла. И наконец все успокоилось: одеяло равномерно укрыло нас обоих, подушки плавно вцепились мягкостью в наши головы, и дрема принялась захватывать мое сознание. Софи еще сильней приобняла меня, коснулась холодным носиком моего затылка и выпустила мне в основание шеи струю теплого воздуха: - Ты так тяжело дышишь. Тебе нужно расслабиться… - шептала она Ее рука протиснулась под моей головой и приобняла мою шею. Ее аккуратные коготки принялись аккуратно почесывать пой подбородок: - Я хочу услышать… Я и вправду тяжело дышал. Я обрубал вдох и выдох на середине, не позволяя себе расслабится окончательно. Мою грудную клетку стягивало напряжение, мне было страшно отпускать это усилие… - Все хорошо, - ее носик соскользнул с моего затылка, она еще сильнее прижала меня к себе, принявшись ритмично тереться своей головой о мою, - Ты так иначе не уснешь… Наши сжатые кисти она отвела к левой части моей груди, вторую руку она положила мне на шею, я почувствовал за ушком аккуратный поцелуй: - Давай… Вдох… Грудная клетка поднялась, я чувствовал, как быстро билось мое сердечко, чувствовал, как она поглаживает мою шею, стараясь всем этим теплом победить последнее сопротивление забитого, стянутого тела: - Еще чуть-чуть, мой хороший… Сквозь напряженные страхом мышцы прошлась волна последнего усилия. Словно последний рывок я захватил еще немного воздуха. Сердце чуть успокоилось, стало легче думаться, пропало гудение в голове, а из недр груди раздался негромкий вибрирующий звук… - Вот так… Давай теперь… Выдох… И снова… Мой сладкий. Я почувствовал ее улыбку ее довольную мордашку, когда она вновь радостно поцеловала меня за ушком. Вдох. Выдох. Я расслаблялся, голова очистилась от гула, мурчание стало громче. Я закрыл глаза. Я в безопасности. - Засыпай, мой хороший, - шептала она улыбаясь. Я чувствовал, засыпая, как она периодически сильней сжимает меня, как она целует меня, как гладит, мнет пальчики и так тихо-тихо дышит мне в затылок… Сумасшествие… Я проснулся в гудящей серости. Вся комната объята полудремой, сумраком и гулом дождя. Последний лишь чуть успокоился, но не прекратился. Вместо яростного рева, все пространство заполнил размеренный усыпляющий шелест. В кровати было тепло, я лежал посередине на боку, утопленный в одеяло и подушки так, что наружу торчали лишь глазки, нос да ушки. Едва Дрожащее чувство, едва удовлетворенное сидело где-то на границе сознания, готовое сорваться в новую погоню за прикосновением и теплом. Софи рядом со мной не было. Лишь скомканные простыни да мятые подушки за моей спиной. Но был ее запах, в воздухе чувствовалось ее присутствие. Она не могла уйти. Не могла меня бросить. Не могла же она мне привидится? Я же не сумасшедший! Мне не хотелось вставать, но стоило проверить ее вещи, стоит ли перед окнами ее грузовик и… В коридоре хлопнула дверь, на мгновение пропустив наружу шелест текущей воды, щелкнул выключатель, раздались ленивые шаркающие шаги, затем с легким скрипом открылась дверь. Софи, устало сгорбившись протиснулась сквозь дверь и тут же упала на кровать, чтобы затем на четвереньках доползти до своего спального места: - Тоже проснулся? – у нее был серый, сонный голос – как раз в тон всему вокруг. Я кивнул, сильнее зарывшись в одеяло мордочкой: - Сколько сейчас времени? - Шесть тридцать… Уаааф, - моя овчарка зевнула во всю зубастую пасть, - я написала Крису, что я возьму отгул. И я сейчас снова лягу спать. Она рухнула на свою подушку мордой вниз, а затем принялась настойчиво натягивать на себя одеяло: - Тебя не будут ругать? - Неа. Там все равно косяк с дверными замками, и в конце недели еще уезжает профессор, так что у меня будет месячный отпуск и вообще… Из одеяльных подземелий всплыла ее рука и обвилась вокруг моей шеи. Софи кое как подняла голову из подушки, сверкнув в полумраке зелеными глазками: - Мне тебя не за что держать, - устало пробурчала она, - надо купить тебе что-нибудь. Она общалась словно пьяная. Как и я, впрочем. Усталость и эта пресловутая «горячка». Голова отказывалась нормально работать… - Что-нибудь? - Ну да. «Что-нибудь» на шею, чтобы тебя за это держать. Иначе как мне тебя подтягивать. - Подтягивать? - Ну, когда ты хочешь, но боишься – тебя нужно подтягивать, - она улыбнулась и ткнулась мордочкой в подушку, - так что нам с тобой нужно будет что-нибудь придумать. А пока придется только уговорами… Ее пальцы уже вовсю чесали у меня за ухом и гладили шерсть на щеках и подбородке: - Хотя пока и этого достаточно. Я могу тебя и отсюда мучать вовсю… Их не хватало. Прикосновений, этих ощущений, тепла – всего этого так не хватало. Едва Дрожащее чувство пожирало каждое касание с аппетитом дикого зверя. Маленькая капля не то, что не удовлетворяла аппетит этого зверя, она едва сдерживала меня от истерики. Мне хотелось большего. Хотелось утонуть в ней, заснуть в ее лапах, чувствовать на себе ее поцелуи, ее дыхание… - Вот видишь, ты зажмурился… Я и вправду зажмурился. Погружаясь в подобие транса, я старался ухватить из этих прикосновений максимум, сконцентрироваться лишь на этом ощущении… - Какое же ты чудо… Ты сам не представляешь какое ты чудо… Я тяжело вздохнул, мой ушки напряглись, было страшно, но я хотел приблизится к ней, дотронуться до нее своими лапами… - Ты же думал о нас? Что-нибудь типо: «Почему я?», так ведь? Думал и не раз? Думал. Думал и не раз. Я кивнул. Ее ладонь принялась активней теребить мою макушку, уши, пока большой палец давил на переносицу, снимая нарастающий гул… - Потому что ты чудо, - она улыбалась там, в сумраке. Аккуратной, нежной улыбкой. Я знаю это, - вот и весь ответ. А ты думал… Я пододвинулся чуть ближе к ней, нервно сжимая ноющие запястья. - Потому что ты мягкий везде, где тебя не тронь. Потому что ты умный. Потому что ты как будто бы строгий снаружи, но безумно нежный внутри. И тебя надо защищать. Потому я здесь. Из сумрака одеяльного царства выплыла вторая рука и нежно расцепила мои напряженные лапки, принявшись массировать каждый пальчик, каждую подушечку, медленно. Так тепло. Так… - Потому что у тебя интересные хобби, потому что ты думаешь, как стать лучше, потому что ты заботливый, потому что ты стараешься. Хватит причин? Ком застрял в горле. Разум только и успевал фиксировать новые, невиданные ощущения. Забота, тепло. Тепло. Тепло. Тепло… - Все давай сюда, ко мне. Я не могу с тебя. Нужно покупать тебе ошейник… Софи вновь потянула к себе, я снова оказался в ее крепких объятьях, только сейчас мы лежали морда к морде. Я уперся носом в ее футболку. Повсюду была мягкая шерсть. Я слышал ее размеренное дыхание, чувствовал, как вздымалась ее грудь. Чувствовал, как с каждым ее глубоким вздохом она излучала такое количество любви и заботы, которое я никогда раньше не чувствовал… - А еще мне нравятся твои уши, твой хвост, твои лапки, обе пары… Я задрожал. Сознание не справлялось. Я уже сошел с ума. Я уже обречен… - Нравится, как ты таешь на глазах, когда тебе дают хоть капельку любви. Ты не представляешь, как я хочу тебя зажать, зацеловать, затискать и смотреть как ты сходишь с ума, мурчишь и стонешь не в силах выдержать все это… Я и вправду мурчал. Слегка постанывал, сходя с ума. Что мне делать? Что… - Засыпай. Можем проспать до одиннадцати. Хоть до часу. Хоть до вечера можем валяться в кровати. Но знай. Теперь, когда я здесь, когда ты в моей власти – ты обречен. Она приподняла мою мордочку и через мгновение я почувствовал ее теплое дыхание, почувствовал, как ее мокрый носик упирается в мой, как ее горячие губы накрывают мои. Этот легкий поцелуй добил мое умирающее сознание… - Ты полностью мой… Подчинится чьей-то сильной руке, чьему-то заботливому делу и доброму слову. Доверится не без страха, но всем сердцем, с надеждой на трепетную нежность и получить ее стократно. Как здесь можно не сойти с ума. Как здесь можно не разрыдаться, не сломаться? Можно верить. Можно доверять. Можно не бояться. Это сводит с ума, я вам скажу. Ломает всю твою суть… Здесь никогда не было так тепло и мягко. Никогда не было так холодно и неуютно снаружи. Вся забота мира сосредоточилась в худой фигурке передо мной. Все блага, счастья, вся любовь и красота сконцентрировались в этой овчарке. В ее коричневой шерстке с черными пятнами, в ее золотых волосах, в крепких руках и изумрудных глазах. В ее размеренном дыхании и мягком запахе. Она прижимала меня к себе, закрывала лапками, да вообще всем телом от прохлады и гула дождя. Я слышал, как щелкают клавиши телефона, как она порой вздыхает и шипит сквозь зубы, скрывая смех, стараясь не разбудить меня. Вокруг была серость. Ревел непрекращающийся дождь, едва слышно шумели радиаторы, капли стучали по крыше. Я закрывал глаза, и на минуты, а порой на часы погружался во тьму. С пробуждением лишь слегка менялся тон серости, она становилась чуть ярче, чуть светлей. Но в комнате все также царил усыпляющий полумрак. Безумие. Просыпаться и снова тонуть во сне. Прижиматься друг к другу и тонуть в этом растянутом, густом моменте. В этом бесконечном, больном времени, у которого нет ни конца ни начала. Этот день запомнится лишь одним ускользающим моментом, одним теплым чувством, одним горячим вздохом. Она целовала и кусала меня в шею, тяжело дышала и все сильней прижимала к себе. Мы извивались, пытаясь найти позы, в которых мы будем еще ближе, в которых нам будет еще жарче. Мы переплетали обе пары лапок, хватались за кисти друг друга, закидывали друг на друга ноги. Словно снаружи гулял холодный, все сжимающий и убивающий холод и наши объятья – единственное оружие против него. Это все – словно один болезненный дневной сон. Это все – одна большая глупость. Безумно холодно, потом безумно горячо, потом сушит во рту, щиплет в глазах. И я не одинок в этом безумии. Это совместная жертва в угоду этому странному горячему чувству в груди. Этому Едва Дрожащему чувству, этой страсти, этой горячке. Еще, еще, еще. Что угодно, только не уходи. Только не отпускай моей лапы, продолжай смотреть на меня, обнимать меня, касаться меня. Только не уходи… Словно через мгновение она исчезнет. Словно это последний раз, когда мы касаемся друг друга… И через мгновенье – она все еще здесь. Все еще такая горячая, такая нежная. И мозг сходит с ума и воет. Ему страшно и жутко, что она все же исчезнет в этой серости. Утонет в полумраке, в гуле и реве… И потому с каждым мгновеньем эти прикосновения все более трепетные, все более жадные, все более отчаянные. А потом успокоение. Словно бы накатывает мягкая волна заботы, уничтожающая дрожь и страх. Хочется спать. Чтобы вернуться сюда через пятнадцать минут, через час, через полтора… Это рай. Я никогда не был так счастлив. Я люблю ее.