Надень на меня ошейник

Я протер глаза и устало надавил на лезвие ножа, ломая хрустящий тост на две почти идеально ровных половинки. Электрический чайник угрюмо бормотал слева, жалуясь, что его выключили, не дав договорить. Я потянулся наверх, к откидному шкафу и выудил на ощупь небольшую стеклянную банку полную коричневой молотой субстанции. Она была покрыта тонким слоем пыли – кофе в моем доме не жаловали. Манипуляции были крайне просты. Это буквально завтрак. Завтрак в восемь вечера. Как оказалось в такой ливень доставки просто перестали работать – проблемы небольших городов. Довольствоваться сухими чипсами, чтобы утолить голод обезвоженных тел показалось еще одной пыткой. Один выход – завтрак в восемь вечера. Еще одна небольшая глупость. Я залил две кружки кипятком и вопросительно обернулся назад. Софи сгрудилась вместе с задними лапами на табуретку у стола и щелкала глазками в телефон. Через мгновение она уловила мой немой сигнал и подняла свою мордочку: - Так и надо? – я сжался всем телом, боясь, что я совершил кощунство над этим священным порошком. - Да, да, - она улыбнулась, а затем снова опустила глазки в телефон, - А, еще добавь пожалуйста молочка и две ложки сахара. Сказано – сделано. Еще пара минут, и вот на столе появились две дымящиеся кружки и тарелка с четырьмя тостами с клубничным джемом. Жалкое подобие нормального завтрака. Я мог бы хотя бы блины испечь, бестолочь… Софи даже глазом не повела. Мой разочаровывающий кулинарный перформанс ее ни капельки не расстроил – наоборот, она отложила телефон и довольно вгрызлась в хрустящий хлеб, а затем добила это большим глотком нежно-коричневой жидкости. Словно это была вершина кулинарного мастерства: - Вправду так хорошо? Она подняла удивленные глазки, утерев полоску джема на губе краешком моей футболки. Видимо инстинктивно: - Шутишь что ли? Я жила в квартире с тремя идиотами. Я не пила кофе – я допивала его из их кружек. Это лучший кофе, что я пробовала за полгода, Итан. Про футболку я ей говорить не стал, а вот про квартиру… - Так почему тебя выгнали? Надеюсь, это не больная тема. Надеюсь, это не больная тема… - Приехал четвертый дружок. Они меня пустили как временного квартиранта, пока их друг не вернется со службы в Хекхе. Другая квартира подороже, подальше от работы и сейчас еще и занята. Так что да – парковка была моим единственным вариантом. Она чуть подалась вперед и схватила теплой лапкой мою руку, тянущуюся к тосту: - Еще раз спасибо, что приютил. Ты меня спас. Иначе я б там утонула. - Почему ж ты все-таки мне не позвонила? – я постарался сдержать дрожь в голосе и аккуратно сжал своими пальчиками ее кисть. - Потому что мне было страшно. До сих пор страшно, если честно, - она отпустила кружку и второй лапой тоже накрыла мою, - потому что я не хотела давить на тебя всякими взрослыми штуками, когда мы встречаемся всего от силы неделю. Она мгновенно посерьезнела и помрачнела, отвернувшись к занавешенному жалюзи окну: - Мне, етить, двадцать пять и я лезу к тебе домой, мокрой полуголой псиной. Ты еще не видел, как у меня хорнистость повышается ближе к воскресенью. Мне с тобой еще полторы недели жить, а я не знаю, как мне тебя не съесть за это время. Она грустно усмехнулась. Это была шутка. Но серьезная. Она правда считала, что это проблема. И. Полторы недели. Надо успеть выжать из них максимум. - Ну мы же… Можем это как-то решить. Я же не против в принципе, просто… - Не смей делать что-то против своей воли, - она наклонилась чуть поближе и принялась буравить меня парой своих изумрудов. Голос у нее был строгий. Добрый. Но строгий, - ты мне ничем не обязан… - Нет, в плане, я же… - Как чертовски сложно расти. Знаете? Когда тебе двадцать, а в душе десять. Когда слово «Секс», словно язва, словно древнее проклятье. Словно оно тебя состарит, будто бы в тебя ударит молния, когда последнее «с» соскочит с языка. Кажется, что твоя неопытность вызовет смех. Оказывается, надо использовать то-то, надо чистить там-то, делать то-то. Ты всегда что-то не знаешь… - Так, не бойся. Я пойму. Шутить не буду. Если только немножко. Потом обниму, если что… Да нет, обязательно обниму. - Ну… я же хочу попробовать… - прошипел я, а затем добавил громко, - Вроде как. Но я просто не знаю как. И я, наверное, буду не очень тебе приятен и я… Софи удивленно фыркнула: - Еще скажи, что ты не умеешь ракетные двигатели собирать. - Я увлекался ракетостроением в средней школе… Моя овчарка улыбнулась и сконфузилась, подавшись назад и поморщившись. Ее хвостик слегка качнулся в сторону: - Выпиши мне лист всех своих хобби, чтобы я не проваливалась в своих изящных приколах. Но все же… Она крепче сжала мои лапки и подалась вперед: - Ты вообще не должен уметь и знать таких вещей. Ты вообще мне ничего не «должен». Я… Я сделаю все, чтобы тебе было комфортно. И если ты действительно хочешь… Я кивнул. Офигел от своей смелости, инстинктивно постарался отскочить, хвост напрягся, ощущая опасность, мозг полностью отключился: - Но я только… Наверное не все стоит пробовать… В плане… Для начала… - Все тссс. Доедай и допивай. Ты себя только лишний раз напрягаешь сейчас. - Я… хорошо. Просто я не хочу, чтобы тебе было неловко и… - Так ты САМ этого хочешь, или хочешь, чтобы МНЕ не было неловко? - Софи наклонила голову и сощурила глазки. - Я… Я хочу, чтобы тебе было хорошо и… - Ты себя с каждым словом только закапываешь, чудо мое, - она сильнее сжала мои лапки и подалась чуть вперед, - давай так. Ты успокоишься, попьешь чай, мы пойдем в кровать и когда ты будешь готов – начнем с самого начала. Ее уверенный голос действовал на меня отрезвляюще. В моем сознании уже били боевую тревогу, готовились к эвакуации, надевали парашюты, и тут ее голос выключает все красные лампы, орущие сирены и выводит паролет из крена. Сердце успокоилось, глаза перестали стекленеть: - Мне очень повезло с тобой, - я прошептал, словно для себя. - Мне тоже очень повезло с тобой. «Почему?» - пронеслось в моей голове инстинктивно. - Перестань смотреть в стол и думать о себе плохо. Доедай тосты, в туалет и спать. - Это приказ? – я улыбнулся. - Шутливая угроза – привыкай, боец. Я игривая бестия, - Софи закусила губу и подмигнула. В ванной было тепло. Уже здесь хотелось свернуться калачиком и упасть на толстый ковер, зарыться пушком в его мягкие ворсинки и уснуть. Голова отключалась, пьяная усталость захватывала сознание. Вновь хотелось тепла. Я поднял взгляд от раковины в ответ на легкий смешок с боку: - Я честно думала, что ты моешься своим языком. Не знаю почему. - Это не очень удобно. Можно вычистить руки, немного ноги, но все остальное – не-а. - Жаль. Было бы интересно понаблюдать за этим процессом, - она снова прикусила губу и подмигнула. На сей раз, явно шутливо. - Ты всегда такая ехидная или только со мной? - Всегда, но с тобой особенно. - М? – я остановил яростное натирание клыков зубной щеткой и поднял на нее свой уставший вопросительный взгляд. - С тобой все работает раз в триста сильнее. Я знаешь вообще такой тип, мне нравится… ну, быть главной. Нравится давать типо «задания» и «наказывать». Ну ты понимаешь, - она торжествующе сложила лапки на груди, ухмыльнулась и снова подмигнула мне, - это я так с тобой на взрослые темы разговариваю. Я сплюнул пасту в раковину: - Угу… - она так спокойно говорит обо всем этом. «Наказания» и «Задания», «быть главной». Все это пробуждает внутри какое-то странное чувство. Странный теплый гул в груди, который распространяется и вверх, и вниз. Он отключает мозг, ноги становятся ватными, появляется неумолимое желание мурчать. Черт бы все это побрал… Она меня видит насквозь! - С другими парнями все было, ну… Неловко… У нее их было двое. Один в старшей школе, второй – в университете. Подробностей я не знаю. - «Наказание поцелуями», - Софи усмехнулась, закатив глазки, - Оно все работало пол мгновения, пока они мне подыгрывали, потом вся инициатива снова возвращалась к ним, но с тобой… Она подошла ко мне в один шажок, обхватив мое тельце своими лапками. Ее мордочка склонилась вниз, холодный носик уперся в основание шеи. Весь организм давал сбои. «Мы к этому не быстро привыкнем» - Сигмунд Хэйд успел образоваться в моем сознании лишь на мгновение – чтобы сбросить пар из гудящих от напряжения труб. Затем все заволокло туманом… - С тобой все работает просто прекрасно, - ее голос шелестел прямо над ушком. По спине прошлась волна мурашек. Я снова начал таять у нее в руках. Софи вдруг отстранилась, подняла мордочку наверх и слегка усмехнулась: - Звучит немного странно, да? Будто я тут с радостью развращаю молодых неопытных мальчиков. Но, честно говоря, в этом что-то есть. Да и ты вроде не против… Ее лапка мягко прошлась по основанию моей шеи. Еще мгновение я слышал, как учащается ее дыхание, как она еле слышно что-то шепчет боясь, видимо, сказать мне это вслух… - Так все, - она вновь отстранилась, - пора спать. Вперед. Мой мозг работал вполсилы. Он летел, как подбитый паролет, кивая носом вниз, медленно приближаясь к земле. Его хватит еще на двадцать минут. Хватит на еще один серьезный разговор или еще один заход. Что мне сделать? Что предпринять? Риторические вопросы. Разговор на кухне уже повернул события в одно четкое русло. Я хочу сыграть. Последний маневр, последний всплеск моей хитрости. Намеренно слабый, намеренно наглый, чтобы проиграть. Чтобы оказаться побежденным перед ней. Я хочу этого…. - А ты почистила зубы? –спросил я дрожащим голосом. Софи сконфузилась, выпустила меня из лапок, отошла на шаг назад и прищурилась, мгновение оценивая этот железобетонный выпад: - Ты тоже играешь? - Можно и так сказать, - я победно сложил лапки на груди, - Так что? - Почистила. - Врешь, - я был уверен в этом. Ее щетка все еще в коробке, в комнате дальше по коридору. - Хорошо! Ты меня подловил, не почистила я зубы. Ты победил. Все равно пора спать… - Надо почистить зубы, - во мне включилась моя мать. - Я устала. - Ты же знаешь сколько стоят услуги дантиста, протезирование… - А-а-а-а! Все-все. Я поняла, - Софи опустила лапки и наигранно сгорбила спину, состроив уставшее лицо, - вредный ты. Она клюнула. Она поняла. С треском массивный корпус из авиационного железа рухнул о водную гладь Северного залива. Холодные волны некоторое время гневно шипели, прорываясь сквозь трещины и дырки в корпусе, а затем успокоились, удостоверившись, что судно точно пойдет ко дну. Три члена экипажа выбрались из медленно тонущего паролета и, дернув за рукоять на рюкзаке из зеленой резины, надули небольшой аварийный плот. Оставалось только спать и ждать спасения… В полусумраке пустой комнаты уныло гудел радиатор, теплый воздух волнами распространялся по комнате, обдувая промокшие коробки, футболки, джинсы, шорты и нижнее белье. Все потом стоит еще раз закинуть в стирку. Чтобы хотя бы пахло приятно. Мы с Софи стояли посередине комнаты, выгребая из размокших коробок вещи, которые я до этого не трогал – книги, завернутые в пакеты, косметичка, еще одна косметичка, вот полупустая аптечка, в которой из ценного бинты да слабое обезболивающее. Наконец – из тьмы всплыл черный глянцевый футляр, в котором торжественно стучала оранжевая щетка с растрепанным ворсом. Софи стремительно повернулась ко мне, сверкая во мгле изумрудными глазками и немытыми клычками. Футляром она ритмично трясла, словно каким-то музыкальным инструментом: - Ну вот – доволен? – она уперла лапки в боки, - Победил в своей игре? - На пути к этому - зубы ты еще не почистила, - на моей морде сейчас горит широкая ехидная ухмылка. Это ловушка и я зашел в нее намеренно. Мое ехидство открыло все фланги и тылы. Ей остается только ударить… - О, я обязательно почищу зубы, мой хороший... - она бьет гораздо сильнее, чем я думал. Софи делает шаг вперед, напрягая плечи, ножки, грудь. Она становится больше, выше и шире. Ее голова опускается, зрачки расширяются и становятся на два тона темнее. В полумраке видно, как в блестящих блюдцах глаз мелькает нефритовая молния. Она делает еще один шаг, я отступаю, неловко стукаясь о коробки. Передо мной – хищник. Я рассыпаюсь под его острым взглядом, меня пугает его стремительность, сила, сокрытая в мышцах. Он не атакует, но загоняет меня все дальше и дальше, в угол, в тупик, откуда нет выхода. - Но для начала... Я врезался спиной в прохладную шероховатую стену. Страх на мгновение отступил, обнажив горячее гудение в груди. То самое Едва Дрожащее чувство вырвалось на свободу и захватило все тело. Не было больше сознательных мыслей, не было больше защитных механизмов. Только теплое чувство в груди, жадно глотающее каждое проявление любви. И сейчас оно жаждало, быть пойманным. Я запланировал это. Черт побери, я запланировал это! Хищник вот-вот настигнет меня. Надеюсь, он будет милостив… - Я пообедаю тобой... Объятый смущением и неутолимой жаждой я прижимался к стене, с предвкушением ожидая атаки. Она накинулась на меня с доселе невиданным рвением. Софи прижалась сразу всем телом, окружив меня таким объемом тепла, которое никто, пожалуй, не сможет выдержать. Мои руки оказались наверху, прижатые к стене сильной лапой. Другая держит мою мордочку. Сильные пальчики мягко, но крепко удерживают мое лицо на месте, фиксируют на ее глазах. Я чувствую ее грудь своей грудью, чувствую, как бьется ее сердце. Мои ноги прижаты ее ногами. Она обхватила меня, прижала к стене. Она меня точно съест. Хищник прильнул к моим губам. Несколько мгновений нежного забытья. Тепло, дыхание, еще раз тепло. Ее тепло. Затем она отстранилась. Я успел заметить, как ее глазки блеснули в темноте, я почувствовал, как она сильнее вжалась в мою шею и затылок. Словно пыталась укусить меня, она накинулись сверху, жадно впиваясь в мою пасть и дальше. Еще одно мгновение и обычный легкий поцелуй стал взрослым, тяжелым и страстным. Я чувствовал ее язык, нежный вкус кофе на языке, ее теплые вздохи стали частью меня. Я таял в этом безумии. Мои руки бессильно рухнули вниз, ее вторая лапа скользнула по моим волосам, по лицу, по шее, по лапкам. Она была голодна. Она хотела большего. Вдруг хищник отступил, позволив мне почувствовать наступающий со всех сторон холод. Мгновения без этой страсти мучительно пустые. Я таю, мышцы не слушаются, шерсть растрепана. Я просто не способен ни на что. Я полностью в ее власти. Снова атака сверху, я послушно приподнял мордочку, почувствовав усилие ее пальцев. Мы вновь поцеловались. Клычки едва слышно стукались о клычки, ее язык был внутри моей пасти, ее теплое дыхание уничтожало любые попытки осмыслить происходящее. Не только мозг – все мое тело сдалось, опало, ослабло… Хищник снова отстранился, облизался и вдруг задумчиво наклонил морду. В полусумраке я заметил, как сужаются вновь глазки, освобождая место яркой изумрудной радужке, как встает рыжая с коричневым шерстка, как в прикосновениях читается напряжение. Поначалу, Софи не могла проронить ни слова. Она сжимала меня в лапах, чуть потряхивая, пытаясь, сказать что-то сквозь нервные вздохи. Наконец в пелене полудремы я услышал: - Итан, с тобой все хорошо? «Да». Я кивнул. - Нет, нет… Скажи словами через рот, - у нее дрожал голос, она обеспокоенно опускала меня вниз, на мягкий ковролин. - Да, все… Все хорошо… - Слава Богу, я так… Прости меня, я заигралась, - я снова утоп в трепетных прикосновениях. Ее мягкий запах, ее крепкие объятья, ее нежная забота, ее страх. Я таял еще сильнее. Мозг скрипел, стараясь выдать что-то осмысленное… - Нет-нет, все правда… правда хорошо. Все в порядке. Не бойся, - я говорил тихо, прижавшись к основанию ее шеи. Мягкая шерстка напрягалась и дрожала в ответ на каждое мое слово. Два нежных существа прижались друг к другу… - Мне не стоило этого делать, - она отстранилась и утерла лапой заплаканные глаза, - это слишком для тебя, мне следовало спросить, мне следовало… - Если бы мне не понравилось я бы сказал. Все хорошо, моя. Перестань, все в порядке, - мы сидели на коленях напротив друг друга, нервно жамкая лапки друг друга. Ее лицо скуксилось от напряжения. Не находя себе места, Софи то и дело глядела в стороны, боясь взглянуть мне в глаза. - Нет, нет. Я говорила об этом. Я заигралась. Мне не следовало вообще здесь быть. Я… - Я хочу этого, хорошо? Мне это нравится. Мне нравишься ты, все в порядке, - я крепко сжал ее лапы и потянул их к себе, к своей груди. Я думал это ей поможет. Я знал, что поможет. Смелость, скрытая доселе для грусти, для злобы к себе и окружающим, уверенность, заключенная в суровых образах в моей голове, наконец нашли достойное применение. Софи вздрогнула в последний раз и подняла на меня взгляд. Слезки катились по ее щекам. Мое сознание задрожало в яростном порыве: - Я л… - Не надо! – она вдруг рванулась ко мне, стремясь закрыть меня, прижать к себе, заглушить меня. Мы врезались друг в друга. Моя фраза заглохла где-то в полах ее футболки, на ее груди, - не говори это для того, чтобы успокоить меня! Сквозь мгновение решимости снова прорвалась истерика, ее голос дрогнул где-то посередине, и я услышал приглушенный вой. - Я правда люблю тебя, - я высвободил свою мордочку из ее захвата, чтобы сказать это громко, - это правда. Я люблю тебя. Она ослабла, выпустила меня из цепких лап, отстранилась назад. Ее мордочка скривилась. Она заплакала. Сквозь мгновение тишины раздался наконец тяжелый вздох, вместе с которым вышел надрывный едва слышный вой: - Я тоже… Я тоже тебя… люблю. Она разрыдалась, прямо здесь, в полупустой комнате, в окружении мокрых коробок, под гул обогревателя. Разбитая, она сидела на ковролине, не в силах подняться, что-то сделать, даже что-то сказать. С каждым вздохом из ее груди вырывался рваный плачь. Я прильнул к ней. К ее теплому, дрожащему телу. - Почему… Почему ты это сказал сейчас… Почему не подождал… почему ты такой глупенький… - Все хорошо. Все хорошо, - я обнимал ее в меру своих возможностей, гладил по спине, держал ее лапки, - это все одна большая хорошая глупость. Она усмехнулась сквозь слезы и посмотрела на меня сверху вниз. Ее холодный нос уткнулся в мой, с ее шерстки падали грозди холодных капель: - Да, - произнесла она с дрожащей улыбкой, - одна большая… хорошая глупость… Два часа ночи. Она держит мои лапы, накрытая плотным теплым одеялом. Все молчит. Все вокруг просто неважно. Да, где-то барабанит ослабевающий дождь. Где-то гудят обогреватели. Но все это неважно. Важен ее последний рывок. Этот миг темноты, в котором мы соединяемся мордочками и носами. Наши губы легко соприкоснулись: - Спокойной ночи, - шепчет она. - Спокойной ночи, - мне кажется, что чего-то не хватает. - Я люблю тебя, - я открываю глаза и вижу, как она улыбается, теперь уже чистыми клычками. - Я тоже тебя люблю, - мое сердце плавится. Мне кажется, мы так никогда не уснем. - Я просто разнервничалась, - главы никогда не оканчиваются на красивом слоге. Недосказанность рвет хорошие эпилоги на куски и влезает на их место с наглой, ехидной рожей, - Ты же… все ведь хорошо? У нее прекрасные лапки. Безумно мягкие, в большинстве своем. В каких-то местах, под неровно растущими клочками жесткой шерстки чувствуются полоски мягких тонких шрамов. Их много. Они разные. Я трогаю их, вожу по ним. Мне хочется верить, что от этого ей легче. Она хватается за меня своими пальчиками, играется с моей шерсткой. Ее изумрудные глазки наконец показались из темноты. Она еще немного боится моей реакции, потому уводит их в сторону после каждой фразы: - Все хорошо. Все в порядке. Я думаю… Это же нормально, ну… нервничать вот так. Штука непростая, - я крайне неловко усмехнулся. Софи усмехнулась в ответ: - Да. Непростая. И… Кажется порой, что надо делать все правильно, но… но просто не получается все делать правильно. И получается глупо. Но оно так и работает. Главное, чтобы никому не было больно. - Мне хорошо, - прошептал я, - мне хотелось это сказать еще вчера. - Ты, наверное, думал об этом еще на кухне, - Софи улыбнулась. - Пора спать, - произнес я, спустя мгновение тишины. - Спокойной ночи. - Спокойной ночи, - я потянул на себя две ее мягкие лапки, неловко наклонил голову и аккуратно прикоснулся к ее запястьям губами. Она улыбнулась во тьме. И вновь спустя несколько мгновений тишины: - Прости еще за этот отвратительный флирт - Да спи уже...