крылатые кружки

Золотистые змеиные глаза слишком пристально наблюдают за сидящим у широкой барной стойки ангелом, что сейчас с нескрываемым восторгом общался. И с кем же? С людьми! Теми созданиями, которые восхищали и самого Кроули в настолько далёком прошлом, что уже и не вспомнить, но он, конечно же, как оккультное существо, помнил каждое мгновение до мельчайших подробностей. Не будь люди иногда такими наивными и глупыми, они бы затронули душу Кроули и сейчас, но не судьба. После недавней ссоры внимание ангела упорхнуло от него так же, как и невесомые создания Богини срывались — крылатые птицы, — с раскидистых веток, покрытых малахитовыми листьями и росой — рассветной, благодатной. И совершенно неизвестно, вернётся ли хоть крупица былых встреч с Азирафаэлем, у которого происходит нечто неясное даже демону, на грани окрыленности и восхищения. Может ему это всё мерещится и нет никакого человека — мужчины, одетого в выглаженную до идеала рубашку и узкие джинсы, красиво и вызывающе обтягивающие стройные ноги. Кроули по-человечески царапает кожу ногтем, чтобы проверить реальность происходящего — немножко неприятно, значит он не во сне с больным воображением, не дающим покоя даже тогда. Демон успевает надумать себе болезненные сценарии с недалёким будущим: свадьба, ангельские детишки — как только они появятся, не понятно самому. Он прикрывает глаза и видит своим извращённым воображением до зубного скрежета нежные прикосновения к мягким бёдрам ангела, лёгкие, почти целомудренные поцелуи в губы, висок и тихий смех с обоих сторон от безграничного счастья, поглощающего двоих влюбленных с головой. Эта картина въелась в сознание, не желая оттуда выходить никакими посторонними мыслями: например, об отвратительных мухах Вельзевул, летающих по пятам за ней и её ни разу не милых шапочках — ну нет, это уже слишком даже для Кроули! Он трясёт головой, чтобы прогнать тяжёлые и глупые мысли с головы, отчего рыжие кудри забавно подпрыгивают у лица. Кроули отрастил длину заново, потому что Азирафаэль намекнул ему, что такая причёска с небрежным маленьким пучком ему идёт намного больше, и он не смог игнорировать данную почти-просьбу вернуть былую причёску. Невозможно не поддаться ангелу и не выполнить его пожелание — такова его сущность, которая ластится к нежным рукам Азирафаэля и желает больше прикосновений, коих и так предательски мало: то невзначай коснётся пальцев, когда подаёт дымящуюся кружку с чаем, то дотронется ладонью до мягкого изгиба поясницы и на этом всё, остальное — лишь мимолётное блаженство, которое и запомнить было с трудом. Кроули поднимает змеиный взгляд, спрятанный под тёмными стёклами очков и видит это: незнакомый мужчина позволяет себе коснуться предплечья ангела, поднимаясь с барного стула и шкодливо улыбаясь своей тупой белозубой улыбкой — по скромному мнению Кроули. Мужчина тянет ангела на себя, вынуждая встать следом и пытается жестом показать, что следует пройти вперёд, но Азирафаэль только растерянно улыбается и пытается аккуратно выдернуть руку из стальной хватки, чтобы не перестараться с ангельскими силами и не вырвать человеческую руку от мимолётного раздражения в глубине души, разрастающегося как кактус на пустынной земле без намека на бескрайние моря и их солоноватый бриз, оседающий свободой на губах. Наблюдающий издалека Кроули тяжело вздыхает и прикрывает веки, отключая себя от внешнего мира, словно прячась за своими порочными, кровавыми крыльями, и пытается успокоить тревожное биение сердца, так наивно беспокоящегося за беспечного и вечно вежливого ангела. И снова предаётся томительным мыслям, расплавляющим его голову не хуже знойного лета, когда солнце раскалено до бела и наполняет воздух лишь душным сухим воздухом и пылью от земли, которой давно не касались капли дождя. Так и Кроули — ему уже жизненно необходим был дождь и меланхоличная, дождливая погода, чтобы поесть невкусной тыквенной каши и выпить ещё более не приглянувшееся какао — и Кроули не признается, что ему и правда понравилось есть эти все исключительно осенние блюда в одной из любимых кофеен Азирафаэля. Ну, если быть точным, ему необходимо срочно потосковать и помучить себя нерадостными выводами. Например, Кроули, если быть честным, совсем немножко устал каждый раз аккуратно намекать его ангелу о своих чувствах, отчего милая сцена, разыгравшаяся прямо перед его носом, бесила неимоверно — демон не может позволить себе того же. Но ангел будто не видит совсем очевидного, только мягко улыбается на очередное приглашение на ланч за любимыми блинчиками: с творогом, тягучим золотистым мёдом и клубничным вареньем — на любой вкус, какой только пожелает. Постоянно снисходительно благодарит за обед, беседу и буквально испаряется эфирным сгустком, оставляя после себя лёгкую, почти не ощутимую волну благодати. Планы по спасению тоже не работают должным образом и это должно огорчать, но мимолётный благодарный взгляд ангела, влажный от сдерживаемых слёз радости, затмевает все сомнения и усталость. Лишь ради таких вот мелочей, которые на самом деле значат куда больше, чем привыкли думать люди, стоит продолжать свои каждодневные-еженедельные-ежегодные вылазки куда-нибудь прогуляться, показать добродушному ангелу рыбок в большом аквариуме — океанариум, чёрт его побери, какое слово, — чтобы тот взглянул на разнообразие вытянутых хвостов, серебристых плавников с алыми вкраплениями, и изумленно приоткрыл губы, рассматривая каждую. Не то чтобы для Азирафаэля все эти, безусловно чудесные, создания, были в новинку, но размеренная жизнь среди людей расслабила его, будто он позабыл некоторые ситуации из своей жизни и то, что сам творил на Небесах: безбрежные моря с шипящей пеной, острые выступы скал, гладкие бока величественных фьордов и многое-многое, что сейчас восхищает людской взгляд и отпечатывает нерушимый след на их душах. Точно под впечатлением, они вдохновляются природой для создания искусства, новых технологий и многого другого интересного, что может постичь их мозг. Но Кроули старается изо всех сил удивить, приоткрыть нечто новое в сердце специально для ангела — только для него, остальные ограничиваются либо вежливостью, когда Кроули в настроении, либо огрызком грубых фраз — когда всё плохо или на грани этого противного статуса. Безостановочный поток мыслей прерывает резкий всплеск благородного возмущения — точная копия чувства Азирафаэля, когда он чем-то недоволен или на грани применить для отпора ангельские силы. Кроули принюхивается, неосознанно высовывая кончик языка — привычка его змеиного воплощения, чтобы лучше ощутить горький привкус зарождающегося раздражения и усталости, медленно тянущейся изнутри сизым эфирным дымом. Он пробуждается словно после неприятного сна, приоткрывая глаза и встречаясь с потерянным взглядом напротив — голубым отражением чернильного неба, потому что оно уже давно прогнило — там не осталось действительно чистых душой ангелов, лишь подобия тех, кто был достоин стоять на страже истинного порядка — те, кто пал, окропив белоснежные крылья своей кровью. Небо потеряло самого чистого серафима Азирафаэля — единственное божественное создание, и окончательно превратилось в смрадную мглу, от которой воняет тщеславием и гордыней за несколько ярдов. Азирафаэль снова пытается до него достучаться уже более весомой ангельской волной отчаяния вперемешку с всё тем же раздражением и явным нетерпением. Кроули резко подрывается от этой волны, совсем не жалящей своей ангельской сущностью, наоборот — она словно ласкает плечи, мягко подталкивая в немой просьбе сделать уже хоть что-нибудь. И демон растерян — что именно ему делать? Импровизация и балагурство ведь должны быть его коньком, верно? По ощущениям в мыслях Кроули прошли щедрые пол часа, а то и больше, но на самом деле скорость мышления ангелов и демонов отличалась от людской — медленной и тягучей, наподобие стекающего с ложки мёда. Именно поэтому незнакомый мужчина всё ещё пытался сдвинуть Азирафаэля с тёплого, нагретого места у чашечки какао и променять на неизвестную прогулку рядом с мужчиной. Кроули снова злится, ощущая металлический привкус во рту от сдерживаемого демонического крика и последующих проклятий; внутри него словно кипит раскалённая лава, взрываясь и надуваясь пугающими воздушными пузырями: за грудиной жжёт, а фантомный змеиный хвост дёргается из стороны в сторону, норовя снести всё милое заведение по щелчку пальцев — правда он сейчас не змий и рушить не приходится, лишь слегка поставить на место прилипчивого мужчину. — Ох, Азирафаэль, я тебя и не заметил! Кто это рядом с тобой? — Кроули подходит, развязно засунув руки в карманы обтягивающих джинс. Кривится так, будто перед ним сейчас как минимум Вельзевул или ещё более несносный Гавриил, пропахший гнилыми яблоками — известием скорого падения, знакомого Кроули донельзя точно, но почему-то он не падает. — Ангел мой, от него ужасно воняет спиртным, неужели мне стоит позвонить в полицию и сообщить о подозрительном человеке? Кроули сдерживается, как может, хотя внутри дрожит от желания врезать по нахальной морде, да посильнее, вложив в удар демоническую силу. Азирафаэль не оценит подобного, поэтому не стоит рисковать доверием снова, они и так недавно поссорились по глупости. — Мы решили уединиться с прекрасным молодым человеком, — губы незнакомца кривятся в усмешке и Кроули, протяжно выдыхая и возведя глаза к небу в молчаливой мольбе: «За что ты создала таких безмозглых созданий?» сокращает расстояние между ними, схватившись за рубашку пальцами, сжатыми до побеления костяшек. Кроули почти что плюётся змеиным ядом от злости, шипя прямо в лицо и напуская в свой взгляд за стёклами очков побольше пугающей тьмы, точно жерло вулкана разгорится с новой силой в золотистой радужке: — Ещё раз увижу тебя здесь, пришибу. Сделаешь так хоть с кем-то — я найду тебя и испепелю, будешь гореть у меня в самом огромном котле Ада. Азирафаэль рядом неловко топчется на одном месте, переступая с одной ноги на другую, тихо начинает и это звучит почти как мольба: — Друзья, нам стоит разойтись по-доброму, пока мы не привлекали большего внимания к своей персоне. Голос ангела разливается приятной истомой по телу, словно его окунули в мелководье райского Эдемского сада, в котором так приятно было дремать после ангельской миссии и мочить лазурной водой раскалённые от долгого полёта белоснежные крылья. Незнакомец дёргается от давящей злобной ауры, пока страх затмевает разум и чувствуется на вкус горечью: он весь сжимается, старается обратиться в одну маленькую невидимую точку и отступает на шаг, потом два — в конечном итоге трусливо сбегает, всё ещё чувствуя испепеляющий взгляд и затаённую злобу, которая придавливает своей мощью, точно бетонной плитой. Кроули провожает всё ещё ненавидящим взглядом удаляющуюся фигуру, пока сзади облегчённо не выдыхают и не хватаются за ладонь, как за спасение — от этого невинного, по словам ангела, движения, в Кроули восстаёт нечто тёплое и ласковое, ведь на Земле так делают лишь влюблённые парочки, кем они точно не были. В надежде — ненадолго — были. Кроули мгновенно оборачивается к Азирафаэлю и видит его мягкий, трогательный изгиб губ в настоящей улыбке, а не том вежливом подобии для вот таких вот прилипчивых незнакомцев, решивших, что милый и светлый мужчина не откажет от порочного времяпровождения, ну точно — глупые. Кроули понимает такую простую истину только сейчас, все его прошлые печальные мысли не имеют под собой прочный фундамент, лишь эфемерные расплывчатые надумывания и драматизация. — Благодарю, Кроули, ты мне помог отвязаться от этого неприятного типа, — Азирафаэль морщится, а после добавляет: — От него и правда ужасно воняло, да простят меня звёзды. Демон сжимает ладонь покрепче и тоже улыбается, тихо посмеиваясь от доброты ангела, почти подражая светлой улыбке Азирафаэля — солнечной, побуждающей снова поверить в благодетель и мечтать о белоснежных крыльях, посыпанных к кончикам перьев искусной позолотой — как и у всех архангелов. Правда не суждено ему снова увидеть за спиной позолоту и белизну чистых помыслов и любви — кристальной, сверкающей своей непостижимостью. Она, возможно, и предполагала в своём Плане об этой самой любви между двумя разными существами? Поэтому он непостижим? Кроули помнит, как спрашивал, но ответа от Неё так и не получил, брошенный на произвол судьбы в мрачные и одинокие коридоры ада, пропахшие гнилью и сыростью. — Нет нужды меня благодарить, это мелочи, — отмахивается, потому что его помощь действительно пустяк — ну припугнул бедного смертного, и что? Ну и ничего, что этот смертный раздразнил в нём злость до пляшущих чёртиков перед глазами — тоже отвратительных, с продолговатыми уродливыми рогами и это не падшие, а такое же «творение» Люцифера от скуки, чтобы было кому постирать сумрачную хламиду с россыпью мелких камушков у подола: его утончённый вкус не изменился с самых райских времён, когда он гордился своими изысканными одеждами, удачно подчёркивающими талию. Так же было и с его чернильными волосами — тот заплетал их в разнообразные косы и закреплял своими же прочными перьями. Воспоминания о Люцифере до сих пор отдают ноющей болью в груди: потерять себя оказалось куда больнее, чем задумывала Богиня изначально, это — пытка… Азирафаэль кончиками пальцев ведёт от ладони по предплечью и заглядывает в лицо, словно видит саму суть в его глазах, сокрытых от посторонних и близких за тёмными очками. — Дорогой мой, ты сегодня донельзя странный, что случилось? — нотки беспокойства согревают не хуже полуденного солнца и Кроули приободряется — нечего думать о прошлом, пока рядом с ним ангел. Даже если воспоминания касаются самого этого ангела — в забытье, случайном неведении. — Да так, всего лишь вспомнил о былом, — Кроули как по щелчку пальцев оживляется, оставляя это странное помутнённое состояние до лучших времён. Взгляд Азирафаэля с беспокойного сменяется на печальный, словно и правда понял, о чём думал Кроули. — Не бери в свою светлую голову лишнее, всё хорошо. Ангел, хочешь попробовать лавандовый чизкейк? Говорят он дьявольски прекрасен на вкус и вид, — Кроули отчаянно пытается сменить тему и не тревожить сейчас слегка затянувшиеся раны его души — не время предаваться сомнениям и горю. Азирафаэль считывает нежелание Кроули затрагивать кровоточащие раны и понимающе качает головой в знак молчаливого согласия, так и не отнимая от предплечья руку. — Думаю стоит попробовать здешние сладости, — Азирафаэль послушно идёт к столику, за которым совсем недавно сидел угрюмый демон и следил, не отрываясь, за его фигурой. Кроули с явным нежеланием отцепляет от предплечья цепкие пальцы и идёт заказывать два воздушных лавандовых чизкейка с лёгким цветочным запахом и сырный латте — для эксперимента.

***

После неожиданного происшествия в кофейне ангел и демон мило побеседовали о глупостях: астрология, предсказания по картам таро, садоводство — и на этой теме они почти что поссорились, оспаривая и критикуя методы взращивания растений. Кроули утверждал, что растения нужно запугивать, держать в цепком страхе и приучать к чёткой дисциплине; Азирафаэль же твердил обратное — взращиваемые растения нужно любить, как он свои книги, и окутывать заботой в виде каждодневного опрыскивания и добрых слов. Азирафаэль от сдерживаемых эмоций чуть ли не лопнул, позабавив Кроули сердитыми красными пятнами на его округлом, совершенно очаровательном лице с хмурыми светлыми бровями. — Ну-ну, ангел, остынь. Пожалуйста? — и Азирафаэль стыдливо опускает глаза, когда понимает, на что именно сердился, это ведь Кроули — как он может делать иначе. Спорить бессмысленно. После этого прошло всего пару дней, из которых ни один из них не извлёк почти ничего полезного. Кроули бесцельно слонялся по витиеватым улочкам, придумывая мелкие причины сотворить пакостное чудо в демоническом понимании, естественно. Будучи в стенах своей серой, пустой квартиры, в которой из важного только статуя ангела из церкви и его разномастные цветы. Сидя в кожаном кресле, закинув ноги на подлокотник, Кроули размышлял о смутном будущем после неудавшегося Апокалипсиса: навсегда ли отстали от них конторы или скоро объявятся с новыми обвинениями, проверками и бессмысленной болтовнёй о высшей и первостепенной идее войны. Не может быть так, что всё окончательно завершилось и они свободны. А вдруг они развоплотятся — новое тело им не предоставят, а вдобавок могут повторить процедуру казни с адским огнём и святой водой. Никому из двоих существ это было не нужно, поэтому Кроули подумывал насчёт их каждодневной рутины: поехать в ресторан, отвезти ангела обратно, выпить вина и не смешно пошутить, поддевая ангела провокационными фразочками. А дальше что? Сидя на одном месте не вариант, их могут поймать. Безусловно, Кроули нравилась это тихая жизнь после шести тысяч лет разных войн, эпидемий, зарождения искусства и так далее по списку. Но душа демона, как бы нелепо это не звучало, отчаянно желала побыть рядом с Азирафаэлем поближе, желательно посетив изменившиеся за века страны: каменные улочки Франции, широкие поля золотистых подсолнухов Италии, величественные фьорды Исландии — всё это изучить по крупицам и сделать приятно ангелу, ведь они так давно никуда не выбирались из Англии, отсиживая года в слякоти, гуляя по паркам и задерживаясь подолгу в уютных ресторанчиках и кофейнях. Рука Кроули безостановочно крутила полупустой бокал второсортного вина с неприятным кисловатым привкусом — неудачно купил в супермаркете, и какая нечистая сила только дёрнула. Он пребывал в глубокой задумчивости: не попытаться ли ему?.. Резко подрываясь с насиженного тёплого места, он с гулким стуком ставит на журнальный столик бокал: невозможно больше так маяться из стороны в сторону. И решает заехать в любимое укромное местечко Лондона — букинистический магазинчик, полный загадок — о прошлом, будущем и настоящем, — в правдивых предсказаниях ушедших ведьм и заклинаниях неудавшихся колдунов. Он ехал как никогда быстро, выжимая педаль газа Бентли до самого пола, припарковываясь у бордюра кое-как. Магазин книг встретил его мерным звенящим переливом колокочиков над дверью и странным эфирным запахом, словно разлившимся химическим концентратом — настолько сильны были божественные ощущения в крошечном помещении и выбивались из привычной картины мира. Этот запах был воплощением чистейшего Неба, словно посеребрённого звёздным сиянием далёкого млечного пути, раскинувшегося над головами людей необъятным полотном — все ангелы падут перед этой мощью, растворятся от одного прикосновения благословенных пальцев к крыльям, что должны стать пороком, потому что падшие не заслуживают прощения, они ничтожны перед властью серафима — Азирафаэля, одного из самых приближённых к Ней. Серафим Азирафаэль всегда умалчивал о своём титуле, выбрав себе самое безобидное тело с округлыми чертами, чтобы не сражаться, не быть частью Великой войны между ангелами и другими — мятежниками, ничем по сравнению с покорными помощниками. И сейчас он, серафим, вчитывается в собственноручно записанные витиеватые буквы на пергаменте и внутри закипает само сотворение, взрываются далёкие галактики от праведного гнева: как они смели уничтожить себе подобных, пронзить самое важное у ангелов — крылья, которые больше нельзя было распахнуть без боли и отчаяния, скребущего в груди острыми когтями. Никогда он ещё так не открывал такую простую истину: как же именно пали его коллеги по крылу. Ничтожные копии. Вы недостойны своего титула. Вы убили любовь, даже не подозревая, насколько у мятежных ангелов рассыпется в этот момент сердце, больше не способное на нежность, всепоглощающую ласку и всепрощение. Какую игру ты начала ещё тогда? Голос Азирафаэля отдаётся от стен, мира, Небес оглушающим гулом, пока уменьшенные три пары крыльев трепещут точно ресницы на сотнях глаз, вращающихся от гнева в разные стороны, лишь одна пара прикована к старому свитку с отчётом о происшествии более шести тысяч лет назад, когда был совершенно случайно скинут с неземного моста в бездну ангел, схваченный падшим и уносящий с собой ещё одного. Отчего то Азирафаэля это злит, словно он знает, кто это — близкий, родной, любимый архангел с нежными медовыми глазами. Но ангел не помнит и это злит ещё больше, строчки норовят расплыться перед чутким взором сотней глаз. Ангел видит со всех сторон и одна пара глаз в безумном вращении цепляется за настороженную и обеспокоенную фигуру с рыжими локонами. — Ангел, что случилось с тобой? — как получилось такое недоразумение, ангел, что я чувствую твой свет за несколько ярд? Кроули видит бездумное вращение сотни голубых глаз, трепет распростёртых крыльев, хоть и уменьшенных в разы, чтобы не разворотить всё здание их размахом — это гнев, понимает он. Демону становится неудобно посреди этой всемогущей силы, в сердце трепет перерастает в благоговение — открытое, как предрассветные теплые лучи среди перистых облаков, которых будучи ангелом было удобно и приятно касаться ступнями. Аккуратно предпринимает попытку достучаться до занятого и разъярённого ангела, чтобы — не повредил, не убил случайно светом змия. Было бы забавно пасть снова не от рук названных братьев, а от стечения обстоятельств: попался под руку силы, не рассчитанной на общение с нижними существами. И не смотря на опасения быть растворимым от ангельской руки — не страшно, это кара за всё содеянное и планируемое. Пасть дважды — не страшно, развоплотиться, больше не вернуться на Землю и не увидеть белокрылого — страшнее. До дрожи, до исступленного вдоха на грани отчаяния и крика на губах — белесым паром, молчанием, невысказанными чувствами. Он старается ступать невесомым шагом до ангела, сосредоточенного на чтении слегка обветшалых древних свитков с отчётами, и дотрагивается подушечками пальцев до плеча под тонкой тканью летнего кремового пиджака, от этого прикосновения от кончиков пальцев до самой груди проходит тонкое покалывание маленьких молний, точно изучая существо изнутри — в саму суть, в самое сердце, разворачивая, как долгожданную сладость. — Ангел? — пытается ещё раз достучаться до светлой головы. В ответ ему лишь глубокий гул голоса: — Как ты посмела? В который раз способы «разбудить» ангела с почти боевого состояния не увенчаются успехом, пока он не решается обхитрить и пойти другим путём: что если поцеловать Азирафаэля, это его выбьет из дум. Попытаться стоит. Несколько пар глаз любопытно останавливают свой взгляд на демоне, прищуриваясь — знают правду, точно прочитали на дне золотистых радужек истинные намерения. Они любопытно подрагивают и не сводят взор от лица Кроули, который склоняется к чужому уголку губ, нервно обтерев вспотевшие от стресса ладони об джинсы: он сможет, конечно, но отчего-то мешкает пару долгих секунд, будто обдумывая — зачем? И прикасается сухими губами к самому уголку, сердито опущенному. Вращающиеся глаза останавливаются, вмиг смотря на объект, прервавший ломкое осознание Азирафаэля, которое нагло нарушено и теперь вряд ли оно сможет вернуться так скоро. Глаза прикрывают веки и исчезают, растворяясь вселенским взрывом крошечных звёзд, за ними — крылья. Азирафаэль постепенно приходит в себя, промаргиваясь. Он до сих пор не помнит, только отчего-то в голубых глазах стоят слёзы — сожаления, скорби, ангельского прощения; повсюду распространяется от воспоминаний запах райской яблочной травы — яркой, с капельками благословенной росы, а впереди медленно плывут молочные клубы вязкого тумана, блестящего в столпах звёздного сияния и отражающихся серебром от высоких арок сада. Эта вспышка прошлого кажется настолько личной, что хочется отвести взгляд от переполняемых ощущений любви, чьей — неизвестно, Азирафаэль не видел никаких ангелов, даже себя он не ощущал чем-то полноценным в этом открывшемся воспоминании, не полным обрывком закатившимся в сознание. Кто ты? На улице начинает накрапывать мелкий дождь, мерно барабаня по оконным стёклам букинистического магазинчика — своеобразной библиотекой ангела. Азирафаэль вздыхает протяжно, оставив так и не до конца выдернутое из забытья воспоминание на следующий подходящий момент. Сейчас с ним Кроули, а это важнее. — Дорогой, что произошло? — Азирафаэль улыбается, как и всегда рядом с Кроули, его голова мягко наклоняется вбок, открывая чувствительный изгиб шеи. Всё нутро потряхивает от этого доверчивого движения, а уж после кроткого целомудренного поцелуя в уголок губ уж точно. Кроули мысленно прочитывает адское покаяние и с трудом отводит свой взгляд от шеи — не сейчас, это лишнее. Неловко прокашливается, собирая мысли в кучу: зачем он вообще приехал? Точно… По крайней мере ангел не отвергнет его глупую и спонтанную идею, поэтому стоит успокоиться. — Ну, Азирафаэль, это покажется тебе странным, но раз уж мы свободны на неопределённый срок, может мы… попутешествуем? Тем более это лучше для нас, никто не явится по наши души спонтанно… — Кроули заканчивает так тихо, словно сейчас его глупые мечты оборвут жёсткой фразой, засмеются на нелепое предложение и выгонят с позором, который он не сможет пережить: кто бы что ни говорил, а Кроули не лишён чувствительности и уязвимости — хрупкой, как хрусталь льда, покрывающего тонким слоем стены ада. Миг молчания продлился довольно долго, тянущийся невыносимым беспокойством и нервозностью, витающей в воздухе слишком остро — ломко, страшно. Плечи Кроули печально опускаются и он, впервые сконфуженный настолько, хочет трусливо сбежать почти так же сильно, как и недавняя его жертва из кофейни. Я старый дурак. Азирафаэль задумчиво касается пальцами подбородка, отведя взгляд в сторону, словно ему неловко произнести ответ; ангел — сосредоточие нежности, мягкости и доброты мешкает и пытается взвесить за и против. Но, по правде, он не может отказать Кроули, потому что тот заслуживает быть услышанным и понятым. И ещё одна весомая причина Азирафаэля быть рядом настойчиво бьётся в голове. — Конечно, дорогой, давай попутешествуем. Давно я не прогуливался где-нибудь в другом месте, — ангел неопределённо машет рукой, имея ввиду Лондон и собственный магазинчик, а потом совершенно уязвимо кладёт ладони на живот, смущаясь себя. Ну зачем его создали таким непривлекательным, зачем он сам выбрал такую оболочку: округлое, мягкое тело, а ещё эти белые завитки прядей причёски — слишком по-ангельски, почти фальшиво. Кроули на миг думает, что ему послышалось и ангел отказал ему, он почти ощутил эту болезненную пощёчину, которую получал на протяжении многих тысячелетий в отказах, ссорах, предпочтении ему — Небесам. Но сейчас Азирафаэль соглашается и Кроули теряется: что дальше? Даже не придуман план путешествия, от этой внезапной мысли брови нервозно дёргаются, а тело поддаётся назад — к выходу. Нельзя уходить. Только не сейчас — в ломкий момент согласия и близости. — Я зайду за тобой завтра. Мы же… полетим? — Кроули надеется, что ему не придётся применять чудо к своей Бентли и ехать на невероятной скорости на другой конец света — почти, она заслужила месячный отпуск на излюбленной подземной стоянке под жилым домом. — Конечно, мы можем просто переместиться туда, куда ты хочешь, — торопливо кивает, только бы Кроули не засомневался. На этом странный короткий и смущающий разговор заканчивается, они прощаются, Кроули звенит колокольчиками у двери, выходя на стылый и мокрый асфальт после дождя, напоследок разворачивается и ловит спокойный взгляд ангела. Ну, может и не плохая идея? Когда Кроули скрывается на машине, сердце Азирафаэля нервно бьётся от стресса о предстоящем будущем, оседая на стул, он трёт виски, успокаивая беспокойную, кипящую мыслями голову. Всё пройдёт хорошо, он сможет. Сможет вспомнить.