Мгновения

— Сегодня был паршивый день, да, Юджи?       Годжо спросил это после того, как мальчишка воскрес.

***

      Только раз, и то, если очень повезет, ты встречаешь человека, который разделяет твою жизнь на две части, до встречи с ним и после. Для Годжо Сатору этим человеком стал шестнадцатилетний мальчишка. Безрассудный, импульсивный, заботливый и яркий, словно солнце. Он всегда улыбался, даже если было больно. Ставил интересы других выше собственных, поступал так, чтобы друзьям было проще, и неважно, как в итоге становилось тяжело ему самому. Итадори Юджи – тёплый, невероятно мягкий, пахнущий цветами и персиками парень. Тот, кто стал для сильнейшего шамана его единственной слабостью и благословением.       Годжо признал своё полное поражение.       Но он не был расстроен. Совсем. Как можно, если Юджи – его персональный кусочек тепла и уюта в этом прогнившем мире шаманов? Он согласен проигрывать сотни, тысячи и даже миллионы раз, если победителем будет его мальчишка. Что угодно. Сатору готов сделать всё, что он захочет.       Ему нравилось его обнимать, вдыхая прекрасный аромат. Итадори пах не только цветами и персиками. Он пах солнцем, домом, семьёй, любовью, нежностью. В груди разливалось умопомрачительное тепло, такое сладкое, что не передать простыми словами. Он не думал, что когда-нибудь встретит человека, обнимать которого было бы так хорошо. Так правильно. Ему казалось, что так и должно быть. Сатору глупостью считал все эти бредни про соулмейтов или как их там, но после встречи с Итадори поменял своё мнение. Может, он и сам стал глупцом, но это не так важно.       Ведь Юджи никогда не отталкивал. Улыбался, обнимал в ответ и ронял голову на плечо, прижимаясь так близко, что Сатору мог чувствовать его сердцебиение. Быстрое и неровное. У Годжо было такое же.       Потому что он, всё-таки, проиграл.       Годжо часто слышал фразы о том, что души не существует. Но что тогда у него постоянно болит? Не зуб, не голова, не рука, не грудь, – нет, грудь, в груди, там, где дышишь. Всё время болит, всё время ноет, нестерпимо. Тянет сладкой истомой, когда он чувствует любимый запах, и разъедает, словно кислотой, когда родное тепло пропадает. — Знаешь, ты слишком беспечен, мой драгоценный ученик, — бросает Сатору с лёгкой улыбкой.       Юджи правда слишком легкомысленный. Всегда рвётся вперёд, лишь бы успеть, лишь бы помочь, лишь бы спасти как можно больше людей. Глупый мальчишка, совсем не понимает, что заставляет его сильно волноваться. Годжо, может, и сильнейший, но сердце у него такое же, как и у всех остальных людей: хрупкое, когда дело касается его самого любимого человека.       Он помнит, как они впервые поцеловались. Каждую деталь, каждую мелочь, каждую секунду.       Это не длилось долго, и, конечно, не было похоже на поцелуй, который можно увидеть в кинофильмах в наши дни, но, тем не менее, это было просто замечательно. В тот миг, когда их губы впервые прикоснулись друг к другу, он знал, что запомнит это мгновение на всю жизнь. Красное, словно маков цвет, лицо Юджи, как он неловко переступил с ноги на ногу и обнял, утыкаясь лицом в шею. Сатору, в самом деле, чувствовал себя самым счастливым человеком на этой планете в такие моменты. Его жизнь, его солнце рядом, а большего и не нужно было. — Держи, твои любимые цветы.       Белые астры. Годжо выяснил это совершенно случайно. Итадори как-то обмолвился, что обожает их. Говорил, что они и дедушке его нравились и шутил, что это наследственное. Поэтому Сатору, не задумываясь, дарил их Юджи каждый день – даже если был далеко, оформлял доставку букета и успокаивался лишь тогда, когда убеждался, что ученик их получил.       Комната Юджи была усеяна белоснежными астрами. Свежими, засушенными, совсем маленькими и большими, а на полу, словно замена ковру, были рассыпаны лепестки. В комнате всегда витал нежный, успокаивающий аромат цветов. Идеально подходящий Юджи.       Иногда Итадори засыпал за учебниками. Закатные лучи солнца касались его розовой макушки и мягко обволакивали мирно сопящую фигуру своим последним теплом, даря спокойствие. На его волосы падали лепестки астр, парочка ласково пикировали на лицо и плечи. Юджи чуть хмурил брови и вёл плечами, но не просыпался.       Это зрелище было намного красивее самых прекрасных картин, выставленных на всеобщее обозрение в Лувре.       Весь Юджи, в любой ситуации. Он весь был намного красивее этих мировых шедевров. Итадори всякий раз смущался, когда Сатору произносил что-то подобное вслух. И становился ещё ярче, милее и чудеснее. Юный, роскошный и изящный даже со своими шрамами и крепким телосложением. Годжо восхищался каждой его чертой, каждым изгибом. Было странно видеть, как мальчишка иногда прикрывал шрамы на лице рукой. Сатору любил всё в нём. Поэтому он всегда целовал эти шрамы, касался пальцами и говорил, что ему идёт. Они – часть его любимого Юджи. Он примет его любым. — Ты единственный, по кому я скучаю. Возвращайся поскорее.       Даже недолгие разлуки вызывали тоску, что уж говорить о длительных. Ему не хватало тепла и ласковых улыбок. Когда Сатору или Юджи приходилось отправляться на задания раздельно, Годжо ощущал вмиг разрастающуюся по телу пустоту. Она пожирала внутренности, причиняла практически физическую боль. Хотелось вколоть себе морфий, чтобы этого не чувствовать.       Сёко сказала, что это зависимость, и добавила, что Сатору бы не помешало лечение. Она его жалела. Кого «его» – не совсем понятно, по правде сказать. То ли неуклюжего мальчишку, то ли безрассудно влюблённого Годжо. А, может, обоих сразу. — Сегодня был паршивый день, да, Юджи? — шаман падает на мягкую зелёную траву, чувствуя тёплый ветер в своих волосах.       Середина весны, в ярко-голубом небе ослепительно горит солнце, в воздухе витает аромат зелени. На его белоснежные волосы падает лист кипариса.       Годжо мягко улыбается, закрывая глаза. — Держи, твои любимые цветы, Юджи.       Белые астры в его руках наисвежайшие, источают родной, приятный запах, который уже, кажется, въелся в кожу. Ладонь, держащая букет, бледная. На ней отчётливо выделяется золотое обручальное кольцо. Удивительно, но это подарок от Итадори. Сатору часто им любовался. Оно было простым, но очень изящным, притягивающим взгляд.       Таким же, как его любимый человек — День... Очень паршивый, знаешь, — голос дрогнул, — Снова.       Годжо оставляет цветы у могильного камня.       На этот раз мальчишка не воскрес.