Мгновения

      Когда рядом находится кто-то, понимающий тебя даже не с полуслова, а задолго до того, как с губ сорвётся хоть какой-нибудь звук, становится очень легко дышать. Потому что не нужно ни играть, ни притворяться, ни бояться. Такого человека можно встретить лишь при очень, очень большом везении. И Годжо повезло. Так, по крайней мере, он считал. Ему действительно думалось, что всё до невозможности хорошо. Сатору встретил его. Своё персональное солнце, дарящее ему улыбки и тепло каждый день. С не сходящим с щёк румянцем, с широкой улыбкой, непоколебимой волей и нежным, тёплым взглядом светло-карих. Годжо влюбился, как наивный мальчишка. Он влюблён до беспамятства, до потери головы.

..может, именно по этой причине он забылся.

      Годжо потерялся в водовороте эмоций, незнакомых ему ранее. Всё, что с ним происходило – нечто новое и неизведанное. Никогда раньше Сатору не испытывал волнения, соприкасаясь ладонями с другим человеком. Никогда у него не ускорялось сердцебиение из-за близости чужих губ. У него не дрожали руки, он никогда, никогда ни по кому не скучал так. Всего лишь недельная командировка, но ему казалось, что прошла целая вечность прежде чем он увидел Юджи, зарывшись носом в его персиковые пряди. И это ничем неприкрытое волнение вызывало странные чувства. Перед ним Сатору был абсолютно беззащитен, но совсем не боялся этого состояния. Потому что знал: Итадори не предаст. Он будет рядом с ним. Знал. Он... Знал.       Однако одну важную деталь Сатору забыл. Совсем-совсем. Напрочь. Ведь чувства всегда лишали здравого смысла. И это коснулось даже его – ха, сильнейшего шамана их времени. Кто бы мог подумать. — Я так счастлив. Годжо-сан, спасибо, — Юджи сидит на его коленях, уткнувшись носом в бледную шею и глубоко вдыхает – Сатору знает, что ему нравится, как он пахнет, — Никогда бы не подумал, что можно быть настолько счастливым. Словно... Чудо. — Так я – твоё чудо, Юджи? — Годжо смеётся – мягко, практически урчаще, проводя пальцами по голой спине, заставляя Итадори мелко вздрогнуть, когда он задевает особенно болезненный укус, оставленный ночью. — М-м-м, пожалуй, — Сатору не нужно видеть его лица, чтобы сказать, что Юджи улыбается, оставляя поцелуй на шее, — Но ведь тогда я тоже Ваше чудо, верно? — Соглашусь.       Он поворачивает голову, ловя искрящийся счастьем взгляд и зарывается пальцами в мягкие пряди волос, чтобы притянуть ближе к себе, целуя нежно, почти целомудренно. У него в груди столько нежности, что сдерживать её попросту невозможно. Да и Сатору не видел в этом смысла. Юджи знает, насколько сильно Годжо зависим от него, насколько сильно он его любит, знает, что даже такому человеку, как Сатору, хочется быть искренним. Нет, наверное, ему это просто жизненно необходимо. Рядом с Итадори он может и хочет быть таким. Настоящим. Самим собой. Без маски клоуна, без клейма сильнейшего. Обычным человеком.       Если совсем честно, Сатору не знает, за что Юджи его полюбил. Потому что, ладно, ну, честно? У него сложный характер, много командировок и слишком большая ответственность. Но Итадори словно... Словно изначально увидел в нём то самое, что было спрятано за сотней замков глубоко внутри. Его страх, его одиночество. И принял всего без остатка, со всеми минусами. Почему – одному Богу известно.       «Разве мне нужна какая-то особая причина, чтобы любить Вас?» – так Итадори ответил на его вопрос. Наверное, в тот же день Годжо задумался о своих же чувствах? За что он полюбил Юджи? Вообще-то, Сатору мог назвать десять, двадцать, сотню причин. Но если хорошенько подумать... То разве он не любит всего Юджи, целиком, просто так, просто потому что он рядом с ним? Годжо, в конце концов, не может даже сказать, почему Юджи можно не любить.       Он был чертовски счастлив.       Они проходили через трудности, конечно. Было много опасных ситуаций – без них жизнь шамана невозможна. Однако они справлялись. Не без потерь, не без боли. Но они. Всегда. Справлялись. Вместе. Поддерживали друг друга в особенно тяжёлые моменты. Были рядом. Они были друг у друга, и большего было не нужно.

      Годжо всё ещё не понимал, что забыл, чёрт возьми, невозможно важную деталь.

      Это было, кажется, самое спонтанное решение в его жизни: на двадцатилетие Юджи он подарил ему кольцо. Простое, не слишком вычурное, как нравилось Итадори. Сатору хорошо запомнил, что тот не любил излишеств. В тот день он заметил для себя кое-что странное. Юджи понравилось, он был действительно счастлив, это бросалось в глаза, чувствовалось в его нежных прикосновениях и мягких губах, очерчивающих кожу. Но Сатору также не мог не заметить плещущуюся грусть в его глазах. В любимых, светло-карих. Она была столь очевидна, что Годжо просто... Терялся. — Что-то не так? — М, нет, всё хорошо. Я просто... Думаю, слишком счастлив.       В это было трудно поверить. Но Сатору хотел в это верить, и, кажется, совершил ошибку, решив, что всё хорошо. Потому что той же ночью, сквозь сон, он почувствовал, как тепло под боком исчезло. Он слушал его шаги. Юджи вышел на балкон, не закрыв за собой двери. Годжо открыл глаза, усаживаясь на кровати, бросив взгляд в его сторону и почувствовал, как собственное сердце на несколько мгновений остановилось. Любовь всей его жизни, его незыблемое счастье и смысл жизни стоял там, освещаемый только лунными лучами, дрожащими руками прижимая к губам подаренное кольцо и захлёбывался слезами. Сатору впервые ощутил себя так... Странно. — Юджи? — он чуть не споткнулся, пока выпутывался из одеяла, чтобы как можно быстрее оказаться рядом, прижав тёплую ладонь к прохладной влажной щеке, — Что случилось?       Итадори вздрогнул, подняв совсем растерянный взгляд к нему и улыбнулся. В груди кольнуло так остро, как никогда прежде. Это чувство вызывало невыносимую грусть. — Я... Нет, всё хорошо, просто... — он прижался щекой к его ладони крепче, не стирая с лица улыбки, — Просто грустные мысли лезут в голову. Но я, правда, счастлив. — Юджи... — Вы выглядите грустным. — Как я могу быть счастлив, если ты плачешь? — Чувствую себя виноватым, — Юджи делает шаг к нему, обнимая за талию, трётся носом о грудь и притирается щекой, выдыхая. — Тогда прекращай думать о глупостях и вытри слёзы, — Сатору наигранно фыркает, опуская голову на его макушку и прижимает к себе ближе: Юджи одет слишком легко для поздней зимы и совсем продрог. — А, я не об этом. Ну, просто... Хочу, чтоб вы знали... — он упирается ладонями о его плечи, немного отстраняясь и преданно заглядывает в глаза, — Даже если я не смогу любить Вас всю Вашу жизнь, то, по крайней мере, я могу любить Вас всю свою жизнь. — Что?.. — Ну, уже ведь девятнадцатый палец.       ..и теперь он вспомнил то, о чём вспоминать не хотел.