Простая девочка. Эпизоды

Рустам сидел спокойно с планшетом, задумчиво читая новости и по привычке пожевывая верхнюю губу. Он сам не понял, в какой момент ему стали интересны новости, но теперь он их почитывал. Развалился в любимом кресле, которое уже начинало слегка проваливаться от постоянного сидения, закинув ногу на ногу, стянув очки на кончик носа, и читал. Дверь в кабинет была нараспашку, он слышал оживление в доме и все никак не мог подняться, чтобы глянуть, кто там все ходит.p Наконец, откинув планшет, он стянул очки, почесал обе коленки, издал тихое «п-п-п» себе под нос и встал, одергивая спортивные штаны и направляясь на кухню. Начинало пахнуть едой, значит готовили. Это вовремя. — Уже приехали? — Рустам со скрипом отодвинул стул на кухне и упал на него, глядя, как Лилит крутится у плиты. Она суетливо кивнула. — Рано, нет? Думал, они к ужину приедут. — Пап, ты все ворчишь, — хихикнул за спиной девичий голос. Рустам ухмыльнулся — она все время над ним подшучивала. И только ей это было можно. Лана сложила ему на плечи узкие ладошки и поцеловала его в макушку. — Седых волос — тьма, — пробормотала она, перебирая копну отцовских волос. — Это соль с перцем, — отмахнулся Рустам, довольный тем, что дочь тихонько хихикает. — Не смейся. Когда я был как твои братья, от женщин отбоя не было. Всегда, везде. Я не знал, куда деваться, — он картинно закатил глаза. Дочь засмеялась своим звонким, как ручей, смехом, явно считая, что отец перегибает. — Не смейся, это правда, — отозвалась Лилит, не поворачиваясь. — Маме пришлось продираться через толпу поклонниц, — довольно продолжал Рустам. — А это неправда, — перебила его жена. Лана села рядом с отцом, продолжая улыбаться. — Пап, ты самый красивый, — она положила голову ему на плечо. Ее черные кудри щекотали ему щеку, она была вся такая теплая, тонкая, воздушная. Он чмокнул ее в макушку и практически заурчал от удовольствия. Лилит обернулась, бросив на них беглый взгляд и улыбнулась, встретившись с ним глазами. Рустам улыбнулся в ответ, и улыбка затерялась в морщинках вокруг глаз, которых стало много — маленькие дорожки появлялись каждый раз, стоило ему улыбнуться, подсказывая, что он часто и много смеялся. В кухню влетели два высоченных парня, с шумом и толкотней, в комнате сразу как будто стало тесно из-за их громких низких голосов. Они облепили мать с обеих сторон, подворовывая у нее из тарелок еду и посмеиваясь над ее попытками их приструнить. — Скоро? — спросил один из них, пятерней откидывая со лба каштановую копну волос и прищуривая светло-карие глаза. — Придется подождать. Чем меньше вы мешаете, тем скорее, — Лилит бросила на него взгляд и краем глаза успела увидеть, как слева второй снова тянется в тарелку огромной ручищей. — Ди! — она шлепнула сына по руке. Ди успел ухватить кусок сыра, они чмокнули мать с обеих сторон в обе щеки и отошли. — Че, Ланчик? — Ди отодвинул стул и сел напротив Рустама и Ланы, брат облокотился на него сзади, поедая наворованный у матери улов, набивая рот, ровно так же, как делал обычно его родной дядя. — Че? — Лана протянула ладошку, прося поделиться с ней сыром. Ди нехотя отдал ей надкусанный кусок. — Я видел твои фотки в Татлере или в какой-то такой херне. Лана пожала плечами: — Очередная презентация была. Скукота. Брат понимающе кивнул — ему тоже все эти блестящие московские вечеринки казались жуткой скукотой и снобизмом. — А, Рустам! — второй брат перестал набивать рот. — Я машину продал! Рустам чуть вздернул брови: — Я думал, ты оставишь ее у нас в гараже. Парень пожал плечами: — А зачем? В Америке она мне будет не нужна. — Я до сих пор не пор не могу поверить, что ты едешь, а твой брат остается здесь! — вздохнула мать у них за спиной. Близнецы разом обернулись. — У меня еще один брат есть, пусть катится, — фыркнул Ди и тут же получил удар кулаком в плечо. — Я не виноват, что из нас двоих умный только я! — Пха! — Ди стукнул брата в ответ. — Я буду скучать, — задумчиво протянула Лана. Парни снова повернулись к ней так же разом. — Я уезжаю всего на год, буду звонить тебе каждый день! Девушка удовлетворенно кивнула — она знала, что, если младший из близнецов что-то обещает, он в точности это выполнит. Рустам все больше молчал. Он сегодня плохо спал — у него снова прихватило спину. Теперь он был сонный, разморенный чтением, и просто молча наблюдал за своими детьми. Парни выросли просто огромными — выше и крупнее него. 29-летние, они по-прежнему были почти одинаковые, хотя он мог различить их даже с закрытыми глазами. Давид всерьез танцевал и занимался экстремальной ездой. На последнее его надоумил его родной отец, и это ужасно не нравилось его матери, которая спала и видела, чтобы он прекратил. У него были отросшие волосы и хитрые блестящие глаза светлого кофейного цвета. Он очень громко разговаривал и был подвижным. Несмотря на то, что вырос он почти точной копией своего отца, Рустам узнавал в нем себя: такой же шумный, смешливый, вечно скачущий и орущий. Гоша, в противовес брату оставался задумчивым и тихим. Точно как мать, он откидывал со своего светлого лица копну волос и легким движением поправлял на носу очки. У него все было аккуратно и симметрично: рубашка застегнута, рукава подогнуты идеально ровно, у него как будто даже кудри были симметричными. Правда, под рубашкой он был весь в татуировках, Рустам подозревал, что на теле у парня скоро закончится место. Как-то так он справлялся с давлением, никто из взрослых так и не понял, почему, но чем бы дитя не тешилось. Гоша был исключительно умен, и в Америку он уезжал, чтобы работать над научным проектом в Массачусетском технологическом институте. Вся семья им гордилась, но Рустам прекрасно знал, что и брат, и сестра будут смертельно по нему скучать. Особенно сестра, которая удивительным образом понимала Гошу с полувзгляда. Лилит бросила взгляд на часы. Рустам знал, о чем она подумала — младший сын опять опаздывает. Они не заметили, как дети выросли. Словно он прикрыл глаза, уснул, проснулся — а они взрослые. Это оказалось одновременно грустно и жутко интересно. Старшим было 29 — ровно столько, сколько было ему, когда он познакомился с женой. Дочке недавно исполнилось 23, и в это он вообще отказывался верить. Как его маленькая зефирка превратилась в стройную гибкую девушку. Алана больше напоминала его сестру — женскую версию его самого: та же вытянутая стройная фигура, узкие ладошки, прямой нос. Она занималась музыкой и вдруг стала известной, вроде как московской золотой молодежью. Рустама корежило от этой мысли, он так не хотел публичной жизни для своих детей, он сам так по горло ей был сыт. Все эти фотографии исподтишка, сплетни, слухи, похотливые взгляды. Он очень болезненно все это воспринимал, и Лилит стоило немалых усилий убедить его, что он не может вечно оберегать дочь. — Но она моя единственная девочка, — причитал Рустам. — Я же знаю, что это такое! Все эти тусовки! Все эти мерзкие дети богатых родителей! С кем она там поведется? — Во-первых, твоя дочь — очень разумный человек. Во-вторых, ты сам прекрасно знаешь, что не все там такие ужасные люди. Я же вот с тобой повелась, — она улыбнулась. — И что? И тебе напомнить нашу жизнь? Попадется ей такой же, — Рустам всплеснул руками. — Пьющий пиздюк! Лилит засмеялась: — Мне попался, и все нормально. Рустам только качал головой и хмурился. Его успокаивало только то, что Лана редко была одна — у нее была куча братьев, и родных, и неродных. За окном послышалось шуршание гравия и резкий тормоз — на всех парах во двор заехала машина. Дверь открылась, звучащий из нее рэп стал громче, дверь захлопнулась, пискнула сигнализация и послышался топот ног. — Я дома! — проорал парень из коридора, на ходу скидывая кроссовки и врываясь в кухню. Щеки зарумянились, черная волосы растрепались, футболка сикось-накось. Парень оперся о косяк и выдохнул, поморщившись. — Я торопился как мог, — пробормотал он, глядя на все свое семейство. — Да-да, все уже в сборе, — буркнул, протягивая отцу пятерню и крепко ее пожимая. Он чмокнул сестру, отбил пять старшему брату и направился к матери, пихнув по дороге второго близнеца и тут же получив тычок в ответ. — Я вас прошу, вы уже не дети, тут места нет, чтобы вы все толкались, — Лилит замахала на них руками. Рустам улыбнулся, вспоминая, как при любом удобном случае они с братом устраивали потасовку в молодости. — Ма! — младший щипнул ее за щеку и тут же стянул из тарелки баклажановый рулетик. Лилит закатила глаза — еще один воришка. — Ты че машину продал? — младший повернулся к столу. — Ты это как-то по его прическе определил? — удивленно уточнил Давид. — Нет, там просто стоит только твоя. Охуенная, кстати, после покраски. — Эй! — хором прикрикнули родители, возмущенные речью. — Ой, — младший прикрыл рот ладошкой. — Извиняюсь. — Если бы я выругался в 20 лет, отец бы мне ухо оторвал, — заметил Давид, возмущенно глядя на отца семейства. Младшему как будто было позволено чуточку больше остальных. Чуть громче хохотать, чуть сильнее задерживаться, чуть развязнее выражаться. Это не сделало его невыносимым человеком. Слегка заносчивым — бывало. Но у него было достаточно взрослых мужчин перед глазами, которые быстренько могли опустить его на землю. — Я сдам тебя на воспитание деду, — пригрозил Рустам, когда застукал 17-летнего сына с косячком. Угроза пустая, потому что рустамов отец, бывший военный, души не чаял во внуках и практически не способен был их строжить. Косячок родители у сына изъяли, сына наказали, и сами скурили его, когда детей не было дома. Самый младший ребенок Рустама и Лилит — Аслан — был очень похож с сестрой. Маленькая разница в возрасте и практически одинаковые черты лица делали их похожими на близнецов. Аслан рос крепким и жилистым, подвижным и дерзким. Лилит была уверена, что это абсолютная копия Рустама. Она видела в сыне ту же доброту, честность, общительность и, пожалуй, тщеславие, и очень надеялась, что он пустит это все в мирное русло. Вообще она была уверена — с детьми ей повезло. Они выросли хорошими людьми. Они выросли лучше, чем она и Рустам. Она сама многому у них училась и всегда относилась к ним как к самостоятельным личностям. Теперь, когда они все стали взрослыми, они все реже вот так собирались всей семьей. И когда получалось, Лилит была на седьмом небе от счастья. Рустам смотрел, как его дети возились на кухне, как они смеялись и о чем-то переговаривались. Он уже даже не прислушивался, что они говорят — их голоса сливались в общий гул, который его успокаивал. Он смотрел, как смеется его дочь, закидывая назад голову, точно мать. Как подтрунивают друг над другом самый старший и самый младший сыновья. Как Гоша сосредоточенно копается в телефоне, пока сестра перебирает его волосы. И ему это казалось самым чудесным моментом на свете. Он смотрел на Лилит, и она словно не изменилась. Как будто он успел увидеть, что выросли их дети, но не успел заметить, что постарели они сами. У него почти вся голова была седая, а на лице залегли глубокие морщинки. Они стала чуть более приземистой, но только чуть-чуть. Все такая же живая, с кудрявыми волосами, с той же ямочкой на щеке. Такая же привычная родная Лилит. Он бросил взгляд на часы — вечером приедет Лева со своей неприлично молодой женой и Тамби со старшим сыном. — Рустам! — позвала Лилит. — М? — Рустааам! — Ммм? — Рус! — Лилит тряхнула его за плечо, он открыл глаза, быстро моргая и пытаясь понять, где он. Лилит, все такая же молодая и свежая стояла перед ним и улыбалась. Он помотал головой — он сидел в своем просиженном кресле у себя в кабинете, дверь была открыта, за дверью — шум и возня. Рустам запустил руки в волосы, словно пытаясь понять, седой он или нет. Лилит удивленно на него смотрела. — Ты чего? — спросила она. — Мне странный сон приснился, — Рустам потер глаза, все еще пытаясь понять, а сон ли это был. — Да? Он кивнул: — Нам было за 50. И я был седой. Но, конечно, красавчик. — Разумеется. — И мы в этом же доме, и дети выросли и приехали нас навестить. Все здоровые. Близнецам по 30 лет. И дочь такая красивая, — он помолчал, вспоминая, что там еще было. Такие живые образы его семьи постепенно растворялись в дневном свете. Лилит присела на подлокотник, внимательно его слушая — очень интересно. — И младший сын. Он опоздал, он как будто всегда опаздывает. Лилит хихикнула. — Мы собирались провожать Гошу в Америку. — Зачем? — Он ученый или типа того. Лилит присвистнула. — Было бы в кого, — улыбнулась она. — А Лана поет. А Давид танцует. — Все собрал, — Лилит гладила его по голове и внимательно слуашала. — Да, и они дружные… И такие взрослые. Они же станут взрослыми, — прошептал он. Лилит кивнула — когда-то станут. Рустам мало об этом думал, а если и думал, его это обычно не трогало — это естественное течение вещей. Но после странного сна и резкого пробуждения, сидя в темноте кабинета с теплой женой под боком, он вдруг даже расчувствовался. — И что? — тихо спросила Лилит. — Как тебе будущее? Ни о чем не пожалел? Рустам задумался. Он всегда боялся проснуться в 50 лет и понять, что что-то упустил. Но там он как будто не жалел ни о чем. Конечно, это просто сон. Но он не жалел ни о чем. Он помотал головой и прислонился к Лилит лбом. Она продолжала гладить его по волосам. — Я люблю тебя, — тихо сказала она. Рустам зажмурился. Наверное, про это говорили мать с отцом, когда он только собирался на ней жениться. Про это самое чувство. — А! — он резко поднял голову так, что Лилит одернула руку. — Сына зовут Аслан. Лилит задумалась, что-то прикидывая в уме, потом пожала плечами. — Ну значит будет Аслан. Рустам улыбнулся, все еще пребывая где-то между сном и явью. Странное чувство. Вечером он вышел из душа и щелкнул пальцами у Лилит перед носом. — Вспомнил! У Левы жена в два раза моложе была! — Чего? — Во сне! Лилит расхохоталась. — Я почему-то не сомневаюсь! Это, получается, она сейчас где-то в садик ходит. Рустам кивнул. — Проверим потом, насколько ты ясновидящий у нас, — Лилит подмигнула мужу.