Черный Кот с холма Монмартр

      

Vol. 2

             Погода испортилась с самого утра: сперва ветер согнал тяжелые, низкие облака над Сеной. Затем, лишённые контроля, они расползлись свинцовым покрывалом над Парижем и предместьями. Цеплялись за шпиль башни Эйфеля, укрывали в дымке белую фигуру собора Святого Сердца на Монмартре.       Этого природе показалось мало, и на просыпающийся город опрокинулась мелкая, носящаяся по воздуху морось. Жители в ответ ощерились на небо бесчисленными куполами зонтиков, и даже утреннее радио в машине звучало сонно.       Париж сделался серым, сумрачным и с виду очень печальным.       И, хотя первое испытание дня Адриан прошёл без труда — от непогоды его укрыла крыша автомобиля — тон дня был задан.       По расписанию классу выпало сразу два урока Геоистории. Из-за непогоды перерыв пришлось коротать в холле, где ребята в скорбном молчании наблюдали, как по стёклам стекают скупые капли дождя. Некоторые (включая Адри) и рады были бы уткнуться в телефоны. Но коллежанам использовать их даже в перерыв было не положено.       Беготня в помещении так же не поощрялась. Впрочем, ученики и не собирались. Как-никак, до лицея оставалось два года. Лицеисты, судя по всему, воспринимались совсем уже взрослыми, им даже дозволялось брать на уроки личные мобильные. Это уже статус, так что, в предверии взрослой жизни приходилось вести себя как полагается.       По крайней мере, так ситуацию видела Хлоя. Что касалось Агреста — ему казалось, что коллежане не бесятся только потому, что под бубнежом дождя очень хотят спать. Как и он сам.        Впрочем, нудил не только дождь. Сам предмет геоистории содержанием напоминал: да, старость не просто близко. Она уже здесь.       Преподаватель, мсье Буно, сутулый, полноватый мужчина лет сорока, Адриану понравился. Голоса он не повышал, мораль не читал, и, только поздоровавшись с классом, тут же принялся за лекцию. С видом, будто не было летнего перерыва.       Новичок его не интересовал нисколько, быть может, он его и вовсе не заметил — это Адриан также записал в плюсы.       Но нашлись у Буно и недостатки…       Адри ещё перед уроком слышал, как Хлоя саркастично назвала учителя «мсье Бубно», и с первых минут понял почему. Геоисторик преподавал мягко, нежно, но так монотонно, что даже первому любителю дат и географии захотелось бы повеситься.       Словом история, с утра, да ещё «дуплетом» сломила ещё не успевший подняться ученический дух. Бунта, конечно, не было. Сегодня единственная возможная его форма могла бы выразиться в массовом тихом часе. Где-нибудь в коридоре.       В классе такой перфоманс рисковал пройти незамеченным, поскольку мсье Буно не увидел бы разницы.       Затем наступил черёд математики, где на Адри, всё же, внимание обратили. Но до масштабов вчерашней драмы было далеко — быть может, подкачало настроение. Следом наступило время этюда.       — Опять кто-то пел в Париже, — мрачно изрёк Нино, старательно выводя на листе бумаги формулы.       Время он решил скоротать за домашней работой — но за математику он взялся явно не из любви к предмету. Сосед, до этого не проронивший ни слова, явно рассчитывал на помощь Агреста. Ровно как вчера.       И Адриан его не подвёл. Теперь Нино, наученный горьким опытом, банально списывал.       — Что, прости? — Адриан поднял голову от тетради.       — Кто-то пел дурным голосом, — ответил Нино с ноткой удивления в голосе. — Ты что, примет не знаешь?       Он подумал над собственным вопросом, а затем добавил:       — Если кто-то фальшиво поёт, всегда дождь идёт. Во Франции это все знают.       Адриан фыркнул. Ему вспомнился климат Кентербери. В пансионе индивидуальное пение не поощрялась. Но факультатив хорового пения чуть ослаблял вокальную тиранию: природное дарование не было обязательным требованием для вступления. Это в воскресные дни могли оценить все.       А если прибавить к этому обязательный утренний гимн, который уже ко второму куплету обычно превращался в какофонический вой (ученики не могли отказать себе в удовольствии переврать слова), то примету можно назвать рабочей.       — О. Это многое объясняет!       Нино пожал плечами. Адриан чувствовал, что отношение к нему потеплело. Но сосед всякий раз будто натыкался на преграду из стекла. Начинал разговор, и тут же резко обрывал его.       Агрест, быть может, уделил бы время, чтобы поразмыслить над этой аномалией… но голову его занимало кольцо.       Вечерние странности, которые Адри утром объяснил себе тем, что перенервничал, не думали прекращаться. После пробуждения парень спустился как обычно, к завтраку. Однако же, нормально поесть не получилось: вчерашнее чувство, понимание того, где и как сейчас лежит побрякушка, не прошло.       Кажется, даже стало сильнее. Чем дальше Адри отдалялся от стола, тем больше ему докучал необъяснимый невроз. В голову лезли мысли о том, что украшение должно быть если не на нём, то рядом. И уж никак нельзя бросать его на произвол в столе.       Адриан всё-таки попытался выйти из дома без него. Просто назло этому выводящему из себя чувству. Он даже сумел сесть в машину. Но как только та тронулась с места, младшего Агреста охватила необъяснимая паника.       Он будто упёрся в преграду. Машина могла ехать, но без него! Тело вдавило в кресло, и на этом моменте Адриан сдался. Сказал Немому, что забыл учебники, после чего бросился наверх, в комнату.       Теперь кольцо было рядом, в рюкзаке. Сейчас оно дарило не тревогу — умиротворение, покой. Так бывает, когда обрывается боль в зудящей ране.       Перед началом уроков Адриан попытался оставить коробочку в локере на первом этаже. Личном ящичке, где ученик мог хранить вещи, недозволенные во время занятий. Он положил его рядом с телефоном. Но как только захлопнул дверцу ящичка и повернул ключ, как приступ ужаса вновь охватил сознание.       Эксперимент провалился не начавшись.       — Нино, — шёпотом позвал Адриан, — ты слышал что-нибудь о Нуаре?       Лахифф изумлённо покосился на соседа. Прежде чем ответить, задумчиво почесал кончик внушительного носа.       «Он взвешивает каждую реплику, — заметил Адри, — долго думает, прежде чем что-то сказать. Боится брякнуть лишнего? Но почему?».       — Это… тот чувак из древних киношек? Ну, слышал. Но не смотрел.       — Да нет же. Я говорю про привидение с Монмартра.       Сосед в ответ подвигал густыми бровями, что Агрест не смог перевести на понятную английскую речь.       — Так что?       — Тебе английских приведений мало? — неохотно ответил Лахифф. — Не знаю, чего у вас там… тень отца Гамлета?       Агрест обиженно уткнулся в тетрадь. Решив про себя, что отныне и вовеки французскому «наполовину сикху» с домашним заданием придётся справляться лично.       Похожая мысль посетила и Лахиффа.       — Эй, — сказал он, выдержав короткую паузу, — не знаю как ты, а я в эту херню не верю. Тем более я не с Монмартра. Он же там типа «живёт», да? То есть, это не моя сказка. Но если тебе интересно…       Он кивком указал на девочку с розовыми волосами. Ребят отделяло от неё целый ряд парт, но даже отсюда было видно, что одноклассница увлечена чтением книги. Судя по тому, что занималась она этим, держа томик на коленях, чтиво было не вполне «легальным».       — …спроси Аликс. Говорят, у неё на этой теме шиза. Даже сайт есть, или типа того. Или во-о-о-н та, тёмненькая, рядом с Маринетт. Которая Сезар. У этой блог о всяких интересных штучках Панамы.       Агрест перевёл взгляд с худощавой Аликс на полненькую Алью. Жгучая креолка о чём-то перешептывалась с соседкой. Шепотки перемежались хихиканьем.       — Нет уж, — буркнул парень. Говорить этого он не собирался. Вырвалось само.       — Почему? Не сожрут же они тебя.       Адриан покачал головой. В последнем утверждении он не был уверен.       — Ну… если я подойду к ним с таким вопросом, они подумывают, что я подмазываюсь. Вы и так меня ненавидите, зачем усугублять?       Лахифф открыл рот, но не нашёл, что ответить. И молча опустил нос к исписанным листам. Щёки его покраснели — хотя это Адриану могло и просто показаться.       Так, шаг за шагом, ученики подобрались к двухчасовому обеду. Адриан снова сидел за одним столом с Хлоей, в окружении увлечённых подругой «фей». Его вполне устраивала эта новая традиция, хотя обида всё ещё жгла сердце. Уж лучше сидеть с Буржуа, чем в позорном одиночестве.       С другой стороны, Адри всегда смущался принимать пищу в обществе. И уж тем более он не привык, что с двух сторон его подпирают боками не просто незнакомые люди — девочки! Столовые пансиона вообще отличались простором, а детей там училось куда меньше.       Расправляясь с картофельной запеканкой, Адри поймал себя на мысли, что скучает по древним, видавшим ещё монахов, дубовым столам. Местные столики из пластика и металла смотрелись на их фоне тесными и безликими.       Кормили здесь куда вкуснее и разнообразнее — сегодняшнее меню отличалось от меню вчерашнего.       Но гвалт, поднимающийся впервые минуты обеда, стоял невыносимый. Казалось, каждый коллежанин и лицеист за половину дня накопил новостей на целую газету. И теперь, пользуясь перерывом, стремился вывалить это на соседа.       Волей-неволей, даже взрослым ребятам приходилось повышать голос. Словно этого мало, к ору добавлялся стук металла по тарелкам.       Это не всё, что хотелось бы поменять Адриану. Более всего сегодня его смущала… Хлоя. Нет, вела она себя вполне прилично, ела воспитано и даже изящно. Вообще их столик смотрелся островком цивилизации в море дикарей.       Но… Буржуа сидела напротив.       Агрест в который раз оторвал взгляд от тарелки, мельком глянул на подругу. И тут же, смущённый, вернулся к запеканке.       Хлоя не пренебрегала косметикой. Адри, не понаслышке знакомый с работами стилистов, работу над лицом оценил. Округлой мордашкой можно было любоваться: большие, выразительные голубые глаза аккуратно подведены, густая щёточка ресниц умело покрашена и подкручена. К месту были и не по моде тонкие светлые брови.       И если над аккуратным, но всё-таки очень французским носиком, Хлоя не трудилась — оставила таким, какой есть — то и без того детские губы сделались ещё пухлее.       Личико, длинные, до талии, прямые светлые волосы — всё это чудесно работало на образ ангела во плоти.       Это приковывало взгляд. А вот что думать о гардеробе Хлои, Адри не знал. На плечи, как и вчера, она накинула жёлтую замшевую курточку; курточка стратегически умело, распахнута, а под ней — блуза в тонкую чёрную полоску. Вот эта злосчастная блузка и не давала парню спокойно поесть.       Создававший её дизайнер относился к тому типу людей, которые не любят загадок: он наградил рубашку глубоким вырезом. Конечно на блузе были пуговицы, но на груди им места не нашлось.       Словом, в голове Адри никак не умещался образ крохотной сестрёнки, и девочки, которая хотела поскорее повзрослеть. Тем более что — и это невозможно было не заметить — взрослеть у неё получалось быстро. Куда быстрее, чем у одноклассниц.       Адриан не понимал, как ему к этому относиться. И что делать с глазами. Ладно бы это был незнакомый человек, но Хло…       В нём боролись совсем уж неуместные по отношению к подруге чувства: отвращение, а ещё… какое-то странное любопытство? Что-то же заставляет его смотреть не только на лицо, но и… в целом.       Пронзая зубцами вилки несчастную запеканку, её полагалось уже доесть, он думал также о том, что сказали бы парни из Кентербери. От этих мыслей было ещё противнее.       «Разговоров хватило бы на целый год, — рассуждал Адриан, — Хлоя стала бы сенсацией. Мадам Бюстье пришлось бы потесниться. Это понятно. Но, чёрт, почему мне-то неприятно? Или приятно? Или неприятно от того что приятно?! Это вообще, нормально?».       Хуже всего было то, что Хло его короткие взгляды замечала. Невероятно — от внимания не ушел ни один. Конечно, ему-то стыдиться нечего, в конце-концов, он не пялился, и вообще старался не смотреть. Его совесть чиста: всякий раз это выходило само-собой, не нарочно.       Но Хло, на каждый его взгляд отвечала улыбкой. Прохладной, убивающе — снисходительной: «да-да, мальчик, у женщин есть грудь. Ты чего-то спросить хотел?».       «Чем я это заслужил? — злился Адри. — Неужели она не понимает, что мне неловко? Что я, о ужас, вижу, какое у неё бельё! Подумать только, в одном предложении «Хлоя» и «бельё»! Немыслимо! Да, у моей подруги может быть грудь, это, наверное, нормально. Но я не должен её видеть! Чёрт. Да застегни ты уже эту долбаную куртку, спаси нас обоих!».       Но Хло воспринимала ситуацию по-своему, и спасать никого не помышляла. Адриан же мысленно посочувствовал всем мальчишкам, ставших свидетелями взросления сестёр. Им требовался отлитый в бронзе памятник и помощь психотерапевта.       «Последнее лично мне просто необходимо. Не из-за Хлои. Да, то, о чём я размышляю — не очень нормально. Недостойно джентльмена. Но вот что натурально ненормально: галлюцинации! И ведь это во второй раз. Первый был в Кентербери. Боже. Мне нужна помощь».       Хлоя отодвинула пустую тарелку. Тонкие, с неброским маникюром пальцы небрежно поправили волосы цвета мёда.       Буржуа наградила русоволосую Сильвию взглядом, который умело сочетал презрение и жалость — обладательница толстой косы вздумала притронуться к ягодному десерту. Щёки Сильвии вспыхнули румянцем, девушка поспешно отставила вазочку.       Адри заметил, что Хлоя никогда не сутулится, и узкие плечи держит нарочито-развёрнуто. Но в моменты, когда собирается говорить, спина делается ещё прямее.       Знали об этих знаках тела и подруги Буржуа: девушки поспешно, как по команде отодвинули тарелки.       — Следующим уроком у нас идёт иностранный — один, — произнесла Хлоя равнодушным тоном, — Вообразите, девочки, что случится с Аппель, когда она узнает про Адрикина.       Низкая, рыжая Ренкомпри, сидевшая по правую руку от Буржуа, нетерпеливо заёрзала на месте. С видом ученицы, которая знает ответ на вопрос, над которым тупит весь класс. Адриану на секунду показалось, что ещё немного, и девочка начнёт тянуть руку.       До этого не дошло: густые ресницы Хлои едва дрогнули, дозволяя Сабрине вставить реплику.       — О-о-о! Да-а… — вздохнула рыжая, — он же из Британии! Наша мадам Хеллоу кон… — девочки переглянулись и захихикали, — умрёт от восторга!       Адриан встревожено поднял голову. Как-никак дело касалось его напрямую. Ему хотелось спросить и про «Хеллоу» и про «Иностранный — один». Но взгляд наткнулся на блузку — Адри успел заметить крохотный золотой кулончик, чья цепь красиво ложилась на изгиб ключиц, а сам кулон висел… пониже.       Подвеска изображала выгнувшуюся кошку, что само по себе было любопытным. Но потеряло значение, после того, как пухлые губы Хло в очередной раз изогнулись в царственной полуулыбке.       Задавать вопросы расхотелось.       — Кстати, Адрикин. Как ты вчера добрался домой?..       В голосе чувствовалась укоризна. И Адриан, переборов смущение, путано расписал короткое приключение. Забыв упомянуть про странный подарок — Хлоя непременно захочет его посмотреть. А сам Адри вдруг понял, что не хочет, чтобы подруга видела кольцо. И уж тем более, чтобы она прикасалась к нему.       Девушки старательно делали вид, что слушают внимательно. Хотя по лицам было понятно — скучнее истории не придумать.       Хлоя терпеливо дождалась окончания Адриановой исповеди. Затем негодующе фыркнула:       — Клошары… эта грязь шатается по центру, и никто ничего не делает. Возмутительно!       — Они постоянно пристают к людям, — поддакнула Сильвия, — на прошлой неделе на меня налетел один, в торговом центре. Он грязно ругался и размахивал руками. Я была с родителями, но страху натерпелась… боже, от него так воняло! И, представьте, мы позвали охранника, а он его даже не прогнал! Сказал, что если его тронуть, разорётся ещё громче!       Девушки возмущенно закивали, косясь при этом на Сабрину. Рыжеволосая виновато развела руками.       — Сабри, скажи уже отцу, чтобы он разобрался с этим кошмаром! — сказала Хлоя тоном, каким у ребёнка требуют прибраться в комнате.       — Ну-у… департамент в курсе… они их собирают и вывозят за город… там кормят и моют…       — Не похоже, чтобы это работало, — фыркнула Хлоя.       Ренкомпри виновато потупилась. Адриану стало жалко девочку, и потому поспешил сместить вектор разговора.       — Кто такие «клошары»? — спросил он.       — Бездомные. Мерзкая разновидность люмпена. Живучие, как тараканы, обитают в грязи и нечистотах, питаются тем же. Простые люмпены просто тупые и наглые, а эти ещё и больные на голову! Они вообще… не чувствуют берегов. Животные. Хуже только бёры и чёрные из предместий.       — Да-да, — охотно поддакнула Сабрина, — отец говорил… ну не мне, я подслушала… что когда их ночью собирают в автобусы, они устраивают там попойки и оргии. Не знаю, что творится, когда привозят на место!       Хлоя брезгливо поморщилась. Кончиком мизинца отодвинула стакан с соком.       — Фу! Ренкомпри, какая мерзость. Ты начисто отбила мне аппетит…       Рыжая вздрогнула, как от удара. Заметив это, Хлоя милостиво добавила:       — …и разожгла фантазию Сильвии.       Девушки захихикали. И только Сильвия, терзая кончик косы, молча краснела.       Адри подумалось, что картина разворачивается престраннейшая. Но до боли знакомая. Сильвия была на голову выше Хлои. Явно старше. Такая же красивая и ухоженная. В мире пансиона это значило бы, что скорее уж Буржуа получала от неё насмеши и затрещины. Положение, рост и возраст там решали всё.       Сам Агрест, к примеру, не мог похвастаться ни первым, ни третьим. И если на рост среди сверстников он не жаловался, то с остальным дело было куда хуже. Отец скупился на подарки, объясняя это тем, что джентльмен должен быть приучен довольствоваться малым. А возраст… Адри попал в младшую группу. Что автоматически определяло его в касту «дурачков» и «отсталых».       В итоге он устал исправлять несправедливость делом, и принялся за кулаки. Что, по началу, сделало ситуацию только хуже, а затем старших сделалось меньше, и оставшиеся сверстники начали делать вид, будто Агреста не существует.        «Ещё одна причина, почему Хлоя меня раздражает, — понял Адриан, — она напоминает мне их».       — Расскажи эту историю отцу, — продолжила Хлоя, поворачиваясь к Ренкомпри, — и намекни, что я могу рассказать своему. По улицам страшно ходить из-за этих крыс. Скажи, что Адриан считает…       Агрест нахмурился. Парень очень не любил, когда что-то решали за него. Хватало и отца.       — …считает их за людей, — жёстко произнёс он, переходя на английский.       Девушки недоумённо переглянулись. Даже Хлоя на мгновение потеряла дар речи.       — Что… прости? — спросила она на французском.       Это волнующее воркование взбесило его ещё больше. Хло прекрасно знала английский, они говорили на нём в детстве. И она не могла не понять, почему он вдруг перешёл на английский! Ему попросту стало жаль её репутацию!       — Я. Не считаю. Бродяг. Животными.       Хлоя наигранно вздохнула. Узкая кисть легла на грудь.       — Ах! Кто же они, по-твоему, позволь спросить? Друзья человека? Ну тогда, прости, снова получается, что они животные.       Теперь она говорила по-английски. Но, судя по одобрительным смешкам подруг, на уроках иностранного девушки не спали. И понимали каждое слово.       Однако, отступать было уже поздно.       — Это люди, доведённые до отчаяния. Вот как будет «по-моему».       — Да-да, это мне понятно, — пропела Буржуа, снисходительно улыбаясь. Голубые глаза обожгли Адриана, и парень понял, что в Хлое ошибся. И боялся пошатнуть авторитет напрасно. Его маленький бунт не выбил Буржуа из колеи. Она, похоже, ждала чего-то подобного, и с азартом приняла вызов. — Очевидно, ты считаешь, что клошаров можно истребить, если дать им жильё и денег? Так?       Адри неохотно кивнул.       — Ты оторван от реальности. Я об этом подозревала, и поэтому вытащила тебя сюда. Из болота. Видишь ли, клошарам раздают деньги. На них тратят миллионы. Им дают койку и крышу над головой. Но знаешь, чем отличается люмпен от человека? Не знаешь…       — Ничем.       Она подняла указательным палец, призывая к молчанию.       — Говорят, бытие определяет сознание. Это ложь, Адрикин. Сознание определяет бытие. Если ты дашь люмпену денег, ты получишь богатого мещанина, который спустит богатство за неделю. И снова попадёт в автобус, где будет пить и совокупляться, как рассказала нам Сабрина. Да, бывают и такие люмпены-хомячки, которые привыкли копить. Они даже преумножат богатство. Но тупыми хамами от этого они быть не перестанут. Я сказала, что клошар — самая мерзкая разновидность люмпена. Так вот, я ошиблась. Признаю. Богатый идиот — это ещё хуже. Омерзительно видеть человека не на своём месте.       Агрест покачал головой.       — Прости, Хло, мне ответить нечего. Настолько это всё ужасная чушь.       — Тебе нечего ответить, потому что знаешь, что я права. Но ты хороший, воспитанный мальчик. И думаешь, что другие мальчики и девочки такие же как ты. Потому что ты жил…       — Ты не знаешь, как я жил! — ответил Адри, повышая голос. — Не смей об этом рассуждать!       Гвалт и хохот в столовой мало того что перебивал, так и служил невольной иллюстрацией. В пользу Буржуа. Но что бесило больше всего: Агрест не мог ни согласиться, ни найти аргументов. Он чувствовал, что прав. А Хлоя — нет.       «Хотя бы потому, что ты управляешь ими, как марионетками! Потому что ты такая же как те, старшие! Ты не макаешь людей головой в унитаз буквально, однако зачем пачкать руки, если можно сделать это морально?! А ещё потому, что ты должна быть другой! Ты не такая! Я знаю! Это не может быть правдой!»       — Нет. Я знаю как ты жил, Адрикин! Я знаю о тебе всё.       Это уже невозможно было стерпеть.       — Ты ничего не знаешь! — рявкнул Адри, поднимаясь. Стул с душераздирающим скрипом отлетел в сторону. — Ни-че-го! Ты не была в моей шкуре! Не знаешь, через какой ад я прошёл! Ты веселилась в Париже, пока я подыхал в келье! Теперь ты бесишься с жира, и ещё думаешь учить меня жить!       Безмятежное лицо Хлои исказила тень ярости. Она вскочила, поджав губы.       — Ах так! — крикнула она. — Я вытащила тебя сюда! Неблагодарный ребёнок! Твой папочка хотел сделать из тебя монаха!       — И снова мимо, Буржуа! Он упрятал меня, чтобы до нас не добрались папарацци, чтобы я…       — «Он упьяталь», — передразнила его Хлоя, — логика семилетки! Разуй глаза! Тебя отослали, чтобы ты не мозолил глаза, не напоминал о тёте Эмили!       Адриан почувствовал, как скрипнули стиснутые зубы, как кровь прилила к лицу.       — Не смей произносить её имя, Буржуа!       — Чего-чего? А вот и посмею, Агрест! Она для меня не чужой человек! Как и ты, дубина!       — Что?! Брось притворяться, Хло. Ты не отвечала на письма! У тебя от этого ногти бы обломались, или что?! Ты не позвонила, после того как умерла мама! Ни разу! И теперь ты смеешь…       — Я была на похоронах!       — Ай, извините! Спасибо, что соблюли формальность! Ты мне ни слова не сказала там! Ни единого словечка! Ни тогда, ни потом! Но здесь, среди подружек, в тебе открылся удивительный талант красноречия. Где он был, когда…       Тонкие пальцы Хлои сжались, так что побелели костяшки. Кулачок с грохотом опустился на столешницу. Да так, что перепуганные девочки подались в стороны.        — Болван! — рявкнула блондинка. Полные губы задрожали. — Что я могла сказать? Что ты сам бы сказал?.. да ты… ТЫ сам ничего не сказал мне! А я ждала! Идиот! Мне было совсем немного лет…       — «Было»! Враньё. Тебе плевать на неё, вот что «было»! Тебе плевать на меня! Тебе плевать, как я жил…       — А вот и нет!       — А вот и да!!!       — Ты не понимаешь! Это было не только твоё горе! Я любила её! Я… я…       — Ты, — сказал Агрест, холодея, — ты… предала меня. Ты предала нас обоих!       Он не хотел этого признавать. И уж тем более — говорить. Но правда сама скакнула на язык. И Агрест с ужасом понял, что теперь их отношения будет разделены на «до» и «после» этих слов.       Хлоя долгую, мучительно долгую секунду смотрела на него широко распахнутыми голубыми глазами. В уголках заблестела влага. Девушка спрятала лицо в ладонях, отвернулась.       Ярость, застлавшая разум Агреста, понемногу отступала. Пальцы дрожали.       Только сейчас Адриан понял, что в столовой стоит тишина. Он медленно повернулся: колежины и лицеисты, все, как один удивлённо таращились на них. Сотня, а может и больше, глаз. Были среди них и знакомые лица. Почему-то особо выделялось вытянувшееся от удивления лицо Лахиффа. Может быть от того, что он оказался ближе всего к эпицентру бури.       Кто-то из лицеистов присвистнул:       — О-ля-ля!       — Да пошли вы, — прошипел Адриан, хватая рюкзак и разворачиваясь к выходу, — пошли все к чёрту!