Серия летних интрижек

Она уже и не помнит, когда в последний раз смеялась так сильно. Имир полагает, что эту «прогулку» с Бертольдом можно классифицировать как свидание, учитывая, что это первый раз, когда они проводят время в одиночестве, без отвлекающих факторов и помех, которые приходят с багажом общения в группах. Обстановка, безусловно, подходит для свидания. Пирс усеян карнавальными играми и продуктовыми киосками, привлекающими множество местных жителей и туристов, чтобы насладиться жареным угощением или попробовать свои силы в стрельбе из воздушных шаров. Имир и Бертольд идут рядом, восхищаясь красочной экспозицией киосков, протянувшихся вдоль всего пирса от одного конца до другого, каждый из которых имеет уникальную игру и стойку, полную потенциальных призов. Они ещё не решили, к чему подойти, наблюдая за несколькими в веселье, когда они встречаются с самыми странными трюками и промо. Беззаботная прогулка наконец приводит их к многообещающему зрелищу — тиру. Имир уже, так сказать, «смотрит на приз». Гигантская плюшевая собака, смутно напоминающая «Снупи». В душе она мягкотелая и безнадежно любит большие плюшевые игрушки, но клянётся хранить свою коллекцию больших плюшевых игрушек в секрете, который унесёт с собой в могилу. Однако Бертольд может быть исключением из этого правила, поскольку она считает, что может доверять ему. Он тоже производит впечатление мягкотелого. — Этот выглядит действительно круто, — с готовностью замечает парень, осторожно останавливаясь перед тиром. — Хочешь попробовать? Имир переводит взгляд с «Снупи» на Берти и обратно, прежде чем ответить, её губы изогнулись в игривой ухмылке. — Я больше из тех, кто бросает кольца, так что отсижу это дело и позволю тебе разобраться. Бертольд кивает ей и говорит дежурному, что готов идти. С этими словами мишени мгновенно включаются, время от времени вспыхивая огнями. Мишени состоят из многочисленных подсадных уток, движущихся механическим образом, как на конвейерной ленте. Изредка из тех же двух скрытых нор выскакивает суслик-приманка. Однако ошибка звукового эффекта простительна. Девушке любопытно смотреть, как всё это сыграет, обнаружив, что всё его поведение быстро перешло от застенчивого и непритязательного к решительности и решимости за пределами интриги. Он выглядит намного более напряжённым и Имир думает, что это невероятно восхитительно. Он только что прошёл путь от Берти до Берт-хот. Сказанный красавчик держит пластиковую винтовку и сужается на одной из своих целей, приземляясь на прямой удар, как только он нажал на курок. «Ух ты!» Глаза Имир расширяются от недоверия. Может быть, удача новичка? Бертольд, тем временем, продолжает работать, не обращая внимания на увеличение скорости. Утки движутся быстрее, но он не позволяет ни одной улететь. Он видит возможность и пользуется ею. *пуп* *пуп* *пуп* Три утки подряд были убиты, забиты, как жалкие куски металла, которыми они и являются. Сейчас уток осталось немного, но суслик всё ещё занят своими фокусами, время от времени выскакивая из каждой норы. Бертольд стреляет в очередную утку, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар. Он видит, как она приближается за милю. В тот самый момент, когда Бертольд видит, как пушистая коричневая голова выскакивает с левой стороны, он стреляет суслику прямо между глаз. — Чёрт возьми, парень! — дежурный тира, должно быть, привык высасывать из людей всё, рассчитывая на обман или отсутствие у широкой публики навыков стрельбы, чтобы пополнить свой кошелёк. В его голосе звучит странное удивление и разочарование оттого, что кому-то наконец удалось во что-то попасть. — Осталось две утки! — Имир подбадривает его, предвкушая финальный раунд. *пуп* — Одна утка. *пуп* У Имир отвисает челюсть, как тяжёлый груз. Всё это длилось не более двадцати секунд. Дежурный тоже удивлён. Он забирает у Бертольда пластмассовую винтовку, смотрит на мишени и выключает её. Все мишени были уничтожены — даже этот Богом забытый гибрид суслика, бурундука и белки. Со вздохом он указывает на выбор призов. — Всё честно, парень, — говорит мужчина немного удручённо. — Ты чертовски меткий стрелок. — Спасибо. Это случилось не за одну ночь, — он переводит взгляд на Имир и просит её выбрать приз. — Ты можешь выбрать любую, какую захочешь. Имир сверкает глазами и притворно воркует. — А-а-а, правда? Ты слишком добрый. «Снупи! Иди к мамочке!» Имир указывает на предмет своего желания, наблюдая, как Бертольд тянется к огромной игрушке без малейшего намека на трудности. Он нежно протягивает его ей и хихикает. — Боже мой. Несколько игр и немного сахарной ваты спустя, Имир и Бертольт начинают короткий путь назад от пирса к его мотоциклу, хотя и в медленном, спокойном темпе. Имир не возражает против езды на мотоцикле, поскольку это предлагает не такой уж тонкий повод обнять его сзади, но смельчак внутри неё надеется, что он позволит ей взять руль в какой-то момент. Очнувшись от своих фантазий, Имир вспоминает, как он убил её ещё в тире, и предается6 безобидному кокетливому подшучиванию. — Итак, — начинает она, всё ещё держа Снупи на одной руке, — ты вроде как дальний родственник «малыша Билли» или что-то в этом роде? Бертольд только усмехается в ответ, качая головой. — Уайатт Эрп? Док Холлидей? Джесси Джеймс? Бутч Кэссиди? — Ты действительно знаешь всех стрелков, — язвительно замечает он, слегка впечатленный. — Часто смотришь вестерны? — Не совсем, но надгробный камень стоил двух с половиной часов сидения, — отвечает Имир с весёлым раздражением. — А если серьёзно, где ты научился так стрелять? — Мой отец, — ностальгически отвечает Бертольд. — Учил меня, когда я был ребёнком. Девушка понимающе кивает. — Я далеко не так хорош, как он. Моя стрельба даже близко не подходит к его, — улыбка Бертольда медленно исчезает. — Я был бы счастлив стать хотя бы наполовину таким же хорошим стрелком, как он. Имир замечает, что выражение его лица смягчилось, и оценивает его способности как попытку успокоить. — Ну, он должен гордиться тобой. Он, конечно, хорошо тебя учил. Тёплая улыбка парня возвращается, сопровождаемая легким румянцем. — Чёрт возьми, я бы в любой день поставила тебя против Билли Кида вничью, — шутит Имир, игриво подталкивая его локтем. — Может быть, когда-нибудь ты научишь меня так стрелять. Её замечание на мгновение застаёт его врасплох. — Подожди… Правда? Почему? Имир пожимает плечами. — А почему бы и нет? Наверное, это была бы самооборона. Бертольд позволяет себе усмехнуться, подталкивая её назад рукой. — Я сомневаюсь, что кто-то даже попытается с тобой связываться. И если бы они это сделали, то сильно пожалели бы об этом. Имир озорно улыбается, благодарная за то, что нашла своего «партнёра по преступлению». — Что ты скажешь, если мы будем держаться вместе? Я бросаю, а ты стреляешь. Сделка? — Тебя учат рукопашному бою на тренировках спасателей? — Не совсем, — сардонически отвечает Имир. — Но у меня было несколько стычек с большими и плохими. Они говорят, что ты должен сильно ударить их по лицу. — Если… гхм … если ты действительно хочешь учиться, я тебя научу. «Ах, чёрт возьми, да!» Они ещё сделают довольно могучий прекрасный динамичный дуэт! Имир хочется дотянуться до его лица и поцеловать. Уровень её энтузиазма совершенно непостижим, но она сдерживает своё волнение и сдерживает себя. — Ты и я, мы будем как Бонни и Клайд. «Только мы не будем грабить банки… или погибнуть в перестрелке с пушистиками». Прежде чем она успевает сказать что-то ещё, она понимает, что Бертольд взял её за руку и их пальцы переплелись. Она удивлена, что именно он сделал первый шаг. Конечно, это всего лишь невинный акт держания за руки, но она изначально убедила себя, что должна быть той, кто будет продвигать вперёд их назревающие отношения. Оказывается, дружелюбный гигант не так застенчив, как она первоначально предполагала. И ей это нравится. Его рука большая, мозолистая и такая тёплая… такая успокаивающая. Имир чувствует, как бешено бьётся её сердце, давая ей такой страстный прилив адреналина, какого она не испытывала ни к кому уже очень давно. Бертольд снова смотрит на неё, спокойный и ласковый, и у неё возникает искушение тут же поддаться своим желаниям. Но она сдерживается, пока. Он выглядит так, словно вот-вот что-то скажет. — Бонни и Клайд были классными и всё такое… — наконец произносит он глубоким и чертовски ангельским голосом. — Но я думаю, что мне нравятся такие мы, какие мы есть.