Конечная точка – Сумрачный лес

Снаружи палатки бушевало ненастье. Ветер крутил струи дождя, срывая листья, превращая хоть малейшее углубление в полную воды лужу. Вой ветра заглушал малейшие звуки, которые было некому воспроизводить такой дремучей и поздней ночью. В такую погоду каждый, кто попадёт под дождь, должно быть, вымокнет до шерстинок. Плотная листва и ветки, покрывающие палатку, не давали Полосатику намокнуть и простыть. Однако его пугала эта буря. В листьях и ветках ежевики он видел злые лисьи морды, готовые вцепиться ему в шкурку, среди дождя высились тени захватчиков, пришедших разрушить его любимый дом и подстилку, а вой ветра превращался в вой беспощадных собак. Даже спящие на другом конце детской котята с королевами на мгновение показались ему стаей громадных барсуков. Уснуть в таких страшных условиях было ну просто невозможно! Котёнок ворочался и сопел, пытаясь найти удобную позу, когда услышал бормотание со стороны своей матери: — Да, хватит крутится и трястись, как осиновый лист! — раздражённо прошипела Синеглазка, поворачиваясь на другой бок.– Ночью надо спать. — Но дождь такой страшный, и ветер громкий, а ещё у меня кажется подстилка намокла, и… — начал перечислять свои насущные проблемы Полосатик — Хватит тараторить, не то весь лагерь перебудишь! — всё так же сонно пробормотала мать котёнка — а то утащут тебя в Сумрачный лес… — Куда? — непонимающе моргнул котёнок. — Опять твои вопросы! Ну, это как Звёздное племя, но наоборот… — Как это, наоборот? — продолжал недоумевать малыш. — Ох, это долго объяснять — попыталась вернуться ко сну кошка, не тратя время на разговоры. — Это что, как истории про Звёздных котов? — глаза малыша загорелись — Я люблю истории! Ну пожалуйста, ну расскажи!.. — Ладно! — сдалась под яростным напором котёнка мать, — но не смей меня перебивать, а после рассказа ты сразу же ложишься и спишь! Полосатик молча кивнул, устраиваясь поудобнее на моховой подстилке. Когда он поднял глаза на свою мать, она начала: — В Звёздном племени живут хорошие коты, ведь так? А в Сумрачном лесу живут злые плохие коты. Там очень темно, повсюду грязь, нет никакой дичи и туда совсем не попадает звездный свет — заглянув в округлившиеся глаза котёнка, кошка под завывания ветра продолжала — А из пасти у котов-призраков, живущих там, идёт дым! И раны там никогда не заживают, а остаются на веки вечные. Пока дух не рассеится. — Не рассеится… — эхом повторил ошарашенный котик. — Да, а теперь спи. — закончила рассказ Синеглазка и свернулась в тугой клубок. Полосатик тоже лёг, но по-прежнему не мог заснуть. Его больше не пугала буря, теперь он без тени страха смотрел в темноту ночи. Но он не мог перестать думать о том месте и котах, в одиночестве бродящих там… *** Очнувшись, Частокол машинально встал и двинулся в никуда. Он смутно помнил, куда шёл и что видел. Он будто спал, но продолжал переставлять лапы по вязкой, липкой земле, огибая чернеющие деревья и изредка попадающиеся ручейки грязной воды. В голове всё это время было пусто, как в пещере, и в то же время из-за гула в ушах и роящихся мыслей хотелось бежать и забыться тихим сном. Иногда у кота действительно получалось уснуть, уткнувшись носом в жёсткую кору и видеть лишь успокаиващую темноту. Частокол заметил, что сколько бы он ни шёл, желание прилечь не приходило, голова не тяжелела от усталости, а значит при желании он мог бы бесконечно бродить по этому забытому Звёздным племенем месту. И всё равно, засыпая, он хоть на несколько часов (а может и рассветов, кто знает?) мог перестать видеть эту пожерающую тьму, въедающуюся хуже репья в сознание и перестать быть разъедаемым собственным отчаяньем. Но потом он просыпался от тяжёлого сна, захлёбываясь давящим кашлем, и его встречала другая тьма, проберающая до костей и не оставляющая никакой, даже малейшей, надежды на спасение. И Частокол шёл дальше, не чувствуя времени, грязной шерсти, и дыма в этом продолжающимся без конца кошмаре. Это был долгий, очень долгий путь. Частокол до сих пор не мог поверить, что всё это действительно происходит с ним, каждый раз надеясь, что сейчас он проснётся где-нибудь в Звёздном племени или на краю леса, и в его существовании появится хоть какой-то шанс спасения. Но каждый раз его надежды с треском рушились, разбивая душу на тысячи осколков, оставляя после себе чувство полного измождения и безысходности или давящую пустоту в груди. В тщетных попытках перестать ощущать это раздражающее уныние, воитель начал приглядываться к этому месту, подмечая малейшие изменения, пытаясь приспособиться к выживанию, заставляя свою душу и дальше бессмысленно теплиться среди этого нескончаемого ряда деревьев и их теней. Как оказалось, даже у той тьмы, которой было пропитано это место, были свои цвета и оттенки. Душный лес, полный огромных чёрных сосен, вскоре сменился болотистой дубравой, чьи кривые ветви всё также густо скрывали беззвёздное небо, а мощные корни впивались глубоко в землю, выпирая на поверхность и путаясь под лапами. Воздух, душивший Частокола с начала его пребывания здесь, стал ещё невыносимее, пропитавшись влагой и смрадом гниющих коряг, попадающихся всё чаще и чаще, и выбивая из горла усиливающийся кашель, спровоцированный дымом. Ох, этот дым всё продолжал выходить через рваную рану, а при чересчур резких движениях терялся где-то в трахее, удушая и просвечивая нос и рот. Единственным источником света, помимо дыма, оставался мох и кривые, похожие на комья грязи, грибы, растущие на деревьях и камнях. Их бледно-фиолетовое свечение не прогоняло витавшую в этом месте тьму, а будто наоборот, подчёркивало и вдвойне усиливало, не давая ничего разглядеть дальше пяти лисьих хвостов. В этом месте, прозваным Сумрачным лесом, была своя, поражающая и ужасающая стабильность. За весь путь Частокола ничего координально не изменилось: он также шёл среди громад и теней деревьев, впадал в забытье, хрипел и кашлял в приступах боли, не переставая всякий раз мысленно возвращаться к западне, в которой он оказался, и шёл дальше, дальше и дальше, в нескончаемую бездну тьмы, наедине с собой. Это место не перестало устрашать, всё время напоминая бескрайними лесами без просветом или окраин всю безвыходность и тупиковость этого места, но полосатый воин очень, очень не любил резкие перемены, поэтому эта мрачная стабильность навевала странный, мертвецкий покой в его неспокойной за последнее время душе. И всё же, у каждой спокойной реки будет в конце буря, как ни крути. Местность постепенно менялась, становясь всё более испещрённой мелкими каналами, которые когда-то, возможно, были ручейками грязной воды. Чем дальше Частокол шёл в этом направлении, тем чаще он вступал в лужи, заливая и без того испачканную шерсть вонючей грязью, которую он даже не пытался отмыть, дабы не тратить время и силы. И вот в один день, пробираясь сквозь густые папоротники, падший воитель услышал знакомый до боли звук, напоминающий о той ненастной ночи. Звук текущей воды. Второпях, воин побежал на звук и чуть не упал с крутого и скользкого берега. В добавок, воин забыл про своего вечного спутника в виде утробного дыма, поэтому тут же зашелся в неистовом кашле. Придя в себя, Частокол опасливо подошёл к краю берега и прошёлся взглядом вдоль оврага, перед которой оказался. Сквозь лес шла кривая линия устья, уходящая дальше за редкие в этом месте тёмные деревья. Шириной оно было около четырех лисьих хвостов, но с высоты, с какой смотрел Частокол, нельзя было разглядеть, насколько глубоко рискует пойти случайно упавший в воды кот, и сможет ли он выбраться на берег по камням, или же сам камнем пойдёт на дно, избавив себя от бремени вечно идти в никуда. Съежая по скользкой земле и тормозя задними лапами, Частокол спустился ближе к текущему внизу оврага потоку. Перед ним предстал медленный с виду водный поток, от которого несло резким запахом затхлостью и старыми моховыми подстилками. Воитель брезгливо сморщился, но быстро поборол себя и наклонил голову ниже к воде, пытаясь разглядеть камни, подводную растительность или другие признаки дна. Сквозь чёрную, вонючую воду ничего нельзя было увидеть. Лишь мусор в виде веточек и высохшей листвы продолжал течь и кружится на воде, выглядя таким крошечным и ничтожным в этом широком, быстром потоке, окружённом исполинскими дубами, упирающимися в тьму, которой река может послужить лишь жалким отражением. Частокол, как заворожённый, смотрел на этот водный танец мусора в реке. Воительские будни всегда полны обязанностей, поручений и заданий, поэтому воитель редко останавливался чтобы просто понаблюдать за природой. Но в племенной жизни, когда у тебя есть племя и статус, у тебя всегда будут цели. Неважно какие: защитить товарищей, занять пост предводителя, набить своё брюха, но на земле твои поступки к чему-то да приведут. Это рождало спешку, желание успеть сделать побольше и достичь высшего. Но здесь всё было абсолютно иначе. Тут не было других воителей, статусов и обязанностей. Здесь не было лагеря, за которым надо было ухаживать. Здесь не было старейшин, которым надо было менять подстилку. Не было даже дичи, которую можно было бы поймать. Если нет цели, то зачем спешить? Частокол долго смотрел на плывущие по реке ветки, вслушивался в звук падения капель из раны на его горле, переводя взгляд на своё отражение, сквозь которое, как сквозь толщу воды, приглядывались ветки дубов и чёрное, как вороний глаз, безлунное небо. Эта река медленно течёт по устью, сливаясь с другими реками, впадая… Воитель подскочил от пришедшей в голову мысли. «Что, если эта река выходит за пределы Сумрачного леса?”– кот встряхнул головой — «Это маловероятно, но всё же… У всех рек есть истоки, откуда они берут воды, и все они чем-то заканчиваются. Это либо озеро, либо выход из этого пропахшего грибами места! Да и рек может оказаться много, их все можно проверить. Да, выход есть, он должен быть…» Не думая ни секунды дольше, воин вскочил на лапы. Впервые в голове поселилась ясность спустя столько дней, а вернее круглосуточных ночей. Да, он будет идти по течению реки и найдёт, куда оно приводит. Эта мысль так обрадовала полосатого, что он чуть не пустился бегом, но назойливый пар и вязкая жидкость, стекающие с рваной плоти быстро поумерили его пыл, напомнив о опасности места, из которого он ищет выход и необходимости осторожности. Перейдя на аккуратный шаг, чтобы не потревожить рану, Частокол двинулся по земляному берегу реки, изредка оглядываясь из-за неприятного чувства, будто за ним пристально наблюдает пара враждебных глаз. Всё время двивигаясь прямо, не сворачивая, дух воителя уверенно шёл, пока на натолкнулся на разветвление потока. Это казалось мелочью со стороны, но стоило Частоколу представить, что он может потерять столько времени из-за неправильного решения, то воитель решил посмотреть сначала скорость потока, а после выдвинуться дальше. Но потерянные на этой развилке несколько секунд стали роковыми. Кот услышал булькающий звук, доносящийся из реки. Секунда — и из воды на берег выскочил какой-то мокрый зверь, который рванулся и врезался в Частокола, кувырком откинув на несколько хвостов по берегу, подмяв под себя. Полосатый воитель обомлел от шока, но почувствовав царапающие бока когти рывками выбрался из-под нависшего над ним противника, не чувствуя сопротивления. Дыхание вновь сбилось, и пока Частокол пытался наладить его, было время рассмотреть напавшего на него мокрого звери, который оттряхивал свой свисающий мех от влаги. Воин чуть снова не поперхнулся, когда понял, что передним стоит такой же воитель, а точнее воительница. В нескольких хвостах от него, низко пригнувшись к земле, стояла облесшая, болезненно выглядящая кошка черепахового окраса. Из подушечек мощных лап выступали когти, на которых ещё остались клочья тёмно-серой шерсти. Уши прижаты, янтарные глаза прожигали пламенем своей злобы, некогда пушистый хвост яростно рассекал душный воздух. Кошка явно не собиралась отступать. Впалые бока и спину покрывали глубокие, чёрные раны, которые и привели кошку в этот проклятый лес. Она была ещё прозрачнее Частокола, и больше походила на густой туман, но её рассекающие удары давали понять, что всё ещё является опасным противником. Спустя секунды рассматривания кашляющего воина, кошка прорычала: — Убирайся, или простись со своей шкурой! Под полным ненависти взглядом воину стало не по себе, но тут же на него нахлынула волна отвращения к этой кошке, которая без причин напала на него, поэтому едко ответил: — Правда? Ох, прости, я и не заметил, что ты у нас владычица речная! Конечно я сейчас же уйду, чтобы пропустить возможно единственную возможность найти выход! Кошка ещё сильнее прижала уши, но в ответ лишь усмехнулась: — Мышеголовый! Отсюда нет выхода, но ты продолжаешь лелеять в себе чувство, будто всё может исправить, как герой кошачьих сказочек! От такого Частокол вспылил не на шутку: — Да что ты говоришь? А может, просто скрываешь, что эта река и есть выход? — проорал полосатый воин на весь овраг. — Или почему ещё ты плаваешь в этой жиже, которую и водой не назовёшь? А может, — насмешливо продолжил воитель, наблюдая за искрами злобы, пылающими в глазах напротив — ты у нас любишь реки? А, Речная Шкура? Тогда… Частокол не договорил. Кошка, не сдерживая рычания, бросилась на него, ударив когтистой лапой наотмашь по морде. Частокол в ответ оцарапал плечи, попав по одной из смертельных ран. После долгого отсутствия тренировок и однообразной ходьбы лапы его не слушались, а движения выходили вялыми и неуклюжими. Кошка зарычала от боли и бешенства, но продолжила наседать, нанеся следующий удар уже по уху, обходя воина, подбираясь к спине. Неожиданно кинувшись, черепаховая воительница вновь опрокинула Частокола на спину к мелководью, открывая живот. Воин попытался отбиться задними лапами, но мог лишь протяжно выть в пустоту леса. Пар опять стал мучительно мешать дышать, чёрная жидкость попадала в нос, клокотала в груди, грозя насмерть удушить полосатого призрака. Воитель смог перевернуться на спину и собрался сбежать, как делал всегда в критических ситуациях, но ощутил как на него всем весом давит эта кошка, утыкая мордой в тёмную воду. — Я … я ненавижу реки… Не смей… говорить так… Эти реки… забрали у меня всё — тихо шипела она, едва сдерживая ярость — Не смей называть меня Речной! Моё имя Кленовница! Последние слова она прокричала во весь голос, во всю силу лёгких. Частокол извернул голову и встретил напротив глаза, заполненные янтарными озёрами чистой, дикой ненависти ко всему миру, а в особенности к этому месту и коту под ней. В следующую секунду Кленовница с силой ударила кота по макушке, заставив в глазах потемнеть на долю мгновения, и надавила, погружая дыхательные пути коты в воду. Свободной лапой, которой она не держала тело, кошка начала раздирать спину кота, вырывая клочьями шерсть и доводя до крика. Но Частокол не мог кричать из-за воды, в которую погружалась его морда. С его стороны раздавались хрипы, бульканье и неразборчивые слова, которые он не успевал договорить и они в итоге сливались в бессвязные месиво звуков, дым исходил через уши, а чёрная жидкость пузырями всплывали на поверхность, лопаясь от резких движений отчаявшегося кота. Иногда, когда Кленовница чуть ослабляла давление, у воителя получалось вдохнуть хоть немного воздуха, но потом его вновь погружали в воду, ударяя носом о дно. Частокол бешено сучил лапами по воде, пеня воду в попытках уцепиться за что-нибудь и освободиться, прогибал спину в попытках облегчить боль, извивался ужом, но нехватка воздуха и постоянная боль очень быстро истощали силы. Вскоре он перестал биться, дав воде сомкнуться над своим сознанием “ В конце концов — с какой-то непонятной ленью и спокойствием думал воин — она сказала, что выхода нет. Тогда зачем бороться? ” В глазах потемнело, но именно тогда кошка выцепила воителя из воды и перевернула на живот. Частокол начал неистово кашлять, отплёвывая жидкость, в глазах двоилось и троилось, мышцы не слушались. Когда взгляд понемногу прояснился, и воин смог разглядеть стоящую над ним кошку, он увидел в насмешливых глазах напротив злое торжеством. Но кошке было этого мало, ей хотелось сполна насладиться своим триумфом. — Я предупреждала, что сниму с тебя шкуру — насмешливо произносит кошка, — давай, покричи ещё о том, что есть выход, поиздевайся, только отдышись, а то нос-то весь в грязи. Пока кошка говорила, Частокол обратил внимание на деталь, которую прежде на замечал. Изо рта кошки выходило совсем немного тумана, больше похожего на морозное дыхание, а раны на спине истекали не так сильно, как рана на горле кота. " Она сказала, что ненавидит реки — неожиданно подумал воин– неужели, в этом и есть причина?» Пока он думал взгляд Кленовницы вдруг из насмешливого стал полным презрения и пренебрежения. — Ты слаб, как букашка. — сплюнула Частоколу в лицо воительница и поставила, чуть надавив, лапу на вскрытое горло воителя, заставив того дёрнуться всем телом и засучить лапами, походя на перевёрнутого жука — ты не умеешь справляться с дымом, ты так расслабился и ослабел, что даже не можешь подняться, хотя на тебе всего одна лапа полурастаявшей кошки. — слова капали, как яд, попадая воину в самое сердце и пожирая его. — Я могла бы тебе убить — прорычала, наклонившись к самому уху, Кленовница, — но твой мех не пропах древесиной и затхлостью. Ты ведь недавно здесь? Я не хочу, чтобы ты умер сейчас, быстром захлебнувшись. Я хочу, чтобы ты медленно угасал, впадая в отчаянье, и рассеялся в глубине леса под свой отчаянный крик. Мне не важно, за что ты сюда попал. Ты ничтожен, и ты умрёшь сам, разгрызаемый своей совестью. А по глазам вижу, что ты и сейчас взвыл бы, если бы не задыхался! Частокол слушал, не пытаясь дёрнуться, сквозь пелену разглядывая ветви деревьев, ощущая странную отстранённость от всего мира. — Не возвращайся на эту реку. — тихо, но пробирая до костей шепнула Кленовница — Здесь нет спасения. Только потери. Она больше ничего не сказала, в два прыжка прыгнув в воду и исчезнув среди речной глади. Частокол ещё долго лежал, чувствуя, как раны на спине начинают болеть и щипать, как грязь на носу засыхает усложняя дыхание, как хвост, остающийся в воде, распушается и ловит в себя щепки. Когда ему надоело вот так лежать, он встал, зашёл по колено в воду и опустил голову по самые уши в неприятно прохладную, скользкую воду. Но когда кислорода стало не хватать, перед глазами начали прокручиваться чужие, забытые воспоминания. Буря. Река. Волны, бесконечная кутерьма волн. И вопли крошечных котят. «Мама, спаси нас! Мама! Мамочка!» Частокол высунул голову из воды и попятился на берег только для того, чтобы вновь бессильно упасть. Но эти вопли ещё долго звенели в его ушах…