Истинное счастье

      Королевские территории украшали так, словно показатель их красоты и величия был равносилен уровню благополучия всей страны. Такое суждение развивается уже довольно долго, в основном со стороны приезжающих иностранных архитекторов, дипломатов и тому подобных. Естественно подобное подхватывали придворные, охотно реагируя на восхищение приезжих. «Какая изумительная отделка стен, а какие узоры! Изумительная работа, господа!», а в ответ: «Наше почтение, однако взор ваш еще не падал на провинции и окрестности, вот там то постарались наши строители на славу. Но, право, экскурсия и обождать может, а вот обсуждение дел никак нет, пройдемте же в сад его Величества». Впоследствии экскурсия и не начиналась, а вся страна, кроме королевских владений, так и осталась неизведанной для почтительных чужеземцев.       Карета Уилла стремительно ехала ко дворцу его Величества. Молодой гвардеец смотрел в окно, положив ногу на ногу, облокотившись на потёртый подлокотник. Шёлковая голубоватая занавеска закрывала правый глаз, отчего небо казалось светлым и безоблачным, но нет, юношу не проведёшь. Атмосфера дороги дополнял вид из окна: обширные поля, засаженные сухой травой и лишь редкими грядками со всякими овощами да саженцами винограда и яблони, сменялись одиночными небольшими домиками, окруженными кое-где покосившимися заборами, где жили простые люди-работяги. По дороге бегали дети с палками, совершенно босые, играли в пятнашки – эта игра была знакома Уиллу с детства. Чуть вдали сидела молодая женщина, держа в руках маленький свёрток ткани с пятнами въевшейся грязи, то был маленький ребёнок. Она тихонько покачивала младенца у себя в руках, отбивая неизвестный ритм ногой и спокойно смотря то на небо, то на игравших детей. Лёгкий ветерок заставлял кончики её волос колыхаться, пока она пыталась прикрыть лицо малыша кусочком ткани, смахивала принёсенные ветром песчинки, потом опять быстренько переводила взор на детей, заправляя за уши волосы. На момент гвардеец подумал, что тоже пожелал бы оказаться там и играть с этими озорными детьми, падать и спотыкаться при беге, умело орудовать палкой, быть под заботливым надзором красивой женщины, называемой матерью. Но вот один из детей неожиданно упал, а другой, случайно или нет, отвесил ему оплеуху палкой, от чего у бедняги сделалось плаксивое выражение лица, испачканное в пыли. Умиротворенная до этих пор женщина тут же встала и подозвала к себе девочку в легкой тёмном платье с короткими кудрями, ростом покалено матери, аккуратно передала белый свёрточек с ребёнком, пригладила её вьющие волосы и побежала к кучке детей, которые уже столпились вокруг пострадавшего. Карета проехала поле, прежде чем Тёрнер смог увидеть, чем же все закончится: легким подзатыльником за неаккуратное поведение каждому из ребят или же нотациями женщины, пока она будет бережно вытирать грязь и слёзы с лица упавшего мальчика. Наверно и то и другое будет, думал Уильям, по детски улыбаясь.       Дальше был город. Суетливый и монотонный город. Каменистая дорога с дырками, куча подростков носившихся туда-сюда с доставочными газетами, собственно в которых и интересного то было мало: опять умер какой-нибудь чиновник, карета сбила очередного пьяницу или новость о хорошем и сытном приёме у короля с новыми иностранными представителями. Бар, булочная, опять бар, куча открытых прилавков, которым Уилл шуточно давал название в детстве: «Хозяйская давалка», потому что вот оно счастье для голодного – бери и воруй, пока хозяин отвернулся, нахваливая свой товар проезжающим путешественникам. Куча лавочек на которых сидели молодые пары, бурно что-то обсуждая и хохоча, некоторые занимались «обменом слюнями», так в детстве Тёрнер обзывал поцелуи, показывал пальцем на лобызающихся людей, от которых мальчика передёргивало, да и кричал «Вот оно как! И при людях! Отвратительно», уворачивался от оплеухи какого-то старика, кричавшего что-то вроде: «Не мешай любви, грязный чертёнок. Мать твоя, распутная девка, в жизни такого не видала, так и померла в грязи да нищете наверно, а ты и подавно не увидишь такой любви». — Любовь? Ну и зачем мне вот такая любовь? — бурчал Тёрнер, хмуря брови, — Господин, вы что-то сказали? — крикнул кучер, — Да, — Уилл моментально отвлекся от рассматривания двух гвардейцев, выходящих из очередного бара, — сколько еще до дворца его Величества? — Совсем немного осталось, потерпите, — отозвалось в ответ вместе с ударом хлыста по лошадям, — а ну, пошла, живее, живее! — еще два удара, — А вы, господин Тёрнер, можете немного поспать, устали наверно с прошлой то ночи, — ещё два удара хлыстом, — Можешь ли ты не бить лошадей, просто оставь их и езжай — Да как же это? Если такую кобылу не бить, она просто встанет, а там и на аудиенцию опоздать можно, — Неважно опоздаю я или нет, просто прекрати бить их и езжай молча, вот мой приказ, — настойчивость так и прёт, а сердце кровью обливается за таких величественных и свободных животных. Пусть они скот – ну и что, кобыла для перевозки – абсолютно безразлично. — Слушаюсь, — отозвалось нехотя в ответ, и хлыст тут же был положен в горизонтальном положении подле кучера.       Стало спокойнее. Вот снова бар, пекарня, ювелирная, трактир. Заснуть Уилл по дороге так и не смог.

***

      Ворота дворца стремительно показались вдали, владения короля начались еще за несколько миль до башен величественного замка с потрясающей работой архитекторов. Присутствует большая башня с комнатами для гостей и прочих почтенных господ, имеющих честь остаться потчевать у самого английского короля, собственно тогда можно считать, что и служебное дело-то в шляпе. Внимание также привлекают куча балконов, обставленных всеми различными видами заграничных цветов. Многим известно, что король очень любит коней, соответственно конюшня тут была собственническая, где, как все думают, самые лучшие и чистокровные жеребцы, обставлена была самыми лучшими загонами, поилками, свежим сеном, изымаемым в качестве налога у землевладельцев, кони — вторая гордость короля. Первой конечно же является статуя его Величества из белого нефрита. Может быть правители на статуях были высечены более привлекательнее, чем являлись в жизни, но к английскому королю это не относилось, статуя почти в полной мере описывала его размеры. Земля стала в самый раз для проезда кареты — добро пожаловать в королевский замок.       Кучер останавливал карету медленно, так как боялся дёргать за вожжи слишком сильно, опасливо поглядывая на господина в транспорте. Тёрнер смотрел в окно, придерживая двумя пальцами занавеску, чтобы лучше рассмотреть участок. Вдали виднелась небольшая кучка его товарищей-гвардейцев. Они незатейливо что-то обсуждали, позевывая: кто-то прикрывался рукой, кто открывал рот в воздух, а другие в мужицкий кулак. Совершенно монотонно и неизменчиво было все вокруг, как бы ни были красивы архитектурные прелести владений его Величества — это лишь наружность и ничего более. Наконец карета остановилась входной дверцей у самого входа замка и лестницы из белого камня, которую по бокам украшали золотые перилла. Уилл надел перчатки, как подобает манерам. Хотя он слишком не любил ощущения на руках чего-то тяжелого, ограждающего кисть от воздуха. Открыл дверцу кареты, опередив кучера. Мельком взглянул на кучку гвардейцев, которые сразу обратили на него внимание, но едва кто-то из них осмелился прокомментировать, как все тут же встали в строевую позу. Уильям даже немного растерялся, ведь такой дисциплинированный вид у своих товарищей он видел нечасто, аж самому захотелось побежать и строптиво встать в строй, словно настоящий салага.       Командор вышел из входа в сад, остановился, как полагается, около подчиненных. Судя по его двигающейся гортани, он то ли яростно отдавал приказы, то ли бранился на провинившихся в чем-то. Главный и правда был вспыльчивым, стоит Уиллу только вспомнить как этот «дядя Билл» из бара предвзято к нему относился и гонял его, как всех новичков по началу, но, увидев, что Тёрнер быстро приспособился, поспешил отстать от него: видно перестал доставлять особый интерес и хоть что-то развлекательное. Однако что дело до баров, так тут сразу «Тёрнер, а ну-ка пойди сюда, что как зелёный в стороне стоишь, м? Сказал пить – значит пей». Командор уже давно заметил Тёрнера и отдал честь с суровым взглядом, Уильям с таким же серьёзным лицом в ответ, на что главнокомандующий подмигнул ему, а впрочем может просто показалось.       Наконец гвардеец подошел к дверям замка, которые поспешно отворил неприметный жандарм. Вид конечно открылся потрясающий: на идеально белых стенах куча картин самых разных жанров, который Уилл, в силу отсутствия хорошего образования, не знал, но был уверен, что они довольно знамениты. Затем идет ряд особых картин, видимо это были предыдущие короли великой Англии, потому что Тёрнер заметил портрет и его Величества и Георга I, предыдущего правителя, о котором рассказывала мама. Предыдущих правителей он не знал и вовсе, но все они были на одно «королевское лицо». Впереди был длинный красный ковер. Пока гвардеец стоял осматриваясь, жандарм шепнул: — Идите же, вам только нужно пройти в глубь, прямо по этому ковру, уж извините, господин, но дело срочное, а проводить не могу, — Уиллу было совсем неинтересно слушать, он спешил поскорее покончить с этой аудиенцией, не понятно по какой причине вдруг назначавшейся, особенно после бурной ночи голова все еще не давала покоя. — Однако стойте, — придержал жандарм его за руку, — есть свод необходимых правил, да куда же вы!       Уильям довольно легко вырвался из хватки и направился прямо по ковру, ускоряя шаг. Единственное что привлекало его в этом месте — картины, но даже рассмотреть их не было терпения. Хотелось по скорее покинуть это место, потому что оно вызывало отвращение у Тёрнера своей нелепой чистотой, этими наглыми гвардейцами снаружи, включая безответственного полоумного старика командора и лицами этих отпрысков королевских кровей, смотревших на него со стен, которые ну точно виноваты в нынешнем положении Англии.       Ну, наконец-то те самые легендарные двери, «Врата самого Святителя божественной страны». Там стоял Советник короля и глядел куда-то в сторону, думая о своем: о житейском или о казенных делах. Уильям отвлёк его своим появлением и в глазах приближенного к королю прочиталась нотка удивления наряду с аристократской невозмутимостью. Оглядев мельком Тёрнера, он кивнул ему головой: видимо вспомнил, зачем тот прибыл. По крайней мере, советники должны об этом знать.       — Прошу, господин Тёрнер, вытянете свои руки вперед, — тут начались традиционная проверка на содержание оружия и всяких странностей. Советник грубо ощупывал его со всех сторон, будто бы довольствуясь вопросительными глазами Уилла и процессом смятия гвардейской формы. — Вы войдете после меня, то есть когда я открою дверь, — здесь он начал поправлять воротник. — Не забудьте поклониться перед его Величеством, не разговаривайте громко, ничего не трогайте, не смотрите в упор и самое главное, — тут его шустрые руки дотянулись до кожаного ремня, который слегка ослаб, и затянули с потрясающей силой, — черт возьми, не целуйте рук, а просто поклонитесь.       Встряхнув руки, Советник открыл двери и буквально через минуту вышел, даже не дав Уиллу толком осмотреться, хотя этому малому были не особо интересны королевские угодья, тем более внутри. Любезно открыв двери, он завёл одну руку за спину, а другой указал в сторону королевского зала. Манерный человек, и не поспоришь. Тёрнер направился вперед, приподнимая подбородок чуть вверх от небольшого предвкушения. Зал оказался довольно большим, вокруг быль сплошь белые стены с большим флагом и гербом Англии, бархатный красные ковер упирался прямо в королевский трон, а на нём восседал и сам король. Все было так же, как и в образе статуи: полный живот, заплывшие глаза, большой подбородок, широкая шея. Его Величество и правда не вызывал внешней симпатии.       Уилл, решив следовать правилам, все-таки присел на одно колено. Уставился вниз на бархатный ковер, который оказался идеально чистым. Боковым зрением Тёрнер заметил, как прошел мимо советник и остановился по правую сторону от царского трона, лишь тогда гвардеец осмелился поднять голову. Король по-прежнему сидел на своей вместе в одной позе: положив голову на руку, которая упиралась в подлокотник золотистого престола, с закрытыми глазами. Тёрнер уже откровенно начал пялиться на правителя, пытаясь понять: спит он или нет. Вообще зрелище вызывало у него легкую улыбку. Неожиданно гробовую тишину пустого зала прервал Советник:       — Вы изволили явиться на аудиенцию к его Величеству Генриху II, великому королю Английского государства и всей Великобритании, — раздалось гулким эхом, — прошу представиться.       — Уильям Тёрнер, ваше Величество, член гвардейского отряда, который служит под вашим доблестным именем, — отчеканил в ответ, прям в слово в слово, как учил весь отряд командор. По правде Уилла не понял смысл вот этого «прошу представиться», ведь король наверняка его запомнил, благодаря принцу Уэльскому.       — Вы пользуетесь очень хорошими отзывами вашего командора относительно ваших навыков, дисциплины и готовности отдать жизнь за его Величество, — сказал Советник, на что Уильям очень удивился: с одной стороны получать похвалу от командора сильно льстит, а с другой от такого человека «дяди Билла» ничего не хотелось получать ни физически, ни душевно. — Именно поэтому вы имеете честь стоять здесь,       — Я очень польщен, ваше Величество, имею смелость спросить о причине моего прибытия на аудиенцию, — тут Тёрнер начал смотреть на короля, но тот всё еще сидел в той позе, подобной спящему медведю, — Ваше Высочество, я-       — Уведомляю вас, что его Величество сегодня очень болен, — поспешил перебить Советник, — поэтому говорить от имени короля буду я, и слушать вы будете только меня. — тут он поспешил достать старый свиток из пергаментной бумаги, при этом одарив гвардейца недовольным взглядом: «опять вы сделали некультурную ошибку», развернул его и зачитал:       — По приказу короля Англии, вы, господин Тёрнер будете отвечать за поимку преступника и небезызвестного богохульника, носящего непозволительный и отвратительнейший чин пирата, уже продолжительное время терроризирующего население Английского государства, тем самым посягающего на корону, заслужившего наказания в виде смертной казни, — тут Советник поубавил свой тон, окинул взглядом оставшуюся часть пергамента, недовольно пробурчал что-то и продолжил, — сей человек именует себя Джек Воробей, — советник свернул лист пергамента и с опаской посмотрел на короля, который все так же дремал. Уильям сроду не слышал этого имени, вот и кончилась его спокойная жизнь. Мало же ему было веселых вечерков с его товарищами по отряду, так еще и приказ этой скотины, именующей себя королём. — Думаю, имени вам достаточно, казнь запланирована через месяц, можете покинуть его Величество,       — Но позвольте, неужели нет никакой другой информации, Ваше Величество, боюсь, я не справлюсь, — бесполезно было обращаться к королю, но это была все-таки последняя надежда.       Чудесным образом король поднял свою овальную голову и посмотрел на Тёрнера прищуренными глазами:       — Против приказа не попрешь, верно? Неужели разозлить меня хочешь, — тут он разразился кашлем вперемешку со смехом, — сделаю из тебя шута и будешь плясать рядом с висельниками, — король начал махать руками, нелепо подражая скоморохам, — Понял? — снова безудержный кашель, кажется этот старик сейчас разорвется: настолько сильно подымалось его брюхо, когда он так рвал горло. По настоящему жалкое зрелище, заметил Уилл.       — Мистер Тёрнер, немедленно покиньте зал, — прокричал Советник, уже во всю крутившийся вокруг короля с платком в руках.       Уильям развернулся и покинул зал, сдерживая своё отвращение. «Лишние слова — путь на виселицу» — так говорил ему Грей. А вдали лишь послышался рвущийся голос королевской крови: «Будет шут Тёрнер и великий король Георг II, вот забава»