
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Обозначить себя друзьями и свято верить, что не вышли за рамки, — просто.
Просто, пока один не сдался, а второй в конечном итоге не задумался, почему целовать лучшего друга — настолько приятно.
Застрявшая колючка
01 апреля 2024, 12:15
I want things to stay how they used to be, I want you to stay with your arms around me.
So, please, Promise me.
Я хочу, чтобы все оставалось так, как было прежде, Я хочу, чтобы ты продолжал обнимать меня. Поэтому, пожалуйста, пообещай мне.
Esbie Fonte — Please
Обустроившись на плече Наруто, Саске притих. Поднимать глаза, в которых было слишком много постыдной детской обиды, он не хотел. Как и не хотел тревожить Узумаки своим проснувшимся чувством вины за то, что вынуждает его на подобные… действия. Все-таки это было нужно одному лишь Учихе. Вряд ли его друг был в восторге от такого способа утешения. Узумаки, и правда, особо воодушевлен не был. Ему хотелось всадить себе кол в сердце, чтобы тоска, горечь, все-все раз и навсегда ушло, потому что даже поцелуи Саске умудрился свести к дружеским взаимоотношениям. Наруто не выбирал, не желал и не просил, он просто искренне любил и ценил, когда понял, что привязанность к Саске разрослась в его сердце самым болезненным образом. Друг детства, тот, кто всегда был рядом, чьим запахом уже давно пропахли вещи; тот, с кем ассоциируется каждый жизненный этап и без которого на будущее нет надежды; тот, что в какой-то из тысячи совместных мгновений стал для Узумаки помешательством. Наруто считал, что своими чувствами поганит их крепкую связь. Его не волновало то, что это осуждаемо обществом, — общество ему всегда было безразлично, — его волновала суть той самой любви. Потому что «та самая любовь» в себе несла разрушение. А последнего Наруто боялся больше всего. Ведь он любил. Хотелось целовать в ответ без сухости, крепко держать и без стеснения любоваться, боготворить и говорить открыто, что весь его мир заключен в одном нем — в Саске. А тот дразнил его будто бы специально, и излечиться от своего недуга Наруто становилось все сложнее. — Саске, хочешь, останемся дома? — тихо спросил он и задумчиво провел рукой по спине Учихи. Голос Наруто подействовал на него отрезвляюще. — Нет, — мотнул он головой, тут же отстранившись. — Вдруг, и правда, припрется Фугаку? Давай соберемся и вперёд. Наруто не пожалел, что вывел Саске из транса. Наконец-то можно было снова начать дышать. Учиха же чувствовал себя растерянно и глупо, когда за сборами обходил его стороной. Все же стоило отдохнуть. Вылазка за город обещала себя оправдать. Быстро пережив возникшее между ними неудобство, за безобидными перепалками, бегая с первого этажа на второй, они собрали рюкзак, который наполнил сухой паек, несколько бутылок воды, пара толстовок, спички, складной нож и кое-какая посуда. Саске, держащий подмышкой плед, прошел к двери, ведущей на улицу. — Идем? Наруто кивнул. Роль багажника занял Узумаки, прижавший к себе рюкзак и плед. Сидеть на железной штуке, для мягкости на которую нельзя было положить шерстяное полотно, потому что, цитата: «Плед так всю пыль с дороги соберет!» — Саске отказался и уселся на водительское сидение. Наруто сильно не возражал, только обозвал поведение друга идиотским, а когда тот посмотрел на него в некоторой степени возмущенно, хлопнул по спине, мол, давай, поторапливайся. В дороге они молчали. Каждый думал о своем, пока теплый ветер заползал под одежду, лохматил волосы и заставлял жмурить глаза. Солнце все ближе становилось к горизонту. Воздух пах луговыми травами и цветами; вдали шумели леса, перешептываясь. Подол фиолетовой футболки Саске лез в лицо, на что Наруто только улыбался и, крепко держась за сидушку, с откинутой назад головой наблюдал за плывущими облаками. Когда Учиха преодолел уже лесную дорогу и, замедлившись, свернул на виднеющуюся в траве поля узкую тропку, Наруто выразился вполне красноречиво, чтобы описать, какие неприятные ощущения доставили ему кочки, на которые Саске будто бы специально наехал. — Ты хреновый водитель, — добавил он недовольно. — Терпи и не ной, — усмехнулся Саске, — скоро наша остановка. Слезли с велосипеда они, и правда, спустя десяток минут, как только доехали до кромки леса. С облегчением Наруто встал на ноги, опустил рюкзак с пледом на землю и с удовольствием потянулся. Саске же, бережно относясь к чужой вещи, поставил велосипед на подножку, чтобы тот не валялся в траве, в которой спустя мгновение оказался сам. Ему, в отличие от велосипеда, находиться в ней никто не запрещал. Узумаки, на него посмотрев, растянул губы в широкой улыбке и опустился рядом. — Мы ночью замерзнем, — вздохнул он, чувствуя легкую вечернюю прохладу. — Вот если бы у нас была палатка… — Мы бы давно ушли из своих домов и жили в ней, — перебил с мрачноватой усмешкой Саске и прикрыл глаза. Узумаки в ответ также однобоко улыбнулся, молча соглашаясь, и с уверенностью сказал: — Когда-нибудь у нас будет что-то получше палатки, и мы сможем свалить от всего этого дерьма. — Когда-нибудь… — мечтательно повторил Учиха и вздохнул. Подул ветер, зашелестели листья, качнулась короткая трава. Она его приняла колко. Впивающиеся в оголенные участки кожи зеленые иглы царапали, но… Саске это мало беспокоило. Он, легко улыбнувшись, раскинул в стороны руки и повел носом, наслаждаясь запахом нагретых полевых растений. Иллюзия спокойствия, беззаботной жизни… Но глаз все еще ныл неприятно и настойчиво. Приземлившаяся в паре сантиметров от Наруто рука заставила его повернуть голову. Ласковый взгляд прошелся по лицу напротив. Длинные ресницы Саске чуть подрагивали, пока ветер слегка подхватывал его черные пряди волос. Красивый. Не смазливый — нет; он был по-мальчишечьи складным, и даже нередкие синяки на молочной коже, как сейчас, не портили его. Аккуратные черты лица между собой гармонировали, и еще не ушедшая юношеская мягкость только больше располагала сердце девчонок к парню, который, к всеобщему сожалению, к себе подпускал только Наруто. То, что Учиха, почувствовав внимание голубых глаз, тоже повернул голову, залюбовавшийся Узумаки заметил не сразу. Он теребил стебель сорванного лютика, думал, что свою безответную любовь сохранит до самой смерти, и, только когда скользнул по устремленному на него любопытно-задумчивому взгляду, улыбнулся, прикрыв глаза. Как переменился во взгляде Учиха, стоило ему зацепиться за путающиеся в сочной зеленой траве золотые волосы, Наруто уже не видел. — Останемся здесь жить? — дурашливо предложил последний, приоткрыв один глаз. Со светлых прядей Саске перевел взгляд без спешки. — Да ты отшельником быть собрался, — он привычно ухмыльнулся, смотря прямо в глаза. — Не боишься, что мы рехнемся от одиночества или, к примеру, от отсутствия цивилизации, и поубиваем друг друга? — Тебя не устраивает перспектива подохнуть вместе? — наигранно-удивленно произнес Наруто. Учиха ответил не сразу, наблюдая, как жмурятся васильковые глаза. Узумаки приподнял бровь. — Устраивает, — облегчил он чужие муки и скользнул взглядом по улыбнувшимся губам. — Меня тоже, — поддержал довольный Наруто, а затем легким движением руки заправил черную прядку Саске за ухо. Не сказать, что она лежала как-то не правильно, просто хотелось коснуться — и все тут. И абсолютно нормально, что хмыкнувший Саске засмотрелся на блики заходящего солнца в голубых глазах, на то, какие у Наруто красивые ресницы. Цвета темного меда, поразмыслив, определил он, и закручивались они так изящно, что на пару секунд Учиха разучился дышать, элементарно забыв, как это делать. А затем за кое-что зацепился взгляд. Саске сказал: — У тебя в башке трава. И потянулся ее убрать, сократив между ними расстояние. — А у тебя тараканы, — фыркнул Узумаки и заглянул в черные глаза, чуть задрав голову. Нависший над ним Саске, одной рукой упираясь в землю, а другой убирая мусор из светлых волос, посмотрел в ответ и сказал с иронией: — Не тебе об этом говорить. Наруто прыснул: — Да-да. И, чтобы поддержать положение тела Учихи, положил ему руку на талию, невольно затронув оголившийся участок кожи. Саске, ощутив приятное покалывание от касания, опустился ниже — к смуглому лицу — и с интересом, который не гас уже много лет, всмотрелся в сложносочиненную лазурь радужки. Тыкнув вдруг открытый лоб двумя пальцами, он сказал: — Не поддакивай. Сдержать улыбку Наруто не смог, но, все-таки заострив внимание на синеве под глазом, заметно потускнел. — Мазь взял? Учиха, усмехнувшись, полез рукой в карман брюк и, выудив из них склянку, продемонстрировал находку со взглядом а-ля «Довольна, дорогая?». — Хороший мальчик, — с ласковой издевкой в голосе сказал Наруто. — Конохомару так называй, — закатил глаза Саске и, отстранившись, поднялся на ноги, чтобы взять рюкзак и достать из него бутылку воды. Посмеявшись, Узумаки поднялся следом. — Помнишь, мы как-то разжигали вон там костер, — сказал он, указав в сторону, где заканчивался мятлик и прочая высокая трава, — там камни и один подорожник. Пойдем туда? Саске кивнул и, закрутив крышку бутылки, стал собираться. Шли они, конечно же, пешком, еле как через траву протаскивая велосипед. За их недолгий путь Наруто разворошил муравейник, запнувшись об него и чуть не свалившись, порадовался проскакавшей лягушке и рассказал Саске, что где-то в этом лесу живет отшельник, который этих лягушек и выращивает. — Мне кажется, я даже видел его как-то раз! — заговорщицки проговорил Наруто, вышедший из зарослей. — Жуткий мужик. Если мы и станем отшельниками, то, надеюсь, не такими, как он. Саске еле сдерживался от того, чтобы не засмеяться в голос с Узумаки, чья фантазия укатила в дебри. — Не хочешь выращивать лягушек? — хохотнул он. Наруто покосился на него с четко читаемым во взгляде: «А кто хотел бы?» — и, дойдя до сложенных кучкой камней с прошлого раза, опустил вещи рядом с ними. — Ставь велик, и пойдем собирать хворост. Пока светло, — сказал копошащийся Узумаки. — И нам упавшее дерево надо. «Дрова» и все такое… — Я не думал, что скаутский кружок, в который ты ходил от силы пару недель, сделает из тебя, — он окинул взглядом Наруто, который слушал его с камнем в руках, — это. — Мне пришлось учиться всему самому, потому что в кружок ходили одни тупицы, — сказал Узумаки, выстраивая камни кругом на очищенную часть земли, — тупицы и мудаки, которым нравилось кидаться на меня после каждых занятий, — добавил он с усмешкой. — Мог бы и не напоминать мне, — зло проговорил Саске, — я бы сломал каждому из них по руке… Наруто, услышав это, поднял голову и со смехом сказал: — Одному ты как раз таки и сломал, придурок. — Заслужил. Наруто усмехнулся. Закончив с приготовлением места для костра, они отправились в лес. Переговариваясь, насобирали приличную кучу сухих веток, после чего, отнеся их к стоянке, отправились искать упавшее дерево. Темнело стремительно, и только сияющая жарким майским солнцем полоска горизонта освещала им путь. Бродили они недолго и только вблизи выхода из леса, когда наткнулись на то, что искали. Подойдя к мертвой громадине когда-то возвышающегося над землей дерева, Наруто присел на корточки около места, в котором оно переломилось. Схватившись за подбородок и покивав, он сказал: — Думаю, это клен. Неплохо, гореть будет долго и, что важно, не будет много дыма! Смотря на умничающего друга, Саске улыбнулся снисходительно. Во всех этих вещах для выживальщиков он не разбирался, поэтому тому, что Наруто был в них хорош, он мог только порадоваться. Выбираться в лес они любили оба, но в отличие от Узумаки Саске исключительно созерцал и о вариантах более комфортного нахождения на природе не заботился. Ломать они стали сучья, как сказал Наруто, не толще запястья, чтобы точно сгорело. Ломали ногами, смеялись и проклинали обувь, которая постоянно соскальзывала, а набрав необходимо количество и по итогу выпустив на несчастном дереве весь пар, отправились назад. Умело орудуя ветками тонкими, толстыми и кривыми, Узумаки смастерил шалаш и, также умело орудуя спичками, сейчас смотрел на красиво играющий с самим собой огонь. Уперев руки в бока, он довольно сказал: — Готово. А солнце, будто дождавшись, когда они закончат, скрылось почти полностью. Право дарить тепло и уют оно передало полыхающему костру. Наруто, спустя время доставший из рюкзака воду, предложил помыть руки, а затем, справившись с этой незатейливой процедурой и активно помахав руками, чтобы их высушить, полез в рюкзак вновь и выудил из него запасы еды. — Нам нужна горячая вода, — заявил он, достав пачку рамена. — Наркоман, — прыснул Учиха. Голубые глаза сощурились, и спустя мгновение в руках Наруто засиял помидор. — А ты? — спросил он лукаво, повертев тот из стороны в сторону. — Когда ты успел его туда засунуть? — весело проговорил Учиха, отобрав любимый овощ. — Когда ты игрался с моим ножом, — пробубнил Наруто, пытаясь найти в рюкзаке что-то еще. — Но рамен ты все равно будешь есть. — Тиран. Из рюкзака Узумаки наконец достал то, что искал — железную кружку. — Допустим, тиран, — он пожал плечами, прикрыв глаза, а затем как ни в чем не бывало продолжил: — и здесь я буду кипятить воду. Саске посмотрел на него с недоверием, но говорить ничего не стал, посчитав, что за осуществлением этой идеи Наруто сам поймет, как это глупо. Но Узумаки был бы не Узумаки, если бы не справился и с этим. Взяв из кучки с «дровами» разветвляющуюся палку, он прихватил ею кружку и установил ее на костре. — Воды, конечно, мало, но на одну пачку хватит. Потом еще согрею. Саске, подхватив плед с рвущимся наружу смехом, кивнул. Есть помидор он начал, только когда расстелил шерстяной прямоугольник поближе к огню и опустился на него задницей. Наруто, посматривая то на кружку в костре, то на занятого друга, с трудом подавил в себе смешок, когда увидел, с каким наслаждением тот жует помидор. А затем, не имея желания отводить от Учихи взгляд, замер с улыбкой. Здорово, если сейчас Саске ничего не тяготит. Вся эта суета, подобие похода и прочее было сделано для того, чтобы отвлечь его от переживаний, связанных с семьей. Как бы часто Учиха ни говорил, что ему давно наплевать и что предательство со стороны каждого ее члена ничего уже не значит, Наруто все равно понимал, что Саске изводит себя мыслями о том, как скучает по Итачи и матери и как сильно их ненавидит; как мечтает о том, чтобы Фугаку перестал пить и стал нормальным отцом. И это только то, что лежит на поверхности. Верхушка айсберга, который скрывает большую свою часть под толщей воды, коей является напускное безразличие по отношению к людям, которые семьей, увы, так и не стали. — Ты не замерз? — спросил Наруто с хорошо слышимой заботой в голосе. Саске пожал плечами. — Возьми толстовку в рюкзаке, — бросил ему Узумаки и, переведя взгляд на зашипевшую кружку, с вырвавшимся матом спешно стал доставать ее из костра. Саске тем временем сделал, как сказал Наруто. Откопав в бездонном рюкзаке оранжевую и зеленую толстовку, без раздумий выбрал ту, в которой чаще всего ходит Узумаки, а значит, — оранжевую. Нырнув в просторную вещь, Саске с наслаждением втянул носом запах, которым та была пропитана. Что-то неуловимо сладко-цитрусовое, перемешанное с запахом солнца и душицы, которую Наруто заваривал дома в чай. Теплее стало в сотню раз, потому что сердце радостно разогнало по телу кровь, пока Учиха, зарывшись носом в ворот толстовки, сидел и не двигался. Осталось только затянуть завязки на капюшоне и подохнуть, чтобы последнее воспоминание было вот таким вот — приятным. — Не спи, теме, — сказал подошедший Наруто, держа в руках палку с кружкой. — Открой мне лучше упаковку, я вылью воду. Саске, распахнув глаза, со вздохом вышел из транса и сделал то, о чем его просили. Вылив в быстрорастворимое нечто воду, в которой плавал пепел, Узумаки сказал: — Если отроешь в рюкзаке вилку, я буду приятно удивлен твоей способности находить вещи, о которых я всегда забываю. Саске, накрыв пачку крышкой, полез в недра рюкзака и спустя мгновение сказал: — Ты их не забыл. На свет явились две вилки. — Обожаю тебя, — признался Наруто, расплывшись в улыбке, и, сев на корточки, стал заполнять кружку новой порцией воды. — Когда заварится, не ешь без меня! — сказал он, поднявшись, и ушел к огню. — Нафиг мне твоя лапша не сдалась, — под нос сказал хмыкнувший Саске и, гипнотизируя удаляющуюся спину, куда громче произнес: — Давай быстрее! Справлялся Наруто ни разу не так, как того потребовал Учиха, потому что пришлось подбрасывать в костер ветки, ждать, когда их подхватит огонь, и только тогда по новой устанавливать кружку. Саске за это время ходил к нему погреться и, на руки натягивая оранжевые рукава, поворчать насчет того, что к нему липнут комары. Наруто же смерил его любопытным взглядом. Может, его толстовка была теплее? — Тащи плед поближе. Не загорится, думаю. Саске взглянул на него с прищуром: — Потом не говори, что я не предупреждал. Вода у Наруто как раз вскипела, и на передвинутый Саске плед он опустился, поставив кружку с палкой на землю. Касаясь коленкой коленки Учихи, сам открыл упаковку и влил в нее воду, после чего, закрыв крышкой, лег на спину и всмотрелся в небо. Первые появившиеся звезды своим сиянием изо всех сил пробивались сквозь гуляющие тонкие облака. Было довольно обидно, что ночь не обещала быть ясной. Наруто планировал высмотреть все созвездия на пару с Саске, который в астрономии разбирался намного лучше него, но сегодня, по всей видимости, сделать это было не суждено. Вдруг в его бок тыкнули вилкой. — Ешь уже, — сказал Учиха, принявшийся за свою порцию. Наруто, улыбнувшись, поднялся и убрал крышку со своей упаковки. — Что ж, приятного аппетита. С едой они справлялись неспешно. Под потрескивающий костер Саске сетовал, что еда эта не еда и что ест ее только Узумаки, на что упомянутый жевал, давя смех. — Мне кажется, или Хирузен ворчит меньше тебя? — все-таки рассмеялся он после очередного недовольного бубнежа. — Хирузен, как по мне, вообще не ворчит. Ему похер на все уже очень давно, да и большую часть своей нынешней жизни он либо спит, либо пьет. Не думаю, что для ворчания у него есть время. Наруто, легонько тыкая себя вилкой в губу, задумался, а после сказал: — И правда. А Фугаку? Что собирается делать он, когда ты уйдешь из дома, и Микото перестанет перечислять вам деньги? Под потрескивания костра прозвучал безразличный голос: — Будет чинить машины и технику всякую, наверное. Ну или же сопьется и подохнет. — Для него не самый худший вариант, — с холодом сказал Наруто. Саске пожал плечами: — Не нам решать. У Узумаки, смотрящего на фингал на аккуратном лице, было другое мнение, но озвучивать его он не собирался: отношения Саске и его отца были куда более запутанными, чем могло показаться на первый взгляд. — Не думай об этом, а то у тебя все на лице написано, — хмыкнул тем временем Учиха и поднялся. Дойдя до костра, подкинул в него еще веток и замер, завороженный оранжево-красными всполохами. Не отрываясь от огня, добавил: — Он уже давно наказывается за то, что делал и делает. Наруто, не желая соглашаться с философскими взглядами Учихи насчет отца, цыкнул и, отвернувшись, полез в рюкзак за толстовкой. Холодало и облаков становилось все больше, отчего Узумаки, просунув светлую макушку в горловину и скользнув взглядом по небосводу, скривил губы. А затем в мыслях промелькнуло: «Саске точно замерзнет под утро». Но Саске замерзал уже сейчас, потому отходить от костра совершенно не хотел. Покосившись на стойкого Узумаки, он вновь натянул рукава, со вздохом подошел к нему и, сев рядом, прижался всем боком. — Меня уже не пугает вероятность спалить плед, если мы подберемся к костру еще ближе, — сказал он тихо, куда сильнее не желая сейчас отстраняться. — Пусть огонь немного успокоится, тогда можно будет. А Саске вздохнул вновь. Не будь он мерзляком, то с уверенностью сказал бы, что ночь, пусть и пасмурная, для наступающей летней поры была теплой. Но несмотря на это о вечере лучше состоявшегося в этот день он и не мечтал. Шум леса и потрескивание костра успокаивали… Успокаивал сидящий рядом Наруто. Наруто, который, ощущая, как жмется к нему Саске, лег на плед и сказал: — Иди сюда. А затем распахнул повернувшемуся к нему лицом Учихе объятия. Саске улыбнулся уголком губ и, посильнее натянув на голову капюшон, опустился в капкан из теплых рук, что, захлопнувшись, стал уютным коконом; домом, в котором он мог чувствовать себя в безопасности. И говорить ничего не хотелось, пока руки Наруто грели получше всякого солнца. Потому что Наруто лучше солнца. Наруто лучше всего в этой реальности. Его объятия, улыбки, свет в глазах и поддержка, которую он дает безвозмездно. Из кожи вон, только бы обезопасить существование Саске, его здоровье, пребывание на этой планете и, без сомнений, на любом другом космическом шаре. Думая об этом, Учиха прижался крепче. — Стало теплее? — мягко и тихо спросил Наруто с закрытыми глазами, наслаждаясь близостью. Саске, всем телом и разумом желая, чтобы его не отпускали эти руки, согласно промычал, а затем прохладным кончиком носа провел по загорелой шее вверх, упершись им в итоге в четкую линию челюсти. Подняв веки, он встретился глазами с выглядывающей из-за золотых ресниц лазурью, в которой отголоском сияли блики от огня. Красиво. Словно закатное небо солнечного и очень-очень теплого дня. Чуть отклонив голову назад, Саске сказал с полуулыбкой: — Заморозить тебя? Не дождавшись ответа, он вытащил зажатую между телами руку и нырнул ею под чужую толстовку. Узумаки вздрогнул, ощутив, как прохладная ладонь двинулась от живота к ребрам. Внутри на мгновение все замерло, а после, вместе с выдохом через нос, с волнением забилось сердце. От места соприкосновения разбежались мурашки, и Наруто с легкой усталостью в голосе сказал: — Не выйдет. Чтобы меня заморозить, должен как минимум начаться дождь. И вдруг небо озарила вспышка, спустя несколько секунд вдалеке прогремел гром, а под одежду Наруто забрался холодный порыв ветра. — У тебя поганый рот, усуратонкачи, — рассмеялся Саске, вновь закрыв глаза и спрятав лицо в вороте зеленой толстовки. Спешно собирать вещи и бежать домой не хотелось, покинув тем самым уютные объятия. Удобно устроив руку на теплом боку Наруто и прижавшись крепче, Саске разомлел окончательно, потому даже моргание казалось слишком энергозатратным действием, и перспектива ехать около шести километров становилась настоящим испытанием. — Гроза далеко. Думаю, пройдет мимо, — вздохнул Узумаки и прижался щекой к черным прядям, выглянувшим из-под сползшего капюшона. — Не с твоим языком, — буркнул в шейно-плечевой изгиб Учиха, затрагивая губами кожу. Саске не прогадал, и все пошло наперекор словам Наруто. Гром стремительно догонял вспышки, и только когда упавшие на них ледяные капли заставили вздрогнуть, желание игнорировать буйство природы отпало. — Надо тушить костер и возвращаться в город, — недовольно пробурчал Наруто и, посильнее прижав Учиху, в следующее мгновение принял сидячее положение. С неудовольствием он ощутил, как выскользнула из-под одежды согревшаяся ладонь, как некомфортно стало без возможности утыкаться в макушку Саске и ощущать тонкий аромат его шампуня, основным компонентом которого являлась то ли клубника, то ли персик… Учиха поднялся следом, вздохнув как-то обреченно. От холода по его спине пробежались мурашки, отчего он съежился. Нужно было собраться, чтобы успеть хотя бы протащиться через поле, не промокнув до нитки. Время побежало стремительно. Наруто, шаманя над костром, торопился, а дождь между тем все накрапывал, понемногу набирая силу и создавая приятный шум ударов множества капель о листву и траву, камни и стволы деревьев. Одежда пока что сохраняла относительную сухость, потому Саске не психовал, терпеливо смотря, как старательно Наруто заметает следы недавнего горения веток, попутно с этим еще на раз заливая все водой из бутылки и при этом убеждая Учиху, что так ему будет намного спокойнее, ведь полагаться на дождь не стоит. Когда прогремело наиболее сурово, они отправились в путь. Тащить велик пришлось Наруто, потому что закутанный в плед Саске, словно наказанный, топал позади, прижимал к себе рюкзак и никаким образом не хотел участвовать в этом занятии, грея мечту, что скоро согреется сам. Ноги делали свое дело, и поле наконец оказалось пересеченным. Учиха по-прежнему тащился где-то сзади, кажется, засыпая на ходу, в то время как Наруто резво перемахнул ногу через велосипед и, обернувшись, крикнул: — Давай скорее! Саске, подняв голову и всмотревшись в затуманенный силуэт Узумаки, невольно вздрогнул. Глаза Наруто сияли даже в темноте. В груди кольнуло. А затем прямо на кончик носа грохнулась капля, и Саске отмер. В сторону Наруто он сделал несколько крупных шагов. Устроившись позади Узумаки и прижавшись к его мокрой спине лицом, Учиха устало сказал: — Поехали. Сказав какую-то глупость, Наруто тронулся с места. И застрявшая в сердце колючка напомнила о себе вновь.