Прощение

Утыкаюсь лицом в подушку и молюсь, чтобы поскорее закончился этот день. Но он длится для меня мучительную одинокую вечность, в которой я задыхаюсь каждый раз, когда остаюсь одна. В такие дни я начинаю ценить своё дело ещё больше. Мне легче справляться с этим убитой, уставшей, но поющей, измотанной до отказа конечностей, не думающей, что кроме кошки, которую даже кормлю не я, меня никто не ждёт. Отдых, своего рода пытка, кто-то ценит его на вес золота, а я хочу повеситься или утонуть в тонне работы. Несправедливо, эгоистично, но честно, потому что приходить в родной дом, где близкие спрашивают «как прошёл день?» или «что нового?», куда лучше чем погибать в четырёх стенах под сводящий с ума тик часов. Вроде пару дней, я набираю силы, нахожу гармонию, и вообще всегда жалуюсь Орлову, чтобы выделил мне как можно больше дней заслуженного отдыха, чтобы хотя бы выспаться, но сейчас для меня это невыносимо. Мама не может приехать из-за работы, сын прилетает только через две недели. Я так по нему скучаю, до боли в сердце скучаю и вечерних разговоров по телефону чертовски мало, чтобы заполнить убивающую пустоту. Неправильно думать, что я зря отправила учиться Веню в другую страну, я знаю ему там нравится, помню, с каким энтузиазмом он рассказывает мне каждый раз, как узнал что-то новое или как познакомился с новыми друзьями. И так хотел Женя, а для меня это важнее чем закон. Он знал, как лучше сыну и в очередной раз оказался прав. Но мне так тяжело. Ужасно терпеть долгую разлуку, ужасно осознавать, что самый близкий человек в сотнях тысяч километров от меня. И мне так хочется бросит всё, наплевать на сорванные планы и нотации Орлова, сорваться, улететь и пробыть вместе хотя бы вечность. Но есть люди, которым я нужна здесь и они в прямом смысле сдерживают меня. Но ничего лучше, чем позвонить сыну сейчас я не вижу, услышать родной голос и хоть немного успокоиться. И я набираю знакомые цифры и жду, очень долго жду, пока последние надежды не догорают вместе с моим измученным нутром. Он не берёт трубку. Он впервые не ответил на мой звонок. Звоню ещё раз и молю бога, пожалуйста, я должна услышать его, пусть ответит. Но всё напрасно. Кроме громких гудков и тишины, я не слышу ничего. Рой неоднозначных мыслей вместе со слезами накрывают меня бешеной волной. Почему не отвечает? Возможно он занят, учится, а я как всегда, глупая, звоню и мешаю ему. А может телефон где-то оставил. Или он не хочет со мной разговаривать? Разве он может не хотеть? Или с ним что-то случилось? Тревога, с дрожью во всём теле мешаются и не дают привести мысли в порядок. Я ведь не переживу, если с ним что-то случится. Я не смогу. Но он по-прежнему не берёт трубку. Истерика душит всё тело, а слёзы рвутся сами, неудержимым потоком и я закрываю рот руками, сжимаю с бешеной силой и глушу громкие всхлипы. Закусываю кожу и не могу перевести дыхание в норму, становится только хуже, и внутренняя тряска превращается в физическую. Бесконечные рыдания окончательно перекрывают мне воздух и я начинаю задыхаться. Лёгкие сдавлены и кроме страха и паники, заполнявших всю меня и кажется даже больше, не чувствую ничего. Слышу уведомление на телефоне, мигом подрываюсь и молю бога только об одном, но это всего лишь Орлов, чёрт бы его побрал, напоминает, что завтра нужно ехать раньше в студию. Проклинаю его, всех, и просто хочу провалиться сквозь землю. Веня же позвонит, да? С ним всё хорошо, эта же я конченная дура накрутила себя, а он просто учиться и поставил телефон на беззвучный. Хотелось бы верить. Но легче не становится и горечь никуда не уходит. Не уходит ещё с тех долбанных съёмок. Думала ли я обо всём? Конечно думала. Каждыми днями сидела и пыталась понять, как всё стало настолько плохо. Как Дан мог говорить такие вещи? Почему вообще говорил? Я же его знаю, по крайней мере думала, что знаю. Сейчас я кажется и себя не знаю. Только ненавижу. Ненавижу, что начала, ненавижу, что продолжала. Виновата только я. Тупая, безмозглая идиотка. Каждый раз жалела, но наступала на одни и те же грабли, заставила человека чувствовать. Я даже боюсь думать о том, что он чувствует, я даже не могу представить, как ко мне, ужасной, глупой и холодной можно что-то испытывать. Но он понял это слишком поздно и виновата в этом тоже я. И мне стыдно из-за своих реакций, которые он моментально считывал. Это была не ревность, по крайней мере я хочу в это верить. Я не могу ревновать, потому что к нему у меня нет ничего, кроме жалости. Просто я снова глупо поступила, а он взял и распрощался с близким человеком, ради меня. Но я не стою того. Это он тоже понял слишком поздно. И наверное хорошо, что всё так закончилось, он ненавидит меня, я тоже себя ненавижу и теперь я лежу одна, в гордом одиночестве и не знаю, что делать. Это просто тяжело, знать, что люди вокруг тебя только страдают. Тяжело осознавать, что ты и есть виновница этих страданий. Лежу и втыкаю в знакомые цифры, жду какой-то знак с выше, на что-то решаюсь и ещё не понимаю, что это послужит началом нашего нового конца. В итоге всё равно решаюсь на необъяснимую глупость и нажимаю на злосчастный номер, совершенно не думая о чём с ним говорить и стоит ли вообще. Наконец успокаиваюсь, понимаю, что всё это чушь собачья, собираюсь сбросить вызов и вообще кинуть его чертов номер телефона в черный список, забыть этого человека и жить дальше своей серой жизнью, но вот незадача, он берёт трубку. Глаза моментально округляются, давление подскакивает и волноваться я начинаю как школьница. Чёрт, я же совершенно не знаю о чём с ним говорить. — Алло? — знакомый бархатный голос раздаётся по ту сторону, и я совершенно впадаю в ступор. Честно, его голос действительно работает безотказно, на всех и я чёрт возьми не стала исключением. Мне сложно выдавить даже слово. Дышу в трубку, пока в голову совершенно ничего не приходит. — Блять, Кароль, ты думаешь у меня есть время слушать твоё молчание? — Привет. — быстро вытираю слёзы, просто не могу позволить ему услышать мою слабость. Выдаю на одном дыхании и уже совершенно теряю связь с реальностью. — Что нужно? — слышу через динамик телефона его раздражённый интонации, потому что кроме злобы и неприязни, ко мне он испытывать ничего больше не может. И я это заслужила, но с каждой минутой этот день становится всё хуже и у меня начинает ехать крыша от обезумевшего одиночества. Кажется стены начали двигаться, сокращать расстояние между собой и сдавят меня своей ужасающей силой. — Дан, ты можешь приехать? — совершенно отчаянно произношу, и кажется окончательно теряюсь. Это точно не я. Это говорит кто-то за меня. Кто-то такой же убитый одиночеством втаптывает меня в землю и закапывает любые упоминания о самоконтроле. Или разум кричит мне, что если я не увижу кого-то рядом, точно потеряю рассудок. — Издеваешься? — Нам нужно встретиться. — для чего и зачем остаётся загадкой. Но похоже я окончательно потонула в тревоге и беспокойстве. В страхе, что могу остаться одна, но прошу приехать того, кого мне видеть категорически не следует. — Ты вообще в своём уме? Кому нам? — правильно. Нам точно не нужно. Но он единственный, кто сейчас в состоянии это озвучить. — Так ты приедешь? — моим телом будто управляет тот, кто хочет меня уничтожить. Сравнять с землёй и отомстить за все грехи, что я совершила. Я не могу дать этому другое объяснение. Разве я могу говорить одно, а думать совершенно о другом? — Через час у тебя. — секунда и я слышу гудки. Чёрт. Нет. Только не здесь. Я помню чем закончился его последний приезд. Помню, как потом грызла себя изнутри, как мучилась и страдала. Я стала уязвима даже в собственном доме, в месте, где казалось, что я под полной защитой, в своей зоне комфорта, но мне удалось и это разрушить. Зачем я блять вообще ему позвонила? Какого черта ляпнула, что нужно встретиться? Какая нахер встреча, у нас это всегда заканчивалось одинаково. Я совершенно потеряла над собой контроль, всё, что я не хочу озвучивать, теперь льётся из меня огромным потоком дерьма. И мне страшно. Я боюсь его. Боюсь смотреть в его глаза. Боюсь произнести даже слово. Всегда реагирую на него либо какой-то дерзостью, либо беспомощностью, и даже не знаю, что из этого хуже. Потому что его не останавливает ничего, наоборот только заводит. С его приходом исчезли все привычные приёмы, вообще исчезло всё, что я много лет выстраивала из руин. И вместо того, чтобы поставить твёрдую точку, он наверное уже едет сюда. Господи, да мне всё это нахрен не нужно. Прямо сейчас позвоню Дану, пошлю на хуй и забуду как страшный сон. Что я и делаю, но этот кретин не берёт трубку. Да что за издевательство? Почему сегодня все меня игнорируют? Это блять какой-то флешмоб, не отвечать на мои звонки? И вот сейчас по-настоящему стало страшно. Назад пути нет, по моей же глупости, снова. Все надежды растворились с пятым пропущенным звонком. Дрожь окутывает всё тело, кровь закипает в жилах и последние мосты разваливаются с каждым его преодоленным километром. Я чувствую его приближение, вижу нахальную улыбку, предвещаю снова что-то неисправимое. Я просто молюсь отделаться битой посудой, громким скандалом и увечьями на теле, лишь бы только это было в последний раз. Лишь бы мы больше не сходились снова. И так минута за минутой, я сжираю себя изнутри, готовлю к самому страшному и не замечаю как пальцы начинают дрожать, тело мёрзнуть, а разум сходить с ума. Тревожно и волнительно, я не хочу его видеть, но сама попросила приехать. Хочу раскроить свой череп об стену, потому что раньше так тупо я не поступала. Слышу, как кто-то поднимается по лестнице и настораживаюсь. Без моего ведома в дом никто не может попасть, либо я действительно поехала крышей и мне мерещится всякая хрень. Но дверная ручка опускается и я постепенно разглядываю высокую тень, которая с каждой секундой становится всё больше, подтверждая мои пугающие догадки. Похоже я и правда сплю. Но не может же всё это быть явью. Почему мой самый страшный сон, разворачивается прямо здесь, в моём доме? Вижу Дана и подрываюсь с постели, пока озадаченность и потрясение выдают мои широкие зрачки. — Как ты попал в дом? — громко возмущаюсь и со страхом осознаю его превосходство. Теперь он умудрился спокойно попасть в мой дом, не оповестив об этом меня. — Твоя домработница открыла, сказала, что приехала по какому-то делу, но увидела меня и уехала. — пока уничтожала себя изнутри, совсем забыла про домашние дела. Чёрт. И теперь Дан стоит здесь, нагло опирается об стену и одаривает меня оценивающим взглядом, когда о его нежеланном появление знаю не только я. И какого хрена он так спокоен? — Что? Тебя никто не должен здесь видеть! — волнуюсь, потому что знаю, что даже своему персоналу не могу доверять. Знаю их языки, знаю, как все любят обсуждать то, что творится в моей постели. Но его кажется это совершенно не волнует. Стоит и освещает всё своим пофигизмом. — Ну прости. — расслабленно и наплевательски. Ему уже окончательно по барабану на то, что я чувствую, на то, что мне важно, чего я опасаюсь. Этого и следовало ожидать. Вместо конфетно-букетного периода, мы ебали друг другу мозги и превратили наши дружеские отношения в отчаянный трах двух конченных психопатов. — Так что хотела? — Ну ты же хотел поговорить, давай говори. — складываю руки на груди под его саркастический смешок. Отвечаю на его хамство хамством, окончательно превращая этот ненужный разговор в новую стадию нашей взаимной ненависти. — Мне больше не о чем с тобой разговаривать. — произносит надменно, засунув руки в карманы, и приняв максимально комфортную позу, чтобы втаптывать меня в землю. Но я ему не верю. Что тогда всё это было? Его вечные «нам нужно поговорить» или «мы ничего не решим, потому что ты не хочешь разговаривать». Так вот, я здесь, перед тобой. Говори. Скажи всё, что обо мне думаешь. А если нечего, так какого чёрта ты здесь делаешь? — Тогда зачем приехал? — молчит и прожигает взглядом так, что мне становится не по себе. О чем-то размышляет, крутит фразу на языке, но в итоге просто пожимает плечами. Ну раз молчит, то я начну. — Тогда на съёмках, ты сказал.. — Я помню, что я сказал. — перебивает меня на полуслове. Точно знаю, он не хочет поднимать эту тему. Но мне абсолютно всё равно, что он там не хочет. — Я всё также считаю, что ты поступил нечестно. — на самом деле плевать мне, как он с ней поступил, меня больше волнует, что сделал это он ради меня. — А может я сам решу, как мне поступать? Я уже понял, что поступил неправильно, понял сразу же и жалею. — Я в любом случае, вы отличный дуэт и прекрасная пара. Надеюсь в будущем у вас всё сложится удачно. — нагло вру и не понимаю зачем. По крайней мере так даже лучше. Лучше, чем он будет думать, что мне приятны его выходки. Мне похуй кого он трахает, похуй, что отказывается от этого ради меня. — Господи, Тина, перестань. — смотрит, всем видом показывая своё несогласие и поднимается со стены. — Уверен, она даже разговаривать со мной не станет, да мне это и не нужно. — Почему? — Ты действительно не понимаешь? — делает несколько шагов в мою сторону и я машинально двигаюсь назад, врезаясь в кровать, пока он не останавливает наступление и смотрит так, что мне хочется провалиться под землю. Нас разделяют каких-то жалких тридцать сантиметров, пока внутри меня уже вовсю полыхают волнение и страх. — Потому что я.. — Не нужно. Не говори. — перебиваю и мой голос выдаёт каждую интонацию тревоги. Я боюсь слышать его слова, я боюсь услышать то, что мы уже не сможем исправить. И зачем-то так проницательно смотрит в мои глаза, будто надеясь увидеть мою суть и кажется ему это удаётся. Уверенность и удовлетворение выдаёт его довольное личико. Окончательно теряюсь, когда он двигается всё ближе, разрушает последние границы и мои надежды. Наклоняется к моему лицу и я кладу ладони ему на грудь, пытаюсь оттолкнуть, но он обхватывает руками мою спину и резко прижимает к себе, окончательно уничтожив расстояние. Боюсь поднять взгляд и встретиться с его черными безумными зрачками. Мои руки до сих пор напряжены в попытках отстранить его, но Дан держит меня настолько крепко, мёртвой хваткой, что кажется я попала в капкан из которого уже никогда выберусь. Поднимаю голову, трясусь и смотрю с мольбой, прошу остановится и не совершать неисправимое. Он понимает всё, считывает мой взгляд моментально, но совершенно не хочет принимать то, что в него вложено. Собственнически и без предупреждения, захватывает своими губами мои так настойчиво, что я пошатываюсь. Кажется земля уходит из под ног, когда он углубляет поцелуй и вжимает моё тело в своё так, словно пытается сделать нас одним целым. Размыкает мои губы и впускает язык, так жадно и горячо, что я действительно начинаю терять рассудок. Осознание бьёт с болью по вискам: мы снова это делаем. Но почему-то до меня доходит это слишком поздно, слишком долго, так, что я не замечаю, как он стягивает с меня кофту, оставляя до пояса полностью обнаженной. Вжимает в себя крепко и укладывает на кровать, а я просто ничего не могу сделать. Не могу возразить, не могу оттолкнуть, будто пьянею и теряю голову. Окончательно и бесповоротно…. Вдавливает меня в холодные простыни, нависает сверху и смотрит, смотрит, с м о т р и т. Слишком голодно, слишком зверски, лишая меня любых сопротивлений. Опускается, проводит кончиком носа вдоль моей шеи, вдыхая аромат так, словно заполняет им все возможные клетки себя, провоцируя мой судорожный вздох. Накрывает мои губы своими слишком требовательно и повелительно, так, что я теряю очертания всего и окончательно падаю в бездну, снова. Не в силах больше упорствовать. Целует так глубоко и мокро, сжимая мою шею, вспоминая поэтапно всю меня. В последний раз наша близость была кажется около месяца назад, в этом же месте, я даже успела забыть его тело, вероятно как и он моё. И теперь он набрасывается на меня как животное, словно на что-то своё, воскрешая обрывки памяти, лишая меня воздуха. Беспрерывно и жадно исследует языком мой рот, так, что неконтролируемый стон вырывается из меня слишком громко. Опускается к шее, жадно целует, прикусывает пульсирующую венку и я вскрикиваю от ощутимой боли. Дан не может оторваться от меня ни на мгновение, зацеловывает каждую родинку, каждый сантиметр до которого может добраться и делает это так собственнически и глубоко, что я вздрагиваю от каждого контакта. Тянется всё ниже, захватывает грудь и меня пробирает дрожью от головы до пяток. Сжимает, прикусывает сосок, оттягивает и по мне проходится рой электрических разрядов. Делает всё настолько своенравно, словно каждым прикосновением безмолвно диктует мне, чего хочет и что я в его игре не имею права на какие-либо возражения. Всё ниже и ниже, его губы исследуют моё тело, и когда он жадно и с остервенением целует меня в низ живота, тугой узел возбуждения затягивается так болезненно, что кажется я взорвусь от контраста ощущений. Громко выдыхаю и чувствую его прожигающий взгляд, он в прямом смысле заставляет меня на него посмотреть и я смотрю, вижу его горящие возбужденные зрачки и тяжело сглатываю, осознавая своё очередное поражение. Поднимается и садится между моих ног, смотрит сверху вниз и клянусь, так встревоженно и одновременно взвинченно, я себя никогда не чувствовала. Дан ловко хватает край моих шорт и медленно стягивает их вместе с трусиками, расправляется со своими брюками и всё продолжает прожигать меня до ужаса голодным, суровым, но чёрт возьми серьёзным взглядом, и по мне пробегается режущий рой мурашек, спровоцированный страхом. Опускается к правой ноге и ведёт мокрую дорожку всё выше и выше, застыв у внутренней стороны бедра. Замираю, когда он до дрожи чувственно целует, всё напористее и так вожделенно, что кажется я забываю как дышать. Всё выше и выше, мучая меня всё сильнее, пока под пеленой удовольствия и похоти я не начинаю понимать, что он хочет сделать. Свожу ноги и наконец нахожу в себе контроль, но он резко хватает меня за бёдра, придвигает к себе и сковывает так, что я лишаюсь способности пошевелиться. Смотрит, будто предупреждая, и я начинаю ощущать опасность. Снова целует и из меня вылетает громкий стон. Как бы я себя не контролировала, у него всё равно получается вызывать мои реакции. Накрывает губами клитор и из меня летит что-то нечленораздельное. Чувствую всё: наслаждение, тревогу, дичайшее возбуждение и бесконечное сожаление. Прямо сейчас хочу всё это остановить, но ничего не могу поделать. Адекватные мысли словно улетают с каждым его грубым движением. Без устали ласкает, касаясь каждого чувствительного миллиметра, и я, с трудом смирившись, хватаюсь за белую простынь и сжимаю так, что у меня белеют костяшки. Запрокидываю голову назад, с трудом дышу и вздрагиваю, когда он проникает в меня. Его неугомонной язык творит неописуемые вещи, пока в голове у меня каша из непринятия и обиды на себя. Я снова сдалась, не оттолкнула и не поставила точку. Я в очередной раз ввязалась и не имею понятия, как это остановить. Из уст вырывается протяженный стон, потому что он касается так, словно выучил все мои самые чувствительные точки. Понимаю, что больше не могу держаться, тело напряжено и предвещает разрядку, но Дан резко останавливается. Тяжело выдыхаю и поднимаю на него измученный взгляд, но стоит мне только посмотреть, он со всей скорости влетает в мои губы с остервенением и я чувствую на них собственный вкус. Горю в разврате и стыде, но не могу произнести ни звука, он углубляет поцелуй, проводит языком по нёбу и я хнычу прямо ему в рот. Хватает мои руки, заводит над головой и сжимает так сильно, что я ощущаю острую боль. Сдавливает мои запястья одной ладонью, а второй захватывает шею и впивается в мои губы неистово, отчаянно и мокро. Одним грубым толчком уничтожает последние границы. Входит резко, до основания, заполняя собой всю меня и я протяженно кричу прямо в его рот. Меня пробирает миллионами разрядов, электрические импульсы огибают всё тело и сосредотачиваются в центре нервных окончаний, внутри будто взрываются снаряды и проходятся волнами по каждой существующей клетке. Дан впивается рукой в мою талию, пока мои скованны над головой, делает меня абсолютно обездвиженной, доказывая своё величие с каждым жёстким толчком. Выпускает мои губы и жадно целует в грудь, пока мои неконтролируемые стоны сгущают воздух над нами. Не успеваю ни за собой, ни за ним, стоит мне привыкнуть к его губам на груди, он уже целует мои ключицы. От контраста ощущений кружится голова, он трахает меня грубо, жестоко, и до боли стискивает руки над головой, но мне необъяснимо хорошо. Чувствую обжигающие дыхание на своей шее и запрокидываю голову назад, горячие губы появляются незамедлительно, оставляя огромный засос на распаренной коже. Наконец-то Дан выпускает мои руки и я хватаюсь за широкие плечи моментально, потому что если сейчас не найду точку опоры, потеряю сознание. Сжимает моё тело, вдавливает в кровать и мы мешаем потяжелевший кислород. Кричу, не в силах сдерживаться из-за резких движений в себе, сквозь пелену кажется слышу стоны Дана в перемешку с затомившимся рычанием. Он трахает меня как в последний, срывается на жестокость, запоминает всю меня. Хватаюсь за мускулистую спину крепче, когда Дан начинает двигаться быстрее, втрахивается ожесточенно и очень глубоко. Внутри всё сводит, мышцы скручивает, я чувствую томящее напряжение внутри и кончаю. Взрываюсь неожиданно, по телу разливается приятное тепло, а в глазах вспыхивают миллионы звёзд и я жмурюсь. Оргазм накрывает меня, снося здравый смысл, теряю связь с реальностью, окончательно забываясь. Мышцы напряжены и я трясусь в исступлении. Дрожь холодком пробирает всё тело, вызывая мурашки. Дёргаюсь и впиваюсь ногтями в спину Дана. Он считывает меня моментально, крепко обнимает и вдалбливает в кровать всё сильнее. Прихожусь в экстазе, пока он снова заставляет меня чувствовать и взрывается следом за мной. Тяжело дышит, утыкаясь в мои волосы, приходит в себя и ложится рядом, но мне прийти в чувства становится гораздо сложнее. Привожу дыхание в норму и перевариваю всё произошедшее. За окном уже темно и холодный апрельский ветер просачивается, застовляя поёжиться. Натягиваю на продрогшее тело одеяло, пока Дан кладёт руку и крепко прижимает к себе. Целует в висок, что-то шепчет, но я не могу разобраться ни слова. Меня будто бьют по голове и беспощадное осознание реальности приходит, оставляя только неприятный осадок. Злость и неприязнь заполняют собой всё, затмив все возможные чувства. Меня начинает тошнить, тошнить от самой себя, от собственной слабости, от собственной никчемности. Меня раздражает, что стоит ему появится и контроль над собой будто испаряется. Я больше не хочу этого. Я хочу всё закончить. — Дан. — тихо шепчу, он трётся носом о мой висок и меня начинает мутить. Мне срочно нужно оказаться одной, плевать, что сегодня я изнывала от убивающего одиночества, мне срочно нужно перестать находится под его гребанными руками. — Угу? — Тебе нужно уйти. — сажусь на кровать, натягивая на голую грудь одеяло и произношу слишком безразлично. Мне похер уже на всё, кроме тошноты, я не чувствую ничего. — Что? — Уйди. — садится рядом, размыкает губы, хочет что-то сказать, но разочарованные уста не произносят ни звука. Резко подрывается, хватая свою рубашку. Вижу во мраке его разъяренные зрачки, вижу как умиротворение резко меняется на злость. Натягивает брюки, смеясь и качая головой. — А чего я мог ожидать? — произносит сквозь истерический смех и продолжает одеваться. Смотрит на меня и, не дожидаясь никакой моей реакции, бьёт кулаком со всей силы в стену и я вздрагиваю, испуганно жмурясь. — Это просто пиздец, Тина! — Прости. — Засунь свои извинения знаешь куда? Я ехал к тебе, бросив все планы, просто потому что ты попросила. Мне слишком паршиво от его слов. Паршиво осознавать, что всё снова разрушено по моей вине. Я ведь чёрт возьми даже не знаю, зачем ему позвонила. Единственное, что знаю, он не заслужил такого отношения к себе. — Может скажешь что-нибудь? — противное молчание затягивается, пока я глазами сверлю дырку на его лице. Но я сука не понимаю, что он хочет от меня услышать? Если от горькой правды меня выворачивает наизнанку, то что будет с ним? — Я не просила тебя набрасываться на меня. — Серьёзно? — зрачки округляются, выдавая неприкрытый шок, и я слышу горький смешок. — Разве ты была против? Или это не ты выстанывала моё имя и не кончала только что как сумасшедшая? — слова, вызывающие у меня дикое отвращение к нам обоим. Мне снова приходится пожинать плоды нашей очередной фатальной ошибки. Я просто не хочу его видеть. Хочу промотать время вспять и не подписывать грёбаный контракт на девятый сезон, чтобы не знакомиться с этим человеком. — Пошёл вон отсюда! — Ты бесчувственная стерва, Кароль. Я хочу чтобы ты знала, как сильно я тебя ненавижу. — уходит и хлопает дверью, провоцируя мою истерику. Заливаюсь слезами моментально, стоит ему покинуть комнату. Беспрерывный поток солёной влаги безжалостно душит меня, до боли режет красные щёки, наказывает за все грехи. Бьюсь в припадке и не могу найти в себе ресурсы, чтобы хотя бы вздохнуть. Сжимаю кулаки, до крови раздирая кожу ногтями, но ни черта не помогает прийти в чувства, физическая боль ничто по сравнению с тем, что мне приходится сейчас испытывать. На не слушающих ногах еле доползаю до окна, смотрю и выискиваю глазами его, пока не слышу телефонный звонок. Сквозь пелену еле разбираю, кто мне звонит и дыхание перехватывает ежесекундно, когда я вижу знакомый контакт. Задыхаюсь, схватившись за грудную клетку, еле стою, не могу впустить в жаждущее тело ни капли кислорода. Трясущимися пальцами смахиваю зелёную кнопку и подношу телефон к уху. — Мама. — любимый родной голос действует на меня незамедлительно, и слабая улыбка на мокром лице растягивается слишком криво. Смахиваю слёзы, стараюсь найти в себе контроль и не пугать мальчика своим состоянием. — Привет, прости, что не ответил. Мы ездили в музей, нам сказали отключить телефоны, а потом я вообще про него забыл. — Ничего, милый. — сквозь неровное дыхание стараюсь как можно спокойнее произнести незамысловатые слова. Но мой мальчик слишком умный, он очень хорошо меня знает. И затянувшееся молчание заставляет насторожиться. — Мам, ты плачешь? — тихими словами провоцируют мой громкий всхлип и Веня слышит это. Закрываю рот руками, глушу истерику и машу головой. Просто молю, лишь бы всё это поскорее закончилось, но бог не хочет меня слышать и мучительная пытка продолжается. Вижу Дана, который широкими шагами уничтожает расстояние до машины. Чувствую его злость, негодование, обиду, за которые мне искренне хочется извиниться. — Нет родной, то есть.. — нахожу в себе силы и подаю голос, но все мысли мешаются и не позволяют собрать что-то членораздельное. Мне так тяжело врать своему мальчику. — Да, я… Я просто очень рада тебя слышать. — Я тоже. Мам, не плачь пожалуйста, ты же помнишь, мы скоро увидимся. — Помню. — помню, что совсем скоро смогу забыться в объятьях сына, смогу не вспоминать душераздирающую боль, но до этого безграничного счастья мне нужно ещё как-то дожить. — И мы сходим и покатаемся на аттракционах, а потом объедимся твоим любимым супер сладким мороженым. — тёплые слова вызывают мою громкую и безгранично счастливую усмешку, воспроизводя перед глазами лучшие воспоминания в моей жизни. Он всегда знает, как меня поддержать. — Объедимся. — вторю ему и расплываюсь в улыбке. И всё, что спасает теперь, это только ждать моего самого любимого мужчину на свете и представлять, какими будут наши прекрасные моменты. — Мам, помнишь ты говорила, что у вас на голосе появился новый тренер, познакомишь меня с ним? — впадаю в ступор моментально. Дан смог влезть даже в самое сокровенное, что у меня осталось и всё испортить. — А почему его все называют Дракулой? — Вень, я очень устала, давай завтра поговорим? — тру больные по вине Дана запястья, рассматривая на них виднеющиеся синяки. Уже представляю, какие новые отметины на себе я завтра найду и с каким усердием буду пытаться их скрыть. Хочу провалиться сквозь землю или хотя бы стереть из памяти этот убогий день. — Хорошо. Спокойной ночи. — Спокойной, милый. Гудки в убивающей тишине раздаются слишком громко, я обессиленно падаю на злосчастные простыни и не понимаю, как жить дальше. Почему я снова вернулась к тому, отчего старательно убегала и пряталась? Вернулась к состоянию, где кроме боли и пустоты, нет ничего. Там, где тебя не волнует, что будет завтра или через неделю. Когда ты живёшь для кого-то, но не для себя. Мне больно от того, что я не позволяю себе быть счастливой. Возможно, всё сложилось бы по-другому, не будь я загнана своими страхами и предубеждениями. Но то, что держит меня позади не даёт вдохнуть полной грудью, мне честно хочется, но я даже не пытаюсь бороться.