Прощение

Глубокие вдохи и выдохи нихуя не помогают, и я боюсь представить, что меня может ждать сегодня. Я остыл, но не до такой степени, чтобы терпеть весь день её милую мордашку. Термин змея ей отлично подходит, ведь она заползла в мою бошку так, что я даже не успел опомниться. Но родное смирение вернулось, а вместе с ним и безразличие, и привычный Дан Балан уже стоит перед зеркалом и примеряет образ на эти мучительные съёмки. Принять решение, снова вернуться в этот злосчастный павильон, далось, как не странно, с трудом. И я уже думал, что пошлю всех, откажусь при любых условиях, заплачу кучу денег и свалю наконец из этой страны, но переборол себя. Мне плевать на все обстоятельства. Когда я, из-за какой-то там бабы, бросал всё под конец? Я не собираюсь сдаваться, подставлять своих подопечных и показывать свою слабость. Сначала я бухал, как проклятый, неделю, потом вымаливал прощения у коллег и работал до отказа конечностей, совершенно позабыв о сне. Что-то создавал, сочинял, пока на обломках памяти всплывали ненавистные строчки. Готовил ребят к прямому эфиру, давал наставления. Делал всё, чтобы позабыть хладнокровную девочку. И мне это почти удалось, пока я не приехал в это гнилое место. Здесь всё о ней. Здесь все говорят о ней, здесь все восхищаются ею. Здесь просто никто ничего не знает. Никто не имеет понятия, что она скрывает за громкими словами, красивой улыбкой и сотнями масок. Такая вот она, Тина Кароль, актриса одной роли, прячущая под красной помадой своё потаённое нутро. Честно. Я ни в чём её не виню. Это я придумал сказки, это я решил, что нас что-то связывает. Я это начал. Я потянул её на дно, а в итоге утонул сам, в гордом одиночестве. И от этого только больнее. До начала двадцать минут и стремительно иду лишь бы не столкнуться с кем-то взглядами, начать бессмысленные разговоры и терпеть чьё-то общество. И все мои надежды превращаются в мусор, когда я спешу и вижу как она, под руку с палачом спускается по лестнице. Спешу мимо них, делаю вид, что не замечаю и мне практически это удаётся, пока я из-за спины не слышу женский голос. — Дан, здравствуй. — в голове уйма мыслей, продумываю что делать. Я не ожидал встретить её так рано, я не был готов. Надеялся, что мы уже у кресел мило друг другу улыбнёмся, притворимся, что рады друг друга видеть и будем строить спектакль посреди ещё одного спектакля. Уже решаюсь не останавливаться и идти куда шёл, но я не настолько жалок. — Привет. — поворачиваюсь к ней, показываю самую доброжелательную улыбку, которая имеется в моём недоактёрском арсенале. И на расстоянии наших глаз уже начинают вспыхивать искры и конечно, всевидящий Орлов это замечает. Смотрит то на неё, то на меня, озадаченно наблюдает за сценой, которая перед ним разворачивается, пока мы совершенно его не замечаем. Уже никаких лживых улыбок, мы слишком давно не виделись, и каждый обвиняет в том, что с нами стало, вспоминает тот финал, показывает свою ненависть. Всё глазами, никаких эмоций, я знаю как она дорожит своими тайнами. — Отлично выглядишь. — прерываю этот мучительный контакт, разворачиваюсь и следую к сцене. Она и вправду выглядит отлично, как всегда. И это ярко-розовое платье, режущее глаза, облегает её тело — будоражит воспоминания. Началось. И мне дико некомфортно. Удушающая атмосфера, давит меня, пока в наушник говорят быть активнее и пара голубых глаз слева, прожигает взглядом. Тяжело. И каждый раз поворачиваюсь к ней и давлю улыбку. Слишком тяжело. И по вискам с болью бьёт осознание — это только начало. Меня уже тошнит, голова кружится, мне целые съёмки придётся терпеть эту пытку. Со сцены раздаётся «Команда Дана Балана» и я молниеносно оживляюсь. Всего окутывает волнение, выступает Катя, единственный светлый человек в этой стране. Мой человек. Смотрю на неё и вверяю всю свою уверенность, улыбаюсь, стараюсь расслабить и просто молю, лишь бы она сделала всё, как хотела, лишь бы справилась. Но всё идёт неправильно, и меня начинает трясти, точно также, как и малышку на сцене. Я не понимаю, в какой момент всё пошло не так? Не так, как мы репетировали, не так, как умеет она. Всеми силами пытаюсь скрыть своё помутнение, лишь бы не давить на неё, с надеждой, что дальше будет лучше. Перевожу взгляд на Тину, она давит улыбку, имитирует восторг и симпатию. Всё ложь. Ни капли искренности. Как на зло, первой спрашивают именно её. Слова переполнены мнимым восхищением, с улыбкой доказывает всем своё хорошее отношение. Смеётся с сюжета, и больно режет каждым словом про сценарий, неужели и правда ревнует? Смотрит на меня и лукаво улыбается, но глазами стреляет горечью и она врезается в меня, раскроив душу и тело. — Я насправді хочу сказати вам, ви можливо красива пара. — добивает окончательно. Её слова всегда отдают нытьём в незаросшей ране. Она всегда старается уколоть побольнее, в самое уязвимое место. За что она поступает так со мной? Насколько я могу быть ей неприятен, чтобы она резала так, без анестезии? Я не знаю, ревность ли так задела её или желание втоптать меня в землю, но в голову бьёт лишь один выход, самый худший для меня. Я честно признаюсь в своих впечатлениях, вспоминаю нашу первую встречу. — Когда мы с тобой спели песню на этой сцене, — веду к самому тяжёлому и девочка на сцене понимает это. Глаза моментально теряют блеск, вижу как адреналин меняется на тревогу, — Я думал, дай бог, будет какой-то момент в этом шоу с тобой, чтобы это было ещё ярче. Вот этот момент наступил. — последний момент. Катя осознаёт это, поникает и теряется. А я осознаю, что предал её. Она держалась за меня, надеялась, а я уничтожил её веру. Но я не могу поступить иначе. Звезда вспыхнула здесь и догорела. Наконец наступает перерыв на рекламу и я могу выдохнуть, не боясь сделать что-то не то на камеру, и наплевав на ещё сотни глаз в зрительном зале. Смотрю на Тину, с интересом изучающую своё платье и двигаюсь к ней. Не могу больше молчать, в нашем случае это всегда заканчивается плохо. — Ну и что это было? — девочка поднимает на меня взгляд и озадаченно смотрит. — Что именно? — делает вид, что находится в замешательстве. Она блять действительно верит, что я так и не научился распознавать её игру? Пусть оставит это для камеры. — Ты ревнуешь? — выдаю быстро, без прелюдий. Не вижу смысла тянуть. Все сказанные ею слова, выдали её с потрохами. — Я? Тебя? — громко и удивлённо усмехается, будто её действительно это рассмешило. Но мы оба знаем правду и никакие актерские способности её не спасут. — Ты. Меня. — утверждаю, и смотрю на неё с такой твердостью и серьезностью, что Тина тяжело сглатывает. — Мне казалось мы уже всё решили. — я просто задыхаюсь в непонимании. Решили? Я не знаю, как она живёт в этом мире, если под словом решили она ставит нашу ситуацию. — Ничего мы не решили. И не решим, потому что ты не хочешь разговаривать. Тебе интересно только трахаться, а то, что чувствую я, тебе совершенно наплевать. — улыбка с женского лица стирается моментально, смотрит с обидой, пока я растаптываю все надежды на благополучные съёмки. — Ты просто пользовалась мной. — Я не пользовалась тобой. — качает головой и смотри так, что я почти ей верю. Мне правда хочется верить, но я не понимаю её действий. — Пользовалась. — твёрдо повторяю, с болью указываю на её беззаконие по отношению ко мне, пока она выискивает свидетелей нашего личного разговора. Бегает глазами по окружающим, пока я без стеснения говорю о том, что лучше бы никому не слышать. — Дан, мне кажется это не лучшее место для разговора. — Для тебя нигде не лучшее, твой удел только бегать от меня. Если тебя интересует только секс, окей, в пятницу вечером я свободен. — сжимает руки в кулаки, сдерживает себя, чтобы не одарить меня звонкой пощечиной при сотне любопытных глаз. Её убийственный взгляд в меня прерывает оповещение о выходе в эфир и мы снова возвращаемся в роль добрых коллег. Мне уже совершенно наплевать на то, что происходит, нудное шоу тянется минута за минутой, пока я сверлю Тину глазами. Такая красивая, не отводит взгляд от сцены, но знает что я смотрю. Обиделась. — Тина, — шёпотом зову её но она продолжает игнорировать, — Ну Тина. — и когда камеры перестают нас ловить, так и не повернув на меня голову, показывает средний палец. Досадно вздыхаю и откидываюсь на спинку кресла. Хотел ли я задеть её своими слова? Честно, хотел. Хотел ткнуть пальцем и показать, всю никчемность её поведения, наконец, хотел сказать, как мне плохо, но в итоге всё равно остался виноватым. И рыться в глубине своих болезненных размышлений и продолжаю, пока не слышу, что мне пора выбирать. Но выбор уже сделан. Ни в чью пользу. Сейчас понимаю, что вряд ли сделаю кому-то лучше, только испорчу всё окончательно. Я ведь последний дурак, знаю, что Тине совершенно наплевать, но всё равно отчаянно верю, что это уничтожит все преграды между нами. Мои слова похожи на бредовую кашу и вряд ли кто-то в зале понимает меня, но продолжаю нести немыслимую чушь, лишь бы оттянуть ужасающий приговор. И пара голубых глаз в кресле прожигают всего меня, а их хозяйка догадывается к чему я веду и неодобряюще качает головой. Пока такие же голубые справа прожигают и молят о пощаде. Две мои точки невозврата, две главные причины моих переживаний, сейчас, здесь, вместе, перекрывают мне воздух. И почему-то я ставлю против своей выгоды, иду ва-банк, заранее зная, что останусь ни с чем. Поступаю вопреки здравому смыслу, морали, уважению к себе. Вот что она со мной сделала. И веду к самому тяжёлому. Тина смотрит со страхом, перестаёт понимать мои мотивы, пока я не называю её по имени. Имя той самой беззаботной девочки, спящей в моей кровати, в самое ужасное для нас утро. В меня летит испуганный взгляд под маской недоулыбки, которую она с трудом давит через осознание ситуации. Машет головой и просит так не поступать, безмолвно кричит, что я не имею на это право. Я знаю, но я не могу по-другому из-за тебя. А моя подопечная, судьба которой в моих руках, трясётся кажется пуще прежнего, кусает губу и предвещает свой финал, уже из-за меня. Она не ожидала такого, она не заслужила такого, она просила и надеялась. Она была моим пледом в холодные дни, была моей поддержкой, когда казалось, что всё потеряно. Я помню нашу зиму, я помню нашу связь. Тогда, когда близость была для меня лишь минутной слабостью, глупым развлечением наставника и участника. А ей казалось, что мы были бы отличной парой, отличным дуэтом, а я лишь смеялся, но всё равно признавал её самой особенной. Сейчас это не так. И я почувствовал себя на её месте, теперь это я уже минутная слабость для народной артистки. И дышать становится тяжелее, пока я тяну эфирное время, под недовольство Горбунова. Но я перестаю контролировать свои эмоции и слова, они вылетают сами, и врезаются в тех, кто понимает к чему я веду. Я называю не её имя. И земля падает из под ног. Не из под моих, из под ног уже чужой Кати. Чужой, потому что не простит, больше не доверится, будет проклинать и ненавидеть. Пусто глядит на меня, потом на Тину. Всё знает, всё прекрасно понимает. Все в этом зале мешают шок с негодованием, никто не ожидал, и я сам от себя не ожидал, пока не столкнулся с выбором. Пришёл час выбирать. И выбрал я неправильно. И теперь жалею. Ведь ничего от этого не изменится, и никакая Тина Кароль не скажет спасибо. Я просто снова потерял близкого человека. — Прости. — шепчу на ухо и сильнее прижимаю Катю. Я просто хочу извиниться, хочу чтобы поняла и не держала зла. Она не произносит ни звука, стоит и терпит мои касания, мой голос. Это были наши последние объятия. Спускаюсь со сцены, смотрю на Тину. Её взгляд потерян, она не знает что сказать, а мне и не нужно ничего говорить. Никто не трогает меня до завершения съёмок, камера ловит лишь моё поникшее лицо. Никакого шоу, никакого сценарий, ничего вы больше не получите от меня. Я бросаюсь сразу же к месту своего временного спокойствия. Там, где нет вечного шума, осуждающих взглядов и её противного запаха. Мне так плохо и тяжело, что я готов попрощаться с жизнью прямо сейчас. Лечу по злосчастной лестнице, выискиваю глазами долгожданную гримёрку, пока за спиной не раздаётся женский голос, снова. — Дан! — да за что бог меня так наказывает? Почему она? Почему сейчас? Когда я умолял сказать мне хоть слово, она посылала меня и закрывалась на сотни, на тысячи замков, а сейчас, когда терпеть её общество для меня невыносимо и хочется провалиться под землю, она с наглостью выкрикивает моё имя. — Что? — медленно разворачиваюсь и силюсь не сказать что-нибудь гадкое. Внутри зарождаются ураганы, я уже не знаю как себя контролировать и всё о чём я мечтаю, наконец остаться в одиночестве. Разве я так много прошу? — То, что ты сделал, — тянет, подбирает слова, пока моя бровь самопроизвольно выгибается, и лицо выдает неприкрытое замешательство. — Не нужно было это делать ради меня. — что? Блять, она действительно это сказала? Я больше чем в шоке, в бешенстве, я захлебываюсь в отчаянии и божьей несправедливости. Что я сделал не так в этой жизни, почему такая невыносимая пытка? Я думал этот день уже ничем не испортить, но как оказалось она способна окончательно втоптать меня в землю. — С чего ты решила Кароль, что весь мир крутится вокруг тебя? — выплевываю это нахально ей в лицо. И саркастическая усмешка вылетает слишком неуважительно. Но блять она же снова оказалась права, она снова ткнула в самую суть и от этого только противнее. — Всё равно зря. Вы могли бы выиграть, забрать победу. Вместе. — выделяет это гребаное «вместе» от чего меня ещё больше тошнит. Разве она не понимает, что единственная, недосягаемая для меня победа, прямо сейчас стоит передо мной и доказывает в очередной раз какой я кретин. Кретин ещё больше, ведь до сих пор верю, что она мой единственный выигрыш. — Нечего ты не понимаешь. — с отвращением проговариваю прямо в её красивое лицо. — Я сделал это, чтобы ты не думала, что мне важен кто-то, кроме тебя! Я поступил как сволочь! Снова! Из-за тебя. — говорю словно в пустоту, вспоминая тот убогий день, когда осознал, что кроме неё, ужасной, хладнокровной, безразличной, не могу быть с кем-то ещё. Противно. И она не понимает о чём я говорю, хлопает глазами, переваривает сказанное и ждёт объяснений, но плевать я хотел на то, что она думает. Разворачиваюсь и ухожу, оставляя её один на один со своими мыслями. Сегодня был просрат ещё один день в неродной стране. Ничего необычного, я снова оказался уничтоженным, брошенным и осужденным. В ежедневник запишу новое достижение: почти не живу, существую. Потерял близкого — галочка. Карьера стремительно растет — галочка. Хер с ним, итоги подведу завтра. Сегодня провалюсь в небытие и представлю, что ничего этого не было. А потом снова — погибать.