Сезон дикой вишни

Был ли он виновен? Несомненно. Корил ли себя? Спорно. Он просто об этом не думал. Вместо этого предпочитал наслаждаться насыщенными воспоминаниями о Сакуре. Каждую весну считал ее года. К концу подходит март — скоро нераскрывшемуся бутону, которым она была восемь лет назад, стукнет шестнадцать. Ах, юность! Как бы хотел он застать ее в самом цвету. Хотел — не судьба. Миссии Акацуки однотипны: везде от них требуется грабеж, насилие и кровопролитие. Он, пацифист, изначально избегал ненужных жертв. Ошибся, считая, что сможет превзойти склонность к насилию — жестокость в природе людей. Гению клана пришлось признать, что он упивается страданием жертв; они как мошки, пойманные в паучью сеть, из последних сил вырываются, зная — сопротивление бесполезно. Паучьи лапы стремительны и проворны. Итачи не сравнивал себя с пауком — скорее с вороном. Черный, бесшумный и хитрый. А Кисаме, смеясь, отрицал схожесть напарника с вороном, ставя с ним наравне ласку. Ловкая, маленькая и скрытная. Оба тотемных животных были черными. Как его имя. Как плащ. Как душа. Полутруп, полупатриот, полу-… Учиха не знал, что ещё подобрать. Он не чувствовал себя полноценной личностью, которой был прежде. Тень былого величия, отблески себя прежнего, которые иногда — очень редко — проскальзывали в огне горящего шарингана. Итачи харкал кровью и думал о Саске, долге шиноби и Сакуре. Эта малышка не вязалась у него с образом самодостаточной, независимой куноичи. Дитя, которое нужно защищать. Он был бы рад ее уберечь… но так уж сложились обстоятельства, что лучшее, что он может для нее сделать — это держаться подальше. Во всяком случае он спасет ее от себя. Хотя бы так. Она его ненавидит? — пусть. Это лучше, чем страдать по тому, кто не достоин ее слез. Когда-нибудь и она это поймет. Обязательно. Интересно, она носит перчатки? Крушит ли все вокруг, как он предрекал? О, как же это страшно — терять контроль. Но он знает, что если увидит ее вновь — не отпустит. Возьмет для себя, изопьет, как настоявшееся вино, до дна. Какой же он… О нет, не важно какой он. Важно, каким он не был. Собой. Учихой Итачи, что нес клеймо предателя и убийцы с тихим смирением. Когда речь заходила о том розоволосом ребенке, он думал о себе иначе. Как о человеке, у которого могут быть чувства, эмоции и желания. Это страшно. Желать образ Харуно Сакуры, восьмилетнего ребенка, — это страшно.