Маленькая теплая птичка

Серые глаза, еще не видевшие сегодня солнечного света, разомкнулись ближе к полудню. Синяки под глазами поселились на его лице от вечного пересыпа - нетипично, но для него это подходит. Прелесть выходных теперь состояла в том, что можно проснуться позднее и жить в осознании чуть меньше. Сон всегда спасал Драко – удивительно, но, если очень постараться, можно действительно заставить себя не видеть кошмаров. Просто смотреть в черноту. Или в синеву. Или в белизну. На самом деле не важно – главное, чтобы не в глаза Темного Лорда, не на страдания матери или на кричащую на полу его дома Грейнджер, которые прописались в его голове. Грееейнджер. Вот чем закончился его вчерашний вечер и началось сегодняшнее утро. Драко, ухмыльнувшись, встал с кровати. Есть не хотелось (да и завтрак он пропустил), и парень решил подышать свежим воздухом. Боже, как будто «свежий воздух» выбьет из него запах вчерашней маггловской дряни, что они называют «табаком». У Черного озера, такого большого и холодного, что ему в пору было служить Драко сердцем или душой, он был не один. Серьезно? Половине Хогвартса в такую погоду охота прохлаждаться у огромной и неприветливой лужи? Малфой неспешно брел ближе к берегу – невыносимо хотелось дотронуться рукой до холодно воды. Под деревом, прямо на тонком слое снега и промерзлой листвы, сидели Долгопупс и Лавгуд. Вокруг них летали карликовые пушистики, а Невилл, похоже, рассказывал Полоумной что-то невероятно забавное и остроумное (хотя в это и верилось с трудом). Девчонка с белобрысыми волосами так сильно смеялась, что порой отпугивала летающую мелочь, и Драко стало почти физически больно от их открытого счастья. Он задумался: а что бы увидели они? В том зеркале, что со вчерашнего вечера не выходило из его мыслей, что бы стало истинным желанием для этих двух? Что бы увидела Пэнси? А Блейз? Ему, наверное, никогда не узнать – и он рад этому факту, ведь ему хватает своей боли. Было бы здорово не чувствовать. Остаться здесь навсегда, покрываясь мурашками от холода. Смотреть в серое небо, передразнивающее его глаза похожим отблеском. Но Малфой не мог позволить себе роскоши не испытывать боли. Поэтому после того, как он почти не вмерз глазами в черную гладь и не замучил легкие морозом, Драко отправился в башню Слизерина, где пробыл практически сутки в ожидании учебной недели. Если бы ему сказали пару лет назад, что он будет жить уроками, он бы расхохотался. Хорошо, что сейчас смеяться он не умеет.

***

- Ты здесь? – по его плечу прошелся удар Блейза. Драко поднял на мулата взгляд, вопросительно подняв бровь. – Тебя не слышно и не видно уже несколько дней. Что происходит? - Происходит? Не понимаю, о чем ты. – Точка в конце фразы была практически ощутима. Парень злился: мысленно он был там, в летнем дне и яблоневом саду, а руки Нарциссы гладили его по голове. Малфой боялся себе признаться, что его захватило то видение. Заставляло прокручивать в голове снова и снова момент своего чистого счастья, попутно захватывая образ нескольких родинок с Грейнджеровского плеча. Профессор Флитвик недовольно кашлянул, привлекая внимание юношей. Пятый урок в среду, казалось, проходил на пределе возможностей всех в этом замке. - Слушай, Малфой, несмотря на все дерьмо, ты мой друг, понимаешь? Мне не насрать. Мы с Панси волнуемся за тебя, и я хочу быть уверен, что ты не вскроешься в туалете у Миртл. - О нет, дорогой, такого удовольствия я ей и тебе не доставлю. – Драко почти рассмеялся. Ему будто стало капельку легче. Хотя и непонятно, от чего. – Ты знаешь, я в норме. Настолько, что даже не буду тебе язвить. И давай уже послушаем бедолагу, а то кажется, что сейчас у него начнется приступ астмы. - Чегоо? – Поперхнулся Забини. - Мерлин, Блейз, это маггловская болезнь такая.

***

Хрупкие плечи, которые случайно проскользнули к нему под веки, никак не могли отпустить его. С этим прошлонедельным воспоминанием к Малфою приставало желание – спасибо, что не коснуться их – снова побывать там. Бросить лишь один жалкий взгляд в отражение. Увидеть что-то, что подарит ему хоть толику свежего воздуха. Он знал, что это путь в никуда, ведь он видел пьяную сломанную девочку (а она кстати, как он считал, никогда не могла сломаться). Он знал, что если пойдет туда, то вернуться не сможет – по крайней мере точно не таким, как прежде. А ему важно сохранить то, что в нем осталось – чтобы банально продолжить функционировать. Но часы пробили половину двенадцатого, и он выскользнул из подземелий. Вот он – нужный этаж и полотно с танцующими гоблинами в балетных пачках. Нелепость, которая скрывает сокровище. На одно мгновение, уже возле появившейся заветной двери, Драко почувствовал запах - смутно знакомый, заставляющий сердце немного сжаться. Повеяло луговой травой и цветами, но не садовыми, ухоженными, а теми, что он всегда так любил – дикими, неброскими, тонкими, но сильными. Он махнул головой и шлейф пропал, оставляя на душе странный осадок. Дверь отворилась, и он сделал шаг. Лабиринт из пыльных стеллажей, казалось, немного изменился с его последнего визита. Малфой подумал, что комната, наверное, сама меняет свой облик, забирая забытый хлам из всех уголков замка. Он старался не думать о многочисленных часах, проведенных здесь. Старался не думать, как именно отсюда вышло все, что разрушило его жизнь, и жизнь множества студентов, учителей, людей, друзей. Он бы хотел быть сильным и найти в лабиринтах тот шкаф – но он не был, и поэтому шел кратчайшим путем к другому объекту страданий. Вот только не разрушить - а разрушиться самому. Было душно, и пыль щекотала нос. Он всматривался севшим зрением в повороты, надеясь разглядеть летний детский денек или хотя бы родную улыбку. Но ему показалось нечто другое – и тишину разрушил его собственный громкий выдох. Это было совсем не то, чего он ждал и за чем сюда шел. Это было просто пиздец, как не то, на что он надеялся. Малфой жадно втянул воздух, заглушая рвоту, подступившую горечью к горлу. Он не мог оторвать взгляд от ужаса, заключенного в рамке. Какое это зеркало? Желаний блять? Ему казалось, он слышит ее смех. Слышит одновременный с ним вопль. В тонкой золотой рамке, которую, наконец, увидел Драко, на полу его родного поместья распласталась Гермиона Грейнджер. Над ней висела его тетка, безумно выводящая кинжалом одно простоесложное слово. Грязнокровка. Шаг вперед, а не назад – что за глупость раненного мозга не бежать и не спасаться? В голове главный вопрос заглушает тысячу других – почему он видит это? Почему он не видит счастья, о котором вспоминает (тайно продолжая наказывать себя и стараясь заглушить стыд за эту эмоцию)? Но глаза уловили движение в углу и угол обзора сменился. Он сам, бледный и решительный, сделал выпад из угла и материнских объятий. Это он, Драко, поднимает палочку и направляет ее на Беллу. Он выводит перекрестное движение тонким запястьем, и тетка отлетает, отступает, растворяется. Секундное замешательство и ад исчезает в тумане. Через мгновение или лишь его долю, когда он снова смог моргнуть, Малфой понял. Нашел моментально возникщий ответ на моментально возникший вопрос – почему он увидел именно это и почему именно сейчас. И дело было не в Гермионе. Не в том, что было с НЕЙ, а в том, что было с НИМ. Он понял, что в реальности, не помешав сумасшедшей родственнице, окончательно сделал выбор. Неверный выбор, который (и снова ирония), привел его сюда в поисках хотя бы какого-то света – пусть даже самого иллюзорного. Малфой сделал шаг ближе к зеркалу. Но почему в прошлую пятницу все было иначе? Драко не знал. Как и не знал, каким образом будет вымаливать у Грейнджер еще один шанс на возможность взглянуть в зазеркалье. Поэтому пока он просто станет частью пыльного пола: положит усталые кости на бесковровый камень замка, закроет глаза, и будет думать, что видел правду.