Первая гроза: Оттепель

Почувствовав себя лучше, Беляев занялся приготовлением ужина. До Нового года оставалось несколько дней, и, чтобы хоть как-то себя занять, Сергей заранее составил подробное меню, делая записи в записной книжке. А ещё он сходил в магазин, и купил Демидову подарок: прекрасную серебряную фляжку с военной гравировкой. Такой же холодной, как и сам Дмитрий. Генерал любил принимать хороший алкоголь из добротной фляги, поэтому, Серёжа был уверен, что его подарок придётся супругу по вкусу. А ещё он приобрёл чёрную рубашку из тонкого струящегося вельвета. Беляев уже представлял, каким стильным будет муж, когда облачится в неё. Тихо напевая под нос легкомысленную песню, что ныне звучала из каждого радиоприёмника, Сергей беспечно нарезал говядину. Сегодня в планах у него был гуляш и картофельное пюре, а на десерт — шарлотка на песочном тесте. Беляев сам не заметил, как нож соскользнул с влажного ломтя мяса, и порезал ему указательный палец. Ойкнув, молодой человек выронил своё кухонное орудие и приник к порезу губами. Было больно. Как-то неестественно сильно. Кровь лилась так стремительно и истерично, что Сергей попросту растерялся. Алые капли капали на разделочную доску и пол. Во рту стал слишком осязаем железный привкус. Ощутив лёгкую тошноту, Беляев второпях открыл дверцу гарнитура и достал оттуда аптечку. Пачкая кровью буквально всё вокруг, Серёжа достал кусок пластыря и заклеил им рану, но тот мгновенно сделался кровавым, и намок. — Что же это?.. — прошептал мужчина, ощущая головокружение. Тошнота появилась стремительно, буквально из ниоткуда, и застряла в самом горле. Беляеву казалось, что он сейчас попросту потеряет всю кровь. Из-за этого ничтожно маленького ножевого ранения. Пошатываясь, он добрёл до плиты и выключил конфорку. Перед глазами снова появился уже ставший знакомым туман. Сдерживая рвотные порывы, Сергей добрался до гостиной и рухнул на диван. Постанывая от накатившей слабости, находясь на нём полусидя, он упёрся лбом в бархатистую диванную подушку. Сознание уплывало от него, словно бумажный кораблик, выпущенный на воду ветреным днём. Из последних сил подняв руку, Серёжа ещё раз посмотрел на неё. Она была красной от крови, что стекала к локтю. «Нет… Не может быть…», — подумал Беляев, отключаясь. Сентябрь, 1957 год. Тихий осенний вечер желтоглазо заглядывал в окна. Дмитрий и Сергей сидели в гостиной, на небольшом кофейном столике с витиеватыми ножками стояли синие глиняные чашки с чаем, в вазочке чинно лежало печенье. Не так давно они вернулись из леса. Серёжа страстно обожал прогулки по осеннему лесу, это успокаивало его, напоминало о детстве, внушало некую уверенность в завтрашнем дне. И пусть Дмитрий большую часть таких прогулок молчал, это не могло ничего испортить. Тишина сентябрьского леса прекрасна, мелодична и первозданна. Она учит прислушиваться к самому себе, заглядывать в глубину собственных мыслей и чувств. Она учит мудрости. Беляев пришёл к этому пониманию не так давно. И теперь был уверен, что иначе и быть не может. А ещё Серёжа любил собирать грибы. Бывало, срежет аккуратно рыжик или подосиновик, да поднесёт ароматной ножкой к носу Демидова. Тот понюхает срез и скупо улыбнётся: «Да, вкусно». Дома же после таких вылазок Сергей делал грибной суп или пирог. А Дмитрий был готов съесть даже гвозди, если их приготовит благоверный. В общем, осенний период стал особенным в жизни Беляева. С каждым годом он ощущал в себе всё больше осени, но не в смысле уныния и увядания, а в смысле мудрости и тишины. Слова значили для него всё меньше, и извечная молчаливость Демидова уже не казалась чем-то чужеродным и странным. Он стал понимать, что есть молчание. Он стал учиться его слушать. Верить ему. Вечернюю идиллию нарушил звонок в дверь. Демидов поставил чашку на стол и бросил: «Я открою». И пошёл открывать. Сергей прислушался, пытаясь понять, кого могло принести без приглашения. Голоса были грубыми и незнакомыми. Беляев порывисто поднялся и вышел из гостиной. У двери стояли двое молодчиков в форме ведомства, в котором служил Демидов, вот только звания были значительно ниже. — У нас приказ доставить вас на допрос к майору Лимонову, — сказал тот, что носил рыжие усы. Он протянул Дмитрию какую-то бумагу. Тот бесстрастно изучил её и потянулся к шинели, висящей на крючке. — Куда это тебя? — напряжённо спросил Беляев. — Не волнуйся. Я скоро вернусь, — посмотрев на мужа, спокойно ответил Демидов. Но Сергей знал, что это всё не шутки. После смерти Сталина произошли определённые перемены, и их эхо всё ещё не стихло. Так, вчерашние верные подданные советской системы вмиг становились её врагами. Беляев знал, что некоторых сталинистов, коллег Дмитрия, арестовали, а кого-то даже расстреляли. Душу его охватила паника. — Я еду с тобой, — решительно сказал он и схватил своё серое драповое пальто. — Нет, ты останешься дома, — помолчав, нахмурился Демидов. Он будто не ожидал, что тихому Серёже эта ситуация придаст сил и решительности. — Вы арестовываете моего мужа? Ну, тогда арестовывайте и меня, — не слушая Дмитрия, порывисто произнёс Сергей, засовывая руки в рукава, вставляя ноги в ботинки. — Серёжа… — с нажимом сказал энкавэдэшник. — Извините, но приказ был только для задержания Дмитрия Николаевича, — ответил усатый. — Всё равно. Мой муж никуда без меня не поедет, — раскрасневшийся Беляев был готов биться до последнего. Подлетев к супругу, он начал застёгивать на нём шинель. — Там ветер, — прошептал взволнованно, — ты простудишься. Чем там кормят ещё неизвестно… Небось, сухарями и водой… — Простите, нам пора, — подал голос второй служивый. Беляев судорожно вцепился в ткань на груди мужа. — Мы идём! — кивнул, всматриваясь в карие глаза. Демидов чуть улыбнулся и коснулся губами губ Серёжи. — Я скоро вернусь. Даю слово. А ты пока приготовь грибной суп, хорошо? — тихо, но твёрдо сказал он. Усатый сжал плечи Беляева и буквально оторвал его от Дмитрия. Все трое вышли резко, стремительно, хлопнув дверью. Стало тихо и сиротливо. В воздухе повисло что-то важное, быть может, несказанные слова? «Если он не вернётся, я пойду к ним, и заставлю их арестовать и меня», — с твёрдой уверенностью подумал Беляев. Точнее, не подумал — он знал, что поступит так. И никак иначе. — Суп? Хорошо… Конечно. Ведь ты вернёшься голодным, да и там холодно… Тебе нужно будет поесть суп… — шептал Сергей, словно молитву, глядя на закрытую входную дверь.

***

Тёплая ладонь легла на его руку. Сергей вырвался из пучины тревожных снов. Открыв глаза, он в полной мере ощутил слабость в каждой клеточке своего тела. Родное лицо Демидова было так близко, что сердце будто бы сделало сальто. — Наконец-то, — хрипловато прошептал генерал, в тёмных глазах которого застыло волнение. — Что со мной было? Где я? — с трудом спросил Сергей, обводя мутным взглядом помещение, и понимая, что это больничная палата: белые стены, прямоугольник окна, запах медикаментов. — Ты в больнице. У тебя было очень сильное кровотечение, которое не получалось остановить. И ты был без сознания. Я нашёл тебя на нашем диване в гостиной, — глухо отозвался Демидов. — Я готовил гуляш, и порезал ножом палец. Почему же кровь лилась так сильно? — Это… болезнь, — с трудом ответил генерал и поджал губы. — Болезнь? Какая? — Серёжа сел чуть повыше, не выпуская ладонь мужа из своей. — Подозрение на гемофилию. — Что это за болезнь такая? — Сильное кровотечение при малейших ранениях и ушибах. Синяки, которые очень долго не проходят. Это довольно редкое заболевание крови. Замолчав, Дмитрий нахмурился ещё сильнее. — У меня? Гемо… филия? Это звучит так странно, — Серёжа был сбит с толку. Ему казалось, он всегда был достаточно здоровым, а тут такое. — Угрюмов расскажет подробнее. Я принёс твой любимый гематоген и фрукты. — Гематоген, — Сергей слабо улыбнулся. — Как же я его люблю. С радостью съем. Демидов потянулся к бумажному свёртку и достал из него пять батончиков в голубых обёртках. Взяв один, Беляев не без наслаждения принялся шуршать гладкой бумажкой, доставая своё любимое лакомство. Дмитрий сосредоточенно смотрел на мужа. — Улыбнись. Не хмурься так, — шепнул Сергей и, протянув свободную от гематогена руку, погладил мужчину по волосам. — Я… — с трудом выдавил генерал. — Что? — улыбнулся Беляев. — Я волнуюсь за тебя. Эти слова упали тяжёлыми камнями. Они явно дались Дмитрию с большим, даже огромным трудом. И это вдвойне тронуло Сергея. — Всё будет хорошо. Ну что со мной может быть? — как можно бодрее сказал он, что при его очень бледном виде и синяке на шее, выступившем так стремительно, звучало особенно странно. Дмитрий ничего не ответил. Его мрачности не стало меньше. Он смотрел, как супруг ест второй гематоген, когда в палату вошёл Угрюмов. — Пришли в себя? Это замечательно, — улыбнулся он. Сунув руки в карманы медицинского халата, доктор подошёл к кровати. — Как самочувствие? — Неплохо, — фальшиво-бодро ответил Беляев, которому не хотелось заставлять Дмитрия переживать о себе ещё пуще. — Что-нибудь болит? — Слабость. А так, кажется, ничего не болит, — Сергей откусил от гематогена ещё немного, откровенно наслаждаясь вкусом. — Я бы хотел обсудить с вами диагноз и лечение. Дмитрий, ты не возражаешь? — Угрюмов вопросительно посмотрел на мрачное изваяние по фамилии Демидов. — Обсуждайте, — хрипло и сурово ответил тот, не шелохнувшись. — У вас, Сергей Алексеевич, гемофилия. Сперва я думал, что имею дело с болезнью Виллебранда, но оказалось, нет. Гемофилия — заболевание крови, связанное с нарушением коагуляции. При этом заболевании возникают кровоизлияния в суставы, мышцы и внутренние органы, как спонтанные, так и в результате травмы или хирургического вмешательства. Ваш случай весьма редкий, ведь чаще данное заболевание диагностируется в раннем возрасте. Лечение будет проводиться с помощью инъекций недостающего фактора свёртываемости крови. Врач замолчал, мельком глянув на Дмитрия, словно боясь его реакции. Тот лишь чуть прищурился, злобно поджав губы и продолжая пепелить взглядом мужа. Он не стал озвучивать то, что при гемофилии резко возрастает опасность гибели пациента от кровоизлияния в мозг и другие жизненно важные органы, даже при незначительной травме. — Что ж, я… Я готов пройти лечение. Только скажите, насколько это серьёзно? Я не умру? — на последних словах Беляев улыбнулся. Вымученно, потому что ему просто хотелось развеять тучи, которые сгустились над палатой благодаря чувствам Дмитрия. — Не умрёте, мы приложим все усилия… — торопливо ответил Угрюмов. — Но от этого заболевания иногда умирают? Я угадал? — Да, — с трудом, почти сквозь зубы ответил врач. — Такое случается. Но при должном лечении всё будет в порядке. Правая рука Демидова слегка дёрнулась. — Спасибо. Я просто хотел знать, что со мной. Я смогу отпраздновать Новый год дома? — Беляев смял обёртку от гематогена в ладони, ощущая дикую слабость в конечности и замечая, что она перебинтована аж до локтя. — Это будет зависеть от вашего самочувствия, — чуть улыбнулся доктор. — Славно. — Скажите, а в вашей семье были страдающие гемофилией? Это заболевание считается генетическим, — врач сосредоточенно нахмурился. — Хм… нет, не припоминаю. Или просто не знаю, — потерев губы указательным пальцем, рассудительно отозвался Сергей. — Понятно. Что ж, если у вас пока нет вопросов, я пойду, не буду мешать. — Спасибо. Беляев снова устало улыбнулся. Когда дверь за Угрюмовым закрылась, он нашёл руку Демидова и слабо сжал её. — Не волнуйся. Мы встретим Новый год дома. Обещаю. — Я уже договорился о лучшем лечении и наблюдении. Это самая профессиональная больница города, да и Союза. Тут лечатся только служители КГБ и их семьи, — отчеканил Дмитрий так, словно зачитывал текст документа. — Спасибо, — улыбчиво ответил Серёжа. Из окна лился золотистый свет холодного зимнего солнца. Небо было голубым, акварельным, хрустальным. И пусть в теле Беляева сидела одна слабость, он вдруг ощутил себя самым счастливым человеком на свете. Даже тут, в палате, будучи прикованным к койке. И виноват в этом был он один, Демидов. Его личная темноглазая суровость в кителе. — Ты скоро будешь дома. Обещаю, — Дмитрий протянул руку и коснулся кончиками пальцев щеки Сергея. Его лицо вдруг смягчилось, что бывало очень и очень редко. Никогда ещё Серёжа не видел мужа таким взволнованным. — Закончится зима, наступит весна. Всё заканчивается, даже самая длинная ночь. Только ты, пожалуйста, не заканчивайся никогда, — прошептал Беляев и, прикрыв глаза, прижал ладонь супруга к своей щеке. Тот сглотнул, и железное сердце генерала встрепенулось будто бы где-то в горле.